Текст книги "Геологи идут на Север"

Автор книги: Иннокентий Галченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– А если этот ключ окажется пустой, как бубен? – иронически спрашивает Мика.

– Ничего, не подведет! – смеюсь я.

Двигаемся вверх по только что названному ключу Аня.

– Пока ничего особенного, – говорю я, рассматривая взятые Александром пробы.

– Как это, ничего особенного? – возражает Мика. – А кварцевая галька на косах – это вам что? – И через некоторое время он победоносно восклицает: – Ну, так и есть, кварцевая жилка, – Мика с гордостью показывает на сетку кварцевых прожилков.

– Входим, видимо, в окварцованную зону, – заключаю я. – Ну, Данила, останавливайся здесь на ночлег!

Данила развьючивает лошадей. А мы продолжаем работать, двигаясь дальше по ручью.

С каждым километром пробы улучшаются, мы берем их со «щеток» и в бортах террас, в «спаях».

– Смотрите, – сдавленным голосом говорит Александр, протягивая лоток.

– Сколько его! Да оно в красной рубашке! – восхищается Мика, рассматривая взятую пробу.

Александр с энтузиазмом смывает еще несколько лотков. Мы помогаем ему промывать пробы. Мика берет несколько образцов обнаруженных им кварцевых жил. Наши выводы блестяще подтверждаются. Полный успех! Увлекшись работой, не замечаем, что пролетела короткая, светлая июньская ночь.

– Солнце уже высоко! Пора возвращаться к Даниле, – говорю я, когда мы закончили опробование обеих вершин раздвоившегося ключа.

– Да, вот это ключик! Не подвела Аня, – восхищается Мика.

– А я думал уже – не случилось ли чего-нибудь с вами, – радостно встречает нас Данила.

– Давай, Данила, скорее подзакусим, – и Мика первым присаживается к своеобразному полевому столу, сделанному из двух ящиков. На этот раз наш аппетит настолько велик, что мы не уступаем даже Мике.

Наш отдых не долог. Много спать некогда. Вскоре мы снова на ногах. Наносим на карту вновь открытый ключ. Прикидываем размеры обнаруженной окварцованной зоны.

– Ну, мне это явно начинает нравиться, – продолжает восхищаться Мика. – Выходит, что в параллельно текущем ключе, примерно в восьми – десяти километрах выше его устья, мы опять должны обнаружить кварцевые жилки. И они обязательно что-нибудь нам подарят.

– На неизвестный соседний ключ нам на лошадях не попасть, – показываю я на другой перевал. – Придется идти в обход. Выйдем на устье Ани, а там – вверх по реке, к неизвестному ключу. Не помешали бы прижимы…

– Пройдем, – уверенно заявляет Мика.

Вот и устье Ани. Идем вверх по реке и скоро убеждаемся, что около прижима нам не пройти.

– Да, речка, черт бы ее подрал, – разочарованно вздыхает Мика. – Здесь лошади при переправе явно всплывут. А смотрите – на той стороне какая мощная наледь! Всю долину лед закрывает. Здесь на наледь не выберешься. Лед до полутора метров толщины. Вот задача!

Я уже почти решаю вернуться назад, но Мика твердо заявляет:

– Нет. Я сейчас сам проверю, пройдут ли лошади. Если я с шестом перейду и меня не собьет с ног, значит, лошади пройдут. Ищи, Сашка, шест покрепче!

И он, раздевшись, в одних трусиках и сапогах залезает в воду. Опираясь шестом о дно, начинает переправу на противоположный берег. Стремительное течение сбивает Мику с ног, но он упирается и идет дальше. Вот он уже у противоположного берега, но там явно глубже, и Мика, сорванный течением, всплывает. Несколько взмахов рук, и он с шестом выскакивает, на берег, быстро осматривает наледь, а потом машет рукой, отрицательно покачивая головой, и долго выбирает подходящее место для обратной переправы.

Спустя несколько минут Мика пляшет у костра, разведенного нами, и никак не может выговорить ни слова. Зубы его выбивают мелкую дробь. Наконец ему удается произнести кое-что членораздельное:

– Нельзя там пройти! Придется через перевал…

Собираем всех лошадей, закрепляем покрепче вьюки у седел и начинаем, подъем. Первым идет Данила, ловко цепляясь левой рукой за лапы стланика и каменные глыбы. Подъем становится все труднее и труднее. Якутские лошади, срываясь и падая на колени, еле карабкаются в гору. Вьюки то и дело сползают под брюхо. Поправляем их на ходу и, задыхаясь от напряжения, упорно стремимся вверх, передвигаясь друг за другом зигзагами.

До вершины водораздела остается полсотни метров, но вьючным лошадям их не преодолеть. Данила и Александр развьючивают лошадей. Перекинув вьюк на спину, согнувшись в три погибели, Данила начинает подъем на сопку, скаты которой местами почти отвесны.

– Осторожнее, Данила, – предостерегаем мы, затаив дыхание.

Он не оборачивается и молча лезет вверх. Мы следуем его примеру. Развьюченные лошади послушно карабкаются за нами. И вот вершина водораздела. Нам открывается грандиозная картина – вершины хребта Черского. Внизу, под нами – долина, заросшая лесом, по ней вьется довольно большая река, которая отсюда кажется речушкой. На нашей карте ее не существует.

– А спускаться-то хуже, однако, – сообщает Данила и смотрит вниз, отыскивая место для спуска.

Снова навьючивать лошадей бессмысленно. Хорошо, если они благополучно спустятся порожняком. Но и нам с вьюками спускаться почти невозможно. Перевязываем покрепче весь наш груз и бросаем его вниз по склону. Вьюки, тяжело подпрыгивая, исчезают за каменными выступами.

– Ну, а теперь мы! – говорит Мика.

Начинается опасный спуск. Лошади приседают на задние ноги. Мох скользит под ногами, обнажая вечную мерзлоту.

Каждая минута кажется вечностью. И вот, наконец, у каждого из нас вырывается вздох облегчения. Мы – в неизвестной долине, на берегу горной реки. Лошади стоят с трясущимися ногами; у одной до крови расцарапана морда. Чудесные якутские лошади преодолели эту крутизну. Сколько раз они выручали нас в наших трудных походах по таежным маршрутам!

Какие тайны хранит эта долина? Обманет она или же вознаградит нас? Это волнует нас всех.

– Нужно сейчас же взять пробу, – предлагает Мика. – Смотрите, сколько кварцевых валунов на выносе вон у того ключика.

– Постой, торопыга, успеем! Сегодня отдохнем, а завтра начнем работать, – охлаждаю я Мику.

Сладок заслуженный отдых у вечернего костра под лиственницами, на белом узорчатом ягеле. Уже отцвела голубика и начинают созревать ее сочные, сизые ягоды.

Я лежу у костра, положив под голову вьюк. Против меня сидит Данила и смотрит на огонь. Александр и Мика ушли на охоту.

– Данила!

Данила вздрагивает и поднимает глаза.

– Ведь ты – комсомолец?

– Комсомолец.

– Давно?

– С прошлого лета.

– А почему же ты в школе не учишься?

– Собирался, да вот рука помешала.

– Что у тебя с рукой приключилось?

– На охоте случайно прострелил…

Данила снова задумчиво смотрит на костер. По его лицу пробегают красноватые отблески огня.

– На Нере нынче факторию строят, – сообщает он по какой-то только ему одному понятной ассоциации. – Хорошая будет фактория. Эвенам и якутам не надо будет ездить в Кыгыл-Балыхтах за тридцать кёс. Советская власть позаботилась. Заведующим факторией будет якут. Мне говорили – поезжай на курсы в Якутск…

– Почему же ты не поехал?

– Передумал, однако.

– Что так?

– Сказать – смеяться будешь!

– Чепуху городишь! Говори…

– Хочу геологом стать. Желтый камень искать, черный камень искать, хорошая работа. Я потому к вам в каюры и пошёл…

– А почему же ты раньше мне не сказал?

– Стыдился. Думал, смеяться будешь…

– Дело хорошее, только учиться много надо, – говорю я.

Данила тихо и благодарно улыбается. Мне становится тепло от его улыбки. Вчерашний кочевник, завтра он станет геологом, открывателем земных сокровищ.

Недалеко от нас, в лесу, раздается выстрел, за ним – второй. Данила хватается за ружье и вскакивает.

Из зарослей тальника вырывается лось; закинув рога он мчится прямо на нас и вдруг взвивается на дыбы – мощные копыта секут воздух. Одним могучим рывком лось бросает свое тело в сторону и с разгона влетает в речку, поднимая столбы ледяной воды.

Данила спускает курок. В ту же минуту раненый зверь валится набок.

– Таек-бар – сохатый есть, таек-бар, бар, бар! – Данила бежит к лосю, подняв над головой ружье. Из кустов чернотала выходит Мика. В руках у него винчестер, он, захлебываясь говорит:

– Не ушел, не ушел все-таки! Пуля посылалась меткой рукой.

– А где Александр? – спрашиваю у Мики.

– Сашка? Не знаю.

– Куда же он запропастился?

Мы идем вверх по ключу, то пробираясь у высоких, скалистых прижимов, то прорываясь через бурелом. Бурелом сменяется сухостойным лесом. Наконец мы выходим на речную золотистую песчаную косу. На песке – влажный человеческий след.

– Сашка, – кричит Мика и прислушивается к своему голосу.

Ему отвечает только эхо.

Мы идем по следу. След поворачивает с песчаной косы к прижимам, туда, где река кипит и неистовствует. Крутые прижимы обхлестывает вода. Огромная наледь спускается с прижима в реку. Странно видеть в июльский вечер ясно-зеленую ледяную стену. Дальше идти по правому берегу нельзя. Здесь оборвался и след Александра. Куда же он девался? Может быть, повернул вправо или вернулся назад, разминувшись с нами? На наш крик по-прежнему никакого ответа. Вдруг мое внимание привлекает скала.

– Мика, видишь? – показываю ему на скалу.

– Интересно, интересно!

– Сделай-ка затес на дереве. Завтра здесь проверим!

– Завтра? А почему не сейчас? Валунов кварцевых здесь уйма!

Мику подмывает сегодня же опробовать новое место. Саша наверняка исчез с этой целью. По совести сказать, меня самого уже давно тянет промыть одну – две пробы. Я решительно встаю.

– Хорошо. Бери лоток!

Мика моментально хватает лоток и почти бегом направляется к устью ключа.

Мы садимся на корточки у подножья скалы и разламываем плитку за плиткой.

– Триасовые отложения, а признаков металла нет. – Мика многозначительно поднимает указательный палец. – Попробую с той стороны…

Он исчезает за скалой. Я продолжаю отковыривать плитки.

– Иваныч, иди сюда! – слышу шепот Мики. Он подает таинственные знаки рукой – дескать, тихо ступай, не шуми. Подчиняясь этим сигналам, я на цыпочках захожу за скалу. В десяти метрах от нас – кварцевая осыпь, закрытая со стороны реки скалой. У подножья осыпи торчат ноги Александра. Туловища не видно, оно поместилось в яме. Он так увлечен работой, что ничего не слышит и не замечает.

– Тсс! – на цыпочках приподнялся Мика. – Я его сейчас, как глухаря, накрою.

– Нельзя, испугаешь! Видишь, как его захватило, – шепчу я ему в ответ.

Александр пятится задом и выползает из ямы. Мы прячемся за скалу.

Он идет мимо нас с полным лотком к воде. Затаив дыхание, неслышно ступая босыми ногами, мы подходим к Александру и становимся за спиной. Первоклассный мастер лотка, он работает так, что все его движения точны, ловки и бесшумны. Лоток то с изумительной быстротой вращается на воде, то вылетает вперед, и при каждом взмахе вода смывает пустую породу. Вот смыта порода и галька, в лотке одни эфеля.

Александр пробуторивает эту кашу рукой и начинает отбивку. Словно черный дымок слетает с лотка, а под ним…

– О-о-ох! – глубоко и протяжно вздыхает Мика. – Сашка ты мой косолапый, вот это дела.

Александр вздрагивает и смотрит на нас, не узнавая. Потом протягивает мне лоток.

– Иннокентий Иванович, вот это проба…

– На ключе имени Александра, – говорю я ему в тон.

Огромный таежный мир сузился для нас в пределах этого маленького ключа. Надежды и радость открытия сосредоточились здесь. Отличное месторождение!

– Ребята, а ужин? Я так хочу есть, что самому страшно! – спохватывается Мика.

Я протягиваю Мике часы:

– Половина четвертого! И не увидели, как ночь прошла.

Мы снова сидим у костра. После завтрака фантазируем, развалясь на траве и покуривая трубки.

Мы определенно нашли несколько промышленных объектов. Что-то здесь будет через несколько лет?

– Что будет? А вот что будет! – отвечает Мика. – Придут за нами строители, инженеры. Дорожники проведут трассу. Загремят экскаваторы, бульдозеры вздыбят землю и разворотят скалы. Возникнут поселки и расцветет тайга, заживет настоящей жизнью..

– А что будут делать геологи? – справляется Данила.

– А мы пойдем дальше, на Север…

Пора закруглять маршрут и возвращаться к нашим лабазам. Нам нельзя забывать основное задание – исследовать Улахан-Чистай.

Перед нами возникает знакомый водораздел, пересечем его – и кольцо кругового маршрута замкнется.

– Как – то там наши лабазы? – беспокоится Александр.

Мы идем, стараясь наверстать время. Сопки чуть-чуть потускнели, словно их заставили гигантскими дымчатыми стеклами. В воздухе чувствуется какой-то-не свойственный ему запах. Данила останавливается и тянет воздух, широко и часто вдыхая.

– Тайга горит, – объявляет он уверенно.

– Где, где?

– За водоразделом. Крепко горит тайга…

Нас охватывает чувство тревоги. А что, если пожар коснется стоянки? Пропали наши лабазы! Мы начинаем торопливый подъем на водораздел. Сопки тускнеют все больше и больше, и вот уже зловещие рыжеватые облачка сползают по ним в долины. Все покрывается плотной сизоватой дымкой. Теперь солнце становится похожим на медное пятно. Неприятно и уже сильно пахнет гарью. С вершины водораздела нам открывается страшное зрелище.

Горят три противоположные сопки. На крайней сопке слева огонь, захватив половину склона, поднимается вверх неровным полукольцом. Узкие ленты пламени опоясали вершину сопки, возвышающейся справа. Ее центр, словно оправленный в гигантскую багровую раму, еще не охвачен огнем. Средняя сопка пылает вся – от подножья до самой вершины; освещая вечернюю мглу, пламя бежит по сопкам, захватывая новые, еще не тронутые места. Зеленые кусты стланика вспыхивают сразу, словно взрываются. Одинокие лиственницы горят, как тонкие высокие свечи. Треск ветвей, шипенье огня, шум горного потока – все сливается в единый гул. Бушующая стихия все уничтожает на своем пути. Нас утешает одно – лабазы далеко от пожара и пожар уходит от них в противоположную сторону.

Мы спускаемся в долину и долго продвигаемся по опустошенной местности. Ноги погружаются в мох, из-под которого вырываются мелкие искры. Проникая под мох, огонь попадает на торф, а торф может гореть под землей неделями. Черный горячий пепел и знойный воздух пожарища долго преследуют нас. Какой-то неосторожный охотник бросил окурок или не погасил ночного костра – и вот стихийное бедствие, уничтожившее тайгу на десятки километров вокруг.

Мы спешим в сторону наших лабазов. Пожарище остается позади. Снова идем по руслу потока, в зеленых тоннелях кустарника, по золотистым песчаным косам. В одном месте над потоком – небольшой прижим. С гранитных глыб склоняются кусты голубики. Данила останавливается и замечает:

– Медведи ходили. Ягоду обсосали. Смотри…

Кустарник обглодан и помят. Данила переваливает прижимчик и смотрит на землю.

– Вот они – следы…

На земле едва заметные отпечатки медвежьих лап.

– Ух, и боюсь за лабазы! – говорит Александр.

Мика снимает с плеча винчестер. Мы идем по медвежьим следам. Вот они появляются то на ягеле, то на песчаных косах.

– Куцаганы, – бормочет Данила.

Наконец за поворотом реки показывается наш первый лабаз – маленький барачек, сделанный из сруба, который остался от снятой палатки. От лабаза к реке тянется белая мучная дорожка. Разорванный куль с мукой лежит наполовину в воде. Стены лабаза, пни, кустарники покрыты мучной пылью. – Кругом разбитые пачки спичек, разбросанная соленая кета, шоколад, папиросы. Валяется странно распластанный полушубок с оборванным рукавом, а в стороне от него – длинный резиновый сапог. И всюду – свежие следы медведей. Они резко выделяются на мучной дорожке.

– Вот пакостники! Вот натворили! – ругается Александр, собирая остатки своего полушубка.

– Набедокурили основательно, – соглашается Мика и быстро идет к двери лабаза. На всякий случай он поднимает винчестер и взводит курок. Но в лабазе – спокойно и тихо. Только жужжат встревоженные мухи и поют комары. В лабазе – полный погром. Стол свернут, нары тоже, оба окна, затянутые вместо стекол бязью и забитые досками, продраны. В бочонке со сливочным маслом – след когтистой лапы. Всюду рассыпаны мясные консервы, сахар, плитки шоколада. Александр долго и зло ругается, определяя размеры ущерба. Данила и Мика молча раскуривают трубки. К счастью, до второго лабаза медведи не добрались.

– Ночевать надо в лабазе. Медведи снова придут, – говорит Данила.

– Ну и устроим им встречу! – грозится Александр.

Наскоро ужинаем и мертвецки засыпаем.

…Пробуждение наступает неожиданно, и спросонья я долго не могу понять, что происходит. На светлом фоне окна вырисовывается медвежья голова. Медведь нащупывает передними лапами точку опоры для того, чтобы перебросить свое тяжелое тело через окно. Лапа уперлась на нары около самой головы Александра. Он крепко спит. Возле Александра мирно лежит бердана. Я осторожно, стараясь не нарушить тишины, протягиваю руку и сильно толкаю Александра в бок. В тот же момент замечаю второго медведя, деловито лезущего в дверь.

Александр открывает глаза и моментально скатывается на пол. Медведь, не шевелясь, с недоумением оглядывается по сторонам. Александр, сидя на полу, наводит бердану под левую лопатку зверя. Незваный гость, заметив хозяев, старается сползти обратно, но раздается выстрел, и зверь, судорожно дергая лапами, обдирая когтями бревна, повисает на окне. Второй медведь пускается наутек. В ту же минуту Мика соскакивает с нар, на ходу рванув свой заряженный винчестер, и исчезает за дверью. Гремит выстрел.

– Есть! Второго убил! – торжествующе кричит Мика.

Данила, пропустивший самый напряженный момент, хватается за топор и бежит разделывать туши.

– Славная медвежатина! Заменит мясные консервы. Вот мы и расквитались с «хозяевами тайги», – говорит он.

– Пакостничать не будут! – мрачно замечает Александр.

Через три дня, сложив в лабаз, устроенный на дереве, остатки продуктов и копченые медвежьи окорока, мы отправляемся в дальнейший путь. Нам предстоит новый кольцевой маршрут на плоскогорье Улахан-Чистай.

Кольцевые маршруты

– Нет, брат, постой! Ты мне винегрет не делай. Шоколад и соленую кету в один вьюк не клади, – слышу я добродушное ворчанье Александра.

Александр и Данила возятся с упаковкой вьюков и часто спорят, что и в какой вьюк уложить, чтобы удобнее было в походе. Работы у них много: надо в короткий срок привести в порядок все снаряжение для нового маршрута на Улахан-Чистай. Промывальщик и каюр, ставшие закадычными друзьями, работают весело и упорно. Но это им не мешает ссориться по каждому поводу. Споры их обычно решаю я, и они кончаются примирением.

У меня и у Мики также хоть отбавляй работы. Мика возится с образцами взятых пород. Он нумерует их, надписывает, где и когда они взяты, укладывает во вьючные ящики, которые остаются пока в лабазе. К коллекции Мика никого не допускает, все делает сам и не принимает ничьих советов:

– Знаем! Сами с усами…

Но сам он то и дело подает мне и Александру советы тоном, не терпящим возражений. Я привожу в порядок нашу полевую карту, стираю на ней часть «белого пятна». И вот именно тогда, когда я весь ухожу в работу, возле меня появляется Мика в своих традиционных синих галифе и клетчатой ковбойке. Некоторое время он молча стоит и смотрит, как я заношу на карту очередное название ключа. Мы знаем только истоки и среднее течение того ключа. В устье его мы не бывали. Поэтому на карте ключ еще никуда не впадает.

Я поднимаю карту и раздумываю: можно предположить, что ключ – приток Неры, но нам нужны не предположения, а факты.

– Ключ впадает в Неру, – авторитетно утверждает Мика.

– Ты в этом уверен?

– Безусловно.

– Почему?

– Ему некуда больше впадать. Здесь течет Нера.

– А если по дороге он встречает неизвестную речку и впадает в нее?

– Нет, он все-таки самостоятельный приток Неры.

– Это твое предположение?

– Да!

– Предположение – не доказательство. Подождем, когда представишь факты.

Мика неожиданно соглашается и садится рядом на корточки. Он обхватывает колени руками, качается из стороны в сторону и бормочет нараспев:

– В дебрях Севера скитаясь, сохраняю до конца мелкой трусости на зависть веру в смелые сердца.

И опять снова то же самое. Я долго креплюсь, но потом все же говорю:

– Перестань! Мешаешь…

Поет Мика удивительно фальшиво и часто сам над этим подшучивает. Но не петь он не может. Избыток молодости, силы и веселья кипит в нем, как горный родник. Поэтому он и не думает оставлять меня наедине со своей работой. Он ложится рядом на траву и мечтательно вздыхает:

– Хорошо бы сейчас у теплого моря на пляже поваляться. «Зарыться бы в песок, а над тобой – синее небо, кругом пальмы… Романтично!

– Придет время и этой романтике, – отвечаю я, не отрываясь от карты. Но Мика совсем неожиданно заключает:

– Лежал бы я на золотом песке в Гаграх и думал: хорошо бы сейчас на Север, изучать неведомые земли, пить ключевую воду, искать благородный металл… Что здесь будет через десять лет?

– Через десять лет – не знаю, а вот в будущем году – представляю.

– Да-а-а, – задумчиво и протяжно продолжает Мика. – Здесь будут прииски, рудники, заводы…

– И города, – добавляю я.

– Оленеводческие совхозы…

– И кочевники станут разводить овощи.

– Полетят самолеты…

– Проведут шоссе, пойдут автомобили.

– Появится радио…

– Вырастут, новые люди.

– И неприступный Север будет покорен, освоен, обжит, – резюмирую я и откладываю карту, окончательно убедившись, что закончить сегодня работу мне не удастся.

Я ложусь рядом с Микой на теплую траву среди зеленых ветвей кустарника. Над тайгой царствует тишина. И только горная речка мечется, ворочает камни, брызжет пеной.

За поворотом реки исчезли наши лабазы. Мерно шагают тяжело навьюченные лошади. В этих вьюках – инструменты, постели, палатка, продукты: шоколад и галеты, сгущенное молоко и консервы, спирт и сушеное мясо, сахар и чай. Мы обеспечены всем необходимым, у нас первоклассные приборы и инструменты, и в какую бы глушь мы ни забирались, мы знаем, что о нас неустанно заботятся, думают и в минуту опасности придут к нам на помощь.

…Мы поднимаемся к верховьям реки, которой дали условное название «Наша река». Ее исток – у подножья Северного водораздела, в гряде крутых сопок. Начинаем очередной подъем на водораздел. С его вершины нам открывается Улахан-Чистай. На этот раз мы выходим на плоскогорье не с западной, а с северной стороны.

После быстрого стремительного спуска попадаем в бассейн новой реки. У нее два названия. Якуты называют ее «Артык», эвены – «Екчан». В переводе на русский с якутского и эвенкского языков это значит «Перевальная». Под этим названием я заношу ее на нашу карту.

Мы принимаем решение обрабатывать Улахан-Чистай и бассейны речек, примыкающих к нему, кольцевыми маршрутами. Это даст нам возможность охватить все плоскогорье и замкнуть его в единый круг исследования.

Опять начались дни тревожных сомнений и неудач, быстро исчезающих радостей. Александр и Мика блуждают по ключам и распадкам, я веду глазомерную съемку и обрабатываю на карте «белые пятна». Они постепенно тают, но особенной радости от этого не испытываю. Нужно не только стереть «белое пятно», нужно прийти и сказать: «Там есть то, что необходимо Родине».

Первый маршрут не дал никаких результатов.

– Что же делать? – вздыхает расстроенный Мика.

– Искать…

– А где искать?

– Всюду искать! Обследовать каждый клочок земли. Не пропускать ни одного ключа, ни одного распадка.

И мы продолжаем поиски систематически, настойчиво, хотя и не очень уверенно.

Второй кольцевой маршрут ничем не отличается от первого.

– Изменило нам счастье, – жалуется Мика.

– Счастье само собой не дается, – угрюмо отвечает ему Александр.

– Капитан, капитан, улыбнитесь, – шутливо напеваю я любимую песенку Мики, но «капитан» угрюмо молчит.

Мрачное выражение на лице Александра не исчезает. После каждой пустой пробы он бросает лоток на землю и раскуривает трубку. Александр – живой барометр наших настроений и переживаний.

…Маленькое, но крутое ущелье, заросшее черноталом. На дне его, перебирая гальку, звенит неведомый ключ. Слева над ключом – огромная сопка, вся в лиловом расцветшем кипрее. Мы движемся по широкой долине между сопками, и такие ущелья с ключами попадаются на каждом шагу. Проходим мимо ущелья. Через несколько минут Мика решительно поворачивает назад.

– Что-то подозрительно мне это ущелье, – бросает он на ходу, – надо исследовать.

Я иду за ним. Мика стоит прямо в воде, рассматривая обнаженные скалы. Потом энергично бьет молотком по камням.

– Сейчас, – шепчет он, – сейчас, сейчас… Сейчас я установлю геологический возраст уважаемых отложений. Что это такое: девон, пермский или триас[11]11
  Названия, относящиеся к периодизации геологической истории Земли.


[Закрыть]?

Мелкие камни, куски полуразрушенной породы глухо летят в ручей. Я помогаю Мике. Молча подходит Александр и начинает отворачивать скребком плитку за плиткой.

– Есть, нашел! – радостно кричит Мика. В руке у него плитка сланца со слабым отпечатком ракушек.

– Псевдомонотис якутика… Триас! – безапелляционно объявляет он и кидает плитку в кусты. – Обыкновенный сланец!

– Ну и что же?

– А ничего особенного! Просто хотелось установить период отложений.

– Вот сумасшедший! А я уже думал…

– Что же вы думали, товарищ начальник? Постойте-ка… – Мика наклоняется над скалой и смотрит на камни, будто обнюхивая их. – Сашка, лоток!

Александр осторожно моет, словно боится смыть даже невесомые признаки того, что мы ищем с такой настойчивостью. Мы склоняемся над ним и не отрываем глаз от лотка. Наши сердца бьются тревожно и громко. Последний всплеск лотка, и Александр выпрямляется с разочарованным видом.

– Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана и… оставила для нас один след, – насмешливо говорит Мика. – Все равно, мы пойдем по следу.

– Да, мы пойдем по следу, – повторяю я.

Мы возвращаемся к лошадям и видим Данилу с большим белым камнем в руке. На нем вспыхивают еле заметные крупинки металла.

– Кварц! – вскрикиваю я и хватаю камень из руки Данилы.

– Где ты его взял?

– А вон на берегу, – беспечно машет рукой Данила.

– Сашка, лоток! – кричит Мика, и они оба мчатся к ручью.

Мы берем пробы, но… все пусто.

– Он должен быть здесь, здесь, здесь, – почти бессмысленно повторяет Мика. – Мы идем по его следу.

На одиннадцатой пробе Александр как-то приглушенно и хрипло вздыхает:

– Есть! Вот он, смотрите!

На борту лотка поблескивают едва-едва заметные лепестки металла.

– Это всего-навсего след. Надо искать, где он скрывается, – и Мика ползает на коленях по гальке, разворачивает кочки, выдирает коренья трав и мха. Теперь мы действительно охотники, идущие по следу. Чувство времени исчезло. Нервы напряжены, и мозг напряженно работает: «Где же он, где?»

Мы не замечаем, что лошади разбрелись по тайге, что солнце уже ушло за сопки и вершины хребта погасли. Не замечаем, как подкралась прозрачная июньская ночь и на траве выступила роса. И только на миг, отрываясь от раздробленного кварца, я бросаю взгляд на Данилу: он лежит на боку и одной рукой нагребает в лоток гальку. Мика и Александр дружно работают молотками.

– Он должен быть здесь. Мы идем по его следу… – доносится до меня шепот Мики.

«А почему обязательно здесь? – вдруг появляется мысль, – А почему не там, не на другом берегу ключа? Почему?».

Мне приходят на память советы опытнейших геологов Цареградского и Билибина: если признаки металла обнаружены в одном месте – он может быть и в другом, соседнем. Если след найден на левом берегу – искать металл и на правом всюду, где может простираться металлоносная зона.

Я быстро перехожу ручей и начинаю ломать «щетку». На нее падает тень от сопки, и я ничего не вижу.

– Александр, иди-ка сюда с лотком.

Александр перебирается через ручей.

– Бери здесь. Попробуем…

И вот снова я, Мика и Данила замерли в ожидании. Зорко следим за всеми движениями Александра. Он вышел из тени и моет песок в ручье. Он моет так долго, словно никогда до сих пор не работал лотком. Вот он приподнялся и направился к нам. На лице его такое торжество, что у меня радостно замирает сердце.

– Вот он, начальник!

– Да, да, это он, – говорю я приглушенно.

– Он, он! – радостно кричит Мика.

…В третий кольцевой маршрут мы включаем несколько распадков и одно ущелье, из которого вырывается ледяной поток. После обработки распадков подходим к ущелью. Ущелье напоминает собой каньон.

– Вода, скалы, лед, камни! – ораторствует Мика. – Вы не заслуживаете внимания, уважаемое ущелье. Разве только воды в потоке попробовать? – И Мика: наклоняется над потоком. Вдруг он с восторженным криком плюхается в воду. Александр схватывает его за ноги и помогает выбраться. Захлебываясь, брызгая водой, Мика кричит:

– Там, там! Под водой, на дне! Да смотрите же, там!

Мы всматриваемся в прозрачную, словно хрустальную, глубину ручья. На дне – черные, свинцовые «щетки», пересеченные жилками кварца. А на черных «щетках» заманчиво мерцают самородки – тяжелые капли сверкающего металла.

Находка превзошла все наши ожидания. Мика и Александр шумят, как дети, и возятся в ручье, хотя оба промокли до нитки.

– Кто ищет, тот всегда найдет! Удивительное ущелье, – кричит Мика. – Мы назовем его «Ущельем неожиданности»…

Металл! Полноценный, весовой промышленный металл. Это хорошая награда за наши труды…