Текст книги "Клуб любителей фантастики, 2004"

Автор книги: Инна Живетьева

Соавторы: Виктор Исьемини,Сергей Чекмаев,Алла Гореликова,Олег Кулагин,Андрей Щербак-Жуков,Олег Овчинников,Максим Шапиро,Лора Андронова,Александр Маслов,Андрей Матвеев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

– А ты где живешь? – спросила Наташка, подталкивая меня локтем.

* * *

Да, я снова стал шестиклассником. Вернулся в собственное детство. Правда, в том детстве, которое я помнил, не было Наташки, она появилась позже, уже в институте. Но это не так важно. Даже хорошо, что она здесь, рядом.

Я начал быстро забывать прожитую жизнь, словно и не было нескольких десятков лет, прошедших с тех пор, как мне подарили блокнот. Больше всего это было похоже на сон, который приснился во время какой-нибудь простуды, когда кормят лекарствами, заворачивают шею теплым платком и заставляют лежать в постели. Но это не был сон. Шестиклассникам не снятся такие сны.

Я решил записать то, что со мной случилось. Всю жизнь, которую я прожил и которая тускнела в моей памяти, как страницы дешевого блокнота. Правда, я никогда не умел писать сочинений, но попробую.

Проблема в том, что память исчезает с каждым часом, не то что днем. Но я стараюсь записать все, что еще не забыл. Вот и сейчас я пишу.

Только что позвонила Наташка и сказала, что в парке появился новый аттракцион. Она так восторженно взвизгивала, что я немедленно захотел посмотреть на это чудо. Мы договорились встретиться у входа в парк через полчаса и пробыть там до позднего вечера. Да, я знаю, что за эти несколько часов могу позабыть все то, что еще помню из моей взрослой жизни, но Наташка так хочет покататься на этих электрических машинках, а папа обещал дать мне денег даже на мороженое… Кроме того, ведь вся эта история уже прошла, значит, она никуда не денется. Ведь правда?

_{Рисунки Виктора ДУНЬКО}

ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 4 2004

Юрий Нестеров
О ПОЛЬЗЕ
ПОЛИВИТАМИНОВ

Прошу вас слушать меня внимательно. Мне придется опровергнуть несколько общепринятых представлений.

Герберт Уэллс. «Машина времени»

Противоположности сходятся

21 сентября, Земля, Мухованск

– Вот…

Изобретатель – нескладный, худой и длинный – походил на циркуль, тогда как эксперт мухованского отделения патентного ведомства – низенький лысый толстяк по другую сторону лакированной столешницы – напоминал уютно устроившийся в глубоком кожаном кресле мячик.

Проделав ряд абсолютно лишних движений, свидетельствующих, скорее, о волнении, чем о рассеянности, изобретатель водрузил на стол пластиковый пакет с надписью «Сеть супермаркетов Absit» на мятом боку и принялся извлекать из него картонную коробку.

Та никак не желала извлекаться, норовя уцепиться углами за тонкий пластик. Изобретатель чертыхнулся. Эксперт наблюдал за ним со снисходительным вниманием.

Они были давними знакомыми и ритуал своих встреч затвердили до мелочей: от приветственного «Вот…» одного – до прощального «Всего доброго!» второго; этакая своеобразная игра, не имевшая никакого общественно полезного результата, поскольку еще ни один прожект изобретателя не отправился отсюда в плаванье вверх по инстанциям. Похожий на мячик эксперт оставался неколебим, как бетонная плотина.

Нет-нет, он не был ретроградом, как может счесть торопливый читатель, и при случае не отказался бы помочь с оформлением заявки, но всякий раз дело стопорилось тем, что очередное предложение вновь либо не имело никакой практической ценности, либо оказывалось слишком дерзким, чтобы рассчитывать на благосклонность специалистов.

«Это скорее фокус, чем изобретение, – говаривал обычно эксперт. – А фокусы, согласно закону, не обладают патентоспособностью».

Словом, оба играли, причем не без удовольствия: для эксперта их беседы были чем-то вроде интермедий в отлаженном, но нудноватом спектакле жизни, ну а изобретатель, похоже, воспринимал каждый отказ как сигнал того, что дело сделано и настала пора браться за новую безумную идею. Всяк знает, что для натуры, полной замыслов (не планов, с теми всё несколько иначе), нет наказания горше, чем корпеть над деталями. Конечно, изобретателя можно упрекнуть в некоторой инфантильности… но не всем же быть прагматиками, верно?

Тем более что с количеством последних и так вроде нет проблем.

Наконец изобретатель сломил сопротивление коробки, снял картонную крышку, и взгляду эксперта предстал диковинный предмет размерами с небольшие настольные часы – мерцающая конструкция из причудливого сочетания металлических, костяных и, судя по блеску, хрустальных деталек. В ее центре находился круглый вогнутый диск, похожий на чашку аптекарских весов, а сбоку торчал маленький белый рычажок. Определить форму и предположить назначение прочих деталей издали было затруднительно, и эксперт подался вперед.

– Слоновая кость? – удивился он, касаясь мизинцем изогнутого бело-желтого стерженька.

– Она самая, – подтвердил изобретатель. – Еле-еле достал…

Наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, эксперт внимательно разглядывал макет.

– Не макет, а действующая модель, – уточнил изобретатель. Ход мыслей оппонента он знал наизусть.

– Действующая модель чего? – осторожно спросил эксперт.

– Темпорального редуктора.

– Вот как?!

Эксперт проворно убрал руки со стола и уставился на изобретателя. С минуту, наверное, он изучал его лицо, ища в нем лукавинку или – не приведи Господь, конечно, – тусклый отблеск безумия, вызванного длительным умственным напряжением.

Безуспешно. Взгляд местного левши был честен и безмятежен. И если чем и лучился, так это сдержанной гордостью мастера, справившегося с хитрой работой.

– Это что-то… вроде… машины времени?

Изобретатель мотнул патлатой головой.

– Под машиной времени подразумевают обычно перемещающееся устройство, – пояснил он. – Тут же – тривиальный перемещающий механизм. Вроде пушки: отправляет в прошлое предмет – вот с этой чашечки, а сам остается на месте.

– В прошлое? – недоверчиво переспросил эксперт.

– Ага. Вот рычажок. С будущим я пока не разобрался.

– Ну и что же ты уже… перемещал?

Изобретатель в смущении потер мочку уха. Мочка была лиловой – память о службе на заполярном аэродроме в те давние времена, когда геополитическая ситуация оставляла желать лучшего, и эскадрильи противостоящих военных блоков барражировали над макушкой земного шара, давая понять друг дружке, что врасплох их не застать. С тех пор утекло много воды, международная обстановка значительно потеплела, отмякла… теперь в воздухе дежурили стратегические бомберы лишь одного блока, а студеный аэродром, где изобретатель отморозил ухо, потонул в вечной мерзлоте.

Впрочем, Мухованск был далеко от полюса.

– Я еще его не испытывал, – признался изобретатель.

Эксперт откинулся на спинку кресла, всем своим видом говоря, что именно такого ответа он и ждал. Затем извлек из ящика стола пузырек с поливитаминами, выкатил два оранжевых шарика на ладонь и отправил их в рот.

Земную жизнь пройдя до половины, эксперт стал следить за своим здоровьем. Поменял сигареты на витамины. Прекратил нервничать и гореть на работе. Перешел с мяса на овощи. Остепенился. Здесь он также выступал антиподом изобретателя, который жил и творил, не обращая никакого внимания на годы, бегущие всё быстрей и быстрей.

«Так он, глядишь, и смерть прозевает, – подумал эксперт с легкой завистью. – Будет выдумывать свои фокусы вечно».

В подобной мысли о смерти было, однако, что-то оптимистичное, и, влекомый внезапным порывом эмпатии, эксперт протянул пузырек изобретателю.

Тот рассеянно взял одну горошину, задумчиво повертел ее в обожженных паяльной кислотой пальцах.

– Видишь ли, – промямлил, – я вдруг подумал о побочных явлениях и… испугался.

– Ясно, – веско произнес эксперт. На самом деле ничего ему не было ясно, но неуверенность собеседника его всегда тонизировала. – Что за явления?

– Хроноклазм.

– Погоди-погоди, – сказал эксперт, мысленно вороша страницы полузабытых фантастических книг. – При чем тут ты? Хроноклазм, как я понимаю, это когда, допустим, некто отправляется в прошлое и убивает своего дедушку еще до знакомства того с бабушкой. Сразу возникает вопрос: кто же убил деда, если внук так и не родился? Лично я сторонник теории, что в подобные моменты Вселенная расщепляется на две параллельных: в одной непутевый внук есть, а в другой его нет.

– Убивать дедушку? – удивился изобретатель. – Зачем?!

– Ну, это классический пример, – смутился эксперт. – Не знаю. Может, автор парадокса дико страдал эдиповым комплексом, но не хотел, чтобы его этим попрекали. Как бы то ни было, именно этот сюжет пришелся по душе широкой публике.

– Глупости, – сказал изобретатель. – Я подразумеваю под хроноклазмом любое нарушение причинности вследствие перемещения во времени. Рассуждая логически, – продолжил он, – даже просто появление в прошлом предмета из будущего есть хроноклазм. Уже само существование такого артефакта – вещи без прошлого, даже одного ее атома – подрывает основы мироздания. Твоя теория тут не годится, поскольку по ней выходит, что каждый миг должно возникать бесконечное множество параллельных вселенных… где природа возьмет столько материи и энергии? И я подумал – вдруг после моего опыта мир кончится? Рассыплется… как «дедушкин табак».

Так у них называли сухие грибы-дождевики, беззвучно пыхающие под ногами бурой пылью.

Изобретатель виновато улыбнулся.

– Ерунда, – сказал эксперт. – Мышь гору не родит, атом мир не разрушит. Давай клади на свои весы что-нибудь… да хоть вон витаминку! Ага, вот так. Теперь, говоришь, рычажок?

На шкале под рычажком было наспех нацарапано: «мин», «час», «сутк» и «год».

– Не густо, – сказал эксперт.

– По моим расчетам, скорость перемещения растет экспоненциально, – пояснил изобретатель. – Я не градуировал шкалу дальше, но если сдвинуть рычажок до упора, то перемещаемый объект провалится в прошлое лет на сто.

– Ладно, на первый раз и минуты хватит, – сказал эксперт. – Ну, раз, два, три…

Стерженек под его пальцем щелкнул и передвинулся на одно деление.

Внезапную смелость эксперта, человека в общем-то осмотрительного, обусловили три фактора. Во-первых, чужое сомнение, придавшее ему отваги. Во-вторых, неверие в то, что здесь, в Мухованске, можно сделать нечто фундаментальное. Ну а в-третьих, и это главное, окружающий мир представлялся ему столь прочным и незыблемым, что, казалось, ничто не могло его поколебать.

Нечеловек

21 сентября, орбита Плутона,

межзвездный шлюп

Согласно вековой давности каталогу, разумная жизнь имелась лишь на третьей от светила планете; но кто знает, как далеко она распространилась? Поэтому нечеловек первым делом поднял экранирующий парус, а затем выбросил в пространство зонды – искать техногенный след на границе этой захолустной звездной системы.

В его ремесле первейшая заповедь – осторожность. Нечего высовываться и спешить, коли крутишься между молотом и наковальней. Сплющит.

И те, и другие – сволочи.

Вторые, бывает, огрызаются, их еще можно понять. Но первые возмущали его, простого парня, до потрохов.

Невинность блюдут. Зовут его, нечеловека, вивисектором и ксенофобом. Презирают. Формально он вне их закона. Любой паршивый сторожевик – хоть имперский, хоть федерал – имеет право испарить его скорлупу без досмотра. Зато когда он проскальзывает в порт и трюмы полны энтелехии, то те, кто обвиняют его в геноциде, выстраиваются в очередь на квартал. По псевдоподиям и стебелькам тех, кто впереди, лезут – на всё готовые. Скажи он – и прямоходящие на брюхе поползут, а пресмыкающиеся – на задних лапках засеменят. Или позволят дварковать себя хоть влендишным способом. Только ему неинтересно. Главное, чтоб они бабки за товар отваливали. Скажет – три цены, значит – три цены. А с бабками он сам отыщет, кого дваркануть. Ему второй сорт не надо…

Нечеловек презрительно сплюнул. Слюна маслянисто блеснула на керамитовой палубе – концентрированная кислота, без гидратов, – так крепко его завело. Во Флоте на палубу плевать – грех, да только он сам себе Флот.

Контрабандист он. Пират-одиночка.

Зонды начали возвращаться каждый в свою ячейку: ноль, ноль, ноль… Пусто. Всё верно – отсталая раса. Зачатки цивилизации есть, но до конгломерации в галактическое сообщество далеко. Не пожалуются. Идеальная поляна для сбора урожая.

– Эй! – сказал нечеловек пустой стене.

На стене рубки тут же проступило изображение – разноцветные пятна изменчивых форм. Лингом, искусственный квазиразум, отозвался. Во время скучных, без погонь и перестрелок, полетов нечеловек развлекался тем, что подбирал себе визуальный облик, руководствуясь ведомыми ему одному эстетическими критериями.

– Смирно, – негромко скомандовал он.

Изображение на стене мгновенно приобрело вид черного квадрата.

– Слушай приказ, – сказал нечеловек. – На четверти световой подходишь к планете-три. Маскируешься за сателлитом. Анализируешь всё излучение неестественного происхождения. Использовать зонды разрешаю. Обобщаешь. Планируешь способы жатвы, сортируешь по убыванию оптимума. Потом разбудишь меня. Ясно?

– Так точно, – отчеканил Лингом.

– Вольно. Да, встреченные искусственные объекты или живых существ – уничтожать!

Всё. Теперь можно и на боковую.

Журнал испытаний

темпорального редуктора

21 сентября, Земля, Мухованск

– Ну?

Изобретатель и эксперт склонились над редуктором, на чашке которого желтела округлая таблетка. Эксперт держал палец на рычажке приводящем механизм в действие.

– Что – «ну»? – огрызнулся он.

– Начинай, раз уж решил, – сказал изобретатель. – Не томи. Ты уже целую минуту так держишь…

– Не одному тебе боязно, – сказал эксперт, легонько нажимая на стержень.

Тот щелкнул и передвинулся на одно деление.

Ничего не произошло.

– Барахлит прибор, – сказал эксперт с облегчением.

– Должен работать, – возразил изобретатель. – Я сто раз всё пересчитывал…

– Смотри сам, – сказал эксперт. – Как положили мы сюда два драже, так они и лежат. Вот. Ни на миллиметр не сдвинулись.

– Может, ты неправильно нажимаешь… там небольшой люфт… Дай, я сам попробую.

– Прошу, – сказал эксперт.

Он оторвался от стола, поерзал, поудобнее устраиваясь в кресле. Весь его вид говорил о неверии в успех эксперимента.

Изобретатель осторожно потрогал рычажок.

– Так и есть, люфт, – сказал он. – Надо сильнее нажимать. Вот так…

Рычажок щелкнул и передвинулся на одно деление.

Ничего.

– Ни-че-го, – раздельно произнес эксперт. – Я же говорил.

– Ч-черт! – ругнулся изобретатель. – Должно работать!

Эксперт обидно хмыкнул.

– Может, масса для перемещения велика? – предположил изобретатель. – Четыре по сто миллиграмм… почти полграмма! Может, попробуем с одного драже начать?

Он сложил пальцы щепоткой и осторожно снял с чашечки машины все четыре горошины. Одна выскользнула из пальцев и, кратко стукнув о стол, скакнула куда-то в угол, точно прыткое желтое насекомое.

Эксперт глянул на часы.

– Извини, – сказал он. – Некогда мне. Рабочий день заканчивается, а еще надо кое-какие бумаги подписать. Давай так – ты дома разберись, где неисправность, а завтра… нет, завтра суббота – в понедельник приходи. Если будет с чем.

«В чём я сильно сомневаюсь», – мысленно добавил он.

Основы теории

одноклеточных автоматов

22 сентября, орбита Земли,

межзвездный шлюп

Нечеловек не был злым по природе (по крайней мере, сам он так считал), но всегда раздражался, когда его вырывали из транса, и дурное расположение духа сказывалось, конечно, на его работе. Чистоплюи называли ее геноцидом; он же предпочитал более нейтральный термин – «прореживание». Было в этом слове нечто сельское, пасторальное. И по сути вернее – он ведь не уничтожал ради уничтожения (ну, за исключением случаев, когда был сильно не в духе), а просто-напросто собирал урожай. Не его вина, что Вселенная так устроена: всякому полезному плоду суждено быть снятым. Опять же, он всегда брал только половину, оставляя на развод. Лучшую половину, да, но это оттого, что он категорически не приемлет второго сорта. Кстати, именно поэтому самый высокий индекс клиентского доверия среди торговцев энтелехией – у него. Так что в его ремесле нет ничего, что заслуживало бы холодного колючего слова «геноцид». Оно несправедливо и обидно.

Итак, обычно он был после транса раздражен, но сегодня рапорт, представленный Лингомом, быстро вернул ему хорошее настроение. Он пересмотрел отчет несколько раз, не смея поверить в столь редкостную удачу. Ошибки не было. В психопараметрах разумных обитателей планеты отчетливо присутствовала ОА-функция. А это значит, что на сей раз жатва будет необременительной, безопасной и весьма обильной. Одноклеточные автоматы сделают все самостоятельно: ему, не-человеку, останется лишь поплотнее упаковать урожай.

«Я богат!» – подумал нечеловек.

Теория одноклеточных автоматов проста и укладывается в пару абзацев.

Разлитое в мироздании ВСОС (Вселенское Стремление Осуществиться, на энергии которого работают, например, все тральфамадорские устройства) воплощается в самые причудливые формы. В существах разумных оно обычно принимает вид неодолимой тяги к самовыражению и самоутверждению. Диапазоны последних широки (иные исследователи полагают их бесконечными), но в спектре самоутверждения есть тонкая черная полоса – ОА, и горе расе, которая позволит перечеркнуть ею свой путь.

Простой одноклеточный автомат самоутверждается делением – это аксиома. Вначале он проводит воображаемую линию, делящую его соплеменников пополам. Критерии могут быть любыми – цвет глаз, волос, пол, форма конечностей, политические или эстетические предпочтения – важна лишь четкость границы, делящей множество родственных существ на достойных уважения или презрения. Излишне упоминать, что сам автомат всегда оказывается в первом подмножестве. Это тоже аксиома. Затем он проводит ось – перпендикулярно первой, – снова рассекающую собратьев по некоему признаку, сущность которого не имеет значения. Важно лишь, что сам автомат вновь попадает в область оптимума. (Тут среди членов ученого совета возникли разногласия: становится ли оптимальной зоной та, в которую попадает автомат, или последний всегда, с абсолютной вероятностью оказывается в благоприятной зоне? В ходе дискуссии имели место факты членовредительства.) Затем он половинит окружающее пространство еще дважды, делит его на четыре квадранта, сам безошибочно оставаясь в валидной части. В результате получается квадрат с одноклеточным автоматом в центре, вновь подвергающийся вышеописанной процедуре – и так до тех пор, пока не останется ячейка, включающая в себя один-единственный объект, имеющий (с его, объекта, точки зрения) право на любые действия по отношению к очутившимся вовне. В терминах ОА-теории – Идеальный Итог.

– Эй, Лингом, – позвал нечеловек. – Найди и доставь мне один ИИ-экземпляр. Требуемые параметры: самец, общее развитие и интеллектуальный уровень не ниже среднего, коэффициент непогрешимости – сто. Выполняй!

– Уже! – мгновенно откликнулся Лингом. – Ждет в сурдокамере. Пока вы находились в трансе, я позволил себе отправить на поверхность зонд с идентичным заданием.

Предусмотрительность квазиразума порой бесила. Но не сегодня.

– Введи.

Одноклеточный автомат оказался худощавым темноволосым мужчиной среднего роста. Увидев нечеловека, он споткнулся о комингс, но затем взял себя в руки и в дальнейшем не выказывал удивления или излишнего любопытства. Видимо, предупредительный Лингом ввел его в курс дела.

Нечеловек полиморфировал в Угрожающую Позу-четыре, по опыту зная, что она наиболее подходит для бесед с невооруженными дикарями.

– Слушай сюда, – проревел он. – Я буду говорить. Он, – кивок на черный лик Лингома, – будет переводить. Ты будешь внимать. И отвечать, когда тебя спросят. Ясно?

Мужчина кивнул.

– Ясно?!

– Да, – сказал автомат.

– Отлично! Итак, ты, единственный, избран из миллиардов соотечественников с тем, чтобы очистить свою планету от скверны. Потому что ты – лучший. Сознаешь ли ты значимость своей миссии и мудрость Провидения?

– Сознаю.

– Великолепно! Ты не должен знать сомнений, жалости и усталости, пока миссия не будет выполнена полностью. Готов ли ты к этому?

– Готов.

– Прекрасно! Сейчас тебя экипируют так, как ты того достоин – по высшему рангу Галактической Суперпехоты, – и обучат пользоваться амуницией и оружием. Ты будешь непобедим и неуязвим. Оправдаешь ли ты столь высокое доверие?

Здесь нечеловек солгал. Не было никакой суперпехоты, а если б даже и была, то вряд ли бы ее новобранца оснащали стоптанными сапогами-антигравами, штопаным превентивным костюмом и списанным лучевым карабином.

– Оправдаю.

– Восхитительно! Однако помни: оружие следует применять только в крайнем случае! Тебя посылают не убивать, но очищать, и потому главным твоим инструментом должно стать вот это, – нечеловек протянул одноклеточному предмет, напоминающий пистолет с широким раструбом вместо дула.

То был витальный плунжер, самая главная деталь в предприятиях торговцев энтелехией.

Феномен энтелехии так и не раскрыт до конца. Все согласны, что это некая суть, отличающая всякий живой организм от неживого предмета, но… Одни полагают ее некой нематериальной силой, управляющей жизненными явлениями, в просторечии – душою. Более практичные говорят о сложной электрохимической структуре или о процессах биогенеза. Самым же практичным (вроде нечеловека и его коллег по цеху) на научные и теологические споры наплевать: им достаточно умения эту загадочную субстанцию извлекать, консервировать и продавать. А платят за нее во всех мирах хорошо, поскольку ее экстракт повышает тонус, потенцию, рост волос и длительность жизни.

Поэтому важно, чтобы одноклеточный автомат пользовался в своей миссии витальным плунжером, всасывающим в себя жизненную силу, а не ружьем, банально уничтожающим ее носителей. Какой прок торговцу с простого покойника?

Тем временем автомат рассматривал плунжер с кислой миной.

– Хочешь о чем-то меня спросить? – сказал нечеловек.

– А он… убивает?

– Еще как! Ступай готовиться к миссии…

Оставшись один, нечеловек приказал Лингому показать обреченную планету. Антрацитовый квадрат на стене сделался прозрачным, и, глядя на горящий во мраке бело-голубой шар, нечеловек продолжил размышлять о том, как ему повезло. Одноклеточный справится – они никогда не подводят. А потом он, нечеловек, предъявит его первому же патрулю как типичный образец местной фауны, и любой суд оправдает контрабандиста, потому что по всем кодексам Галактики раса таких монстров не имеет прав на существование.

Других-то землян уже не будет. Автомат девитализи-рует всех до единого. Вот будет жатва! До последнего, мельчайшего зернышка!

Не геноцид. Прореживание!

Обстоятельство места действия

22 сентября, Земля, Мухованск

Между тем Земля, как водится, не подозревала о занесенном над нею дамокловом плунжере.

Стояло бабье лето, та светлая грустная пора, что особенно чудна в маленьких сонных городках вроде Мухованска: с неярким уже солнцем в прозрачном небе, горьким запахом палой листвы, невесомым дрейфом паутинок и багряно-желтыми лесами сразу за окраиной, сбегающими с холмов к приунывшей в ожидании стужи речке.

Была суббота, и кремового цвета двухэтажный особняк за витой чугунной решеткой, где размещалось (в числе прочих полезных для жизни страны органов) районное отделение патентного ведомства, пустовал.

Некогда это был купеческий дом. Лет сто назад в нем устраивало балы мухованское дворянство, и даже останавливался, будучи проездом на восток, Дмитрий Иванович Менделеев. О сем факте с гордостью вещала сияющая латунная табличка над дубовой, в завитушках, дверью.

История таблички была забавная. Вначале надпись на ней сообщала, что «Здесь в 1899 году жил Д. И. Менделеев, великий русский ученый и общественный деятель».

Затем словосочетание «общественный деятель» убрали, поскольку очень уж оно стало ассоциироваться с тем сортом людей, что раз в четыре года публично рвут на себе рубаху, демонстрируя израненное народными бедами сердце, а всё остальное время тихо сосут в своих просторных берлогах мохнатую лапу.

Потом наступила эра терпимости, и слова посыпались с таблички подобно осенним листьям: «великий» – чтобы не обижать карликов, «русский» – чтобы не раздражать латышей, «ученый» – чтобы не злить неучей.

Голая фамилия уже мало кому что говорила, и надпись на латуни вновь изменили: «Здесь в 1899 гаду жил Миндилеев, аткрыватиль правильнай вотки!»

Ныне, в соответствии с новыми правилами орфографии, можно писать так, как слышится. Чтобы не напрягать неграмотных.

Зубы Дракона

23 сентября, орбита Земли,

межзвездный шлюп

Даже в допотопной амуниции одноклеточный автомат впечатлял, а пылающий взор накачанного стероидами супермена добавлял экспрессии.

– Готов?

Ответом было грозное рычание.

– Снижаемся, – сказал нечеловек. – Помни, Вселенная верит в тебя. Плунжер вернешь в целости и сохранности. Господство в воздухе я обеспечу.

Шар Земли на стене провернулся и начал приближаться.

– Мне нужно звучное имя, – неожиданно сказал автомат. – Достойное такой, как я, уникальной личности.

Нечеловек растерялся.

– Как же ты хотел бы себя называть? – пришел ему на помощь Лингом.

Одноклеточный автомат выпятил грудь:

– Зуб Дракона!

– Гениально! – сказал нечеловек. – Всё?

– Всё.

– Отлично!

Нечеловек протянул щупальце и включил дупликатор.

Щелк! Теперь в рубке стояло два одноклеточных автомата, идентичных до последнего атома. Скоро их будет 2 ²⁸– около двухсот семидесяти миллионов: по одному на каждые две дюжины землян. С бреющего полета нечеловек десантирует их на все континенты, а завтра – послезавтра заберет единственного уцелевшего. В том, что уцелеет лишь один, сомневаться не приходилось: девитализировав обычных людей, одноклеточные примутся друг за друга. Лучшихне может быть много.

Витальный плунжер вернется на место. Остальные – самоликвидируются.

Хроноклазм

24 сентября, Земля, Мухованск

В углу кабинета, подальше от окна, полного серой мглы – столь густой и недвижной, что казалось, будто стёкла снаружи залиты бетоном, – скорчился эксперт. Он был изможден, грязен и испуган, на лысине багровела шишка; узнать в нем недавнего самодовольного субъекта было бы затруднительно. Его трясло, а когда отпускало, то он начинал рыдать, судорожно зажимая рвущиеся из горла всхлипы исцарапанными руками.

Его пропустили, но, возможно, они еще здесь, в здании…

Час назад он стоял у окна, любуясь спешащими по делам барышнями, когда площадь внизу и улицы перед нею наполнились вдруг людьми в одинаковых, необычного покроя комбинезонах. Эксперт решил, что это массовка очередного комедийного боевика, – уж больно странно вели себя новички, направляя на прохожих бутафорские пистолеты. Прохожий, «атакованный» таким образом, тоже вел себя странно: вокруг него появлялся вдруг радужный – точно огромный мыльный пузырь – ореол. Он быстро втягивался широким раструбом «пистолета», а человек замирал, вмиг становясь похожим на тускло и неумело размалеванную скульптуру, которая от малейшего толчка взрывалась тончайшей серой пылью.

«Как «дедушкин табак», – вспомнил эксперт слова изобретателя и усмехнулся. – Только цвет иной… Но каковы спецэффекты!»

Над площадью повисла легкая дымка… сгущалась… внизу смеялись и вскрикивали… а потом началась паника.

Люди кричали и метались, истаивали в клубах пыли, и методичность странных незнакомцев – какая-то машинная, нечеловеческая – стала его пугать, а когда под карнизом вдруг сверкнул и взорвался луч, на миг вернув пыльному воздуху острую грозовую свежесть, – эксперт понял, что это не кино.

Дальнейшее он помнил смутно. Кажется, выбегал в коридор. Кажется, вбежал обратно, когда раздались вопли на лестнице. Кажется, заперся. Кажется, кто-то барабанил в дверь… да-да; потом стук прервался, а сквозь щель под дверью и через замочную скважину потекли струйки жуткой сероватой пыли, заполняя, казалось, кабинет целиком…

Его пропустили.

Эксперта вновь затрясло.

Внезапно в коридоре раздался шорох.

Стук.

Эксперт похолодел.

Замок двери отчетливо щелкнул.

Ватную тишину пронзил невыносимо долгий скрип медленно отворяющейся дверной створки, потом на него наложился новый страшный звук – смутно знакомый, протяжный и полный отчаяния…

В кабинет просунулась голова с лиловым ухом.

– Чего скулишь? – спросил изобретатель. – Что вообще происходит? На улице Помпеи какие-то… Цементный завод ожил, что ли?.. Что с тобой?! О, небо…

Изобретатель мигом оказался рядом с экспертом, сложился, присел на корточки. Картонную коробку – на сей раз без пакета – он поставил прямо на пол.

Ревя в три ручья, как испуганный насмерть ребенок, эксперт рассказал всё, что запомнил.

– Скверно, – сказал изобретатель. – Похоже на нашествие.

– От…ку…да?..

– Не знаю, – пожал плечами изобретатель. – Мироздание велико и полно напастей. Мы-то думаем: раз есть у нас теплый ватерклозет, значит, мы настолько прочно устроились в мире, что нам ничто не грозит. Хватит, мол, развиваться. В Помпеях, небось, точно так же рассуждали.

– Откуда… у тебя… ключ? – выговорил эксперт сквозь едва сдерживаемые рыдания.

– A-а, это? – махнул рукой изобретатель. – «Универсальный открыватель механических замков», помнишь, я тебе приносил заявку? Ты еще сказал, что решения, противоречащие общественным интересам и принципам гуманности, не признаются изобретениями. Зря. Я им все замки отпираю – и дома, и в своей «копейке», удобно… Кстати, меня какие-то клоуны пробовали сейчас догнать: сперва бегом, потом на тачке. Только у них движок заклинило… у меня-то – водяной. А сапоги их, между прочим, интересной конструкции…

– Что будем делать?! Что делать?! Что?

– Без истерик! – сказал изобретатель строго. – Я думаю.

Он почесал отмороженное в тундре ухо.

– Придумал! – сказал он. – Я же к тебе зачем шел? Сказать, что редуктор-то работает! Все выходные мозговал, – продолжал изобретатель. – И, похоже, понял картину. Красивая такая картинка, непротиворечивая… На самом деле хроноклазма не бывает. Не знаю, как никто раньше не допер? Очевидно же всё. Инерция мышления виновата, что ли?

– Н-ну?

– Хроноклазм – это событие из будущего, без корней в прошлом, так? Принято считать, что он меняет ход времени после себя. Отсюда разные парадоксы. Но они исчезают, если предположить, что событие меняет время в обе стороны! То есть время до него тоже меняется – таким образом, что у события появляется полноценное прошлое! Естественная причина! Если взять твоего странного внука, то произойдет следующее: убив деда, внук исчезает из будущего напрочь, а в точке убийства появляется иной человек – с другими предками в новом прошлом – обычный сумасшедший, вообразивший себя путешественником во времени. Как знать, может, их полным-полно? Откуда нынче столько маньяков и немотивированных убийств, а?

– Н-не знаю, – пробормотал эксперт.

– Представь время как синусоиду, – размахивал длинными руками изобретатель. – Бац, хроноклазм: правая ее часть внезапно сдвинулась по фазе. Налицо точка разрыва, так? Как природа ее убирает? Сдвигает левую часть графика так, чтобы она опять идеально совпала с правой! Ясно? Давай сюда свои поливитамины!