Текст книги "За порогом жизни, или Человек живёт и в Мире Ином"

Автор книги: Инна Волошина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

– Понимаешь, Бен, так надо. Я поставлю его в доме в вазу с водой, а дальше, что делать с ним, решит Николос.

– А что это за цветок? – спросил Бен, пока мы шли к дому.

– Это Цикламен.

– Да нет, я не про название, а про то, что он говорящий.

– В будущем – это душа новорождённого. Только как свершается это таинство знает лишь Всевышний, – опередил я Бена, с уст которого был готов сорваться ещё один вопрос.

Цветок я поставил в вазу с водой, оставив рядом с ним информацию о том, что это сделал я. Я не решился оставить его историю открытой для любого, кто по какой-либо причине войдёт в дом, пока будет отсутствовать старец Николос. Я не знал, когда он вернётся, поэтому решил больше его не ждать.

– Бен, – позвал я его, – старец Николос не известно, когда вернётся. Пойдём, погуляем где-нибудь ещё.

– Я не против. Но зачем нам идти ещё куда-то? Покажи мне свой дом. Ведь ты его уже обустроил?

– Да, конечно, и уже давно.

– Тогда идём к тебе?!

– …

– Ник, мы идём к тебе домой?

– Да. Идём…, – ответил я через силу.

Бен смотрел на меня вопросительно. Но я не мог всего объяснить мальчишке. Для меня он был всё ещё подростком-несмышлёнышем, хоть я и осознавал, что предо мной почти зрелый мужчина, но я не мог ему сказать: «После твоего ухода, дом для меня станет совсем пустынным».

Я не хотел его обидеть, не мог и объяснить ему своё состояние. У него хватало и своих проблем.

И вот мы в городе. Бен восторженно рассматривает всё в округе.

– Вот здорово жить в лесу, правда, Ник?

– Бен, это не лес. Всего лишь дубовый бор.

– А как называется город?

– Дубовый Бор.

– Здорово, Ник! А где ты живёшь?

– Здесь не далеко. Но может быть…, – я осёкся на полуслове, но продолжил, хоть и не то, что хотел сказать, – может мы зайдём к моим друзьям? Я давно не виделся с ними.

– А это далеко?

– Нет, почти рядом с бором есть небольшой городок – Васильки…

– А почему Васильки?

– Бен, ты не исправим! Васильки, потому что там почти в каждом палисаднике растут эти цветы.

Бен какое-то время поразмыслил и выдал мне результат своих дум:

– Хорошо. Идём в гости, но ненадолго.

– Почему ненадолго?

– Чтобы успеть побывать и у тебя до моего возвращения домой.

– А почему мы тогда идём?

– Ты ведь предложил сам, – удивился Бен.

– Да, это так, но почему ты согласился идти?

– Посмотрю ещё один город, а то ведь почти ничего и не видел.

В этом был он весь: любопытство и стремление познавать всё больше и больше, при этом преобладала огромная тяга к путешествиям. В этом Бен был не исправим.

И вот мы у домика Евгения и Нелли. Но что за странная суматоха? Какие-то неизвестные мне люди…

– О! Николай, как ты вовремя! Мы искали тебя. Где ты был так долго? – спросила рассеяно Нелли, неизвестно откуда появившаяся.

– Нелли, объясни мне, что происходит?

– Идём в дом, там всё поймёшь.

В доме всё было перевёрнуто. Видимо были собраны в одно место все работы Евгения. Трое в белом осматривали их. Среди картин я заметил Евгения. Он стоял возле последнего этюда с кисточкой в руках. Он что-то сосредоточенно и быстро рисовал.

– Подойди к нему, – подтолкнула в его сторону меня Нелли, – он очень хотел тебя видеть.

– Евгений, – негромко окликнул я его, подойдя к нему.

– …, – он был увлечён работой и не слышал меня.

– Евгений, – позвал я громче.

Он оглянулся, посмотрел на меня невидящим взглядом и отвернулся к мольберту, но тут резко опустил кисть в стакан с водой и чуть не сшиб меня с ног.

– Николай! – воскликнул он, – как я рад, что ты пришёл. И как раз вовремя. У меня уже всё готово, – и он снял с мольберта холст с этюдом и протянул его мне, – закрепишь в рамку. Это тебе на память о нашей дружбе.

– Объясни мне, Евгений, что же всё-таки здесь происходит? – до меня никак не доходило значение происходящего.

– Николай, ведь ты знаешь, что я иду на Землю.

Это объяснило мне всё, всё встало в моей голове на свои места.

– А Нелли? Как она? – ужаснулся я при мысли, что она останется здесь одна.

– Нелли последует за мной, – просто ответил мне Евгений и продолжил: – Года через три-четыре она пойдёт на Землю так, чтобы нам встретиться вновь, и там быть вместе, а до этого момента будет жить в Долине Перехода.

Я подумал про себя, что это та местность, где я встретил Ядвигу, польку. И внутренне получил утвердительный ответ, как будто я сам себе и ответил на поставленный вопрос.

Пока мы разговаривали, все картины вынесли из дома. А Нелли что-то собрала в дорожную суму.

– Куда всё это денется, Евгений? – спросил я.

– Картины пополнят имеющиеся галереи и здесь, в Васильках, и в некоторых других городах. А самые ценные уйдут во всеобщее достояние Вселенной, с моим именем.

К нам подошла Нелли. Евгений, обняв её, прижал к себе. Трое людей в белых одеждах ждали, не мешая нам вести разговор.

– Нам время уходить, – сказала Нелли со слезами на глазах.

– Я знаю, милая… Николай, не хочу долгих слов прощания. Мы уходим и, наверное, уже не встретимся… Будь счастлив!

– Удачи тебе, Николай, – тихо добавила Нелли. И они, как дети, держась за руки, пошли к людям в белых одеждах.

Я тоже вышел из дома. Во дворе меня ждал Бен. Он тоже был удивлён происходящим.

– После всё объясню, – бросил я ему на ходу, увлекая его за собой вдаль от дома, повинуясь всё тому же внутреннему голосу.

Отойдя немного от дома, мы остановились и оглянулись. Евгений всё также прижимал к себе Нелли. Они тоже отошли от дома. И… В какой-то миг дом исчез… Лишь лёгкое сероватое облачко зависло в воздухе на месте дома, которое тут же рассеялось.

Мы с Беном вопросительно посмотрели друг на друга. Ни он, ни я не могли объяснить, что это было. Но всё тот же внутренний голос заговорил во мне: «Было прахом и стало им» … Во мне в последнее время очень часто звучал этот голос, идущий откуда-то изнутри. Я ещё не знал, откуда этот зов. Несколько позднее его природу мне объяснит Учитель.

Все, кто был возле дома, резко куда-то исчезли. И мы с Беном тоже отправились ко мне домой.

Бену очень понравился мой дом. Он осмотрел всё, что его заинтересовало, и не только в доме, но и вне его. Я не сопровождал Бена и не объяснял, что есть что, и почему так, а не иначе. Он сам спросил меня:

– Ник, а почему ты до сих пор один?

– Так вот вышло… – я уклонился от прямого ответа.

– Почему? Разве ты не хочешь быть со своей любимой? – Бена это удивляло, а мне бередило душу.

– Бен, я ещё не видел её, – просто ответил я.

– Но почему, Ник? – не унимался Бен.

– Этого я и сам до сих пор не знаю… Видимо ещё не пришло время нашей встречи.

– Как это так? Странно… – Бен как бы разговаривал сейчас сам с собою, но, обернувшись ко мне, сказал: – Не отчаивайся, Ник, значит, так угодно Богу. Вы обязательно встретитесь, – заверил меня Бен и пошёл на улицу, задумавшись о чём-то своём, бросив лишь на ходу: – Я посмотрю твой дом с улицы. Ты не против?

– Нет, иди…

Он ушёл, и ушёл надолго. Это я ощущал внутренне: Бен не говорил мне ничего, но, видимо, чаще и чаще задумывался о своих проблемах. На возникающие вопросы теперь он пытался отвечать себе сам. Он взрослел. Это меня радовало. Было приятно и осознавать, что толчок к этому дал ему я.

Бена долго не было, и у меня было время подумать о себе самом, о том открытии, что я сделал недавно для себя: я пытался «бежать» от собственного «я», которое не давало мне покоя, исподтишка угнетало меня, ставя безответный вопрос: «Почему я не могу увидеться с Тамарой? Почему?» Подобные мысли наводили на меня тоску и отчаяние. Собрав все силы, я отбросил прочь от себя всю свою боль. Ведь у меня в гостях был Бен, завтра я должен его вернуть Учителю. И не известно, когда ещё мне позволят вновь взять его к себе хоть на несколько дней. Решив устроить королевский ужин, я принялся за работу…

Когда Бен, понурив голову, вошёл в столовую, он ахнул от увиденного:

– Ник… ты… да ты… ты просто волшебник!

– Пировать, так пировать, – я искренне был рад неподдельному счастью Бена.

Он был в восторге, а для меня это не представляло особого труда… Уже не представляло труда! Внутренне я порадовался, ведь не так давно самые простые вещи были для меня почти недосягаемыми. Теперь я был сам себе хозяин. Я мог делать всё, что меня заинтересует, к чему возникало желание.

Вечер удался на славу. Мы много вспоминали, подшучивали друг над другом, смеялись до слёз. Даже вспоминая о самом больном для каждого из нас, грусть не приходила. Я же был счастлив вдвойне: и за Бена, что он так весел, и за себя, что смог сделать его в этот вечер счастливым.

Далеко за полночь мы решили лечь отдохнуть. Спать совсем не хотелось. Видимо, мы были сильно возбуждены событиями последних дней и бурными воспоминаниями прошлого, и строительством планов на будущее. И мы проговорили почти до утра.

– Ник, как жаль, что нам завтра расставаться. Надо было у Учителя на большее отпроситься…

– На большее, наверное, нельзя.

– Почему, Ник?

– Если б было можно, тебя отпустили бы на больший срок. Я вообще думал только повидаться с тобой. Ты ведь учишься. А учёба превыше всего.

– Ну и что? Подумаешь, какой-то месяц пропущу, после наверстать можно.

– Бен, ты снова за своё. Я ведь говорил тебе, Учитель дан на определённый срок. Ты и так много упустил. Куда же ещё на дольше отпускать тебя. Ведь тебе, Бен, и так придётся очень многое навёрстывать.

– Я совсем забываю про этот срок. Я ведь обещал тебе, Николай, что исправлюсь. Я сдержу своё слово.

– Я верю тебе.

– Я знаю… – немного помолчав, он заговорил более оживлённо и весело, – а вообще, здорово получилось отдохнуть, правда, Ник?!

– Конечно, и если ты счастлив, то я рад за тебя. Но давай немного отдохнём. Тебе завтра возвращаться и снова начинать работать над собой. Это требует много сил и энергии.

– Работать над собой? – переспросил Бен.

– Да, ведь приобретая знания, ты совершенствуешь себя. Значит работаешь над собой!

– Я не думал о своей учёбе так…

– Но именно с этой позиции надо подходить к учёбе, только так будет смысл от неё и польза. Иначе – пустая трата времени.

– Да… Знаешь, Ник, мне надо обо всём хорошо ещё раз подумать, ты отдыхай. Если усну – разбудишь. Хорошо?

– Ладно. Думать-то думай, но немного постарайся поспать. Мысли тоже утомляют.

– Как уж получится…

Я не стал рано утром будить Бена. Я не мог уснуть сам и слышал, как Бен ворочался с боку на бок, даже что-то бормотал вполголоса, как будто только что пришёл в этот мир.

«Это от волнения», – определил событие внутренний голос, часто звучащий во мне в последнее время.

Бен проснулся сам. С вечера мы поели плотно, голода не ощущалось. И мы решили побродить по бору. Потом, почувствовав толчок изнутри, Бен сказал:

– Ник, что-то изнутри подсказывает мне, что время возвращаться.

– Что ж. Время возвращаться, значит – идём.

Миг, и мы у дома. Заходить в дом я не стал. Учитель Бена вышел встречать нас на улицу. Долгие прощания были ни к чему, и я хотел сразу уйти, но Учитель обратился ко мне:

– Николай, как вёл себя Бенедито?

– Вполне прилично. Я доволен им.

– Так ли всё хорошо? – Учитель Бена был явно удивлён, похоже, он недоумевал, как это Бен может вести себя без изъянов.

– Мне нечего сказать о нём плохого. И мы с Беном были рады встрече и возможности побыть вместе.

– Я рад, что он не доставил тебе хлопот.

– Нам всегда с Николаем хорошо, – сказал Бен не без вызова.

– Бен, ты обещал мне…

– Я всё помню, Николай, – перебил меня Бен, – не надо больше об этом. Ты как-нибудь приходи ещё. Ладно?

– Хорошо, я приду ещё.

– Тогда, до встречи, Николай!

– До встречи, Бен!

И я перенёсся к себе домой, где после ухода Бена стало совсем пусто и ещё более одиноко и холодно. Я не мог этого вынести…

ГЛАВА 8

Войдя в дом после разлуки с Беном, я метался, не находил себе места, не было и желания заняться чем-либо. Я пробовал взяться за учебники, ведь в этих книгах, было время, я находил успокоение, но не теперь… В доме для меня всё ещё звенел голос Бена, слышались его стремительные шаги. Он ходил очень быстро и легко, но не скажешь, что бесшумно. Для меня весь дом жил им. Он коснулся почти каждого предмета, когда осматривал моё жильё, и под его рукой всё словно ожило и жило его присутствием, его духом. Это было выше моих сил. Я вновь острой болью ощутил одиночество…

Что-то внутри меня шевельнулось, и я услышал: «Иди, пройдись по бору. Это успокоит». Это чувство вывело меня из состояния отрешённости, и я действительно решил прогуляться, но не в бору, а отправился на облюбованное несколько ранее живописное местечко у реки, которое впоследствии станет самым излюбленным местом моих уединений… Я долго сидел, глядя, как река мчит свои воды. Постепенно отвлекался от мрака своих дум, и во мне просыпалось что-то новое, почти неизвестное мне: желание соприкоснуться со всем живым и мыслящим, приобщиться к Вселенной, стать её неотъемлемой частицей, но не простой бездушной, а живой и творящей во благо всем…

Возвращаться домой не хотелось, да и к тому же мне было о чём поговорить либо с Учителем, либо со старцем Николосом. Я решил идти к Николосу, ведь день назад мы с Беном в его саду срезали говорящий цветок. И вот я там, куда стремился. Николос обрадовался моему появлению:

– О, Николай, я рад тебя видеть в полном здравии, – несколько странно обратился он ко мне.

– Приветствую тебя, почтенный старец, – обратился я к нему, – если позволишь, поживу у тебя некоторое время.

– К чему такое вступление, Николай? Ведь ты знаешь, что можешь войти в этот дом и оставаться в нём, сколько захочешь, даже если меня не будет…

– Я знаю…

– Что ж, проходи…

Когда мы вошли в дом, старец, указав жестом на вазу с цветком, спросил:

– Это твоя работа?

– Да. Этот цветок срезал я. Но как ты догадался?

– Это моя маленькая тайна. И более того, могу тебе сказать, что ты был не один.

– Я был с Беном, но…

– Здесь уже нет ничего таинственного, простая наблюдательность: грядки в саду обработаны не только твоей рукой. Кто-то пласты уложил в арыках в другом направлении, вот и всё, – Николос улыбался, глядя на меня, словно перед ним стоял наивный мальчишка.

Меня это не обидело. Я просто был в последнее время несколько рассеян. И вновь услышал где-то изнутри голос: «Надо взять себя в руки». И я решил спросить об этом старца, наверняка он знал природу этого явления.

– Старец Николос, – обратился я к нему, – знаешь, в последнее время во мне, как бы изнутри, звучит странный голос, который как бы подсказывает мне. И я не знаю, что это и откуда оно идёт…

– Ответ прост. Это твой внутренний голос, – услышал я ответ на поставленный вопрос из уст Учителя и даже содрогнулся, его ведь здесь не было, но…

– Био, ты всегда появляется внезапно и бесшумно. Приветствую тебя, – обратился к вошедшему Николос, глядя поверх моей головы.

– Я рад вас видеть, – ответил ему Учитель.

Да, это был именно он. Я встал и повернулся к двери. С моих уст слетело одно слово:

– Учитель?! – не то вопросительно, не то восклицательно.

– А ты кого хотел увидеть? Не Господа ли Бога? – пошутил Учитель, приветливо улыбнувшись мне.

Конечно, он шутил… От его приветствия у меня поднялось настроение, и я в смущении проговорил:

– Ты так неожиданно появился, Учитель…

– А ты был так сильно погружён в свои мысли, что не почувствовал мой приход. Ты рассеян, надо как-то собраться в самом себе в комочек и жить. Понимаешь, Николай, надо жить, а не бежать от самого себя. Далеко не убежишь.

Учитель говорил мне то, что наболело во мне, словно он всё это время был со мной рядом и слышал мои мысли. Он прошёл вглубь комнаты, снимая на ходу верхнюю накидку. А Николос обратился ко мне:

– Николай, если не в тягость, сходи к колодцу за водой.

– Конечно, я принесу воду, – взяв в руки резное ведро из дерева, я пошёл к колодцу.

День клонился к вечеру. Благоухали цветы. Со стороны сада доносилось монотонное гудение – это стремились в свои ульи пчёлы. Меня очаровало спокойствие, разлитое в воздухе, и какое-то время я стоял, вслушиваясь в шорохи листвы, щебет птиц и вдыхал аромат цветов. Спокойствием наполнялась моя душа. Приятная нега разливалась по всему телу, и я вновь ощутил желание слиться воедино со всем живым, стать неотъемлемой его частичкой.

Совсем рядом со мной пролетела пчела. Её жужжание вернуло меня к действительности. Опустив ведро в колодец, я, легко вращая ручку на перекладине, поднял его. Перелил воду в принесённое ведёрко и пошёл к дому. Подходя, я замедлил шаг, во мне червячком копошилось любопытство: «О чём они говорят в моё отсутствие?»

– Я сегодня изрядно вымотался, но узнал то, что хотел, – говорил Учитель.

– Что-нибудь есть утешительное? – спросил его старец Николос.

– Едва ли это можно назвать утешительным, определён …, – я не расслышал кому, – срок в пятьдесят лет, с небольшим.

Я хотел уже войти, решив, что они обсуждают какие-то свои дела, но ответ старца заставил меня задержаться:

– Да-а…, – протянул Николос, – выходит Николаю придётся ещё лет двадцать ждать, если…

– Если, – перебил его Учитель, – она сама не решиться за это время на встречу с ним.

Несомненно, разговор шёл обо мне. Она – это, несомненно, Тамара. Но почему двадцать лет? Каких двадцать лет? И кому определён срок в пятьдесят с небольшим лет? Что это за срок и какая связь между всем этим и мной? Вопросы проносились один за другим. У меня зашумело в голове от избытка нахлынувших чувств, потемнело в глазах, так что я вынужден был прислониться к стене. Холод стены несколько отрезвил меня. Усилием воли я заставил себя улыбнуться и вошёл в комнату. О чём говорили Учитель со старцем, я более не слышал. Когда же я вошёл, старец Николос с лёгкой иронией в голосе спросил:

– Ты случаем не к себе домой ходил за водой?

– Вовсе нет. Закат очень красивый сегодня. Залюбовался…

– Я уж хотел за тобой идти, тебя искать, – пошутил Учитель, испытывающе глядя на меня.

Но я словно панцирь одел на себя. Я не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, что я подслушал то, что от меня скрывали. Собственно, зачем? Не лучше ли было бы мне всё знать сразу? Так куда легче, чем жить в полном неведении и ждать неизвестно чего. Обо всём этом я размышлял, сидя с книгой в руках у раскрытого окна. Я отказался от ужина. Мне было не до еды. Хотелось подумать, побыть наедине с самим собой, но никуда не уходя, а оставаясь рядом с близкими мне людьми. Погрузившись в свои думы, я периодически перелистывал страницы раскрытой книги. Со стороны создавалось впечатление, что я читаю. А мне и не надо было большего…

На следующий день, встав утром с постели, я понял, что Учителя не было в доме. За год я привык чувствовать его и не утратил эту способность. Дни проходили спокойно: мы со старцем то философствовали, то спорили, отдыхая, или работая в саду. Однажды я всё-таки решился вернуться к волнующему меня вопросу о внутреннем голосе:

– Скажи, Николос, откуда идёт внутренний голос, какова его природа?

– Я даже и не знаю, как объяснить тебе, – немного подумав сказал старец, – внутренний голос – это неотъемлемая частица тебя. Как бы второе твоё «я» – внутреннее проявление твоей личности. И ещё можно сказать то, что он никогда не ошибается. Только надо уметь слушать его и не подавлять в себе.

– Это может и человек и дух?

– Да, и живущие здесь, и живущие на Земле. Для живущих там, мы – духи. Но мы все – люди. Только человеку сложно это принять за истину, и он склонен называть даже самого себя при переходе в мир иной «духом». По природе своей мы едины, различна лишь степень развития. А отсюда – иное мышление, иное строение тела и так далее. Но ты спросил о чём-то другом ещё, я забыл.

– Какова природа внутреннего голоса? – переспросил я его.

– Его природа такова: это более утончённая субстанция тебя самого. Это, если так можно сказать, «изысканная личность», личность тебя самого, но заключённая в более плотную оболочку.

– Какая разница между взаимосвязью живущего на Земле и живущего в этом измерении человека с этой «изысканной» оболочкой?

– Очень часто земной человек не слышит этого голоса или заглушает его настолько, что тот теряет для него всякий смысл. Здесь же он проявляется более ощутимо. Я подчёркиваю – более ощутимо! Потому что и здесь не каждому дано его слышать.

– Почему?

– Николай, но ведь это очень просто: всё зависит от образа жизни и от силы духа.

– Я как-то не проводил параллель между образом жизни и силой духа.

– А ты подумай, много для себя откроешь интересного. Только подели всех как бы на три категории: сильные, слабые и нечто среднее меж ними. И силою духа каждый по-своему и богат, и беден. Знаешь, это тема для написания книги. Может, кто-нибудь когда-то и напишет её. Согласись, что средь сил зла очень много сильных духом. Чтобы творить бесчинства, равно как и противостоять им, нужна большая сила воли. Сильная личность, будь она возвышенной или низменной – сильна! Слабым же можно простить их бессилие. А вот те, кто меж сильными и слабыми, страдают больше всего. А от чего страдают?

– От снедающей внутренней борьбы, – резко ответил я, на что брови у Николоса дугами поднялись вверх, образовав лёгкие складки морщин на лбу. Я его озадачил.

– Николай, ты так категоричен, словно прошёл через это сам, хоть и говоришь, что не задумывался на эту тему.

– Думать-то думал, но не с этой позиции подходил. Да и потом, я не могу себя никуда отнести. В чём-то я силён, а в чём-то – беспомощен…

– Не надо прибедняться, Николай. Ты очень сильная личность. Но ты проходишь становление и укрепление силы духа. И то, что ты назвал внутренней борьбой – естественный процесс для каждого в ходе формирования и воспитания духа.

– Но я очень много не могу подавить в себе, ну хотя бы…

– Не надо перечислять то, что ты не можешь. Захочешь – научишься. Сможешь преодолеть и возвыситься над своими слабостями только благодаря своему желанию быть выше слабости и порока. Здесь тебе никто не поможет. Только ты сам.

– Может, и так, но…

– Не надо никаких «но» … Будь твёрд и решителен. Поставь цель, иди к ней. Каким бы долгим и трудным ни был путь, постарайся достигнуть желаемого, лишь при этом не перечь своей совести, чтобы после не было угрызений. А если ещё сможешь внимать внутреннему голосу, то ты просто счастливчик!

– Я не совсем тебя понял, Николос, к чему ты это подводишь?

– Отвечу: достигнутая цель – это победа. А победа, будь она самой маленькой, всегда приятна. К тому же борьба на пути к цели – закаляет волю и дух. А согласие с совестью и внутренним голосом возвышает тебя, переводя на новую ступень развития. Вот ты об этом и подумай, примеряя сказанное к себе. А я ненадолго уйду. Если не вернусь к утру, то полей грядку с ромашками и клумбы возле дома. Всё остальное, что и где есть в доме, ты знаешь. Или я ошибаюсь? – спросил он, направляясь решительно к выходу.

– Конечно, мне всё в этом доме известно. Ведь твой дом для меня – всё равно, что свой.

– Тогда до встречи!

– Николос, всё же не задерживайся.

– Я постараюсь.

– До встречи!

Старец Николос ушёл, а я ещё долго размышлял над нашим разговором, даже не заметил, как опустились сумерки.

Николоса не было ещё несколько дней. Меня это не пугало: что надо было делать в саду, я хорошо знал. Мне же самому многого не надо, я привык обходиться малым. В эти дни я много размышлял. Мне не сиделось на одном месте, но и оставить дом я не мог.

Старец вернулся уставшим, но весёлым. Я знал, что он всё расскажет сам без расспросов, или же промолчит, если мне не надо этого знать. Конечно, и здесь есть любопытные и досужие люди, старающиеся знать всё и везде. Но любой, хоть немного уважающий себя человек, не станет расспрашивать о том, о чём предпочитает умалчивать его собеседник.

– Николай! Я рад, что ты здесь. Я, наверное, задержал тебя своим отсутствием?

– Ты вернулся весёлым, значит твои дела хороши. А что до меня, так я не много потерял. Скорее, приобрёл: было время над чем поразмыслить.

– Если так, что ж, можешь погостить ещё.

– Ты вновь куда-то должен уйти?

– Нет, ты же знаешь, я редко отлучаюсь из дома. А почему ты спросил меня об этом? Ты хочешь уйти?

– Да, и если ты не возражаешь, то сейчас.

– Так скоро? – Николос был удивлён.

– Да.

– Николай, послушай меня, не глупи, побудь лучше со мной или сходи к Учителю.

– О чём ты, старец Николос? Я вполне нормально себя чувствую.

– Я не о твоём теле, а о состоянии души…

– Всё нормально, поверь мне, – перебил я его.

– Нет. Здесь что-то не так. Мне не нравиться аура, исходящая от тебя. Слишком всё взъерошено и очень неспокойно.

– Не удерживай меня, старец. Я обещаю тебе не делать глупостей и вернуться невредимым.

– Куда ты идёшь? – спросил он меня.

– Этого я ещё не знаю сам.

– А к Учителю не зайдёшь?

– Нет, скорее всего, нет…

– Тогда, до встречи, Николай!

– До встречи.

– Если нужна будет помощь, не забывай о нас с Био. Ты слышишь меня?

– Я никогда не сомневался в искренности наших отношений. Пока…

Куда идти? Не знаю. Мною владели ужасные думы и мысли. Всё наслаивалось одно на другое. Я перенёсся на неопределённое расстояние от дома Николоса и просто брёл, не обращая внимания на окружающий меня пейзаж. А должно быть, было очень красиво. Но меня не трогали красоты природы…

Внутренне я знал, что передвигаться подобным образом небезопасно, и всё же я отправился в никуда. Не определив никакой цели, я передвигался. Остановился я неизвестно где. Огляделся и ужаснулся. Куда же я попал? Со всех сторон на меня смотрели горящие глаза, полные злобы и ненависти ко мне. Я осознавал, что ненависть вызвана тем, что я чист, тем, что я – яркий блик среди мрака. Из обгоревшей постройки поднялась и вышла ко мне навстречу груда тряпья, увенчанная шапкой сплетённых и слипшихся волос, из-под которых не было видно черт лица. И всё в округе зашевелилось и потянулось ко мне. Нет! Я больше не хотел попадать в подобный переплёт, на моём пути было достаточно встреч с нечистоплотностью. Внутренний голос прокричал мне: «Опасность! Уходи!» Я понимал, что так нельзя передвигаться, пребывая в полной безвестности о месте нахождения, но куда? Куда? На Землю! Эти мысли удушливой волной захлестнули меня в один миг, в миг, который мог стать роковым. И я метнулся прочь отсюда, ощутив прикосновение к себе непонятного существа. Рывок был резким, но удаляясь, я увидел, что оно упало и с воплем протягивало вверх руку с клоком материи от моего плаща.

И вот я на Земле. И тоже непонятно где. Услышав хруст ломающихся веток, я оглянулся и увидел несущегося на меня носорога. Я шарахнулся в сторону, но… Животное не заметило меня. Я был на Земле, а значит, вне опасности.

Я находился на берегу небольшого залива, поросшего с одной стороны чем-то вроде камыша. У меня за спиной находился массив леса. Здесь всё было мне чуждо, и я перенёсся в деревню, где прошло моё детство. Я бродил вокруг селения, не решаясь войти в него, хоть и знал, что меня никто не увидит, что мне ничто не грозит. Но…

Мне хотелось вернуться в тело и видимым прийти к тем, кто мне так дорог и близок. А так, что из того, что я их вижу, а они меня – нет. Это было ужасно больно осознавать. В селение я этот вечер так и не вошёл, а здесь были уже глубокие сумерки… Ночь провёл, удобно устроившись под раскидистым кустом, с которого налетавший холодный ветер срывал последнюю листву.

Ближе к рассвету я озяб и вынужден был встать и немножко походить туда-сюда, чтоб немного согреться. Оставившему мир земной не чужды чувства холода, зноя, когда он вновь приходит на Землю. Так было и со мной.

Занимался рассвет, становилось светлее. Пересилив себя, я всё же отправился к дому бабушки. Со времени моего ухода здесь ничего не изменилось. Анфиска уже встала и разжигала самовар, ей всё никак не удавалось разжечь, лучины гасли одна за другой. «Должно быть, отсырели», – подумал я и улыбнулся, вслушиваясь в её привычную перебранку с самой собой.

Потом, тихо ступая, словно кто-то мог меня услышать, я вошёл в бабушкину комнату. Она спала, и я стал дожидаться её прихода. Войдя в комнату, она удивилась, увидев меня.

– Николай, это в самом деле ты?

– Конечно я, бабушка.

– Но почему ты здесь? Тебе плохо?

– Нет, я просто пришёл в гости, – я не хотел её расстраивать.

– Николушка, исстрадалась я здесь. Забрал бы ты меня с собой туда, – она всхлипнула.

– Не в моей это воле, ты же знаешь.

– Да знать-то знаю, устала я…

Внутренний какой-то толчок и непонятно откуда застряла в голове фраза: «Уходи, пусть проводит. Пора ей…» Я был в смятении, но эта фраза вертелась и не давала мне покоя.

– Ты чем-то взволнован, Николушка? Что с тобой? – прижимаясь ко мне спросила бабушка.

Я слышал шаги Анфиски. Она шла будить бабушку, нам надо было уходить. Откуда в тот миг появилось слово «нам» – не знаю. Но…

– Проводи меня, бабушка.

– Ты уходишь? Так скоро Николушка?!

– Да, идём. Идём со мной, – и я увлёк её за собой. Мы уже были за селом, когда бабушка резко исчезла.

Она проснулась, догадался я. И быстро вернулся снова в дом. Бабушка, как была в ночной сорочке, на коленях стояла перед образами. Она молилась. Анфиска стояла в дверях, с недоумением глядя на неё, она не слышала слов бабушки, зато слышал их я…

И вот она встала, тяжело опираясь о стоявший рядом сундук и сказала, обращаясь к Анфиске:

– Помоги надеть платье.

Анфиска молча помогла ей, а бабушка продолжала, как бы рассуждая вслух:

– Вот и мой час, Анфиска, пробил…

– О чём это Вы, прости, Господи?!

– Внук мой приходил ко мне…

– Может, к погоде?

– Да нет. Я с ним ушла аж до околицы, а тут и ты меня разбудила.

– Да будет вам так говорить. Рано умирать собрались. Поживите ещё…

– Я устала. Пора мне… Ну, да что об этом говорить. Господь позовёт, без страха пойду… А что там, чай готов?

– Да, давно вскипел, остывает…

И они вышли из комнаты. А я был пригвождён происшедшим к лавке и не мог двинуться. Невольно я стал вестником смерти… Но почему я? Почему я? И как это могло произойти?.. Однако, немного придя в себя, я, да простит меня Господь, порадовался: «Хоть одна любящая меня и родная мне душа будет со мной в одном мире…» Придя к такому заключению, я не мог более находиться в доме. Мне, казалось, не хватает воздуха, и я вышел во двор. Но и здесь мне было мало места. Мне этот большой мир казался тесным от переполнявших меня чувств и мыслей.

Как-то непроизвольно, повинуясь внутреннему зову, я оказался в Саратове, в том парке, где когда-то познакомился с Тамарой, где встретил столько счастливых минут рядом с ней. Я ходил бесцельно по дорожкам, присаживался на лавочки, где мы часто отдыхали, вспоминал то, о чём мы говорили. И мне казалось, что она вот-вот появится, подойдёт, как бывало раньше, сзади ко мне и закроет прохладными руками глаза. Но увы… Это были лишь воспоминания. Но как они были живы: я слышал её голос и чувствовал прикосновение рук. Я слышал трель соловья и переклики воробьишек в шумной стае, перелетавших с места на место…