Текст книги "Твое чужое тело (СИ)"

Автор книги: Инна Чеп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Глава 25

Шаги.

Они были едва слышны, но она знала, что шагают близко. Слух улавливал скрип военных сапог, шорох плотной ткани. Звуки, мелькающие на границе сознания. Она цеплялась за них, пытаясь выбраться из темноты. Она старалась начать чувствовать окружающее в полной мере. Ей нужна информация, иначе она не сможет полноценно осуществлять охрану двух объектов со статусом "дети". Она должна увидеть, что происходит!

Веки дрогнули. Дежурный свет тут же резанул по глазам, и ресницы сомкнулись, пытаясь спасти остатки зрения.

Мужчина прошел мимо, не заметив ее манипуляций.

Дыхание. Раз, два, три. Один идет, двое спят. Где? Кто?

Пятая проморгалась (по щекам потекли слезы), окинула взглядом из-под прикрытых ресниц окружающее пространство. Взгляд сразу зацепился за худощавую высокую фигуру мужчины. Он стоял к ней спиной, но по силуэту альфа определила, что это господин Алмазов. Однако теперь она смогла рассмотрела его лучше. Мужчина выглядел жилистым, загорелым, волосы были коротко подстрижены, на левом ухе виднелась старая рана, рассекая его напополам, на правой руке поблескивал полупрозрачный бинт из пропитанных антисептиком юлкинских волокон. Алмазов стоял между двумя короткими койками, на которых спали дети, смотря то на мальчика, то на девочку. Кончики его пальцев подрагивали. В какой-то момент мужчина приподнял руку, протянул к белокурой голове Беллы, закутавшейся в серое толстое одеяло по самый нос, но остановил движение, так и не коснувшись светлых волос, в беспорядке разметавшихся по подушке. И шагнул назад. Пятая поспешила прикрыть глаза, но продолжила внимательно вслушиваться в каждый шорох. Мужчина, не останавливаясь, прошел мимо. Через минуту в рубке активировалась голосовая связь с искином корабля. Но из разговора ничего полезного выяснить альфе не удалось: Алмазов обсуждал с компьютерным интеллектом лишь технические вопросы, касающиеся состояния космолета, и маршрут полета.

Пятая попыталась встать. Тело двигалось непривычно медленно и тяжело, но все-таки приняло вертикальное положение. Альфа прислонилась спиной к стене, у которой стояла ее койка, медленно обвела помещение взглядом. Комната имела приличные размеры. Явно не обычная каюта-спальня. Скорее всего здесь когда-то была гостиная или что-то вроде того. Две кровати, на которых спали дети, на самом деле были универсальными креслами-трансформерами. Между ними должен был бы стоять стол – но вместо него виднелась лишь металлическая ножка, впаянная в пол. От столешницы не осталось следа то ли в результате аварии, то ли еще по какой-то причине. В углу стоял невысокий шкафчик с прочными стеклянными дверцами (так называемое небьющееся стекло блестит по-особому), украшенными трещинами вопреки всем заверениям производителей о безупречном качестве товара. Кровать, на которой сидела альфа, на самом деле оказалась диваном с отломанной спинкой.

Пустая комната. Безликая. Словно кто-то вырезал отсюда все, что могло рассказать о владельце корабля хоть что-то. И наблюдение это вкупе со всем остальным не могло не тревожить симбионта. Поначалу Пятая решила, что господин Алмазов – очередной пьяница, перебивающийся редкими заработками в попытке накопить на новый ящик зиранского самогона и очередной перелет в неизвестность. Одинокий, слабый, опустившийся. Безвольное ничтожество, которое легко принудить к чему угодно, если иметь достаточно силы, чтобы врезать пару раз ему по зубам. Ничтожество, которое не жалко убить.

Как будто ей когда-то кого-то было жалко!

Странные мысли. Навеянные то ли срывом детей, то ли собственным состоянием. Недавно Белла, захлебываясь слезами, кричала: "Я хочу проснуться! Проснуться!" Бешеная погоня прекратилась, появилась пара свободных часов – и девочка выплеснула все накопившееся напряжение за время недолгой передышки. Нормальная реакция разумного организма на подобный стресс. Если бы Пятая могла завидовать, она непременно бы немного завидовала Изабелле. Совсем немножко.

Тело заболело. Внезапно, точечно. В тех самых местах, куда попадали кулаки Беллы, когда она билась в истерике в маленькой комнатке на 73 этаже торгового центра. Словно это что-то значило. Словно слова увеличивали тяжесть ударов стократно. А мысли…

Альфы не чувствуют боль. Альфы не считают издержки. Альфы…

Ему было около тридцати лет. Тому, кого она убила первым. Серокожий зиранец с редкими гниющими зубами во рту, похожем на вонючую пасть мелкого шакала с Тизанской Пустоши. Сейчас Тизань уже перестала существовать, тогда, восемь лет назад, ее вымирание еще пытались предотвратить. Глупые, бессмысленные попытки, не приведшие ни к чему хорошему.

И слезы, что текли сейчас по ее щекам, тоже были бессмысленными. Глупыми. Ненужными. Не имеющими причины и смысла.

Альфы не плачут.

Альфы не вспоминают, как к их ногам валились из морозильника разрубленные на куски тела эголюдей. Тот шакалий выродок с вонью изо рта зарабатывал на жизнь очень просто: продавал грензарцам эгочеловеческое мясо, считавшееся у тех деликатесом. Мало ли бездомных, больных и потерявшихся бродят по планетам или в открытом космосе?

Было ли это подстроено специально? Чтобы у нее даже мысли не было жалеть убитого? Но тогда, после операции, у нее вообще не было никаких мыслей. Только пустота – в голове и в груди. И холод. Бесконечный, вымораживающий изнутри.

Сейчас она тоже чувствовала пустоту. И странную, ноющую боль за ребрами. И тепло влаги, катящейся по щекам крупными солеными каплями. Живая кровь тоже теплая – своя и чужая.

Если бы она могла, она бы крикнула: "Я хочу проснуться!" Но альфы не кричат. Сейчас железы восстановят свою работу, капли перестанут стекать по щекам, и она обязательно встанет с кровати и постарается что-то сделать. Для начала хотя бы найти душ.

***

Мужчина, услышав ее шаги, резко обернулся. В глаза Пятой бросилась многодневная щетина, седина в волосах и два коротких шрама на щеке, под правым глазом. Знакомый незнакомец спокойно смотрел на нее карими глазами, похожими на карамель, которую варила по праздникам мать Насти. Мужчине было не меньше пятидесяти лет, и он если и был пьяницей, то не тем, которого можно легко убить.

Это его беда, не ее.

– Очнулась?

Голос уверенный, твердый, без пьяной хрипотцы. В ответ на вопрос Пятая прошла внутрь рубки, с интересом рассматривая помещение. Оно было менее безликим, чем предыдущее: рядом с большой материальной панелью управления, включающей в себя клавиатуру и кучу всяких рычагов, стояла синяя кружка с рисунком мордастого рыжего кота. На кресле второго пилота валялась пустая упаковка из-под чипсов, прижатая к сидению глубокой тарелкой с остатками засохшей еды. На одной из стен висела голограмма-постер с какой-то молодежной девчачьей группой в коротких юбочках. Постер Пятую не обрадовал. Если тело продолжит быть таким беспомощным, как она защитит Беллу от еще одного любителя девочек-подростков?

– Очнулась, – после долгой паузы ответила альфа, останавливая взгляд на мужчине. – Где мы?

– На борту "Филии". Я не стал вызывать планетарную медслужбу. На всякий случай.

Последнее было произнесено многозначительно. Конечно, он предположил, что женщина с оружием в руках, убившая нескольких бандитов, может быть не в ладах с законом. Логичное наблюдение. Но отчего он решил их покрывать? У него явно были какие-то свои цели. И альфа почти на сто процентов была уверена, что эти цели не совпадают с ее, а то и напрямую им противоречат.

А бутылок из-под спиртного она так и не увидела в рубке.

Помимо кресел пилотов в комнате стоял еще неказистый диван с подранной обшивкой. Пятая села на него. Молчание затянулось, и она спросила, не найдя голограммы часов:

– Скоро утро?

Обычно внутреннее ощущение времени ее не подводило. Но сегодня все было иным. Ее собственное тело, мировосприятие, мысли…

Мужчина усмехнулся.

– Нескоро. Сейчас вечер. Ты проспала сутки.

Сутки… Что делали это время дети?

– Не волнуйся, твои подопечные вымыты, накормлены и уложены спать.

Она не заметила гула двигателей. До этого момента он казался далеким шорохом, не имеющим значения. Тело работало в пол силы, в то и меньше – плохой показатель. Долго ли продлится этот сбой организма? Морин ей нужен сейчас как никогда.

А она его не чувствовала. Только пустоту.

– Вы всем тыкаете?

Голос прозвучал холодно. Мужчина на тон не обратил внимания.

– Не всем. Только тем, кому зашивал развороченную грудину.

Пятая коснулась пальцами окровавленного бинта, выглядывающего из-под футболки. Полупрозрачными бинтами, пахнущими ансептиком и травой, она была перемотана с ног до головы. Такие перевязки позволяли видеть, что твориться с раной, не разматывая ее. Полезно, но не в том случае, если ткань вся пропитана кровью.

Алмазов ее зашивал… Значит, тварь не справляется? Он видел ее? Или нет?

Альфа посмотрела на мужчину, не спеша задавать вопрос. Тот кивнул, словно прочитал ее мысли.

– Я видел. У тебя в груди живет какой-то паразит. Он тебе мешал?

"Мешал…" Альфа подскочила. Подлетела к мужчине, схватила его за горло.

– Что ты сделал? ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ???

Ее кисть перехватили темные от загара пальцы. И… легко отвели ее руку в сторону.

Страх.

Она впервые за восемь лет почувствовала страх. Он был липким и скользким, как морин, присосавшийся к ее сердцу. Которого она больше не чувствовала. Которого…

– Я испугался, что могу тебе навредить, и не стал его трогать. Только пару стежков сделал на месте разрыва. На всякий случай. Но может стоило…

– Нет. Не стоило.

Пятая вернулась к дивану. Увеличить дистанцию между собой и седым человеком в застиранной, но чистой одежде, было просто необходимо. Штаны цвета хаки и темно-синяя майка, военные сапоги. Образ дедушки на пикнике больше отталкивал, чем притягивал. А внимательный взгляд карих глаз вызывал желание спрятаться. Ей не нравились эти глаза. Ей не нравился этот мужчина. Она не верила в доброту "просто так". Но если не врет, он зачем-то ей помог. Им. Им обоим.

Значит, морин еще в ней. Это хорошо. Но почему она его не чувствует? Почему организм лечится так медленно? Почему все системы барахлят, словно в сломанном космолете?

– Он важен? – Спросил Алмазов. – Твой паразит?

Да. Нет. Да. Тварь, сломавшая ее тело, подстроившая его под себя… Но именно благодаря этой твари она была все еще жива.

Пятая не стала отвечать на вопрос, а задала свой:

– Значит, мы уже в космосе. Неужели таможенники выпустили корабль?

– А с чего бы им мне мешать?

Альфа нахмурилась.

– А трупы?

– Сам я полицию не вызывал, а проверять контур никто не пришел. Боюсь лежащие в кустах трупы там найдут только через пару дней какие-нибудь туристы или работники агрокомпаний.

Не то чтобы это был неожиданный ответ, но хладнокровие, с которым говорил мужчина о трупах не могло остаться незамеченным.

– Куда мы летим? Где ты нас высадишь?

– Скоро мы пройдем через червоточину. Потом неделя лета до ближайшей планеты. Но… – мужчина замялся, словно боялся ее ответа. – Если у вас проблемы, вы можете переждать здесь. Какое-то время, – поспешно добавил он, смотря на ее хмурое лицо.

Зачем ему это? Белла приглянулась? Собирается продать их грензарцам? Но тогда расчленять надо было раньше, а не выхаживать. У него сделка с работорговцами?

Зачем ему странная тетка с синей тварью в груди и два проблемных ребенка?

Альфа не стала отказывать мужчине сразу, чтобы не провоцировать его на агрессию.

– Мы подумаем.

Она уже подумала и решила, что сбежит с этого корабля при первой возможности. Алмазов же пусть тешиться надеждой, что сможет их одурачить.

– Уклончивый ответ, – вздохнул мужчина. – Но от людей в бегах другого вряд ли можно дождаться. Есть будешь, Настя?

Слышать свое имя было неприятно. Словно кто-то вывалял в грязи ее прошлое. Там она была Настей – рядом с бабушкой, родителями, братьями. А потом…

Это не Настя сворачивала шаррахам толстые шеи. Помогала утихомирить неудачного симбионта. Ждала подходящего момента для атаки, пока шпхут насиловал женщину с Шеты. Выполняла приказ, не считаясь с "издержками". Много приказов. Много издержек.

Цель превыше всего. Так ей говорил капитан Пай… Его рука лежала на синем шраме, а из звуковых трансляторов играла странная ритмичная мелодия, завораживающая каждым звуком.

– Цель превыше всего, – повторяла Пятая. Тварь дрожала в груди в унисон мелодии, привыкала к голосу куратора и теплу его ладони. Привыкала подчинять себе Настино тело и беспрекословно подчиняться чужим приказам. Морин пророс в каждую клетку Настиного организма. И Настя умерла. А родилась тварь.

Это не Настя. Насте было пятнадцать. Она хотела платье как у Маркиной Таньки из пятнадцатого подъезда, открыть собственную булочную и… что-то еще. Подросткам свойственно мечтать о несбыточном.

– Эй, есть нести?

– Нет. – Пятая встала. – И не зови меня Настей.

– Но дети сказали…

– Мало ли что говорят дети.

Она направилась к проходу – не к тому, из которого вышла, к другому.

– Я – Агван. Как мне звать тебя?

Ей было все равно. Пусть будет хоть…

– Арина.

– Хорошо, Арина.

– Душ за какой дверью?

– Вторая справа.

Она мылась долго. Разматывала бинты, рассматривала собственное тело. Нити не отзывались и на коже не показывались, но синие пятна, которые в последнее время хаотично появлялись на ее теле, никуда не делись. С органами чувств творилось странное: то она слышала далекие или очень тихие звуки, то их "отрубало". Четкость окружающего мира тоже "скакала", словно качество картинки на плохом видео-канале. Тварь в груди не шевелилась.

Промыв раны, Пятая с облегчением заметила, что те давно перестали кровоточить. Боль, то заполнявшая все тело, то бившая но нейронам точечно, ее не беспокоила. Боль была чувством, настоящим человеческим чувством. И Альфа-192-5 была не против ощутить ее в полной мере. Представить себя живой.

Вода была горячей. Она обжигала кожу, окрашивалась в розовый и стекала на пол цветным потоком.

Гель был мягким. Руки скользили по телу словно по маслу. Голубая жидкость пахла морской солью.

Облегчение. Да, она почувствовала облегчение, от того, что тварь осталась в ней.

Страх. Там, когда Агван сказал "мешал", она почувствовала страх.

Помимо этого она ощущала еще что-то, что теперь беспокоило ее, расположившись на задворках сознания. Оказывается, в ней жило еще много всего, пока непонятного и неосознанного, но с чем стоило разобраться. Ведь все неизвестное играет против нее.

Тварь не умерла, нет. Иначе бы альфа как минимум потеряла все способности, а как максимум, сдохла вместе с морином. Но с ней что-то произошло. И Пятой стоило учитывать, что она теперь не всегда может положиться на ставшую уже привычной остроту органов чувств, повышенную скорость или уникальную регенерацию.

Когда она возвращалась в комнату, то заметила, что в рубке никого нет. Прошмыгнула быстро в открытый проход, с замиранием сердца выискивая в сумраке высокую фигуру – и нашла. Мужчина стоял над Беллой, укрывая ее теплым пледом поверх тонкого покрывала. Клаус уже спал под таким же. Едва дверь за ее спиной с шумом заехала обратно, мужчина встрепенулся, уронил уголок одеяла Белле на лицо и торопливо шагнул к вошедшей.

– Я…

– Выйдите, мне надо одеться!

Вообще-то альфы не страдают стеснительностью, но сейчас Пятая меньше всего желала остаться в одной комнате с мужчиной, которого ей хотелось… да, странно, но в последнее время появилось это "хотелось"… придушить.

Он отвел взгляд и вышел, почти бесшумно ступая по полу ногами в тяжелых военных ботинках. Пятая достала из стоявшего у ее кровати-дивана рюкзака одежду, нацепила первые попавшиеся под руку вещи, села – и обнаружила, что у нее в ногах тоже лежит теплый полосатый плед.

***

Фолс задумчиво листал отчет спецов. По мере прочтения документа, лицо его становилось все более мрачным. Гузель медленно поднялась с гостиничной кровати, подошла к мужчине, положила руки ему на плечи. Немного помассажировала, а потом спустила ладони ему на грудь. Взгляд медсестры не отрывался от виртуального экрана.

Фолс недовольно передернул плечами, а затем скинул с себя руки любовницы.

– Ты можешь думать о деле?

– Могу, – женщина запахнула короткий шелковый халатик, пряча свои прелести, не столько прикрытые, сколько украшенные прозрачным нижним бельем. – Но мое дело начнется только когда ты поймаешь эту стерву.

– Мы, – доктор косо посмотрел на любовницу. – Это НАШЕ дело, дорогая. Все – наше. И не волнуйся, мы ее поймаем. Не на этой планете, так на другой. Кушать необходимо даже альфам. Не то что детишкам.

– Насчет кушать, Эд. Что заказать на обед?

– Я обойдусь кофе.

– А если…

Фолс оторвал взгляд от отчета, недовольно скривился.

– У. Меня. Дела! Если тебе хочется есть – заказывай, если трахаться – то тоже кого-нибудь закажи. Но меня не трогай. Я занят!

Гузель обиженно фыркнула, прошла в соседнюю комнату, гостиную, потом в следующую, назначенную ее спальней. Заказала доставку еды из ближайшего зиранского ресторана, потом, внимательно прислушиваясь к окружающей ее тишине, набрала еще один номер. Его не было в контактах, но женщина помнила последовательность цифр наизусть.

– Я согласна.

– Неужели? – мужской голос был полон сарказма. – Помнится, ты решила делать карьеру у Фолса?

– Помнится, я говорила, что подумаю над вашим предложением. И сейчас я намерена его принять. Вы заинтересовались зеенскими чудо-бойцами и жаждали получить выкладки Фолса по его засекреченному проекту. Так вот: я знаю пароли. И готова переписать для вас данные. За умеренную плату, разумеется.

– А как же: "Это слишком рискованно"?

– Я люблю риск. Оправданный. И хорошо оплачиваемый. К тому же самое рискованное дело – играть за проигрывающую сторону.

– А Фолс – проигрывающая? – с жадным интересом спросил мужчина. Гузель пожала плечами, забыв, что собеседник ее не видит.

– Он ближе к проигрышу, чем думает. Я уверена, что побег детей ему аукнется. И никакие связи доку не помогут. Он нужен, пока может что-то дать. Без этого он труп.

– Хорошо. У тебя неделя. Через пару дней я сброшу место встречи.

Женщина усмехнулась.

– А в последний момент оно поменяется?

– Осторожность никому еще не вредила, – спокойно заметил мужчина. – Что ж, Новое Возрождение благодарит вас за сотрудничество.

– Когда благодарность капнет на мой счет?

– Не раньше нашей встречи.

В голосовом канале послышались гудки.

В дверь номера позвонили доставщики из ресторана.

Глава 26

В рубке гремели машиной для напитков, потом кружкой, потом опять машиной – и опять кружкой. Пятой почудился запах кофе. А потом ей показалось, что кто-то плачет. Скупо и как-то сухо. Раньше бы она могла сказать точно, но сейчас смысл неясных звуков дорисовывало воображение. Заскрипело кресло первого пилота, запикало что-то на компьютере, стукнула о стол керамика. Щелк. Долгая-долгая пауза. Щелк. Пауза. Щелк…

Пятая прислушивалась к звукам, словно заново училась по ним читать происходящее. Когда все стихло, она еще около двадцати минут лежала неподвижно, пытаясь понять: действительно мужчина заснул или ей окончательно отказали уши. Затем альфа встала, прошлепала босыми ногами к двери. Та отъехала в сторону.

Агван спал прямо в кресле пилота. Руки он положил на стол, а голову – на скрещенные руки. Над столом висели голограммы нескольких фотографий. На крайней молодая кудрявая девушка, очень похожая на Агвана, стояла в парке в обнимку с широко улыбающемся парнем на роликах. Эти же люди были изображены на следующей фотографии, только солидно повзрослевшие и с двумя детьми: мальчику на вид можно было дать лет пять, девочка полутора лет с любопытством выглядывала из коляски и с весьма требовательным видом протягивала фотографирующему свою пустышку. На третьем фото был изображен улыбающийся Агван с удочкой и похожие на него дети: мальчику уже стукнуло лет 12, девочке – 8 или 9. Малышка сидела у деда на коленях, ее брат облюбовал соседний пенек и сосредоточенно лепил из какой-то жуткой на вид каши приманку. Все улыбались и были счастливы.

Последняя фотография была черно-белой и "парадной", сделанной явно в каком-то центре на заказ. Пять человек стояли рядом. Агван обнимал дочь и ее мужа, стоявших по бокам от него, те положили руки на плечи сына, а маленькую дочку, наряженную в яркое пышное платьице, зять держал на правой руке. Красивая композиция, сказочный антураж, обработка в специальной программе (как минимум увеличена контрастность) – салонная фотография, сделанная на какой-то праздник. Теперь она была обведена черной рамкой. Сверху поверх рамки виднелись кончики букв. Словно фото было выложено на каком-то инфосайте, а человек сделал скриншот и вырезал фотографию из статьи. В итоге получилось немного коряво, но вряд ли мужчина задумывался о красоте, когда дрожащей рукой обводил черную рамку. И вряд ли он помнил, что это можно делать не вручную.

Пятая вернулась в комнату. Легла на выделенный ей диван, накрылась пледом. Ткань пахла моющим средством и пылью. На этом корабле давно не было гостей.

Она долго прислушивалась к звукам. Гудение двигателей то становилось почти не слышным, то таким четким, словно она сидела под крылом корабля. Укрытые по самую макушку дети уютно сопели, кое-как уместившись на коротких раскладных креслах. Альфа немного послушала их дыхание, а потом прикрыла глаза. Ей нужны силы. Надо поспать.

– Разбуди в шесть.

Тварь не отозвалась.

Но альфа все равно задремала.

***

Утро вышло одновременно и суматошным, и чересчур медленным. Альфа проснулась первой. Лампы в рубке и коридоре горели во всю мощь, с кухни – первая дверь по коридору – доносился запах яичницы. Что удивительно – самой настоящей, из яиц, а не из разведенного порошка. Пятая прошла мимо, к душу, умылась, осмотрела свои раны, вернулась к детям. Белла сонно протирала глаза, Клаус ворочался, пытаясь досмотреть какой-то сон. Увидев симбионта, оба подскочили.

– Ты очнулась! – к удивлению альфы, радостно воскликнула девочка. Клаус просто посмотрел на Пятую сонными глазами и зарылся обратно в одеяло. Поспать ему не дали – Пятая намеревалась расспросить детей о хозяине корабля и прошедших сутках как можно подробнее.

Рассказали дети немного. Когда она упала, Агван закрыл вход, включил охранный контур корабля и изнутри погрозился, что уже вызвал полицию. То ли потому что через минуту замерцал контур, установленный таможенниками, то ли потому что испугались полицейских, двое холоднокровных, прятавшиеся в кустах, с посадочной площадки исчезли. Агван перенес женщину в рубку, обработал ее раны, перевязал, отнес в ближайшую комнату. Предложил свою помощь детям, но Клаус отказался за себя и за Беллу. Тогда мужчина разрешил им выбрать себе каюты, но дети дружно прошли в то место, где была "старшая сестра Настя". Тогда он притащил им два кресла, показал душ, а потом принес еду. Дети договорились спать по очереди, чтобы дежурить, но не выдержали, и оба заснули. Правда, ночью ничего страшного не произошло. А наутро Алмазов выпросил ранний старт и покинул планету еще до восхода солнца.

Днем тоже ничего плохого не случилось: их накормили, посадили за пилотские кресла, заблокировав, правда, доступ к пульту управления, но зато открыв архив с фильмами, играми, книгами и музыкой. А сам господин Алмазов отправился надраивать полы и убирать каюту.

– Странный эгочеловек, – морщась, сообщил Клаус. – Даже не позвал Беллу ему помогать. А когда она сама предложила помощь, отказался.

В итоге дети почти целый день провели за просмотром фильмов из папки "Древняя архитектура". Игр на компьютере было мало, и все они были забракованы Клаусом как очень скучные, а скачанные книги оказались какими-то мудреными археологическими трактатами, "о которые можно мозг сломать". Так что день вышел на удивление спокойным и размеренным.

Закончив рассказ, Клаус спросил самое важное:

– Куда мы дальше?

Пятая нажала кнопку, открывая закрылки иллюминатора. Дети восторженно припали к стеклу.

– Мы прошли червоточину. До ближайшей планеты неделя полета. Вот пролетим ее – тогда и решим.

Мальчик обернулся.

– Но ведь у нас есть какой-то план?

Белла тоже посмотрела на альфу.

– Господин Алмазов предлагает нам свое гостеприимство на более длительный срок, чем неделя. Насколько я поняла, ему без разницы, куда лететь. Нам же лучше всего направиться к Кантонским окраинам. Там не особо спрашивают, кто ты и откуда. Мы можем полететь туда на "Филии", а можем попробовать найти другой корабль.

Дети задумались.

– Тут кормят вкусно, – загибая палец, сказал Клаус. – И разрешают делать, что хочешь. И потом, он же проверенный тип, ведь не сдал нас на Терре. Ну, можно и остаться.

Белла только пожала плечами, пряча глаза.

– У нас есть еще целая неделя, чтобы это решить, – вынесла вердикт Пятая. В дверь постучали.

– Эй! Я слышал, как вы шебуршите! Дуйте на кухню, в то завтрак остынет!

Белла принялась заправлять импровизированную кровать. Клаус нарочно неторопливо потянулся. Но потянул носом, принюхиваясь к ароматам натуральных яиц и модифицированного мяса, сглотнул слюну и тоже заторопился.

На завтрак все пришли вовремя – ничего остыть не успело. Чинно расселись за круглым столом. Пятая заметила, что корабль действительно вымыт практически до блеска. Стол же был завален едой. Яичница, какие-то нарезки, банка с абрикосовым компотом, выглядящая так, словно ее только что из своего подвала достала старенькая бабушка-дачница, печенье сладкое, соленое и острое, "быстрый" хлеб (из замороженных заготовок, разбухающих в духовке): белый, черный и с изюмом…

Агван не столько ел, сколько смотрел, как едят дети. Когда его взгляд пересекался со взглядом альфы, он немного хмурился, но и только. Глаз не отводит, но напрягался. Словно он боялся, что она заберет у него возможность сымитировать семью хотя бы на эти несколько дней…

Когда дети с разрешения капитана ушли в рубку к компьютеру, Альфа встала, помогая Алмазову собрать со стала посуду. Они молча загрузили все в посудомойку, остатки еды поставили в холодильник, мусор бросили в утилизатор. В четыре руки работа вдруг закончилась очень быстро. Молчать дальше было глупо.

Альфа села за стол. Агван тоже – напротив нее.

– Куда ты летишь?

Мужчина пожал плечами.

– Мне все равно. Куда скажите, туда и полечу. У меня нет маршрута.

– И на что же ты живешь?

– Перебиваюсь подработкой. В любом месте можно заработать, если не очень воротить нос от презренных профессий типа уборщика, грузчика и т. д… На каждой планете и у каждой расы свой список.

– Любишь вольную жизнь?

Агван улыбнулся. Спокойно так, понимающе.

– Я люблю путешествовать. Профессия у меня такая была непоседливая – археолог. Но мне нравилось возвращаться домой из далеких странствий. Так вышло, что теперь возвращаться мне не к кому. Вот и странствую по принципу "куда глаза глядят".

– А что если у нас нет денег?

– Заработаю, – легко ответил мужчина, словно в этом не было никакой сложности. – Два ребенка да молодая женщина – не рота вечно голодных студентов. Прокормиться несложно.

Альфа вроде бы и понимала, что на самом деле ищет мужчина в их компании, и на первый взгляд ничего предосудительного в этом не было, но слишком уж все гладко получалось!

– Зачем тебе это?

– Мне… скучно одному.

Скучно или одиноко? Смысл ведь разный…

– Нанял бы нормальную команду.

– Нет. То есть я пробовал как-то, не срослось. Чужие люди будут здесь ходить, тыкать всюду свои носы, давать непрошенные советы. Водить мне психологов и себе сомнительных девиц. А то и наоборот. Зачем?

– Мы тоже чужие.

– Да, – Алмазов устало выдохнул. – Но… Я на самом деле с некоторых пор плохо уживаюсь с людьми. И давно всерьез не думал о компании. А вы свалились на меня так неожиданно и так безапелляционно, что и деться-то от вас было некуда. Я поначалу подумал: вот вывезу их с планеты, очнется старшая – и все. До ближайшей орбиты. А как-то получилось… Корабль словно ожил. И дети так к месту пришлись… Давно здесь не звучали детские голоса. Так странно… Даже жи… захотелось завести компанию.

Альфа долго смотрела на замолкшего мужчину. Побрился, на майку надел рубашку поновее. Даже погладил ее. Старается, завтрак готовит, детей балует. Глаза – темная карамель, нехолодные, незлые… точно такие же глаза были у Настиной бабушки – немного грустные, но с искринками вечного любопытства, мудрые. Тоже карие.

Она умерла очень рано по современным меркам. Быть может, приезжай они чаще, бабушкино сердце билось дольше?

– Нам нужно добраться до Кантонских окраин. И так, чтобы не встретиться с таможней, полицией и другими службами.

Агван спокойно кивнул. Словно каждый день укрывал на своем корабле беглецов. Пожалуй, это напрягало Пятую еще больше его готовности опекать чужих детей.

– Я посмотрю маршрутные таблицы.

Альфа не выдержала его спокойного голоса.

– А ты уверен, что нам нужна твоя помощь? Что завтра ночью я не прирежу тебя в твоей собственной кровати?

Он посмотрел на нее строго, словно учитель на нерадивую ученицу.

– Я видел сводку. Один убитый, остальные – раненые. Учитывая, как быстро ты разделалась с бандитами, что пришли по мою душу, вряд ли стоит рассчитывать, что ты так часто промахивалась. И дети – они говорят в твою пользу. Не видел злых людей, которых бы так заботились о детях.

– Может, я взяла их в заложники.

Агван улыбнулся.

– Вряд ли они именно поэтому испугались сделать от тебя шаг. Ночью отказались спать в другой каюте, а весь следующий день бегали трогать твой лоб. Тайком от меня и друг от друга. Я понимаю, я вам чужак, но вы… Я видел много разумных, Арина. Наши экспедиции совершались на разные планеты. На одних нас чуть ли не боготворили, на других шли гражданские войны, на третьих разумных не осталось – они проиграли битву природе. Я умею не только размечать и копать, я научился убивать, лечить, хоронить. И еще смотреть "в" а не "на" разумного. Я точно знаю, когда врет чакат или нинокаец; когда эгузские шлюхи имитируют интерес, а когда действительно заводятся; когда дзэртанец просто сердится, а когда готовится тебя убить. Я знаю, что тихие девочки, плачущие под одеялом, не цепляются за руку тетенек, которые их обижали. Я не в курсе, кто и зачем вас ищет, но полагаю, что эгочеловек, охотящийся за детьми, вряд ли является добрым, а тот, которого они упорно называют "сестрой Настей" даже при полном отсутствии сходства, вряд ли несет зло.

Губы альфы дрогнули. Она почти оскалилась в ответ на эти слова – но почти. Сражение игралось словами, а не кулаками, в словах альфа была не сильна. Да и ее противник был не столь мудр, как ему думалось. Он ошибался. Потому что она несла зло. Более того она сама была концентрированным злом. И завтра, возможно, если он не так прост, как хочется казаться, она свернет ему шею за неправильный взгляд в сторону Беллы. Что ты тогда скажешь, дед Агван?