Текст книги "Зов смерти"

Автор книги: Ингер Эш Вулф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

Маллик порылся в кармане, выудил наконец один-единственный патрон и загнал в патронник пистолета.

– Какие еще условия? Нет никаких условий, и твое согласие ничего не значит!

– Конечно, нет. Так же как не существовало никаких соглашений между тобой и людьми, которых ты отправил на тот свет. Просто воспользовался отчаянием обреченных на смерть, как сейчас пользуешься моей беспомощностью.

Из груди Питера вырывались надрывные свистящие хрипы. Перед Хейзел стоял истощенный, изголодавшийся и ослабевший человек! Да, смерть подобралась совсем близко не только к ней, но и к безжалостному убийце! Скоро тень от тучки накроет долину и один из них обязательно умрет!

– Ты нарушил его первую заповедь, – продолжила она. – Неужели ты думаешь, Господь позволит приобщиться к церкви его с таким грехом на душе?

– Никто из мертвых на самом деле не умер.

– Один из моих офицеров нашел твоего брата в лачуге, где вы жили. Его тело лежит в пыли, смердит и давно изъедено личинками. Никто даже не похоронит его, а ведь он когда-то спас тебя из ада, в котором ты влачил жалкое существование. Вот, значит, какова благодарность за братскую любовь и доброту?

– Моя любовь и благодарность сейчас не имеют значения!

Важно лишь, как Бог отблагодарит меня и как сейчас проявишь свою любовь ты! Просто знай: я так легко не сдамся!

– Ты сама признала, что заслуживаешь смерти!

– Заслуживаю, черт возьми! – воскликнула Хейзел. – Но мое признание вовсе не означает, что я хочу умереть. Я соглашаюсь на твои паршивые условия только потому, что выбора нет.

Питер от злости сжал челюсти, потом пересилил себя и улыбнулся:

– Будь осторожна со словами! Я могу поверить в твою неискренность, но знай, что тогда и я смогу обмануть. А ты ведь хочешь, чтобы твоя мама жила, так?

– Верно, – согласилась она. – Но если я сегодня умру, то по крайней мере без лжи. Мама не приняла бы ложь даже воспасение ее жизни! А правда заключается в том, что я совсем не хочу умирать! Не могу притворяться даже ради матери! – Хейзел осторожно приблизилась к убийце. – Если я отдам себя в твои руки и ты вдохнешь жизнь в тело родного брата, как думаешь, какими словами он встретит тебя? Что он подумает о грандиозной миссии, которая стоила жизни многим людям? Согласился бы он на спасение такой ценой?

– С каждой секундой твоя мать приближается к смерти, Хейзел! А ты говорила, что хочешь ее спасти.

– Давай стреляй в меня! – Питер поднял пистолет, и она заглянула в черное дуло. – Но сначала покажи, какое положение языка следует принять.

– Не беспокойся насчет этого.

– А я хочу знать. Если по твоей милости я стану лгуньей, то хочу сама произнести эту ложь.

Застыв на месте, Маллик неотрывно смотрел на нее Воз можно, если Хейзел удастся продержать его в таком состоянии еще дольше, силы покинут его и он развеется как дым. В начале расследования Хейзел его боялась, потом возненавидела и только сейчас, стоя перед этим человеком, она почувствовал горечь, переполнявшую его сердце, и впервые за все время поняла его мотивы. Вернуть прошлое, чего бы это ни стоило! Кто не захочет? Всякий, кто теряет надежду, попадает в Гефсиманский сад, где есть лишь одна молитва.

– Я могу произнести всю ложь, – решила пойти ва-банк Хейзел. – Запомнила ее на всю жизнь.

– Покойся с миром, Хейзел!

– Libera eos de vinculis…

– Нет, не надо…

– Мы оба потеряли тех, кто нам дорог, – добавила она.

– Твоя мама еще жива!

– Меня бросил муж. От тебя ушел брат. Саймон умер.

– Саймон стоит перед тобой!

– Нет! Передо мной стоит его младший брат с разбитым сердцем. А Саймон умер и его не вернуть! А теперь скажи мне, кто спасет Питера сейчас?

В его глазах мелькнуло отчаяние, и по изможденному телу пробежала дрожь. Все кончено! Потом наступила полная тишина, а в могилах неподвижно лежали убитые и растерзанные тела. Наконец он все понял.

– Mortis, – закончила Хейзел латинскую фразу.

Питер открыл рот, будто собирался запеть, и вставил в него дуло пистолета.

Глава 26

января, воскресенье

Новогодняя ночь не обошлась без чрезвычайных происшествий, нарушений правопорядка и пьяных выходок отдельных горожан в два часа ночи Сэм Роут протаранил амбар на участке Говарда Тайлера своим новым «бьюиком". Автомобиль, конечно, пришел в полную негодность, а мистер Тайлер не стал настаивать на возмещении убытков. Он заявил, что давно собирался снести амбар и построить новый и что Роут избавил семейство Тайлер от лишних хлопот.

Кроме того, произошло девять драк, в Кехоэ-Гленн бутылкой разбито одно окно, а в Клифтон сразу же после полуночи вызвали «скорую помощь», чтобы оценить степень физического ущерба, нанесенного мужчине пробкой из-под шампанского, о чем свидетельствовал огромный синяк под глазом.

С самого Рождества резко потеплело, и в первый день нового года столбик термометра поднялся днем до шести градусов. В следующем выпуске «Вестмьюир рекорд* наверняка не преминут упомянуть о рекордно высокой температуре, отмеченной в январе за долгие годы. Утром по улицам разлетался обычный мусор и шел неторопливый дождь. Наконец и в жизни Хейзел наступило первое за многие недели спокойное воскресенье.

После месяца лечения Эмили Микаллеф выписали из больницы. Она вернулась утром в пятницу и, на радость всем, встретила Новый год в стенах родного дома. К ее приезду дочь переоборудовала гостиную в спальню. Хоть мать снова ходит, лестницы изматывают ее силы, а доктор советует по возможности их беречь. То же самое касается и Хейзел.

Тем роковым утром она затащила тело Питера Маллика в багажник и, бережно усадив мать на переднее сиденье, выехала из заповедника. Сидя за рулем, Хейзел время от времени билась локтем о дверь, стараясь не потерять сознание от дикой боли.

Оказалось, что, когда Маллик выволакивал ее из машины, в пояснице разорвался межпозвонковый диск. Во время последующих событий боль приглушил бешеный выброс адреналина в кровь. Правда, как только Хейзел перенесла Эмили в автомобиль, страшная боль обрушилась с новой силой, помутив сознание и мешая вести машину. Прошло более часа, прежде чем Хейзел наткнулась на указатель к больнице. Подъехав к приемному корпусу, она остановила автомобиль и, упав головой на руль, потеряла сознание.

Хейзел пришла в себя лишь после операции, которую сделали на спине, и узнала, что Эмили на вертолете перевезли в другую больницу в Мэйфере. Эмили пролежала в коме несколько долгих дней и очнулась за неделю до Рождества. И мать, и дочь провели долгое время в разных больницах, подключенные к идентичным аппаратам жизнеобеспечения, с помощью которых их жизненные сигналы переводились в электронные коды, словно обе они оказались подключенными к неземной цепи, в которую Питер Маллик соединил свои жертвы.

После операции Хейзел передвигалась только с помощью ходунков и восстанавливала силы, проводя все время в палате Эмили в Мэйфере. Когда мать очнулась, дочь читала ей ежегодные рождественские рассказы из «Рекорд». Последний был напечатан в выпуске, вышедшем за пару дней до Рождества. Память услужливо подсказывала Хейзел воспоминания об отце, читающем за праздничным столом ей и брату Алану рождественские рассказы, полные надежд и обещаний благополучного избавления от всех бед. Сказки, одним словом. Тем не менее тридцатого декабря Эмили вернулась домой!

Эмили Микаллеф не рассказывала о выпавшем ей суровом испытании. Правда, когда ее взгляд останавливался на Хейзел, в глазах появлялся особый блеск, который говорил дочери, что пережитое нельзя выразить словами, по крайней мере сейчас. Обе женщины, прихрамывая, бродили по дому и старались избегать общества друг друга, словно между ними пробежала кошка. В действительности поводов для раздора не было, просто каждой как бы открылась суровая правда бытия и обе предпочли размышлять о ней в одиночестве. В новогоднюю ночь Хейзел накрыла праздничный стол, на котором были яйца, картофельные оладьи, бекон и тосты. Немудреная закуска, которую они ели в полном молчании.

Еще раньше, в тот же день на пороге дома появился Уингейт с неизменной фуражкой, зажатой в руках. Он не принес в подарок традиционную новогоднюю бутылочку, и на мгновение Хейзел показалось, что молодой человек осуждает ее за пристрастие к алкоголю. Но в глубине души она знала, что он добрый малый и не способен на пакости. Возможно, Джеймс просто хотел намекнуть, что их ждет совершенно необычный год, непохожий на предыдущие! Вместо бутылки он принес кофе и пакет с выпечкой (целых два соблазна).

Уингейт и Хейзел расположились в комнате, и, к его удивлению, она отказалась от сахарного печенья. С момента возвращения домой у нее пропала любовь к сладостям.

– Как спина? – поинтересовался Джеймс.

– Мне предстоит пережить еще одну операцию. Сейчас диска нет. Возможно, срастят.

Уингейт скривился, понимая, чего это будет ей стоить.

– А как себя чувствует ваша мама?

Хейзел приоткрыла крышку кофейной кружки и со стуком опустила обратно.

– Доктор Самнер говорит, она чудом выжила и пока еще слаба. Он отпустил Эмили домой только потому, что в свою бытность мэром она прощала его отцу парковочные штрафы.

– Все женщины из семейства Микаллеф сделаны из прочной стали!

– Честно говоря, Джеймс, я и не подозревала, из чего сделана, вплоть до недавних событий. – Поднеся кружку ко рту, Хейзел сосредоточенно вглядывалась в идущий от горячего кофе пар, скрывавший лицо. – Сначала я очень испугалась, что умру, а потом страх исчез и я поняла, что впереди ждет смерть. Это совершенно новое осмысление смерти, понимаешь? Мне уже шестьдесят один год, а эта мысль меня посетила впервые! Представляешь?

Уингейт недоверчиво покачал головой:

– Даже представить не могу! Наверное, это было страшное открытие!

– А сейчас меня не напугаешь плохими новостями! Скажи, что мне осталось жить шесть месяцев, и я задумаюсь лишь над тем, чем заполнить целых шесть драгоценных месяцев жизни!

Джеймс улыбнулся и, протянув руку через спинку дивана, сжал ей плечо, желая приободрить.

– Ну, на этой неделе совсем нет плохих новостей! А вчера я вообще слышал, что Терри Баттен собирается забрать иски из суда.

– До меня тоже долетели эти слухи.

– По-моему, ей не хочется добавлять новых хлопот пострадавшему за правое дело детективу!

– Конечно, это ведь прерогатива Йена Мейсона!

– Время покажет! – засомневался Уингейт. – Вряд ли перед выходом на пенсию он решится уволить человека, сумевшего покончить с Питером Малликом.

– Питер Маллик покончил с собой сам, а я лишь умудрилась выжить в этой заварухе.

Джеймс с задумчивым видом поджал губы. Приобретя некий опыт в общении с Хейзел, он теперь понимал, что в данный момент проще согласиться, а не продолжать бессмысленный спор. Уингейт неожиданно попытался представить себе, какая обстановка сложится в Порт-Дандасе через год службы, и не смог.

– Ты разговаривал с Севиньи? – вдруг поинтересовалась Хейзел.

– Да, – откликнулся он. – Его отстранили от занимаемой должности на четыре месяца без содержания.

– Ого!

– Все будет хорошо! Мы с ребятами скинулись и отослали ему небольшую сумму.

– Пошли ему и от меня пятьсот долларов, – попросила она. – Скажи-ка вот что. – Кружка Джеймса застыла на полпути ко рту. – Тебе француз нравится?

Уингейт медленно поставил кружку на колено.

– В каком смысле нравится?

– В прямом! Он тебе нравится? Понимаешь, когда Севиньи восстановят в должности через четыре месяца, вряд ли его гостеприимно встретят в родном участке. Мы могли бы пригласить его к себе.

– Конечно! – торопливо согласился Уингейт. – От него будет большая польза на участке! Севиньи классный и очень дисциплинированный полицейский!

– По-моему, он помешан на дисциплине, Джеймс.

– Что ж, бывает!

– Ладно, приспособится! – решила Хейзел, а Уингейт весело рассмеялся.

Она с трудом поднялась, проковыляла на кухню и вылила остатки кофе в раковину. Хорошего понемногу! Даже чашка кофе может вызвать нежелательные последствия для больного желудка. Опираясь о раковину, Хейзел собиралась с духом и пережидала, пока боль в ногах утихнет. Стоя в дверном проеме, за ней наблюдал Уингейт.

Джеймс, мне не дает покоя одна мысль, – неожиданно произнесла она.

– Какая мысль? – Зимба или Тонга?

– Что Зимба или Тонга? – с улыбкой переспросил Джеймс. – Помнишь пуму? Как звали ту бедняжку?

– Дейв! – ответил он, и его улыбка стала шире.

Со сном дела обстояли плохо. В темноте накатывала волна непонятного страха и становилось совершенно не до сна! Хейзел ругала себя на чем свет стоит за надуманные глупости и страхи, и тем не менее заснуть в темноте не получалось. В новогоднюю ночь, после того как Эмили задремала в импровизированной спальне на первом этаже, она долго сидела у себя в комнате со включенным светом и прислушивалась к праздничному шуму на улицах, эхом разносившемуся над макушками деревьев. Ровно в полночь отовсюду раздались радостные крики. «Вот оно – настоящее единение!» – с грустью подумала Хейзел.

В первый новогодний день утром первым делом по телевизору показали традиционный «Парад роз», а потом футбольный матч. Мать и дочь целый день не заходили в кухню, перебиваясь чипсами, чесночными хлебцами и поп-корном. К пяти вечера, когда за окном стемнело, Хейзел казалось, что она опустошила все запасы торгового автомата. Тогда же мать заявила, что хочет провести первую ночь в новом году в своей постели. Не спеша вдвоем они поднялись по лестнице, и в семь часов Эмили была уже в кровати.

– С Новым годом, Хейзел! – сказала мама, укладывая тонкие руки сверху на простыню.

– И тебя тоже! – откликнулась дочь.

Позже она лежала на кровати в своей спальне с открытыми глазами. Наступила глубокая ночь, а Хейзел не могла отвести взгляда от желтого круга света на потолке, отбрасываемого настольной лампой. В который раз перед глазами возникла картина разлетевшихся по хижине мозгов Питера Маллика и падающего на пол, словно надломленного тела. Вновь охватило удивительное чувство, что жизнь продолжается. А те люди, с молитвой на устах отдавшие себя в руки Маллика, – за что умерли они? Если единственный человек с глубокой верой прав, тогда он пророк. Если нет, тогда глупец. Но кто умер в той лачуге в лесах? Пророк или глупец? А кто выжил? От этих мыслей Хейзел обдало холодом с ног до головы.

Прошел час, а сна не было и в помине. Хейзел вышла в коридор и бесшумно толкнула дверь в комнату матери. Эмили тот час открыла глаза.

– Хейзел? Это ты?

– Да, я. Можешь подвинуться?

– Зачем?

– Лягу с тобой.

Пристально посмотрев на стоящую у края кровати дочь, Эмили Микаллеф с трудом подвинулась, а Хейзел поправила простыню.

– Со мной все хорошо, милая.

– Знаю и все равно боюсь упускать тебя из виду.

В полумраке она разглядела едва заметную улыбку матери.

– Ты не хочешь оставаться одна.

– Ага, – призналась Хейзел, – и это тоже.

– Я слишком устала и не смогу бодрствовать с тобой, дорогая.

– Ничего страшного, мама.

– Если хочешь, включи радио.

Она дотянулась до тумбочки и нажала кнопку. Оркестр исполнял незнакомое произведение, тихое и умиротворяющее. Наверное, меломаном ей так и не стать, но Хейзел вдруг представила людей с разными инструментами, и каждый по отдельности издает свой звук, а все вместе они сливаются в мелодию!

– Мама?

– Я все понимаю, Хейзел.

Мать и дочь лежали в кровати, слушая тихую музыку.

– Наш городок перестал быть провинциальной дырой, и мы больше не живем в своем тесном мирке, правда?

– Да, – откликнулась Эмили, – те дни ушли безвозвратно!

Она открыла глаза, не понимая, удалось ли ей заснуть хоть на минуту. Так же тихо играла музыка. Хейзел прислушалась к глубокому и ровному дыханию матери, к тихому скрипу старых деревянных полов и стен. Вот он – ее дом! А там, снаружи, в овраге сплели оголенные ветви деревья, за которыми спряталась темная ночь, нависшая над родным городом. Над городом, где родилась и выросла Хейзел Микаллеф!