Текст книги "Печать пожирателя 11 (СИ)"

Автор книги: Илья Соломенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Неужели целый подъезд? Или… весь дом?

Мысль была настолько невероятной, что я на мгновение остолбенел. Такая скорость заражения… Это был не просто рост – это был взрыв!

Прикинув варианты, я покачал головой и не стал лезть внутрь. Один против сотни, а то и пары, в замкнутом пространстве… Не скажу, что для меня это было бы самоубийством – но рисковать не хотелось. Да и обнаруживать себя раньше времени тоже.

Я потянулся к коммуникатору, чтобы вызвать штурмовые группы Инквизиции, как вдруг в сознание ударили два чётких, леденящих образа, переданных Мунином и Хугином одновременно.

Заводской район. Цех №4. Масштаб: около пятисот единиц.

Центральный рынок. Подвалы. Триста пятьдесят.

Школа №15. Спортзал. Триста.

Стадион… Теплотрасса… Больница…

Образы сыпались как из рога изобилия. Три, четыре, пять… десять очагов! Мои вороны отмечали на карте моего сознания всё новые и новые точки заражения…

Десятки. Сотни. Тысячи людей.

Я опустил руку с коммуникатором, так и не набрав номер. Сердце заколотилось с бешеной силой, кровь отхлынула от лица. С момента появления купола прошло меньше десяти часов.

За это время в городе оказалось заражено уже несколько тысяч человек.

Это была пандемия – и я оказался заперт в ней…

Глава 9
От заката до рассвета. Часть 1

Кабинет заместителя мэра я превратил в импровизированный штаб. Воздух тут стоял густой и спёртый – он пах потом, страхом и остывшим кофе.

Я стоял у старой, бумажной карты Шадринска, вывешенной на стене, пытаясь мысленно просчитать, куда мог деться Курташин и что представлял из себя этот проклятый купол.

В ушах стоял монотонный гул генераторов, работающих на аварийном питании, и приглушенные переговоры по рациям.

Волков, бледный и подтянутый, как струна, докладывал о безуспешных попытках пробить помехи на внешних каналах. Его голос был ровным, но в глазах читалась неуверенность, что грызла и всех остальных.

Даже меня, в какой-то мере.

Безрадостные мысли неожиданно прервал крик. Он донёсся не с улицы, а из рации на столе. Женский голос, срывающийся на визг, полный неподдельного, животного ужаса.

– … он её! Сосед… Сосед! Он просто набросился! У неё лицо… О, Боже…

Сидящий за столом полицейский схватил было рацию, пытаясь что-то выяснить, но его слова потонули в нарастающем хаосе – словно плотину прорвало!

Один за другим, с разных концов города, начинали визжать, кричать, вопить передатчики. Из динамиков полицейского сканера, настроенного на общий эфир, полилась симфония кошмара.

– … на Февральской улице, мужчина в серой куртке нападает на прохожих! Нужна помощь!..

– Вызов в посёлок Энергетиков, дом 12… Говорит ребёнок… Папа… папа бьёт маму… а она не шевелится… и он смеётся…

– Пожар на рынке! Люди, они… они поджигают друг друга!

– Центр, я патруль 34! Нас атаковали! Это… это наши же люди! Они…

Голос в эфире оборвался с душераздирающим криком и звуком рвущейся плоти.

Воздух в кабинете замер. Даже привыкшие ко всему инквизиторы застыли, вглядываясь в рации, будто надеясь, что это чудовищный розыгрыш. Заместитель мэра – тот самый в помятом костюме – медленно сполз по стене на пол, закрыв лицо руками. Его тихие всхлипы стали жутким контрапунктом оглушительной какофонии с улицы.

Я сжал кулаки. Холодная ярость, знакомая и простая, поднялась к сердцу, выжигая остатки сомнений и усталости. Предательство Ани было точечным ударом.

А это… это был шторм. Эпидемия, перешедшая в терминальную стадию.

– Волков! – мой голос прозвучал как удар хлыста, заставив всех вздрогнуть. Инквизитор выпрямился, его глаза, полные непонимания, встретились с моими, – Поднимайте всех, кого можете! По внутренней связи на все частоты! Объявить комендантский час! Немедленно! Всех жителей города – по домам, ни шага на улицу! Окна и двери – забаррикадировать! Не открывать никому!

Волков кивнул, лицо его застыло в каменной маске служебного рвения, и он бросился к пульту связи, отталкивая оцепеневшего техника.

Я обернулся к начальнику полиции, который смотрел на меня, будто я был призраком.

– Вы! Собирайте всех своих людей, всех, кто ещё в строю и вменяем! Всех бойцов Нацгвардии, всех инквизиторов, всех, у кого есть ствол и хоть капля мужества! Приказываю им собраться здесь, у мэрии! Мы создаём здесь укреплённый пункт!

Он заморгал, пытаясь осознать приказ.

– Часть людей уже здесь, но остальные…. Люди на улицах… паника… мы не можем их бросить…

– Они уже не люди! – прошипел я, подходя к нему так близко, что увидел в его глазах своё отражение, – Если они на улице – они уже мёртвы или скоро станут теми, кто будет рвать тебе глотку! Ты хочешь спасти город? Начни с того, чтобы собрать в кулак те жалкие силы, что у нас ещё остались! Или ты хочешь умереть в одиночку, размазанный по асфальту бывшим соседом?

Он сглотнул, кивнул с трудом и, пошатываясь, бросился к своим рациям, чтобы передавать приказ.

Я подошёл к зарешеченному окну, отодвинул тяжелый занавес.

Город горел. В буквальном и переносном смысле. В нескольких кварталах отсюда вздымался черный столб дыма, оранжевые языки пламени лизали темнеющее небо. Крики, ранее приглушенные стенами, теперь были слышны отчётливо – нечеловеческие, визгливые, полные либо безумной ярости, либо смертельного ужаса. Где-то далеко трещали автоматные очереди.

Недолго.

Волков закончил отдавать распоряжения. Его голос, усиленный динамиками, разнёсся по улицам, неестественно ровный и спокойный на фоне ада: «Внимание, граждане! В городе введён комендантский час! Немедленно проследуйте в свои дома! Заприте двери и окна! Не выходите на улицу! Это приказ!»

Он умолк. На несколько секунд воцарилась тишина, будто город прислушался. И тогда с новой силой, с новым, уже отчаянным визгом, рванула волна хаоса.

Они не слушались. Они боялись. Они уже сходили с ума.

А затем мир снаружи взорвался.

Грохот был оглушительным, чудовищным. Не хлопок или громыхание, а единый, сокрушающий удар, от которого содрогнулось само здание. Пол под ногами вздрогнул, как живой, со стола полетели рации, карты, кружки. С потолка посыпалась штукатурка, застилая воздух едкой белой пылью.

На секунду в штабе воцарилась оглушённая тишина, а затем её разорвали крики – на этот раз не из радиоприёмников, а с улицы.

Я первым рванул к окну, отшвырнув тяжёлую портьеру. То, что я увидел, на мгновение заставило забыть о дыхании.

Площадь перед мэрией, ещё минуту назад относительно пустынная, теперь была заполнена бушующей, клокочущей массой.

Но это не была толпа – это было живое, пульсирующее месиво из тел – сотен тел! Они неслись, катились на здание, как чудовищная лавина!

И они были… изменены.

Это не были просто безумцы с пустыми глазами, как Игорь и Иван. Это было что-то более страшное, одичавшее. Движения людей были резкими, порывистыми.

У некоторых горожан суставы выворачивались под немыслимыми углами, позволяя им передвигаться скачками, подобно саранче. Другие ползли на четвереньках, их позвоночники выгибались дугой. Лица были искажены низменной, животной яростью. Рты растянуты в беззвучных рыках, из которых стекала пена, смешанная с кровью. Глаза залиты мутной желтизной, с крошечными, булавочными зрачками, горящими нездоровым лихорадочным блеском.

Они ломились вперёд, сшибая друг друга, не обращая внимания на преграды, отшвыривая их с нечеловеческой силой, и от этой «живой» волны несло таким немым, всепоглощающим безумием, что кровь стыла в жилах.

– Они… они повсюду! – прохрипел кто-то за моей спиной.

На крыльце, прямо под нами, на мгновение мелькнула фигура одного из полицейских, стоявшего на посту – его схватили десятки рук и буквально разорвали на части, осыпав ступени кровавым дождём.

А затем лавина врезалась в двери мэрии…

В здании воцарился ужас. Чиновники, полицейские, даже некоторые инквизиторы отшатнулись с криками. Воздух наполнился запахом страха – резким, как нашатырь.

Адреналин ударил в голову, прочищая моё сознание, выжигая всё лишнее.

– Волков, прикрывайте тыл! – бросил я через плечо и рванулся вперёд, к лестнице, ведущей на первый этаж.

Я слетел вниз, не касаясь ступеней, короткими телекинетическими толчками гася инерцию – и всё равно не успел.

Дубовые двери мэрии, казавшиеся такими надёжными, с треском подались под напором одержимых – и холл в мгновение ока превратился в бойню.

Одержимые, словно потоки грязной воды, хлынули внутрь, заполняя пространство. Их рёв, хриплый и многоголосый, оглушал. Воздух гудел от этой какофонии и густо пах озоновой гарью, потом и медной свежестью крови.

Первый из них, бывший почтальон в изодранной униформе, с вывернутой кистью и горящими глазами, прыгнул на меня с диким воплем. Я не стал уворачиваться. Рука, обёрнутая сгустком силового поля, встретила его прыжок. Не ударом, а толчком. Я поймал импульс движения человека, перенаправил, и с глухим стуком швырнул его в стену. Почтальон осел без сознания.

Двое других – женщина с кухонным ножом и подросток с неестественно длинными пальцами – ринулись на меня с двух сторон. Я присел, позволив им пронестись над головой, и резким, точечным выбросом энергии исцеления усыпил их нервные центры. Их тела обмякли и рухнули на мраморный пол, как тряпичные куклы.

Я не убивал.

Убить было бы проще. Собрать энергию – и превратить их в пепел. Но где-то там, под этой чуждой пеленой, ещё могли тлеть разумы настоящих людей, как у Ани. И я не мог просто так всех их перебить – нахрена тоггда вообще было спасать мир⁈

Это была не битва на уничтожение. Скорее – хирургическая операция…

В аду.

Я двигался сквозь толпу, как торнадо. Лёд вырывался из моих ладоней, сковывая группы нападавших в монолитные глыбы. Сгустки сжатого воздуха, невидимые кулаки – вырубали самых яростных.

Я расходовал магию куда как экономно – несмотря на резерв Магистра, он был прискорбно мал с тем, что я привык использовать раньше. Эфира – нет, энергокристаллов с собой весьма ограниченный запас. А пожирать энергию просто не из кого – магов кругом кот наплакал…

Так что приходилось использовал всё, что было под рукой – вывернутые двери, обломки мебели, тела уже обездвиженных одержимых – как барьеры, чтобы сдерживать их напор. Это был танец на лезвии бритвы – расчётливый и смертельно опасный, где каждый жест, каждый вдох был направлен на то, чтобы нейтрализовать, а не уничтожить.

В свалке я не заметил, как один из одержимых – матёрый детина в форме сварщика – каким-то образом преодолел мою воздушную защиту и вонзил мне в плечо обломок арматуры!

Боль, острая и жгучая, пронзила тело. Я зарычал – не от боли, а от ярости! – схватил его за руку, сломал её и вогнал в нервную систему детины разряд чистой энергии. Он получился такой силы, что глаза здоровяка закатились, и он рухнул, бьющейся в конвульсиях грудой мышц.

Я отшвырнул арматуру, чувствуя, как кровь тёплой струйкой стекает по спине.

Одержимых было слишком много… Они лезли из каждого угла, из каждого разбитого окна, не чувствуя ни страха, ни боли. Моё дыхание стало сбивчивым, Искра внутри отзывалась ноющей пустотой. Я сбивал их волны, вырубал, замораживал, но они всё прибывали и прибывали, без конца, без счёта, заполняя собой всё пространство умирающего холла.

А остальные… Их, кроме Волкова и пары инквизиторов, даже в расчёт брать не стоило. Полицию куда-то оттеснили, сотрудники мэрии разбежались…

В этот момент лёд, которым я забаррикадировал главный вход, треснул с громким, сухим звуком, словно ломались кости.

Мгновение – и замороженная глыба, в которой застыли полтора десятка одержимых, разлетелась на тысячи острых осколков!

Я отбросил их широким веером сгустков воздуха, но из разбитых окон, из коридоров, словно из преисподней, уже лезли новые одержимые. Их рты были растянуты в исступлённых криках, глаза залиты мутной желтизной.

Их было слишком много – бесконечно много! Горизонт за побитыми витринами холла кишел ими, как разворошенный муравейник, и они всё стягивались и стягивались к мэрии…

Ну отлично, что тут скажешь… Очевидно, что их цель – я.

Искра внутри меня, и без того не слишком яркая, отвечала лёгким покалыванием. Дно колодца уже виднелось, так сказать…

Даже если я начну все сейчас убивать простыми заклинаниями – на весь город сил всё равно не хватит. А судя по темпам заражения, куполу и уровню магии, которая воспроизводит ТАКОЕ – уже через сутки Шадринск станет городом одержимых…

«Просто сомнут числом!» – пронеслось в голове холодной, безоговорочной истиной.

Мы не выстоим.

– Всех, кто может слышать! – мой голос прорвался сквозь рёв и грохот, усиленный звуковым заклинанием, – Отход! Немедленно уходите! Всем укрыться в подвальных помещениях, архивах, каморках! Баррикадироваться! Держать связь по рации на канале «Дельта»! Повторяю, отход! Это приказ!

Я не стал ждать ответа, не стал смотреть, как чиновники и младшие инквизиторы в панике бросятся к лестницам. Схватив за плечо Волкова, который, прижавшись к колонне, отстреливался на поражение из своего служебного револьвера, я рванул в сторону, противоположную главному входу.

– Барон! Они везде! Там тупик! – голос Волкова был хриплым от напряжения и пороховой гари.

– Значит, сделаем выход! – крикнул я в ответ, с силой выбросив перед собой телекинетический импульс.

Стена в конце коридора, сложенная из старого кирпича, само-собой, не выдержала удара. С грохотом, подняв облако пыли и мелких обломков, она рухнула, открыв проход в какой-то служебный двор.

ёМы врезались в узкое пространство, уже заполненное обезумевшими фигурами, вылезавшими из-за угла. Пахло потом, кровью, пылью и чем-то кислым, болезненным – запахом чуждой… «жизнедеятельности».

Волков, отбросив последние колебания, работал с вышколенной жестокостью.

Его револьвер щёлкнул по пустой каморе, и он, не медля ни секунды, пустил в ход приклад. Дерево сочно хрустнуло о череп одного из нападавших.

Я шёл впереди, выжигая путь короткими, экономными всплесками силы. Я сбивал с ног, ослеплял вспышками света, оглушал низкочастотным гулом. Мы двигались как один отлаженный механизм – он, тяжёлый и безжалостный, отвечал за ближний бой, я, как скальпель, расчищал пространство впереди и прикрывал тыл, сметая очередную группу в сторону ледяным шквалом.

Вышибив очередную запертую дверь плечом, мы вывалились «в город». Воздух, пахнущий свободой, гарью и смертью, ударил в лицо. Небольшой асфальтированный двор был завален мусором и теми, кто не успел убежать. Площадь перед мэрией кишела, но прямо перед нами зияла узкая щель улицы, ведущая в спасительный лабиринт малоэтажной старой застройки.

– Бежим! Держись рядом! – крикнул я Волкову, и мы рванули что есть сил, спотыкаясь о разбросанные тела и хрустя битым стеклом под ногами.

За спиной поднялся истошный, сливающийся в один гулкий рёв вой.

Десятки, сотни ног затопали за нами по брусчатке, сливаясь в единый грохочущий поток. Я не оборачивался, но чувствовал их ненавидящий взгляд спиной, ощущал, как сзади накатывает горячая, злая волна.

Мы нырнули под низкую арку, свернули в первый же переулок, заваленный опрокинутыми мусорными баками. Я с силой отшвырнул их телекинезом за себя, создавая грохочущий, вонючий завал. Рёв преследователей на мгновение отдалился, сменившись яростным скрежетом и воплями ярости.

Мы продолжали бежать – неслись через пустынные, залитые сумерками дворы, перепрыгивали через покосившиеся заборы, петляли между гаражами, похожими на каменные гробы.

Мир сузился до хрипа в лёгких, до стука сердца, отдававшегося в висках, до чёткой, как лезвие, цели – бежать, отрываться, выжить. Волков тяжело дышал, его мундир был промокшим от пота, но он не отставал, изредка оборачиваясь, чтобы короткой очередью из подобранного у трупа полицейского автомата отсечь самых прытких преследователей.

Наконец, запыхавшиеся, с грудью, готовой разорваться от напряжения, мы ворвались в глубокий, тёмный проулок между двумя двухэтажными бараками, похожий на каменный мешок. Прижались к холодной, шершавой кирпичной стене, скрывшись из виду. Слышали только собственное тяжёлое дыхание и далёкий, общий гул хаоса, царящего в городе.

Погони за нами, казалось, не было…

Я прислонился лбом к прохладному кирпичу, пытаясь вдохнуть полной грудью и заглушить небольшим целительным импульсом дрожь в уставших мышцах. В этом уголке города стояла тревожная, зыбкая тишина, нарушаемая лишь отдалёнными криками, сиренами и настойчивым гулом пожаров. Волков, опёршись на колени, тяжело дышал, его лицо было залито потом, на рукаве темнело пятно крови – не его, чужой.

Именно в эту секунду относительного, купленного ценой невероятных усилий затишья, я это почувствовал.

Сначала – лёгкая вибрация в костях, едва уловимая, словно от басового динамика где-то за горизонтом. Затем воздух вокруг начал менять плотность, становясь вязким, тягучим, как сироп.

Запахи – дыма, пыли, страха – смешались, исказились, приобретя резкий, металлический, озоновый привкус, будто после близкого разряда молнии. Звуки доносились будто из-под толстого слоя воды – гулкие, размазанные, лишённые чёткости.

Я резко выпрямился, сжав кулаки, всем существом ощущая нарастающую угрозу. Моё магическое зрение, до этого фиксировавшее лишь клубящийся, пёстрый хаос паники и боли, теперь уловило чёткий, целенаправленный, пугающе упорядоченный рисунок.

Энергополя города, искореженные куполом и всплесками насилия, начали стягиваться. Собираться в одну точку, медленно, неумолимо, как вода в сливное отверстие. Формировалась гигантская, невидимая простому глазу воронка. И эпицентр этого сгущающегося шторма был где-то недалеко.

«Фора когда весь фон был размазан, и барона найти было невозможно, прошла…» – с горечью и яростью констатировал я про себя.

Пока город кричал и горел, пока мы, как затравленные крысы, бегали по его задворкам, противник не терял времени – он что-то готовил. Что-то большое, использующее сам город, его жителей, их страх и смерть как топливо.

И теперь, когда энергетический фон стабилизировался в этом новом, чудовищном качестве, скрыться от такого целенаправленного, мощного всплеска было невозможно.

Маскировка сгорела – теперь я отчётливо чувствовал беглого барона. Но его, судя по всему, это уже не волновало…

Я повернулся к Волкову. Инквизитор, заметив резкую перемену в моей позе, встревоженно поднял взгляд, инстинктивно сжимая в руке автомат.

– Барон? Что-то не так?

– Тише, – отрезал я, не отрывая внутреннего взора от растущей, сгущающейся воронки искажения, что медленно, но верно начинала выжигать карту города в моём сознании, – Игра в прятки закончилась.

Теперь мы и без помощи крови и следов знаем, где цель.

А ещё я знал, что мне придётся иметь дело с противником, которого уже не назовёшь просто «беглым одержимым».

Глава 10
От заката до рассвета. Часть 2

Запах столетий встретил нас во тьме Воскресенской церкви – сладковатый дух ладана, приправленный сырым камнем. Мы ввалились внутрь, как подраненные звери, едва успев захлопнуть массивную дубовую дверь и подпереть её скамьёй. Воздух снаружи, густой от гари и воплей, сменился гробовой, давящей тишиной. Лишь наши прерывистые вздохи нарушали покой святого места – здесь было совершенно пусто, ни прихожан, ни священника.

Странно…

Я прислонился спиной к холодной фреске, и почувствовал, как дрожь в мышцах медленно отступает, сменяясь леденящей тяжестью усталости.

Сквозь разбитое витражное окно лился свет немногочисленных фонарей и отсветы купола, окрашивая в сумеречные тона лик какого-то святого и выхватывая из мрака пустые скамьи и иконостас.

Волков, стоя у двери, вслушивался в отдаленные звуки бушующего снаружи ада. Его мундир был порван, лицо покрыто сажей и засохшими брызгами чужой крови.

– Долго мы здесь не отсидимся, – его голос прозвучал хрипло, но с привычной железной прямотой, – Они нас почуют, или просто наткнутся на нас походя… Каков план, барон?

Я провел рукой по лицу, счищая липкую смесь пота и пыли.

– План не изменился. Добраться до Курташина и уничтожить его.

– И как вы собираетесь это сделать? – Инквизитор повернулся ко мне, и в его уставших глазах вспыхнул стальной огонек, – Прорваться через тысячи этих… существ? В одиночку? Или… – он сделал паузу, вкладывая в неё целый мир подозрений, – … Или вы снова намерены прибегнуть к методам, которые моя организация столетиями искореняла как скверну?

Я усмехнулся, но в этой усмешке не было ни капли веселья.

– Ты сегодня неплохо поработал прикладом, Игнат Сергеевич. И пулями. Я видел – ты не целился в ноги, а стрелял на поражение. Убивал! А я… я старался их просто остановить. Заморозить, оглушить, вырубить. Потому что под этой пеленой еще могут быть люди.

Он вздрогнул, будто я отвесил ему пощёчину. Его скулы напряглись.

– Не сравнивайте! – он сделал шаг ко мне, и его сжатый кулак задрожал, – Я уничтожал чудовищ, которые уже утратили свой человеческий облик! Я выполнял свой долг по очищению этого мира от скверны! А вы… вы годами ходите по лезвию, барон. Вы играете с силами, которые должны быть запрещены. Вы убили сотни, тысячи людей на своем пути – пусть и еретиков, в том числе! И ради чего? Чтобы втереться в доверие к Императору? Чтобы получить титул и поместье? И теперь вы снова хотите окунуться в эту грязь?

Его слова висели в воздухе, густые и едкие, как дым. Я оттолкнулся от стены и посмотрел ему прямо в глаза. Холодный гнев закипал где-то глубоко внутри, выжигая остатки сил.

– Вам самому-то не смешно, Инквизитор? Обвиняете меня⁈ Ваша святая Инквизиция за свою историю замучила десятки, если не сотни тысяч невиновных! Сжечь деревню, чтобы поймать одного еретика? Посадить на кол семью, потому что соседи нашептали? Вы всегда оправдывали это «высшей целью». Очищение. Вера. Империя. А я… я никогда не приносил в жертву невинных! Я уничтожал тех, кто сам выбрал путь насилия и тьмы. И сейчас я не собираюсь отнимать жизни у тех, кого еще можно спасти.

Я выдержал его взгляд, полный ненависти и непримиримости. Воздух между нами накалился до предела, казалось, еще мгновение – и в нём мелькнёт молния!

– Тогда что? – прошипел он, – Как вы остановите Курташина?

Я усмехнулся.

– Я не говорил, что не буду использовать смерть. Я сказал, что не буду убивать живых. Те одержимые, что уже пали… от твоих пуль, или в той давке возле мэрии… Во всех частях города уже сотни убитых, наверняка. Сила их крови ещё не до конца угасла. Я просто собираюсь её использовать.

Волков замер.

Его взгляд, еще секунду назад полный огня и непримиримости, дрогнул. Он отвёл глаза, уставившись на каменную плиту у своих ног. Сжатые кулаки медленно разжались.

Он не нашёл, что возразить.

Моя логика (пусть и чудовищная в его понимании) была неоспорима: использовать энергию уже мёртвых, чтобы попытаться спасти ещё живых. Это был тот самый прагматичный расчёт, который он так ненавидел, но не мог опровергнуть, ведь он сам только что обеспечил эту «энергию» своими пулями.

Я видел, как его уверенность дала трещину, и поспешил перевести тему, пока он не ушёл в глухую оборону.

– Вернёмся к нашим баранам. Цель – барон Курташин. Его предпочтительно захватить, чтобы выжать всё, что знает поработившая его штука. Но если не выйдет – я уничтожу его безо всяких сожалений. Вместе с ним, полагаю, разрушится и та воронка, что он создаёт, и этот проклятый купол. Как только барьер падёт, подкрепление Юсупова войдёт в город и поможет навести порядок с теми, кого ещё можно спасти.

Инквизитор молча кивнул, его лицо стало маской собранности. Он был солдатом, и конкретная боевая задача возвращала ему почву под ногами.

– Надеюсь, вы не думаете, что я оставлю вас одного? – коротко спросил он.

– Нет, разумеется.

– Нам это по силам?

Ну… Что я мог ответить? У меня – двадцать энергокристаллов, все разного типа: от чистой энергии до стихий и некромантии. Перчатки Пожирателя – они усилят любой мой удар. Броня Гнева… она ключевая.

Бунгама всё ещё спит, на неё надежды нет. Хугин и Мунин в воздухе, следят за обстановкой. А ещё у меня был плоский матовый диск, чуть больше монеты размером, который можно было прилепить на висок – микро-девайс для входа в «Магическую Реальность». Штука капризная, но может дать тактическое преимущество. Или поможет вытащить из Курташина то, что он знает…

– Думаю, вполне. У меня есть козырь, который я и заряжу магией крови. Собственной магии хватит, две трети резерва Искры, ну и способности пожирателя, восполню в случае чего.

– У меня проще, – отозвался Волков, проверяя магазин автомата, – Два боевых перстня – ударная волна и луч огня. Искры тоже осталось около двух третей, свет и огонь поровну. Автомат, два рожка. И этот стилет, – он потрогал рукоять короткого клинка на поясе, – подавляет чёрную магию при контакте. Против этой заразы… не уверен, но лучше, чем ничего.

Откровенно говоря, сил было в обрез.

Отчаянно мало для штурма логова существа, способного подчинить себе целый город. Всё висело на Броне Гнева – сомнительном даре, что я получил в наследство от своих прото-божественных родственников…

Но времени на сомнения не было – пока снаружи придумают, как пробить купол, нас тут всех порешат…

Я закрыл глаза, отринул посторонние шумы и сосредоточился. Та самая воронка, что я почувствовал на площади, теперь была не просто ощущением, а физическим давлением на сознание, тягучим и неумолимым, как течение в центре водоворота.

– Он на юго-востоке. На берегу Исети. Примерно в трёх километрах отсюда, если по прямой, – я открыл глаза.

– По прямой добраться не получится. Город кишит одержимыми, – мрачно констатировал Волков.

– Знаю. Сейчас посмотрим, где слабые места.

Я снова закрыл глаза, на этот раз отдав приказ воронам. Сознание на мгновение поплыло, а затем раскололось на две части – парящие, с резким, панорамным зрением. Воздух свистел в ушах, а в ноздри бил едкий запах гари, поднимавшийся с горящих кварталов.

«Мунин. Дай общую картину. Главные магистрали»

Через связь хлынул поток образов. Улица Ефремова была запружена бредущей, клубящейся массой тел. Они двигались неспешно, почти сонно, но их были сотни. Городской сад в центре превратился в адский котёл – там одержимые яростно сражались друг с другом, разрывая плоть когтями и зубами, и эта бессмысленная бойня была едва ли не страшнее организованной атаки.

«Хугин. Просеки. Переулки. Где меньше всего?»

Второй «взгляд» метнулся в сторону от центра, скользя над крышами гаражей, пустырями, задними дворами. Там тоже было неспокойно, но толпы редели.

Нашёл – относительно чистый коридор вдоль железнодорожной ветки рядом с нами, ведущей на запад. Несколько небольших групп, но их можно было обойти или быстро уничтожить.

Я разорвал связь, и сознание с щелчком вернулось в тело, оставив во рту привкус меди и легкое головокружение.

– Есть путь. Нелёгкий, но проходимый. Придётся дать крюк вдоль железнодорожной ветки на северо-восток, а потом вдоль реки Канаш на юг и ещё пару километров, до Исети, – я встал, встряхнулся, чувствуя, как усталость отступает перед адреналином предстоящей охоты и повернулся к Волкову. Его лицо было напряжённым, но решительным.

– Время отсиживаться кончилось, Инквизитор. Пора на охоту.

Мы выскользнули из церкви, как тени, прижавшись к шершавым, холодным стенам. Воздух, пропитанный гарью и смертью, обжёг лёгкие после затхлой прохлады храма.

Я снова натянул на себя подобие ментальной маскировки – не щит, а скорее плащ-невидимку, скрывающий яркую вспышку моей Искры от всеобъемлющего «зрения» воронки.

Рисковать не хотелось – пока барон не знал нашего точного местоположения, у нас был шанс. Но этот трюк был бесполезен против обычного зрения – одного крика, одного взгляда одержимого было бы достаточно, чтобы на нас обрушилась толпа, и Курташин узнал о моём местоположении.

«Веди нас, Хугин. Предупреждай о засадах»

Мы двигались, пригнувшись, перебегая от одного укрытия к другому: ржавый гараж, груда кирпичей, сгоревший микроавтобус. Картину города я видел одновременно своими глазами и с высоты птичьего полёта – раздвоение сознания вызывало лёгкую тошноту, но другого выбора не было. Вороны были нашими глазами в небе.

По намеченному маршруту, вдоль железнодорожной насыпи, было относительно пусто. Лишь изредка мы замирали, пропуская мимо небольшие группы одержимых, бредущих в сторону центра с пустыми, невидящими лицами. Они не искали нас, они были частью общего, неумолимого движения, словно муравьи, ведомые волей своего царя.

А по дороге Мунин указал мне на «кладези».

Первое такое место мы нашли в переулке за авторемонтом. Около тридцати тел в форме Нацгвардии и гражданских лежали в неестественных позах, образуя баррикаду из плоти и бронежилетов. Воздух здесь был густым и тяжёлым, пахнущим озоном, порохом и сладковатым, тошнотворным духом крови.

– Прикрой меня, – бросил я Волкову, и тот, молча, занял позицию, переводя автомат с одного конца переулка на другой.

Я подошёл к груде тел, чувствуя, как Броня Гнева, превращённая в куртку отозвалась глухой вибрацией. Протянул руку, не касаясь трупов, и сконцентрировался.

Это не было похоже на привычное пожирание – это было холодное, методичное высасывание. Из тел, ещё тёплых, потянулись тонкие, невидимые глазу нити остаточной энергии крови. Они вплетались в ткань Брони, и та тяжелела, становясь плотнее, ощутимее.

По коже пробежали мурашки, во рту возник привкус старого железа и пепла…

Волков наблюдал за этим молча. Я видел, как он сглотнул, как его пальцы белели на стволе автомата, но ни слова осуждения на этот раз не прозвучало.

Второе подобное место было куда масштабнее.

Как и предсказывал Мунин, у здания старого цеха лежала целая россыпь тел – больше двух сотен! Они были свалены в гигантскую, кровавую пирамиду перед воротами, которые кто-то отчаянно пытался удержать, судя по искорёженным металлическим щитам и баррикаде из станков.

Здесь пахло не только смертью, но и мощной, чистой магией – следы защитных заклятий ещё висели в воздухе, как озоновый туман после грозы.

Я снова принялся за работу, и на этот раз Броня Гнева отозвалась иначе. Она не просто тяжелела – она начала жить. Тёплое, почти пульсирующее ощущение разлилось по мышцам, смывая часть усталости. Силы, которые я забрал у этой орды, были колоссальны.

Именно тогда, за грудой тел, я заметил движение – едва заметное. Я сделал знак Волкову и, обойдя пирамиду из плоти, нашёл его.

Маг.

Молодой парень, в разодранной робе «Маготеха». Его живот был распорот, и он с трудом удерживал на месте вываливающиеся внутренности одной рукой, в то время как вторая, с обугленными до кости пальцами, всё ещё сжимала жезл с потухшим кристаллом. Его аура, когда-то яркая, теперь была подобна догорающей свече на ветру.