Текст книги "Печать пожирателя 11 (СИ)"

Автор книги: Илья Соломенный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 7
В провинциальном городке… Часть 1

Капли крови на застывшем паркете выглядели как бусины из черного агата.

Я собрал их с помощью лезвия ножа, не прикасаясь – крошечные сферы, тяжелые от заключенного в них проклятия, поднялись в воздух и зависли над клинком.

За дверью стоял Волков, и я буквально чувствовал его напряженное, почти осязаемое молчание. Он не видел самого ритуала, но наверняка слышал мои тихие слова на языке, который не должен существовать в этом мире, и ощущал леденящую душу тяжесть, исходящую от моей ауры.

Воздух в бальном зале, и без того насыщенный запахом смерти и железа, зарядился чем-то полынным. Капли крови над лезвием ножа вытянулись в тонкую, алую нить. Она дрогнула, покрутилась на месте, словно что-то искала (так оно и было), а затем сложилась в стрелку и указала на северо-запад. А сверху из той же крови соткались цифры – «95»…

Я вызвал безликого ИИ ассистента на линзы, открыл карту и сопоставил направление.

Хм… Барон убегает в сторону Шадринска?

Выйдя из зала, я посмотрел на Инквизитора.

– Готовьте ваш АВИ к немедленному вылету.

Волков не ответил. Его лицо было слегка бледным, а плотно сжатые губы стали тонкой белой линией. В глазах мужчины читалась настоящая буря: вышколенная дисциплина и двадцать лет борьбы с очевидным злом боролись с чем-то новым – с отвращением.

Теперь он смотрел на меня не как на союзника, а как на что-то осквернённое. Он знал, что Юсупов выдал мне «особые полномочия», но никакой указ не мог заставить душу Инквизитора принять кровавую магию, которой так беззастенчиво пользуется «герой Империи».

– Сколько человек брать с собой?

– Только пилота.

Путь до АВИ мы проделали в гробовом молчании. Летные машины Инквизиции были угловатыми, с тусклой серой окраской, пахнущими антисептиком и холодным металлом. Я занял место в салоне, Волков сел напротив. Его молчание было громче любого протеста.

Мы поднялись в воздух, и под нами поплыл унылый пейзаж Курганщины. Я сосредоточился на стрелке, что время от времени появлялась над моим ножом.

– Курс 315, – бросил я пилоту. Тот зыркнул на меня недобро, но послушно развернул машину в нужном направлении – и закрыл переборку кабины.

Как только он это сделал, Волков не выдержал. Его голос, старательно лишенный эмоций, прозвучал слегка хрипло:

– Вы уверены в этом методе… господин Апостолов? Инквизиция располагает самыми современными средствами слежения. Спутниковым сканированием, тепловизорами…

– Ваши тепловизоры не найдут того, кто может менять температуру тела, а спутники не увидят тень, – отрезал я, не оборачиваясь, – Барон не прячется в лесу, господин Волков. Он затерялся среди толпы в семьдесят тысяч человек. А кровь… кровь никогда не врет, Инквизитор. Она знает своего хозяина.

Я почувствовал, как Волков скрипнул зубами. Для него кровь была доказательством преступления, уликой. Для меня – обычная краска, чернила, карта и компас.

Монотонный гул двигателей заполнял кабину, превращаясь в назойливый фон для нашего молчания. Кровавая стрелка вела нас вперед, но в голове у меня тем временем крутилась одна мысль: «Доверять нельзя никому».

Однако… Чтобы оценить уровень угрозы, нужно понимать, с кем имеешь дело. Особенно если этот «кто-то» сидит в двух шагах от тебя и сдерживает недовольство.

Волков сидел выпрямившись, его глаза были прикованы к проплывающим внизу полям, но по напряжённой линии плеч я видел – он прекрасно видит мой взгляд.

– Что можете сказать о Шадринске, господин Волков? Какие силы Инквизиции там есть? Каковы местные дворяне, и их нравы?

Волков поиграл желваками:

– Наш гарнизон в городе незначительный. Отделение из пяти человек, включая начальника. В основном занимаются бытовой магией, мелкими нарушениями. Из значимых фигур… Барон Шереметьев, Алексей Петрович. Старый род, влиятельный, но… консервативный. Живет прошлым, считает, что технологии и «Маготех» разлагают устои Империи. Его имение – почти автономное государство. Держит частную армию, големов старого образца. С Инквизией отношения натянутые, но на конфликт не идёт.

В моей голове сразу же начали складываться кусочки мозаики. Консервативный, изолированный барон с частной армией. Идеальная мишень для тихого заражения. Или уже готовый опорный пункт…

– Если «Первых», таких как Курташин, станет больше, – задумчиво проговорил я, глядя на алую стрелку, – ваших пяти инквизиторов и моего умения может не хватить.

– Стоит ли сейчас запрашивать подкрепление из Москвы? Или Екатеринбурга?

– Запрос можно отправить. Но… Позвольте я буду откровенен – мы не можем быть уверены ни в ком.

– Но также «одержимым» могу быть и я.

– Именно. Но вы у меня перед глазами, и если что-то пойдёт не так… Пока что будем действовать вдвоём, – мрачно резюмировал я, – А по прибытии уже посмотрим.

Сказав это, я отправил короткое письмо Юсупову – с просьбой подготовить несколько рот солдат, чтобы были наготове оцепить город.

Проклятье…

Инквизитор мрачно посмотрел на меня, затем его взгляд снова стрельнул на кровавую стрелку, и он, снова поморщившись, выпрямился, как палка.

– Расслабьтесь, Игнат Сергеевич, – сказал я, и мой голос прозвучал чуть хрипло от усталости, – Сидеть и копить в себе праведный гнев – вредно для здоровья. Лучше расскажите о себе. Двадцать лет в Инквизиции – внушительный срок.

Волков медленно перевел на меня взгляд. В его серых, холодных глазах сверкнула сталь.

– Инквизиция – это сборник историй, господин Апостолов, – отчеканил он, – Это долг.

– Долг бывает разным. Одни ловят мелких колдунов-неумех, другие… сталкиваются с тем, что не вписывается ни в один гримуар. К какому типу относитесь вы?

Он помолчал, вновь посмотрев в иллюминатор. Казалось, мужчина решал, стоит ли вообще говорить. Но что-то – возможно, профессиональное любопытство к самому известному еретику Империи, а возможно, и потребность выговориться – перевесило.

– Я начинал в Архангельске, – наконец начал он, и его голос потерял металлическую официальность, стал глуше, человечнее, – Пошёл послушникос сразу после детского дома, в восемнадцатом году. Тогда ещё были живы старые мастера, помнившие Вальпургиеву ночь. Вы наверняка знаете о ней?

– Конечно. Массивный ритуал чернокнижников в Архангельске в начале восьмидесятых годов прошлого века. Неделя ужаса и безумия, когда город оцепили войска и никого не выпускали.

– Да. Те Инквизиторы, которые уничтожили еретиков и призванных ими тварей, потом преподавали в семинарии, в которую я поступил, так что… Можете представить…

– Они были практиками.

– Именно. Учёба была стандартной, но… Мое первое дело… Его в отчётах назвали «Рыжей кобылой».

– Никогда об этом не слышал.

– Так в небольшом городке звали одну женщину. Колдунью-некромантку, Инициатора третьей ступени. Она могла… заговаривать кровь. Останавливать её. Местные почитали её как святую, годами молчали и не рассказывали о ней – добрососедские отношения, и всё такое… Но когда у мэра умерла дочь, он обезумел. Приволок к некромантке труп. И требовал, чтобы она вернула умершую к жизни.

Волков замолчал, его пальцы непроизвольно сжались в кулаки.

– Горе заставляет людей совершать безумные поступки…

– Она сказала, что не может. А мэр… взял топор, и десятилетнюю дочь некромантки. Схватил за волосы, прижал к столу, и занёс над девочкой лезвие. Сказал: «Или моя дочь оживет, или твоя умрёт». И некромантка… сломалась.

– Она провела ритуал?

– Да. И, как вы можете догадаться, то, что она подняла, уже не было той девочкой. Это была кукла из плоти и крови, которая шевелилась. Мэр забрал её и вернул к себе в особняк. А потом… потом этот кадавр начал расти. Питаться. Сначала скотиной, потом… людьми. Когда мы приехали, в особняке не осталось живых. Как и в нескольких домах в районе вокруг. А кадавр… Отправился к той, кто его создал. Мы нашли их в квартире некромантки – тварь лежала у ног колдуньи, а та напевала ей колыбельную… Но стоило ей замолкнуть, как кадавр набросился на нас…

Волков резко выдохнул.

– После этого я понял: неважно, как выглядит зло – как святая или как монстр. Его нельзя оправдать. Нельзя принимать его методы. Его нужно уничтожить. Безо всяких сожалений!

В его словах была своя, железная правда. Трагедия, выковавшая солдата.

– А дочь некромантки?

– Её кадавр тоже сожрал.

– Жестокая история, – вздохнул я, – Но то, с чем мы столкнулись сейчас, не ищет оправданий. Оно не просит и не даёт пощады. Оно просто забирает место живых людей.

– Зло есть зло! Оно соткано из тьмы, крови и теней, и требует человеческих жизней!

– Вы не правы, майор, – сказал я, внезапно ощутив острую потребность протеста. Протеста не против него, а против той железной клетки догм, в которую он себя заключил!

– Я предпочитаю оперировать фактами, господин Апостолов, – холодно парировал Волков, – И факт в том, что вы используете методы, которые Инквизиция столетиями искореняла как скверну!

– Скверна, – я усмехнулся, но в этой усмешке не было веселья, – Вы только что рассказали мне историю о женщине, которую довели до крайности, и о монстре, которого она породила от отчаяния. Вы видите в этом чёрно-белую картину: она нарушила закон – значит, зло. Несмотря на то, что она годами до этого спасала жизни людей. А мэр с топором? Разве не он всё это начал?

– Если бы он остался жив, его бы тоже судили по всей строгости закона! – вспыхнул Волков, – Но эта некромантка… она сделала сознательный выбор! Она прикоснулась к запретному!

– Она пыталась спасти своего ребенка! – мой голос набрал силу, перекрывая гул двигателей, – Того самого ребёнка, которого вы, Инквизиция, обязаны были защитить! Как бы поступили вы на её месте?

– Я бы не оказался в такой ситуации!

– Да ну? А я вижу, что вы готовы осудить поступок, не видя причин. Вы смотрите на кровь на моих руках и видите зло. А я вижу инструмент. Инструмент, который ведет нас к тому, кто вырезал десятки людей и выложил их кишки в узор! Кто из нас сейчас служит добру, майор? Тот, кто брезгливо отворачивается от «скверны», позволяя убийце уйти? Или тот, кто использует любые средства, чтобы остановить резню?

Волков впервые за весь разговор посмотрел на меня с открытым вызовом. В его глазах горел огонь истинного фанатизма.

– Есть Законы Бытия, данные нам Богом и Императором! Магия крови, проклятия и призыв тёмных сущностей – это пути, которые ведут к погибели души! И гибели других людей! Оправдывая их, вы сами на них встаёте! Одно зло не может победить другое! Оно может лишь породить новое, ещё большее!

– Магия – это молоток, – отрезал я, чувствуя, как нарастает раздражение, – Вы можете забить им гвоздь и построить дом. А можете раскроить им голову соседа. И что, виноват молоток? Или тот, кто принял решение пробить им голову? Ваша «святая» с заговариванием крови – разве она использовала не ту же самую силу, что и я? Силу жизни, силу, что течёт в венах? Она направила её на исцеление, а когда её принудили – на разрушение. Я направляю её на поимку убийцы. Где тут принципиальная разница? Грань проходит не между «светлой» и «тёмной» магией. Она проходит здесь! – я ткнул пальцем себе в грудь, а затем – в его, – В решении того, кто её использует. И сейчас, в этой кабине, я – тот, кто готов запачкать руки, чтобы остановить того, кто режет людей. А вы – нет. И в этом ваша слабость.

Он побледнел ещё сильнее. Его челюсть сжалась так, что казалось, вот-вот раскрошатся зубы.

– Это не сила, барон. Это отчаяние! И оно делает вас слепым! Вы так уверенно говорите о грани внутри вас… А что, если та тьма, которую вы призываете, уже давно перешла эту грань и диктует вам свою волю? Как вы отличите свои мысли от её намёков?

Я рассмеялся и отвернулся, смотря на приближающиеся окраины Шадринска.

– Тогда, господин Волков, вам остаётся только молиться, чтобы моя воля оказалась сильнее. Потому что других инструментов у вас нет!

– И всё же…

– Я уничтожал пожирателей в Индии, которые ели сердца своих детей. Убивал вампиров, сосущих кровь младенцев – в Баку и Шанхае. Карал фанатиков, еретиков и мятежников, которые приносили сотни жертв, чтобы ввергнуть мир в пучину хаоса. Сражался с древним божеством, намеревающимся расколоть планету и уничтожить ВСЮ жизнь на ней. Я сам пришёл к Государю Императору и признался в своей сути. И вы серьёзно думаете, что после всего этого я всё ещё не имею воли противостоять тьме?

Он не ответил, и я покачал головой.

– Приземляемся.

Пилот направил АВИ на площадку за небольшим зданием управления Инквизиции. Шасси с глухим стуком коснулись земли, поднимая облако пыли. Теперь кровавая стрелка указывала куда-то на юг, но подёргивалась, постоянно меняя направление, а цифры пропали…

Дерьмо космочервей! Кажется, нас ждут проблемы…

– Куда мы направляемся? – спросил Инквизитор, доставая коммуникатор с картой.

Я влил в стрелку побольше энергии крови, зная, что это разрушит заклинание, но… Деваться было некуда. Беглый барон что-то сделал, и это что-то нарушило связывающее нас колдовство.

Кровь над ножом заклубилась, стянулась – и снова приобрела чёткую форму. Снова появились цифры – 2,3… И затем заклинание обратилось пеплом.

Я убрал нож, тоже вызвал карту, сверил направление, установив линейку. Так…

– Мэрия, – озвучил я найденное место, и почувствовал ледяную тяжесть в животе.

Это было не случайное убежище, не попытка затеряться в толпе, не заброшенный склад – административный центр. Место власти.

Проклятье!

Волков снова побледнел, но кивнул. Вызывать местных мы не стали, просто взяли один из мобилей Инквизиции и добрались до помпезного здания мэрии, оставив машину в переулке.

Надо полагать, вид у нас был, что надо – столичный барон в походной одежде и инквизитор в запыленной форме. Нас попыталась остановить охрана на входе, но пропуск Волкова с гербом Инквизиции подействовал безотказно.

Внутри пахло старым деревом, чистящими средствами и… тревогой? Воздух был густым от подавленных голосов и быстрых шагов, разносившихся по коридорам.

Едва мы миновали главный холл, навстречу нам вышла группа людей. Заместитель мэра – я угадал его по дорогому, но помятому костюму и влажным от пота залысинам, двое полицейских в полной амуниции с автоматами в руках, и – что самое главное – двое местных инквизиторов в рясах.

Их лица были серыми от злости.

Ну вот и встретились, а ведь не хотели никого привлекать…

– Что происходит? Кто вы такие? – начал было заместитель мэра, но его тут же осадил старший из инквизиторов – мужчина лет пятидесяти с обветренным лицом и умными, уставшими глазами.

Он смотрел не на Волкова, а на меня. И в его взгляде мелькнуло сначала недоверие, потом удивление, а затем – слабая искра надежды.

– Постойте, Виктор Леонидович, – он поднял руку, заставляя остановиться полицейских. Его взгляд скользнул по моему лицу, – Барон Апостолов?

По группе пробежал шёпот.

«Пожиратель».

«Спаситель Москвы».

«Тот самый?..»

Злость и напряжение в их позах сменились на неловкое, даже подобострастное внимание. Даже зам мэра выпрямился, нервно сглотнув.

– Какими судьбами, господин барон? – спросил пожилой инквизитор, и в его голосе прозвучало неподдельное облегчение. Волков молча наблюдал за этой сценой, и я видел, как его собственное неодобрение натыкается на эту простую, человеческую реакцию – вид героя в час беды.

– Мы преследуем опасного преступника, еретика и чернокнижника, – я не стал тратить время на церемонии, мой голос прозвучал резко и четко, – И след ведёт прямо сюда. Он ещё горячий. Преступник где-то в здании или был здесь не больше получаса назад.

Все они переглянулись. И на их лицах не было удивления – было мрачное, обречённое понимание.

Старший инквизитор тяжело вздохнул и провел рукой по лицу.

– Всё так и есть, господин барон, – его голос дрогнул, – Потому что около часа назад кто-то… жестоко убил мэра. В его собственном кабинете. Мы как раз начали расследование.

Глава 8
В провинциальном городке… Часть 2

Энергопотоки в кабинете мэра были нарушены – густые, перемешанные, с примесью медной остроты крови и едкого оттенка озона… Верный признак недавно бушевавшего ритуала…

Я стоял на пороге, давая глазам привыкнуть к полумраку. Шторы были задернуты, и лишь тусклый свет с улицы пробивался сквозь щель, выхватывая из тьмы жутковатые детали.

Тело мэра, грузного мужчины в дорогом, но старом и немодном костюме, всё ещё сидело в кресле за массивным дубовым столом. Его голова была неестественно запрокинута, рот открыт в беззвучном крике.

Его живот был вспорот, и внутренности не были просто вырваны – они были извлечены и разложены на полированной поверхности стола в сложный, симметричный узор. Он напоминал то ли схему неведомого механизма, то ли чудовищный цветок, чьи лепестки были из плоти и кишок.

Плюс-минус тоже самое, что было в поместье барона.

– Господи Иисусе… – прошептал за моей спиной кто-то из местных полицейских, и я услышал сдавленный рвотный позыв.

Я поднял руку, давая знак Волкову и остальным остаться у двери, и сделал шаг вперёд. Паркет скрипнул под подошвами.

Моё магическое зрение уже было активно. Обычно после такого жестокого ритуала воздух должен был кишеть остаточными эманациями – клубами тёмной энергии, кровавыми отблесками, вибрациями боли. Но здесь… здесь была почти стерильная пустота. Как будто всю магическую составляющую акта высосали досуха, оставив лишь физическую оболочку – груду мяса и костей.

Я медленно обошёл стол. Мой взгляд скользил по узору, выискивая закономерность, источник, зацепку. Свечение узора на столе погасло для моего обычного зрения, но в восприятии, которое давало магическое зрение, он вспыхнул с новой силой. Это не была энергия – это была дыра!

Воронка, уходящая в никуда.

И от неё, словно щупальца, тянулись тончайшие, едва заметные нити. Они шли не в одну точку, а расходились веером, теряясь в стенах, уходя в пол и в потолок, устремляясь в разные стороны.

Так-так-так…

Значит, Курташин не просто сбежал. Он провёл здесь, в сердце местной власти, чудовищный по своей эффективности ритуал. Он не призывал демонов и не насылал проклятия. Он использовал смерть и страдание как топливо, как катализатор для… размножения себя.

– Он не просто убил его, – тихо проговорил я, обращаясь к стоящему в дверях Волкову, – Он использовал его жизнь и кровь как усилитель. Ритуал не был направлен на что-то внешнее. Он был направлен на самого барона.

Волков смотрел на меня, и в его глазах я видел попытку осмыслить услышанное.

– Что это значит, господин Апостолов?

– Это значит, что выследить его по крови теперь невозможно, – я повернулся к инквизиторам, – След, который вёл нас сюда, был чёток, как луч лазера. Теперь он распался на сотни нитей и рассеялся.

В кабинете повисло гробовое молчание, нарушаемое лишь тяжёлым дыханием Волкова.

– Он создал обманки? Чтобы сбить нас с толку? – предположил старший местный инквизитор.

Я медленно покачал головой, глядя на окровавленный стол.

– Хуже. Гораздо хуже. Это не обманка. Он, как бы поточнее выразиться – реплицировался. Каждая из этих нитей ведёт к новому заражённому. Он не просто сбежал – он растворился в городе. И теперь у нас не только один «Первый», прячущийся в городе – в довесок, мы имеем пару сотен заражённых послабее…

В голове уже складывался план: немедленный звонок Юсупову, экстренный запрос на ввод войск, тотальный карантин. Шадринск нужно было изолировать, как прокаженного, и выжигать заразу каленым железом – иных вариантов не было, точечное расследование вышло из-под контроля…

Я достал свой защищенный коммуникатор.

На его матовом черном экране обычно мерцал логотип «Маготеха», но сейчас он был пуст и тёмен. Легкое раздражение сменилось стылым предчувствием. Я нажал кнопку экстренного вызова, которая должна была связать меня напрямую с Юсуповым.

А в ответ – тишина.

Ни щелчка, ни гудка, ни привычного шифровального писка.

– Что такое? – наверное, увидев моё озадаченное, Инквизитор сунул руку в карман мундира, доставая свой смартфон. Его лицо, и без того бледное, стало землистым, – Нет сети…

Мы вышли в коридор, и увидели, как заместитель мэра лихорадочно тычет пальцем в стационарный терминал на столе секретарши. Экран упорно показывал вращающийся значок «Нет сигнала».

– Спутник? – резко спросил я, чувствуя, как ледяная змея беспокойства разворачивается в груди.

Волков тут же нацепил на глаз моноокуляр со спутниковой связью.

– Ноль. Помехи и сплошной белый шум.

– Оптоволокно? Радио?

Старший местный инквизитор что-то спросил у напуганной секретарши, и та достала из ящика стола небольшой стационарный аппарат. Сняв с него трубку, мужчина покачал головой.

– Похоже, все каналы мертвы, барон.

В этот миг я ощутил давление.

Глухой, всесокрушающий удар по реальности, который прошел по костям, по нервам, по самой Искре. Воздух в кабинете загудел, заставив зазвенеть хрустальную люстру. Пыль, поднявшаяся с ковра, завихрилась в безумном танце – всего на несколько секунд.

Я почувствовал, как кожа на лице и руках покрылась мурашками, а во рту возник вкус статики и расплавленного металла.

Закрыв глаза, я всей кожей, каждым нервным окончанием, ощутил огромное, массированное движение энергии – не в комнате, не в здании… О нет, это было куда масштабнее!

Дерьмо космочервей…

– Барон?

– Что-то происходит, – ответил я, – Что-то очень хреновое, господин Инквизитор…

В тот же миг откуда-то снаружи начала доноситься хаотичная симфония паники – отдаленные сирены, крики…

Я снова посмотрел на свой коммуникатор и переключился на внутреннюю городскую сеть – она работала.Экран, еще минуту назад мёртвый, теперь замигал десятками экстренных сообщений.

«…невидимая стена на выезде из города! »

«…попытка пробить барьер на севере, возле ТЭЦ…»

«…внешней связи нет»

«…пожар вспыхнул в первой городской поликлинике…»

– Мне нужен гравицикл, – сказал я старшему местному Инквизитору, – Быстро.

Мы вышли из здания мэрии, и нас окатила волна звуков и запахов. Где-то в отдалении столбом черного дыма горел разбитый грузовик, в воздухе пахло горелой резиной и страхом. Люди метались по улицам, кто-то плакал, кто-то пытался докричаться до родных по телефону.

Через пять минут из полицейского управления приехал какой-то сержант, и передал мне вполне современный гравицикл. Не мой первый «Стикс», конечно, но сойдёт.

Я велел всем оставаться в мэрии и заняться успокоением граждан, а сам рванул с места, заставляя пешеходов разбегаться. Я нёсся по улицам, оставляя за собой воющие сирены и панику.

И чем ближе подбирался к окраине, к тому месту, где городские кварталы сменялись полями, тем громче становился всепроникающий гул. Он вибрировал в костях, в зубах…

А выехав на автостраду, ведущую из города, я увидел его.

Вначале это была лишь легкая рябь в воздухе, словно марево над раскаленным асфальтом. Но по мере приближения «оно» обретало форму и плотность. Выскочив на пустынное загородное шоссе, я резко затормозил, подняв облако пыли.

Это не был барьер в привычном понимании – светящаяся стена или силовое поле.

Это была стена из самого пространства. Она переливалась всеми цветами радуги и одновременно ни одним из них, напоминая мыльный пузырь – размером с город…

Сквозь эту «плёнку» было видно привычный пейзаж – поле, лес на горизонте, но всё это искажалось, как в кривом зеркале, уходя в бесконечную перспективу. От купола исходило мягкое, почти гипнотическое сияние, но его прикосновение к реальности было абсолютно чудовищным. Воздух звенел от сконцентрированной мощи, запах озона стоял такой густой, что его можно было ощутить на языке.

Я медленно подошел ближе, поднял руку – но не стал прикасаться.

Искра внутри меня предупредительно заныла, чувствуя подавляющее, превосходство этой силы. Это было заклинание, превосходящее всё, что я видел за последние пять лет. Превышающее возможности Юсупова, Иловайского, самых сильных магов РАН…

Совершенно точно, беглый «одержимый», каким бы сильным он ни был, на такое был бы неспособен. Это был уровень Архимага – причём не последнего. Я стоял, глядя на переливающуюся стену, отделявшую нас от остального мира, и вдруг почувствовал себя мухой, запертой в банке.

Хах! Давненко такого не было…

Возвращаясь в центр города, я проезжал сквозь наполняющую город панику. Она витала в воздухе – едкий, терпкий запах страха, смешанный с гарью от нескольких подожженных мусорных баков.

Люди столпились на перекрестках, лица искажены недоумением и ужасом, голоса срывались на визг. Кто-то пытался прорваться к тому месту, где, по слухам, «стена была тоньше», другие в отчаянии метались между домами, словно ища укрытия от невидимой угрозы.

Но «машина успокоения» уже начала свою работу. По главным улицам, громыхая гусеницами, проползали бронетранспортеры Национальной гвардии, и сопровождающие их «Витязи». Из репродукторов, установленных на столбах, лился ровный, почти что гипнотический голос диктора, зачитывавший экстренное обращение: «…просим граждан сохранять спокойствие. Ситуация находится под контролем. Ведутся работы по стабилизации энергетического поля. Просьба не приближаться к границам города и соблюдать комендантский час…»

Полицейские в полной амуниции, с щитами и автоматами начинали формировать кордоны, оттесняя толпу от магистралей, ведущих из города. Вид вооруженных людей вносил хоть какую-то долю порядка, но под этим внешним спокойствием клокотал спящий взрыв.

Люди понимали, что их не просто успокаивают – их слой прижимают к земле.

Я вернулся к мэрии, где за время моего отсутствия уже образовался временный штаб. Глава полиции, Инквизиторы, представители тайной канцелярии, какие-то учёные, артефакторы, ещё несколько человек – все, кого можно было ввести в курс дела.

Ну, как «можно было»… Скорее, это была минимальная необходимость…

Воздух внутри был густ от криков, табачного дыма и запаха пота. Десятки людей сновали между столами, заваленными картами, артефактами, оборудованием и коммуникаторами.

Я не стал тратить время. Раздав приказания, и продумав кое-какие действия, я выбрал пустой кабинет, отгородился от хаоса магическим барьером, и погрузился в работу. Мой планшет подключили к городской сети наблюдения, так что я пролистывал записи с камер, установленных на вокзале, у административных зданий, на крупных перекрестках.

Без спутника использовать ИИ было невозможно – и это здорово затрудняло работу…

Лица, тысячи лиц. Но ни одного – с пустым, остекленевшим взглядом. Барона Курташина тоже не было видно.

– Проверьте тепловизоры на всех выездах, – отдал я приказ одному из полицейских, заглянувших в кабинет по моему вызову, – Ищите аномалии. Резкие перепады температуры.

– Данные поступают, господин барон. Аномалий пока не обнаружено.

Я запустил сканер магического фона. Может, ритуал дал такую утечку, что его можно засечь, как маяк?

Но нет – уровень магического фона внутри купола оказался в норме. Зафиксированы незначительные колебания, соответствующие паническому состоянию людей – но не более…

Я стиснул зубы, чувствуя, что бессилие разъедает меня изнутри, жжётся, как кислота. Я приказал выставить патрули на всех крупных дорогах, разослал ориентировки с портретом Курташина по всем полицейским участкам. Мы прочесывали базы данных, искали его родственников, знакомых, любые точки, где он мог бы укрыться.

Всё было тщетно.

Несколько часов ушли в никуда. Сообщения из города приходили одно за другим, и все они были пустыми.

«Западный сектор, чисто.»

«Южный жилой массив, ничего подозрительного.»

«Патруль на проспекте Мира докладывает об отсутствии цели.»

Курташин не просто скрылся. Он растворился, исчез, как будто его и не было! А между тем, купол, накрывший город, был для чего-то нужен беглому «одержимому»…

Я буквально чувствовал, как под этим «колпаком» зрела тихая, невидимая зараза, которую барон так щедро распылил. Я сидел, уставившись в мерцающий экран, и чувствовал, как стены этой комнаты, этого города, этой ловушки, медленно, но неумолимо сдвигаются…

Ещё через пару часов, когда город окутал вечер, тщетность усилий стала давить на плечи и вызывать сильное раздражение.

Сидеть в душном штабе, наблюдать, как на экранах мелькают ничего не значащие лица, стало невыносимым… унижением! Я не мог позволить себе быть бароном за столом, пока город превращался в инкубатор заразы!

– Волков, я буду патрулировать город. Держим связь через внутреннюю городскую сеть.

Инквизитор хотел что-то возразить, но увидев моё лицо, лишь кивнул. Через минуту я уже сидел за рулём байка, и выезжал на опустевшие улицы Шадринска. Ветер свистел в ушах и срывал с лица накопившуюся усталость. Я заглушил сирену и двинулся вглубь спальных районов.

Моё магическое зрение работало максимально далеко. Обычный мир – асфальт, дома, рекламные вывески – уплывал в размытый фон. Я видел энергетические следы людей: тёплые, живые ауры, клубящиеся тревогой, страхом, гневом.

Но искал я другое – леденящую пустоту, что виделась мне в памяти Ани и в камере братьев.

А в голову, между тем, так и лезли воспоминания об Эфире! О бездонной мощи, что позволила бы мне одним усилием воли прочесать весь город, выдернуть из толпы нужный след! Теперь же приходилось делать это вручную, метр за метром…

Дерьмо космочервей, я чувствовал себя слепым с палкой!

Спас мир, ну-ну… И потерял такую мощь! Пусть и не по своей вине…

Ещё и Бунгама отдыхает, придётся обходиться своими силами! Впрочем, у меня всё же оставались помощники.

Я отдал мысленный приказ, и две чёрные тени где-то в воздухе тут же отозвались.

Мунин и Хугин, мои верные маледикты, взметнулись в багровеющее небо и растворились, растекаясь по городу моими глазами и ушами. Хорошо, что вороны никогда не улетали слишком далеко, и оказались заперты под куполом вместе со мной.

Хоть что-то…

Я ехал, сканируя прохожих, заглядывая в окна первых этажей.

Полчаса. Час.

Ничего.

Лишь клокочущий котёл эмоций. Я уже начал сомневаться, не ошибся ли я, не ушёл ли Курташин из города до появления купола, как вдруг…

Холодок.

Слабый, едва уловимый, будто дуновение из открытой двери морозильника. Я резко свернул с центральной улицы в лабиринт панельных пятиэтажек. Ощущение нарастало.

Вот дерьмо… Это была не одна точка, а целое скопление! Как гниль под древесной корой…

Я затормозил у одного из ничем не примечательных домов. С виду – обычная пятиэтажка, постройка семидесятилетней давности… Но моё магическое зрение буквально перекрывало мерцанием.

Изнутри лилась абсолютная, всепоглощающая пустота. Не отдельные источники, а единое, безразличное поле. Я поднял взгляд. В окнах не было движения, не мелькали тени – даже света почти не горело!

Только мёртвые, тёмные стекла, за которыми скрывалась ледяная тишина.