355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Илья Рясной » Террор не пройдет! (Белый легион - 2) » Текст книги (страница 6)
Террор не пройдет! (Белый легион - 2)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 02:40

Текст книги "Террор не пройдет! (Белый легион - 2)"


Автор книги: Илья Рясной



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

– А Али-Баба наш? – послышался издалека настороженный голос.

– И брат заблудился...

Это означало, что Руслан с изотопами и Аюпов с головорезами исчезли.

– Почему? – после паузы вновь прозвучал голос.

– Тут что-то происходит не то. Я разберусь.

– Разберись, – в голосе появилась угроза.

Сельмурзаев небрежно бросил телефонную трубку назад, и звероподобный массивный телохранитель с ловкостью вратаря поймал ее на лету.

– Вон! – крикнул депутат, и телохранитель испарился.

Сельмурзаев сжал пальцы в кулак. Ох как плохо. Тревожат такие звонки из-за рубежа. Бьют по нервам.

Два дня депутат, после того как его отпустили, отлеживался на даче на Рублевском тракте. Никого не принимал, ни с кем не разговаривал.

Ощущение, будто его гусеничным трактором переехало. Им владели чувства бессилия, ярости и страха. Основное – ярость, которая распирала череп изнутри, как пар перегретый котел, того и гляди взорвется. И запоздалый страх сжимал сердце ледяными тисками.

Усман, сильный, волевой, гордый человек, теперь чувствовал себя, как девица, которую изнасиловали в парке. Он не мог представить, что когда-то с ним поступят вот так, как с обычным бомжом, из тех, что батрачат на плантациях Ичкерии. С ним! С Сельмурзаевым, чей род имеет в Ичкерии большой вес, так обошлись! Не говоря уж о том, что он депутат Собрания!

Ему хотелось напиться до потери пульса, но Аллах запрещал пить. Сельмурзаев обычно следовал этому завету. Кроме того, пьянство – это проявление слабости и малодушия...

Что теперь делать ему, опозоренному человеку? Мстить!

Он ловил себя на том, что пальцы непроизвольно сжимались, когда он представлял, как будет душить тех животных! Уши резать! Уродовать! Умирать они будут долго!!!

Фантазии распаляли депутата. Сердце его колотилось все сильнее и сильнее. Глаза застилало красным.

Когда же возвращалась способность мыслить трезво, то перед его мысленным взором представала совершенно безрадостная картина. Все настолько плохо, как никогда не бывало. Рамазан Аюпов мертв. Наверняка мертв. Широкомасштабная террористическая акция, подготовка к которой стоила безумных денег, провалена. Кого будут винить в этом? Его, Усмана Сельмурзаева.

Нет, черта с два на него все свалят! Это еще доказать его вину надо! Но будут ли доказывать – вот в чем вопрос?

Депутат метался по огромному холлу, устланному коврами, падал в глубокое кресло перед холодным камином.

– Шайтан! – шептал он себе под нос. – Шайтан...

В тяжелый сон он провалился часа в три ночи. Там его подстерегали кошмары. Несколько раз он просыпался с тягостной мыслью, что завтра надо что-то решать... И опять отдавался во власть кошмаров.

Окончательно проснулся он в девять утра. Голова была тяжелой, зато в сердце – решимость действовать.

Он не мог понять, почему враги отпустили его на четыре стороны. На их месте он решил бы эту проблему просто – выстрелом в затьшок или отрезанием головы – в зависимости от настроения. Может, они надеялись на его признательность за подаренную жизнь? Или рассчитывали, что теперь он их с потрохами – после того, что наговорил перед видеокамерой? Кстати, он не помнил, что именно наговорил, в памяти осталось нечто смутное. Но, скорее всего, наговорил немало. Впрочем, это неважно! Теперь в его сердце горел священный огонь мести!

Все, часы слабости миновали! Пришла пора действовать!

Ключевой момент – сорвать маску с лица врага. Он сорвет, чего бы это ему ни стоило! И объявит свой маленький, но жестокий джихад!

Он потягал гирю, со злым удовлетворением отмечая, что мышцы еще работают. Он еще крепок. Способен и держать, и наносить удары. Потом залез под холодный душ. Тщательно побрился.

Выйдя в холл, крикнул:

– Ломали!

Старший группы охраны Ломали Махмадхаджиев возник, как привидение. Половину своих телохранителей после того, как они не спасли его от позора, Сельмурзаев выгнал. Но Ломали, верный, как пес, остался...

– Через пятнадцать минут две машины, – велел депутат. – Едем в город.

Ломали, не говоря ни слова, повернулся и отправился исполнять приказание.

В просторной гардеробной, где, как в магазине, на вешалках были развешаны десятки костюмов, на полках стояли десятки пар обуви, Сельмурзаев выбрал представительский костюм за пять тысяч долларов. Натянул ботинки крокодиловой кожи. Галстук в тон. Посмотрелся в зеркало. Вид вполне приличный. Как и положено бизнесмену и политику его уровня. Чувствуется стиль, безупречный вкус.

Механические ворота со скрежетом открылись. И похожие на блестящие торпеды бронированный "Мерседес" и джип, выехав за территорию обороняемого милицейской вневедомственной охраной поселка, устремились по правительственной трассе, в этот час уже разгрузившейся.

Сельмурзаевым овладело болезненное воодушевление. То, что он принял решение и начал действовать, наполняло его энергией. Депутат никогда не прощал обид.

Всю дорогу Сельмурзаев не отрывал от уха мобильный телефон. Он переговаривался с людьми, назначал места встреч, просился на прием. Эти звонки открывали ему двери в высокие кабинеты. Смешно, но в государстве, против которого он боролся уже много лет, он обладал определенным весом.

С кого начать встречи? Конечно, с обитателей Старой площади.

– Сергей Владимирович, – произнес он в микрофон мобильника. – Это депутат Сельмурзаев. Тут серьезные обстоятельства. Мы не могли бы встретиться?.. Очень срочно... Лучше не на рабочем месте... Как всегда...

Встретились они в ресторанчике "Царский чертог" в центре Москвы, запредельные цены в котором отпугивали посетителей скромного достатка. В нем имелись уютные закутки для конфиденциальных разговоров.

Тот, с кем встретился депутат, примелькался в каждом российском доме его постоянно показывали по телевизору. Обычно он с видом оксфордского профессора вещал, как надо обустроить страну. Любые банальности изрекал как божественное откровение. Он был известным артистом политического балагана. Но здесь, наедине со своим старым знакомым, лицедействовать смысла не было. Он внимательно выслушал Сельмурзаева, время от времени задавая вопросы и выдавая комментарии, преимущественно матерные. Потом, опрокинув стопку холодной водки, крякнул и покачал головой:

– Ох, етить твою. Хрена лысого я тут понимаю...

– Кто посмел?! – процедил Сельмурзаев, ощерив зубы и на миг став похож на волка – символа ичкерийских бандитов.

– МВД – маловероятно, – покачал головой Сергей Владимирович. – Ты им неинтересен. Госбезопасность? Ручки их шаловливые в последнее время чуток укоротили. Такие вещи творить не позволяют. Если только они самодеятельностью занялись, – он помрачнел, прикидывая про себя самый дрянной вариант – Федеральное агентство государственной безопасности отбилось от рук и начнет потихоньку давить политических партнеров, которых обыватели по недомыслию считают врагами. – Но это вряд ли...

– Вряд ли или возможно?

– Тебе гарантию с талоном? Я не въезжаю, Усман. У тебя претензии ко мне какие-то? – Кремлевский функционер нехорошо прищурился, и Сельмурзаев тут же осадил назад.

– Извините.

– Узнаю – скажу...

Сергей Владимирович поднялся.

– Пока...

Когда он вышел из кабинетика, Сельмурзаев прошептал:

– Крыса.

Он знал, что, как только появится даже не течь, а только намек на нее, эта крыса тут же дунет с их общего корабля. Не мужчина он. Депутат сладко прижму-рился, представив, как хорошо было бы влепить ногой в тяжелом десантном башмаке по этой самодовольной морде! Чтоб сопли с кровью! И за горло его! За горло!..

Стоп. Надо успокоиться... Предстоят другие важные встречи. И нельзя распускаться раньше времени. Ему сегодня еще немало наговорят неприятного...

В этот день Сельмурзаев дополнительно пересекся с двумя людьми, которые могли что-то знать. Они тоже занимали не последнее место в иерархии сгнившего до основания российского государства.

На десерт он приберег разговор с генерал-лейтенантом Федерального агентства государственной безопасности Аркадием Войченко.

С ним встретились на конспиративной квартире, обставленной с непотребной роскошью. У Сельмурзаева создалось впечатление, что в остальное время она использовалась как бордель для услады высокопоставленных чекистов.

– Заходи, гордый мой брат, – улыбнулся радушно Войченко. – Чувствуй себя как дома.

– Но не забывай, что в гостях.

– Точно, – хмыкнул Войченко.

Генерал был как генерал – толстый, астматически дышащий, однако не с вяло тупым, как у армейцев, взором, а с цепкими глазами профессионального мошенника... Нет, скорее наемного убийцы.

Сельмурзаев по роду деятельности имел старые хорошие связи с госбезопасностью. Сложились они еще во времена бойкой торговли заложниками, которых сотнями захватывали ичкерские повстанцы. Все имели с этого бизнеса свою долю. И всем это нравилось. И Совету Безопасности. И ФАГБ с МВД. И Администрации Президента.

С тех пор Сельмурзаев ведет с госбезопасностью и правительством России жесткие игры по довольно сложным правилам. Цель у депутата и группы его товарищей простая – создание у руководства страны иллюзии, что только удельные подконтрольные князьки и авторитеты в состоянии удерживать дикую ичкерийскую орду от того, чтобы полностью сорваться с катушек и пройти огнем и мечом по всей стране. Мол, князьков этих (в частности, уважаемого всеми Усмана Сельмурзаева) надо лелеять, сдувать с них пылинки, позволять им многое и, главное, не бросать им с хозяйского стола крошки, а на блюдечке преподносить полноценные увесистые куски от общего пирога.

В последнее время эта тактика начала давать сбои. Сельмурзаева и его соратников стали потихоньку-помаленьку отодвигать в сторону от политики и дележа денег. Могло это кончиться плохо – выкидыванием за борт. Чтобы этого не произошло, был затеян "изотоп-, ный шантаж", на который с охотой подписались непримиримые из самой Чечни и Саудовской Аравии. Пора в очередной раз напомнить Москве, что все под Аллахом ходим. И что очень уж мегаполис уязвим для террора. Недвусмысленный такой намек – договариваться надо. Договариваться. И еще раз договариваться. Это выгодно. Это обоюдно идет на пользу и здоровью, и карману.

Все бы так и получилось, гладко, как по писаному. Теракт. Шум "раздавить ичкерийскую гадину!" А потом тихие, нигде не афишируемые переговоры с серьезными уступками и гарантиями... Все бы так и получилось, если бы не эти как с неба свалившиеся шайтаны!

– Ну, рассказывай, зачем пожаловал, – потребовал генерал, разливая по чашкам крепкий чай.

– Возникла небольшая проблема, – произнес Усман Сельмурзаев.

Он поведал прилично отредактированную историю своих мытарств и в лоб спросил:

– Ваши?

– Ты на нашу фирму напраслину-то не возводи, – строго произнес Войченко, но в глубине его глаз тлели веселые искорки.

– Почему?

– Потому что официально такую акцию провести – это утонуть в согласованиях. А бригады единомышленников, которые втихаря могут поднять такую операцию, у нас в конторе давно нет. Были когда-то сорвиголовы, да все вышли.

– А кто?

– Не знаю, – развел руками генерал.

– Кто? ЦРУ? МОССАД? Кто еще так свободно работает здесь, в этой сраной стране?!

– В этой сраной стране работают свободно все, кроме государственных органов, – усмехнулся Войченко. – Такая национальная традиция.

– Это была спецслужба, а не банда! Какая-то непонятная спецслужба!

– Все спецслужбы у нас перечислены в Законе об оперативно-разыскной деятельности, – назидательно изрек генерал. – Остальное – выдумки авторов бульварного чтива.

– Значит, на меня наезжали персонажи бульварного чтива? – Ярость поднималась и клокотала в груди Сельмурзаева. Он чувствовал, что его водят за нос. Генерал что-то не договаривает и сильно взволнован новостью.

– Материализация образов, – хмыкнул Войченко.

– Кто это был? – поднапер депутат.

– "Легион", – произнес, как плюнул, генерал.

– Что? Какой "Легион"? – опешил Сельмурзаев.

– Белый.

– Сказки желтой прессы.

– Ну конечно... Особенно если вспомнить, как пять лет назад они раздолбали в пух и прах некую структуру, образованную высшими должностными лицами государства. "Синдикат" – не помнишь?

– Я не особенно верил во все эти слухи.

– В этом твоя беда... После той свары эти ублюдки ушли на дно. Все считали, что уже не выплывут. Но я-то чувствовал, что затаились. Их уши торчали во многих делах. Возникали они редко, но жалили коброй.

– Ты это серьезно?

– Куда серьезнее... Что собираешься делать, горец?

– Этот "Легион" – он у меня из белого красным станет. От крови, Сельмурзаев кинул на генерала тяжелый взгляд.

– Хорошо, – кивнул Войченко. – У меня информация по ним на нуле. Особо не интересовался – жизнь спокойную полюбил. Но с людьми, которые знают больше моего, встречу обеспечу. Ты точно решил? Обратного пути не будет.

– Я решил!

– Договорились... Чаек-то пей. Настоящий индийский.

* * *

У противника была фора – он давно изучал объект и имел представление о его связях, образе жизни. Оперативникам "Легиона" надо было начинать с нуля. Зато было и преимущество. Противник не знал, что в игре появился новый игрок.

Разведчики проехались по адресам возможного появления Гурвича. Восстановили все его маршруты за последние дни. Добрались до загородного дома Ромы. Дальше следы обрывались.

Мест для засад набралось десятка полтора. Все их живыми людьми не перекроешь. Технари проехались по этим адресам и понатыкали везде скрытые видеокамеры. Теперь на пульте в штабе операции на базе-3 можно было снимать видеоинформацию.

Семь экипажей Глеб распределил на патрулирование по городу с таким расчетом, чтобы до цели добраться за пять-десять минут. Этого времени должно хватить, если Гурвич нарисуется в объективе камеры слежения.

В две квартиры – к бывшей жене и близкой знакомой Гурвича – удалось сунуть "жучки" и поставить на контроль телефоны.

Глеб согнулся за письменным столом. Старомодная лампа с зеленым абажуром бросала свет на пачку бумаг. Это были распечатки соединений с мобильного телефона Гурвича. Здесь можно было проследить все его связи. Особенно интересовали соединения последних дней перед тем, как он выключил телефон.

Это он звонил Белидзе. Это бывшей жене... Знакомым...

Тут уже интереснее. Последний день перед исчезновением. Соединение с Саниным... После этого Гурвич срывается из деревенского дома своего знакомого. Вот еще один звонок – опять на мобильник Санину... Время – за несколько минут до гибели математика. Что хотел Гурвич? Предупредить? Узнать что-то? Ладно, неважно...

Дальше – несколько звонков. Последние звонки перед отключением телефона. На мобильник и на городской телефон. И ни одного ответа. А дозвониться он мечтал до Румяновой Аллы Владимировны, директора компании "Легос" и учредителя еще пары фирм по торговле парфюмерией. Вот и фотография ее – острое, злое лицо, колючие глаза. Типичная бизнесвумен тридцати трех годков от роду. Явно не из круга Гурвича. Профессиональная общность исключена. С другой стороны, он мужчина видный, девки на него клюют.

Зачем он звонил ей? Два варианта. Если не насторожился, то поплакаться в жилетку. Если же почувствовал опасность, запаниковал, кинулся к ней за помощью.

Оперативники пробили ее по адресу и месту работы. Выяснили, что сейчас бизнесвумен находится в командировке в какой-то черной дыре российской глубинки, где население из парфюма знало только старый добрый тройной одеколон. Должна появиться вот-вот.

– Надо цепляться за ее адрес, – сказал Глеб Атаману, который сидел на диване, поигрывая мобильны телефоном.

– Там установлена камера слежения, – заметил Атаман.

– Мало, – покачал головой Глеб. – Там нужно физическое прикрытие.

И, действительно, интуиция Глеба не подвела.

На следующий день топтуны наружного наблюдения срисовали около адреса Румяновой нечто подозрительное. Когда одни и те же фигуры мелькнули в третий раз, стало ясно – дом пасут. Потом видеокамера показала, что субъекты зашли в коридор, поставили "сторожевик" – полоску бумажную. Когда кто-то заходит, тот падает.

– Деревня, – сказал Глеб, получив отчет. – По старинке работают.

– Зато наверняка, – произнес Атаман. – Они тоже прилипли к адресу.

– Таинственные соперники, – хмыкнул Глеб.

– Может, воры обычные хату присматривают?

– Вряд ли, – покачал головой Глеб.

– Что с ними делать? На допрос к Доктору? Или протащить по городу?

– Это всегда успеется. Скорее всего, мы имеем дело с "шестерками", которые даже не знают, на кого работают. Будем ждать продолжения...

* * *

Сельмурзаеву не нравилась эта встреча. Настораживали многочисленные условия ее проведения. Одно из них – чтобы приходил один, притом в какую-то дыру на окраине Москвы между силикатным заводом и ТЭС.

Депутат договаривался с человеком по мобильному телефону. Тот позвонил точно в назначенное время.

– Если что-то пройдет вне договоренностей, встреча не состоится, сообщил собеседник. – Никогда...

На всякий случай перед отъездом депутат сунул в карман пистолет. В гараже выбрал не бронированный "Мерседес", а скромную "Тойоту".

На въезде в Москву он приказал остановиться в ста метрах от бензозаправки. Кивнул телохранителям и шоферу:

– Выходите. Дальше поеду один.

– Следовать за вами? – спросил Ломали.

– Я сказал – один!

Оставив на обочине телохранителей, он газанул. Поплутал по Москве, пытаясь на всякий случай провериться – нет ли за ним слежки. Рванул пару раз на красный свет светофора. В этих шпионских премудростях он был не большой мастак, поэтому так и не был уверен в результате своих действий. Но время подходило, и надо было торопиться к месту встречи.

Встречу организовал генерал Войченко. Он обещал, что человек даст все возможные пояснения по "Белому Легиону" и, возможно, даже окажет практическую помощь. Притом бесплатно, то есть даром... Депутат знал, что даром ничего не делается. Значит, там какой-то свой интерес...

"Тойота" переехала мост, закрутилась между сплошных заборов, гаражей, складских ангаров. Наконец выбралась в район унылых новостроек.

Сельмурзаев сверился по карте, решил, что оказался там, где надо. На одном из домов разглядел название улицы – все верно, Четвертая Тракторная. Она самая...

Огляделся, пытаясь найти место, где оставить машину. На улице кучковались молодежь – наглые морды специфически криминального вида, так что машину можно, вернувшись, больше и не обнаружить. За поворотом он увидел платную стоянку. Сунул купюру сонному сторожу. И побрел в сторону длинного мебельного магазина. Именно там, под монументальным огромным рекламным плакатом сигарет "Мальборо", должна была состояться встреча.

Сельмурзаев посмотрел на часы. Оставалось две минуты.

Человек появился со стороны ларьков. Подошел, кивнул:

– Здравствуйте. Усман Бисланович?

– Похож?

– Похожи...

Этот тип ничем не напоминал боевиков, от которых исходили кураж и сила. Или оперативников, переполненных бесшабашной энергией. Больше всего он походил на работягу – потомственного токаря, таких полно у проходных заводов. На вид лет сорока, ростом под метр девяносто, чуть сгорбленный, с жилистыми руками и длинной лошадиной морщинистой мордой, на щеках черная жесткая щетина. Губы скривлены в вечной ехидной улыбке, которую хочется стереть ударом кулака. Держит жестяную банка пива – ну это ж надо! А одет в коричневое, похожее на робу вельветовое пальто, несуразную клетчатую кепочку. Турецкие джинсы. В общем, субъект из категории "до звания забулдыги рукой подать".

– Пойдемте переговорим на природе, – "работяга" кивнул в сторону чахлого скверика.

Они перешли через дорогу. Нашли свободную скамейку. Депутат смахнул газетой, которую держал в руках, грязь и уселся. Закинул ногу на ногу. Брезгливо огляделся. Рядом радовалась жизни толпа полупьяных люмпенов.

– Не беспокойтесь, – кривая улыбочка "работяги" стала еще кривее. Обнажились очень ровные, наверняка дорогие металлокерамические зубы. И в глазах появился странный нездоровый блеск. Пальцы правой руки его чуть подрагивали, будто перебирали струны гитары.

– Как вас называть? – спросил Сельмурзаев.

– Феликсом. Я не обижусь.

"Такой же Феликс, как я донна Анна", – подумал раздраженно Сельмурзаев. Он ненавидел шпионские игры.

– Аркадий Станиславович обрисовал в общих чертах вашу проблему. Думаю, его умозаключения верны. Мы имеем дело с "Белым Легионом".

– Чем он занимается, этот "Легион"?

– Как бы лучше сказать, – Феликс распечатал пиво, слизнул языком появившуюся пену. Приложился с видимым удовольствием к банке. – Можно сравнить его с добровольной народной дружиной. "Легион" помогает стране выстоять против многочисленных врагов. Хотя никто его об этом не просит. Защищает интересы страны, понимаете ли.

– А ФАГБ что защищает?

– Вам ли это объяснять, Усман Бисланович? Госбезопасность защищает не столько интересы страны, сколько интересы элит. Эта шкала приоритетов установилась очень четко еще при первом президенте России. Спецслужбы стали тем, для чего и были изначально созданы еще в древности – защиты властной элиты. А интересы элиты и страны часто не совпадают...

Сельмурзаев смотрел на Феликса, и в нем все больше закипала ярость. Ему не нравилось, что его вызвали для выслушивания банальностей. И тон казалось, что собеседник издевается. Но депутат обуздал себя. И спокойно спросил:

– Откуда они взялись, эти дружинники?

– Дружинники образовались из малахольных романтиков, кто считал и продолжает считать интересы страны выше интересов элиты. В рамках государственных структур им не нашлось места.

– И они образовали собственное государство...

– Собственную структуру... Достаточно жесткую. Как любое тайное общество.

– Насколько сильную?

– Некогда достаточно сильную. Но время идет, Усман Бисланович. Одних оно делает сильнее. Других слабее. Ничего не остается неизменным.

– Вы философ?

– Непрофессиональный. Жизнь была такая, что теперь хочется задуматься о смысле жизни.

– Так что "Белый Легион" из себя представляет сегодня?

– В какой-то мере их постигла судьба многих подобных самодеятельных ансамблей. Хочешь не хочешь, а идеология постепенно уступает место экономике. Тамплиеры сломались и утеряли четкое понимание цели, когда стали заниматься ростовщичеством.

– Значит, это обычная банда?

– Так скажем – коммерческая структура... Возможности, конечно, уже не те. Они сильно сломались на войне с "Синдикатом". Слышали о таком?

– Слышал. А вы имели отношение к "Синдикату"?

– Это не так важно, где я был, есть и буду. Эти детали не имеют отношения к делу. Вернемся к "Легиону"... Время от времени эти пенсионеры шалят. И начинают донимать своими шалостями.

– Тогда почему не разберетесь с ними?

– Я пришел, чтобы помочь заняться этим вам... Итак, что вас конкретно интересует?

– Как их извлечь на белый свет?!

Феликс усмехнулся:

– За последние годы такие попытки предпринимались неоднократно. Это приводило к тому, что "Легион" прятался все глубже. И заметал следы все лучше... Опишите внешность тех, кого вы видели...

Сельмурзаев, как мог, описал нападавших на него. В основном боевиков. Хоть убей, ему не удавалось вспомнить лицо того садиста, который с ласковой улыбкой накачивал его психотропными веществами.

У обратившегося в слух Феликса в глазах зажегся интерес. Он вытащил карманный компьютер с жидкокристаллическим дисплеем. Задал программу. И через некоторое время вывел рисованый портрет.

–Он?

– Он! – выдавил Сельмурзаев, увидев ненавистное лицо.

– Один из наиболее квалифицированных оперативников "Легиона". Псевдоним Ратоборец. Откуда взялся и куда нырнул – одному черту известно... Одно известно точно – если начинается серьезная заварушка, он тут как тут.

– Он – покойник, – прошипел народный депутат, наливаясь злобой. С крошечного экрана на него глядел его враг. – Я его из-под земли достану. Из лап самого шайтана вырву. И отрежу голову...

– Аллах в помощь, – Феликс спрятал компьютер. – Вам будут благодарны многие. Я в их числе... Вынужден откланяться. Дела... Но этот вопрос я буду держать в поле зрения.

– И все?

– Ах да, – Феликс вытащил из кармана пальто лазерный диск, протянул депутату. – Тут кое-какая информация. Если появится еще что-то интересное для вас, сообщу...

* * *

Шалавочка оказалась совсем молоденькой – около двадцати, демонстративно циничной, но, как и у всех девчонок ее возраста, с мозгами, сверх меры заполненными романтическим мусором. Звали ее Анжела.

В постели от злости и отчаяния, пытаясь забыться, Гурвич отработал на все двести процентов.

– Мне редко нравится. Но с тобой понравилось, – она прижалась к нему, смотря на него уже другими глазами.

– Умею, – буркнул Гурвич.

Утром она приготовила ему завтрак – тосты (кто их только придумал, эту дрянь!) с джемом, яичницу и стакан сока. Девочка, видимо, внимательно смотрит американские фильмы, мотая на ус. Позавтракав, программист как-то вяло подумал, что пора выметаться. Ох, кто бы знал, насколько неприятно уходить из уютной квартирки, когда идти некуда.

– Что загрустил, мальчишечка? – немножко виновато посмотрела на него брюнетка.

– Есть поводы.

– Понимаю. Сейчас придешь домой, к жене стервозной. Она тебя скалкой в лоб пометит за то, что дома не ночевал, – Анжела весело хохотнула.

– Нет у меня жены.

– Нет? Врешь. Ты парнишечка классный. И чтобы никто не подобрал...

– Ты что, по совместительству зудильником работаешь?

Она обиженно надула губки.

– Некуда мне идти! – с прорвавшимся отчаянием выпалил он, хлопнув ладонью по кухонному столу.

– Некуда? – она удивленно вскинула брови.

– Некуда! Потому что обложили со всех сторон!

– Ты чего, бежишь от кого? – Глаза Анжелы восхищенно загорелись. Ситуация начала ей напоминать один из любимых американских боевиков.

– Бегу!

– От ментов?

– Нет.

– От бандитов?!

– Не думаю... Эти ребята покруче будут.

Она посмотрела на него с недоумением. В ее представлении круче ментов и бандитов ничего на свете быть не может.

– Ух ты, неужто чекисты? – нашло на нее жуткое озарение.

– Да хватит ерунду молоть! Не знаю я! Знаю только, найдут – убьют.

– За что? – У Анжелы перехватило дыхание.

– За то, что слишком умный и много знаю.

– Тайн?

– Вообще. Умных не любят.

– Правильно, – согласилась она. – Вон меня в школе не любили. Поэтому и пришлось с восьмого класса уходить.

Гурвич недоуменно посмотрел на нее, переваривая услышанное, потом расхохотался.

– Ну чего ты ржешь, как лошадь Пржевальского? – обиделась она и снова надулась.

– Ладно, Анжелка. Не обижайся. Пойду я.

–Куда?

– На кудыкины горы воровать помидоры.

– Тебе же некуда идти, – она задумалась, потом неожиданно предложила, с затаенным ожиданием смотря ему в глаза: – Оставайся...

Гурвич удивленно посмотрел на нее, пытаясь понять причину такой щедрости. И решил, что девчонка, переварив его слова, уже придумала себе историю и прониклась к нему романтическими чувствами. Как же, герой в изгнании, по пятам идут злобные враги. Как не помочь? Такое случается у всех женщин, даже у шлюх – молодых и старых, насквозь пропитанных цинизмом.

– У меня денег не хватит, – решил он опустить ее с небес на землю, зная, что деньги у шлюх – особенно болезненная тема. Но не тут-то было. Анжелу уже понесло по кочкам.

– За благотворительность ныне налогов не берут, – она прижалась к нему всем телом.

– Хорошо. Я обещаю тебе не мешать.

– Хочется верить, – произнесла задумчиво Анжела, вдруг усомнившись, что поступила правильно. Но отступать уже было поздно.

И он остался у нее. На некоторое время часть проблем была решена. Но все равно его положение оставалось незавидным. И нервы... Нервы, будь они неладны.

Ему казалось, что стоит вылезти на улицу, он тут же попадется на глаза врагам. И тогда... Черт возьми, только теперь он смог осознать, какую спокойную и полноценную жизнь он вел до сих пор. Как у Христа за пазухой. Серьезной неприятностью считался насморк. А грипп был катастрофой. Ругань с соседом из-за громкой ночной музыки была вершиной конфликтов. Бояться приходилось только несовершеннолетнюю шант-рапу, сшивающуюся у подъезда, от них в кармане был газовый баллончик – малолеток можно было травить им как тараканов. Сегодня же смерть шла за ним по пятам. Гурвич готов был поклясться, что наяву ощущает ее ледяное дыхание в затылок. Ни с чем не сравнимое ощущение. И когда это дыхание приблизится, то мир замерзнет – для тебя в нем больше не останется будущего...

В таком состоянии он провел у Анжелы пару дней. В общем-то, здесь было довольно уютно. Шлюшка оказалась вполне мягким и покладистым человеком. Если не считать некоторых дурных привычек. Придя домой, она сразу врубала музыкальный канал. Познания ее в области жизни и успехов попсы были огромны. Ни один из исполнителей не оставался без комментариев.

– Аэлита Барумова. Я от нее прусь, – всплескивала руками Анжела. Группа "Центральный профилакторий"! Посмотри, какие все милые. Я тащусь...

За это время он узнал, от каких групп Анжела "прется", "тащится", "балдеет", какие музыкальные произведения – "улет", "балдеж", а какие "полный отстой", "старье", "лажа галимая" и "хрень моржовая".

Гурвича это раздражало, поскольку всю эстрадную тусовку он воспринимал, как мир насекомых. Порхают, жужжат, кусаются. А толку от них никакого – ни уму, ни сердцу. Так, заполняют экологическую нишу.

Но для Анжелы это было окно в другую, шикарную жизнь...

Переживания и перемалывание в сознании всех своих неприятностей привели к тому, что веко у Алексея начало дергаться, а руки мелко подрагивать. И с каждым днем мысль о необходимости выбраться из своего нечаянного убежища казалась все более пугающей. Но выбираться все-таки нужно было. Анжелка, кажется, начинала все сильнее раскаиваться в своем подвиге. Романтика – это хорошо, но когда у тебя на шее дармоед... Программист долго прикидывал, как достать денег и не попасть в западню. И решил рискнуть.

Единственный человек, который мог помочь и при этом не был засвечен, как его близкая связь, был Толя Гусак. Гурвич налаживал ему компьютерную сеть на фирме и делал программное обеспечение. За Толиком остался долг в штуку "зелени". Обещал отдать через месяц. Месяц уже прошел.

Анжела, уходя утром на свою многотрудную работу, оставила ему ключи. Он вышел из дома, поежился. Светило солнце, но ветер дул пронизывающий, холодный.

На вылазку в город Гурвич шел, как в атаку на укрепленные районы противника. Ему все время казалось, что на него все смотрят. И кто-то сейчас крикнет: "Это беглец. Мочи его!"

Никто не крикнул. Мир не проявил к нему ровным счетом никакого интереса. Каждый последующий шаг давался ему легче. Через пару сотен шагов, когда он вынырнул из арки и добрался до дороги, успел чуток успокоиться. Нет, чувство опасности не притупилось, просто сердце перестало отчаянно барабанить в груди.

Он встал около автобусной остановки, оглянувшись на опостылевший ему еще из окна стандартный пейзаж с девяти– и двенадцатиэтажными зданиями, парой заводских труб вдалеке и длинным "Универсамом". На часах было двенадцать двадцать. Через сорок минут Толя выйдет в кафе поблизости от своего офиса на Тверской. Там неторопливо, со вкусом пообедает. Он живет по распорядку. Утром – зарядка, вечером – фитнес. По Толику можно сверять часы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю