Текст книги "Террор не пройдет! (Белый легион - 2)"

Автор книги: Илья Рясной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Прыжок на месте – попытка улететь, – хмыкнул Ровенский.

– Оборона. Космос, – вздохнул Ачаров. – Межпланетные станции. Ядерные ускорители. Подводные исследования. На все средства находились. А теперь Нейман шастает по этажам с пакетиками и присматривается, чего здесь еще можно урвать.

– И что делать – вечный русский вопрос? – "Колобок" хватанул немножко коньяка, и его розовые щечки порозовели еще больше обычного. – На что надеяться, Владимир Георгиевич?

– На что? – Ачаров устало и грустно улыбнулся. – На самих себя. Русский всегда носы всем утирал... Важно сейчас пережить. Переждать. Выжить. И что можно спасти – вынести из огня.

– Что нельзя – похоронить, – поддакнул Ровенский.

– С почестями, – академик улыбнулся. – Ладно, чего душу травить без толку. Тут возникли несколько необычные обстоятельства. Думаю, для вас они будут небезынтересны.

– Весь внимание, – сразу напрягся Марципало, понимая, что начинается разговор, ради которого Ачаров пригласил их.

– В сибирской тмутаракани есть филиал института ядерных исследований... В былые времена работали чисто на оборонку, поэтому и заперли их в леса. Профессор Грушин. У него была лаборатория. Давно им финансирование пообрубали благодаря... – академик ткнул пальцем в пол, намекая на второй этаж, там располагался секретариат и другие органы, распределяющие деньги на науку. – Бесперспективно. Безумно. Не сулит немедленной выгоды... Недавно ребята Грушина позвонили мне...

Ачаров замолчал.

– Не томите, Владимир Георгиевич, – укоризненно произнес Марципало.

– Не знаю... Мне не верится... Но не доверять им оснований нет... Если действительно у них все вышло, как они говорят, то это прорыв в электродинамике. Где, кстати, прорывов никаких давно не ждут.

– Вы не хотите в своем институте устроить проверку? – спросил Марципало.

– Нет возможности. Урезают, урезают, урезают... На грантах держимся и на международных программах... Кроме того, немного не по профилю. И ребята хотят извлечь выгоду, в чем, как вы понимаете, мы совершенно не сильны...

– Все ясно, – кивнул Марципало. – Нужно смотреть. Изучать. Путь привычный – товар лицом. Экспертиза. Патентование. Приискание инвесторов или благотворителей – как выйдет.

– Я понимаю, – кивнул академик. – Завтра в Москве появится молодой человек. Я его лично не знаю, но мне его отрекомендовали как весьма перспективного ученого... Правда, личность несколько экстравагантная.

– Направьте его ко мне, – усмехнувшись, произнес Марципало. Он привык к экстравагантным личностям. И считал себя готовым ко всему.

Но то, что возникло на следующий день в офисе фонда "Технологии, XXI век", было нечто из ряда вон выходящее.

В назначенное время возник верзила лет тридцати – тридцати пяти. Его атлетическая комплекция сочеталась с плохой координацией движений и неуклюжестью. Он тут же смахнул вазу со стола в кабинете президента фонда и с трудом приземлился на стул, который жалобно скрипнул под его массой. Одет был в мятые джинсы, клетчатую рубашку, клетчатый же, достаточно жеваный, пиджак и зеленый галстук. Галстук тер ему шею, и верзила то расслаблял, то затягивал узел. Видно было, что к этому светскому элементу одежды он так и не привык за свою жизнь.

– Парамон Васильевич Купченко, – сухо представился посетитель. Взгляд у него был несколько рассеянный и вместе с тем настороженный.

– Очень приятно. Присаживайтесь, – предложил Марципало, поняв, что это тот самый протеже академика.

Выпрямившись в кресле, будто кол проглотил, гость выставил перед собой ладони и повел ими вокруг себя, сосредоточенно и хмуро глядя в одну точку. Ровенский, сидевший в уголке на диване, наслаждался этой сценой. В его коллекции патологических ученых типажей сегодня прибыло серьезное пополнение.

– Аура неважная, – сообщил гость изумленному Марципало. – Подчистить бы надо.

* * *

Артемьев прочитал справку-меморандум по оперативному делу "Сластолюбцы". В три страницы, исполненные мелким шрифтом, втиснулось достаточно информации, чтобы в нормальной стране тряхануть, как землетрясением, властный Олимп. Но это в нормальной стране.

– Глубоко копаешь, – произнес Артемьев одобрительно.

– Ну да. Два солдата из стройбата заменяют экскаватор, – угрюмо кивнул Никита Денисенко, начальник отдела по борьбе с преступными авторитетами..

Артемьев поглядел на аккуратно исполненную схему связей фигуранта. Стрелки тянулись к многочисленным связям разрабатываемого лица – к "телам" (так называли детей), к заказчикам – заядлым педофилам.

– Во смотри, сучье какое, – зло процедил Денисенко, тыкая в схему. Весь московский бомонд.

– Смотрю, крепко ты на этой теме завис, – усмехнулся Артемьев.

– Завис. Руки к пистолету тянутся.

– А руки связаны, – кивнул Артемьев. – История стара, как мир.

– Противно это все, – скривился Денисенко. – Смотри, кто изрисовывается. Известный кутюрье. Не менее известный певец. Ну, знаешь его. Поет "Твои бездонные ресницы".

– Ресницы?

– Ага, – кивнул Денисенко. – Еще тут два депутата Госсобрания России. Один, кстати, из Комиссии по делам молодежи.

– Ну да. Откуда же еще. Знаешь разницу между педофилом и педагогом?

–Ну?

– Первые действительно любят детей.

– Любители... Оба от "Союза демократических перемен". У них там половина педики. А вторая половина – педофилы. Еще тонкая прослойка других из-вращенцев – зоофилов, некрофилов...

– Ты серьезно? – хмыкнул Артемьев.

– Если и преувеличиваю, то немного... Олег, скажи, что теперь со всем этим дерьмом делать? – Денисенко хлопнул ладонью по распухшему тому.

– А ведь заступятся за него, когда мы его за хобот вытянем, – Артемьев постучал пальцем по центральному квадратику в схеме, в котором разместился один из главных поставщиков малолеток столицы и по совместительству преподаватель МГУ. Ему присвоили условное наименование "Урод".

– Заступятся, – согласился Денисенко. – Адвокаты, журналисты набегут. Телефон оборвут... А если мы выстоим – так сдадут его. Открестятся. Мол, не знаем такого.

– Или в камере эту суку замочат. Чтобы язык ненароком не распустил...

– Блин, что за жизнь? Сажать всех его клиентов надо. Всю эту элиту долбаную на север. На Колыму. Лес валить...

– Сажать? Кого? Они же приватизировали это государство. Считают его своей зубочисткой: хотят – в зубе поковыряют, хотят – в задницу кого-то уколят, – Артемьев встал, прошелся по кабинету, остановился, задумчиво смотря на коробки многоэтажек за окном. Он ненавидел этот пейзаж, которым вынужден любоваться уже третий год после отставки коррупционера-министра генерал-полковника Рубашина. У того любимым детищем было Управление по борьбе с бандитизмом, и он позволял своим любимцам творить, что хочешь. После громкой отставки министра Московское региональное управление по борьбе с бандитизмом все перетрясли, прополоскали, выжали. При этом выгнали половину личного состава. Саму контору выселили из центра Москвы. И теперь вместо Шаболовки с ее неторопливыми трамваями Артемьев имел возможность любоваться серыми многоэтажными унылыми коробками и просторным школьным двором, превращенным в автопарк. Это здание занимала когда-то средняя школа, но в связи с резким уменьшением поголовья московских детей ее закрыли.

– Кстати, тут одно рыло возникло – шибко знакомое, – сказал Денисенко.

– Кто такой? – Артемьев снова занял свое начальственное кресло и потянул к себе схему.

– Вот, – Денисенко перегнулся через стол и ткнул в квадратик на схеме. – Ломали Махмадхаджиев.

– Так, что-то знакомое, – Артемьев прищелкнул пальцами. – Охранник Сельмурзаева.

– Он самый. Который не смог спасти патрона.

– И с горя ищет забвения в плотских утехах. С мальчиками.

– Ну, у мусульман это не позор, – заявил Денисенко.

– Не скажи. Аллах запрещает... Позор, – губы Артемьева скривила усмешка... – Еще какой позор...

* * *

По старой привычке Ломали Махмадхаджиев просыпался рано. Он плотно, с удовольствием позавтракал. Набил брюхо. Прикинул, чем ему сегодня заняться. Запланировано несколько встреч. Важных встреч... Пора, наконец, определяться.

Ломали потерял хозяина, потерял теплое, сытное место. Но особой тоски по этому поводу он не испытывал. Привык относиться к жизни сугубо философски – Аллах дал что-то, Аллах забрал. На то его воля. Было только сильно досадно. И теперь у него возникло много новых проблем.

Да, день предстоит тяжелый. Нужно попытаться за мучения порадовать себя хорошим вечером... При мыслях об этом он томно потянулся...

Выйдя из подъезда, он направился к своему джипу "Мицубиси-Паджеро", стоящему на стоянке у пятого подъезда двадцатичетырехэтажного дома, с трех сторон сплошной стеной охватывающего просторный двор. Под мышкой тяжелела кобура – Ломали пока еще числился старшим смены ЧОПа "Эльдорадо" и оружие носил на законном основании.

Тяжесть оружия была приятна. Она дарила ощущение безопасности и силы.

Пиликнула маленькая коробочка в его руке. Со щелчком отворились замки. Ломали распахнул дверцу своего "Мицубиси", достал тряпку и начал тереть лобовое стекло. Машина давно не мытая из-за всех этих неприятностей. На ней слой грязи. Это непорядок. Хороший конь имеет право рассчитывать на хорошее отношение.

– Вот... – он выругался.

На капоте пальцем по пыли кто-то вывел "Помой меня, я вся чешуся". Русские! Ублюдки, дети ублюдков и будущие родители ублюдков!

Он провел с размаху по надписи тряпкой. Потом дотер лобовое стекло. И резко обернулся, ощутив сзади движение.

– Не тянись к стволу, – предупреждающе вскинул руку огроменный племенной бычара, почти бесшумно появившийся сзади. – Ломали, веди себя прилично.

Махмадхаджиев прошелся острым взором вокруг. И засек еще одного типа, маячившего поодаль. Ломали нахмурился. Это же надо, почти вплотную подпустил двоих врагов. Расслабился, шайтан дери! Чувство опасности, которое должно сопровождать воина днем и ночью, утерял!

– Надо чего? – недружелюбно спросил он у здоровяка. Он его узнал. Такую колоритную фигуру не забудешь. Они сталкивались, когда убили Сельмурзаева. Это был заместитель начальника Управления по борьбе с бандитизмом полковник Артемьев.

– Да не ершись, Ломали, – примирительно произнес Артемьев. – Работу-то нашел?

– Без работы не останусь.

– Вот и отлично. Я рад за тебя.

– Чего надо? – вновь спросил Махмадхаджиев.

– Нехорошо на улице говорить. Давай проедемся. Чего людей смущать?

– Что, арестуешь?

– Зачем? Хотел бы арестовать, ты бы уже асфальт целовал и по тебе спецназ башмаками гулял бы... А то не знаешь?

– Знаю.

– Поговорим как нормальные люди, – Артемьев потянул на себя дверцу "Мицубиси".

Махмадхаджиев прошептал недовольно что-то себе под нос, но уселся за руль. Спросил недружелюбно:

– Куда?

– Вперед... Вон в ту арочку слева...

Они отъехали на несколько кварталов. Чеченец не проронил ни слова. Артемьев тоже не спешил нарушать тишину. Война нервов.

– Притормози, – кивнул Артемьев.

Махмадхаджиев послушно прижал машину к бордюру за длинным складским помещением. Сзади, почти притершись бампером, остановился невзрачный "Форд" с тремя оперативниками "Легиона".

– Ты не все рассказал в прошлый раз, Ломали, – заявил Артемьев.

– Все рассказал, – буркнул чеченец. – Больше ничего не знаю. Ты это слышать хотел?

– Знаешь, смотрю я на тебя, и мне кажется, что сегодня я тебе вечерний кайф обломаю.

Махмадхаджиев вздрогнул. Артемьев понял, что попал в самую точку.

– Ты о чем? – прошипел чеченец.

– О мальчиках, Ломали. Об Алеше. И Сашке...

Махмадхаджиев повел плечом, рука его опять непроизвольно потянулась к кобуре.

Артемьев дернул его за правую руку, впечатал локоть в челюсть.

Удар был очень силен – как ядром из пушки. Махмадхаджиев, крепкий, как скала, сразу отрубился. Глаза закатились.

Вытащив из кобуры под мышкой чеченца пистолет, Артемьев разрядил его, бросил на заднее сиденье. Похлопал чеченца по щекам.

– Ломали. Подъем... Очнулся? Не трепыхайся... Не надо...

Махмадхаджиев встряхнул своей бараньей, крепкой головой, хотел было дернуться, но нутром почуял, что его сейчас вырубят второй раз, и будет еще хуже. Поэтому просто зашипел, закусил губу, налившимися кровью глазами глядя на Артемьева.

– Так вернемся к нашим детишкам, Ломали? – спросил полковник милиции.

– О чем говоришь?

Артемьев вытащил несколько фотографий, кинул на колени чеченцу:

– Узнаешь?

– Не узнаю.

– Так это же ты. С детьми...

Фотографии были чуть мутные, но Ломали на них узнать можно было без труда.

– Это не я!

– Слушай, баран горный, – ровным голосом проговорил Артемьев. – Спорить не буду долго с тобой. Сейчас задерживаю. Прячу в камеру. Я тебе уже присмотрел отличную камеру на двадцать человек. Хоть ты мужик и здоровый, и гордый горец, но там будешь не ты в задницу драть, а тебя... Я позабочусь... Станешь опущенным. И я тебе буду все новые статьи уголовного кодекса приискивать... И знаешь, я позабочусь, чтобы тебя родственники не выкупили. И не обменяли. Я это могу... Еще по телевизору покажу видеозапись... Твоим родственникам понравится... Аллах разрешает забавляться с детьми? Даже с детьми неверных?

Артемьев дал чеченцу переварить сказанное.

– Что тебе надо, сын ишака? – спросил Махмадхаджиев.

И получил еще раз по морде. Не так сильно. И очухался быстрее.

Артемьев чувствовал, что он попал на гребень волны. Дело пошло. Осталось только немного дожать.

И чеченец поплыл...

Сперва немножко. Потом все больше и больше. И, наконец, выложил все...

Артемьев был доволен. Не пришлось пользоваться лишний раз услугами Доктора с обязательной последующей зачисткой. Слишком много трупов в последнее время.

Цифровой магнитофон на шестнадцать часов записи фиксировал откровения Ломали. Будучи старшим телохранителем Сельмурзаева, он знал много любопытных подробностей из жизни босса.

Тревожная лампочка замигала в сознании Артемьева, когда Ломали заявил, что депутат отлучался несколько раз куда-то. Оставлял охрану. Садился за руль. И уматывал на встречи.

Артемьев почувствовал – здесь тепло. И спросил:

– С кем встречался покойник?

– Не знаю.

– Он должен был хоть что-то говорить. Хоть словом обмолвиться.

Ломали почесал затылок. Скрип был такой, будто деревяшкой водят по свиной щетине. Но определенный эффект это возымело.

– Сельмурзаев однажды проговорился, зло так: "Лампасы надели благодаря нам. А теперь носы воротят. Госбезопасность..."

– Лампасы... Госбезопасность... – кивнул удовлетворенно Артемьев. Детали в запутанной головоломке начали становиться на предназначенные им места...

* * *

– Так же возможно применение суперэлектриков в магнитных трассах скоростных поездов, – Парамон Купченко вытащил из портфеля очередную разработку. Иллюстрировал он свои прожекты ватманскими листами с чертежами и формулами. Оттарабанив очередную убойную идею, он скатывал ватманские листы в трубку и прятал в безразмерный портфель. Тут же выуживал оттуда новый сюрприз.

Раз в два-три дня "Колдун", так прозвал Купченко Ровенский, появлялся в фонде "Технологии, XXI век" с новыми наработками. Жил гость столицы в гостинице около метро "ВДНХ" в одноместном номере и упорно строчил с утра до вечера, творил, выбираясь наружу, чтобы наспех перекусить или прошвырнуться по городу. Парамон Купченко обладал дикой целеустремленностью и пробивной энергией. Пер, как танк. Во второй визит в офис фонда охраннику, который пытался вызнать, к кому стремится этот верзила, он отвечал коротко и однозначно, даже не глядя в его сторону:

– Мне назначено.

И ломился вперед. Охранник пытался остановить его, но это было все равно, что рукой затормозить автобус. Габаритами ученый маньяк обладал завидными.

– Этого человека можно пропускать, – успокоил взбудораженного охранника Ровенский, про себя добавив: "Такого только снаряд остановит".

Если Ровенского эти представления забавляли, то президент фонда просто зверел при появлении маньяка. Прятаться от него было бесполезно. Когда Купченко говорили, что из руководства никого нет, он смиренно отвечал ничего, подожду. И усаживался ждать, выудив карманный компьютер. Если секретарша отважно заявляла, что начальник не принимает, "Колдун" просто двигал прямиком в кабинет со словами: "У меня дело важное".

– У меня график встреч расписан, – пытался возмущаться Марципало.

– Это все мелкая суета. А мы творим будущее, – отмахивался Купченко и разворачивал очередной манускрипт.

Вот и сейчас он, тыкая в развернутый на просторном офисном столе ватман, развивал посетившую его вчера вечером мысль:

– Это миллионы и миллионы долларов. Ведь вас интересуют только они.

– Если вас они не интересуют, почему вы пытаетесь продаться повыгоднее? – возмутился Марципало.

– Для меня деньги – это как костыли, – холодно произнес Купченко. – Без них не встанешь на ноги. Но я их презираю...

Ровенский млел, глядя на эту сцену.

– Я все понял, – с каменным лицом выдавил Марципало. – Потрудитесь впредь сообщать о ваших визитах. Тем более еще рано говорить о перспективах, поскольку мы еще не получили экспертного заключения.

– Если ваши эксперты хоть что-то понимают в науке и лишены академической зашоренности, в их заключении я не сомневаюсь.

– А я сомневаюсь, – буркнул президент фонда.

– Это ваш удел – сомневаться...

– А ваш?

– Идти вперед...

Глаза Марципало налились тяжелой злобой.

"Колобок" с умилением наблюдал каждый раз за этой корридой. Если бы Купченко не был так оторван от земли и его мысли не летали бы в астрале, то можно было бы подумать, что он издевается над президентом фонда.

– Все, я вам позвоню, – сухо произнес Марципало, демонстративно открывая свой органайзер.

Купченко озадаченно посмотрел на него. Потом поводил руками, делая пассы. И сообщил:

– У вас пятна на ауре. Образуются из-за несбалансированности эмоций и преобладания гнева...

– Вот что... – Терпение президента фонда, кажется, истощилось.

– Подождите, – оборвал его спокойно ученый. Повел еще раз руками. Сегодня у вас, Николай Валентинович, с утра побаливала печенка. И под левым ребром покалывало. Снимем сейчас боль.

Он сделал еще пассы.

У Марципало злость тут же утекла, как вода в раковине, сменившись на оторопь. Действительно с утра кололо под ребром и печень потягивало.

– Так, тут канальчик энергетический подправим, – прикрыв глаза, колдовал Купченко. – Здесь ведьмино пятно, подчистим... Сглазик небольшой...

Ошарашенный президент фонда ощущал, что где-то в правом боку будто его касаются легкие, невидимые пальцы, а по позвоночнику разливается тепло. А заодно ползет змейкой страх. Холодный страх перед неведомым...

– Выйдите отсюда! – встрепенулся Марципало и поднялся со стула.

Купченко удивленно посмотрел на него.

– Вон! – змеей прошипел Марципало.

– Я же не закончил.

– Мы вам позвоним, – Марципало рухнул в кресло и распустил на шее галстук, перевел дыхание. – И прошу больше без предварительного согласования не приходить. Или наш договор будет расторгнут. Понятно?

Купченко пожал плечами, и стало ясно – если он что-то и понял, то на ус не намотал.

– Хорошо, – произнес он. – Только вы зря ко мне вот так. У меня ведь переговоры с компанией "Нейшнел групп" были. Они заинтересовались. И с фирмы "Поиск" на меня выходили. Только мне хочется, чтобы открытие осталось на родине.

– И чего вам эта родина? – с саркастической улыбкой поинтересовался Ровенский.

– Россия – сердце мира, – сообщил Купченко. – В 2001 году началась эра Водолея – эра России. И наши открытия в новую эпоху ей пригодятся.

Президент фонда посмотрел на него озверело, и Купченко, наконец, ретировался.

– Идиот, – прошипел Марципало, когда дверь закрылась. – Полный шизофреник...

– Не без этого, – отозвался Ровенский.

– Надо было ему "Скорую" вызывать.

– Они только опасных сумасшедших забирают.

– А он опасен...

– Зря ты его так. Он тебе с таким старанием ауру чистил, – хмыкнул Ровенский.

– Чистильщик, – покачал головой президент фонда и потрогал бок. Боль, ушедшая из печени, вернулась и теперь пульсировала. – Надо было его сразу послать.

– С такими рекомендациями?

– Не верю я, что этот шизофреник мог принести что-то дельное.

– Шизофреники обычно и приносят что-то дельное...

– Полноте... Слышали уже... Он нам угрожает свое бессмертное творение в Австрию послать... Испугал...

– И Нейману, – подлил масла в огонь Ровенский. – Падальщик заинтересовался. Это что-то значит.

– Да ладно тебе!

– А если там есть зерно? И мы будем до смерти локти кусать...

– Кстати, когда Мартынов даст заключение, чтобы послать этого экстрасенса чертова к бесовой бабушке? – Марципало опять затянул галстук. Пульс начал приходить в норму. И трясучка в руках ушла.

– Да вот, обещал сегодня...

Доктор физматнаук Мартынов отличался гениальной способностью сортировать чужие идеи. Все ши-зушные заявки давали ему на проработку. Девяносто девять процентов он признавал, по его выражению, законченной ересью. Один процент оставлял со словами – что-то тут светится. Из них четверть можно было продать. А некоторые грозили принести серьезную прибыль.

Мартынов появился на следующий день в тесном кабинетике Ровенского, обставленном куда скромнее, чем покои президента фонда. Оно и неудивительно – у шефа помещение было витриной фирмы, а. у Ровенско-го местом работы и уединения, поэтому тут царит творческий беспорядок, навалены книги, дискеты, лазерные диски.

Штатный консультант фонда был, как всегда, с портфелем, в котором лежал ноутбук. Он протянул дискетку Ровенскому.

– Вот заключение.

– А распечатать слабо? – заворчал недовольно "колобок".

– На вас бумаги не напасешься, – у Мартынова была мания, родившаяся еще в советские времена, – он был страшно жаден на бумагу, поэтому все свои отчеты передавал на дискетках.

– В двух словах, что там по "Колдуну"?

– Ну что тебе сказать, – Мартынов многообещающе снял очки, помассировал пальцами переносицу, водрузил очки на место. – Первоначальные теоретические выкладки безукоризненны.

– Вы серьезно? – В дверях появился Марципало. Он бесцеремонно смел на пол наваленные на стул книги и взгромоздился на мягкое сиденье.

– Группа Томпсона – Ванценски разрабатывала в Массачусетском технологическом институте аналогичную тему еще одиннадцать лет назад. Не хватило воображения перевести теоретические разработки в эту плоскость... В общем, это успех. Успех, – Мартынов снова поправил очки.

– Нас не интересуют статьи в научных журналах, – раздраженно бросил Марципало. – Действительно возможно создание заявленного разработчиками класса материалов?

– Представленный образец говорит, что, в принципе, возможно.

– То есть они создали это.

– Может быть. Один образец ничего не говорит. Нужны широкомасштабные исследования...

– Значит, пропущенная в свое время научным сообществом идея, – хмыкнул Ровенский.

– Бывает, – кивнул Мартынов. – Не заметили. Не оценили. Прошли мимо, когда надо было нагнуться. Лазеры должны были появиться на тридцать лет раньше. Но серьезная наука просто прошла мимо. Потом вернулись.

– Подобрали, – поддакнул Ровенский и поинтересовался: – Когда станет известен принцип, быстро процесс можно повторить?

– Не совсем... Тут есть одна заковырка. Неустойчивость процесса. Я не представляю, как эти ребята ее преодолели... Если им это удалось, то самая большая ценность – сама технология.

– То есть – железо, – заключил Ровенский.

– Сам аппарат, – согласился Мартынов.

– Если все верно – действительно последствия будут такие, как расписывал этот сумасшедший? – спросил Марципало.

– Земной шарик немножко вздрогнет – это факт, – ухмыльнулся Мартынов.

– Любопытно, – президент фонда потрепал в задумчивости свой подбородок. – Очень любопытно... Ладно... Сегодня бухгалтерша на месте. Деньги раздает.

– Там мой скромный гонорар? – потупился Мартынов.

– На пачку бумаги хватит, – ввернул Ровенский. Мартынов расплылся в улыбке, церемонно попрощался, пожав руки работодателям и чинно удалился.

– Ну что скажешь? – спросил Ровенский.

– Похоже, с этим экстрасенсом чокнутым мы можем наткнуться на золотую жилу, – признался президент фонда.

– Теперь бы из "Колдуна" самого жилы не вытянули, – горько усмехнулся Ровенский, погладив лысину.

– Сема, заткнись, – кинул зло Марципало. – Не маши попусту языком.

– Чего так? – удивился Ровенский.

– Тогда язык не укоротят! – жестко произнес президент фонда.

* * *

Белка сиганула с дерева, в пару прыжков преодолела асфальтовую дорожку и вскарабкалась на другой ствол.

– Белок больше стало, – заметил Зевс. – Очень мило.

– Уголок Дурова, – кивнул Артемьев, мысли которого витали далеко.

Близился вечер. В парке, затерявшемся среди безликих многоэтажек, было пустынно. Вдоль аллеи шли голубые ели, вокруг возвышались сосны, аккуратные дорожки тянулись к приземистому трехэтажному желтому зданию с колоннами и неизменным для пятидесятых годов барельефом – снопы ржи, пятиконечные звезды. Вдоль дорожек обреченно возвышались задрипанные гипсовые скульптуры рабочих, крестьянок, потрепанных жизнью не меньше, чем живой трудовой люд. Парк принадлежал сельскохозяйственному НИИ, ныне успешно загибающемуся. Здание вместе с парком в ближнем Подмосковье прибрала под контроль одна из коммерческих структур "Легиона". Здесь понаставили видеокамеры и охранную технику, а вот до приведения в порядок строений и скульптур пока руки не дошли.

Зевс присел на скамейку, вытащил орехи, кинул на дорожку. Со скоростью молнии вылетели сразу две белки. И ушмыгнули вместе с добычей, затерялись в переплетении веток.

– Почтенный возраст настраивает на созерцательность, – произнес с грустной улыбкой Зевс.

– Ну да. Скажите еще, что о душе пора подумать, – Артемьев искоса посмотрел на Главного оперативного координатора. И попробовал представить себе Зевса без "Легиона", на покое. Картина получалась нелепая. Зевс был плоть от плоти, кровь от крови "Малой конторы". Благодаря ему, собственно, "Легион" стал тем, чем стал. Так получается, что в кризисы, когда ставится вопрос ребром – жить или погибнуть бесшабашному, талантливому народу, населяющему шестую часть суши, на поверхность поднимаются такие люди, которые способны своей энергией и волей своротить горы. Наверное, это срабатывает какая-то иммунно-восста-новительная система в обществе. Такие люди призваны останавливать падение, когда до пропасти остался один шаг.

А может быть, Зевс не выплыл сам? Может, его выбрали и поставили именно в эту точку? Кто поставил? Артемьев не раз мучался вопросом, куда упирается их пирамида.

– О душе? – задумчиво уставился на своего подчиненного Зевс. – Не мешало бы...

– О том, сколько душ еще погубить? – невесело хмыкнул Артемьев.

– Война, Олег... А на ней, проклятой, говорят не о загубленных душах, а о сводках потерь. Поэтому давай ближе к теме...

Разговор предстоял обстоятельный. Артемьев докладывал Зевсу о проделанной работе. Именно сегодня требовалось окончательно определиться с дальнейшими планами. А для этого необходимо просчитать все варианты. Уяснить для себя возможности противника.

И тут принципиален вопрос об источнике утечки информации.

Самым тщательным образом аналитики "Малой конторы" проанализировали степень осведомленности противника. Итак, враг знает об интересе к группе Бе-лидзе. Засветился Ратоборец – его каким-то образом проявили, единственного из всех "легионеров". Также противник имеет представление об одной из бизнес-структур, лежащей под "Легионом". И аналитики, и Артемьев сходились на том, что информация протекла откуда-то с периферийных связей. То есть выдали ее люди, имеющие о "Малой конторе" весьма общее представление и выполняющие отдельные поручения.

Организация не может быть черным ящиком, вещью в себе. Она действует в отношении людей. Через людей. Идействуют в ней люди. А люди оставляют следы. Нужно просто уметь их читать.

– Три возможных источника утечки, – продолжил Артемьев изложение ситуации. – Один – в Агентстве госбезопасности. Другой – в Генпрокуратуре. И еще бизнесмен...

– Это известно, – кивнул Зевс. – Вопрос в том, использовал их противник сознательно или втемную...

– Мне кажется, что их использовали втемную.

– Как?

– Варианты могут быть разные. Например, мы через возможности нашего агента "Летуна" в управлении спецмероприятий Федерального агентства государственной безопасности вытаскиваем данные о переговорах Гурвича по мобильнику. Противник в курсе, что "Летун" работает на нас. Остается только проследить, какую информацию вне своих служебных обязанностей запрашивает "Летун". Ах, Гурвич. Значит, "Легиону" нужен этот человек. Начинается аккуратная его проверка. И тут выясняется, что ученый в бегах. Ума большого не надо, чтобы сообразить – "Легиону" нужны переговоры беглеца, чтобы найти его. Остается только продумать, как ловить нас на живца. Корректная схема?

– Корректная. Откуда, полагаешь, чеченцы взялись?

– Их руками загребли жар... Помните, что Сельмурзаев, ныне покойный, говорил. Про лампасы и звезды.

– Встречался с кем-то из ФСБ.

– Да. С генералом Войченко, – торжествующе сообщил Артемьев. – Их видели с Сельмурзаевым.

– Откуда знаешь?

– Из "Большой конторы" наш человек свистнул.

– Войченко, – недобро прищурился Зевс. – Сволочь эту тертую опять потянуло к старым друзьям... Значит, как и полагали, рановато мы похоронили "Синдикат", Одиссей.

– Такую гидру невозможно выжечь всю... Кстати, после последней встречи с Сельмурзаевым генерал Войченко укатил на Кавказ. Ну, когда взорвали "КамАЗ" у здания районной администрации. Там он до сих пор.

– Видал поганца по телевизору.

В Ичкерии Войченко давал пространные и грозные интервью, сводившиеся к тому, что боевики, организовавшие очередной теракт, понесут заслуженное возмездие. Мол, все будут схвачены и охреначены... Видимо, самим боевикам он говорит что-то иное. Информация была, что месяца три назад генерал встречался на нейтральной территории с лидерами сепаратистов. О чем они там договорились – одному шайтану известно. После этого именно Войченко дал указание отпустить одного из отцов ичкерийского сопротивления, когда того московские омоновцы случайно задержали в Даргунском районе.

– Давно доходили слухи, что появилась-хорошо законспирированная частная лавочка по оказанию услуг крупным корпорациям, олигархам, – решив что-то про себя, неожиданно выдал Зевс. В его голосе звучала некоторая торжественность. Она обычно звучит, когда Главный оперативный координатор "Малой конторы" решает поделиться особо секретной информацией. – И ее почерк сильно похож на почерк "Синдиката".

– Значит, набирали силу, – кивнул Артемьев. – И теперь решили свести старые счеты.

– Не в счетах дело... Они знают, что рано или поздно мы столкнемся. Если нанести по нам упреждающий удар, то серьезных противников в этой стране у них практически не останется. Они раковой опухолью расползутся по госструктурам... В последние месяцы шустрят они сильно. И опасно, – Зевс помолчал, потом выдал очередную порцию информации: – Неделю назад они зачистили президента "Русбанка".