Текст книги "Дрессировщик драконов"

Автор книги: Илья Одинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

Глава 16
Смерть слишком близко

– Сегодня особенная ночь.

Янек не спал. Он лежал на матрасе, который вытащил из кибитки, положив руки под голову, и смотрел в небо. Синий купол темнел медленно, и звезды появляться не спешили. Сначала ученик дрессировщика нашел Дарлу, и лениво наблюдал, как она подмигивает кружащему под ней дракону. Долгое время ничего не происходило, только небо становилось все чернее, а потом крохотные серебряные блестки высыпали все сразу, будто Айша разорвала надоевшее ожерелье и рассеяла по небу драгоценные камни.

– Ночь, как ночь, – отозвался Дагар.

Он сидел возле костра, ворочая тлеющие угли, но уходить в кибитку не спешил. Видимо, тоже чувствовал что-то необъяснимое, непонятную тоску, разлившуюся в воздухе, сжимающую грудь в сладком предчувствии.

Сон не шел. Теплый вечерний ветер доносил из сартрского лагеря обрывки песен и смех солдат. Яркие огни костров постепенно гасли, едва уловимый аромат жареного мяса, долетавший со стороны сартрцев, испарился. Фархат хорошо заботился о своем войске, впрочем, Янека это не волновало. Его вообще не волновало ничего, кроме неба. Он смотрел на черную тень Эргхарга, кружащую над далеким лесом, и думал.

Какие все-таки они разные: люди и драконы. Человеческий век короток, поэтому интересы и заботы людей поверхностны и глупы. Драконы живут столетия, им хватает времени стремиться к высокому, совершенствоваться, создавать прекрасное. Хомо обыкновениус ставят во главу угла богатство, которое позволяет удовлетворить лишь простейшие первичные потребности, такие как голод, жажда, половое влечение, безопасность, а также дарит возможность получить материальные блага, вещи, которые драконам не нужны. Истинно свободные не зависят от денег или вещей, им не нужно золото, их не интересуют самоцветы, плисаровые комоды, ви-эллийские шелка и синее вино. Драконам достаточно того, что имеют, они не зависят от инстинктов и свободны от первичных потребностей, так как могут удовлетворять их в любое время. Истинно свободные выше людей во всех смыслах.

Человеческая натура сложна, но основным двигателем для хомо обыкновениус всегда были собственнические интересы. Они жадны, рвутся к богатству и власти, и цель их состоит отнюдь не в том, чтобы вырваться из оков обыденности и развиваться, дарить миру прекрасное, но в том, чтобы преумножать богатство и ничего не делать. Драконы еще сложнее, они находятся на той ступени эволюции, когда богатство и роскошь ничего не значат; достойный член общества истинно свободных – не самый богатый или влиятельный, но самый умный, творческий и щедрый на общение. Пока Янек не совсем понимал, что это значит, но Эргхарг обещал объяснить и показать страну драконов.

Ах, Арканы! Ученику дрессировщика больше всего хотелось увидеть именно их. Прогуляться по заснеженным вершинам, заглянуть в недоступные человеку пещеры, окунуться в хрустально чистые ледяные горные озера, посмотреть, как живут драконы, и подружиться с ними. Эргхарг для Янека был самым лучшим, но молодой человек подозревал, что его друг далеко не выдающийся представитель истинно свободных, что есть существа еще мудрее, еще интереснее и таинственнее.

Словно в ответ на мысли человека летящий в небесах Эргхарг выпустил из пасти огненную струю.

"Не подслушивай", – пожурил Янек.

"Учись думать тише", – откликнулся дракон.

Молодой человек понял, что истинно свободный не обиделся. В этом и состояла дружба, они понимали друг друга с полуслова.

Мысли Янека были для дракона открытыми, человек также мог заглянуть в голову истинно свободного, правда из-за того, что Эргхарг был старше, мудрее и опытнее, он умел скрывать от посторонних то, что не хотел афишировать. Молодой человек знал, что у его друга есть тайны, о которых тот не желает говорить, и хотел тоже научиться скрывать собственные мысли. Но не для того, чтобы утаить что-то, а потому, что, научившись контролировать язык, еще не научился контролировать мысли. Человеческие мысли, за некоторые из которых Янеку было стыдно.

Он изменился, и очень сильно. Ученик дрессировщика понимал это, и принимал, более того, хотел, чтобы изменения продолжались, чтобы его путь от человека к дракону не заканчивался. Теперь ему хотелось совершенствоваться и достичь тех же высот, каких достиг его истинно свободный. Но и уже сейчас он не чувствовал себя простым человеком, Янек – луноликий, особая порода людей, промежуточное звено между хомо обыкновениус и истинно свободными. Ход его мыслей претерпел изменения, система ценностей встала с ног на голову, он даже узнал такие слова, о которых раньше не имел понятия. Например, та же "система ценностей". Все это шло от Эргхарга, и Янек надеялся, что ручеек новых знаний не иссякнет, а превратится в полноводную реку.

Молодой человек улыбнулся и послал истинно свободному яркий солнечный образ радуги. Эргхарг ответил картинкой роскошного звездного неба, на котором кроме звезд сияла огромная фиолетово-розовая спираль.

– И все же, сегодня особенная ночь, – произнес Янек вслух.

– Смотря для кого, – Дагар зевнул.

Костер давно потух, дрессировщик драконов сидел на траве возле круглой черной проплешины и прутиком рисовал в золе завитки.

Молодой человек повернулся на бок и уставился на учителя. На бывшего учителя.

– Что я здесь делаю? – спросил он.

Дагар промолчал, но ответ и без того был очевиден. Янек тратит время, даром растрачивая самую ценную на земле материю. Что он забыл здесь, в поле посреди Миловии? Какова его цель?

– Какова моя цель?

Плотник хотел стать учеником дрессировщика, и стал. Ученик дрессировщика хотел стать дрессировщиком, и исполнил мечту. Чего хочет дрессировщик Янек? Дагар больше ничего не сможет дать ему, ничему не научит, ничего не посоветует. Так что же молодой человек делает здесь, если перед ним открыты сотни дорог?

– Если ты ждешь ответов от меня, то я не знаю, – произнес Дагар, не поднимая глаз. – Ты сам должен решить, что дальше.

– Мы догнали войско, выяснили, что Элиота никто не держит, и он по собственному желанию путешествует с его величеством Фархатом.

– Я должен его вернуть и предупредить…

– О чем? – удивился Янек. – Элиот мудрее вас, он может не захотеть вернуться в кибитку.

– Ты хочешь сказать, он променяет ее на золотую карету?

– Я не знаю. И не хочу знать. Это не мои заботы, Дагар.

– Ты прав, – дрессировщик отшвырнул прутик, – это мое дело. Тебя никто не держит.

Янек кивнул. Верно, его здесь никто не держит.

"Эргхарг!" – позвал Янек и поднялся.

– Уходишь? – спросил мастер.

– Вы меня отпустили, Дагар. Я чувствую некоторую неловкость из-за того, что мы расстаемся вот так, посреди степи, но иного пути не вижу. У нас разные дороги.

Янек сложил ладони и между пальцами вспыхнул яркий огненный шар. Молодой человек подвесил его в воздухе, а потом сотворил еще два. Они давали достаточно света, чтобы рассмотреть лицо дрессировщика в подробностях.

Дагар встал.

– Не думал, что все случится именно так, – произнес он. – Не мог даже предположить, что обычный плотник не просто займет мое место, но сольется с драконом до такой степени…

– Я не просто луноликий, – отозвался Янек и кивнул на магические светильники. – Я нечто большее.

– Простачком ты мне больше нравился, – заметил мужчина.

– Вы не обиделись на меня, мастер?

– Нет, – качнул головой Дагар. – Мне не за что на тебя обижаться. Я мечтал найти преемника, чтобы удалиться на покой, купить дом, и жить в свое удовольствие, и теперь могу воплотить мечту в реальность. Я путешествовал по Аспергеру двести лет и заслужил отдых. Теперь, наконец, я освобожусь от обязательств перед драконом. Я нашел себе замену.

– Точнее, ее нашел Эргхарг.

– Это не имеет значения. Я дал ему все, что имел, теперь он свободен. Но…

Янек напрягся. Он знал, что за этим "но" последует какая-то просьба, скорее всего, неприятная, или тревожащая человеческие чувства, которые в нем еще остались, но не выслушать дрессировщика молодой человек не мог.

– Ты не хочешь остаться, чтобы довести дело до конца? – спросил мастер. – Хотя бы до тех пор, пока я не поговорю с Элиотом?

– Не вижу в этом смысла, – отозвался молодой человек. – Мне не хотелось бы уходить, не попрощавшись с другом, но мальчик вряд ли вернется. Прощание ничего не изменит.

– Ясно.

Дагар отвернулся, однако Янек успел заметить, как опустились уголки губ дрессировщика. Ему и самому было грустно – о себе давала знать человеческая половина души. С другой же стороны, сердце его было наполнено радостным предвкушением, ожиданием чуда. Он, наконец, свободен! Он волен идти, куда захочет!

– Прощай, Янек.

– Прощайте, мастер.

Молодой человек крепко пожал сухую руку Дагара, отвернулся, и увидел, что Эргхарг уже ждет его.

"Мы свободны, – улыбнулся луноликий. – Хочешь с ним попрощаться?"

Дракон вытянул шею и легонько подул на бывшего партнера. Дагар положил ладонь на его морду и закрыл глаза.

– Мне будет тебя не хватать. Лети.

Мужчина резко отвернулся и направился к кибитке.

"Летим!"

Янек подбежал к истинно свободному, и тот помог ему взобраться на спину.

"Держись крепче".

Мощный толчок, и в лицо бывшего плотника подул прохладный ночной ветер. Темная земля осталась далеко под брюхом, охранные костры сартрской армии уменьшились в размерах, превратившись в крохотные, размером с самую маленькую звезду, искорку, а потом исчезли из вида.

* * *

В Ви-Элле Тэл’льяин чувствовал себя, как дома. Окраинные деревни и поселения, примыкающие границей к стране эльфов, он обошел быстро, скрываясь от пребывающих в ужасе от убийств селян в окраинных лесах. Теперь он направил стопы к первому на пути к столице крупному городу, активно торгующему с Ил’лэрией, и там его ждал неприятный сюрприз.

На входе в Дилль, обнесенный высокой каменной стеной со сторожевыми башенками, похожими на шахматные фигуры, обнаружился охранный пост. Три крепких мужичка, вооруженные ружьями, сурово смотрели из-под бровей на каждого идущего к городским воротам. Военной охраны не было, но и этих хомо обыкновениус с лицами, интеллектом сравнимыми с камнем, и сильными руками оказалось достаточным, чтобы Тэл’льяин насторожился.

– Кто таков? – надменно спросил эльфа детина пониже, но пошире своих товарищей. – Куда прешь?

– Я направляюсь в город, – ответил Тэл’льяин, стараясь, чтобы его лицо не сморщилось в презрительной гримасе. – Думал, это очевидно.

– Тебе нельзя в город.

– Я гость вашей страны, и если уж меня пропустили через границу, какие-то… вы не можете запретить мне войти в город.

– В Ви-Элле объявлены черные дни, мы не впускаем в города эльфов. Твои братья убивают наших детей.

– Мне нет дела до выдумок хомо обыкновениус.

– Это не выдумки, – ощерились охранники и встали плечом к плечу, перегораживая дорогу. – Тебе нет входа. Топай в поле, жди, пока за твоими безделушками придет какой-нибудь торговец.

Тэл’льяин сверкнул глазами, но отступил, он не собирался вступать в схватку с людьми. Вместо открытого столкновения он решил обойти город по периметру, чтобы проверить охрану у других входов.

К удивлению Тэл’льяина, стены, окружавшие Дилль, оказались не сплошными. С севера не хватало достаточно большого куска стены, чтобы сквозь пробоину могли проехать три телеги в ряд, но там тоже была выставлена охрана. С западной стороны ворота оказались не просто открытыми, но сорванными с петель. Не привыкшие к войне и не ожидавшие нападения от эльфов ви-эллийцы не успели их навесить, однако выставили двух стражников. На юго-западе и вовсе не хватало добрых трех сотен тереллов оборонительного пояса. Прореха осталась со времен землетрясения, случившегося сто с лишним лет назад. Хомо обыкновениус не спешили с ремонтом, а про охрану забыли.

Тэл’льяин улыбнулся. Людские запреты и законы обойти слишком просто, потому что многие дела хомо обыкновениус делают для вида. Введение черных дней и охрана у главных ворот были сродни красивой вывеске над трактиром, но внутри царили хаос и безразличие. Ви-эллийские власти не удосужились навести порядок в стране, ограничившись видимостью охраны. Может, думали, что неприятель, увидев сторожевой пост, не догадается обойти город по кругу, а может, рассчитывали, что на северо-запад никто не пойдет потому, что торговые ряды сосредоточены в центре города, куда от главного входа шла широкая мощеная булыжником дорога.

Самые бедные жители, которым не хватило денег на покупку домов на защищенной городскими стенами земле, и жившие в хижинах прямо посреди поля, свободно входили в город и выходили из него. Не долго думая, эльф последовал их примеру.

Дилль разительно отличался от приграничных ви-эллийских поселков большим количеством жителей, излишним шумом и суматохой. В городе представитель старшего народа оказался на виду, спрятаться было негде, и Тэл’льяину пришлось приложить усилия, чтобы остаться незамеченным.

Во-первых, он стащил с протянутой во дворе одного из домов веревки человеческую одежду: широкие безразмерные саржевые штаны и темно-коричневый сюртук. Как это ни было противно, пришлось облачаться в одежду хомо обыкновениус. Хорошо, что она была чистой, иначе Тэл’льяин ни за что до нее не дотронулся бы. Туфли и рубашку он оставил свои, пусть бежевый шелк рубашки не сочетался с коричневым, и выглядел богаче, чем мог носить обладатель безразмерных штанов, эльф не смог пересилить себя, и надеть сюртук на голое тело. Во-вторых, Тэл’льяину пришлось украсть шляпу, чтобы закрыть остроконечные уши.

Когда с маскировкой было покончено, эльф направился к центральной площади.

Он никогда не был в Дилле, но хорошо понимал, что стиль застройки городов хомо обыкновениус отличается такой же хаотичностью, как их рассуждения, поэтому даже не предпринял попытки обойти город. Он воспользуется магией, чтобы точно определить местоположение нужных субъектов, и торговые ряды для этого очень подходят.

Тэл’льяин дошел до центра, где разместилась рыночная площадь, и направился в толпу. Эльф протискивался между толстыми матронами, приценивающимися к фруктам, долговязыми молодыми людьми, торгующимися за рыбу, барышнями, рассматривающими ткани. Он прикасался ко всем, чтобы впитать в себя человеческую энергию. Особенно долго Тэл’льяин стоял рядом с ребятишками, выпрашивающими сласти у одноглазого торговца. Его целью было вычленение из многообразия ментальных образов некой сущности, присущей только мальчикам и только в возрасте девяти-двенадцати лет. Это необходимо для успешных поисков полукровки.

Вечером, когда он соберет достаточно информации о жителях Дилля, Тэл’льяин откроет свое сознание и определит, куда следует двигаться в первую очередь. Возможно, Гланхейл уже пожалел о своем решении не разговаривать с мудрейшим и старейшим эльфом Ил’лэрии, и у Тэл’льяина появится шанс объяснить правителю мотивы своих поступков. Пока же он впитывал энергию и слушал. Последние новости оказались неутешительными, особенно насторожили вести, которые принес субтильный субъект в таком узком зеленом костюме, что, казалось, подними он руку повыше, сюртук треснет на нем по швам. Хомо обыкновениус подошел к торговцу безделушками – толстому красноносому мужчине с вороватым взглядом, и вскинул руки.

– Господин Тимиль, рад видеть вас в здравии!

– Приветствую, господин Ди-Делле, – поклонился толстяк и оправил ворот синей рубахи.

– Есть ли у вас какие-нибудь интересные диковинки?

– Увы, господин Ди-Делле, в нынешние времена обыкновенная шкатулка с приятными снами стала диковинкой. Торговцы придерживают товар старшего народа.

– Что случилось за время моего отсутствия, господин Тимиль? Неужели эльфы повысили цены?

– Хуже. Мы на пороге войны. Неужели вы не слышали о том, что творят эти остроухие?

– Слышал, – господин в зеленом костюме понизил голос, но слух Тэл’льяина превосходил человеческий, и он услышал все, о чем говорили незнакомцы далее.

– В стране объявлены черные дни. Мы не впускаем эльфов и, соответственно, ждем, что они тоже перестанут впускать нас к себе.

– Сколько мальчиков убито?

– Двести, господин Ди-Делле. Такая трагедия. И, думаю, слухи сильно преуменьшены. Только вчера я разговаривал с двоюродным братом, он вернулся из О-шо, где говорил с купцом из Рахана, который слышал о трехстах погибших. Более того, брат и сам видел детские трупы, которые лежали прямо на обочине дороги. И среди них были и мальчики, и девочки!

Тэл’льяин поморщился. Ни о каких двухстах и трехстах погибших речь идти не могла. Он и его отряд убили в шестьдесят восемь детей, и, уж конечно, исключительно мальчиков. Склонность хомо обыкновениус к преувеличению и желание раздувать скандалы могла сыграть против старшего народа. Старший народ не учел этого, а зря.

– Король закрыл границы для эльфов, но они без труда проходят на нашу территорию. Мы выставили стражу, закрыли города, но поселки и деревеньки защитить не может никто.

– Это пока только яйцо, господин Тимиль, а скоро из него вылупится боевой петух. Можете мне поверить. Его величество отправил послов в Рахан, чтобы объединиться и пойти войной на обнаглевших остроухих. И послы уже давно должны были прибыть во дворец раханского короля.

Господин в зеленом костюме выпрямился и уже громче продолжил:

– Так что вы посоветуете, дорогой господин Тимиль? Этот ларец, или вон тот?

Тэл’льяин понял, что разговор закончен, и затерялся в толпе.

Эти двое оказались не единственными, кто перешептывался о надвигающейся трагедии. Правитель О-шо обратился за помощью к Ви-Элле, ви-эллийский король согласился помочь и выслал послов к Рахану. Людские правители решили объединить силы против эльфов. Тэл’льяин мысленно посмеялся. Даже общими силами эти три королевства ничего не смогут сделать. Опасность для старшего народа будет представлять только армия объединенных королевств, когда под управлением опытного военачальника соберется мощь и перечисленных территорий, и Сартра, или Миловии. Но миловийцы всегда были нейтральны, и пока истинно свободные не забрались на их территорию, не пошевелят и пальцем, а сартрский король чересчур жаден до власти, чтобы раханцы, ви-эллийцы или король О-шо предоставили ему всю широту полномочий. Подчиняться он не станет, а правление объединенной армией ему не доверят. Чтобы воевать с эльфами, хомо обыкновениус должны действовать заодно, что случится не раньше, чем черный ворон превратится в белую голубку [23]23
  Когда черный ворон превратится в белую голубку – эльфийский аналог нашей поговорке «Когда рак на горе свистнет»


[Закрыть]. Людям никогда не победить эльфов.

Ближе к вечеру, когда народа на рынке стало столько, что отличить энергию одного человека от энергии другого стало невозможным, Тэл’льяин ушел в одну из узких тупиковых улочек. Там он нашел полусгоревший сарай, и открылся. Гланхейла не было, правитель все также не разговаривал с одним из своих лучших людей, и не пытался его выследить. Достойное и непростое решение, возможно, было ошибочным, но Тэл’льяин знал, что правитель уверен в нем, и не собирался его подводить. Он найдет полукровку.

Приготовления к ритуалу заняли весь вечер и почти всю ночь. Тэл’льяин никогда не делал того, что собирался, и не знал, сколько сил потребуется для вычленения из многообразия энергий нужных. Он сел в самом темном углу сарая, скрестил ноги, положил открытые ладони на колени и закрыл глаза.

Его голову мгновенно наполнили сотни образов. Красные, багровые, лиловые, охряные лица с выпученными глазами и искривленными в криках ярости ртами, голосили на разные лады, источая смрад, присущий всем хомо обыкновениус. Тэл’льяин задрожал. Люди причиняли ему не только моральные, но и физические страдания. Душу защемило, сердце забилось с утроенной скоростью, в ушах зашумело, голова закружилась и, казалось, раскалывается от боли на сотни частичек. Дышать стало тяжело, словно эльф попал в трясину, которая постепенно его засасывает. А головы не унимались, кричали, плевались, изрыгая проклятья, грызли мозг, разрывали душу.

Тэл’льяину с большим трудом удавалось дышать. Он чувствовал, что теряет себя, но сознательно шел на жертву. Только так он сможет найти всех детей в городе и быстро их уничтожить.

Эльф сделал усилие, и расширил диапазон доступа. Лица слились в единую кашу из глаз, носов, губ и ушей, охряные и багровые всполохи сменились темно-синими, фиолетовыми, черными, атональный рев превратился в практически осязаемый раскаленный прут, который пронизывал барабанные перепонки, проникал в легкие, доставал до самого желудка.

Тэл’льяин терял сознание от боли, физического и психического перенапряжения. И ради чего? Ради кого? Ради каких-то выродков хомо обыкновениус.

Ничего в жизни эльф не хотел больше, чем закончить эту пытку. Он превратился в оголенный провод, в нерв, сквозь который пропускали импульсы боли, который топтали невидимыми сапогами, рвали на части… Но главное, в каше бесчисленных человеческих лиц начали проступать яркие голубые пятна детских аур. Одно, два, пять, пятьдесят пятен…

– Дяденька, ты чего тут сидишь?

Эти слова донеслись до Тэл’льяина сквозь пелену невыносимой муки.

… чего тут сидишь?

… чего сидишь?

… дяденька?

Голова взорвалась болью. Лица вспыхнули алым пламенем и пропали. Эльф пришел в сознание и понял, что лежит на сыром, пахнущем плесенью сене в обгоревшем темном сарае. В дверях на фоне наступающего рассвета виднелся силуэт мальчика лет десяти.

– Мелкий ублюдок, – простонал Тэл’льяин, переворачиваясь на бок.

Сил, чтобы подняться, не было, так же, как не было сил на возобновление ритуала. Он истратил почти всю доступную энергию, и чтобы ее восстановить, потребуются долгие недели. Тэл’льяина лишили шанса быстро закончить дела в этом крупном городе, теперь ему придется бродить по улицам и выискивать подходящих детей. А он не должен упустить ни одного!

– Мелкий ублюдок.

Тэл’льяин поднял руку и, не думая, выпустил в мальчишку весь заряд магии, что у него оставался. Темноту взрезала желтая молния, которая вонзилась прямо в грудь ребенка.

– Мамоч… – произнес мальчуган и упал замертво.

Последний вздох, вырвавшийся из груди ребенка, долетел до Тэл’льяина, и тот, обессиленный, не успел от него закрыться. Мальчишка был чист. В его сущности не было ничего противоестественного, ничего неуместного и грязного, ничего, вызывающего отвращение.

– Не может быть, – эльф уронил голову и застонал.

Внутри все пылало, будто его нашпиговали битым стеклом. Отчасти боль вызывало физическое истощение, но Тэл’льяин подозревал, что частично она являлась отголоском его сознания. Все плохое, вся мерзость, цинизм и неприличие, которые не должны были присутствовать в ауре ребенка, и которые подтолкнули эльфов к убийствам, оказались лишь поверхностным слоем. Сердце и душа маленького хомо обыкновениус были так же чисты и невинны, как сердце и душа любого ребенка-эльфа.

– Не может быть…

– Зилли! – закричал снаружи визгливый женский голос. – Зилли!

От пронзительного крика в голове Тэл’льяина что-то лопнуло, и он потерял сознание.

– Скотина!

– Выродок остроухий!

– Сволочь!

– Убийца!

Выкрики влетали в одно ухо эльфа и вылетали в другое, не оставляя следов и не подталкивая мозг к расшифровке их смысла.

– Получай!

– Волоки его! Тащи его!

– К площади, чтобы все видели!

– Чтобы каждый знал, что бывает с убийцами детей!

Тэл’льяин приоткрыл глаза, и увидел над собой яркое солнце горящего смоляного факела. Тело ничего не чувствовало, словно его и не было, органы чувств работали со сбоями, картинка иногда пропадала, шум разъяренных хомо обыкновениус то усиливался, то снижался до уровня комариного писка, во рту ощущался привкус крови. Его тащили за ноги два высоких плечистых мужчины, голова эльфа ударялась о камни, но боли он не чувствовал. Видимо, ему перебили позвоночник, возможно, в районе шеи, потому что он не мог пошевелить ни руками, ни ногами.

Тэл’льяин закрыл глаза и попытался отрешиться от страшного настоящего. Поблизости не было воды, облегчающей выход на энергетические слои, но раньше он справлялся и без этого. Эльф открыл сознание и мысленно произнес, словно молился:

"Khallahaan Ghlanheiel!"

Гланхейл не отозвался, вместо ответа Тэл’льяина вышвырнуло в реальность, и голова загудела, будто она превратилась в жестяное ведро, по которому ударили кувалдой.

Вокруг мужчин, тащивших эльфа, собралась внушительная толпа. Изредка кто-то пинал его в голову, наступали на пальцы, но Тэл’льяин не чувствовал ничего, кроме злости и бессилия. Его поймали. Его волокут на площадь, чтобы казнить, расправиться с бродячей собакой, покусавшей ребенка, убить эльфа, лишившего жизней десятки их поганых отпрысков.

– Я бы убил вас всех, – прошептал Тэл’льяин.

Его не расслышали. Толпа ликовала. На площади, где днем Тэл’льяин впитывал в себя энергию хомо обыкновениус, уже подготовили место: освободили центр от прилавков, сломав все, что мешало насладиться зрелищем казни.

– В костер его!

– Убьем ублюдка!

– Сожжем!

– Распнем!

Силы убывали. Тэл’льяин понимал, что умирает, и уже не дождется решения о собственной казни, а ему хотелось бы посмотреть на то, что с ним сделают. Боли он не чувствовал, страха не испытывал, даже злость куда-то ушла, а это первый признак надвигающейся темноты. Люди превратились в сплошную многорукую многоногую массу, рыночная площадь стала серой, краски стерлись, постепенно расплывались контуры. Хомо обыкновениус суетились, мельтешили, но эльфу уже не было до этого дела. Он закрыл глаза, глубоко вдохнул, выдохнул, а снова набрать в грудь воздуха не смог.

По ту сторону бытия его уже заждались…

* * *

Тысячное войско Фархата приближалось к границе Миловии и Ви-Элле. По расчетам сартрского правителя именно король Ви-Элле быстрее других согласится на его помощь и впустит войско на свою территорию. Старик болен и будет рад любой помощи.

По последним донесениям ви-эллийский король уже согласился объединить силы с О-шо и отправил послов в Рахан. Фархат успел вовремя, затяжная стадия переговоров еще не закончилась, и никаких совместных действий правители не предпринимали. Однако, следуя внутренним настроениям народа, а иногда и не зная о таковых, ви-эллийцами и жителями О-шо были сделаны первые шаги к войне со старшим народом. За обедом Фархат поговорил об этом с полукровкой. Он пригласил эльфа за стол, а Вильковеста с его крылатым другом отослал обозревать окрестности. Король видел напряженность между Эл'льяонтом и первым дрессировщиком, и хотел, чтобы мальчишка расслабился, дабы показать собственную заботу о нем.

– Всемилостивейшая Айша, как же мне надоела эта походная кухня! – пожаловался Фархат.

На столе перед его величеством стояли блюда с копченой свининой, мясом яков в винном соусе, овощными салатами со свежими гурнерами [24]24
  Гурнер – редкое и очень вкусное растение, в пищу которого используются завязи и недозрелые плоды.


[Закрыть], говяжьими тефтелями, картофелем по-сартрски, бутыли с яблочным сидром и синим вином.

– По королевским меркам эта пища считается скромной? – спросил мальчик.

– Весьма, – кивнул Фархат, отправляя в рот огромный кусок свинины. – Я знаю, – прожевав, продолжил он, – мы в походе, и по солдатским меркам этот стол… хм, королевский. Но пока не начались боевые действия, я могу позволить себе побаловать моего гостя.

– Боевые действия? Ты о чем?

– Мы под обстрелом с двух сторон сразу. Мой милый принц, неужели ты думаешь, что Иженек оставит все, как есть? Мы отразили его атаку в Берсер-Логе, но намерения миловийского короля не изменились. К тому же остроухие… прости, твои соплеменники, всерьез намерены воевать с нами.

– Почему?

– Видишь ли, я не хотел говорить тебе об этом вот так, но нас ждет война. Нужно скрепить сердце стальными обручами, чтобы оно не разорвалось от горя, и делать то, для чего рожден. Ви-эллийцы поймали одного из ваших и убили. Долго избивали, а потом распяли и пронесли по всему городу. Труп сожгли, но, конечно, Гланхейл узнал об этом и очень зол.

– Кого именно они убили? – голос полукровки дрогнул.

– Имени его не помню, но говорят, он был лучшим среди ваших. Или самым старым. Или что-то еще в таком роде.

– Тэл'льяин?

– Вот-вот. Он убивал детей.

– Не может быть!

– Эл'льяонт! – Фархат стукнут кулаком по столу так, что подпрыгнула ложка. – Хватит! Прекрати вести себя как мальчишка! Прими правду! Твой народ свихнулся! Гланхейл спятил! Он отправил в О-шо и Ви-Элле убийц, и теперь пожинает плоды собственного безумия! Говорят, он казнил всех торговцев, прибывших в Ил'лэрию за магическими безделушками, и теперь уже два королевства готовы объединить свои силы против Ил'лэрии, и я намерен присоединиться к ним. В наших силах прекратить все это и посадить тебя на трон.

Полукровка опустил глаза.

Сартрский правитель догадывался, о чем тот думает, и не мешал. Как и теперь, когда Вильковест попросил сделать небольшую внеплановую остановку, знал, о чем тот доложит. Именно поэтому второй день подряд эльф ехал с ним в карете, а дрессировщик кружил над ними на истинно свободном.

– Мой король, – колдун заглянул в окно золотой кареты и сверкнул глазами на Эл'льяонта, – полагаю, впереди засада.

– Полагаешь? – Фархат нахмурился. – В твоем голосе должно быть больше уверенности, когда приносишь подобные вести.

– Мы движемся к последнему крупному миловийскому городу перед границей с Ви-Элле, к Юлону, и он подозрительно тих. Ни купцов, ни актеров, ни рынка, словно все вымерли. Они либо уехали, либо готовятся встретить нас.

– В первое я не верю, а второе… почему так тихо?

– До них дошли слухи, мой король. После Берсер-Лога все знают, кто является первым королевским министром. Вильковест и Гаргхортсткор – большая угроза.

– Ты же сам хотел славы.

– Все так, мой король. Но теперь они спрятались от наших глаз, они знают, что я могу видеть с небес.

– Значит, – решил Фархат, – готовимся отразить атаку. – Мы не можем терять время на обходные маневры.

– Вы пожертвуете своими людьми?! – воскликнул полукровка.

– Помнишь, что я говорил тебе о сердце? – спросил сартрский правитель.

Эл'льяонт кивнул, а Вильковест презрительно фыркнул и задернул занавеску на окнах кареты.

* * *

– Похоже, жители Юлона действительно решили напасть на нас, – ощерился Вильковест, взирая на двухэтажные каменные особняки в центре города и покосившиеся бревенчатые избушки на окраине с высоты драконьего полета.

Как он и доложил Фархату, город словно вымер, на улицах не было ни души, если не считать собак и одинокой козы, жующей траву у забора одной из хижин.

Гаргхортсткор фыркнул, выпустив в воздух серое облако дыма.

– Ты прав. Они боятся нас, поэтому спрятались, но Ярдос меня порази, они собираются атаковать!

Дракон согласился и с этим. Несмотря на затишье, буря вот-вот должна разразиться. Самое большое через час, когда к городу подойдут первые сартрские солдаты.

Дрессировщик кружил над домами, разглядывая улицы, и искал миловийскую армию. Но не находил.

Размерами Юлон превышал Берсер-Лог, но в отличие от хорошо укрепленного приграничья, не мог похвастаться хорошими защитными сооружениями. Вокруг Юлона не было крепостной стены; кучно стоящие богатые дома постепенно переходили в бедные кварталы, а те – в пригородные хозяйства, где хижины располагались друг от друга на приличном расстоянии, отделенные огородами. Глупые миловийцы опасались сартрского короля, но эльфов считали едва ли не благодетелями. Старший народ никогда не нападал на граничащие с ним королевства, поэтому обороняться от него считалось проявлением неуважения.