Текст книги "Гусиное перо (Пьесы)"

Автор книги: Илья Нусинов

Соавторы: Семен Лунгин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Г о р а. Вон те три окна. Квартира шесть. Ну, где же ваша Василиса Федоровна?

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Сейчас придет. А ты к ней?

Г о р а. А твой Корчагин – сила. Ему пальца в рот не клади.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Я ж тебе говорю: абсолютно золотой парень.

Г о р а (снова придвинул к себе тетрадь, полистал ее. Задумался). Изящно сделано. Только не очень чисто.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Как – не чисто?

Г о р а. При лямбде, равной нулю, у него ж уравнение вырождается.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч (обеспокоенно). А ну-ка… (Придвинул тетрадь к себе.) Как же это я проглядел… Вот стыд!..

Г о р а. Ерунда. Это же так легко обойти!

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Но я же должен был ему указать… Эх, шляпа. Ай, как некрасиво…

Г о р а. А ты ему не подсказывай. Я это место подчеркну, и пусть подумает.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Да, конечно, конечно…

Вошла  В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Вот так всегда. Когда нужно, Федора Федоровича нет. И опять, конечно, до вечера. И извольте теперь все расхлебывать.

Г о р а. Василиса Федоровна, мне богатым быть. Вы меня не узнаете.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а (не поднимая головы). Не обольщайся, Боря. Я своих питомцев из тысячи узнаю. Вот в прошлую пятницу в поликлинике идет навстречу… ну, слон!.. Не преувеличивая – в дверь не пройдет. Подзываю: «Нина Емельянова!..» Она в слезы: «Ой, Василиса Федоровна, значит, меня еще можно узнать…» А я про себя думаю: «Да-а, можно…» Ты помнишь Нину Емельянову?

Г о р а. Нет.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. На два года старше тебя. Кончала с Лидой Соловейко, с Рубиком Петросяном… Тоненькая была, как прутик… Да, вот так.

Г о р а. У вас что-то случилось?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. У нас каждый день что-нибудь случается, Боря. У нас дня не проходит, чтоб что-нибудь не случилось. (Она поправила сзади гребень.) Я вызвала тебя вот по какому поводу. У школы к тебе претензия.

Г о р а. Ко мне?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Весьма странно ведешь себя с сыном. Неразумно, Борис… И не пожимай плечами. Я же помню, в каких случаях ты пожимаешь плечами. В отношениях с сыном ты совершенно не учитываешь ни возраста мальчика, ни особенностей его характера.

Г о р а. Неясно, Василиса Федоровна.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Поясню. Ну к чему, например, зная, какое место в системе воспитания, в процессе формирования духовного облика учащихся нашей школы занимает личность Сергея Мукасеева, посвящать сына в какие-то сомнительные детали его поведения в давние, довоенные годы? Ты думаешь, ты был намного лучше?

Г о р а. Это риторический вопрос или вы меня по существу спрашиваете?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Серьезней, Борис. То, что я говорю, отнюдь не смешно. Ну зачем ты ему рассказывал о каких-то голубях?

Г о р а. Это как Мукасеев взломал голубятню у Володьки Лаптева из дома шестнадцать?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Не более чем мальчишеская шалость. Кстати, это оказались его голуби.

Г о р а. Не совсем. Гоняли они вчетвером: он, Володька Лаптев и братья Кондаковы – Карла и Трясун, помните?.. А продал он один.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. И правильно сделал. Он хотел разом покончить с этим безобразием.

Г о р а (с укоризной). Василиса Федоровна…

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ты что, Борис, прикидываешься наивным или действительно ничего не понимаешь? Ну разве существенно это копеечное выяснение – было или не было?..

Г о р а. Ну это уж как-то противно всему, чему вы меня учили, Василиса Федоровна.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Разрушать романтический идеал, которым окружен в сознании учащихся образ Сергея Мукасеева, – ты бы видел, как встречали его ребята, он на днях приезжал к нам из Боровска, – по меньшей мере безнравственно. Да, да, безнравственно!.. Особенно когда речь идет о таком неуравновешенном и склонном к нигилизму юноше, как твой сын. И не пожимай плечами. Да, да, не будем греха таить – склонном, склонном… Ты можешь закрывать глаза на Волю, но это так.

Г о р а. Нет, Василиса Федоровна, как вам угодно, но это не так. Я вовсе его не идеализирую. Не далее как пять минут назад мы с Аликом… Простите, с Александром Павловичем, как раз об этом говорили.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч (поднял голову). Что?

Г о р а. Вот ты… Как вы считаете, Александр Павлович?

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Насчет чего?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Нигилист Волик Гора или нет?

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Конечно, нигилист. (И улыбнулся.)

Г о р а. Любим мы навешивать ярлыки.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Да ты что, Борис, спорить сюда пришел? Или ты хочешь знать мнение педагогического коллектива о своем сыне? Если хочешь, изволь выслушать. А споры твои нам не нужны.

Г о р а. Простите, Василиса Федоровна. Волик меня самого очень беспокоит.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Вот с этого и надо было начинать.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Да чего уж тут особенно беспокоиться. Парень как парень. Современный.

Г о р а. Вот это, пожалуй, то самое слово.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ты знаешь, чем он целыми днями занимается? Кривляется перед зеркалом.

Г о р а. Но ведь к этому можно отнестись и не как к кривлянию, Василиса Федоровна.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Вот видите, родители это поощряют!.. Ну зачем вы ему купили это черное трико в обтяжку? Что он, танцовщик?

Г о р а. Никто ему не покупал. Сам перешил из тренировочных штанов.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Сам?

Г о р а. Мало того, он себе и рубашку сшил. Скроил и сам сшил. Традиционная одежда мимического актера (развел руками).

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Вот-вот… Разговариваешь с ним, а он стоит на месте и такие движения делает, будто ходит. (Показывает.) Я говорю: «Прекрати!» А он, наглец, еще объясняет: «Это непроизвольно. У меня ритм в ногах». Вот на днях, в последний мукасеевский день, у нас, как всегда, концерт. Захожу на сцену, Волик в трико, перед зеркалом. Подхожу. А в зеркале отражается ну что-то нечеловеческое… Вурдалак!.. Лоб, щеки замазаны толченым мелом, нарисовал себе вот такой рот, красный, кровавый, от уха до уха. Брови подведены, как… как… у публичной девки. Ну, поверите, я испытала просто физическое отвращение… И, конечно, запретила ему в таком виде появляться на сцене.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Я видел на репетиции. Ничего страшного. Я бы даже сказал – интересно. Смешной этюд «Космонавт на Луне». А «Трагедия Хиросимы» – это уж просто… Очень выразительно!

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ах, подальше от этого модернизма!

Г о р а. «Трагедию Хиросимы» он очень долго дома репетировал.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. На это у него времени хватает.

Г о р а. Лучше уж, чем валандаться по улицам. Нет, в «Трагедии Хиросимы» что-то есть.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Я ж говорю: родители это поощряют.

Г о р а. Ну почему родители? Вот ко мне тут приходили товарищи, один венгерский академик и еще кое-кто, так, поверите, были просто в восторге.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ой, не обольщайся, Боря.

Г о р а. А я не обольщаюсь. Такая комбинация генов. На днях говорит мне: «Папа, показать, как Пушкин писал «Я помню чудное мгновенье»?» – «Ну покажи». Включает проигрыватель – запись Козловского, хватает какое-то гусиное перо – и пошло… И так ловко! Даже, поверите, на Пушкина чем-то стал похож.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Какое перо?

Г о р а. Гусиное. Грязное, ободранное, на помойке, наверно, нашел. Но в его руках оно буквально преобразилось.

Василиса Федоровна многозначительно взглянула на Александра Павловича.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Это когда было?

Г о р а. Позавчера… В субботу.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а (вынула из ящика перо). Это?

Г о р а. Это.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а (встала, подошла к двери и сказала в коридор). Дуся!.. Евдокия Кузьминична!.. Пригласите ко мне Гору из девятого «А».

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а. Сейчас звонок будет, Василиса Федоровна.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Дуся, делайте, что я прошу… Ты знаешь, что это, за перо? (Вернулась к столу.) Это перо твой сын в субботу утром унес из тютчевского музея.

Г о р а. Новости…

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. А ты треплешь имя Мукасеева… В чужом глазу сучок мы видим.

И замолчали, ожидая. Распахнулась дверь, появился  В о л и к  Г о р а. Подтянутый, уверенный, улыбающийся. Увидел отца, Александра Павловича, и настроение у него как-то испортилось, хотя виду он постарался не показывать.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Слушай, Гора, что у вас произошло в тютчевском музее?

В о л и к. Ничего.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ты не торопись с ответом, а подумай лучше. Лучше подумай. И не пожимай плечами. Вот (обратилась она к Борису Владимировичу) – знакомый жест. Вспомнил?

В о л и к (опять пожал плечами). Ничего не случилось.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Наверняка ничего? И никто там ничего не трогал, что не положено? И не заходили за барьеры?

В о л и к. А-а, за барьеры заходили.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Кто же именно?

В о л и к. Я.

Раздался звонок.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ну а дальше что было?

В о л и к. Когда?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Когда зашел за барьер.

В о л и к. Ну, вышел оттуда, и все.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. И ничего оттуда не вынес?

В о л и к. Как же не вынес? Вынес.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Что?

В о л и к. Массу впечатлений.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Слушай, ты!.. Ты здесь бравого солдата Швейка не разыгрывай.

В о л и к (вытянул руки по швам). Никак нет.

Г о р а. Перестань паясничать. Помнишь, в субботу, когда я пришел, ты изображал «Я помню чудное мгновенье». Что это у тебя было за…

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а (поспешно перебила его). Прости, Борис. (И обратилась к Волику.) Так вот что у тебя за новое увлечение…

Дело в том, что в учительскую стали заходить  п е д а г о г и  и среди них  М а й я  Л ь в о в н а.

И пожалуйста, не пожимай плечами.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Это у него ритм в плечах.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. И нечего улыбаться.

В о л и к. Василиса Федоровна, это ритм в губах.

Г о р а. Перестань паясничать!..

Педагоги постепенно заполняют учительскую, закуривают, разговаривают друг с другом.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Вот и отец твой говорит, что ты дома, вместо того чтобы делать уроки, все время кривляешься перед зеркалом.

В о л и к. Я не кривляюсь.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ну, разыгрываешь пантомимы. Скажи, ну есть какой-нибудь смысл в том, чем ты занимаешься?

В о л и к (поднял глаза и в упор поглядел на Василису Федоровну). В каком смысле смысл?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ну, хотя бы в смысле искусства.

В о л и к. Безусловно.

М а р г а р и т а  С т е п а н о в н а. Товарищи! Я завязала отношения с театральной кассой. Подавайте заказы!

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. И ты можешь объяснить?

В о л и к. Могу. Но это длинный разговор. Если говорить об этом вообще.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. А в частности?

В о л и к. Смотря в какой частности.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ну, например, насчет идиотской гримировки.

М а р г а р и т а  С т е п а н о в н а. Да, и «Современник» есть, и Сатира…

М о л о д а я  у ч и т е л ь н и ц а. А «Добрый человек»… Как его?..

М а й я  Л ь в о в н а. Из Сезуана.

М о л о д а я  у ч и т е л ь н и ц а. Да, да, на Таганке…

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. И что же ты собираешься выражать?

В о л и к. Все. Это абстрактное лицо. Им можно выразить все.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Что – все?

В о л и к. Тревогу нашего времени.

Г о р а (поспешно). И радость, разумеется.

В о л и к. И радость, разумеется. Это лицо как чистый холст для художника. Мимикой я наношу рисунок.

Раздался звонок. Педагоги стали расходиться.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ой, как ты мне не нравишься! Ну, иди на урок. И не забудь: одиннадцатилетки уже нет. Впереди один десятый класс, Волик. Один десятый класс!.. Иди.

Волик вышел.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч (протянул Борису Владимировичу руку). Ну, будь здоров. Мой час пробил.

Учительская опустела. Василиса Федоровна встала, встал и Гора.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Пойдем, я тебя провожу. Год от году прибавляется опыт, и год от году становится все труднее и труднее. А ведь перо-то украл он.

Г о р а. Но это же в области догадок. Почему же вы его об этом не спросили? А когда я хотел спросить, вы меня перебили.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Я это сделала сознательно, Борис.

Г о р а. Не понимаю.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Поясню.

Они вышли из учительской и идут по коридору.

Во-первых, я уже заявила представительнице музея, что в нашем коллективе такое происшествие невозможно, и признаться сейчас в этом постыдном факте значило бы очернить безупречную репутацию школы, а во-вторых… Ты почему не на уроке?

Н а т а ш а. Я за тряпкой, Василиса Федоровна. Там чернила разлили.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. А во-вторых – и это уж никак не сбросишь со счетов, – по-человечески жалко мальчика: эта история, если уж ее поднимать, не может пройти без последствий, а последствия неминуемо найдут отражение в характеристике, а характеристика… Ведь Волику на будущий год поступать в институт…

Уходят.

Н а т а ш а. Ой, Танька!..

Подбежала  Т а н я  Д о н ч е н к о  с ведром.

Ты знаешь, что она сказала?.. Ой, Танька!.. Она не вернет… Она не хочет очернять постыдным фактом безупречную репутацию… Она ни за что не вернет перо.

Медлить было нельзя, и Таня решилась. Она поставила ведро и, оглянувшись, открыла дверь учительской. Растерявшаяся Наташа осталась в дверях, а Таня на цыпочках, ужасаясь и волнуясь, подбежала к столу Василисы Федоровны, осмотрела все, потом, решившись, открыла ящик, один, другой, нашла наконец гусиное перо, показала его Наташе, сунула в кармашек фартучка, и девочки выбежали из учительской.

З а н а в е с.

ПОНЕДЕЛЬНИК
СЕРЕДИНА ДНЯ

Задолго до того как в зале погаснет свет, в учительской появляется  В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Она подходит к столу, открывает ящик и вдруг обнаруживает, что пера нет. Она начинает лихорадочно рыться в ящиках, вытаскивает журналы, тетради, подшивки каких-то ведомостей, трясет их над столом, перелистывает, обескураженно вздыхает, в волнении расчесывает гребнем свои подстриженные под скобку волосы и снова кидается на поиски, снова перетряхивает все, что лежит на столе, все, чем наполнены ящики, и, отчаявшись, подходит к дверям.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Дуся!.. Евдокия Кузьминична!.. Вы все время в коридоре?

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а. Все время.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Сюда никто не заходил?

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а. Никто, Василиса Федоровна.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. А Гора из девятого «А» не заходил?

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а. Нет, Василиса Федоровна, не заходил.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. И никакой другой мальчик не заходил?

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а. Никто не заходил.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. А вы не отлучались?

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а. Да никуда, Василиса Федоровна. Вот только в буфет ходила. За кипятком. Так это ж минтом, Василиса Федоровна.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ах, Евдокия Кузьминична!..

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а. Неужто пропало что, Василиса Федоровна?.. Это он. Вот что хотите – он.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Кто – он?

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а. Гора. Вы ж его нынче вызывали.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ну как же Гора? Когда я здесь была, отец его был, Александр Павлович…

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а. Вот как хотите, Василиса Федоровна, – Гора. Он, знать, глаза отводить умеет.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Что это значит?

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а. А то и значит. Наш дядя, когда свинью продавал, ему цыган один – ну точь как этот ваш Гора, до того похож, как брат родной, такой шустренький и все пляшет, на месте не стоит, – значит, он ему, дяде моему, деньги считает и приговаривает: «Ты, мужик, проверяй, проверяй, точно кладу». Дядя и проверяет. А тут по правую руку тетка стоит, дядина жена, а полево, значит, я стою и сестра моя двоюродная, дядина дочка, и все глядим без отрыву, как цыган деньги дяде на ладонь кладет. «Все точно?» – а сам ногой дрыг-дрыг. Дядя говорит: «Точно». Цыган взял свинью да пошел. Не успел отойти, стал дядя деньги пересчитывать, а там и вовсе не деньги, одна газета нарезанная. Вот ведь как умеют глаза отводить. Это вот по правую руку тетка стояла, по левую руку – я…

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ну что вы болтаете…

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а. Вы уж как хотите, Василиса Федоровна, хоть болтаю, хоть не болтаю, а Гора этот вам всем глаза отвел. Помяните мое слово.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Глупости какие. Вызовите мне Гору. (И снова, в какой уж раз, принялась перетряхивать лежавшие перед ней бумаги и папки.)

Вошел  В о л и к  и остановился в дверях.

Ты меня извини, что я тебя все время отрываю.

В о л и к. Пожалуйста, пожалуйста, Василиса Федоровна, там как раз спрашивать начали.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Сейчас пойдешь.

В о л и к. Да ничего, ничего, Василиса Федоровна, я не тороплюсь. Вам что, помочь?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Садись, Волик… И пожалуйста, сиди спокойно, не дергайся, в глазах рябит. Зачем ты заходил в учительскую?

В о л и к. Вы меня вызывали, Василиса Федоровна.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Нет, после этого.

В о л и к. Я не заходил.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Неправда.

В о л и к. То есть как – неправда? Я не заходил, Василиса Федоровна.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. А «Я помню чудное мгновенье» ты отцу в субботу тоже не изображал?

В о л и к. Изображал.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Не дрыгай ногой. Сиди спокойно. А что у тебя в руке было?

В о л и к. Когда?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Когда ты Пушкина изображал.

В о л и к. Реквизит.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. А почему ты не скажешь точно: гусиное перо?

В о л и к. Гусиное перо, Василиса Федоровна.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Не дрыгай ногой! И где ж ты его взял?

В о л и к. Нашел.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Где?

В о л и к. На улице.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Волик, не лги. Ты изобличен. Ты знаешь, что сюда приезжала хранительница музея?

Волик молчит.

А ты знаешь, зачем она приезжала?..

Волик молчит.

Она видела, как ты его взял.

Волик молчит.

Она сразу тебе ничего не сказала, потому что знала, что ты из школы, где учился Сергей Мукасеев, и рассчитывала, что это шутка, что ты вернешь перо. Но это, видно, не шутка, Волик. Она ждала до вечера, она ждала все воскресенье и приехала сюда. Что ж ты молчишь, Волик? Не дергай ногой!.. Волик, ты изобличен. Ты полностью изобличен. Сегодня утром ты подбросил перо мне на стол, а потом снова выкрал его. Ты изобличен. Тебя видели, когда ты заходил в учительскую.

В о л и к. Этого не было. Я не заходил в учительскую.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Этого не было? А все остальное было?

В о л и к. Я не подбрасывал пера.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ты не подбрасывал? Но ты взял его в музее? Ну, что молчишь?

В о л и к. Да.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Так. И где же оно теперь?

В о л и к. Я его подарил.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Кому?

В о л и к. Одному человеку.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Кому именно?

В о л и к. Я не скажу.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. А мне его подбросил этот человек?

В о л и к. Не знаю.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. И выкрал его обратно этот же человек?

В о л и к. Не знаю.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. А почему это ты подарил? Что за фантазия?

В о л и к. Захотел – и подарил.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. У этого человека вчера был день рождения? Этого человека зовут Таня Донченко?

В о л и к. Я ничего не скажу.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ты уже все сказал. Иди!.. А я-то думала, что ты, образумившись, устыдившись, мне его подбросил. Ну, поступок не из самых смелых, но по крайней мере поступок. Да-а… Если перо у меня, то оно у меня, но если у меня его нет, то оно может оказаться где угодно, Волик. И тут уж я бессильна. Рекомендую тебе подумать об этом… Иди.

И Волик ушел.

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а (заглянула в учительскую). Он, Василиса Федоровна?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Что – он?

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а. Он взял?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Что взял?

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а. Ну, чего искали.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Не он, не он…

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а. Ой, не дознались вы, Василиса Федоровна. Он!.. (И вдруг спохватилась.) Ой, большая перемена, звонок-то!..

Евдокия Кузьминична скрылась, и тут же зазвенел звонок. Коридор заполнился  с т а р ш е к л а с с н и к а м и. У ч и т е л я  заходят в учительскую.

У портала.

А н ц и ф е р о в. Александр Павлович, переспросите меня. Я все знаю. Это на меня какое-то затмение нашло.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Затмение кончится, тогда и вернемся к этому вопросу.

А н ц и ф е р о в. Александр Павлович, у меня ж ни одной двойки не было.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Ну, для разнообразия не мешает. Двойка, друг ситный, отметка полезная, обновляет организм, бодрит.

А н ц и ф е р о в. Александр Павлович, знаете, у моего отца давление какое? Двести тридцать на сто восемьдесят!

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Ой-ей-ей!.. Тогда ему дневник не показывай. Исправишь – покажешь.

А н ц и ф е р о в. А он потребует.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Скажи – дневник на выставку взяли, в районо. Что мне тебя, врать учить?

А н ц и ф е р о в. Александр Павлович…

Но Александр Павлович уже зашел в учительскую.

В учительской.

П е р в а я  у ч и т е л ь н и ц а. Анна Максимовна, пятый «В» утверждает, что вы в прошлом году не давали, признаков делимости на три.

В т о р а я  у ч и т е л ь н и ц а. То есть как – не давала? Как – не давала?.. Где журналы за прошлый год?.. Где журналы?.. Я вам докажу.

П е р в а я  у ч и т е л ь н и ц а. Милочка, мне не надо доказывать. Ни один ученик пятого «В» не знает признаков на три.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Товарищи педагоги!.. Прошу внимания!..

В т о р а я  у ч и т е л ь н и ц а. На пять знают, на десять знают, а на три, видите ли, не знают…

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Внимание, внимание, товарищи!.. Запишите и объявите по классам. Среда. Университет для родителей. Начало в девятнадцать тридцать в кабинете химии.

М о л о д а я  у ч и т е л ь н и ц а. Почему всегда в химии? Натопчут, накурят…

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Записали? Беседа районного эпидемиолога и лекция Майи Львовны «Нравственные принципы Макаренко».

М а й я  Л ь в о в н а. «Нравственный идеал Макаренко».

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Простите, «идеал». Так. Пятница. Из тюза приходил артист и назначил на пятницу организационное собрание драмкружка. Этот артист производит очень серьезное впечатление, и я надеюсь, что на этот раз дело пойдет. Все желающие – в пятнадцать тридцать в актовом зале.

Т р е т ь я  у ч и т е л ь н и ц а. Какие классы?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. От седьмого и старше.

Т р е т ь я  у ч и т е л ь н и ц а. А до седьмого?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Товарищ артист категорически против малышей.

М а р г а р и т а  С т е п а н о в н а. Я связалась с советом пенсионеров. Там у них есть какая-то старушка, которая делает куклы и что-то там декламацией занимается.

П е р в а я  у ч и т е л ь н и ц а. Хоть бы мне кто-нибудь объяснил, почему педагоги должны записывать в драмкружок. Есть старшая пионервожатая, это, по-моему, ее функции.

Ч е т в е р т а я  у ч и т е л ь н и ц а. Действительно! Я каждую неделю проверяю по двести тетрадей.

П е р в ы й  у ч и т е л ь. Вольному – воля. Давайте контрольную два раза в неделю, будете проверять четыреста!..

П е р в а я  у ч и т е л ь н и ц а. Ни на что не хватает времени. Еще сентябрь не кончился, первый месяц, а дома уже такой кавардак, как будто бы… Пальто мужу не куплено. Андрюшке ботинки не починены, вот такая гора нештопаных носков. Я не преувеличиваю: вот такая гора!..

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ох, мои дорогие товарищи педагоги, если бы зафиксировать все это на пленку и дать вам послушать… Это же курьез. Это же для этого артиста… как его?.. который всех изображает… Ни для кого школа не самое главное. Все важнее. Все! И носки, и Андрюша, и курица, и черт его знает что, простите меня за выражение… Для нас в наше время школа была домом, педагогический коллектив – родной семьей, интересы школы – личными интересами. А мы с вами работаем как нерадивые ученики – шаляй-валяй, от сих до сих…

П е р в ы й  у ч и т е л ь. Я не могу согласиться с тем, что вы говорите, Василиса Федоровна.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Не соглашайтесь, дорогой мой, не соглашайтесь. Но от этого же дело не меняется.

М а р г а р и т а  С т е п а н о в н а. Да, в конце концов, это просто оскорбительно. Вы нас что, обвиняете в недобросовестности? Так и скажите!

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Я вас обвиняю в том, что вы не живете жизнью ваших учеников. Вы должны проникать в их интересы, знать каждый их шаг.

М а й я  Л ь в о в н а. Это что же значит, Василиса Федоровна? Слежку за ними устраивать? Самим следить или товарищам поручать?

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Вы на что меня провоцируете, Майя Львовна? Я вовсе не собираюсь возрождать опыт тех лет. Но то, что было хорошее, то было. Мы воспитали такого юношу, как Сергей Мукасеев, потому, что мы знали каждого ученика, знали, с кем он дружит, ходили по квартирам, беседовали с родителями, с соседями, имели исчерпывающую картину школьной и внешкольной жизни каждого, повторяю – каждого ученика. Это было нелегко, это требовало времени, это требовало особого интереса…

П е р в ы й  у ч и т е л ь. Можно только радоваться, что этого особого интереса уже нет.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. А что есть взамен?..

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Тут мне одна мамаша сказала: «Я контролирую каждое ее мировоззрение». Это как раз на эту тему, Василиса Федоровна.

М а р г а р и т а  С т е п а н о в н а. Но если их не контролировать, Александр Павлович…

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Один англичанин… простите, я вас перебью… один английский писатель, если мне память не изменяет – Оливер Гольдсмит, сказал: «Добродетель, которая нуждается в постоянном охраннике, вряд ли стоит того, чтобы ее охранять».

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Ах, Александр Павлович, это все слова, слова, слова… У кого сейчас девятый «А» будет?

У ч и т е л ь  ф и з к у л ь т у р ы. У меня.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Пришлете мне Донченко Татьяну.

Майя Львовна оторвалась от гранок и с интересом взглянула на Василису Федоровну.

А н ц и ф е р о в (в дверях). Александр Павлович…

У ч и т е л ь  ф и з к у л ь т у р ы. Анциферов!

А н ц и ф е р о в. Да, Леонид Наумович?

У ч и т е л ь  ф и з к у л ь т у р ы. Донченко сюда! И-и быст-ро!

Анциферов умоляюще взглянул на Александра Павловича.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч (махнул на него рукой). Давай, давай отсюда. Отцеубийца!..

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Леонид Наумович, не сейчас. Когда начнется урок. Я задержу ее минут пять, не больше.

У ч и т е л ь  ф и з к у л ь т у р ы (крикнул в коридор). Анциферов! Отставить!

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а (заметила взгляд Майи Львовны и обратилась к ней). Так что же сказал этот ваш смелый редактор?

М а й я  Л ь в о в н а. Он согласен со всеми пунктами, кроме одного. Совершенно игнорирует вопросы полового воспитания. Когда мы наконец избавимся, Василиса Федоровна, от этого ханжества? Дело кончится тем, что придется написать статью. Я так ее и назову: «О чем не принято говорить громко».

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Это хорошо. Вот опубликуете, и все сразу заговорят громко. Хором.

М а й я  Л ь в о в н а (резко). Цинизм и ханжество – это две стороны одной и той же медали!

М а р г а р и т а  С т е п а н о в н а (с чрезмерной любезностью). Александр Павлович, этот предмет Майе Львовне досконально известен.

П о ж и л о й  у ч и т е л ь (входя). Неумение наших учащихся мыслить ну просто поражает. Никакой дисциплины ума! Нет, напрасно все же отменили преподавание логики.

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Знание логики столь же помогает мыслить, как знание физиологии помогает переваривать пищу.

П о ж и л о й  у ч и т е л ь. Ну, Александр Павлович, одолжили! От вас, математика, пафос; я бы сказал, деятельность которого… гм, гм… логическая мысль, такое услышать!..

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Я здесь передаточная инстанция. Это сказал Гегель.

П о ж и л о й  у ч и т е л ь (на миг опешил, но не сдался). Вот мы все… гм, гм… на авторитеты ссылаемся. Нет того чтобы самим…

А л е к с а н д р  П а в л о в и ч. Увы!..

Н о н н а  В л а д и м и р о в н а (входя). Сергей Викторович! У вас сегодня в девятом «А» все было нормально?

П о ж и л о й  у ч и т е л ь (откусывая яблоко). Абсолютно.

Н о н н а  В л а д и м и р о в н а. Василиса Федоровна, у меня в классе что-то не в порядке.

Маня Львовна подняла голову.

Какое-то возбуждение, какой-то все время шепот. И вот записку перехватила. «Объявить ей бойкот».

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Кому – ей?

Н о н н а  В л а д и м и р о в н а. Точно не могу сказать, но, судя по всему, – Тане Донченко.

В а с и л и с а  Ф е д о р о в н а. Видите, как все получается.

Майя Львовна собрала гранки и вышла из учительской.

У портала.

Д е в о ч к и  в спортивных костюмах по одной выходили из раздевалки в коридор, где  н е с к о л ь к о  м а л ь ч и ш е к  в трусах и майках отрабатывали баскетбольный дриблинг.

Е в д о к и я  К у з ь м и н и ч н а. А ну прекратите, прекратите! Для вас, что ли, пол натирали!..

Выскочила  Т а н я. Она тоже в спортивном костюме.

Т а н я. Ты чего в мой портфель лазил?

В о л и к. Я с тобой не разговариваю.

Т а н я. Ты чего в мой портфель лазил?!

В о л и к. А я говорю: я с тобой не разговариваю.

Т а н я. Тебе перо нужно? Возьми. Но дай честное слово, что отвезешь.

В о л и к. И я не отвезу, и ты не отвезешь.

Т а н я. Ну что ты мне сделаешь?