Текст книги "Гусиное перо (Пьесы)"

Автор книги: Илья Нусинов

ИСТОРИЯ ОДНОГО ПОКУШЕНИЯ
Героическая хроника в двух частях с отступлениями в разных жанрах и фейерверком

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Персонажи исторические

В е р а.

М а ш а.

А н а т о л и й  Ф е д о р о в и ч  К о н и – председатель Петербургского окружного суда.

П е т р  А к и м о в и ч  А л е к с а н д р о в – присяжный поверенный.

А л е к с а н д р  А л е к с е е в и ч  Л о п у х и н – прокурор судебной палаты.

В л а д и м и р  И в а н о в и ч  Ж у к о в с к и й }

С е р г е й  А р к а д ь е в и ч  А н д р е е в с к и й }

К о н с т а н т и н  И в а н о в и ч  К е с с е л ь } – товарищи прокурора окружного суда.

Ф е д о р  Ф е д о р о в и ч  Т р е п о в – генерал-адъютант, градоначальник Петербурга.

А л е к с а н д р  II – самодержец всероссийский.

Г р а ф  ф о н  П а л е н – министр юстиции.

Г р а ф  Х р е п т о в и ч – обер-камергер его величества.

М а й о р  К у р н е е в – дежурный при особе градоначальника.

С е р г е й  Г о л о у ш е в – студент Петербургского университета.

Л е ж е н – владелец оружейного магазина.

П р и с я ж н ы е.

Персонажи цирковые

П р и с т а в.

Р ы ж и й  к л о у н.

«Н а н а й с к и е  м а л ь ч и к и».

Ц ы г а н  с  м е д в е д е м.

Р я ж е н ы е.

Б а р а б а н щ и к и.

Персонажи театральные

Н и к о д и м.

С а м о х и н.

Ф и т и н ь к о в с к и й.

Н ю ш а  и  К с ю ш а.

Ф р а н т о в а т ы й  к у п ч и к.

Е г о  б а б к а.

Ж е н а  К е с с е л я.

Е л е н а  М и х а й л о в н а  Г р а н д и е в с к а я.

Е е  д е д.

Е е  м а т ь.

Е е  б р а т – г и м н а з и с т.

Е е  с е с т р а – г и м н а з и с т к а.

Ч а с о в ы е, а д в о к а т ы, д а м ы, п р и д в о р н ы е, а р т и с т ы, г о с т и  н а  б а л у, п р о с и т е л и, с т у д е н т ы, м о н а ш к а, г о р н и ч н а я, п р о х о ж и е  н а  Н е в с к о м.

И р и н а  С т е п а н о в н а.

П р а с к о в ь я  Н и к о л а е в н а.

1 – й  б и л ь я р д и с т.

2 – й  б и л ь я р д и с т.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

На авансцену выходит  п р и с т а в. В руке у него жезл с бубенцом. Пристав дважды ударяет жезлом в пол. Дзинь-дзинь! – звякает бубенец.

П р и с т а в (оглядев зал). Уважаемые женщины, уважаемые мужчины и уважаемые прочие, ежели таковые в зале имеются… Ха-ха! Я имею в виду, конечно, детей… Усаживайтесь поудобнее, ибо вам предстоит провести здесь ровно два часа и двадцать минут… Эй, билетеры! Заприте покрепче двери и поплотнее задерните шторы на дверях, потому что до антракта никто из зала не выйдет… А теперь, уважаемая публика, разрешите представить вам… декорацию. Перед вами зал судебных заседаний. Вот кресло председательствующего. Оно украшено орлом. Это свидетельствует о том, что председатель суда наделен полномочиями чрезвычайными… По бокам два кресла поменьше, и орлы поменьше, и полномочия поменьше. А попросту сказать – никаких полномочий… И вот, изволите видеть, высокий пюпитр. Это место прокурора. Мы нарочно попросили сделать его похожим на пульт управления. Прокурор отсюда ведет наступление на обвиняемого, нажимая невидимые кнопки. Можете убедиться (поворачивает пульт) – кнопок не видно. Он нажимает эти невидимые кнопки и приводит в движение… ну, эту… как ее?.. машину… Ну, подскажите… Склероз!.. Государственную машину!.. А за этим столиком будет адвокат. Вот оно – равенство сторон. Весы Фемиды!.. Сейчас мы бросим на одну чашу весов доказательства преступления, на другую – доказательства невиновности, на третью… Впрочем, третьей чаши нет… И наконец, скамья, предназначенная для героя нашей истории. (Поднял скамью, показал.) Скамья как скамья. Деревянная скамья.

Раздалась барабанная дробь, на сцену вышли  к о н в о й н ы е  с шашками наголо и встали по бокам скамьи.

Сколько на этой скамье…

Он хотел провести ладонью по отполированной временем доске, но скрестились шашки, преградив ему дорогу.

Виноват… Прошу прощения… Я не учел, что стоит вам только встать по краям обыкновенной деревянной скамейки, как она превращается в скамью подсудимых… Покорнейше прошу прощения, тысяча извинений… Ах, как изменяет человек вещи… Частушки «Человек меняет вещи». (Поет.)

 
Он из палки сделал пику,
Заточив ее конец,
Этой пикой в сердце тыкал —
Был живой, теперь мертвец.
       Мне простят пример зловещий:
       Человек меняет вещи.
       Красота, красота!
       Ах, какая красота!..
На стене висит картина:
Солнце в небе, в поле рожь.
Пририсуем властелина —
Вместо правды станет ложь.
       Это вам пример похлестче:
       Человек меняет вещи!
       Красота, красота!
       Человек меняет вещи!
       Ах, какая красота!..
 

Но это уж лирическое отступление… Итак (дзинь-дзинь!), мы начинаем представление под титлом «История одного покушения»!.. Ну-с, кого же мы сюда посадим? (Указал на судейские места.) Впрочем, главное в креслах. Раз кресла есть, найдется и кому в них сесть… Но прежде всего, конечно, скамья подсудимых!..

Дзинь-дзинь!.. – высвечивается скамья подсудимых. И тут же раздаются гомон и крики. На левой игровой площадке – пикник. Гардемарин Ф и т и н ь к о в с к и й, В е р а, М а ш а  и  Н и к о д и м  в студенческой куртке, гимназист  С а м о х и н  и сестры Рыбейко – Н ю ш а  и  К с ю ш а – сидят вокруг расстеленной на траве скатерти.

С а м о х и н. Господа, тост!

Ф и т и н ь к о в с к и й. За успехи нашего доблестного…

С а м о х и н (заиграл на губах марш лейб-гвардии Преображенского полка). Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту!..

В е р а. Самохин!

Н и к о д и м. Продолжайте, адмирал.

Ф и т и н ь к о в с к и й. Я предлагаю тост за успехи нашего доблестного флота в Босфоре!

К с ю ш а. Браво! Браво!

В е р а. А что мне врата Цареграда? Что я, вещий Олег, что ли?

С а м о х и н (принялся декламировать).

 
Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хазарам…
 

Н ю ш а. Это свинство! Как вы смеете так говорить, когда Серж на позициях.

С а м о х и н.

 
Их села и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам…
 

Ф и т и н ь к о в с к и й. Годины испытаний, господа, требуют от каждого своей лепты.

Н и к о д и м. Личный героизм капитана Рыбейко заслуживает всяческого уважения. Но ради чего все это?

Ф и т и н ь к о в с к и й. И вас не трогает милосердие государя, возвысившего свой голос в защиту невинно угнетенных?

Н и к о д и м. Как не трогает? Но неужто ближе Туретчины невинно угнетенных не сыскалось?

М а ш а. Скучно, господа, скучно. Либо купаться, либо играть в какую-нибудь игру.

Ф и т и н ь к о в с к и й (вытащил маленький монтекристо). Давай-те, господа, устроим гадание по-гусарски.

Н ю ш а. Как это?

Ф и т и н ь к о в с к и й. Нет ничего проще. Берется книга – роман. Желательно чувствительный. Вырываются все листы и по команде подбрасываются вверх…

К с ю ш а. Как интересно, как интересно!..

Ф и т и н ь к о в с к и й. И все стреляют. Кто какой лист подстрелил, тому какая судьба.

Н ю ш а. Но у нас только один пистолет.

Ф и т и н ь к о в с к и й. Тем лучше. Будем стрелять по очереди. Первые – дамы. Давайте книгу!.. Господа, неужели ни у кого нет книги?

Н и к о д и м. Эх, фьюйть-теньковский, зря раззадорил.

Ф и т и н ь к о в с к и й. Я прошу вас, господин студент, впредь не высвистывать моей фамилии.

М а ш а. Никодим, немедленно извинитесь.

Н и к о д и м (щелкнул каблуками). Прошу меня извинить. Я больше никогда не буду произносить вашу фамилию фьюйть-теньковский.

С а м о х и н. Есть выход! Давайте гадать по газете! (И, поспешно сложив газету много раз, принялся рвать ее по сгибам.) Прошу вас, мадмуазель Артемида. А ву ле премье ку[1]1
  Первый выстрел ваш (франц.).


[Закрыть]. (И принялся накручивать себе на голову чалму из салфеток.) А я буду хиромантом, звездочетом и толкователем снов.

Н и к о д и м (вложив Вере в руку пистолет). Адмирал, командуйте!

Ф и т и н ь к о в с к и й (поднял руку с платком). Товсь!

В е р а. Ой, я не попаду. Никодим, я не попаду. Никодим, не бросайте, я не попаду!..

Ф и т и н ь к о в с к и й (махнул платком). Пли!

Никодим подбросил вверх пачку аккуратных квадратиков газетной бумаги, листки разлетелись и, плавно покачиваясь, начали опускаться.

М а ш а (в азарте). Стреляй! Стреляй!

В е р а. В какой?.. В какой?.. Ой, я не знаю! Ой, я не попаду!..

Первые листки уже падали на землю.

Ф и т и н ь к о в с к и й. Стреляйте!

Вера выстрелила.

С а м о х и н. Есть! (И поднял простреленный листок.) Вильгельм Тель в юбке. (И принялся читать торжественным голосом.) «Как нам сообщают, во вторник 26 июля 1877 года принц Ольденбургский выезжает в Петербург».

Н ю ш а. Судьба! (И захлопала в ладоши.)

Н и к о д и м. Слава принцессе Ольденбургской!

Ф и т и н ь к о в с к и й. Виват!

Н и к о д и м. Многие лета, многие лета…

В с е (подхватили). Многие ле-е-ета-а!..

С а м о х и н (подняв с земли обрывок газеты). Эх, не в тот клочок попала. Накормили бы мы вас сейчас березовой кашей, как этого студента.

Н и к о д и м. Какого студента?

С а м о х и н. А пес его знает. Некто Боголюбов.

Ф и т и н ь к о в с к и й. Ну что этот Боголюбов?

С а м о х и н. Извольте. Если обществу угодно, могу прочесть.

К с ю ш а. Просим, просим!..

С а м о х и н. «13 июля один из представителей администрации в Петербурге при посещении тюрьмы остался недоволен порядком. Между прочим, он заметил…» Ну, тут я пропускаю. Вот: «…что, проходя мимо него, арестант Боголюбов не снял фуражки. Представитель администрации взмахом руки сшиб фуражку (повторил это движение), а за оказанное ему неуважение приказал подвергнуть Боголюбова телесному наказанию для примера другим. Боголюбов наказан розгами в коридоре тюрьмы в присутствии всех арестантов».

Н и к о д и м. Вот злонравия достойные плоды!..

В е р а. Как вы смеете шутить! Высечь публично юношу! За что? За то, что шапку не снял!.. Да перед кем?.. Какой-то чиновник, который, может, и ногтя его не стоит!.. Только потому, что у него власть!.. А этот бессилен!.. Глумиться над личностью! Над душой человеческой!..

С а м о х и н (стянул с головы салфетки). Великий Кант сказал: «Звездное небо над нами, а нравственный закон внутри нас…»

В е р а. Дрянь в нас, а не нравственный закон.

М а ш а. Вот мы веселимся здесь, а Петербург-то, наверно, весь кипит…

П р и с т а в.

 
Петербург кипит,
Словно лес шумит,
И народ валит,
Словно кровь бурлит.
 
 
Кто с отчаянья,
Кто случайно.
Трон качается,
Зло кончается.
 

Вера быстро перешла с левой игровой площадки на правую. Маша – за ней. Волнуется толпа. Задние поднимаются на цыпочки, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Выбирающиеся из толпы мокры и растерзаны, как после драки.

Г о л о с а  в  т о л п е. Что там?

– Не приведи, боже, такое увидеть.

П р и с т а в. Господа, разойдитесь, движение задерживаете!

Г о л о с а. А что этот господин с бородкой говорит?

– Тише вы! Дайте умного человека послушать!

– А я сижу, ничего не знаю, спасибо, племянничек прибежал.

О ф и ц е р (протискиваясь через толпу). Позволь! Позволь!

Офицера пропустили. Вера и Маша ринулись за ним.

Г о л о с. Эх, барышня, вы-то куда? Это дело мужское, не женское.

М а с т е р о в о й (подшофе, вытянулся перед офицером). А вы, ваш благородие, еще не видели?

О ф и ц е р. Позволь! Позволь!

М а с т е р о в о й. А я вот сподобился. Мы с братом почитай десятый раз приходим, а все налюбоваться не можем.

С т а р и ч о к. Вот и мамзели интересуются.

Г о л о с а. Глаза б мои не глядели.

– Позор! Позор! В центре столицы!

– А ну, барышни, пожалуйте по домам. Не вашего это ума дело.

В е р а. Это уж позвольте нам судить.

П р и с т а в. Господа! Господа! Разойдитесь!

Толпа расступилась, открыв витрину салона. В витрине была выставлена картина – обнаженная женщина в черных чулках и странном головном уборе, приложив пухлый палец к пухлым губам, полулежала на софе.

В е р а (растерянно). Что это?

Г о л о с. Нану показывают.

Ф р а н т о в а т ы й  к у п ч и к (поднялся на цыпочки). Это что за Нана такая?.. Гы… бебелина отборная!..

С т а р и ч о к. А вы роман-то читали? Почитайте, вам как молодому человеку оченно приятно будет. Там все обстоятельства обозначены вовсю. И такие там слова на их счет, что и пропечатать на нашем языке невозможно. Только по-французски…

Вера и Маша с трудом выбрались из толпы.

М а ш а (расхохоталась). Нравственный закон… Нравственный закон внутри нас!..

П р и с т а в.

 
Не Петербург кипит —
Самовар кипит,
Не народ бурлит —
Только пар валит.
 
 
Кто из чайной,
А кто в чайную,
Кто случайно,
А кто с отчаянья…
 

Вера постояла секунду и вдруг решительно направилась к возвышению, где расположен суд, и села на скамью подсудимых.

М а ш а (истошно). Вера!..

Бросились было за ней, но конвойные лязгнули шашками.

П р и с т а в. Теперь – стороны. Правая (указал на пюпитр прокурора) – и левая (указал на столик адвоката). А можно – наоборот. (Повернулся спиной к залу.) Теперь эта правая, а эта левая. (Опять повернулся.) А теперь эта левая, эта правая. Вот и разберись: правая – левая, а левая – правая. (Развел руками.) Стороны, что с них возьмешь. Вращаешься туда-сюда и чувствуешь себя повелителем сторон: что было лево, стало право, что было право, стало лево. Лицом к народу – защитник левый, задом к народу – прокурор левый. Как вращается, так и получается… Фу, голова закружилась. С кого же начать?.. (Вынул монетку.) Метнем на орла и решку? Орел, конечно, прокурор, ну а решка есть решка. (Подбрасывает монету.) Он! Решка!

И тут же высветился столик адвоката.

Итак, Коммерческий клуб. Бильярдная. Место, где всегда толкутся петербургские адвокаты.

Левая игровая площадка превратилась в бильярдную Коммерческого клуба.

А л е к с а н д р о в. …А-а, все это пустяки, господа. Сущая белибердистика.

М о л о д о й  а д в о к а т. Что вы, голубчик Петр Акимович! Вы такую речь произнесли, такую речь… Романс, господа!..

А л е к с а н д р о в. А вы бы ее на музыку положили да под фортепьяно… Нет, господа (развалился он в кресле), меня на такие процессы использовать – все одно что золотыми часами гвозди заколачивать. Слезы вызвать – дело нехитрое, каждый может. А вот, бывает, выйдешь, и речь в кармане лежит (похлопал он себя по фалде фрака), взглянешь этак присяжным в глаза, а перед тобой такие мордовороты сидят, что в душе теснение делается. Э, батеньки мои, думаешь, вас на сиропе не проведешь, вам другой напиток надобен, покрепче. И завернешь речугу, как Пушкин говорил, без предуготовления…

М о л о д о й  а д в о к а т. Импровизатор! Импровизатор вы, Петр Акимович, великий маг экспромта!..

А л е к с а н д р о в. Да полноте, господа, полноте. А то уж я невесть что про себя подумаю. Маг! Скажете такое!.. Вот, помню, был казус. Защищаю горбуна, жену убил. Железным аршином по основанию черепа. Перебил атлант, и – царствие небесное. Злость против него, ну… сами понимаете. Молодая, красивая, а тут монстр, Квазимодо. Вот такой коротышка. Из-за барьера не видно, один чуб дрожит. Встаю. Развернул речь, положил на стол. И тут словно бес какой одолел. Отодвинул речь в сторону и начал. «Господа судьи и господа присяжные заседатели!»…

Бильярдисты бросили игру.

Тут я выдержал небольшую паузу и повторил: «Господа судьи и господа присяжные заседатели». А потом переиначил: «Господа присяжные заседатели и господа судьи». И снова: «Господа судьи и господа присяжные заседатели». И пошел часто-часто: «Господа присяжные заседатели и господа судьи, господа судьи и господа присяжные заседатели…» И как только язык поворачиваться успевал. Ну, конечно, суд фраппирован, присяжные: «шу-шу-шу», председательствующий прерывает меня: «Господин адвокат!» А я опять: «Господа судьи, господа присяжные заседатели…» Председательствующий в крик: «Господин адвокат!..» А я ему в ответ: «Я вот по часам две минуты повторяю: «Господа судьи, господа присяжные заседатели», а вы уж терпение потеряли, негодуете. А подзащитный мой всю жизнь слышал: «Горбун, горбун, горбун…» И сел.

М о л о д о й  а д в о к а т. Нет слов, Петр Акимович! Нет слов!..

Вошел  а д в о к а т  с газетой.

А д в о к а т  с  г а з е т о й. Господа, сенсационное сообщение. Ранен Трепов.

1 – й  б и л ь я р д и с т. Какой Трепов?

М о л о д о й  а д в о к а т. Федор Федорович?

1 – й  б и л ь я р д и с т. Градоначальник?

А д в о к а т  с  г а з е т о й. Точно так, господа, генерал-адъютант, градоначальник, Федор Федорович.

1 – й  б и л ь я р д и с т. И кто покусился?

А д в о к а т  с  г а з е т о й. Барышня. Да как же ее, дай бог памяти… (справился, развернул газету), Засулич Вера Ивановна, девица, дочь штабс-капитана, слушательница акушерских курсов. (И прочел по газете.) «Преступница до сих пор хранит тупое и упорное молчание, но по проникшим в публику и печать сведениям, она состояла в ближайших отношениях с сосланным в Сибирь государственным преступником Боголюбовым, одним из участников студенческих волнений у Казанского собора».

1 – й  б и л ь я р д и с т. Противное дело. (И ударил кием по шару.) Неясность мотивов, истерия, какой-то дамский запрокидон… Нет…

2 – й  б и л ь я р д и с т. А по мне в самый раз. Романический посыл. Возлюбленного розгой по заднице, а она – пулю в обидчика, вдохновенная речь часа на полтора, дамы рыдают, присяжные из мещан украдкой смахивают слезу, и никто крови не жаждет… Одиннадцатого в угол. Николенька, голубчик, сними бедро с лузы… Вуаля!.. Нет, я бы от этого процесса не отказался.

1 – й  б и л ь я р д и с т. Грошовое занятие.

2 – й  б и л ь я р д и с т. А репутация на таких грошовых и строится. Решено, завтра же заявлю!

А л е к с а н д р о в. Поздно. В деле уже сидят.

1 – й  б и л ь я р д и с т. Кто?

А л е к с а н д р о в (поднимаясь из кресла). Да я, с вашего разрешения.

Молодой адвокат почтительно подал Александрову портфель, и Александров перешел на правую игровую площадку, изображающую тюремную камеру для свиданий. Там он сед за стол, привычно вытащил из портфеля папку с делом и принялся ждать.

П е р в ы й  к о н в о й н ы й. Встать!

Вера встала.

На свидание.

И Вера в сопровождении конвойных прошла на игровую площадку. При ее появлении Александров приподнялся и жестом пригласил Веру сесть. Вера села, сел и адвокат. Затем Александров сделал знак конвойным, и они сошли с игровой площадки, замерев невдалеке.

А л е к с а н д р о в. Ваши родные пригласили меня защищать вас в окружном суде. Зовут меня Петром Акимовичем, по фамилии Александров. (Он раскрыл папку.) Ну, начнем с богом. Могу сообщить вам обнадеживающую весть. И даже радостную. Трепов-то жив-живехонек. И – цок, цок! цок, цок! – разъезжает по Невскому.

В е р а (растерянно). Значит, суда не будет?

А л е к с а н д р о в. К сожалению, будет. Но положение наше – поскольку нет смертоубийства – сильно облегчается.

В е р а. Простите мою непонятливость. Значит, суд все-таки состоится?

А л е к с а н д р о в. 31 марта дело будет слушаться в окружном суде.

В е р а. Слава богу!

А л е к с а н д р о в. Воистину так! Ибо нам грозило разбирательство в особом присутствии, а это уж, милейшая Вера Ивановна, другой табачок… Я хотел бы вам задать ряд вопросов. Некоторые из них вам, возможно, покажутся нескромными, но поверьте, они вызваны не праздным любопытством, а необходимостью конструирования защитительной речи.

В е р а. Пожалуйста, пожалуйста. Я буду отвечать чистосердечно…

А л е к с а н д р о в. Скажите, Вера Ивановна, в каких отношениях вы состояли со студентом Боголюбовым?

В е р а. Простите, я не поняла вашего вопроса.

А л е к с а н д р о в. Хорошо. Имели ли ваши отношения с Боголюбовым, так сказать, перспективу завершиться брачным союзом?

В е р а. Я, наверное, совсем глупая. Но я действительно ничего не понимаю. О каком брачном союзе, о каких отношениях вы спрашиваете? Я не знакома с Боголюбовым.

А л е к с а н д р о в. Я предупреждал вас, что вынужден буду задавать нескромные вопросы.

В е р а. Да не знаю я Боголюбова. Ей-богу же, не знаю. В глаза никогда не видела.

А л е к с а н д р о в (даже растерялся). Вот те фунт. А почему же вы стреляли в Трепова?

В е р а. Потому что он высек Боголюбова. Об этом было в газетах.

А л е к с а н д р о в. А вам-то что до этого?!

В е р а. То есть как – что?.. А вас это не касается?

А л е к с а н д р о в (после паузы). Смотря с какой точки…

В е р а. Да с какой угодно! С нравственной, с моральной, с божеской, с человеческой!..

А л е к с а н д р о в. Стало быть, ваш выстрел не акт личной мести?

В е р а. Конечно… Это крик души.

А л е к с а н д р о в (помолчав). Отлично. Тогда дело обстоит иначе. Вы узнали об этом постыдном инциденте, и ваша впечатлительная натура не смогла противостоять ослепившему вас гневу… Вы находились в состоянии аффекта!.. Вы схватили револьвер и, не имея минуты холодным рассудком скорректировать свои действия…

В е р а. Почему не имея минуты? Почти полгода я ненавидела себя за то, что не могла решиться на это.

А л е к с а н д р о в (пораженный). Вы полгода вынашивали мысль об убийстве Трепова?

В е р а. Да никто не собирался его убивать!

А л е к с а н д р о в. Но вы же стреляли в него. Зачем?!

В е р а. Чтобы ударить в набат!

А л е к с а н д р о в. Так. (Он долго молчал, расхаживая по камере, потом остановился над сидевшей Верой и тихо сказал.) Многоуважаемая Вера Ивановна, все, о чем вы мне сейчас так взволнованно говорили, не должно выйти за пределы этой камеры. Поверьте мне, опытному человеку, зубы съевшему на судейских делах, что единственная версия, которая может привести к сравнительно мягкому приговору, это версия романтическая, когда замешаны сердечные чувства, трепетная история любящей души, которая ради мести за оскорбленную честь друга способна пойти на крайность и идет на крайность. Это человечно, это убедительно, это может растрогать присяжных. И на этом, Вера Ивановна, мы с вами и остановимся.

В е р а. Прикажите проводить меня назад в камеру.

А л е к с а н д р о в. Голубушка Вера Ивановна, милая моя. Я вам в отцы гожусь, мне позволительно такое обращение. Подумайте. Приняв мою интерпретацию дела, мы прежде всего сохраняем вам жизнь. А не это ли самое важное? Сохранить жизнь!.. Я понимаю, бросить себя под колесницу истории – это прекрасный и возвышенный удел немногих. Но вы еще так молоды, так вдохновенны. Вы решили посвятить себя борьбе за справедливость, и бог вам в помощь! Но для того чтобы посвятить чему-нибудь жизнь, надо иметь ее, эту жизнь… Словом здравого смысла заклинаю вас, Вера Ивановна, сохраните себя для грядущих свершений!

В е р а (тихо). Я могу отказаться от ваших услуг?

А л е к с а н д р о в (сухо). Как вам угодно.

В е р а. Мне так угодно.

А л е к с а н д р о в. Осмелюсь, однако, спросить, чем вызвано это решение?

В е р а. Мне не нужно сочувствие присяжных. Мне нужен гласный суд и общественное мнение!

А л е к с а н д р о в. Теперь послушайте, что я вам скажу. Государь проявил по отношению к вам редкостное великодушие. Он не захотел губить вашу юную жизнь и повелел рассматривать дело не в особом присутствии, а в суде присяжных. Клянусь, это так. Мне об этом доверительно сообщили. Тем самым он исключил из трактовки вашего поступка все политические мотивы. Отталкивать милосердно протянутую руку самодержца не только неразумно, но и неблагодарно.

В е р а. Вы ничего не поняли, Петр Акимович. Исключение из моего дела политических мотивов есть не милосердие государя, а боязнь государя думать, что в моем поступке есть политические мотивы. И если вы хотите быть моим адвокатом, то ваша задача – довести это до сведения…

А л е к с а н д р о в. Кого?

В е р а. России.

А л е к с а н д р о в (встал). Разрешите откланяться.

В е р а. Прощайте.

И Александров вышел. Он сошел со сценической площадки и, скрестив руки на груди, долго смотрел, как конвойные выводили Веру из тюремной камеры, как ее медленно провели назад, на скамью подсудимых, как Вера села на скамью и как конвойные, лязгнув шашками, замерли по сторонам. Но и тогда Александров не ушел.

П р и с т а в. Есть у меня старичок знакомый. На Васильевском живет. Как раз за университетом, по Первой линии маленький домик. Чудной старик, ноги у него чуть ходят. Лето все на лавке сидит: «Ой, ломит, ой, ломит!», а как зима, как морозы каленые, что воробьи падают, – валенки наденет, в тулупчик завернется – и на Неву, сядет у проруби, рыбу ловит… Ну, а Петр Акимович после этого случая напился, куражился бог знает сколько времени, а потом решил голову продуть. Взял удочки и к Неве. Там они с моим старичком и встренулись. «Ну, что, ваше благородие, пустенько?» – спрашивает мой старик. «Пустенько, дед, пустенько». – «Не хочет рыбка, чтоб ее ловили», – говорит дед. А Петр Акимович не гордится, разговор поддерживает: «Да, говорит, не хочет». А старик разговорился, спасу нет. «Вот уж воистину сказано, ищет рыбка, где глубже, а человек – где лучше».

А л е к с а н д р о в. Тьфу! Какая пошлая философия.

П р и с т а в. Это уж испокон веку. И я так, и вы так, и деды так, и внуки так.

А л е к с а н д р о в. Врешь, дурак! (И, решительно поднявшись на судейское возвышение, сел за адвокатский столик.)

П р и с т а в. Вот спасибо. Ты к человеку с полным сочувствием, а тебе взамен дурака врежут… Ну, обвиняемая есть, адвокат есть. Суда нет!

Дзинь-дзинь! – осветилось кресло председательствующего. Дзинь-дзинь! – д в а  ливрейных  л а к е я  вынесли на игровую площадку две дворцовые тумбы.

Дзинь-дзинь! – еще  д в а  л а к е я  вынесли жирандоли с хрустальными подвесками – и, установив их, вытянулись по бокам.

П р и д в о р н ы е  заполнили площадку. Престарелый граф  Х р е п т о в и ч, обер-камергер его величества, не спеша подошел к облаченному в парадный мундир судебного ведомства  м о л о д о м у  ч е л о в е к у.

Х р е п т о в и ч. Вы нынче представляетесь государю?

М о л о д о й  ч е л о в е к. Да. Я уведомлен официальным письмом управляющего канцелярией.

Х р е п т о в и ч. Ваше имя, звание и должность?

М о л о д о й  ч е л о в е к. Кони Анатолий Федорович, дворянин, председатель Петербургского окружного суда.

Х р е п т о в и ч. Это в ваших-то летах?

К о н и. Я не искал этого назначения, ваше сиятельство.

Ф о н  П а л е н. Это, граф, моя вина. Я настоял перед государем. Моя вина, а его беда.

К о н и (улыбнулся). Вот уж и беда. Свой долг я исполняю с удовольствием.

Х р е п т о в и ч. Федор Федорович! Драгоценный вы мой!.. Как самочувствие?

С т а р ы й  г е н е р а л (подходя). Ба, Федор Федорович!.. Нуте-с, нуте-с… Молодцом, молодцом! Пуля насквозь прошибла, а он орлом глядит.

Т р е п о в. Да не совсем чтобы насквозь, ваше высокопревосходительство, а до половины прошибло.

С т а р ы й  г е н е р а л. Вот они, наши старые дубы! Их и так и сяк, и словом, и пулей, а они стоят неколебимо и лишь красоту и величие свои умножают. Разрешите облобызать вас, красавец мой!..

Т р е п о в. Помилуйте, ваше высокопревосходительство. Такие комплименты!..

Целуются.

Х р е п т о в и ч. Что же, однако, делать, чтобы эти засуличи не повторялись?

К о н и. Не сечь.

Т р е п о в. Вот вы все шутите, господа, а государь очень обеспокоен нравственным состоянием молодых умов, революционными настроениями.

С т а р ы й  г е н е р а л. Вся зараза идет из Швейцарии.

Ф о н  П а л е н. Надо лишить пропаганду почвы, вырвать с корнем ее побеги, погасить ее очаг.

К о н и. Иными словами, объявить войну Швейцарии?

С т а р ы й  г е н е р а л (расхохотался). Пиф-паф!..

Т р е п о в. А как полагаете вы?

К о н и. Чтоб повлиять на ум и душу молодого человека, отвлечь его от ложной и опасной революционной доктрины, нужно прежде всего улучшить наше собственное законодательство. Иначе и впредь молодое поколение будет оборачиваться туда, где вместо слов предлагают дело, и бросаться в объятия революционера, на знамени которого написаны весьма заманчивые для молодого сердца слова.

П р и с т а в. Его императорское величество самодержец всероссийский, царь польский, великий князь финляндский и прочая, и прочая, и прочая!..

Дзинь-дзинь! – выбежали  а р а п ч а т а  и замерли в поклоне, образуя проход. На площадку поднялся  г о с у д а р ь. В узеньком уланском мундире с грациозно сгибающейся талией, он шел вяло – колеблющейся походкой. Все почтительно склонились.

А л е к с а н д р  II. А, Федор Федорович? Рад вас видеть. Как здоровье?

Т р е п о в. На ногах, ваше величество. На ногах. И горд тем, что под сердцем ношу пулю, увы, для вас предназначавшуюся.

Ответ государю не понравился, недовольная гримаса пробежала по его лицу, он быстро отошел от Трепова и приблизился к месту, где стоял Кони.

Х р е п т о в и ч. Разрешите представить вашему величеству дворянина Анатолия Федоровича Кони, председателя Санкт-Петербургского окружного суда.

А л е к с а н д р  II. Граф Пален лестно отзывался о вашей деятельности. Я доволен вами.

К о н и. Счастлив, ваше величество, что моя деятельность, опирающаяся на знания и совесть, заслужила высочайшее одобрение.

А л е к с а н д р  II. Вот на эти ваши достоинства – знания и совесть – мы и рассчитываем, передавая столь важное дело на рассмотрение суда присяжных.

К о н и. Осмелюсь спросить, что имеет в виду ваше величество?

А л е к с а н д р  II. Я имею в виду дело Засулич.

Кони поклонился, покинул игровую площадку и занял свое место за столом суда.

Дзинь-дзинь – осветились судейские кресла по обе стороны от кресла председательствующего.

По авансцене проходит  р ы ж и й  к л о у н. П р и с т а в  ставит ему подножку, рыжий падает.

П р и с т а в. Здравствуй, Бим!

Р ы ж и й. Здравствуй, Бом!

П р и с т а в. Как ты поживаешь?

Р ы ж и й. Как все. Падаю и поднимаюсь, поднимаюсь и падаю. Я поживаль очень карашо.

П р и с т а в. Почему же ты поживаешь очень хорошо, если все поживают не очень хорошо?

Р ы ж и й. Я поживаль очень карашо, потому что я сталь изобретатель.

П р и с т а в. Ты стал изобретателем? И что же ты изобрел?

Р ы ж и й. Я изобрель аппарат.

П р и с т а в. Ты изобрел аппарат? Какой аппарат?

Р ы ж и й. Я изобрель управляющий аппарат.

П р и с т а в. И чем же он управляет?

Р ы ж и й. Чем прикажут, тем и управляет.

П р и с т а в. Чем прикажут, тем и управляет? Покажи мне этот аппарат.

Рыжий выворачивает свои огромные карманы и вытаскивает пузырь.

Ха-ха-ха!.. Бим, ты дурак! Это же обыкновенный пузырь! (Дает рыжему затрещину.)

Р ы ж и й. Ха-ха-ха… Это ты дурак! Каждый пузырь, если его надуть до огромных размеров, превращается в аппарат. (Надувает пузырь и бьет пристава пузырем по голове.)

П р и с т а в. А он не лопнет?

Р ы ж и й. Аппарат надо крепко держать в руках. Тогда не лопнет.

П р и с т а в. А что он умеет делать, твой аппарат?

Р ы ж и й. Молчать и кивать. (Дергает за нитку, пузырь кивает.)

П р и с т а в. Молчать и кивать? Какой совершенный аппарат!.. А сидеть твой пузырь может?

Р ы ж и й. Не хуже других. (Поворачивает пузырь и показывает нарисованный на нем зад.) Было бы место!..

П р и с т а в. Бим, дорогой, подари его мне. У нас в представлении есть место: бессловесная роль – член суда. Надо молчать и кивать, кивать и молчать.