Текст книги "Летопись мужества"

Автор книги: Илья Эренбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

1943 год

14 января 1943 года

Забавно в эти дни слушать немецкое радио. Даже голоса дикторов, и бодрячка Ганса Фриче, и нахального Хау-Хау, и специалиста по запугиванию французов доктора Франка, выдают смущение. Эти господа стали философами. Их больше не интересует земля. Еще три месяца назад они сыпали названиями небольших станиц или аулов, теперь они сухо говорят о «пространстве между Доном и Кавказом». Они предлагают немцам вместо географии заняться историей. Они трогательно вспоминают прошлую зиму: как трудно было тогда Германии! Они подсказывают: после зимы обязательно приходит весна. Но зимы не похожи одна на другую.

Говоря о поражении немцев под Москвой, генерал Жуков мне сказал: «Немецкую армию развратила легкость успехов». С тех пор прошел год. Мы многому научились. Следовало полагать, что многому научились и наши противники. Год тому назад они могли ссылаться на неожиданность. Характер русского отпора им тогда был нов. Они не знали условий зимней кампании в России. Наконец, в прошлом году была ранняя и необычайно суровая зима. Гитлер мог свалить вину на природу. Не то теперь. На Кавказе – дожди. На Дону – метели. Сами немцы говорят, что «погода не благоприятствует наступающим». Правда, иногда немецкие корреспонденты бубнят о тридцати и даже сорока градусах мороза, но это следует отнести не к данным термометра, а к внутреннему состоянию отступающих.

Русское наступление, начавшееся в конце ноября, не только не слабеет, оно развивается. Мы видим теперь плоды ноябрьских и декабрьских боев. Окружение сталинградской группы немцев определило характер зимней кампании. Неудивительно, что немцы пытались во что бы то ни стало спасти окруженных: в кольце не только люди, но и материальная часть двадцати двух дивизий. Каждый день наши части сжимают кольцо, берут пленных. Окруженные дивизии агонизируют.

Некоторые иностранные обозреватели пишут, что немцы на Кавказе отходят, боясь быть отрезанными. Между тем немцы на Кавказе оказывают упорное сопротивление. Они отступают в итоге отчаянных боев. Лучшим опровержением «добровольного отступления» немцев служат пижамы, в которых застали наши кавалеристы немецких штабных офицеров на одном из кавказских курортов. В трудных условиях горной войны немцев гонят по двадцать – тридцать километров в сутки. Еще недавно они были возле Владикавказа. Теперь (13 января) наши части уже недалеко от Ставрополя.

Отчаянно обороняются немцы и на Дону. Бои в направлении Сальска носят исключительно упорный характер. Здесь Гитлер защищает не только свою добычу – Кубань, но и немецкие дивизии, находящиеся между Кавказом и Доном. Однако наши части продолжают продвигаться вперед.

Вчера Рим сообщал: «Атаки русских на Минеральные Воды отбиты». А между тем Минеральные Воды уже в тылу у наших частей. Берлин говорит о том, что Великие Луки «освобождены от русского окружения». А между тем в Великих Луках уже выходит советская газета. Еще никогда немцы так не лгали, как теперь. Это говорит о душевном состоянии Германии.

Немцы пытаются объяснить себе, откуда у русских солдаты, откуда у русских танки. Они путаются в объяснениях. Они ведь уничтожили Красную Армию на бумаге. Теперь эта «уничтоженная армия» их гонит на запад. Они уже готовили переселенцев для Дона, колонизаторов для Кисловодска. Они аккуратно делили шкуру медведя. Теперь пусть не пеняют на судьбу: переселенцы переселены под землю, колонизаторы заселяют лагеря для военнопленных.

Откуда у русских солдаты? Немцы, видимо, забывают, что Россия велика, что Сибирь дерется за Украину, что с Кавказа гонят немцев не только кавказцы, но и уральцы, что на Дону сражаются узбеки и киргизы. Или, может быть, Гитлер думал, что узбеки и киргизы будут сражаться за торжество германской расы? Откуда у русских солдаты? Это все равно что спросить, откуда в России люди. Чудес нет. Против немцев сражаются обстрелянные солдаты, уже сражавшиеся против них в прошлом году, на бумаге уничтоженные, на самом деле живые, проделавшие отступление и дождавшиеся дней расплаты. Против Гитлера сражаются и новые: Россия не скупилась, не скупится на жертвы. Мы воюем, и воюем всерьез. Откуда у нас танки? Я видел заводы, которые выросли на пустом месте. Я видел женщин и подростков, которые работают лучше, чем работали до войны опытные рабочие. Нужна только воля. Можно обладать замечательной индустрией и топтаться на месте. Можно обладать сотнями дивизий и ждать. Чудес нет. Но если угодно, назовите чудом тот накал чувств, который позволяет России сражаться одной против Гитлера и его вассалов, потеряв Украину, Донбасс, Кубань, готовить оружие, кормить свои армии – и не только обороняться, но гнать врага.

В 1941 году у нас не было боевого опыта. Мы учились воевать воюя. В сообщениях Информбюро мы находим имена генералов, чьи части отличились в последних операциях. Я встречал некоторых из этих генералов на различных фронтах. Военный талант, как и талант художника, зреет при сопротивлении материалов. Генерал Рокоссовский после зимнего наступления на Истру узнал трудности боев за Сухиничи. Он пережил и летнее наступление Гитлера. Победу не лепят из глины, ее высекают из камня. Генерал Еременко пережил и Смоленск, и Брянск, и Орел, и наше наступление на Калининском фронте, и оборону Сталинграда. Так подготовлялись в умах и сердцах операции этой зимы. Я знал генерала Родимцева майором, я видел десятки прекрасных полковников, подполковников, майоров, которые овладели сложностью военного дела на войне. Когда Гитлер уверял мир и себя, что Красная Армия кончается, она рождалась как большая творческая сила.

Мы не будем заниматься, подобно Гитлеру, истреблением немецкой армии на бумаге. Противник еще силен. Он еще держит в своих руках огромные территории. Его армия еще не расшатана. Лоб у немцев крепкий. Но поражения этих недель могут стать решающими, если наше наступление прозвучит как боевой сигнал для наших союзников.

Летом в самые трудные дни я писал в «Красной звезде», обращаясь к командирам Красной Армии: «Что необходимо для победы? Одни скажут – материальные ресурсы, другие – живая сила, третьи – хорошее вооружение. Для победы необходимо все. Но всего важнее для победы время: не пропустить часа. Каждый командир должен чувствовать время, как будто перед ним огромный циферблат. В этом – чудо координации, в этом и залог победы». Последние военные операции показали, что Красная Армия достигла координации. Но достигли ли координации силы антигитлеровской коалиции? Поняли ли все, что значит время? Часы могут убаюкивать. Часы могут и будить.

Немцы вспоминают теперь прошлую зиму. Нужно углубить их воспоминания. Почему бы им не напомнить о 1918-м? Это, кстати, юбилей: четверть века тому назад. На стенах Парижа и Праги мелом невидимая рука ставит «1918». С какой охотой мы напишем эту цифру кровью фашистов на полях боя! 1943-й может стать 1918-м. Для этого нужно то, о чем столько говорили прошлым летом: второй фронт. Его ждет Европа. Его ждет мир.

19 января 1943 года

Прошлой осенью немецкая газета «Берлинер берзенцейтунг» писала: «Мы возьмем Петербург, как мы взяли Париж». Немецкие биржевики хвастали. Они не взяли Парижа. Они вошли в Париж, как в гостиницу: нашлись швейцары, которые распахнули перед ними двери. Но Ленинград не гостиница. Ленинград – гордость России. Год тому назад обер-лейтенанты обдумывали, где они разместятся: в Зимнем дворце или в «Астории». Их разместили – в земле.

Ленинград для нас больше чем город. Дважды с него начиналась история России. Здесь избяная Русь стала великой державой. Все в нем гармонично – вода и камень, небо и. туманы. Его воспели Пушкин, Гоголь, Достоевский, Блок. Больше года каждый вечер мы в тоске думали: что с Ленинградом? Мы молчали: у нас был на груди камень.

В немецком военном учебнике я как-то прочитал: «Ленинград не защищен никакими естественными преградами». Глупцы, они не понимали, что Ленинград защищен самой верной преградой – любовью России.

Кого только не посылал Гитлер на приступ Ленинграда! Здесь побывали и горные егеря, и «Голубая дивизия» испанцев, и дивизии СС, и полицейские батальоны, и финны, и телохранители фюрера. Свыше года шли бои за город.

Под Ленинградом сражались все народы России. Русский, ленинградский слесарь Чистяков лежал у пулемета, отбивая атаку немцев. Кончились ленты, он взялся за автомат. Опустели диски, он схватил гранаты. Он говорит: «Не начни они отходить, я бы задушил их руками». Трижды раненный украинец Петр Хоменко продолжал сражаться и в рукопашном убил одиннадцать немцев. Окруженный врагами, еврей радист Рувим Спринцон передал: «Огонь по мне». Сотню фашистов перебил узбек Рахманов, а последнему разбил голову пулеметом.

Город Пушкин раньше назывался Царское Село. Это русский Версаль, город дворцов и парков, город, где юный Пушкин повстречался с музой. Вот что приключилось в Пушкине три месяца тому назад. Машина, в которой ехал гитлеровский генерал, взорвалась. Это сын банщика, восьмилетний Женя Олейников, бросил в автомобиль ручную гранату. Немецкий солдат схватил мальчика и ударил его головой о дерево. Мать и отца Жени немцы расстреляли, дом сожгли. Но они не сожгли и не могли сжечь то великое чувство, которое поддерживало Ленинград в самые страшные дни, то чувство, которое заставило малыша взять в руки гранату.

Немцы терзали прекрасный город бомбами и снарядами. Но женщины Ленинграда под огнем продолжали работать, они делали патроны и гранаты для своих мужей.

Немцы пытались взять город измором. Прошлая зима была для жителей Ленинграда бесконечно трудной. Не было света, не было дров, не было воды, не было хлеба. Летом старшина Степан Лебедев показал мне письмо, которое он получил от своего двенадцатилетнего сына: «Папа, ты, наверно, знаешь, что зима была у нас очень тяжелая. Я тебе пишу всю чистую правду, что мамочка умерла 14 февраля. Она очень ослабла, последние дни не могла даже подняться. Папа, я ее похоронил. Я достал салазки и отвез, а один боец мне помог, мы до ночи вырыли могилу, и я пометил. Папа, ты обо мне не беспокойся, у нас теперь полегчало, я крепкий, учусь дома, как ты приказал, и работаю, мы помогаем на ремонте машин. А Ленинград они не взяли и не возьмут. Ты, папа, счастливый, что можешь их бить, ты отомсти за мамочку…» Прочитав письмо, я заглянул в глаза старшины Степана Лебедева. Они горели суровым огнем, и я понял; это – глаза России. Мы никогда не забудем про муки Ленинграда. Возмездие еще впереди.

На выручку пришла Россия. Прошлой зимой по льду Ладоги грузовики везли хлеб Ленинграду. Летом моряки перевозили груз. Летчики над вражескими орудиями проносили муку, лекарства, письма. Настала вторая осень осады. Герои проложили по льду колею. Немцы накинули на шею Ленинграда петлю, но Россия не дала им затянуть узел.

Вчера был незабываемый вечер. Мы узнали, что петля рассечена. Путь на Ленинград свободен.

Синявино, Рабочие поселки – эти имена говорят о горячих боях, о тысячах подвигов. Четырнадцать километров казались непроходимыми: ведь немцы укрепили каждый метр. Каждая пядь земли была у них фортом. Красная Армия пробила путь своей грудью. Она сняла осаду с Ленинграда. Она сняла камень с сердца России.

Наше наступление подобно великой очистительной буре. С каждым днем эта буря растет, ширится, охватывает новые фронты. Она валит преграды. Что-то треснуло в сердце вчерашних завоевателей. Слов нет, немцы еще отчаянно сопротивляются. Но минутами их сопротивление уже напоминает упорство самоубийцы.

Наверно, Геббельс придумает сейчас, как подать немцам прорыв ленинградской блокады. Ложь германского командования рассчитана на непритязательных. Семнадцать дней уверяли, что Великие Луки в руках немцев. Потом даже заявили, что немецкая выручка пришла на помощь осажденному немецкому гарнизону. Теперь уверяют, что «немецкий гарнизон, улучив удобную минуту, вырвался из Великих Лук». Мы знаем, куда он «вырвался», – в могилу.

Фюрер пожаловал генералу фон Паулюсу дубовые листья к рыцарскому кресту. Дубов под Сталинградом нет. Но, согласно русскому обычаю, Красная Армия приготовила и фон Паулюсу, и его солдатам, агонизирующим под Сталинградом, осиновый кол.

Мы начали облаву на волка. Мы ждем, что звук рога дойдет да наших друзей. Нельзя терять время. Из Норвегии, из Югославии, из Голландии каждый день прибывают в Россию новые немецкие части. Гитлер штопает свой рваный кафтан. Гитлер обнажает свой, еще целый бок. Мы зовем друзей не на помощь. Мы зовем их на облаву: не дать уйти волку.

2 февраля 1943 года

О силе и слабости врага должны знать не только штабы. О силе и слабости врага должны знать также народы. Мы не преуменьшали и не преувеличиваем силы гитлеровской Германии. Когда прошлой зимой некоторые иностранные газеты каждый день за нас «брали» то Орел, то Курск, мы удивлялись их слепоте. Теперь Германия значительно слабее, нежели год тому назад. Силы Германии далеко не исчерпаны. Однако есть серьезный признак ослабления Германии: это лихорадочная переброска немецких дивизий с запада на восток.

В кармане одного пленного солдата лежал номер «Гамбургер фриденблатт» с воскресным приложением. Развернув газету, я прочитал, после длинных описаний «бедственного положения Чили» и весьма краткого описания боев на Дону, среди различных советов немецким хозяйкам, рассказ о том, как можно залатать порванную рубашку, укоротив ее или «даже вырезав на спине куски, необходимые для воротничка». Пленный тем временем чесался и грелся. Он еще не привык к русской зиме: рождество он встречал в Альмене. Это солдат 27-й танковой дивизии, которая 10 января прибыла на Воронежский фронт из Альмена.

Таким образом, этот пленный тоже «кусочек, вырезанный из спины», которым Гитлер хочет залатать зияющую дыру.

Я не знаю, где второй фронт – в далеких мечтах или в близких проектах. Но передо мной немцы, которые должны были сражаться против второго фронта. Они заполнили наши лагеря для военнопленных. Всем памятен разгром 6-й танковой дивизии у Котельникова. Это дивизия прибыла в конце ноября из Перпиньяна. Офицеры с грустью вспоминают сладкое «рансио». Теперь остатки 6-й танковой дивизии спешно пополняются.

7– я танковая дивизия попала на Юго-Западный фронт прямо из Марселя. Пленный лейтенант говорит мне: «Мы думали, что должны держать побережье против возможного десанта. Но вдруг приказ -грузиться. Узнав, что мы едем в Россию, мои солдаты приуныли. Но мы, офицеры, понимали, что положение серьезное, и старались это объяснить солдатам».

Я имел возможность почитать свежие номера французских газет – их привезли пленные немцы. Вот «Пари суар» от 6 января. Он обнаружен в чемодане немецкого фельдшера из 34-й пехотной дивизии. До последнего времени эта дивизия находилась в Ла-Рошеле. Оттуда же прибыла 708-я «куцая» немецкая дивизия. Обе эти дивизии теперь находятся на Центральном фронте.

320– ю пехотную дивизию взяли из Шербура, 302-ю из Дьеппа, 304-ю из Дюнкерка. Пленные рассказывают о воздушных бомбардировках, о страхе перед «командос», о том, что «французы осмелели». Против кого держал эти дивизии Гитлер? Каждый понимает: против призрака второго фронта. Он держал их, пока он мог прикидывать, подсчитывать, предугадывать. Теперь он бросил эти дивизии к Купянску, к Изюму, чтобы попытаться остановить наше наступление.

Жена спрашивает в письме лейтенанта Аугуста Шнитцера: «Взял ли ты с собой норвежский чемодан?» Лейтенант взял чемодан и погиб возле Синявина при прорыве блокады Ленинграда. Чемодан остался… На Волховском фронте сражается 69-я пехотная дивизия, в ноябре прибывшая из Бергена. Газеты часто пишут, что «немцы боятся удара по северу». Но, очевидно, Гитлер боится действительных ударов, а не предполагаемых, если он перебрасывает к Ленинграду норвежские гарнизоны.

Из Остенде Гитлер перебросил на Юго-Западный фронт 306-ю пехотную дивизию. Из Франции в декабре прибыла 337-я дивизия на Западный фронт.

Таким образом, за шесть недель Гитлер перебросил из Франции 3 танковых и 6 пехотных дивизий, из Бельгии одну пехотную дивизию и одну из Норвегии.

Кроме того, германское командование бросило на наш фронт новые дивизии из Германии. На Юго-Западном фронте появилась 401-я дивизия из Кенигсберга, на Центральном фронте 404-я дивизия из Дрездена и 406-я из Мюнстера.

Лейтенант Бернгардт Эббинг, убитый на Волховском фронте, в своем дневнике рассказывает, как ему пришлось променять синюю форму авиации на серо-зеленую пехоты. Перед бывшими механиками и персоналом аэродромов выступил Геринг, который сказал: «Фюрер просил меня выделить людей, чтобы помочь братскому виду оружия – пехоте. Мы должны заполнить потери, причиненные боями на востоке. Военно-воздушный флот создает из своих рядов боевые пехотные полки». Действительно, на наш фронт прибыли новые дивизии, составленные из двух полков каждая, – 1-я, 3-я, 6-я, 7-я, 8-я, 9-я, 10-я «авиаполевые дивизии». Пришлось с неба спуститься на землю.

Когда Гитлер еще надеялся спасти 6-ю армию, он перебросил в Россию немало транспортных самолетов из Сицилии, с юга Италии, из Германии. Теперь число окруженных весьма сократилось. Ликвидация небольшой группы в заводской части Сталинграда – вопрос часов. Небольшая группа, втиснутая на крохотном участке между Воронежем и Касторным, тоже обречена. Однако Гитлер не отправляет сколько-нибудь значительного количества транспортных самолетов на запад. Может быть, он предвидит новые окружения?

Остается добавить, что ни одна боеспособная часть не отведена с Восточного фронта в Германию и не переброшена на запад.

Я неоднократно рассказывал о разгроме немецких вассалов. Надо прямо сказать, что вассалы «живописнее» – в них нет монотонности серо-зеленых фрицев… Но эти живописные картинки не должны заслонять от нас основной силы – германской армии. Я прочитал статью одного французского обозревателя, которого я чрезвычайно уважаю. Этот обозреватель пишет: «Под Воронежем лежат десять тысяч трупов, среди них ни одного немца, все итальянцы, румыны, венгры, словаки». Это, пожалуй, чересчур живописно и притом неверно. Под Воронежем действительно много трупов, причем на одного убитого венгра приходится два-три убитых немца. Ни румын, ни итальянцев, ни словаков на этом участке фронта не было и нет. Словаки на Северном Кавказе, там же некоторое количество румын. Румыны и итальянцы имеются на Южном фронте, итальянцы на Юго-Западном. Основные удары Красной Армии направлены против немцев.

Я не хочу вещать и гадать. Я не знаю, найдутся ли у Гитлера силы, чтобы остановить наше наступление. Одно бесспорно: все силы Гитлер кинул теперь в Россию. Это известно нам. Это известно и нашим друзьям…

Прорех теперь много: у Гитлера спина голая – как у старого немца, чья супруга последовала домовитому совету «Гамбургер фриденблатт».

21 февраля 1943 года

Касторное нельзя забыть. Цифра в сводке остается только цифрой. Здесь цифра становится видением Гойи. Поземка то засыпает трупы, то обнажает новые. Дрожит чудом уцелевшее пенсне на носу у немца. А туловища нет. Соломенные валенки и сложные оптические приборы, ящики с французским шампанским и раскрытые животы, тысячи и тысячи немцев, расплющенные танками, кожаные рукавицы шоферов, окрошка из «мерседесов», «бьюиков» и «рено», портреты Гитлера, забрызганные мозгами, красная на снегу кровь, три километра железного лома и нашинкованного человеческого мяса. Таково зрелище Касторного.

Почему Гитлер не объявил «дня траура» по своей второй армии? Ее судьба ненамного лучше судьбы шестой немецкой армии. В Сталинграде немцы пережили первое окружение, в Касторном – второе. Командовавший 13-м немецким корпусом генерал Штром молил о помощи. Командующий второй армией генерал-лейтенант фон Зальмут ответил: «Помощи оказать не могу. Расстреливайте паникеров. Старайтесь дойти до Курска». Легко было это сказать, труднее выполнить. Как мог генерал Штром расстреливать паникеров, когда его офицеры разбежались кто куда?

Для суеверных людей – забавная картина: дорогу Касторное – Курск немцы обозначали цифрой 13. По ней шли остатки разбитого 13-го корпуса. Генерал Штром засел в стоге сена и кричал: «Достаньте продовольствие» Но немцы обходили деревни. Об их душевном состоянии может рассказать пятнадцатилетний Коля из деревни Кшеня, который взял в плен восемь немецких офицеров и трех солдат. Штабной офицер Штрома Зинскер возле Щигров зашел в избу и сказал хозяйке: «Зовите русских – сдаюсь».

Я проехал по этой дороге. Уцелели столбы с цифрой 13. Разбитые машины. Трупы немцев.

Когда я приехал в Щигры, город был пуст. Русские войска уже прошли дальше на запад. Горели дома, подожженные фашистами. На главной площади валялись обрывки портретов Гитлера. Голодные жители ели консервы, брошенные немцами, – французскую спаржу и португальские сардинки. В городском парке шеренгами белели четыре тысячи крестов со свастикой: немецкое кладбище.

Гитлер приказал генералу Шнейдеру во что бы то ни стало удержать Курск. В городе был гарнизон. Немцы подвезли свежие части. Два егерских батальона были переброшены из Восточной Пруссии в транспортных самолетах. Примерно в десяти километрах на восток от Курска проходила степью немецкая оборона.

Однако разбитые части у Воронежа и у Касторного напугали курский гарнизон. Немцы расстреливали венгров на глазах у жителей. Венгерские кавалеристы меняли лошадей на фунт хлеба. Я видел на стенах Курска приказ коменданта: «Жителям города запрещается впускать венгерских солдат в дома». Но и немцы, выбравшиеся из Касторного, были настроены весьма посредственно. Они кричали, что Курску грозит окружение.

После взятия Золотухина и Белгорода немцы в Курске остались без железных дорог. У них был один путь – шоссе на Льгов. Русские захватили Фатеж и перерезали шоссейную дорогу на Льгов. Фатеж был хорошо укреплен немцами, но Красная Армия быстро овладела городом. Лейтенант Барзенов, переодевшись в крестьянский костюм и взяв документы «старосты», накануне штурма проник в город. Он изучил расположение немецкой обороны. В Курске царила паника. Немцы пытались вывезти все, что могли. Многого они не вывезли.

Я приехал в Курск из Золотухина. Около пятидесяти километров мы ехали по шпалам. Вот и вокзал. Немцы его успели взорвать. Но они не взорвали тысячи вагонов с добром. Здесь и снаряды, и французское вино, и орудия, и бумага, и машины. Пассажирский состав. Вагончики с французскими надписями: «Государственная железная дорога – восточное направление», – в них приехали немецкие офицеры. Убегали они уже пешком…

В Курске немцы взорвали почти все большие здания – больницы, школы, театр, цирк, высокие жилые дома. Но мост они не успели взорвать: подвесили авиабомбы, а взорвать не успели.

Горели дома. Шли уличные бои. В боях погиб любимец солдат – полковник Перклевский, который шел в боевых порядках. Наконец сопротивление немцев было сломлено. Не останавливаясь, наши части двинулись на запад. Два дня спустя торжественно похоронили героя-полковника. Улицы освобожденного города были полны толпой. Вышла газета. Начиналась жизнь. А впереди шли новые бои. Немцы бросили свежие части. Я видел пленных. Это крепкие парни двадцати – двадцати двух лет из «гитлерюгенд». Они кусались, когда их схватили. Они еще не воевали. Они еще верят в победу Германии. Они ведь не знают, что такое Сталинград или Касторное.

Вероятно, генерал Шнейдер и генерал фон Блюм изумились бы, увидев генерал-лейтенанта Ивана Даниловича Черняховского, чьи войска освободили Воронеж и Курск. Генералу Черняховскому всего 36 лет. Танкист. Вырос в семье железнодорожника. Его дипломная работа была посвящена предтече танка «Т-34». Знает хорошо французский язык. Крепкий телом и тонкий умом. Его биография похожа на путь танка, который преодолевает все препятствия.

Я описал, что видел. Возможно, спросят: в чем же тайна русского наступления? Отвечу: в моральной силе Красной Армии. Пятьдесят лет тому назад можно было верить в абсолютную силу техники. Но в наш век, в век мощной техники, реабилитируется роль сердца. Ведь нет в мире орудий, способных уничтожить современную оборону, искрошить бетон. Значит, решает дело психика. Победитель Касторного генерал-лейтенант Пухов справедливо мне сказал: «Главное – это создать армию». Летом в самые горькие дни создавалась армия, способная наступать. Сейчас наступление стало ураганом.

Возле села Юдина русские прорвали немецкие линии. На двух флангах немцы, еще удерживали позиции. Они открыли сильный огонь по прорвавшимся красноармейцам. Но русские шли дальше, как бы не замечая огня. И это так подействовало на немцев, что они подняли руки. В Касторном двадцатилетний капитан Тищенко очутился один перед семьюдесятью немецкими автоматчиками. Тищенко говорит: «Я подошел к одному фрицу, хлопнул его по плечу и говорю: «Молодец, что сдаешься». Тогда он действительно поднял лапы, а за ним все другие». Тищенко рассказывает это и смеется. Он знает, что теперь открыта дорога к победе. Знают это и наши солдаты, которые пишут письма родным в Днепропетровск, в Николаев, в Киев. Они говорят: «Пока письмо дойдет, освободят…» Правда, письма теперь идут медленно – не поспеть почте за армией. Но в этих рассуждениях твердая уверенность: идем и дойдем.

Ночь. Пурга. Крестьянки, дети, старики, солдаты расчищают дороги. Пусть гитлеровцы не говорят, что в их поражении повинна зима. Я просидел восемнадцать часов в машине, и, как мы ни работали лопатами, машину заносило – до половины кузова. Пурга помогала немцам, задерживая движение колонн. Но люди шли. Шли лыжники. Шли пулеметчики с салазками. Шли по сорок километров в сутки, отдыхая на снегу. Запивали сухари французским шампанским, взятым у немцев, и шли дальше. Они идут и сейчас на севере от Курска, на западе. Они идут с упорным боем. Штабной офицер 82-й дивизии Отто Циглер нарисовал нам карту предполагаемого отступления немцев. По расчетам Циглера, они через месяц «достигнут Днепра». Но немцы предполагают, а Красная Армия располагает: маршруты немецких дивизий теперь сплошь да рядом определяются не в Берлине, а в Москве.

4 марта 1943 года

Наступление Красной Армии продолжается, несмотря на возросшее сопротивление немцев. Во что бы то ни стало немцы хотели удержать Льгов. Этот пункт входил в намеченную германским командованием новую линию обороны. В районе Льгова немцы сосредоточили крупные силы. Они переходили по десять раз в день в контратаки. Я недавно вернулся с этого участка фронта, я видел ожесточенность боев. Вот почему взятие Льгова мне кажется хорошим симптомом.

На юге немцы яростно контратакуют в районе юго-западнее Ворошиловграда. Здесь сражаются 7-я танковая дивизия, переброшенная из Франции, и новая пехотная дивизия, еще недавно стоявшая в Ванне.

Легко понять козырь немцев: позади у них густая сеть железных дорог. Наши передовые части проделали несколько сот километров. Немцы, отступая, разрушают по мере их сил железные дороги. Мы должны повсюду перешивать колею. А шоссейные дороги в это время года ненадежны: то заносы, то оттепель.

На Центральном фронте взят Ржев. Гитлер старается позолотить пилюлю: он поспешно сообщил о добровольной эвакуации из Ржева. Но почему гитлеровцы стали такими негордыми? Почему с такой легкостью они заявляют об очищении города, за обладание которым погибли десятки тысяч немецких солдат? Еще недавно командующий 9-й германской армией генерал-полковник Модель заявлял, что «Ржев необходимо защищать во что бы то ни стало». Ржев был связан с мечтой о Москве, они недаром называли этот город «воротами». Если они ушли из Ржева, значит, их заставили уйти.

Освобожден еще один город. Развалины… Ржев – древний город, в XI веке он сиял куполами церквей. Через Ржев шел путь из Киева в Новгород. В средние века Ржев славился иконописцами и ткачами.

После революции маленький городок узнал второе рождение. В Ржеве открылось пятнадцать заводов, техникум, учительский институт. Что сделали гитлеровцы, захватив Ржев? Перед учительским институтом и в городском саду они соорудили виселицы. Это было их строительством. Город они разрушали, а жителей вешали. Среди других они повесили баяниста Дроздова. Перед смертью Дроздов крикнул: «Мы здесь хозяева, а вы псы, и будете вы здесь валяться, как вонючая падаль». Дроздов не ошибся: среди развалин Ржева валяются вражеские трупы.

А Красная Армия продолжает свое высокое дело. Ее наступление не легкий рейд, это суровые бои с сильным противником. Иностранные обозреватели заняты метеорологией, размышлениями о природе снега и грязи, рассуждениями о погоде. Следовало бы подумать о другом: переброске Гитлером частей с запада на восток. Это ведь не связано с погодой. Немецкие дивизии не перелетные птицы. Их маршруты определяет не смена времен года, а военная обстановка. Если Гитлер перекидывает дивизии с берега Атлантики в Донбасс, это означает, во-первых, что в Донбассе ему туго, во-вторых, что он спокоен за освобождение Атлантики. Его нахальные тирады о «бессилии союзников», разумеется, подлежат опровержению. Но такие опровержения пишут не перьями дипломатов, а штыками солдат.

Если иностранные военные обозреватели заняты русской погодой, то политические обозреватели многих иностранных газет заняты «послевоенным устройством мира». Хорошо, что злосчастные жители захваченных немцами стран не читают этих благородных опусов. Они, пожалуй бы, рассердились… Россия воюет. Она воюет против своих врагов и против врагов всего человечества. Каждый день мы истребляем тысячи палачей, которые уже не вернутся ни в Осло, ни в Прагу, ни в Париж. Вот передо мной пленный Петер Ульгас. Он был во Франции, в Валансьенне. Он говорит: «Французы – странный народ. Они как будто глухонемые. Слова от них не услышишь. Но я думаю, что они еще не примирились с новой Европой, потому что за мое время в Валансьенне были убиты четыре немецких офицера…» Петер Ульгас не вернется в Валансьенн. В Экклезиасте хорошо сказано: «Всему свое время. Время кидать камни и время собирать камни». Придет время строить послевоенный мир. А теперь время воевать и убивать фашистов. Могут ли все свободолюбивые народы сказать честно, как на духу, что они воюют изо всех сил, в полный голос, во весь рост, что они воюют так, как воюет Россия?

18 марта 1943 года

В первый весенний день дошел до меня номер «Марсельезы» с письмом мне. Письмо было написано осенью. С тех пор аисты успели слетать в Африку и вернуться оттуда. С тех пор снег успел покрыть степи Дона и уйти. В письме Франсуа Килиси высказал как почти неисполнимое желание: «Сталинград может и не пасть». Сталинград не пал – пала армия фон Паулюса. В письме речь шла о французских изменниках. После ноября мы увидали новые рекорды предательства.