Текст книги "Сердце солдата"

Автор книги: Илья Туричин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Что вы? – спросил комиссар.

– Я прошу меня извинить… Я есть волнованный… Как Серьёшка?

Комиссар посмотрел на бледное лицо Отто, пожал плечами:

– Плохо… Если бы вы были врачом…

Отто печально покачал головой:

– Я не есть врач…

– Его может спасти только немедленная операция, – жестко сказал комиссар.

– Их ферштее… Здесь нужен доктор Краммер.

– Кто?

– Доктор Краммер, – повторил Отто. – Это есть очень… доктор в госпиталь Ивацевич. Эр ист гроссе арцт… Большой доктор…

Комиссар махнул рукой и отвернулся…

– Слушай, Отто, ты знаешь, где он живет? – вдруг спросил Петрусь.

– Что?

– Ну где его квартира, дом?

– Во ист ирен хаузе? – переспросил по-немецки Отто. – Я-а… да-да… Я знаю.

– Товарищ комиссар. – Петрусь наклонился к комиссару. – Давайте мы его привезем.

– Кого?

– Доктора этого… Пусть делает операцию или – в расход.

– Да ты в своем уме?.. Так он и поедет!

– А мы привезем, – сказал Петрусь. – Выкрадем, что ли…

– Чушь!

– Не чушь, товарищ комиссар. Брали же мы языков! Отто, хочешь спасти жизнь Сергею?

– О-о да… Он был мой друг. Он брал меня в лагерь и не расстрелял на месте, как это… будет по-русски… сукинова сына… Я… Он есть хороший шеловек…

– Тогда помоги нам привезти сюда вашего доктора.

Брови Отто поднялись:

– Доктор Краммер?

– Да…

– Абер, ви?.. Как?..

– Не знаю еще. На месте увидим. Поможешь?

Отто помолчал. Потом спросил:

– Я имею один вопрос… Будет доктору Краммер сохранен жизнь?

– А на кой она нам нужна, его жизнь? Нехай делает операцию и катится на все четыре стороны. Еще сала дадим, как говорится, за визит.

– Это есть слово партизан?

– Слово партизана.

– Тогда я буду помогать… Это не есть военный вмешательство. Такой шеловек – Серьёшка не должен умирать.

Петрусь хлопнул Отто по плечу.

– Ты настоящий парень, Отто, хоть и фриц. Разрешите, товарищ комиссар?

Комиссар молчал. Заманчиво было заполучить хорошего хирурга. Но имел ли он право посылать людей на такой риск?

– Ведь умирает Сергей! – тихо, с силой сказал Петрусь.

Комиссар поднял голову. Петрусь, Отто, девушки напряженно смотрели на него, ждали ответа. Он с силой хлопнул ладонями по коленям:

– Ладно. Разрешаю. Пусть идут добровольцы – двое, трое. – Он повернулся к Отто: – Вы понимаете, что в случае провала Вайнер вас не пощадит?

– Яволь… Это я понимаю.

– И не боитесь?

Отто пожал плечами.

– Имейте в виду, мы вас не принуждаем. Вы можете отказаться.

– Понимаю… – Отто посмотрел комиссару прямо в глаза: – У вас есть неверный понятие о немецкий душа, герр комиссар. Я поеду за доктор Краммер. Я буду спасать жизнь Серьёшки. Только я не буду вооружаться и стрелять немца.

– Хорошо, Отто. Вы поедете без оружия. Можете идти.

Отто по-солдатски повернулся и вышел.

– Петрусь, последи за ним. На всякий случай.

Петрусь молча кивнул и направился к двери, но комиссар остановил его.

– Кстати, тебе лучше не появляться в Ивацевичах. Все собаки знают.

– Я – артист! – важно сказал Петрусь. – Я надену форму обер-лейтенанта и буду вовсю ругаться на чистом русском языке. Немцы будут только глазами хлопать. Или нет. Я буду раненым, перебинтую себе башку – родная мама не узнает. Пусть Отто везет меня в госпиталь, а по дороге мы заедем за этим самым доктором.

– На чем поедете?

– Хорошо бы на автомобиле… хотя б на грузовике. В крайнем случае возьмем в селе лошадь.

– А обратно как выберетесь?

– Выберемся, товарищ комиссар. Вы не беспокойтесь. Обстановка подскажет. Девочки, дайте бинтик.

Наталья вытащила из-под нар мешок, достала оттуда бинт, протянула Петрусю:

– На. Только смотри, Петрусь, вместе с доктором прихвати и инструменты. Не забудь.

– «Любимый город может спать спокойно», – вдруг тихо пропел Петрусь, махнул рукой и вышел.

После полумрака землянки снег ослеплял. Петрусь остановился возле разведчиков, зажмурил глаза.

– Как там?

– Неважно, ребята.

Разведчики опустили головы.

– Кто пойдет со мной в Ивацевичи за доктором? – спросил Петрусь.

Разведчики встали, как по команде.

– Нужен один человек.

Петрусь внимательно оглядел всех по очереди. Потом обратился к одному уже немолодому разведчику с одутловатым, испитым лицом:

– По-немецки разумеешь?

– Ни трошечки.

– А как звать?

– Федор.

– Эк тебя разнесло от пьянства.

– Я хмельного в рот не беру, – сердито сказал Федор. – Почки у меня прохудились.

Петрусь улыбнулся:

– Ну, добре. Дело рисковое. Пойдешь?

– Пойду.

– Что ж у нас помоложе нет, что ли? – проворчал молоденький паренек с маленьким носом кнопочкой.

– Не твоего ума дело, – сказал Петрусь. – Ну куда я, к примеру, тебя возьму? В немецкой форме да с этаким носиком! Кто же поверит, что ты немец, ежели от тебя за сто верст русским духом несет! А Федора наряди – и хоть к ихнему фюреру: солдат пил, не отоспался.

Разведчики засмеялись и тотчас притихли, виновато оглядываясь на дверь землянки.

Через час трое немцев шагали лесной тропой. Впереди шел обер-лейтенант. За ним два солдата. Один из них, долговязый, был безоружен, зато у второго, с одутловатым, испитым лицом, за плечами висело два автомата.

Последнее время доктор Краммер плохо спал. То ли давало себя знать переутомление, то ли возраст. Никогда раньше не гляделся он в зеркало, а теперь нет-нет, да и посмотрит на свое осунувшееся, опухшее от бессонницы лицо. Вздохнет, примет порошок люминала, чтобы уснуть, и ложится на узкую жесткую койку. Но сон не приходит. Не помогает даже двойная доза люминала.

И в этот поздний вечер он рассматривал в зеркале свое испещренное множеством морщин лицо, потрогал зачем-то дряблые щеки… Старость. Только одни пальцы не стареют. Он вытянул вперед руки. Пальцы были тонкие, костистые, сильные, живые. Он подвигал ими, сжал и разжал…

Может быть, права фрау Китцен? Пора отдохнуть? Испросить отпуск и уехать домой, в Гамбург… Домой… Он отчетливо представил себе кабинет с тремя дубовыми шкафами, где за стеклом поблескивают холодные хирургические инструменты. Спальню с широкой жесткой кроватью и скелетом в углу. Гостиную, полную книг и ковров, из которых никакими пылесосами не вытянешь пыль… Скука. Лежать на своей широкой жесткой постели в пустой квартире, без сна… Серые улицы. Туман. Море с тяжелыми чугунными волнами… Ну его к черту! Краммер ссыпал три порошка люминала на одну бумажку. Лошадиная доза!..

Где-то коротко постучали. Верно, в наружную дверь. Краммер положил бумажку с люминалом на стол. Прислушался. Стук повторился.

Интересно, проснется этот вечно сонный баварец, денщик?

Снова послышался стук. Наверняка пришли из госпиталя. Кого-нибудь привезли. Краммер сердито засопел и направился через соседнюю комнату в сени. Сбил по дороге ударом ноги ведро. Оно громыхнуло, но спящий в комнате баварец даже ухом не повел.

– Вот спит, подлец! – буркнул Краммер и загремел задвижкой.

В хату вошел долговязый солдат, выбросил вперед руку:

– Хайль Гитлер!

– Хайль, – вяло ответил Краммер.

Лицо солдата было знакомо. Видимо, из госпитальных санитаров. Они часто меняются. Да-да, он не раз видел этого долговязого.

– В чем дело?

– Господин доктор, господин Вайнер просил вас срочно прибыть.

Краммер поджал губы.

– Привезли кого-нибудь?

– Так точно. Говорят, совершенно необыкновенный случай.

Краммер оживился. Ушел в свою комнату. Вернулся с шинелью в руках.

– Помогите. Мой баварец дрыхнет.

Солдат помог ему надеть шинель.

– Идемте, – сказал Краммер.

– А инструменты, господин доктор?

– Инструменты?.. В госпитале…

– У нас нет времени заходить в госпиталь, – настойчиво сказал солдат и загородил Краммеру дорогу к двери.

Краммер удивленно пожал плечами.

– Хорошо… Я возьму свой чемоданчик…

Они вышли на улицу. Было темно, только снег, казалось, бледно светился. У калитки стояли сани-розвальни.

Кроме солдата с одутловатым лицом, сидевшего на них свесив ноги и держа в руках вожжи, Краммер заметил лежащего плашмя человека с перебинтованной головой.

– Мой пациент?

– Да. Без сознания.

– Надо в госпиталь.

– Не приказано, – сказал солдат. – Садитесь быстрее. – И он почти толкнул Краммера в сани. – Погоняй!

Солдат с одутловатым лицом ударил кнутом лошадь. Она с места рванулась вперед размашистой рысью. Через несколько минут Краммер спросил:

– Куда мы едем?

– Мне приказано сопровождать вас, – уклончиво ответил долговязый.

Краммер склонился к раненому, разглядел погоны обер-лейтенанта.

– Давно ранен?

Солдат не ответил, видимо не расслышал. Возле КПП он быстро соскочил с саней, закричал:

– Подымай шлагбаум! Живо! Доктор Краммер по приказу господина коменданта!..

Из будки выскочил солдат. Сверкнул луч фонарика, скользнул по снегу, выхватил из темноты сморщенное личико доктора Краммера.

– Живо, пошевеливайся! – прикрикнул доктор. Дежурный солдат торопливо поднял шлагбаум. Минут через десять свернули с шоссе на проселок.

– Справа и слева замелькали едва видимые темные массы – деревья. Рысью проехали село.

– Куда же мы все-таки едем? – снова спросил Краммер.

Ему никто не ответил.

Потом раненый офицер сел и снял фуражку.

– Лежите, – сказал Краммер.

Отто повернулся:

– Он не понимает по-немецки, доктор.

– Черт побери!..

У Краммера было такое удивленное лицо, что солдат улыбнулся. А раненый быстро, бормоча что-то под нос, начал сматывать бинт с головы.

Лошадь остановилась.

– Слезайте, доктор, – предложил Отто. – Дальше придется идти пешком.

– Куда?

– В лагерь, к партизанам.

– О?!.

– Там тяжело ранен человек. В живот. Необходима операция. Нужен хороший хирург. Поэтому мы пригласили вас.

– Пригласили? – саркастически откликнулся Краммер. – Вы попросту выкрали меня!

– Но согласитесь, уважаемый господин доктор, что если бы мы вам предложили ехать с нами по доброй воле, вы бы отказались.

– Пожалуй, – сказал Краммер. – Ну, а если я все-таки не пойду. Вы меня пристрелите?

– Мы вас понесем. Поймите, господин доктор, там умирает человек. Нужна операция.

Краммер хмыкнул:

– По крайней мере несите мой чемодан.

– С удовольствием. – Отто взял чемоданчик Краммера.

– Что он говорит? – спросил Петрусь, успевший снять с себя бинты.

– Герр доктор говорит, что есть очень доволен этот прогулка. – Отто усмехнулся и двинулся вперед по лесной тропе.

Коля встретил их первым, километрах в двух от лагеря. Никто не поручал ему встречать Петруся, ушедшего за врачом. Но не было сил оставаться в лагере, возле землянки санчасти, где даже ночью сидело несколько разведчиков.

Короткий, тревожный сон не принес Коле облегчения. Снились Сергей, отец, Ванюша. Они появлялись и исчезали. Что-то говорили, но что – Коля никак не мог вспомнить, когда проснулся. Коля надел полушубок и тихонько вышел. Было еще темно. Он дошел до санчасти. Спросил у разведчиков, что нового. Те сказали, что Сергею хуже, одна надежда – на доктора.

Коля послонялся по лагерю и пошел лесной тропой навстречу Петрусю. Ему казалось, что этим он ускорит приход врача.

– Как Сергей? – спросил Петрусь.

– Плохо. Идите скорей.

Петрусь прибавил шагу, а Коля побежал вперед, смешно скользя по насту подошвами больших валенок.

Краммер грел руки у жарко натопленной печки и искоса следил за Натальей, хлопотавшей возле Сергея.

Наталья снимала бинты. Сергей слабо стонал.

Комиссар и Отто стояли в стороне, у дверей.

Видимо, Наталья действовала не очень ловко, потому что Краммер несколько раз недовольно морщился.

И вообще все ему здесь не нравилось. Все было необычно, удивляло. А он-то считал, что его уже ничем никогда не удивишь!

Наталья сняла бинты и выпрямилась, настороженно глядя на маленького сморщенного врача.

– Халат, – сказал Краммер по-немецки, ни к кому, в частности, не адресуясь.

– Белый одежда для доктора, – перевел Отто.

Наталья покраснела и протянула Краммеру чистую простыню.

Краммер пожал плечами, буркнул:

– Варвары… – и велел повязать простыню вокруг своей груди.

Окутанный простыней, он стал казаться еще более маленьким и сморщенным.

Потом он начал мыть руки горячей водой. Наталья поливала ему из жестяной кружки.

На комиссара Краммер произвел неважное впечатление. Черт его знает этого старикашку с морщинистым лицом и мертвыми глазами! Держится независимо…

Краммер подошел к Сергею. Постоял минутку, раздумывая о чем-то. Хмыкнул. Потом сел рядом с ним на нары. Тонкие костистые пальцы тронули живот, медленно двинулись, неуверенно, будто слепой на незнакомой дороге.

Сергей застонал. Пальцы задвигались проворней вправо, влево, возвращались назад…

Наконец Краммер встал. Почмокал губами.

– Вряд ли я чем-нибудь смогу помочь. Поздно.

Отто перевел.

– Передайте доктору, – сказал комиссар, медленно и четко произнося каждое слово, будто говорил глухому, – скажите доктору, что надо сделать все возможное, чтобы спасти жизнь раненого.

Отто перевел. Краммер исподлобья посмотрел на комиссара, нахмурился.

– Я не верю в чудеса. Он умрет. Если я буду делать операцию, он может умереть под ножом. Тогда меня расстреляют.

Комиссар выслушал Отто внимательно, помолчал, потом спросил:

– Если бы перед доктором был немецкий офицер, как бы он поступил?

Краммер усмехнулся:

– Сделал бы операцию по долгу службы. И потом, мои соотечественники мне верят.

– Мы тоже верим вам, доктор, – твердо сказал комиссар.

Краммер поджал губы, посмотрел на комиссара в упор.

– Хорошо. Я буду делать операцию.

Разведчики быстро соорудили из тщательно отесанных жердей операционный стол. Со всего лагеря собрали керосиновые лампы, заправили их.

Пока готовили помещение, Еленка по приказанию комиссара принесла котелок борща с мясными консервами, хлеб, деревянную ложку и плитку шоколада. Поставила все это перед Краммером.

Краммер хлебнул борща, усмехнулся, посмотрел на Отто:

– Вас тут неплохо кормят!

– О, нет, герр доктор. Я ем то же, что и все в этом лагере, – постный борщ и пшено. Это, очевидно, приготовили специально для вас.

Четыре с половиной часа колдовал Краммер над безжизненным телом Сергея. Трижды падала в обморок санитарка Вера. Лицо Натальи, помогавшей хирургу, стало белее снега от усталости и нечеловеческого напряжения. Отто мутило, он должен был собрать все свои силы, чтобы не выбежать из землянки. От запаха керосина болела голова.

Четыре с половиной часа, как зачарованный, смотрел комиссар на руки Краммера, на их точные, едва уловимые движения, на тусклый, желтоватый от керосиновых ламп блеск инструментов. Да, Краммер был настоящим хирургом, это комиссар понимал.

Когда, наконец, закончилась операция и Сергею сделали вливание крови, Краммер снял порозовевшие резиновые перчатки, бросил их в алюминиевую миску и, ни на кого не глядя и не надевая ни шинели, ни шапки, вышел из землянки. Морозный воздух ударил ему в голову пьянящей свежестью, снег до боли ослепил воспаленные глаза.

Сидящие на бревнах разведчики встали, вытянулись, будто перед полководцем, и выжидающе смотрели на Краммера.

Он молчал, он даже не замечал обращенных к нему лиц. Никогда еще за долгую практику не приходилось ему работать в таких нечеловеческих условиях, без фрау Китцен, без хорошего света… Ну что ж, он сделал все, что мог. Вряд ли его пациент будет жить… Вряд ли… Слишком поздно..

И вдруг доктор Краммер поймал себя на неожиданной мысли. Ему хотелось, чтобы этот пациент жил. Ему было не все равно, будет он жить или умрет. Это было ново и удивительно. Доктор Краммер пощелкал языком, будто сосал карамельку. Потом почувствовал, как кто-то надевает ему на голову шапку и накидывает на плечи шинель.

Он обернулся.

Рядом стояли комиссар и Отто.

– Очень трудный случай, – буркнул доктор Краммер и медленно, сгорбившись, побрел меж деревьев, разминая застоявшиеся ноги.

После плотного обеда комиссар проводил Краммера до наружного поста. Дальше сопровождать его должны были Петрусь и Отто.

Всю дорогу комиссар нес небольшой сверток в белой тряпице, аккуратно перевязанный веревочкой.

Остановились возле часовых. Краммер, увидев вооруженных людей, насторожился.

– Передайте доктору Краммеру нашу благодарность, – сказал комиссар. – И вот это… – он замялся и явно чувствовал себя неловко. – У вас, кажется, врачам платят за визиты?

– О да! – воскликнул Отто. Взял из рук комиссара сверток и передал Краммеру.

– Что это? – спросил тот.

– Сало.

– О-о!.. – рыжие брови Краммера взлетели. – Я думал, что меня эти молодцы расстреляют! Я не возьму сала.

– Почему? – спросил Отто.

– Нет-нет… Я – военный врач и не могу получать плату за лечение… э-э-э… неприятеля. Объясните это герру комиссару.

Отто перевел. Комиссар засмеялся.

– И добавьте, – сказал Краммер, – что, если я понадоблюсь в другой раз, пусть со мной свяжутся более… цивилизованным способом.

Краммер вернул комиссару сверток, козырнул и, не оборачиваясь, пошел вперед.

Петрусь и Отто последовали за ним. Потом Петрусь обогнал Краммера.

Некоторое время шли молча. Только мягкое поскрипывание снега под ногами да легкие шорохи ветра нарушали лесную тишину.

Потом Краммер спросил у идущего по пятам Отто:

– Вы перешли к партизанам?

– Нет. Я пленный.

– Пленный?.. Зачем же вы ввязались в эту историю с моим похищением?

– Тот раненый… взял меня в плен, когда я был болен. Очень болен. Он мог меня убить.

– Ну и что ж?

– Как видите, я жив. Только вышел из игры.

– Послушайте, как вас?

– Отто.

– Послушайте, Отто, вы же немец. Неужели вам не хочется к своим?

– Нет.

– Совсем?

– Как вам сказать. Я много думаю. Многое начинаю понимать. Я люблю свою страну, свой дом, свой маленький, но дорогой мне мир… Это трудно объяснить…

Они снова пошли молча. И снова Краммер нарушил тишину:

– Послушайте, Отто, ведь вы предатель!..

– Не надо громких слов.

– Давайте-ка лучше стукнем этого парня по башке… Нас двое – он один.

– Зачем? – Отто сердито посмотрел на затылок доктора. – Убить еще одного… Что это изменит?

Краммер не сдавался. Веселые озорные огоньки вспыхивали у него в глазах. Но Отто не видел их.

– Вы не верите в победу?

– А вы?.. – спросил Отто.

– Как вам сказать…

– Я скажу. Мы ее уже проиграли, эту дурацкую войну. И сейчас важно только одно: если в нас, в немцах, осталось хоть что-то человеческое – культура, мораль, совесть, – сумеем ли мы начать жизнь заново? Очень трудно начать жизнь заново… Но придется.

– Вы имеете в виду новый реванш?

– О нет, герр доктор! Этого никто не допустит. И прежде всего мы сами. Слишком дорого всем, и нам в том числе, обходится эта проклятая петушиная привычка непременно лезть в драку. Я мог бы сейчас кормить червей, и вы тоже.

– М-м-да… Вам действительно лучше зимовать в этом лесу. За такие мысли господин Вайнер или этот свинья Штумм вас повесят в два счета.

– Даже в один, – весело отозвался Отто.

– Что же вы намерены делать дальше?

– Ждать. Я – нейтрален. Я не буду убивать. Ни немцев, ни русских. Потом, когда кончится эта бойня, я поеду домой…

– Ну-ну… – неопределенно хмыкнул Краммер.

Разговор оборвался.

Краммера вывели на шоссе. Он пожал на прощание руку Отто, небрежно кивнул Петрусю и, взяв свой чемоданчик, побрел по накатанной машинами дороге в Ивацевичи.

Петрусь и Отто смотрели ему вслед.

– Гордый старикашка! – сказал Петрусь.

– О, да… Доктор Краммер есть гордый человек.

Вдали послышался шум автомобиля, и оба торопливо отступили за елки.

ПОДРЫВНИК

Сергей поправлялся. Медленно, день за днем прибывали силы. Молодой организм яростно сопротивлялся смерти.

Разведчики раздобыли для своего командира кровать с сеткой. По утрам они в порядке строгой очередности приходили в санчасть и, если день был солнечным, выносили Сергея прямо на кровати наружу. Чтобы никелированные шары не блестели, их тщательно закрасили темно-синей масляной краской, которую тоже невесть где раздобыли неугомонные разведчики.

Сергей лежал на своем «шикарном ложе» бледный, худой, укрытый двумя ватными одеялами, щурился на солнечные зайчики, пробивавшиеся к нему сквозь пахучую зеленую хвою, слушал шорох молодой листвы на осинах, щелканье птиц, говор партизан.

Приходил Коля. Осторожно садился на край кровати. Неизменно задавал один и тот же вопрос:

– Как поправка?

И получал один и тот же ответ:

– Порядок. Грамма на три…

По теории Сергея, количество здоровья можно было измерять так же, как и вес, – в граммах и килограммах. У абсолютно здорового человека здоровье соответствовало весу. Весит он, скажем, сто килограммов, и здоровья у него – сто килограммов. А если он болен, то здоровья у него уже не сто килограммов, как весу, а меньше, восемьдесят там или семьдесят.

Коля как-то спросил:

– Ну, а если он весит сто килограммов, может быть у него здоровья сто двадцать?

– Может, – убежденно сказал Сергей. – Значит, он сверхздоровый. Вот у меня до ранения вес был семьдесят, а здоровья – все сто.

– А как ты его взвесил?

– Как?.. Ну, вот ты чувствуешь, что можешь коня поднять?

Коля засмеялся:

– Что ты!..

– А я чувствовал, что могу!

Как-то вечером в землянке подрывников, куда Коля постепенно совсем переселился, он допоздна занимался какими-то математическими выкладками. Как ни расспрашивали подрывники, что это за подсчеты, он не ответил.

А утром пришел к Сергею огорченный и обескураженный. Даже не спросил, как поправка.

– Ты чего невесел? Случилось что?

– Да нет… – Коля замялся. – Понимаешь… Считал, когда ты поправишься…

– Ну?..

– Худо выходит. Вот. – Он достал из-за пазухи свернувшийся в трубочку кусок березовой коры и отдал Сергею. – В тебе семьдесят килограммов весу, а здоровья прибавляется только по три грамма в день. Выходит, тебе еще поправляться двадцать три тысячи триста дней. Почти шестьдесят четыре года!.. – Коля шмыгнул носом.

Сергей смотрел на него во все глаза. Потом засмеялся так, что побледнел от боли. Немного погодя сказал:

– Мне смеяться медицина запретила.

Коля обиделся. Сергей положил худую желтую руку на его колено:

– Да ты не дуйся. Ты все правильно подсчитал. Только если я по твоим подсчетам буду поправляться, то успею от старости помереть. Раз я от такого ранения не загнулся, оставалось во мне здоровье?

– Ну…

– Килограммов на двадцать, не меньше… Теперь, значит, так. Весу во мне сейчас не больше как пятьдесят, пятьдесят пять… Остается тридцать. Так я ж тебе говорю три грамма приблизительно. Сегодня, например, я здоровья прибавил на все сто. – Сергей приподнялся на локте, скрипнув зубами от боли. – Через месяц, кашеед, слышишь? Через месяц, никак не позже, я опять буду бить их! – Лицо Сергея чуть порозовело, светлые глаза вспыхнули, на небритых щеках бронзой блеснула щетина. Потом он откинул голову на подушку, закрыл глаза, снова открыл их, улыбнулся:

– Вот как я подсчитал.

Коля склонился низко, к самому его уху, зашептал жарко:

– А меня все не берут. Другой раз к комиссару ходил. «Все, – говорю, – изучил: и автоматы, и пулеметы, и пистолеты»… Только улыбается: «А из пушки, – спрашивает, – можешь?..» Я разозлился: «А вы, – говорю, – сами можете?» А он смеется: «А как же, – говорит, – я – артиллерист». Ну как я из пушки научусь, когда у нас всего два ящика снарядов к тем пушкам? Разве дадут пальнуть?..

Сергей слушал его внимательно, без улыбки. Он понимал горячее мальчишечье сердце и, будь его воля, не задумываясь взял бы Колю в свою разведку. Есть в пареньке и смелость и смекалка, а главное – ненависть к врагу. Этот будет верен большому делу до конца. До последнего дыхания.

– Потерпи. Товарища Мартына ждут. Я с ним поговорю…

Товарищ Мартын пришел в отряд через неделю, ночью. Его сопровождали несколько незнакомых парней и какой-то человек с бородкой клинышком, по-городскому.

Коля появился возле санчасти чуть свет. Он то садился на бревно, то вскакивал и начинал ходить вокруг землянки. Часто приоткрывал дверь, просовывал в щель голову и, с надеждой глядя в полумрак, шепотом спрашивал:

– Проснулся?

– Спит, – сердито отвечала санитарка Вера.

И Коля тихонько прикрывал дверь.

Потом пришла Наталья. Появились трое разведчиков. Молча уселись на бревне. Наталья приучила их к порядку. Надо будет – позовут, а в санчасть лезть нечего.

Мимо пробежал молодой партизан, приостановился:

– Слыхали, братцы? Из Москвы доктора прислали с бородкой. Говорят, по лагерю пойдет… А в нашей землянке такой тарарам!.. – Парень махнул рукой, присвистнул и побежал в свою землянку.

Наконец, Наталья выглянула из двери.

– Эй, разведка!..

– Есть, – откликнулись разведчики.

– Вижу, не слепая… Тащите сюда лампы. Вашего командира доктор будет смотреть…

Разведчики переглянулись и бросились от санчасти в разные стороны.

– Проснулся он? – спросил Коля.

– Проснулся.

– Можно к нему?..

– Пока нельзя.

– Я на полсекундочки. Два слова на ухо шепну… И уйду сразу.

Видно, что-то в Колином взгляде было такое, против чего даже строгая Наталья не могла устоять.

– Ладно, заходи…

Коля опрометью бросился вниз, стремительно подлетел к Сергею:

– Товарищ Мартын пришел…

– Знаю.

– Не забудь, Серега…

– Как же это я про такого друга забуду?.. – ласково сказал Сергей и потрепал тонкими пальцами светлый Колин вихор.

Разведчики принесли лампы. А через полчаса в землянку спустились товарищ Мартын и человек с бородкой клинышком.

Возле землянки тихо стояли разведчики. Ждали, что скажет врач. Меж притихших людей бродил Коля. Он волновался не только за своего друга, но и за себя. Ведь, может быть, сейчас там, в землянке, Сергей рассказывает товарищу Мартыну, командиру соединения, о Колиных мытарствах. Может быть, сейчас товарищ Мартын решит его судьбу, прикажет зачислить в отряд или…

Товарищ Мартын вышел из землянки вместе с врачом. Прищурившись от солнца, оглядел обветренные лица разведчиков и сказал им, кивнув на врача:

– Доктор Зимин, новый начальник санслужбы отряда…

– Это, если не ошибаюсь, группа моего пациента? – спросил Зимин и вдруг густо покраснел. Только теперь разведчики заметили, что он совсем молод и молодость свою прикрывает бородкой. – Если вы все обладаете характером вашего командира, то мне здесь придется туго.

– Вот-вот, – усмехнулся товарищ Мартын.

– Операция сделана на редкость удачно. Этот немецкий врач – отличный хирург. Выхаживают вашего командира тоже правильно. И все-таки мы обязаны отправить его для дальнейшего лечения в настоящий госпиталь, где есть опытные врачи и нужные медикаменты.

– А вы что, неопытный? – спросил кто-то.

Зимин покраснел еще гуще:

– Да. Неопытный. Я могу оказать первую помощь, но лечить тяжелые ранения в полевых условиях…

– Доктор Зимин две недели назад окончил институт, – строго сказал товарищ Мартын. – Могу добавить: если ему с вашими характерами придется горько, то и вам с его характером будет не сладко.

– А куда вы командира отправите? – спросил один из разведчиков.

– В Москву самолетом.

– А он отказывается, – усмехнулся товарищ Мартын, – грозится мотор у самолета попортить!.. Впрочем, полетит, как миленький!.. Идемте, товарищ Зимин, посмотрите хозяйство.

Уходя, товарищ Мартын несколько раз взглянул на Колю, кивнул ему и даже улыбнулся, но ни словом не обмолвился о деле. Значит, Сергей не успел или просто забыл сказать…

Коля побрел в лес.

Солнце трогало янтарные стволы сосен, отбрасывало тени на подсыхающие оранжевые от прошлогодней хвои тропинки. Звонко перекликались птицы.

Но Коля не замечал красы родного леса. Он думал о своем. Не хотят, ничего не хотят сделать! Ну что ж… Он не маленький и докажет это. Не принимают в отряд, он будет драться один. Один против всех фашистов. Так драться, что и Сергей, и комиссар, и товарищ Мартын пожалеют, что не взяли в отряд такого бойца! Только вот оружия нет. Конечно, можно взять потихоньку у подрывников… Только ведь у них автоматов лишних нет. Кто-нибудь останется безоружным. А вдруг – на задание. Как же без оружия?.. И потом взять потихоньку… Украсть вроде… А бить фашистов надо с чистым сердцем и чистыми руками – это все партизаны знают. А он – партизан. И руки и сердце у него должны быть чистыми.

Где же все-таки раздобыть оружие? Хотя бы на первое время. Потом можно будет взять его в бою, у врага!

Приняв решение драться с фашистами в одиночку, Коля немного успокоился и даже повеселел.

Солнце быстро клонилось к западу. Длиннее становились тени. Предвечерний ветерок тронул молодую листву, и она залепетала что-то над головой на своем непонятном языке.

Коля повернул к лагерю. Несмотря на то, что он бродил лесом, не разбирая дороги, сворачивая то вправо, то влево, в нем уже выработалось удивительное чутье, которое бывает у живущих в лесу: он не сбивался с нужного направления и мог безошибочно выйти к намеченной цели.

Коля вышел к лагерю возле землянки-кухни. Сам того не замечая, он пришел к Еленке. Ей и только ей одной мог сообщить он о своем важном решении и посоветоваться насчет оружия. Уж она-то поймет его!

Еленка встретила его сердито:

– Где тебя носило весь день? Сергей хотел тебя видеть…

Коля вздрогнул:

– Сергей?!.

Еленка заметила, как радость вспыхнула в Колиных глазах, и, когда он рванулся, чтобы бежать, схватила его за рукав.

– Не спеши… Его сразу после обеда унесли…

– Унесли?..

– Ну да… На аэродром. Туда ведь не близко тропинками-то…

Коля представил себе Сергея, большого и беспомощного, плывущего на носилках над яркой осокой, над болотными кочками… И вдруг сел под дерево и заплакал. Он плакал, не стесняясь, обильные слезы текли по его щекам. А Еленка стояла рядом, теребила концы цветастого головного платка и только вздыхала, участливо глядя на друга.

Подошел Отто и беспокойно спросил:

– Колья раненый? Больно?

Еленка повернулась к нему:

– Он с другом не попрощался, с Сергеем. Унесли Сергея.

Отто высоко поднял брови:

– О-о, майн гот! Я всегда говорил: русский душа есть недостижимый! Колья! Не надо слез. Серьёшка скоро возвращайтся сюда. Он улетель нах Москау. Там есть хороший госпиталь. Я с ним прощалься, и он мне даваль для тебя вот это… – и Отто вытащил из кармана что-то темное, расплывчатое.

Коля протер заплаканные глаза, и темное расплывчатое пятно на ладони Отто превратилось в пистолет. Он взял его у Отто и узнал черный, как вороново крыло, ствол и рукоятку с насечкой. Это был тот самый пистолет, который Коля отдал Сергею. Как давно это было! В самом начале войны, тысячу лет назад!

– Он даваль мне это и говорил: «Отто, ты знаешь, как у нас любят оружий. Его могут воровать от родной мать. Я тебе верю, отдавай его моя друг Колья». – Отто улыбался, он был рад выполнить поручение Сергея.

Коля гладил черный блестящий ствол пистолета. Вот оно, оружие, о котором он мечтал! Теперь есть чем разить врага! Но что сказал бы Сергей, если бы узнал о его решении воевать в одиночку? Что скажет товарищ Мартын? Нет! Нельзя уходить украдкой из лагеря! И Коля тихо сказал Еленке:

– Я пойду в штаб. Поговорю.

– Конечно! – Еленка пожала плечами. – Ты будешь подрывником не хуже Яшки и Петруся. Ты же не маленький!

Коля молча пожал ее руку, кивнул Отто и пошел в штаб.

Отто печально посмотрел ему вслед, вздохнул: