Текст книги "Аун Сан"
Автор книги: Игорь Можейко
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
СМЕРТЬ АУН САНА
1
С утра был дождь. Но он так и не набрал силы. Перестал. Небо осталось мутным и серым – муссонным небом.
В 10 часов утра машина Аун Сана въехала в ворота секретариата. Заседания Исполнительного совета проходили в этом огромном мрачноватом здании, построенном англичанами еще в начале века. Вместе с газонами оно занимает целый квартал и огорожено железной высокой решеткой в полтора человеческих роста.
Аун Сан вышел из машины у входа в секретариат. Он был одет в золотистые лоунджи и белую рубашку. Теперь он все реже и реже появлялся в мундире, который знала вся Бирма.
В 10 часов 5 минут Аун Сан вошел в кабинет, где его ждали члены Исполнительного совета. Теперь их уже все называли министрами. Все, даже губернатор, который на заседания не приходил. Ему уже нечего было там делать.
В 10 часов 7 минут в кабинет Аун Сана вошел Такин Мья – последний из министров. Началось заседание. Обычное заседание. На нем обсуждались вопросы автономии нацменьшинств и распределения земли между крестьянами.
В 10.25 некий У Тин Маун, который пришел в секретариат навестить своего друга, индийского клерка, увидел, что по галерее, окружающей секретариат, идут четыре солдата с нашивками 12-й армии на рукавах и с автоматами наготове. У Тин Маун решил, что это охрана, присланная губернатором. В Рангуне уже несколько дней поговаривали, что на Аун Сана готовится покушение, и было естественно, что губернатор все-таки решил обеспечить охрану правительства. У Тин Маун посторонился. Солдаты спешили.
В 10.28 к курьеру, сидевшему на складном стуле у входа в кабинет Аун Саyа, подошли все те же солдаты. Один из них сказал курьеру:
– Отойди.
– Нельзя, идет заседание.
– Знаем.
Солдат отшвырнул курьера, другой направил на него автомат.
Все четверо вошли в комнату.
Длинный стол достигал середины комнаты. Министры сидели по обе стороны от него. Во главе стола, лицом к солдатам сидел Аун Сан. Он разговаривал с вошедшим в комнату чиновником. Тот принес бумаги на подпись.
Один из солдат крикнул;
– Не вставать, не двигаться!
Аун Сан успел все-таки подняться. Но сказать ничего не успел. Затрещали автоматы. Адъютантам в соседней комнате показалось, что в кабинете взорвалась граната. Солдаты стреляли в упор и всаживали десятки пуль в тех, кто уже упал, в тех, кто успел броситься на пол.
Курьер все видел. Он вошел за солдатами в кабинет, полагая, что это ошибка и что они сразу уйдут. Он видел, как поднимался из-за стола Аун Сан. Курьер выбежал в коридор.
Четверо солдат вышли из кабинета. На пути им встретился журналист, который слонялся по коридорам, надеясь перехватить новость. Услышав выстрелы, он бросился к кабинету Аун Сана н в дверях столкнулся с солдатами. Увидев дуло автомата, он присел от страха. Очередь прошла у него над головой. Из соседней с кабинетом Аун Сана комнаты выбежал телохранитель одного из министров с револьвером в руке, но упал, прошитый очередью.
В 10.29 к арке секретариата подъехал зеленый «джип». За рулем сидел солдат с нашивкой 12-й армии на рукаве. Полицейский, который дежурил во дворе секретариата, попросил отогнать машину, потому что здесь стоянка запрещена. В этот момент полицейский услышал выстрелы наверху. Он тут же пошел вдоль веранды, стараясь понять, откуда они могли раздаваться.
В 10.32 в стоящий с включенным мотором «джип» вскочили четыре солдата, и машина рванулась к воротам. За нею последовал грузовик с тремя молодыми парнями, который стоял у других ворот так, чтобы ни одна машина не могла въехать в секретариат.
Вбежавшие в кабинет адъютанты в первые секунды ничего не могли разобрать. Комната была полна дыма. Потом адъютант Аун Сана увидел боджока. Наклонился над ним. Боджок не дышал. Комната наполнилась народом. Шанский князь Сао Сам Хтун, один из горячих сторонников единства Бирманского Союза и давнишний друг Аун Сана, был еще жив. Пуля попала ему в рот, и он захлебывался кровью.
В этот день вместе с Аун Саном погибли все члены Исполнительного совета, то есть все министры временного правительства Бирмы, все руководство Лиги. Погиб и старший брат Аун Сана, У Ба Вин. Из членов совета остались в живых У Ну, который не пришел на это заседание, и социалист У Джо Нейн, который в этот день плохо себя почувствовал.
Уже через пятнадцать минут Рангун гудел. Секретариат стоит в деловом центре города. Вокруг трехэтажные дома с лавками и конторами на первых этажах, с мебельными мастерскими и парикмахерскими. Кто-то слышал выстрелы, кто-то видел машины, поспешно выехавшие из секретариата.
Примчалась в секретариат санитарная машина. Еще одна. Полицейских окружили любопытные. И вначале никто не верил новостям. Аун Сана убили? Всех министров убили? Среди бела дня? В центре города?
Еше одна санитарная машина.
Мальчишки бежали по улицам. Останавливались машины и pикши.
Кто убил Аун Сана? Кто посмел убить Аун Сана?
Телеграф начал отстукивать новость.
В Шанское государство.
В Каренское государство.
В Англию.
По всему миру.
Тело Аун Сана привезли в центральный госпиталь. Ничего нельзя было сделать. Тринадцать пуль. Сао Сам Хтун умирал. Агония его продлится еще два дня. Остальные министры мертвы. И чиновник, который принес бумаги на подпись, и телохранитель.
Никто не решался позвонить До Кин Джи. Потом один из врачей подошел к телефону и набрал номер.
В двенадцать часов комиссар полиции Рангуна У Аун Сейн, взявший на себя расследование, встретился с журналистом, который видел убийц у входа в кабинет. Журналист открыл записную книжку. В ней был записан номер «джипа» – 1814. Журналист оказался настоящим, газетчиком. Он вскочил, как только солдаты скрылись за поворотом коридора, и бросился за ними. Он успел заметить номер машины и шофера в военной форме за рулем.
У Аун Сейн приказал найти немедленно зеленый «джип» с номером 1814.
В 12.20 в госпиталь приехала До Кин Джи. Она омыла лицо мужа. Она не плакала. Она сидела рядом с ним весь день и всю следующую ночь.
В Рангуне закрывались магазины и конторы. Бросив инструменты, на улицу выходили рабочие.
А пока срочно собрались члены правых партий – партий У Со, По Туна, Ба Mo. Теперь англичанам придется назначить новое правительство. Вернее всего, премьером станет У Со.
А на улицы выходили новые и новые тысячи людей.
Улицы вокруг секретариата были запружены народом.
На реке пароходы и баржи включили сирены. Заводы и фабрики включили сирены. Автомобили останавливались и включали сирены. Казалось, весь город плачет.
Никогда еще не было столько людей на улицах.
В 12.25 в управление полиции принесли список владельцев автомобилей, «джипов». «Джип» номер 1814 был записан на имя некоего Ба Эя.
Наряд полиции направился туда. «Джип» стоял у дома. Рядом возился механик, разложив на траве части мотора. И механик и соседи в один голос уверяли, что «джип» уже три дня никуда не выезжал. А с утра сегодня механик разобрал двигатель. Части мотора были холодными. Шины – сухими. Нет, эта машина не подъезжала к секретариату.
А уже в полный голос в колоннах демонстрантов, на стихийных митингах называли имя У Со. «Обыскать его, задержать», – требовали демонстранты.
У Со сидел дома у телефона и ждал звонка от губернатора. Но звонка не было. У Со так и не позвали в премьеры.
В 12.30 в полицию позвонил бирманский офицер Хаи, который жил на улице Эйди. Он сообщил, что у него есть важные сведения, касающиеся убийства Аун Сана. У Аун Сейн немедленно вызвал его к себе.
У Аун Сейн знал Хана. Не так давно его вызывали в управление полиции и просили неофициально помочь в одном деле. Среди патриотически настроенной части полицейских имелись подозрения, что У Со продолжает получать оружие через англичан. Но для того чтобы поймать У Со с поличным, нужны были доказательства настолько неопровержимые, чтобы даже англичане не посмели возражать против его ареста.
Хан жил как раз напротив дома У Со. Из его окна были видны ворота, сад перед домом. Капитана попросили почаще смотреть в это окно. Капитан согласился.
Хан приехал к У Аун Сейну. Повесил промокший плащ на спинку стула.
– Сегодня утром, в половине десятого, из дома У Со выехал «джип». У Со вышел проводить его к воротам. Он обнял на прощание отъезжающих людей в плащах. Их было четверо или пятеро. Через некоторое время следом за «джипом» выехал и грузовик. Больше тогда я ничего не увидел. Шел дождь, и перед окном верхушка кокосовой пальмы закрывала обзор.
У Аун Сейн вызвал дежурного и спросил, вернулись ли агенты, которых он на свой страх и риск, не предупреждая англичан, поставил на улице Эйди. Принесли их доклад. Оказывается, Хан не ошибся. В половине десятого из дома У Со выехали одна за другой две машины – грузовик и «джип».
– Продолжайте, – обратился У Аун Сейн к Хану.
– Я бы не обратил особого внимания на утренний эпизод – каждый день машины приезжают и уезжают. Каждый день У Со провожает и встречает людей – у него есть связи и в провинции. Я собрался на службу. Я уходил позже – у меня в двенадцать должно было быть совещание, – и тут у моих ворот меня чуть не сшиб утренний «джип». Он возвращался. Я заметил номер – 1814. Но я уже вторую неделю слежу за всеми машинами и знаю, что такого номера в доме У Со нет. Ворота в доме У Со открылись, и сам хозяин выбежал на улицу. С машины замахали руками, закричали что-то. Они были чем-то очень довольны. И ворота закрылись. А когда я добрался до службы, узнал – убили Ayн Сана.
В 2 часа дня дом У Со был оцеплен. О том, что высылается наряд, У Аун Сейн сообщил губернатору только после того, как наряд отбыл. Он не знал, как будет реагировать губернатор на санкции против человека, по многим сведениям весьма близкого англичанам.
К удивлению У Аун Сейна, губернатор одобрил действия полицейского комиссара. Только пожурил за то, что его поставили в известность так поздно.
Губернатор знал о том, что творится в Рангуне, знал, что находится на пороховой бочке, фитиль которой уже догорает. Если для того, чтобы предотвратить взрыв, придется пожертвовать У Со – бог с ним. Он больше не нужен.
В 2.20 полицейские уже находились внутри дома У Со. Только один из его многочисленных обитателей оказал сопротивление и в перестрелке был ранен. У Со искренне возмущался и требовал официального ордера на арест. Он стоял посреди двора под начавшимся снова, который раз за день, дождем, постаревший и обрюзгший, толстые очки придавали его совиному лицу напряженное выражение, щеки подергивались. Англичан среди полицейских не было. Значит, англичане его предали. За ним, согнанные в кучу, стояли подручные, в основном молодые парни. Лейтенант, командовавший операцией, приказал арестованным занять места в крытом грузовике.
У дома нашли «джип» под номером 9831 который был записан на У Со. Но ни оружия, ни военной формы, ни документов при обыске не нашли.
Когда крытый грузовик проезжал по улицам Рангуна, каким-то шестым чувством люди догадывались, что в нем У Со. И несколько раз полицейские машины с трудом прорывались сквозь толпу, спасая арестованных от самосуда.
Улики начали появляться на следующий день. Курьер опознал одного из убийц. Другого опознал журналист. Поваренок, служивший в доме У Со, раскопал в куче кухонной золы обгоревшую нашивку 12-й армии. Саперы нашли на дне озера пять солдатских широкополых шляп, автоматы и поддельный номер 1814.
Исполнители сознались.
Охранять У Со было трудно. С одной стороны, от бирманцев было несколько попыток прорваться в тюрьму и казнить его. С другой – от сторонников. Нашлись и такие – причем весьма высокопоставленные. Охрана тюрьмы была сменена. Охранниками стали члены Лиги. Они знали, что У Со обязательно постараются спасти или убрать. Он слишком много знал.
У Со пытался бежать. Через два дня ему удалось переправить на волю записку: «Полночь. Лестница. Зеленые бананы. Лимонад».
Записка была адресована ни много, ни мало как заместителю начальника военной полиции Бирмы – англичанину. Записку перехватили уже в городе.
Не дождавшись ответа от англичанина, У Со предложил начальнику тюрьмы сто тысяч рупий. Но начальника Лига уже сменила. Подкуп не удался.
У Со получил записку с воли: «Обратись к высокому». Потом выяснилось, что «высокий» к тому времени не по своей воле покинул Рангун. Это был английский разведчик, полковник Толлок.
К началу суда у следствия накопилось столько материалов, что исход его был ясен заранее.
Суд начался только в октябре. Задержка вышла из-за защитника. Никто в Бирме не захотел защищать У Со. Пришлось выписать адвоката из Англии. А потом еще одного ему на помощь.
Рядовые участники процесса не имели адвокатов. Суд предложил им государственных адвокатов, но обвиняемые отказались. Они считали, что У Со предал их. Он их уверял, что им ничего не грозит, что он выручит их из любой беды. Теперь он выписал себе адвокатов из Англии, а своих подручных бросил на произвол судьбы.
У Со в самом деле предал их. С первого же дня следствия и до последнего он не уставал твердить, что ровным счетом ничего не знал о покушении, что это все ловушка и провокация левых. Просто-напросто он был очень гостеприимным человеком, и каждый мог прийти к нему в дом, переночевать, пообедать.
– Может быть, – говорил он на процессе, – мои мальчики хотели сделать мне приятное и убрать Аун Сана, потому что знали, что по праву во главе Бирмы должен стоять я. Но я об этом и не подозревал. Подозревал бы – отговорил.
– Но ведь вас видели, как вы провожали их «на дело», как вы встретили их. Ваши же слуги говорят, что вы кричали «Победа!», когда вернулся «джип» с убийцами, пошли с ними за стол, пили и пировали.
И чем яснее становилось остальным подсудимым, что начальник их предал, тем подробнее они рассказывали о покушении. Правда, они не знали тайных пружин и нитей, что тянулись к У Со из английской разведки, а сам У Со был уверен, что его все-таки спасут, и связей не выдал. Эту уверенность в освобождении в нем поддерживали до самого последнего дня.
У Со крепко держал в руках своих «подданных». Одних пригрел в трудную минуту, а потом опутал обязательствами и долгами, других выручил из тюрьмы, третьих снабжал наркотиками.
Помощников он подбирал из деревни, темных, необразованных, опутанных суевериями. Если У Со был уже уверен, что парень у него в руках, тому устраивали последнее испытание. На берегу озера, у маленькой пагоды, новобранец произносил страшную клятву – клялся духами, клялся душами предков, клялся своей настоящей и будущей жизнью. А потом подписывал кровью записку:
«Прошу в моей смерти никого не винить. Я предал родину и за это умираю, убитый собственной рукой».
У Со прятал эти записки в тайник. Если изменишь, на твоем трупе найдут эту записку. Ясно?
Но он был добр и обходителен. Он будто бы забывал о записке. Разговаривал с ними, как равный. Они были и его телохранителями, и слугами, и друзьями. А когда понимал, что можно доверить «акцию», давал нетрудное задание. Избить, например, активиста Лиги, доставить оружие, сжечь дом коммуниста… Давал деньги на карманные расходы. Больше, чем можно заработать честным трудом. Денег у У Со было много.
И 19 июля послал пятерых. Самых верных. Среди них не было политических врагов Аун Сана – какая уж там политика! Даже не наемные убийцы. Автоматы. Исполнительные тупые автоматы.
Отрезвление наступало во время процесса. Только тогда они разглядели настоящее лицо своего отца, своего бога. Он старался все свалить на них. Придумал сложный и правдоподобный заговор. Распределил роли. Не было в этом заговоре только роли для него самого. Нет, среди убийц политиком был только У Со. Грязным политиком.
А англичане просто отказались от знакомства с У Со. Отказываются они и по сей день.
Но уже на следующий день после убийства Аун Сана, выступая в палате общин, левый лейборист Том Драйберг сказал:
«Я выражаю искреннее горе тех, кто был счастлив знать Аун Сана и его коллег, и я заявляю, что моральная вина за убийства меньше лежит на зверских элементах в Рангуне, нежели на благопристойных британских джентльменах здесь (громкие крики: «Долой!..», «Слушайте!»), которые подстрекали к предательству и саботажу».
Правительство Великобритании официально заявило, что сожалеет о смерти бирманских лидеров, и подчеркнуло, что не имеет ничего общего с убийцами.
Удивительнее было бы обратное заявление.
2
Бирма была в трауре.
Да и за границей те, кому приходилось знать боджока, работать с ним, открыто выражали свое горе.
Горькая новость достигла Индии. Когда Неру узнал о смерти Аун Сана, он, не стесняясь окружающих, заплакал. Сказал: «Не Бирма, а вся Азия, борющаяся за независимость, потеряла своего вождя».
20 июля в Рангуне состоялись похороны Аун Сана и остальных мучеников. Так их теперь и будут называть – мученики, мученики свободы. И день их смерти станет Днем мучеников.
За гробом боджока шло сто тысяч человек.
24 июля Эттли выступил в Лондоне и был вынужден признать, что Бирма получает независимость в самое ближайшее время.
24 сентября учредительное собрание приняло конституцию независимой Бирмы – Бирманского Союза.
17 октября был подписал англо-бирманский договор, по которому Англия признавала Бирму независимым государством.
Провозглашение независимости было назначено на 4 часа утра 4 января 1948 года. Такое неудобное время было выбрано астрологами. Они подсчитали, что в этот момент сочетание звезд наиболее благоприятно для независимой Бирмы. Во главе правительства стоял теперь религиозный человек – У Ну. Наверно, Аун Сан улыбнулся бы, узнав об этом решении правительства. Он никогда не скрывал своего равнодушия к религии.
Еще не встало солнце над громадным золотым конусом пагоды Шведагон, как британский флаг «Юнион Джек» сполз с древка. В тот же день английский губернатор покинул пределы страны. Золотой Яун был казнен по приказу первого из английских губернаторов. Внук его, Аун Сан, не дожил полугода до отъезда последнего.
Но дело, за которое боролись дед и внук, победило. В красном цвете бирманского флага есть кровь их обоих. И тысяч, которые погибли вместе с ними.
За приготовлениями к независимости, за борьбой последних дней почти незамеченным завершался жизненный путь У Со. Он ненадолго пережил Аун Сана. Враг Аун Сана, враг дела, за которое Аун Сан боролся, он начал войну с Аун Саном еще тогда, когда боджок ходил в школу и не помышлял о будущих походах. Аун Сан погиб раньше, но все-таки победил он, а не У Со.
Казнили У Со уже в независимой Бирме. Он хотел послать прошение о помиловании английскому королю, но не успел, и прошение попало на стол первому президенту Бирманского Союза. Президент прошение отклонил.
А в день казни состоялся в Рангуне массовый митинг крестьян, посвященный вопросам восстановления сельского хозяйства, распределения земли. Только из газет узнали бирманцы на следующий день, что У Со и другие убийцы повешены.
С независимостью не были решены все проблемы, стоявшие перед Бирмой. Англичане еще были сильны в ней. Они оставили за собой многие ключевые позиции в экономике – то, против чего предостерегал Аун Сан.
Но не было боджока. Коммунисты не смогли достичь соглашения с новым руководством Лиги, в которое вошли после смерти боджока в основном умеренные или просто правые элементы. Если боджок сам называл себя и своих друзей представителями мелкой, революционной буржуазии, то теперь к власти пришла средняя и крупная национальная буржуазия.
Не было единства в независимой Бирме. Не было единства и в самой Лиге. Коммунисты вскоре ушли в подполье. Началась затяжная гражданская война.
Нет, не все заветы Аун Сана претворены в Бирме в жизнь. Но помнят о них его друзья и соратники.
В 1962 году к власти в Бирме пришло правительство генерала Не Вина, того самого Не Вина, который вместе с Аун Саном был в числе тридцати товарищей, тридцати йебо в Японии.
Революционное правительство заявило о своей верности делу Аун Сана. Оно опубликовало программу – бирманский путь к социализму, в которой слова Аун Сана: «Единственный путь для Бирмы – путь социализма».
Многое уже сделано бирманским правительством: национализированы крупнейшие предприятия, банки, оказывается большая помощь крестьянам, многое еще предстоит сделать.
3
Каждый год 19 июля, в 10 часов 30 минут утра на минуту все в Бирме останавливается. Заводы, фабрики, машины, поезда. На минуту включают сирены пароходы и паровозы. Как бы стараясь заглушить доносящийся через много лет треск автоматных очередей.
В этот день со всех сторон страны съезжаются в Рангун делегации, чтобы возложить венки на могилу Аун Сана, в мавзолее мучеников, на склонах шведагонского холма, там, где Аун Сан со студентами в тридцать шестом году проводил первые митинги и университетскую забастовку.
Колонны идут с пригнутыми к земле флагами, поднимаются на холм, к восьми одинаковым саркофагам. Аун Сан и его министры были едины в жизни, боролись вместе. И только по числу венков можно безошибочно определить могилу Аун Сана.
Однажды, не так давно, в Бирме была делегация Советско-Бирманского общества. Президент общества архитектор Андреев, который строил в Бирме гостиницу Инья – подарок советского народа народу Бирмы, возложил венок на могилу Аун Сана.
Потом наших делегатов пригласили друзья из Бирмано-Советского общества. Там один из руководителей общества, много лет работавший с Аун Саном, Бо My По Кун, вручил Андрееву большой портрет Аун Сана.
– В сорок седьмом году, вернувшись из Англии, Аун Сан заказал увеличить одну из фотографий, сделанных в Лондоне. И подарил ее мне. Семнадцать лет я хранил подарок боджока, как самую дорогую на свете вещь. И теперь дарю ее друзьям из Советского Союза. Если бы Аун Сан знал об этом, он сказал бы: правильно.
Портрет Аун Сана теперь в Москве, в Союзе обществ дружбы.
28 октября 1963 года, Рангун.