Текст книги "Аун Сан"

Автор книги: Игорь Можейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Появление генерала в японской форме, прогуливающегося по территории штаба, вызывало что-то вроде паники среди писарей и интендантов.

Но генерал Слим уже вышел на крыльцо.

– Добро пожаловать, дорогой друг. Мы вас ждем с утра.

Аун Сан улыбнулся, отдал честь генералу и сказал:

– А мы вас ждем уже который год. А в последний месяц в особенности.

– Заходите.

Генералы прошли в здание штаба. Итак, после четырех лет Аун Сан снова встретился с англичанами. Правда, теперь ему не надо прятаться от них на улицах.

Разговор генералов затянулся на два часа. Слим и не ждал, что бирманец будет просить прощения у англичан за сотрудничество свое с японцами, но независимая позиция, занятая Аун Саном, несколько смутила его.

Слим сказал, после того как окончилась формально-вежливая часть разговора:

– Давайте подумаем, как нам влить ваши отряды (ему не хотелось говорить: армию, или хотя бы: части. Этим он признавал бы определенную самостоятельность Аун Сана) в регулярную армию. Я думаю, об этом мы сможем легко договориться.

– Вряд ли, – улыбнулся Аун Сан. – Я ничего решать самостоятельно не могу и не хочу. Я представляю здесь временное правительство Бирмы. И правительство наше – правительство народа, правительство Антифашистской Лиги. Вы, генерал, получаете приказы от своего правительства. Я – от своего.

– Право же, я не могу признать бирманского правительства, – перебил его Слим.

– Ваша воля. Я командующий союзной Великобритании армии. Но вам ни в коей степени не подчинен.

– Что же, я признаю ваше мужество, – сказал генерал Слим. – Вы сейчас находитесь полностью в моих руках. И будь на моем месте другой генерал, он бы мог арестовать вас, как бунтовщика и коллаборациониста.

– Не думаю.

– Хорошо, не будем об этом. Но поймите: вы подданный Британской империи. Да, не улыбайтесь. По крайней мере формально это так. Но вы сражались против правительства его величества. И у меня здесь, в штабе, есть люди, которые как дважды два могут доказать, что вы виновны в убийствах, и мы найдем достаточно свидетелей. Мы вам не давали никаких письменных обязательств, только устно пригласили на переговоры. И я перед законом буду чист, если вы не вернетесь обратно.

– Знаю. И все-таки ничего сделать со мной вы не осмелитесь. Вам это невыгодно. По крайней мере сейчас.

– Скажите мне, – переменил тему Слим, – если вы так доверяете англичанам, почему вы так хотите от нас отделаться?

– Вы неправильно ставите вопрос. Я не говорю. что я не люблю англичан. Нельзя не любить народ. Но мы не хотим ни англичан, ни японцев в качестве наших господ.

– Ну что ж! Как солдат и как человек, я, может быть, и согласился бы с вами. Но мы не политики. Пусть об этом говорят штатские.

– А у нас нет такого деления.

И разговор перешел на чисто военные темы.

Когда все вопросы связи и взаимодействия были обсуждены, когда принесли чай, Слим вернулся к политике. Хоть он и считал себя только солдатом – только солдатом он не был.

– Признайтесь, господин Аун Сан, вы ведь пришли к нам только потому, что мы побеждаем.

– Я не спорю. Если бы вы не побеждали, нам пришлось бы действовать только своими силами.

«Аун Сан произвел на меня сильное впечатление, – записал Слим вечером в дневнике, – он оказался не грубым партизаном, бандитом, как его изображали и какового я ожидал увидеть… Я понял, что он искренний патриот и реалист, что редко совмещается в политике… Наибольшее впечатление на меня произвела его честность. Он не мог и не хотел давать неподкрепленные обещания и не был открытым до конца со мной, но я твердо убежден, что, если бы он обещал что-нибудь сделать, он сдержал бы свое слово».

9

Вооруженные силы Бирмы – Национальная армия Аун Сана, отряды Лиги, партизаны – участвовали в течение сорок пятого года более чем в тысяче боев и стычек. Они уничтожили больше десяти тысяч японских солдат и офицеров, более трех тысяч японцев были ранены и взяты в плен. Бирманские части полностью дезорганизовали японские коммуникации в тылу, вызвали панику, и действия их привели к тому, что японские войска не смогли оказать серьезного сопротивления наступающим союзникам. Летом 1945 года Маунтбатен писал в официальном докладе в Лондон:

«Атакуя изолированные гарнизоны и линии связи и оказывая давление на японцев, бирманская армия связала большое количество вражеских войск, которые иначе могли быть использованы для блокирования 14-й союзной армии в ее наступлении на Рангун».

Маунтбатен не совсем объективен в своем докладе. И понятно. Ему не было ровным счетом никакого смысла отдавать должное бирманцам. Каждый их успех отнимал листочек с лаврового венка самого Маунтбатена.

В этом докладе есть фактическая неточность. Из него следует, что якобы Рангун заняла 14-я союзная армия. По крайней мере здесь о бирманцах упоминается только как о силе, косвенно способствовавшей взятию Рангуна.

В самом же деле Рангун был взят не кем иным, как Аун Саном. Его войска вошли в столицу Бирмы за два дня до англичан. И когда первый английский катер с десантом подошел к покореженному бомбами причалу, англичане увидели солдата в зеленом мундире с японским автоматом в руках. Это был солдат Национальной армии.

Бирму освобождали с двух сторон. Изнутри – партизанские отряды и части Аун Сана. Снаружи – английские войска и опять же части Аун Сана. Во всех городах и деревнях, освобожденных от японцев, немедленно создавались отделения Лиги, которые брали на себя поддержание порядка в период военных действий, брали на себя охрану населения от мародерствующих японских банд, от местных бандитов. Каждый день все новые и новые красные флаги Антифашистской Лиги поднимались над Бирмой.

В стране создавалось двоевластие. Англичане возвращали свою администрацию. Бирманцы создавали свою.

1 июня в Лондоне была опубликована Белая книга о Бирме. Из нее следовало, что после окончания военных действий в стране утверждается губернаторский режим. Все политические вопросы будут решаться губернатором, при котором создается «совещательный» Исполнительный совет, назначенный тем же губернатором. Этот порядок должен был сохраниться до 1948 года, до окончания «периода восстановления Бирмы». Потом наступал «период подготовки почвы для полного самоуправления» и так далее. Независимостью и не пахло.

Отвечая Белой книге. Антифашистская Лига писала: «Бирманский народ нельзя отбросить назад, к духовному и политическому уровню 1941 года… Бирма хочет быть независимой – ни больше, ни меньше».

Англичане открыто не спорили. Даже больше того, Дорман-Смит заявил в Лондоне, что программа Лиги в принципе не противоречит целям английского правительства. Это была ложь. Но англичане ждали, когда страна полностью перейдет к ним в руки. Тогда можно будеть заговорить по-другому.

А тем временем война все дальше откатывалась от Рангуна. И, наконец, в Рангуне стало настолько безопасно, что скоро прибыл его превосходительство губернатор Бирмы сэр Дорман-Смит.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
У АУH САН

1

Губернатор впоследствии признавался, что, когда он приехал в Рангун и ознакомился с документами Лиги, он понял, что задача возвращения Бирмы в лоно Британской империи осложнится непримиримой позицией Лиги. Тогда губернатор решил бороться с Лигой с помощью самих же бирманцев.

Губернатор подготовил вступительную речь и разослал приглашения бирманским политикам на первую встречу с ним на борту английского крейсера «Кемберленд». Кого же пригласил губернатор? Кого же он считал представителями Бирмы?

От Лиги на встречу были приглашены двое: Аун Сан и Такин Тан Тун. Губернатор рад бы не приглашать никого от этой подрывной организации. Но шла война. Аун Сан командовал бирманской армией, а Тан Тун был генеральным секретарем Лиги. Тем более что на приглашении Аун Сана и Такин Тан Туна настоял адмирал Маунтбатен.

Но, кроме Аун Сана и Тан Туна, на встрече должны были быть еще пятнадцать человек. А это уже были верные друзья англичан. Те из них, что пережили оккупацию в Рангуне, похудели, постарели. Они рассказывали губернатору, что все эти годы сидели дома и боялись, что японцы посадят их в тюрьму. И губернатор соглашался с ними, что такая жизнь была ужасна. Но теперь они дождались настоящих друзей, и друзья их не забудут своими милостями.

Губернатор зачитал семнадцати гостям свой доклад по поводу Белой книги и будущей политики Великобритании в Бирме. Губернатор старался быть как можно более мягким и либеральным. Он искренне хотел добра своим старым друзьям. И друзья понимали это. Они согласно кивали головами, когда губернатор говорил:

– Борьба Бирмы за свободу окончена. И я умоляю вас поверить в это. Самоуправление теперь уже-совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Возможно даже, что период прямого управления страны губернатором окончится быстрее, чем через три года Это уже зависит от хорошего поведения бирманцев. В конце концов… – губернатор обернулся к сидевшим отдельно от его друзей Аун Сану и Тан Туну, – в конце концов ведь то, что предлагаем мы, мало отличается даже от самых левых требований Лиги.

Губернатор был доволен своей речью. Еше ни один губернатор в Бирме не произносил такой либеральной и мягкой речи. Только вот эти двое – из Лиги. Молодые люди, с которыми он раньше не сталкивался. Они, кажется, связаны с коммунистами. И они молчат, они не улыбаются и не качают сочувственно головами.

– Вот что, ваше превосходительство, – сказал, наконец, Аун Сан. Он не снимал сшитого по японскому образцу генеральского мундира, и это сильно шокировало губернатора. – Вот что. Должен признаться, что ваше выступление никакого влияния на нашу позицию не оказало. Мы требуем немедленной отмены военной администрации и признания нашего временного правительства.

Нет. Придется расстаться с Лигой. Придется уничтожить ее. Губернатору не очень хотелось начинать свою деятельность с репрессивных мер. Но с Аун Саном, очевидно, не сговоришься. Да и есть ли смысл договариваться? Стоит только взглянуть на верных адвокатов и увидишь, с какой ненавистью они смотрят на этих коммунистических выскочек. Нет и еще раз нет. Переговоры с Лигой – это предательство по отношению к старым друзьям, по отношению к интересам Великобритании. Губернатор так задумался, что не заметил, как оба руководителя Лиги поднялись, вежливо наклонив головы, и ушли без единого слова. А губернатор думал. Вот они уверяют, что Лига представляет собой бирманский народ. Но ведь здесь в салоне крейсера сидят пятнадцать старых опытных политиков – цвет бирманской нации. Они рады видеть губернатора. Они готовы оказать ему полную поддержку. Не может быть, чтобы Лига была так сильна, как она себя пытается представить. Вот и друзья уверяют, что это совсем не так.

И губернатор обратился к адвокатам. Он выбрал путь. Он пойдет против Лиги, потому что Лига пошла против него, а значит, и против Англии.

В конце концов Аун Сан всего-навсего бирманец. А губернатор Бирмы сильнее любого бирманца и даже сильнее всех бирманцев, вместе взятых.

Между тем мировая война подходила к концу. Советские войска перешли границу Маньчжурии. Японцы теряли последние позиции в Китае и на Тихом океане.

В сентябре в Канди, на Цейлоне, проходили переговоры между руководителями Лиги и Маунтбатеном. На переговорах стоял вопрос о будущем Бирманских патриотических сил (так теперь называлась бирманская Национальная армия).

Перед этим Лига уже выработала свое отношение к английским требованиям. Англичане требовали, чтобы армия была распущена и оружие было сдано.

Лига согласилась на это. И вот почему. В мирных условиях десятитысячная армия не могла решить судьбу страны. Решал ее народ. Значит, надо было переходить непосредственно к работе с массами. Надо было рассредоточить по всей стране кадры Антифашистской Лиги. То есть, подчиняясь требованиям англичан, Лига не теряла свою армию, а, наоборот, получала возможность более широко использовать ее в своих интересах, в интересах народа. Что касается сдачи оружия – на это Аун Сан тоже согласился. Оружие было сдано. Но никто не может сказать, какой процент его. Во всяком случае, небольшой. В стране, по которой два раза прошла война, накопилось очень много оружия – как японского, так и английского. И это оружие осталось у отрядов Лиги, у армии. Официально армия была распущена. Но на деле она сохранилась и с каждым днем становилась все сильнее. У Аун Сана не было никаких оснований доверять англичанам. И он был в этом прав.

И еще одно условие бирманцы выговорили при роспуске армии. Члены ее могли вступать в английскую армию. Все-таки в будущей колониальной армии, сколько бы она ни просуществовала, желательно было иметь своих людей. Маунтбатен вынужден был на это согласиться.

По дороге в Канди на переговоры с англичанами бирманская делегация остановилась в Индии, у Такин Тейн Пе. Там прошло предварительное совещание, на котором и была выработана окончательно позиция для переговоров в Канди.

Тогда же было принято еще одно решение.

Дело в том, что уже долгое время англичане настаивали на том, чтобы Аун Сан перешел в их армию. Ему предлагали чин бригадного генерала и пост заместителя начальника штаба регулярной армии колонии. Или даже, если он будет несговорчив, чин генерального инспектора бирманской армии.

Вот это предложение англичан и надо было тщательно обсудить. Становиться ли Аун Сану профессиональным военным или бросить армию? Аун Сан высказал свое решение: бросить армию, уйти в отставку и перейти полностью к работе в Лиге. Некоторые возражали против этого. Кое-кому из бирманских лидеров было выгодно, чтобы Аун Сан отошел от политической деятельности.

Но все-таки большинство поддержало боджока. Такин Тейн Пе писал по этому поводу: «Я поддержал мнение, что Аун Сану лучше перейти в политику. Я также верил, что в то время было жизненно необходимым создать Единый фронт прогрессивных элементов и национальных сил. И что не было среди нас ни одного человека, который мог бы выполнить эту роль лучше, чем Боджок Аун Сан. В конце нашей беседы Аун Сан сам заявил, что считает для себя необходимым покинуть армию. Таким образом, больше спорить было не о чем».

А уезжая из Канди, Аун Сан передал Маунтбатену письме, в котором объявлял о своей отставке.

«…Я передал моим коллегам по Антифашистской Лиге и по Бирманским патриотическим силам ваше предложение о переходе моем в бирманскую армию. Несмотря на то, что нам надо будет провести некоторые формальности, прежде чем мы сможем представить официальное решение, я уже сейчас могу сообщить вам, что я бросаю военную карьеру. Я сожалею, что мне придется расстаться с армией, по это решение настолько важное, что я ему обязан подчиниться».

Но по возвращении в Бирму Аун Сану пришлось снова заниматься военными вопросами. Правда, теперь уже официально бирманской армии не существовало, но часть ее влилась в регулярную армию – армию колонии, а одновременно создавалась народная добровольческая организация, которая и должна была заменить армию, только на более широкой, народной основе. В нее вошли многие из солдат и офицеров Бирманских патриотических сил, бывшие партизаны. Народные добровольцы были полувоенной организацией. Англичане, разумеется, не признавали таких формирований. Но в них уже в первые месяцы насчитывалось более двадцати пяти тысяч человек, не говоря о тех десятках тысяч, которые могли взять оружие в руки, когда это понадобится стране.

Создание народных добровольцев свело на нет все усилия англичан в Канди. У Лиги все-таки была своя армия. И это про нее писал известный экономист, профессор Фэрнивол: «НДО была бы страшной в партизанской войне против английской армии и не менее страшной для любого бирманского правительства, которое не смогло бы добиться ее лояльности».

2

Одной из важнейших причин, почему господство англичан в Бирме доживало последние дни, было экономическое положение в стране и политика англичан в этом вопросе.

Уже перед войной Бирма никак не могла похвастаться здоровой экономикой. Во время наступления японцев ей был нанесен серьезный удар, за которым следовал трехлетний грабеж страны японцами. Потом вторично военные действия – наступление англичан. Так что в сорок пятом году в стране господствовал экономический хаос. Не было промышленности, сельское хозяйство опустилось почти до уровня каменного века, безработица приняла угрожающий размах. В стране царили голод и разруха. Риса собирали в три раза меньше, чем до войны, горных рудников действовало в десять раз меньше, чем до войны, две трети рисорушек стояло. Даже те кустарные отрасли, что поощрялись японцами, сошли на нет с падением денежного обращения. На страну, протянувшуюся с севера на юг на две тысячи километров, оставалось тридцать паровозов из трехсот, что были в сорок втором году.

Торговое обращение вернулось к временам натурального обмена. Оккупационные рупии были отменены, а новых денег не было.

Но не только крестьяне и рабочие находились в тяжелом положении. Бирманская буржуазия тоже чувствовала себя ограбленной. Те английские компании, что в течение трех лет были оторваны от Бирмы, от своих фабрик, промыслов, полей, теперь возвращались в страну, преисполненные уверенности в своих патриотических заслугах. Ведь их предприятия были разрушены во время войны, войны, в которой они в конце концов победили. Так кому же в первую очередь должна пойти помощь? Кому должны быть возвращены все льготы и привилегии? Им. И английское правительство не могло не откликнуться на просьбы своих фирм. В основу развития экономики Бирмы должны быть положены: финансирование английских компаний, ограждение их от иностранной конкуренции, восстановление помещичьей и ростовщической системы. Бирме надо было вернуть положение ведущего экспортера риса, а для этого нужно было сильное колониальное правительство.

Беспроцентный заем, который английское правительство предоставило Бирме, уходил почти целиком на развитие тех же британских фирм. Для этого были выработаны секретные «проекты». Когда в сорок шестом году администрации пришлось их опубликовать, возмущение в Бирме было велико. На верховном совете Лиги в мае 1946 года Аун Сан говорил:

«Чем больше мы узнаем, тем больше убеждаемся, что британское правительство обращается к затягиванию признания за нами права на политическую свободу для того, чтобы еще глубже укрепиться в нашей экономике. Получается, что, какая бы ни была в Англии политическая партия у власти (а в то время в Великобритании правило лейбористское правительство), основной их заботой остается, как говорил Черчилль, «что у нас есть, мы удержим». Мы же хотим полной свободы. А при отсутствии экономической свободы политическая свобода останется не больше, чем издевательством, фикцией».

Бирманской буржуазии в кредитах и компенсации было отказано. Считалось, что она не понесла никаких потерь во время войны. Бирманских промышленников даже полностью отстранили от торговли и переработки риса в Нижней Бирме – основном рисовом районе страны. Положение было хуже, чем во времена японцев. В результате этих мер англичан даже правые круги бирманской буржуазии скорее были склонны поддерживать Лигу, чем английского губернатора.

Росло влияние Лиги среди рабочих и крестьян. В 1945 и 1946 годах было создано несколько профсоюзов. Прошли первые после войны забастовки. Теперь уже англичанам не удалось нейтрализовать борьбу рабочих национальными распрями. Когда забастовали докеры, англичане срочно привезли в доки индийцев. Но на следующий день ни один из индийцев на работу не вышел. Они вечером встретились с представителями бастующих и присоединились к ним.

Пришлось бросить на разгрузку кораблей японских военнопленных.

И в деревне англичане потребовали, чтобы все вернулось на довоенные позиции. Ряд законов, которые они издали для деревни, требовал выплаты задолженности по арендной плате, налогам и ссудам. Все земли, что крестьяне захватили во время войны, надо было возвращать помещикам. После этих законов Лига могла полностью рассчитывать на полную поддержку всего крестьянства.

Крестьяне надеялись, что документы на владение землями потерялись во время войны. Оказалось, ничего подобного. Их вывезли помещики в Индию, и в сорок четвертом году перед началом наступления передали англичанам на хранение. Тридцать шесть кули перетаскивали эти бумаги по улицам Симлы, укладывая в несгораемые шкафы правительства Дорман-Смита.

В ответ на меры английского правительства крестьянство организовывалось под руководством Лиги и компартии. Уже в январе 1946 года была создана Всебирманская крестьянская лига. Времена восстания Сая Сана прошли. Теперь крестьяне были организованы и отлично знали, за что борются.

И вот складывается парадоксальное положение. Практически вся страна за исключением небольшой кучки компрадорской буржуазии и нескольких оторвавшихся от народа политиков поддерживает Аун Caна, поддерживает Антифашистскую Лигу. И все-таки Лигу продолжают не признавать в Лондоне, продолжают считать ее экстремистской организацией. И если убрать Аун Сана, слышатся рассуждения и в Лондоне и в Рангуне, то Лига сама собой распадется и к власти придут «правильные, верные» люди.

Лига знала о поддержке масс и была уверена в своих силах. Для Аун Сана вопрос стоял не в том, получит ли Бирма независимость или нет. Вопрос стоял, получит ли она независимость в этом году, в следующем или через два года. Но это будет полная независимость, без скидок и оговорок.

Осенью 1945 года Лига сама пошла навстречу губернатору и предложила превратить его Исполнительный совет в настоящий, представительный орган с тем, чтобы он потом превратился в учредительное собрание. И Лига представила губернатору проект, по которому из пятнадцати членов совета одиннадцать должны быть членами Лиги. Причем требования Лиги были вполне умеренными, ведь среди одиннадцати ее кандидатов не все были йебо и коммунистами. Некоторые выдвигались от «Мьочи» – бывшей партии У Со, некоторые от «Синьета» – бывшей партии Ба Mo. Обе эти партии в то время поддерживали Лигу в едином народном фронте.

Губернатор решительно отказался от таких требований. В первую очередь вычеркнул коммуниста Тейн Пе. Тогда Лига отказалась принимать участие в Исполнительном совете. Правда, узнав об этом, члены Лиги из партий «Мьочи» и «Синьета» срочно покинули ее и вошли в Исполнительный совет. На силе Лиги это не отразилось, а бирманцам еше раз показало действительное лицо этих партий.

Но к зиме сорок шестого года губернатор стал уже куда более серьезно относиться к Лиге, чем летом. Он пригласил к себе Аун Сана.

– Я предлагаю вам вступить в совет. Это ни к чему вас не обязывает. Но совет будет по-настоящему представительным, и вы сможете в нем стать легальной оппозицией.

– Оппозицией?

– Ну, как консерваторы в Вестминстере.

– Простите, но как мы можем выступать в оппозиции к силам, которые никого не представляют? Мы не считаем, что в Бирме есть оппозиция нам, если не считать вас, англичан.

Во главе нового совета встал знакомый Аун Сану сэр По Тун. Это он, будучи премьером перед войной, арестовывал такинов. И теперь он ничего лучше не придумал, как обратиться к губернатору с предложением арестовать Аун Сана.

Губернатор колебался. Он уже не очень доверял и своим бывшим друзьям. Друзья выступали на митингах и волей-неволей говорили о независимости. Они не могли говорить ни о чем другом – их просто никто бы не стал слушать. А Аун Сана губернатор начинал побаиваться.

Он писал в Лондон: «Насколько сильно действительное влияние Аун Сана, сказать трудно. Никто не устраивает демонстраций против него. Даже члены совета предпочитают помалкивать при народе, когда разговор заходит об Аун Сане». Особенно смутил губернатора Аун Сан тогда, когда после памятного разговора об оппозиции вынул из кармана генеральских, уже поношенных брюк декларацию, которую должны были обсуждать вечером того же дня на массовом митинге Лиги. В декларации, в частности, говорилось, что губернатор Дорман-Смит не имеет права представлять Англию в Бирме.

– Я могу вас уверить, что эта резолюция будет принята на митинге единогласно, – сказал он, прощаясь с губернатором.

Однажды сэр По Тун принес новость о беспорядках в городе Пегу. Там в окрестностях города орудовала какая-то банда.

– Это не иначе, как начало всеобщего восстания. Надо сегодня же арестовать Аун Сана и послать туда войска.

Губернатор запросил тамошнюю полицию. Никакого восстания не намечалось.

Оставалось два пути. Или ждать, пока влияние Аун Сана ослабнет, и тогда убрать его без шума, или найти вполне легальный и официальный предлог, приписать ему какое-нибудь преступление, что-нибудь пострашнее. Так, чтобы под этим предлогом не только физически изолировать Аун Сана, но и уничтожить его морально.

На первый путь надежды было мало. Популярность Аун Сана никак не сходила на нет. Но противники боджока не оставляли надежды скомпрометировать его.

На бурном заседании Законодательного совета представители англичан Пирс, Вайз и другие требовали, чтобы, не считаясь ни с чем, правительство все-таки арестовало президента Лиги.

– Это очистит воздух, – настаивали они. – Аун Сан уже сейчас потерял многих сторонников. Посмотрите, верхушка партии У Со и Ба Mo перешла на нашу сторону.

– Предлог?

– Его речи. Каждая из них отлично подходит под статью о подстрекательстве к бунту. А это наказуемо. Вот посмотрите.

Пирс постучал согнутым пальцем по пачке листков.

– Это перевод речи Аун Сана на конгрессе его Лиги. Я позволю себе прочесть несколько строк отсюда, несколько фраз, относящихся к истории. «Империализм и фашизм, по сути дела, представляют собой разные формы финансового капитала». Это же коммунистические идеи! Слушайте дальше. «Вначале империалистические круги Англии, Франции и других капиталистических стран кормили, поили и нянчили своего незаконного брата – фашизм. Мюнхенская банда в Англии несет ответственность за насилие над Абиссинией и Маньчжурией, за преступления фашизма в Испании, Германии, Европе и во всем мире. Империалисты в Азии различными путями поддерживали японских фашистов. Они надеялись на них, как на силу, способную сдержать подъем национально-освободительного движения. И не по их воле чудище Франкенштейна повернулось против своих создателей».

Ну как? «Мюнхенская банда». Как вам это нравится? Так я могу найти примеров, подобных этому, примеров открытого оскорбления чести Британской империи десятки в каждой из его речей. А речи Аун Сан говорит почти каждую неделю.

Например, послушайте, что он говорит про русских коммунистов: «Нас вдохновляет отвага и героический дух социалистических идей, с которым народы Советского Союза борются за победу социализма в своей стране, строят плановую экономику, с которым они поднялись на разгром фашистских банд во второй мировой войне, когда в течение долгого времени им приходилось бороться в одиночку, без всякой помощи. Мы преклоняемся перед мощью социалистической державы и особенно подчеркиваем роль ее в разгроме фашизма в Европе. Мы гордимся и тем, что великая страна социализма борется за права отсталых и порабощенных народов».

Но ведь это уже поэма в прозе. Коммунистические песни, которым не место в Бирме. Я полагаю, все собравшиеся со мной согласны, что Аун Сан представляет непосредственную опасность как агент мирового коммунизма.

Присутствующие не возражали.

Но опять не пришли бы ни к какому решению, не окажись среди них бывшего Такин Тун Ока, который был обижен в свое время еше японцами, ибо прочил себя на место самого Ба Mo, но затея его сорвалась. Был он обижен и на Лигу, а Аун Сана ненавидел патологической ненавистью. Сам ли он додумался до своего плана или ему кто-нибудь посоветовал, неизвестно, но, так или иначе, Тун Ок выступил на совете и заявил, что видел собственными глазами, как во время наступления японцев на Бирму Такин Аун Сан зарубил саблей старейшину одной из деревень. Причем добить сам не смог и приказал закончить кровавое дело одному из своих солдат. Тун Ок потребовал, чтобы Аун Сана арестовали за убийство мирных граждан.

Даже те люди, которым хотелось поверить в такое обвинение, не смогли поверить Тун Оку. Во-первых, потому, что Тун Оку и так никто не верил. А во-вторых, даже самое поверхностное знакомство с Аун Caном полностью исключало возможность подобных действий боджока. Но тем не менее губернатор поспешно дал ход этому делу. Приказал начать расследование.

Это решение губернатора испугало более трезво мыслящих англичан и в первую очередь английских военных, которые командовали бирманскими частями комиссаров областей, понимавших, какой популярностью пользуется Лига. 27 марта 1947 года ведущие английские офицеры и чиновники собрались на совещание. Оно проходило без губернатора – тот был в те дни на севере. На совещании зачитали письмо Маунтбатена, который резко протестовал против попытки арестовать Аун Сана, уверяя, что это равнозначно началу всеобщего восстания в стране, восстания, подавить которое если и удастся, то только после долгой и кровопролитной борьбы. Нет, это было слишком рискованно, и адмирал был против.

По очереди поднимались выступавшие.

Четтль, генеральный инспектор армии: «Арест вызовет немедленное восстание».

Генерал Бриггс, командующий регулярной армией колонии: «Арест Аун Сана вызовет немедленное восстание в рядах армии. На армию полагаться нельзя. Тем более что, помимо бирманских, в ней теперь есть индийские части, настроение которых и сторона, которую они выберут в случае вооруженного конфликта, весьма сомнительны».

Генеральный инспектор полиции: «Опасно».

Начальник отдела расследований полиции: «Рискованно».

Совещание представило вернувшемуся из поездки губернатору свои соображения. Арест Аун Сана нежелателен. Губернатор не сдавался. Он продолжал держаться упрямой мысли, что Лига – это Аун Сан. А если Аун Сана не будет – Лига, развалится. Он послал в Лондон запрос на арест Аун Сана.

Телеграмма из Лондона с разрешением на арест застала губернатора в Сингапуре. В тот же день он вылетел обратно в Рангун и вызвал к себе генерального инспектора полиции.

– Выполняйте приказ, – сказал губернатор.

– Но, ваше превосходительство, я еще раз хочу напомнить вам, что, возможно, ни я, ни вы не переживем беспорядков, которые последуют за арестом.

– Хватит, – ответил Дорман-Смит. – У нас есть указание из Лондона, и мы обязаны ему подчиниться.

Инспектор вернулся в контору, позвонил жене, чтобы она заперла дом и приказала слугам никого не впускать, а сам выписал ордер на арест Аун Сана, тридцати одного года от роду, обвиняющегося в убийстве, совершенном в 1942 году. Несколько минут он не мог заставить себя нажать на кнопку звонка.