Текст книги "Аун Сан"

Автор книги: Игорь Можейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Весь этот длинный поход но берегам Иравади Аун Сан проделал с войсками. Солдаты раздобыли ему старенький «форд». Он сложил туда пару запасных лоунджи, рубашку – так и прошел по всей Бирме.

Японцы не разрешали армии удаляться далеко от реки и зорко следили за каждым ее шагом. По все-таки Аун Сан был доволен тем, что армия движется. Это была неплохая школа для офицеров и солдат, возможность обзавестись кое-каким трофейным оружием. Много его было в деревнях. Крестьяне подбирали оружие, брошенное англичанами, и не жалели его для своих солдат. За эти недели Аун Сан лучше узнал свою армию, а армия, в составе которой было много молодых солдат, присоединившихся к ней уже в Бирме, узнала своего командующего.

В Швебо Аун Сан и его заместитель Не Вин неожиданно встретились со старым знакомым, Такином Тейн Пе, одним из организаторов компартии. Встреча была короткой и невеселой. Тейн Пе решил пробираться в Индию, чтобы там связаться с индийскими товарищами. Больше почти до самого конца войны его не видели. Ему удалось все-таки пробиться на запад.

А на севере Аун Сан получил японский приказ: армию вернуть на юг для переформирования.

Армия независимости была сконцентрирована в городе Пьинмана, в самом центре Бирмы. Наступил период обманчивого мира, передышки, полной внутренней борьбы и разочарований. Японские части вели бои с английским арьергардом в Качинских и Чинских горах, но наступление их выдыхалось, перерастая в серию мелких стычек, боев за перевалы и деревни. Стало ясно, что в Индию с ходу не ворваться.

Армию независимости полностью отстранили от участия в военных действиях. Она была уже не нужна и даже вредна. Японцы решили сохранить ее только номинально, сведя до нескольких плохо вооруженных батальонов. Но пока что армия отдыхала.

И так получилось, что Аун Сану пришлось присутствовать в качестве почетного гостя па нескольких свадьбах. Товарищи его были героями – каждая девушка рада выйти замуж за йебо, да и те не прочь жениться. Война войной, а им было по двадцать, от силы по двадцать пять лет.

Но никто не мог предположить, что сам боджок окажется жертвой любви. Аун Сан ворчал на друзей на то, что они размягчаются, но ворчал незло.

И тут его снова свалила малярия. Бо Аун Сана пришлось срочно перевезти в Рангун, в госпиталь.

Командующего положили в отдельную палату И приставили к нему лучшую сестру госпиталя Ma Кин Джи.

Через несколько дней командующий обнаружил странную вещь. Стоит сестре прикоснуться ко лбу его, как пропадает жар. Обед вкусен только тогда, когда его приносит Ma Кин Джи, и в палате становится светло, когда Аун Сан видит ее густые брови и большие черные глаза.

Короче, командующий влюбился. Он отказывался принимать лекарства, если Ma Кин Джи не было в госпитале, он не хотел есть, если Ma Кин Джи не могла его накормить. Командующий бирманской армией, железный человек, которого уважали даже японцы, идол армии, Аун Сан, известный всем своей серьезностью, даже аскетизмом, вдруг изменился. Он заявил главному врачу, что любит Ma Кин Джи, что не уйдет из госпиталя, пока не получит ее согласия выйти за него замуж, а пока такового не получил, хочет видеть ее каждый день, с утра до вечера.

Странные слухи – «Аун Сан влюбился» – поползли по Рангуну. Старые друзья встречали их с усмешкой. Они-то знали, что с Аун Саном ничего подобного случиться не может.

И тем более велико было их изумление, когда Аун. Сан, выйдя из госпиталя, не вернулся, как ожидали, немедленно в армию, а задержался в Рангуне еще на неделю. Никто не мог его найти, никто не знал, где он. И только 6 сентября Аун Сан объявился и сказал своим офицерам:

– Сегодня у меня свадьба. Если кто хочет прийти, – вот адрес.

Это было удивительно, нетрадиционно – так никто не делал. Но факт остается фактом. Вечером офицеры собственными глазами увидели своего командира на торжественном месте рядом с невестой.

В армии поднялся страшный шум. Молодые офицеры, особенно холостяки, воспротивились такому шагу Аун Сана, объявили это предательством, уверяли всех и всякого, что дело свободы погибло и у них теперь нет вождя.

Скорее всего это была просто ревность.

А потом прошло еще несколько недель. И оказалось, что Аун Сан выбрал себе в жены самую лучшую девушку в Бирме. Уже не говоря о том, что командующий ходил отныне в глаженых рубашках и кто-то заставлял его не забывать застегивать все пуговицы на мундире, не говоря о том, что Аун Сан поправился, посвежел и стал веселее, не говоря обо всем этом, как-то получилось, что Ma Кин Джи – ее стали скоро называть До Кин Джи, как положено звать уважаемую женщину, – стала всеобщей старшей сестрой. Хоть и была она моложе многих в штабе армии. К ней бегали и поговорить о жизни и пожаловаться на неверность любимой.

6

Осенью 19–12 года наступление японских войск было приостановлено в горах и джунглях на границе Бирмы и Индии. План японского командования, по которому японские армии должны были соединиться с немецкими в Индии, явно не срабатывал. Наступление немцев на юг, за Волгу и Кавказ замедлилось, и дивизии их завязли в боях, не дойдя до Индии многих сотен километров.

Теперь перед японцами стояла задача – укрепить тылы, навести порядок и уже завоеванных странах.

Бирме здесь отводилась особая роль. Она должна стать основным поставщиком риса для японской армии. И нефти. Правда, забегая вперед, надо сказать, что нефти японцы так и не получили. Нефтепромыслы в Енанджауне регулярно подвергались налетам английской авиации, что мешало их восстановлению.

Но производство риса требует до какой-то степени налаженного сельского хозяйства, внутреннего мира в стране.

И японцы решили создать марионеточное правительство, создать видимость самоуправления.

1 августа 1942 года было создано временное правительство Бирмы. Во главе правительства поставили доктора Ба Mo, которого нашли в Шанских горах, где он скрывался после побега из английской тюрьмы. Егo перевезли в Мандалай. К Ба Mo приехали с визитом японские полковники и предложили ему пост премьера во временном правительстве и право подобрать себе министров, правда после проверки их японской разведкой.

Ба Mo почувствовал, что его час пробил. Из загнанного беглеца он превратился в маленького диктатора, кокетничал и удивлял даже привыкших ко всему японцев. Но на все их предложения согласился.

Японцы выделили сто двадцать должностей, которые могут быть заняты бирманскими администраторами. Это были должности начальников департаментов, министерских секретарей и судей. Они предложили набрать на эти должности представителей различных партий. Создать видимость поддержки правительства всеми слоями бирманского народа. Ба Mo и на это согласился. Сто должностей он отдал деятелям своей собственной партии под гордым названием «Беднота», пятнадцать – тем адвокатам и старым политиканам, что не убежали по разным причинам в Индию за губернатором, а пять – такинам.

Такины хотели было отказаться полностью от участия в правительстве, но «Внутренний круг» решил – участвовать. Использовать все возможные пути борьбы.

«Внутренний круг» существовал нелегально. Он был организован в разгар военных действий летом 1942 года по инициативе Аун Сана и включал в себя виднейших такинов левого крыла. «Круг» с середины сорок второго года стал «мозгом» Бирмы. И что бы ни говорил Ба Mo, как бы ни усердствовали японские полковники, последнее слово оставалось за «Внутренним кругом», о существовании которого мало кто знал, пока не кончилась война.

В первое же правительство вошли Такин Мья и Такин Тан Тун. Первый – министром внутренних дел, второй – министром земледелия. Ба Mo предпочел бы не давать такинам таких важных постов, но без их помощи или хотя бы без их молчаливого согласия на его существование ему не продержаться. И он это понимал.

Сам Аун Сан занялся непосредственно армией. Теперь в ней было три тысячи человек. Три стрелковых батальона, минометный батальон, училище и штаб. И сотня японских советников.

Но зато на каждого из трех тысяч Аун Сан мог положиться как на самого себя. Армия была полностью в руках у такинов.

Присутствие японских инструкторов и наблюдателей имело и положительную сторону. Они знали свое дело, они умели воевать и учили этому бирманских солдат. Учиться было тяжело, но в ходе учебы заодно воспитывалась и ненависть к учителям.

Тридцать йебо были собраны Аун Саном в отдельный батальон. Решено было, что им следует заняться более тщательным образованием. Японцы согласились на это. Они полагали, что йебо, прошедшие суровую школу в Японии, надежнее тех офицеров, что вступили в армию в Бирме.

Сам Аун Сан часто ездил по стране, останавливался в деревнях, разговаривал с людьми, но почти не выступал с речами. На каждом собрании сидел японский агент. Трудно было сказать то, что думаешь, и в то же время не возбудить подозрений японского гестапо Кемпетаи.

Правда, иногда удавалось.

Однажды Аун Сан приехал в городок Чаунгон на Иравади. Ехал он по реке, и вести о нем далеко обгоняли катер. К приезду его в городке устроили большой пир и гонки на лодках в честь высокого гостя.

А когда гонки окончились, Аун Сан поблагодарил жителей города за прием и сказал потом:

– Я наблюдал сейчас за соревнованиями. И обнаружил интересную вещь. Стоит какой-нибудь лодке вырваться вперед, гребцы сразу перестают налегать на весла с прежней силой, хотя до финиша осталось еше немало. Они слишком рано успокаиваются. Следующей за ними лодке не стоит большого труда обогнать их, если они поднажмут как следует. Но происходит еще одна странная вещь. Лодка, которая отстает, тоже снижает скорость. Ее гребцы тоже успокаиваются, решают, что проиграли. Так обе лодки не спеша приходят к финишу, если, правда, их при этом не обгонит третья лодка. Я хочу предостеречь вас, мои друзья, от ошибок, которые делают гребцы в обеих лодках. Это очень плохая привычка – бросать борьбу при первых успехах или первых неудачах. Ведь только сильные и смелые, только упорные и постоянные заслуживают свободы, которая сама ни к кому не приходит.

Назавтра эти слова передавались из уст в уста, из деревни в деревню.

Аун Сан поражал японцев. Они не могли его понять. Например, возьмите Ба Mo. После того как Ба Mo получил видимость власти, он окружил себя пышным конвоем, конфисковал у перепуганных индийских купцов несколько автомобилей, устраивал аудиенции, как император, и даже заказал себе генеалогическое древо – от самого короля Анораты.

Аун Сан же не меняется. Все так же предпочитает мундиру клетчатые лоунджи и старенькую рубашку, сразу не поймешь, что это и есть бирманский герой, за которым любой из его солдат, да и вообще любой из молодых бирманцев, пойдет в огонь и воду. Если говорит, то говорит только правду, хотя при этом порой рискует поссориться с японцами. А если не хочет выдать себя, просто промолчит. И может молчать несколько дней подряд.

В Рангуне стал известен такой эпизод. У ворот заместителя Аун Сана стоял солдат. Солдат не столько охранял офицера, сколько ограждал его от многочисленных родственников и просителей, от монахов и прожектеров. В тот день на часах стоял солдат молодой, новобранец, который еще никого из начальства не знал в лицо, – приехал несколько дней назад из деревни и случайно попал в тот редкий день, когда записывали добровольцев.

Солдат видит невысокого человека в лоунджи, который идет, задумавшись, по дороге мимо дома и читает на ходу толстую книгу. Человек прошел было мимо ворот, потом вспомнил что-то, остановился и, закрыв книгу, повернул к дому.

Солдат преградил ему дорогу штыком. Посетитель явно относился к разряду прожектеров – людей надоедливых, которых начальник караула ни в коем случае не велел пускать.

– Мне к полковнику, – сказал посетитель.

– По какому делу?

– Да так, – посетитель не нашел сразу, что ответить, – по личному.

– Заходите к нему в приемные часы в штабе.

– А мне как раз сейчас нужно с ним поговорить.

– Нет, ничего не могу поделать.

Посетитель вдруг весело засмеялся.

– Но мне в самом деле надо повидаться с вашим начальником. Он меня знает.

– Много здесь ходит его знакомых. У вас документы есть?

– Есть. Да вот я лоунджи надел, а документы в брюках. Может, можно позвать разводящего?

Солдат подумал и решил: позову. Странный посетитель. Вдруг сумасшедший какой-нибудь. Может, готовит покушение.

Разводящий, еще не доходя нескольких шагов, вытянулся в струнку и крикнул не своим голосом:

– Пропустить главнокомандующего!

У солдата чуть винтовка из рук не выпала. Сам Бo Теза!

– Спасибо, – сказал Аун Сан и прошел быстро по дорожке к дому.

– Но он совсем не похож на командующего, – растерянно бормотал солдат.

– Что мне теперь с тобой сделать? Опозорил на всю Бирму, – сокрушался разводящий.

И в это время они увидали, как от дома бежит к ним ординарец полковника.

– Часового срочно в дом.

– Все, – сказал солдат. Отдал винтовку разводящему и пошел за ординарцем.

А в кабинете полковника хохотали так, что дрожали чашки в буфете.

Аун Сан при виде солдата вскочил с кресла и подошел к нему. Протянул руку.

– Не обижайтесь, товарищ солдат. Я просил позвать вас сюда, чтобы не было непонимания. Не волнуйтесь. Это мне урок – следующий раз буду носить документы с собой.

Солдат ушел с твердым сознанием того, что командующий все-таки совершенно штатский человек. А в общем так оно и было.

7

Время шло быстро. Было много работы и мало возможностей отдохнуть. Правда, вокруг были товарищи, как и в студенческие годы. Но если тогда вес было ясно, теперь приходилось вести двойную жизнь, причем японцы, узнай они, о чем совещаются члены «Внутреннего круга», о чем говорит Аун Сан с верными офицерами, не пощадили бы бирманского командующего.

Родился сын. Дома было хорошо, дома Аун Сан отдыхал, хотя и признавал, что в домашних вопросах он не первый человек.

До Кин Джи была командиром над командующим, но властью своей не злоупотребляла.

А в стране за два года многое изменилось. В стране было плохо. Хотя поначалу крестьянам показалось даже, что теперь будет легче жить.

С англичанами убежали индийские помещики к ростовщики, некому стало платить арендную плату и проценты по займам. Во многих местах крестьянам удалось даже захватить районные магистраты и сжечь арендные договоры и другие рабские документы. Впервые за много лет крестьяне спокойно вышли на свои поля.

Но прошло несколько месяцев, и обнаружилось, что это облегчение только кажущееся.

Хорошо, крестьяне посеяли рис, вырастили его, но они могли продать его только японцам за их ничего не стоящие оккупационные рупии, годные только на то, чтобы оклеивать ими стены, японцы отбирали скот – это называлось поставками в натуре. Скот в Бирме в основном тягловый, рабочий – без него не обработаешь свой участок. Крестьян забирали в рабочую армию – сотни тысяч бирманцев работали на строительстве дорог и других принудительных работах. Никто не знает, сколько их умерло на строительстве железной дороги Таиланд – Бирма через горы, через джунгли.

И площади под рисом всю войну уменьшались, пока не сократились в два раза по сравнению с предвоенными. Уже в 1943 году риса не хватало на питание. А ведь большую часть урожая японцы отбирали.

Бирма при довольно редком населении всегда имела резервы необработанных земель – народ здесь давно не знал настоящего голода, как в Индии или Китае, где голод тысячами лет висит постоянной угрозой над страной. Бывает, конечно, неурожай в том или ином районе, но не было голода, который охватывал бы всю страну. Это не значит, что бирманские крестьяне зажиточны: им только-только хватает на еду и самую что ни на есть скромную одежду. Но на еду хватает даже батракам. Рис дешев, дешевы некоторые фрукты и овощи.

А вот во времена японской оккупации в Бирме начался настоящий голод. Тысячи безработных или разорившихся полностью крестьян стекались в города. Но в городах было не лучше, города были разрушены. В Рангуне стояли трамваи, не было машин и автобусов, бензин уходил на нужды японцев, электростанция не работала. Страна отступала на несколько десятков лет назад.

В деревнях возрождались кустарные производства – ткачество, производство джута и добыча соли. Но и это не спасало положения – текстиль шел японской армии, и люди донашивали довоенные рубашки.

Всю английскую собственность японцы реквизировали с самого начала и, что можно, вывезли в Японию. Вообще японские военные и чиновники вели себя, говорили тогда бирманцы, как люди, которые срубали кокосовую пальму, чтобы достать с нее орехи.

И с ростом их неуверенности в победе, в том, останутся ли они во все более враждебной Бирме, грабеж становился все более явным. Все эти годы Бирма ничего не ввозила, а это страна, вся экономика которой была поставлена англичанами в такие условии, что могла функционировать только при очень развитом импорте всего, кроме риса.

Бирма катилась к краху. И этому не могла помешать даже формальная независимость, которую дали ей японцы в 1943 году.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
БОДЖОК АУН САН

1

В наши дни мир связан в одно целое. И не только нитями телеграфа и радиоволнами, но и невидимыми нитями событий. То ли дело во времена Марко Поло. Когда великий путешественник рассказывал своим землякам о Бирме, о том, как под ударами китайских войск пало бирманское государство, ему просто никто не верил. Да и вряд ли кто поверил бы в тогдашней Бирме, что Венеция – город, построенный целиком из камня. И ни падение бирманского государства, ни войны генуэзцев с венецианцами не оказывали ровным счетом никакого влияния друг на друга.

Но когда в сорок третьем фашистские армии были разгромлены на Волге, это событие сразу повлияло на политику японцев в Бирме. Окончательно рухнули надежды японцев соединиться с гитлеровцами в Индии и образовать единый фронт. Да и не только единый фронт. Удар, нанесенный фашистам, в такой степени изменил все положение в Азии, что значение битвы на Волге, влияние ее на события в Бирме невозможно преувеличить.

Теперь японцы переходят к обороне. Репрессиями, грабежом, обманами они уже успели восстановить против себя даже тех бирманцев, которые искренне приветствовали их приход в Бирму. Чтобы повернуть бирманское общественное мнение в благоприятную для себя сторону, японское правительство все-таки решилось на объявление Бирмы независимым государством.

Так или иначе, летом 1943 года была создана комиссия по выработке конституции и подготовке к независимости.

И для японцев и для бирманских политиков наступила горячая пора. Японцам нужно было обеспечить себе в правительстве верных людей и, если удастся, расколоть наиболее опасные для них силы такинов, поссорить их с Ба Mo, поссорить Ба Mo, в свою очередь, с правыми, в общем извлечь из независимости максимум выгоды для себя.

Крайне правые политики надеялись на теплые места в правительстве, Ба Mo – на неограниченную диктатуру, а Аун Сану и йебо перемены сулили более широкие возможности для подготовки восстания против японцев. Для них главной задачей было объединение легальных и подпольных сил, создание единого фронта в стране.

Вряд ли кто, за исключением нескольких адвокатов, принимал независимость всерьез, но в любом случае это был такой шаг, игнорировать который было нельзя.

Вся подготовка к независимости шла под неустанным японским наблюдением. Они не теряли ни единой возможности покрепче взять бирманцев в свои руки.

На стене гостиной доктора Ба Mo висел какой-то документ на английском языке, в тиковой рамке. Из-за него произошел интересный разговор между Такином Ну и японским полковником. Тот предложил Такину Ну президентство в «независимой Бирме».

– Мы знаем, что вы убежденный буддист, человек тихий и умеренный. Вас уважают состоятельные люди. Вы тот человек, который нам нужен.

– А доктор Ба Mo? Ведь, кажется, давно решено, что именно он встанет во главе независимой Бирмы?

– Понимаете, уважаемый господин Ну, мы не доверием доктору Ба Mo. Он друг англичан.

– Но ведь он сидел в тюрьме но время их господства.

– Неважно. Это был камуфляж. Знаете ли вы, что у него в гостиной висит письмо от английского короля?

Такин Ну отказался от президентского поста, а вечером заглянул к Ба Mo. У того и в самом деле на стене висел документ на английском языке. Это было приглашение на обед от лорда-мэра Лондона, полученное Ба Mo во время давнишнего визита в Англию.

На следующий день на месте приглашения висела картинка с золотой рыбкой.

Некоторые из японских генералов хотели поставить во главе будущего бирманского государства Аун Сана, но их предложения натолкнулись на необоримое сопротивление Токио.

В общем японцы почти никому не доверяли в стране. Те же откровенные коллаборационисты, что готовы были на все ради японских хозяев, не пользовались ровно никаким влиянием в Бирме, и при всем желании японцы не могли опереться на них. Это только усилило бы изоляцию японских оккупантов в Бирме. Самого доктора Ба Mo, несмотря на то, что он был с японцами до конца, нельзя было назвать их другом. Японцы для него были только средством достигнуть власти и удержаться на вершине. То есть их присутствие было необходимостью, хотя и печальной необходимостью. Он не любил японцев и боялся их. Хотя еше больше не любил и боялся коммунистов и подпольщиков, постоянно ждал покушения и не раз просил Аун Сана и Tан Туна убедить подпольщиков пощадить доктора Ба Mo.

Поэтому-то он не осмеливался организовать правительство без Аун Сана и других левых. Таким образом, в проекте будущего кабинета оказались имена Такина Аун Сана, Такина Тан Туна, Такина Ну и Такина Мья.

«Внутренний круг» одобрил вхождение такинов в правительство. Это был лучший путь организации сопротивления сверху.

Двойственная позиция Ба Mo помогла такинам при организации правительства. Удалось провалить рекомендуемые японцами кандидатуры двух прояпонских политиков. До последнего дня японцы надеялись, что новое правительство внемлет их уговорам и нужные люди войдут в него. Ба Mo не говорил ни «да», ни «нет», такины отмалчивались, а из Токио летели телеграммы, требующие ускорить операцию «Независимость» и поставить во главе Бирмы именно Ба Mo – в Токио продолжали считать его кандидатуру наиболее подходящей.

И 1 августа 1943 года Бирма была официально объявлена независимым государством. Во главе ее становился «вождь» – адипати доктор Ба Mo, министром земледелия стал Такин Тан Тун, а министром обороны – Аун Сан, или, как теперь он звался, генерал Аун Сан, по-бирмански – Боджок Аун Сан.

Японская пропаганда в связи с этой реформой много писала и говорила о дружеском отношении Японии к странам Азии. Скоро Бирма была признана Германией, Таиландом, всеми странами, оккупированными Японией, а также Аргентиной, Швецией и Испанией.

Официально теперь считалось, что Бирма – равный партнер Японии. Но она могла оставаться независимой, только если не порывала с «новым порядком», участвовала в войне с союзниками, с антифашистской коалицией, предоставляла неограниченные права японской армии на своей территории.

Оставались также на своих местах японские советчики и контролеры. Они были везде: и на радио, и в министерствах, и в армии, во всех предприятиях и учреждениях.

Другими словами, все осталось почти по-прежнему, только управлял независимой Бирмой теперь не командующий японской армией, а посол Японии в Рангуне.

И все-таки независимость Бирмы имела далеко идущие последствия, хотя бы психологического характера. От такой независимости путь был один – к независимости настоящей.

2

В ноябре 1943 года к Бо Джа До, каренскому офицеру, пришел офицер из министерства обороны.

– С вами хотел бы встретиться Боджок Аун Сан, – сказал он.

Бо Джа До жил в то время в Рангуне на полулегальном положении. Многие знали, что он служил в свое время в английской армии.

Карено-бирманский вопрос в то время очень беспокоил Аун Сана. Карены – народ, живущий на юге и востоке Бирмы. Их более миллиона. Еще до завоевания Бирмы Англией карены часто восставали против власти бирманских королей. А когда в стране появились англичане, то они использовали в своих интересах бирмано-каренские противоречия и натравливали каренов на бирманцев. Каренов, например, охотно набирали в полицию и в армию, тогда как бирманцев туда не брали. Среди каренов активно работали христианские миссионеры, и в результате среди каренов сравнительно высок процент христиан. И в начале войны с Японией многие карены воевали на стороне английской армии, а раз так – то воевали против армии Аун Сана.

Не обошлось и без столкновений бирманцев и каренов и во время японской оккупации.

Аун Сан же, создавая единый фронт Сопротивления, понимал, что без единства бирманцев и других народов страны будет невозможно бороться как с японцами, так и в случае необходимости с англичанами; трудно будет сохранить в будущем единство страны.

И вот Аун Сан много усилий уделяет переговорам с представителями национальных меньшинств, добирается до самых отдаленных уголков Бирмы, объясняет свою позицию там, объясняет, что в будущей Бирманской республике не должно быть места национальной вражде.

Для этой же цели он и решил встретиться с каренским офицером.

Аун Сан встретил гостя у дверей своего кабинета, и карена удивила широкая мальчишеская улыбка, которая осветила лицо генерала.

Аун Сан был наголо обрит – так полагалось в японской армии и соответственно в бирманской армии обороны. Лягушечьего цвета мундир неловко сидел на нем, а когда генерал сел за свой обширный министерский стол, пустынный и блестящий, он показался карену еще меньше, чем был на самом деле.

Разговор шел об участии каренов в бирманской армии, о создании в ней каренских частей.

Бо Джа До полностью согласился с генералом о желательности такого шага, о желательности пресечения всякой вражды между каренами и бирманцами.

– Мы хотим сейчас же приступить к созданию каренского батальона. Пусть армия будет многонациональной. В конце концов и у бирманцев и у каренов одна цель – видеть Бирму свободной.

Слова генерала были откровенными, даже, пожалуй, слишком откровенными. Генерал показывал, что доверяет каренскому офицеру.

Когда через полчаса Бо Джа До покинул кабинет Аун Сана, он был уже верным последователем генерала. Вопрос о создании каренского батальона был в принципе решен. И этот батальон в самом деле создали.

Такие же беседы Аун Сан проводил с лидерами других национальностей в Бирме: с шанами, с каминами, с чинами.

Переговоры приходилось проводить по возможности втайне. Японцы переняли политику англичан – разделять бирманские народы. Они так же, как много лет назад англичане, выделили часть горных районов Бирмы и поставили их под специальное управление, сохраняя феодальных властителей.

3

Тем временем в уютном и тихом курортном городке на севере Индии, в Симле, расположилось еще одно правительство Бирмы.

Состояло оно из последнего довоенного бирманского кабинета, сбежавшего в Индию с английской армией, нескольких чиновников при губернаторе и самого губернатора, сэра Дорман-Смита. Правительство было очень занято. Правительство готовило планы на будущее для Бирмы. Будущее представлялось министрам и губернатору как долгие и счастливые годы английского господства.

Правительство было совершенно оторвано от настоящей Бирмы, и многим из его членов даже имя Аун Сана почти ничего не говорило. Информацию правительство извлекало из самых случайных и противоречивых источников. Так, например, к началу сорок четвертого года кабинет министров обсуждал следующую информацию, полученную из Бирмы: «Тот такин, которого японцы сделали генерал-майором, не допускается к своим войскам за исключением парадов. А так как он очень темпераментный молодой человек, то он находится в состоянии беспрерывного пьянства, топя в вине свое разочарование».

Разговор явно шел о трезвеннике Аун Сане, ибо больше генералов в бирманской армии не было, об Аун Сане, который в то время прямо-таки разрывался в работе между «Внутренним кругом», армией, министерством, партийной работой, который так редко бывал дома, что До Кин Джи уже жаловалась, что забывает его и как-нибудь вечером откажется пустить домой – не узнает.

Министры правительства в Симле всеми силами старались оправдать жалованье, получаемое от англичан. Даже сам губернатор сетовал, что они перебарщивают, требуя управления страной по «западным стандартам» английскими чиновниками на неопределенно долгое время.

В сорок четвертом году правительство в Симле так докладывало в Лондон об обстановке в Бирме:

«Революционная партия, известная под названием партии такинов, после неудачи в организации восстания, после того, как она была в полном составе посажена в тюрьму, встретила с распростертыми объятиями японские войска. Теперь же такины поняли, что японцы им не доверяют, и готовы обратиться за помощью и к англичанам. Однако такины, как показывает история, представляют только весьма малую часть бирманского народа. Мы не можем отказаться полностью от их помощи, однако их помощь не может быть для нас существенной. А потому наши обязательства по отношению к такинам будут зависеть от их, поведения, от их преданности, хотя мы никогда не должны забывать их предательства, а потому не должны связывать себя ничем серьезным».

Да, министры в Симле очень мало знали, очень мало в чем разбирались и с уверенностью закрывали глаза на те сведения, которые противоречили милым их сердцу установкам. Главная опора англичане в Бирме – это они, министры, которые сидят в Симле, за ними, а не за кем бы то ни было другим, пойдет бирманский народ. Так что есть прямой смысл продолжать кормить и поить правительство.

Точка зрения министров поддерживалась губернатором. А вслед за ним – министерством по делам колоний. Да, Бирма должна снова стать колонией, да, английские компании должны вернуться туда и получить компенсацию за потери во время войны, да, с такинами придется обойтись построже.

Но все это не значит, что точка зрения губернатора полностью разделялась всеми теми, кто вершил судьбами Азии. И в первую очередь военным командованием индийского фронта.

Командующим был назначен лорд Маунтбатен, молодой способный адмирал, стремившийся выиграть войну. И этим определялись многие из решений его штаба. Решения эти явно противоречили мыслям и убеждениям Симлы, но это мало беспокоило адмирала. В конце концов правительство вольно было обсуждать планы, которые пока что не влияли на ход событий.

Адмирал Маунтбатен больше, чем министрам из Симлы, верил военной разведке и отряду «136» – специальной разведгруппе, которая подчинялась непосредственно ставке и с которой адмиралу удалось наладить сотрудничество.