Текст книги "Аун Сан"

Автор книги: Игорь Можейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА ПЯТАЯ
БО АУН САН

1

11 ноября 1941 года, выступая на банкете в Гилдхолле, Черчилль сказал: «Было бы безрассудной авантюрой для японского народа вмешаться без всякой на то необходимости в мировую борьбу».

Осень сорок первого года была трудной для всего мира. Фашистская Германия находилась в зените своей силы, дивизии Гитлера еще стояли под стенами Москвы, держали в своих руках Северную Африку, всю Европу и угрожали самому Альбиону.

Возможно, в гилдхоллской речи Черчилль старался успокоить своих слушателей, возможно, и себя самого. Япония уже фактически «вмешалась в борьбу», и открытое выступление ее против союзников было вопросом дней.

И хотя война уже витала в воздухе, хотя японцы захватили оставшийся «безнадзорным» французский Индокитай, проникли в Таиланд, прижали гоминдановцев почти к самым границам Бирмы, и все-таки, как это ни удивительно, сама мысль о вторжении японцев в Бирму казалась английским генералам еретической и недостойной внимания.

Мешало реальной оценке событий и слишком большое значение, которое придавалось «неприступной крепости» – Сингапуру. В надежде на то, что Сингапур выдержит и пресечет любую попытку японцев вторгнуться в Бирму и Малайю, оборона остальных районов Юго-Восточной Азии была организована из рук вон плохо.

В сентябре Бирму посетил главный маршал авиации Великобритании Полхам. Он провел инспекционную поездку и заявил, что единственной дивизии, расквартированной в Бирме, вполне достаточно для обороны страны. Высказал предположение, что японцы, в случае если все-таки решатся напасть, будут наступать через Шанское нагорье, и приказал перевести основные части дивизии туда, на северо-восток.

В октябре побывал в Бирме министр информации Купер. Он выступил перед английскими офицерами в Меймьо и сказал, что вряд ли кому из них придется понюхать пороху. В конце октября приехал еще один важный гость – новый командующий вооруженными силами Индии генерал Уэйвел. Его перевели туда оправляться от разгрома, который учинил ему в Африке Роммель. Уэйвел тоже считал, что войны не будет, но все-таки явная беззащитность Бирмы, беспечность, с которой относились к ее обороне, встревожили битого Роммелем генерала. Генерал написал докладную записку, в которой испрашивал для Бирмы еще одну бригаду и батарею. Также разрешения начать строительство дороги из Бирмы в Индию через Аракан. За сто лет англичане не удосужились построить дороги из Рангуна на запад.

И что бы там ни было – у англичан оставался Сингапур. За ним Бирма была как за каменной стеной.

15 декабря, через неделю после Пирл-Харбора и через пять дней после уничтожения воздушным налетом английского тихоокеанского флота в Сингапуре, японские войска перешли бирманскую границу и заняли Викторию Пойнт, на самом юге страны. Там находился аэродром – заправочная площадка для самолетов, летевших из Индии в Сингапур. Воздушный мост к «непобедимой крепости» был перерезан. Несколько дней в Рангуне не хотели верить а это. Пока не прибыли первые беженцы.

В тот же день был отдан указ об аресте всех оставшихся на свободе такинов. С японскими дивизиями в Бирму вошла Бирманская армия независимости, которая насчитывала около трех тысяч плохо вооруженных, но горящих энтузиазмом солдат.

Губернатор Бирмы сэр Дорман-Смит вызвал к себе нового премьера По Туна, и тот опубликовал заявление о том, что «Бирма готова отразить любую агрессию». Командующий английскими вооруженными силами в Бирме издал приказ: «На земле и на море Бирма отразит любого врага».

Сквозь барабанный бой речей проскальзывали первые нотки неуверенности и страха. Все билеты на пароходы в Индию были раскуплены на полгода вперед. Наиболее дальновидные чиновники и офицеры уже понимали, что к японскому вторжению Бирма не готова. Тем более что мало кто из бирманцев считал вторжение японцев вторжением врагов. Ведь с ними шла армия Аун Сана.

Лондон обратился к Чан Кай Ши. Снабжение его армий шло через Бирму. 5-я и б-я армии гоминдана стояли без дела на бирманской границе. Может ли генералиссимус бросить их на юг на защиту важных для него коммуникации?

Чан Кай Ши в принципе согласился, но никаких практических действий за этим не последовало.

Японцы поднимались вверх по длинному и тонкому «хвосту» Бирмы – тенассеримскому побережью. Этим они спутали все карты английских генералов, которые предсказывали, что вторжение будет начинаться с Шанского нагорья. В конце декабря пал город Мергуи. Проводниками японцев были бирманские добровольцы.

Генерал Уэйвел бросился на север, в ставку Чан Кай Ши. Когда прибудут китайские армии? Чан Кай Ши уклонился от прямого ответа. Чан Кай Ши не очень доверял союзникам. Армий все не было.

Тем временем война добралась и до Рангуна.

Это было для всех полнейшей неожиданностью, и о такой возможности старались даже не думать. Утром 23 декабря семьдесят японских бомбардировщиков и тридцать истребителей совершили налет на бирманскую столицу. Их встретили несколько старых истребителей – все, чем располагал Рангун. Зенитной артиллерии в городе не было.

Не подозревали об опасности и жители города. Они высыпали на улицы, наблюдая за воздушным боем. И когда бой кончился полным уничтожением английских истребителей, бомбардировщики начали спокойно, без помех осыпать бомбами рангунские улицы. Было убито и ранено несколько тысяч человек.

Об обороне некому было заботиться еще и потому, что с первыми признаками опасности чиновники, отвечавшие за ПВО города, сбежали на запад. Единственные, кто пришел на помощь раненым, были бирманские добровольцы, наспех созванные доктором Ба У, будущим президентом независимой Бирмы. Весь день добровольцы не покидали улиц, собирая трупы, отвозя раненых в переполненные госпитали. Вечером в квартире Ба У зазвонил телефон:

– Говорит адъютант губернатора. Его превосходительство просит передать вам, что ваши люди плохо работают. Они только болтают и едят.

Даже сдержанный Ба У взорвался:

– Как вы смеете так говорить? Это же добровольцы, которые совсем не обязаны отчитываться за халатность властей. Весь день они не покидают улиц, и никто им не помогает.

Ба У повесил трубку.

На следующий день начался массовый исход индийцев из Рангуна. Они в то время составляли половину населения столицы – более двухсот тысяч человек. Индийцы в панике бежали из города и любыми способами старались пробиться на запад, к дому, к безопасности. Теперь они уже не верили успокаивающим речам английских чиновников. Бесконечный поток стремился к перевалам Араканских гор, к Бенгальскому заливу. На пути не было ни пунктов питания, ни госпиталей. Люди умирали тысячами, но шли. А Рангун опустел.

27 декабря был назначен новый командующий фронтом, генерал Хаттон. Генерал представил отчет о положении дел: «Штабной состав полностью непригоден и недостаточен…разведка является таковой только по названию. Мы часто находимся в неизвестности относительно того, что творится на таиландской границе. То же относится и к внутренней разведке».

Генерал имел в виду настроения и действия бирманцев внутри страны. Бирманцы не встали на защиту англичан. И это понятно. В конце концов англичане были угнетателями, и им нечего было делать в Бирме. В массе бирманское население и в первую очередь бирманское крестьянство были пассивными свидетелями событий. Молодежь горячо встречала свою армию, армию Аун Сана, присоединялась к ней. Многие считали, что хуже, чем при англичанах, не будет, так что японцев встречали скорее доброжелательно. Было несколько случаев, когда навстречу им выходили старейшины деревень с подарками. Но японцы подарки отбирали, и старейшин избивали; чувствовали свою силу и не собирались церемониться.

Аун Сан старался обгонять японцев, первым входить в города и деревни, чтобы организовывать там местные комитеты самоуправления, устанавливать бирманскую власть на местах. Японцам это не нравилось, но они были вынуждены терпеть подобное самоуправство бирманских союзников.

«Судьба Рангуна решится в течение ближайших десяти дней, если не будут присланы подкрепления», – летели телеграммы в Лондон. Подкрепления поступали, но их было недостаточно и они запаздывали. Бирманцев в английской армии фактически не было. Они были слишком ненадежны.

Разгромив две бригады, прикрывавшие Моулмейн, японцы заняли его и развернулись фронтом к Рангуну.

В наступлении на Рангун принимали участие две японские дивизии неполного состава и отряды Аун Сана, вооруженные в основном трофейным оружием, а то порой копьями и мечами. Военное превосходство японцев над англичанами было не так велико, как могло бы показаться из панических телеграмм, но дело было не только в военном превосходстве.

«Люди, воспитанные на стихотворении Киплинга «По дороге в Мандалай», – напишет через несколько лет после этих событий английский историк Харви, – были поражены в 1942 году, когда они услышали о том, что наши войска в Бирме, отступая перед японскими в иссушающей жаре, под солнцем, не получали должного гостеприимства, и, больше того, случалось, что на них нападали с тыла, когда они проходили через деревни. Что могло случиться, что вызвало изменения в таких порядочных людях, как бирманцы?»

Харви – историк колониальный. Порядочность он понимает точно так, как ее понимали английские чиновники. Порядочность – это когда. туземец кланяется тебе и говорит: «Слушаюсь, сахиб (или такин)». Так учил Киплинг, и они верили Киплингу.

Протрезвление запоздало. И оно было горьким. Теперь английские историки винят Черчилля в том, что он отказался пообещать Бирме статус доминиона, считая, что это удовлетворило бы бирманцев и те встали бы на защиту англичан. Здесь историки пугают бирманских политиков типа У Со и бирманский народ. Разговоры о статусе доминиона или изменении колониальной конституции не меняли существа дела. Народные массы, возглавляемые новыми силами, требовали независимости, и только ее. Стремление к независимости привело такинов к сотрудничеству с японцами, но оно же вскоре поднимет их против японских оккупантов. Такины были частью народа, выражали мысли многих бирманцев. А для англичан они были «экстремистской группой», смутьянами.

Рангун готовился к эвакуации. Саперы закладывали заряды под портовые сооружения и нефтеочистительный завод в Сириаме, над государственными зданиями поднимались густые столбы дыма – жгли архивы, накопившиеся за сотню лет. В Мандалае и Меймьо уже подготавливались новые дома для английской администрации. А через безводные перевалы Араканских гор тянулся многотысячный поток индийских беженцев, и они умирали от истощения и холеры.

Дорман-Смит телеграфировал в Лондон: «Я задержу здесь правительство как можно дольше. Сам же не имею намерения покидать Рангун».

Губернатор решил держаться до последнего. Население Рангуна упало с четырехсот до ста пятидесяти тысяч человек. На улицах бушевали пожары и орудовали мародеры.

Японские войска не спеша продвигались от Моулмейна на запад, к реке Ситтан, где у единственного моста скопились бригады, защищавшие Рангун.

Дорман-Смит телеграфировал в Лондон: «Я останусь в Рангуне, пока не будут проведены все взрывные работы». Губернатор уже был согласен уехать.

В тот же день покинула Рангун супруга губернатора. Она записала в своем дневнике: «Настроение подавленное. В три часа выехали. Жена Миллера, я и Клео (собака) в «роллс-ройсе», потом два грузовика со слугами, примерно человек шестьдесят, и Миллер в третьей машине. Все набито багажом. Мисс Гиббс (обезьянка) волнуется. Прибыли в Таунгу в 10 вечера. В гостинице очень грязно».

Растерявшийся секретарь по уголовным делам дал приказ выпустить из тюрьмы уголовников. Их некому было охранять. Резко усилились грабежи и убийства. Секретарь кончил жизнь самоубийством. Были выпущены больные психиатрической лечебницы.

Битва у моста через реку Ситтан, которая решила судьбу Рангуна, произошла 22 и 23 февраля. Ночью английские бригады начали переправляться через реку, чтобы занять плацдарм на ее правом берегу. Но не успела переправиться первая бригада, как у моста появились японские части. Японцы отрезали переправившуюся бригаду от двух остальных. Целый день продолжался бой за мост, однако, хотя японцам и не удалось прорваться к нему до темноты, ночью был отдан приказ взорвать его и оставить две английские бригады на левом берегу на произвол судьбы. Так и было сделано. Основные силы английской армии перестали существовать.

Дорога к Рангуну была открыта.

Оправдываясь перед будущими поколениями, Черчилль напишет в своей многотомной эпопее «2-я мировая война»: «Подкрепления не могли достигнуть Бирмы вовремя. Но если мы не могли послать армию, мы послали одного человека».

Этим человеком был генерал Александер, который впоследствии прославился на других фронтах. В Бирме он не прославился.

Дорман-Смит телеграфировал в Лондон: «Я намереваюсь покинуть город 1 марта, после того как отдам приказ о начале взрывных работ». Губернатор уже решил не ждать, пока пройдут взрывы. Он пригласил на последний ужин своих адъютантов. Повар достал бутылку вина. Поужинав, перешли в бильярдную. Сыграли партию. Один из адъютантов посмотрел на портреты предыдущих губернаторов. Длинной чередой висели они на стене. Губернаторы раздражали его. Они смотрели на него с гордым негодованием. Они не могли простить позора. Адъютант поднял тяжелый, слоновой кости бильярдный шар и запустил им в лицо первого из губернаторов. Дорман-Смит промолчал. Остальные адъютанты присоединились к избиению портретов.

За окном гудела машина. Пора было бежать.

Через несколько дней войска оставили город.

Когда замолкли взрывы, последние подрывники сели в катер и поплыли вниз по реке.

Вот что пишет один из них: «Над городом висело громадное облако дыма. Пылала электростанция, чернели скелеты пакгаузов, как пьяные, подкосились подорванные портовые краны. И нигде не было видно и следа присутствия человека. Когда упала ночь, все небо было охвачено оранжевым светом, будто отблеском ада».

Не знаю, пришло ли кому-нибудь из англичан в голову, что уничтожен был не свой, а бирманский город, что много лет после войны придется бирманцам восстанавливать порт и причалы, заводы и электростанции.

То, что бирманцы строили много лет, было уничтожено за несколько дней. Уходя из города, англичане оставили скелет города.

Таким его и увидел Аун Сан, когда снова, после полугодовою отсутствия, прошел по его улицам. Не таясь. На Аун Сане был мундир японского полковника, длинная сабля путалась в ногах, и фуражка никак не налезала на выпуклый лоб.

С каждым днем становилось яснее, что японцы не намереваются выполнять своих обещаний. Обещали объявить независимость Бирмы, как только перейдут границу, и как будто начисто забыли об этом. Попросили подождать до взятия Рангуна. Спутывал все карты и невероятно быстрый разгром англичан. Вместо упорной борьбы на границе, во время которой можно будет организовать сопротивление, поднять народ, получилось то, что немцы называли блицкригом – молниеносной войной.

Аун Сан старался попасть в некоторые города раньше японцев, чтобы организовать там бирманские органы власти, встретиться с людьми, восстановить ячейки партии. К счастью, Аун Сану в этом помогал сам полковник Судзуки. Тому было выгодно, чтобы его детище – бирманская армия показала себя с лучшей стороны.

И еще одна причина заставляла Аун Сана спешить. Уж очень часты стали столкновения населения с японскими войсками. Даже в его армии случилось несколько ЧП – солдаты убили японского советника, который избил настоятеля монастыря. Пропало без вести полдюжины японских солдат. Аун Сан знал, что смерть их – дело его солдат. Но удалось убедить японцев, что бирманцы не имеют с этим ничего общего. До поры до времени удалось. А что будет дальше?

Еле-еле успели выхватить из рук японцев коммунистов, которых освободили из моулмейнской тюрьмы. Японцы бы их расстреляли. Аун Сан встретился с коммунистами в городе – не рискнул привести в штаб. Двоих из них он знал и раньше. Разговор с ними получился тяжелым и неприятным. Коммунисты не хотели простить Аун Сану сотрудничества с японскими захватчиками для пользы дела. Однако решили, что один из них останется в армии Аун Сана солдатом. Будет на связи.

Офицеры бирманской армии вместе с Аун Саном написали докладную в японский штаб. Они требовали, чтобы сняли японских советников и наблюдателей, которые контролировали каждый их шаг.

Письмо посылали не без опасения, что оно может вызвать резкую реакцию японского командования.

Письмо послали утром, а уже после обеда пришел приказ всем явиться в штаб, к полковнику Судзуки.

Когда бирманцы вошли на территорию штаба, они увидели, что двор заполнен японскими солдатами. Положение было не из приятных. О сопротивлении не приходилось и думать. Бирманских офицеров было человек двадцать. Японцев – две сотни. С крыш на двор смотрели рыльца пулеметов.

Только у Аун Сана был меч. Остальные пришли без оружия. Открылась дверь, и на пороге штаба торжественно показался Судзуки. Он был одет в кимоно и в руке держал самурайский меч. За ним вышли четверо телохранителей.

– Что это значит?! – спросил Судзуки, размахивая письмом. Он наколол письмо на кончик меча и протянул его Аун Сану.

Аун Сан не двинулся с места. Судзуки покачал письмом перед лицом Аун Сана и продолжал уже другим тоном:

– Вы все мои сыновья. Мы вместе боремся за свободу Бирмы. Если у вас есть жалобы, если вы недовольны чем-то, зачем писать письма командованию? Придите к отцу, и мы все выясним полюбовно. Вы, надеюсь, уже передумали и отказываетесь от своих необдуманных требований? Как вы можете требовать, чтобы Бо Теза, он же мой любимейший сын Ко Аун Сан, стал единоличным командующим вашей армией, а вы самостоятельными офицерами? Ведь это нарушит единство наших действий. – И другим тоном, заговорщицким: – Вы же знаете, что не все доверяют вам так, как доверяю я. Есть люди в нашей армии, которые предпочли бы, чтобы вас не было. И вы даете им в руки такой документ. Вы знаете, чем это может кончиться?

И Судзуки показал на японских солдат во дворе.

– Простите, ваше превосходительство, – вмешался один из бирманских офицеров, – но десять тысяч бирманских солдат ждут вашего решения, ждут, когда мы вернемся к ним.

Судзуки согнал с лица улыбку и отпустил бирманцев.

– Психологическая атака, – смеялся Аун Сан, когда они вернулись в свои штаб. – Вот посмотрите, они сдадутся.

На следующее утро посыльный привез приказ, который назначал Аун Сана командующим бирманской армией вместо полковника Судзуки. Функции советников были ограничены, но все-таки советники остались.

Японцы предпочли не ссориться с союзниками.

Им ничего не стоило арестовать весь комсостав бирманской армии. Но, во-первых, они не были уверены, что смогут найти ему надежную замену, а во-вторых, бирманская армия была им нужна. То, что японцы выступали как союзники бирманцев, облегчало им военные действия.

И вот генерал Аун Сан идет по улицам сожженного Рангуна. Один из его полков успел войти в город вместе с авангардом японцев, и, пока те занимали правительственные учреждения, разведчики Аун Сана бросились к тюрьмам Рангуна. Успеть освободить политзаключенных раньше, чем туда придут японцы. Борьба только начиналась.

2

Раздраженные уловками Чан Кай Ши, который принимал все меры, чтобы не давать обещанных англичанам двух армий, американцы назначили командовать ими генерала Стилуэлла. Чан Кай Ши не мог им прямо отказать. Он зависел от американской помощи. И скрепя сердце согласился на подобное унижение.

Американский генерал, полный решимости изменить ход войны в Бирме, обнаружил, что дела идут еще хуже, чем он предполагал. Английские войска панически откатывались на север, китайские и не думали продвигаться к югу.

«Что за лавочка, – писал он жене (генерал никогда не стеснялся в выражениях), – как я ненавижу этих англичашек! Черт знает, куда я попал». В беседе с Дорман-Смитом Стилуэлл заявил, что поскольку он теперь китайский главнокомандующий, то будет расстреливать каждого бирманца, которого заподозрит в сочувствии к японцам. Губернатор немедленно согласился.

После Стилуэлла к губернатору зашел китайский генерал Ту. И этот генерал сообщил губернатору, что командующий китайскими войсками – он.

– А как же Стилуэлл? – удивился губернатор.

– Американец только думает, что командует. Мы считаем, что самый лучший способ заставить американцев помогать нам – это дать им несколько командных постов на бумаге. Нам это не повредит.

Потом заходил еще один китайский генерал и сказал то же самое. Четвертым командующим китайскими армиями оказался генерал Александер. И он тоже информировал об этом губернатора.

В конце концов китайские армии вступили в Бирму, но большой пользы войне не принесли. В памяти бирманцев они остались как грабители и убийцы. Они разделяли точку зрения своего американского командующего, что лучше всего подозрительных бирманцев сразу ликвидировать, и убивали на месте всех буддийских монахов, попадавшихся на глаза. А что касается генерала Стилуэлла, то от него нам в наследство остались дневник, в котором он, не стесняясь в выражениях, кроет всех направо и налево, да фотография, на которой он стоит в обнимку с Чан Кай Ши и мадам Чан Кай Ши.

К концу марта японские и бирманские войска обходным маневром прорвались к Таунгу, разгромив по пути китайскую дивизию, поставили под угрозу Мандалай (в который перешла вся британская администрация) и нефтепромыслы Енанджауна.

Наступило время губернатору и его супруге бежать дальше на север.

Супруга губернатора записала в дневнике: «Позвонили по телефону, что должны немедленно, собираться и ехать в Лашио (на север от Мандалая). Поражена как ударом грома. Из Рангуна привезли мисс Гиббс (обезьянку). Она путешествовала на крыше грузовика, но тем не менее перенесла путешествие хорошо. Приехали остальные собаки…»

Наступление японцев сопровождалось тяжелыми ударами с воздуха. Там они были безраздельными хозяевами.

Южный путь в Индию, через Араканские горы, уже перерезали японцы, и оставались пути отступления только через Чинские и Качинские горы, сотни миль по бездорожью. Туда и устремились потоки беженцев. Бегство это было еще трагичнее, чем через южные перевалы.

3

Массовые аресты такинов и коммунистов заполнили Рангунскую тюрьму до отказа. Отступая, англичане привезли с собой тех политических заключенных, которых не хотели оставлять японцам, – боялись, что те могут присоединиться к ним. Спать приходилось по очереди – не было места в камерах, чтобы улечься всем сразу.

Здесь находились многие из лидеров такинов и коммунистов. Были здесь и попавшие в немилость У Со сторонники Ба Mo, было много случайных людей и уголовников.

Тюрьма наводнялась слухами. Нa прогулке заключенные сообщали друг другу новости, иногда правдивые, иногда фантастические. Отделить правду от вымыслов было почти невозможно. Мало кто мог разобраться в действительном положении в стране, а что уж говорить о заключенных, единственным источником информации которых были сведения, что приносили родственники из Мандалая.

– Бы знаете, что в Таравади всех заключенных взорвали бомбами?

– Нет, у меня надежные сведения – англичане заберут нас всех в Индию и продержат там до конца войны.

– Ну, это ненадолго. С такой скоростью японцы через месяц будут в Дели.

– Аун Сана убили в бою.

– Нет, он перешел к англичанам.

– Я знаю лучше, он скрывается в Шанских горах вместе с доктором Ба Mo. И они готовят восстание.

– Против японцев не восстанешь. Чудом пережили вчерашнюю бомбежку. А где английские самолеты?

Почти все заключенные с нетерпением ждали прихода японцев. Ведь с ними, наверно, шел Аун Сан, шла бирманская армия. И тех немногих, кто поддерживал коммунистов и призывал к борьбе с фашизмом, в глаза называли английскими агентами.

Заключенные голодали. Большинство стражи сбежало, и поставщики под шумок сбывали в тюрьму гнилье и залежь. А потом исчез последний поставщик, и заключенные перешли на фасоль – единственное, что оставалось на тюремном складе. Скоро до тюрьмы добралась холера, которая свирепствовала по всей Бирме.

Пошло известие о том, что японцы перерезали дорогу на север и не сегодня-завтра будут в Мандалае. Назавтра двери тюрьмы открылись и выпустили на свободу большинство заключенных. Осталось несколько сот такинон и коммунистов да сотни две случайных людей. Почему их не выпустили, не знали даже сами тюремщики. Ворота закрылись, и два дня никаких сведений с воли не поступало.

Надо было срочно что-то предпринять. Коммунисты знали, что японцы не помилуют их. Были колебания и среди левых такинов: что делать, чью сторону принять?

Тут обнаружилось, что из всего штата тюремщиков остались начальник тюрьмы и двое сторожей у ворот. Отправили делегацию к начальнику тюрьмы.

– Десять тысяч рупий и помощь в погрузке и вывозе моих вещей, – сказал начальник.

Заключенные смогли собрать только сто рупий.

– Вы согласны на долговые расписки?

Начальнику тюрьмы не оставалось ничего больше как согласиться.

Ночью в тюрьме состоялось последнее совещание. Решили: коммунисты будут пробиваться на север, в горы, а такины останутся в Мандалае и свяжутся как можно скорее с Аун Саном.

Совещание шло в камере. За решетчатым окном стоило облако дыма. Горел разбомбленный японцами королевский дворец – чудо бирманского деревянного зодчества, горела взорванная англичанами электростанция. Из холерного барака напротив слышались стоны и хрипы умирающих. У тюремного склада возились темные тени. Уголовники хотели вернуться на волю с прибылью. При свете свечей делили одеяла и насыпали в наволочки спичечные коробки.

Наутро все заключенные собрались на тюремном дворе. Они разделились на две группы. Одна, побольше, коммунисты и такины, стояла налегке посреди двора, ждала, пока откроют ворота. Другая, отягощенная узлами, прижималась к металлу ворот, надеясь вырваться на свободу пораньше.

Ворота завизжали и открылись. За ними стоил начальник тюрьмы и стражники с винтовками наперевес. Толпа мешочников хлынула было к ним, но остановилась.

– Никто не выйдет, пока не будет порядка и пока не будет нагружен мой грузовик! – крикнул начальник тюрьмы.

В дело вмешались такины.

– Одна гнилая рыбина портит всю корзину, – сказал Такин Ну. – Что скажут люди о бирманских политиках?

Такин Ну был известен своей рассудительностью и склонностью к литературе и буддийской философии. Он хотел после тюрьмы уйти от политической жизни и заняться личными делами. По крайней мере уверял в этом своих знакомых.

Грузовик с барахлом начальника тюрьмы не заводился. Такины долго толкали его по улице, пока не зафыркал мотор. Грузовик рванулся вперед и исчез в облаке желтой мелкой мандалайской пыли. Такины и коммунисты пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Многие из них еще не скоро увидятся друг с другом.

4

Сэр Дорман-Смит, губернатор Бирмы, узнал, что о нем забыли. Армия отступила на восток, перешла Иравади, и путь на север, к последней ставке губернатора, был открыт для японцев. В Мьиктьине скопилось множество людей, оставленных на произвол судьбы. Выбраться же в Индию можно было только через горы – через непроходимые джунгли, по тропам. Начинался муссон, и с началом дождей в горах даже между деревнями горцы ездили не часто.

Губернатор послал в Лондон очередную телеграмму, в которой говорил, что решил остаться со своими чиновниками до конца. Супруга губернатора решила все-таки уехать в Индию. Из Индии был прислан специальный самолет.

Но, прилетев в Калькутту, леди Дорман-Смит отправилась к маршалу авиации Стивенсону, старому другу губернатора, и сказала тому, что волнуется за судьбу мужа. Вдруг он и в самом деле останется в горах. Вдруг и в самом деле решит отступать со своими подчиненными через горные тропы.

«Я не хочу занимать место, которое может быть отдано больным беженцам», – телеграфировал тем временем губернатор в Лондон.

Стивенсон успокоил супругу губернатора и послал еще один специальный самолет в Бирму. Дорман-Смит спокойно занял место, которое могло быть отдано больным беженцам, и прилетел в Индию.

Остается вернуться к знакомому нам дневнику губернаторши. Адъютанты губернатора отправились пешком через горы. С ними путешествовали мисс Гиббс (обезьянка) и одна из собак. Эта партия была оснащена и обеспечена припасами куда лучше, чем остальные беженцы. Мисс Гиббс, как пишет леди Дорман-Смит, благополучно добралась до Калькутты.

С мисс Гиббс в безопасности в Калькутте, с беженцами, умирающими на горных тропах, с армией, оставившей Бирму, с гоминдановскими солдатами, превратившимися в заурядных, но жестоких грабителей, с горящим Рангуном и Мандалаем, с японскими флагами, висящими на шестах перед викторианскими солидными зданиями, с армией Аун Сана, идущей от города к городу, – кончилась эра.

И она уже не вернется, хотя убежавшие в Индию министры последнего бирманского колониального правительства и английские чиновники во главе с губернатором обосновались в Симле и уже обсуждают вопрос, как они вернутся обратно.

Независимо от того, возвратятся или нет англичане, Бирме уже не быть такой же, как до войны.

Начинается другая эра – короткая, но болезненная и тяжелая. Избавившись от прежних оккупантов, бирманцы получили новых, еще более жестоких.

5

Чем безнадежнее было положение англичан в Бирме, тем тяжелее приходилось Аун Сану и бирманской армии. Армия, хоть и плохо вооруженная, выросла до двух десятков тысяч человек. Участились случаи неповиновения японцам, расстрелы японских мародеров.

Первое время японцы терпели такое двоевластие. Но как только большинство территории Бирмы было очищено от английских войск, как только пришли подкрепления, вызванные из Индокитая, они перешли к решительным действиям.

В июне 1942 года главнокомандующий японской армии в Бирме генерал Иида объявил о введении в стране японской военной администрации. Иида собрал у себя в ставке командиров бирманской армии, политических деятелей и сказал:

– Независимость Бирмы во время войны является делом невыполнимым и немыслимым. Ваша судьба определяется японской победой. После победоносного завершения войны Бирма достигнет полной свободы. Бирма должна быть готова к длительной войне и мобилизовать для этого все свои ресурсы. Те же, кто подвергает опасности военные усилия или отказывается содействовать удовлетворению военных нужд, будут жестоко наказаны военными властями.

Последней операцией, к которой японцы допустили Армию независимости, был поход ее на север, к Швебо. Это был, так сказать, отвлекающий маневр. Японские части уже господствовали в этих районах, и все военные функции армии ограничивались борьбой с остатками гоминдановских армий, выродившихся в настоящие банды.