Текст книги "Слепец"

Автор книги: Игорь Борисенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 44 страниц)

– Он хватается за нож!!!

Слепец и сам это прекрасно видел. Разбойники нестройно взвыли, отчего их багровые ауры немедленно раскалились добела. Видно, очень уж не понравились Уродам речи смельчака, посмевшего дерзить хозяевам здешних мест. С легким звоном меч Слепца вылетел из ножен в то самое время, когда вожак Уродов уже наносил удар ножом ему в шею. Слепец небрежно взмахнул свободной рукой: крючки с лязгом зацепили лезвие ножа и отбросили его в сторону. Разбойник зарычал от негодования, но Слепец быстро заткнул ему глотку своим мечом. Остальные уроды застыли, пораженные действиями человека, которого они только что сочли слепым. Однако, долго задумываться над этим не стали – вряд ли у них вообще было в чести такое занятие, как думанье. Пока они опасливо косились на желтые незрячие глаза и бронзовые крючья на руках противника, труп главаря завалился на земляной пол, потянув следом за собой прочно застрявший в костях меч. Рукоять больно вывернула крючья правой руки, отчего положение разом ухудшилось. Самый резвый из разбойников, стряхнув с себя недолгое оцепенение, занес над головой дубину, а еще один вскочил на соседний стол, чтобы оттуда прыгнуть прямо на голову Слепца. Еще один, очевидно, не из первых смельчаков, осторожно огибая опасного противника, приближался к трясущемуся от ужаса Приставале. Слепец не мог тратить время на попытки извлечь меч из трупа. Он прыгнул к тому разбойнику, что уже взялся за дубину, и боковым ударом по запястью отбросил оружие в сторону. Урод успел только раздуть в удивлении огромный нос, больше похожий на плавательный пузырь какой-то большой рыбы, а Слепец обратным движением кисти разорвал ему все лицо, справа налево. Разбойник выронил дубину на пол и отшатнулся с диким ревом: из-под прижатых к голове скрюченных пальцев хлестала черная кровь. Его товарищ, воспользовавшийся возможностью, прыгнул на Слепца сверху и они оба покатились по грязному полу, до тех пор, пока не уперлись в стойку стола. Слепец, к счастью, оказался сверху. Он впился крючьями в запястье урода, чтобы отвести в сторону зажатый в руке нож. Ярость этого противника, исходящий от него тошнотворный запах, сильная боль в собственных костях заслонили от Слепца весь остальной мир. Он ясно "видел" прямо перед собой красное лицо разбойника – сползший на правую щеку длинный нос и единственный глаз прямо посреди лба. Сил у этого злодея было гораздо больше, чем у усталого человека, к тому же, Слепец никогда не смог бы сжать хватку бронзовых крючьев так же сильно, как здоровый человек сжимал бы пальцы из плоти и крови. Урод быстро сломил его сопротивление, подведя нож к горлу, однако в последний момент человек дернул крючья вниз, вдоль локтя, и распорол кожу противника на длину ладони. Урод выдохнул ему в лицо очередную порцию зловония, вместе со сдавленным криком боли. Нож выпал из ослабшей хватки, но в тот же момент второй рукой, которую человек упустил из виду, противник отвесил ему мощную затрещину. Шершавая и твердая, как необструганная доска, ладонь заехала Слепцу по уху. В голове у него зазвенело, и он полетел в сторону, спиной ударившись о стул. Через мгновение жесткая лапа врага обхватила его горло; твердые когти впились, казалось, в саму гортань и нежное подъязычье. Слепец захрипел, забился в отчаянной попытке освободиться… Левая рука его оказалась неловко завернутой за спину. Он взмахнул правой, но запутался в полах куртки, болтавшейся под животом урода. Крючки вонзились в ее крепкую кожу и застряли в ней. Несколько раз дернув рукой в этой ловушке, Слепец вдруг заметил, что хватка на его горле ослабевает, а тяжелая туша, навалившаяся на него сверху, трясется и всхрюкивает по-кабаньи. Этот грузный болван боялся щекотки! Почувствовав слабину над грудью и плечами, Слепец выгнулся и смог достать левую руку, которой немедленно двинул в кривой нос. Сверху, прямо на его лицо пролился горячий, терпкий ливень. С ревом Урод дернулся в сторону, стукнулся затылком о край стола и мешком бухнулся в ноги задыхающегося человека… Не успел тот перевести дух и даже понять, что твориться вокруг – рядом уже стоял еще один разбойник, с занесенной для удара дубиной. Похоже, из этой переделки все-таки не выбраться, – успел устало подумать Слепец.

Вдруг оттуда, где метался только зеленоватый страх, со всех сторон обволакиваемый багрянцем злобы, прилетел странный вопль. Он почти ничем не напоминал человеческий, но и на крик зверя тоже не походил. Нечто странное, переливчатое, мечущееся на границе животного и разумного. Урод с дубиной повернул тощее заячье лицо к источнику загадочного звука, и его ярость, итак не очень яркая, стремительно приобрела синюшный оттенок неподдельного испуга. Слепец содрогнулся от волны почти физически ощутимого ужаса, хлынувшего на него сразу со всех сторон, и тут же сам поддался общей панике: откуда-то со стороны очага в их сторону ползло серое, мерцающее пятно. Со многими разными цветами он сталкивался с тех пор, как обнаружил в себе загадочную способность видеть без глаз, видеть чувства и настроения, но такого еще не встречал. Мало того, каждый раз, обнаруживая что-то новое, Слепец сразу понимал, что это такое, как назвать и чего ожидать от обладателя такого цвета. Теперь же он не имел ни малейшего представления, какое существо испускает столь странное и жуткое свечение…

*****

Приставала, сжимающий свое кровоточащее плечо и ожидающий последнего, смертельного удара дубиной по голове, увидел, как выпучились мутные глаза у стоявшего рядом разбойника. Медленно разинув рот, усеянный множеством мелких и острых, как иголки, зубов, урод страшно заорал и начал отступать. Дубина выскользнула на пол из его безвольно обмякших пальцев.

– Канихур!! – промямлил другой, разбойник, побледневший и пустивший изо рта тягучую слюну. Приставала обернулся и тут же едва не бросился в объятия к недавним противникам: в ноздри ему ударил резкий кислый запах загнивающих, невыделанных звериных шкур. Незнакомец, с которым они болтали за столом так недавно, выходил из тени толстого столба, держащего крышу. Вернее было сказать, не выходил, а выползал, с великим трудом переставляя ноги, скаля удлинившиеся в два раза зубы и потрясая перед лицом скрюченными руками.

– Убирайтесь прочь, если хотите остаться в живых!! – простонал он, и звуки, рождаемые его горлом не могли принадлежать человеку. Словно бы разъяренный бык вдруг с трудом сложил свое гневное мычание в слова, или же волчий вой, грубый, басовитый, внезапно обрел смысл человеческой речи. Да и сам незнакомец уже походил на человека гораздо меньше, чем любой из разбойников. Нос стал черным и влажным, как у пса, челюсти медленно вытягивались вперед, из кожи лезла густая серая шерсть, уши заострялись и скручивались в трубочки. Все тело разбухало, поглощая руки и ноги, между бедрами вился голый, отвратительный на вид хвост. Кисти скрючивались, пальцы на них срастались, а из кончиков их уже высовывались острые когти.

– Оборотень! – подумал Приставала, чувствуя, как ноги отказываются дальше держать тело. Сначала страшная пурга в степи, затем нападение жутких монстров, выскочивших прямо из снежной пелены, потом призрак голодной смерти, нападение безжалостных бандитов – и вот, теперь еще оборотень, который станет грызть несчастного Морина живьем, косточку за косточкой! Когда же это все кончится? Кажется, Слепец обречен попадать в передряги постоянно… В таком случае, чем быстрее очередная напасть погубит бедного, пропащего Приставалу, тем лучше для него самого. Морин бессильно опустился на пол рядом с упавшим стулом и стал покорно ждать смерти от зубов и когтей страшного чудища.

Тем временем оборотень задрал к потолку свою изуродованную трансформацией морду и завыл, постепенно переходя ко все более низким звукам. Это словно стало сигналом для разбойников, до того пятившихся подальше от очага мелкими шажками, а то и вовсе застывших на месте. Опомнившись, они бросились наутек, вереща при этом от ужаса и выкрикивая неразборчивые слова. Даже те, кто истекал кровью, но еще мог двигаться, ковыляли вслед за остальными. На полу, рядом с перевернутыми стульями и сдвинутыми крышками столов, посреди украшавших земляной пол пятен крови, рядом с трупом главаря разбойников остались только двое путников, так некстати забредших в это негостеприимное место…

Приставала не собирался сопротивляться – он смирился с неизбежностью собственной гибели. Слепец тоже не собирался бежать. Он подполз к трупу Урода и с попытался выдернуть из его головы свой меч. Не вышло…

– Эй! К нам не лезь, мы ведь почти друзья! – пробормотал Слепец, не забывая, тем не менее, шарить вокруг себя в поисках палки поувесистей, чтобы не оказаться совсем безоружным перед лицом оборотня. Опыта общения с ему подобными у него не было никакого; он даже не слыхал ни одной легенды, ни одной сказки на их счет – и потому не испытывал того неимоверного страха, поразившего всех остальных. Вообще, он до сих пор наивно считал, что от любой опасности на этом свете можно отбиться мечом…

Будто бы всего случившегося до сих пор было мало для того, чтобы как следует позабавить Смотрящих Извне, от дверей таверны послышались новые вопли. Вернее, вопили все те же разбойники, но кричали они с новыми силами, и уже совсем по другому поводу. Один из самых шустрых, выскочивший на улицу вперед остальных, тут же метнулся обратно, хрипло крича: "Бревноногие!!! Бревноногие!!!". Двери, сами огромные двери, а не маленькая калитка, через которую входили до сих пор все посетители, широко распахнулись, и… Слепцу снова трудно было удивиться и испугаться, ибо он не видел картины прибытия этих бревноногих воочию – так, три новых пятна, пускай и больших, чем все остальные, но не таких уж и страшных. Приставала, с прочно утвердившимся на лице выражением покорного мученичества (ну, разве что только маленькая толика вялого удивления), воззрился на ворвавшихся в таверну монстров и слабо улыбнулся. Видом эти трое живо напомнили огромные винные бочки в таком далеком, таком охочем на выпивку, славном Корррознозде. Вот только не бывает бочек, поросших длинной шерстью, бочек, шустро бегающих на толстых коротких ножках размером с хорошее бревнышко.

Огромные пришельцы трубили победные песни толстыми и длинными губами, вытянувшимися в трубки. В несколько прыжков бревноногие передавили большую часть разбойников – лишь парочке удалось, подобно тараканам, затаиться в темных углах. Чудовища поднимали измятые, потерявшие всякую форму тела длинными руками и потрясали ими в воздухе.

– Сушна!! Сушна!! – заорали они наперебой. От трубных звуков закладывало уши, а пол под ногами ходил ходуном. Из окна в перегородке, отделяющей кухню, высунулась толстуха.

– Жарь мне этого! А мне вот этого! – снова заорали бревноногие. Голоса у всех троих были одинаково оглушительные, поэтому разобрать, кто из них что сказал, было решительно невозможно. Чудовища протолкнули останки разбойников в окошко и развернулись в зал, высматривая стол побольше.

– О!!! – заорал один из них, заметив опрометчиво поднявшегося на ноги Слепца. – Пожалуй, тут найдется, кого закоптить на завтра!

Его товарищ, видимо, самый старший из троих, тут же отвесил крикуну затрещину, от которой иной домик поменьше не устоял бы.

– Вечно ты думаешь только о своей ненасытной утробе! Надо чего-то принести жене и детям!!

Третий бревноногий, не вмешиваясь в спор, одним огромным шагом достиг дверей и уселся прямо на пол, закрывая проход своей гигантской задницей. При этом он раздавил пытавшегося улизнуть разбойника, и даже не заметил этого – так, разве что поерзал немного. Двое первых бревноногих не торопясь направились к будущим подаркам для жен и детей. Их короткие, по сравнению с телами, ступни вздымались в воздух, как огромные кувалды.

Произошедшее дальше Приставале запомнилось, как сон, страшный и смешной одновременно. Никто не мог разубедить его впоследствии, что все это – начиная от нападения разбойников и кончая схваткой с гигантами – произошло на самом деле. Морин был твердо уверен, что, пересыпая сайрю толстухе, все-таки и сам малость нюхнул проклятого зелья.

Оборотень, уже полностью обросший шерстью, превратился в зверя, стоящего, как тем и полагается, на четырех лапах. При этом он вдруг стал быстро уменьшаться в размерах, пока рев его не стал писком, а тело, так испугавшее разбойников, не уменьшилось до размеров кулака. Вместо незнакомца по полу таверны, между двумя столами, металась большая серая мышь. Она была такой крошечной и жалкой по сравнению с топающими рядом бревноногими, что Приставала не выдержал, и рассмеялся тихим, больше похожим на икоту, смехом. Однако, бревноногие имели на сей счет совсем другое мнение: на их грубых серых лицах, словно вытесанных из камня, проступили выражения немалого ужаса. Один, уже занесший широченную, необутую ступню с торчащими по сторонам пальцами-полешками, не удержался и уселся задом на лавку, с размаху ее расплющив в лепешку. Казалось, даже такое мощное здание, как эта таверна, сейчас не выдержит столь сильной встряски и сложится, превратится в кучу мусора… Приставала растянулся на полу, потому что стул, служивший ему опорой, вылетел из-под спины, Слепец с большим трудом устоял на ногах. Второй бревноногий пятился к двери, выпучив огромные, черные, как прогоревшие уголья, глазищи и орал:

– Сушна!! Сушна!! В твоей таверне опять мыши!! Это те самые твари, что прогрызли ноги старому Пэнку и его внучатому племяннику!!! Ты же обещала!!! Мы вернемся с дюжиной кошек, и потом тебе не поздоровится!!

Выкрикнув угрозы, он повернулся и бросился наутек. Ничего не успевший понять часовой, заслонявший дверь собственной задницей, только поднялся на колоннообразные ноги – и тут же был снесен вместе с одной из створок… Третий бревноногий, который даже не удосужился встать, покинул таверну на четвереньках, ежесекундно оглядываясь и трубя в высшей степени испуганно. Громкие звуки, издаваемые толстыми губами чудовищ, еще долго доносились из опустившихся на деревню сумерек.

Когда все окончательно стихло, из кухонной двери робко выглянула толстуха. Приставала, тяжело дыша, стоял на коленях и держался руками за край стола – чтобы не упасть. На крышке стола перед ним стояла на задних лапках большая мышь. Шустрыми розовыми лапками она терла подвижный носик и, казалось, смеялась над людьми.

– Кто это был? – едва не плача, вопросил Морин неизвестно, кого.

– Бревноногие! – толстуха ответила с удивлением, будто бы этих чудищ обязан был знать каждый. – Они живут на том берегу реки Маирка, у шахты Сотни Скелетов, и приходят сюда подзакусить в голодные времена.

– А чего ж они удрали? – снова задал дурацкий вопрос Приставала.

– Как что?? – снова удивилась толстуха. – Вы ведь натравили на них мышь! Какой-то ты тупой, оборванец. Наверное, всеми делами заправляет твой желтоглазый приятель, а тебе ничего не объясняет?

– Да нет, я тут не при чем, – покачал головой Слепец. – И мне тоже интересно узнать, как крошечная мышь могла испугать эдаких великанов?

– А, просто слишком много их умерло от рук… вернее, от зубов этих маленьких зверюшек. Бревноногие никогда не носят сапог или ботинок – у них толстая кожа на ступнях, а сверху все покрыто густым волосом. Однако мыши забираются к ним между пальцев и грызут эту кожу, пока не доберутся до живого мяса и крови. Частенько после этого ноги здоровяков чернеют, опухают, начинают смердеть… В конце концов несчастный великан гибнет – и все из-за одной малюсенькой мышки. Потому-то они их жутко боятся. Говорят, в их деревне кошек живет в несколько раз больше, чем самих бревноногих.

– Понятно, – между делом, Слепец нащупал свой меч, до сих пор торчавший из головы вожака разбойников, с трудом выдрал его оттуда, отер и засунул в ножны. – Значит, они побежали к себе, за кошками? Пора отсюда проваливать.

– Эй, подождите! Купите у меня мяса на дорогу, оно быстро закоптится! – воскликнула толстуха.

– Нет, некогда, – отказался Слепец. Толстуха сокрушенно вздохнула и всплеснула руками.

– Ну вот. Сейчас эти трусы-бревноногие добегут до середины реки и начнут думать, что лучше им вообще не показываться в таверне, даже с котами, а подослать кого другого, и у меня не будет посетителей. Потом ударит оттепель и мясо негде будет заморозить про запас. Копченого-то мало кто просит, всем подавай жареное, да вареное! А их вон сколько понадавили, да еще ты одного убил, желтоглазик. Купи хоть его!

С некоторым запозданием до Слепца дошло, что толстуха предлагает им купить в дорогу мясо тех самых разбойников, с которыми они только что дрались. А это значит, что за обедом они вполне могли съесть, например, предыдущих жертв этой шайки! С трудом сдерживая тошноту, Слепец прижал руку к животу и скривился. Судя по звуку, похожему на икоту, донесшемуся со стороны Морина, на откровения кухарки никак не прореагировала только мышь…

– Идем отсюда, Приставала! – с трудом выговорил Слепец, ощущая странное давление на глотку изнутри, от желудка. Как на грех, в мозгу стали возникать картины разделываемых и жаримых человеческих тел.

– Подожди, – внезапно сказал Морин похожим голосом. – Это что же получается: нас с тобой только что спасла мышь? И разбойников она перепугала, в бегство, так сказать, обратила, и бревноногих потом прогнала? Ай да мышка! Давай возьмем ее с собой.

– Ты что! Это же канихур! – испуганно закричала толстуха. – Давайте лучше убьем его, пока он не превратился в земляного дракона и не плюнул в нас ядовитой слюной! Мне заодно будет, чего предъявить бревноногим, если они все же вернутся…

– Только сделай к ней шаг, и пойдешь на кухню, делать колбаски из своих жирных кишок! – зловеще пообещал Приставала. Слепец еще ни разу не слышал, чтобы его спутник говорил подобным голосом. Бывший нищий медленно поднялся с колен, пронзил толстуху яростным взглядом, и положил свою кисть рядом с мышью, ладонью вверх. Зверюшка некоторое время оставалась на месте – только переводила взгляд блестящих в свете масляной лампы глазенок с Приставалы на Слепца. Потом она юркнула под рукав, и через некоторое время уже щекотала ухо Морина своими усиками. Слепец с отвращением нашарил в сумке кусок недоеденного мяса, которое собирался-таки взять с собой в дорогу, и выбросил его на пол под презрительные усмешки кухарки. Она еще раз хмыкнула им в спины, потом вдруг спросила:

– И куда же вы теперь направляетесь?

– А вон на гору пойдем залезем, – взмахнул рукой Слепец. – Окрестности осмотрим.

Толстуха ничего не ответила на это издевательство – хотя, она могла бы принять его за правду. Кто знает, что взбредет в голову этим слизням? Нормальному человеку этого не понять. Выбравшись по протоптанным в сугробах тропинкам на край деревни, они продолжили мучительный, долгий путь на восток.

15.

– А теперь поведай нам, как же ты ухитрился попасть в эту деревню? – под серым небом, изредка прорезаемом яркими голубыми полыньями, трое путешественников брели уже третий день, но только сейчас Слепец дошел до весьма интересовавшего их с Приставалой вопроса. Он шел во главе маленького отряда, мерно проламывая тяжелыми шагами твердую корку поверх съежившихся сугробов. Слепец не видел солнце, но он точно знал, что его тускло-золотые лучи пронзают воздух вблизи западной части горизонта. На севере затаилась на время темное пятно метели; в спины дул пронзительный, порывистый ветер.

Тройной след, дырявивший наст глубокими ямками с четко очерченными краями, тянулся вдаль и исчезал там, откуда дул этот злой ветер. Человек-мышь, которого звали Фило, плелся рядом с остальными двумя путешественниками с опущенными плечами и мукой на лице. Хотя у него не было совершенно никакой ноши, выглядел он намного более усталым, чем другие. Сквозь черную гримасу боли, то и дело искажавшую черты, мелькало вымученное веселье, внушающее только большую жалость к бедняге.

– Я пришел туда потому, что так рассудила судьба и Смотрящие Извне, – так начал Фило свой ответ на вопрос Слепца. Он тяжело вздохнул, но потом снова попытался улыбнуться. Улыбку почти сразу перекосило, и она уползла куда-то вбок, исчезнув за поднятым воротником. – Историю следует начинать издалека. Все в моей жизни начиналось далеко не так печально, как сейчас. Моя мать была горда, когда Клуммат, волшебник Хелброна, выбрал меня в свои ученики. Вы не бывали в Хелброне? Маленький городок, больше похожий на деревню, далеко на юго-восток отсюда. Так вот, мать моя была невообразимо рада. У нее много было детей, а мужа – ни одного, только старая мельница, которая потихоньку разваливалась. А Хелброн не из тех мест, где можно без труда устроить свою жизнь… Мамаша все-таки любила нас, хотя и не стеснялась при случае огреть плеткой. Так вот, меня, старшего, она сплавила колдуну. Думала, что я стану опорой, большим человеком, который поможет вырастить и вывести в люди остальных детишек.

Однако, Клуммат и не думал учить меня своим колдовским премудростям. Он, по правде сказать, колдун был никуда не годный, да к тому же еще и пьяница. Обязанности исполнял абы как, постоянно ошибался в чарах или вообще не мог их сотворить по причине сильного похмелья. Люди в городе начали роптать, и тогда Клуммат придумал хорошее решение для своей проблемы: он взял меня, отвез в другой город, Тайль, огромный и страшный. Там жил его знакомец, волшебник Илдо, они вместе когда-то начинали учениками у какого-то знаменитого колдуна. Илдо был прилежен и умен, а Клуммат – ленив и туп, потому один стал великим чародеем в большом городе, а второй – хозяином провинциального городишки. Однако, отношения почему-то сохранились. Этот Илдо за короткий срок сделал из меня того, кого вы теперь видите перед собой – канихура, оборотня. Правда, Клуммат очень торопился, а у Илдо не было подходящих компонентов для волшебной мази, и я стал оборотнем-мышонком.

Вот так, смешно и грустно. Старому пьянице было плевать. Он показывал меня крестьянам в начале трансформации, и этого хватало, чтобы испугать их на месяц, а то и на два. Потом ритуал устрашения повторялся, и снова, и снова. Матушка, узнав, кого из меня сделали, говорят, хотела утопиться в омуте рядом с нашей мельницей, но потом передумала. Взяла детей и уехала в неизвестном направлении. А мне куда было податься? С моим-то даром? Клуммат, надо сказать, меня берег, кормил да поил… Так и жил бы я до самой его смерти, но дернула меня нелегкая связаться с его дочерью! Тут и завершилась моя спокойная жизнь, ибо этой красивой стервочке папа прочил высокую судьбу. Хотел отдать ее за какого-нибудь могучего колдуна, чтобы старость свою обеспечить, а тут я… Ну, и окончилось все плачевно: дочка забрюхатила и побежала отцу жаловаться. Он, конечно, колдун никудышный, но в гневе, да от большой охоты мог такого со мной сделать, что я решил не ждать наказания. Был у Клуммата пузырек с эликсиром перемещений, которым он передо мной не раз по пьяной лавочке хвастался. Только вот, как пользоваться толком не объяснил. Схватил я его – и вылакал. Перед глазами помутнело все, словно я залпом крепкой браги выпил, а когда прояснилось, оказался я у подножья Светящейся горы, а рядом – деревня… Дальше вы знаете.

– Да уж, история грустная и поучительная, – подвел итог Слепец. – Значит, тебе надо идти подальше на север, на случай, если старый пьяница вздумает догонять?

– Угу…

– А я как раз на север иду. Ну, и Морин со мной тоже… пока.

– Что же ты, зовешь присоединиться к вам? – в голосе Фило послышались радость и недоверие сразу.

– Да вроде как ты итак присоединился, – усмехнулся Слепец, представляя себе легкий свет жизни на худом лице парнишки. Неужели он так не привык к радостям и добрым людям? – Только учти, путь мой лежит прямиком к Мездосу.

– Ух ты!! И не боишься? Говорят…

– Он съедает по утрам суп из мяса младенцев? Но я-то не младенец, чего мне бояться.

Фило стушевался и замолк. Наверняка, смотрит сейчас под ноги да хлопает ресницами. Длинные они у него, поди. Пользуясь паузой в разговоре, слово взял Приставала.

– Можешь поверить, Мышонок? Мой незрячий друг поперся в эти гиблые края по собственной воле, а вернее, от собственного упрямства! Уж как я ни уговаривал его обойти проклятые степи и эти мерзкие горящие клыки по югу – он никак не соглашался.

– Ну и правильно сделал! – вмешался Слепец. – Вон сколько времени сохранили, а сами до сих пор живы-здоровы!

– Чудом! Чудом! – назидательно воскликнул Приставала. Палец ведь к небу задирает, стервец, как служка Смотрящих Извне на проповеди. – Ну и, конечно, благодаря помощи нашего нового друга Мышонка.

– Должен признаться, что такой поступок слишком смел даже для здорового человека, – осторожно сказал Фило. Боится обидеть, понял Слепец. Не знает еще точно, как себя вести со мной…

– А он вообще такой уж весь из себя необычный! – снова воскликнул Приставала. – Утверждает, между прочим, что явился с того берега Реки!

– Не может быть! – Фило даже застыл на месте, а Морин смотрел на него покровительственно и улыбался, довольный произведенным эффектом. – Это невозможно.

– Вот и я говорю, – поддакнул Приставала. Подлец, ведь уже с таким жаром кричал, что верит! – беззлобно возмутился про себя Слепец. Наверное, просто, чтобы подстроить мне каверзу.

Следующие несколько тысяч шагов были заняты громкими восклицаниями, размахиваниями рук, короткими рассказами Слепца и недоверчивым восхищением Мышонка. Незаметно для самого себя, он перестал быть понурым каторжанином, бредущим на виселицу, и даже немного раскраснелся. Вырвавшись вперед, Фило повернулся к ним лицом и пошел спиной вперед.

– Это так необычно и потрясающе! Все-таки, я считаю себя немного просвещенным человеком, а не каким-нибудь темным крестьянином, поэтому могу осознать величие этого события. Человек из-за Реки! Сколько мудрецов ломали головы и писали толстый трактаты в попытках разработать принципы устройства заречья, а тут есть живой свидетель! – в порыве восхищенного ликования Фило взмахнул руками особенно сильно и вдруг рухнул в снег.

– Эй, чего ты так разгорячился? – хохотнул Приставала, но уже в следующее мгновение они со Слепцом тоже оказались лежащими в снегу, а вернее, скользящими по нему. Казалось, они попали на очень скользкий лед, но вместо того, чтобы барахтаться на одном месте, продолжали двигаться вперед, пока не уткнулись ногами в сидящего Фило. Тот непонимающе и испуганно озирался.

– Что такое? – досадливо пробормотал Приставала, потирая ушибленную задницу. Фило молча вскочил на ноги и помог подняться Слепцу.

– В самом деле, что случилось? – спросил тот, тщетно пытаясь понять это самостоятельно.

– Ничего не понимаю! – Фило вжал голову в плечи. – Там, где мы с вами волочились, теперь видна земля, словно мы прошли с лопатами! Три полосы черной, мокрой землицы.

– Ну да ладно, что тут голову ломать! – зло бросил Приставала. – Пошли себе дальше.

Он развернулся и намерился продолжить прерванный путь, и даже сделал первый шаг. Остальные уже собрались было следовать за Морином, однако Фило предупредительно схватил Слепца за полу куртки.

– Постой!

Теперь Слепец сам мог понять, что происходит. Сопящий Приставала усердно передвигал ноги, со скрипением перемалывал снег, но не сдвигался ни на ладонь. Через некоторое время он понял, что все попытки идти бессмысленны, тихо выругался и повернулся к компаньонам – испуганный, растерянный. Фило сделал шаг в обход, поскользнулся и снова оказался в снегу, причем на сей раз упал туда прямо лицом. В таком положении неизвестная сила оттолкнула его к остальным…

– Не понял!! – пробормотал он, отирая испачканное лицо.

– Чего уж тут не понять! – сказал Приставала дрожащим голосом. – Попались в ловушку, не иначе. Ну и жизнь, из огня – да в полымя!!

– Какая такая ловушка? – спросил Слепец, хмурясь. Из всех троих он меньше всего понимал происходящее, ибо сейчас внутреннее око ничем помочь не могло.

– Да, наверное, – уныло вздохнул Фило. – Точно. Это воронка, слыхал я про такие штуки: большущий круг, в котором земля под тяжестью человека двигается, и только в одном направлении – к центру. Всякий, кто попадает внутрь, ни за что не выберется, если не умеет летать или прыгать на длину десяти своих ростов. Вы можете?

– Нет, – жалобно признался Приставала.

– Я тоже. Было бы хоть дерево недалеко, попытались бы арканом за него зацепиться да вытянуться, но тут даже кустика нету поблизости. Так что…

Приставала всхлипнул и вдруг бросился бежать, но быстро поскользнулся и на брюхе вернулся на прежнее место.

– Мы тут и умрем? – закричал он с земли, подымая к попутчикам залепленное мокрым, грязным снегом лицо. Снова стал прежним, с жалостью подумал Слепец. Трудно его в этом винить, столько всего обрушилось на наши бедные головы за последние дни.

– Все зависит от хозяина этой ловушки, – задумчиво сказал Фило. – Для чего он ее тут поставил? Охотится на дичь для обеденного стола? Трудно рассчитывать на путников, таких как мы. Здесь если кто раз в десять лет проползет – и то хорошо.

– А твой Клуммат не мог сюда добраться?

– Не знаю. Вряд ли, он бы помчался к своему другу, Илдо, а для того подобные ловушки – не стоящее внимания баловство. Щелкнул бы пальцами – и я испарился, а возник уже там, у его ног, в цепях или веревках. Видно, Клуммат или крепко напился от горя, или просто подумал, что я сам по себе сдохну. А значит, это не он.

– Да о чем ты болтаешь?? – завопил Приставала. Вскочив на ноги, он принялся метаться в пределах, ограниченных ловушкой, постоянно поскальзываясь и разбрасывая вокруг себя комья черного от грязи снега. – Я же тебя спрашивал, сколько нам тут сидеть?? Как выйти? Как!!??

– У меня-то зачем это спрашивать, словно я эту ловушку ставил?? – возмутился Фило. – Сам подумай: погода снова к теплу повернула, так что бросать пойманную дичь в ловушке – это значит получить гнилой труп. Если, конечно, хозяин хочет получить дичь, а не убить прохожих. Может, мы в какие запретные земли шли? Тогда точно, сдохнем тут и никто про нас не вспомнит еще тысячу лет.

Приставала взвыл и сел на землю, на сей раз по собственной воле. Фило с понурой головой стоял рядом, а Слепец скреб указательным крючком правой руки свою бороду и ждал спасительной мысли. Она не замедлила появиться.

– Послушай, Фило! – жизнерадостно начал он, чем изрядно удивил удрученных товарищей. В такой-то момент говорит чуть ли не с радостью в голосе? – А мышь тоже потянет обратно?

– Какую мышь? – не понял Фило. Зато Приставала все понял еще даже раньше, чем Слепец договорил последнее слово. Вскочив с земли, Морин вцепился что было сил в подрезанный тулуп Мышонка и затряс его из стороны в сторону.