Текст книги "Когда засмеется сфинкс"
Автор книги: Игорь Подколзин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
– Юридический? Но с какой стороны? – удивился Фрэнк.
– Разумеется, с правовой. Имеем ли мы право создавать такие формы? Надо ли стремиться к управлению имунной системой таким образом, чтобы трансплантация любых качеств и органов стала повседневной практикой с учетом чуть ли не бесконечного продолжения жизни отдельных людей. Должны ли мы столь решительно вмешиваться в изменение собственного облика? Достигли ли мы того нравственного уровня, при котором это возможно? И кто, в конце концов, будет судить, каким должен быть человек будущего, а также не приведет ли это к катастрофе – мы же вступаем на территорию, экологию которой представляем весьма туманно – природа жестоко мстит, когда с ней обращаются неосмотрительно.
Вы, очевидно, помните, как в июле 1974 года одиннадцать крупнейших ученых Америки в области молекулярной биологии и генной инженерии во главе с лауреатом Нобелевской премии Джеймсом Уилсоном направили призыв к ученым мира с просьбой временно приостановить исследования в этой области, пока не будут оценены и изучены возможные отрицательные последствия. Поэтому меня очень заинтересовали мысли и эксперименты Роберта Смайлса, чувствуется также, что он весьма доброжелательно настроен по отношению к людям. Об этом хотя бы говорит его концепция на проблему старения.
Тут мне, правда, показалось – его слегка занесло, но, как говорят, все равно здорово, рассуждения если и не убеждают окончательно, то дают пищу для размышлений в положительном аспекте. Ссылаясь на огромные скрытые резервы человеческого организма, на способность приспосабливаться к тем или иным обстоятельствам, на его восстановительные процессы, обмен веществ и так далее, наконец, не регулирующий механизм, который дает различные команды: расти, развиваться, остановиться, рассасываться. Он говорит, что и здесь преуспел и открыл вроде бы способ, как этим механизмом управлять.
Вы представляете? Мы можем делать карликов и великанов. То есть я не имел в виду людей. Допустим, курицу со страуса, а крокодила с ящерицу. Можем заставить рассосаться раковую опухоль и многое другое. Своеобразна его мысль о биологическом стимулировании, восстановлении сил, или, конкретнее, о сне. Действительно, четверть жизни человек спит. Бездарно тратит столь дорогое время, отпущенное ему судьбой. Так вот, тот стимулятор, который якобы открыл Смайлс, восстанавливает силы, дает полную возможность всему организму отдохнуть, в том числе и сердцу. Да, да, не удивляйтесь. Во время этого сна под стимулятором, который продолжается всего один час, сердце работает с нагрузкой в двадцать раз меньшей. Получается – человеку не только перепадает лишних двадцать лет активной жизни, но ученый утверждает – применение биостимулятора еще и способствует продлению ее как минимум вдвое.
Смайлс, основываясь на той же генетике, говорит об управлении ее «памятью», воссоздании регенерации, которую в процессе эволюции утратили млекопитающие и, естественно, человек. Он считает: этот процесс можно восстановить, то есть заставить сработать память, заложенную в генах еще миллионы и миллионы лет назад. Действительно, чем, скажем, лучше нас ящерица, у которой отрастает оторванный хвост, или дождевой червь – если его разорвать напополам, вообще будет два новых. Он предлагает после соответствующего облучения каким-то то ли полем, то ли еще чем кусочка взятого у человека органа – сердца, легких или печени – в соответствующем растворе выращивать целый орган, как, скажем, это делают сейчас с некоторыми растениями. Причем орган берется у самого больного, а потом вставляется ему же вместо порочного, но уже молодой и абсолютно лишенный изъянов своего «прародителя».
Касаясь проблемы трансплантации органов, молодой человек заявляет, что хотя он и разработал полностью метод преодоления барьера несовместимости тканей и, разумеется, не имеет ничего против пересадки органов от людей умерших, но подчеркивает – от умерших по-настоящему.
– Странно. Разве можно умереть как-то по-другому? – удивился Фрэнк.
– Оказывается, можно, мой друг. Дело в том, что мы с развитием науки потеряли точную градацию смерти, может быть, это и закономерно – с увеличением нашего объема знаний стирается грань между жизнью и небытием. Сошлюсь на небольшой пример. В Тайстауне, в клинике, лежит девушка. Она попала в автомобильную катастрофу и получила смертельную травму – перелом основания черепа. Мозг ее поврежден необратимо, но медики, подключив к ней различную аппаратуру, поддерживают в теле жизнь. Налицо нелепица. С одной стороны, она, несомненно, мертва: мозг не работает, отсутствуют все чувства, она никогда, как мы говорим, не придет в себя. Но с другой – ее тело продолжает жить, пусть с посторонней помощью, но живет, почти все основные органы, естественные или подключенные, функционируют. И это длится уже два года. Так считать ее трупом или нет?
– Ваш вопрос поставил меня как юриста в тупик. Могу сказать лишь, что мне ее очень жалко.
– И не только вам. Родители обратились к врачам с просьбой отсоединить стимуляторы и, как они выразились в своем письме, дать ей возможность умереть спокойно. Но тут возникла новая проблема: медик не имеет права давать пациенту эту самую возможность умирать спокойно, он должен биться до конца за его жизнь, иначе действия врача можно квалифицировать как непринятие мер для спасения больного, а в данном случае даже как убийство, причем человека, находящегося в беспомощном состоянии, что, как вам отлично известно, отягощает вину. Видите, куда мы зашли? Мне думается, медики сейчас проклинают тот час, когда они сами сделали из нее живую мумию. Вот поэтому Смайлс и оговаривается – умерших по-настоящему, термин не имеет значения, со временем, очевидно, найдут более приемлемый. Он имеет в виду проблемы этические, чтобы кто-то с нетерпением не ждал смерти другого ради своего спасения, и юридические. Вы, конечно, помните «Дело Губера», о нем писали очень много и даже сделали художественный фильм. Он организовал фирму, которая похищала людей, прятала их и заключала договора с частными клиниками о поставке, так сказать, запасных частей для человека от живых доноров. Их останки потом, разумеется, уничтожали.
– Что только не творит с человечеством «желтый дьявол» и жадность, вероятно, правы коммунисты, когда говорят, что одна из их конечных целей – уничтожение денег.
– Ну сначала надо ликвидировать и кое-что другое, мой друг, – глубокомысленно заметил Бартлет. – А человека основательно переделать, подготовить к этому хотя бы так, как предлагает Роберт Смайлс.
– И какова была реакция на его высказывания со стороны специалистов?
– Чисто современная, в духе наших уже устоявшихся традиций. Интеллигентные и умные сказали, что он романтик и фантазер, а хамоватые и глупые объявили авантюристом и бессовестным шарлатаном. По этому поводу хотелось бы мне добавить: стоило бы в мемуарной и библиографической литературе упоминать не только о том, как такой-то дружил с Ньютоном, ценил Гёте, помогал Бору, выручил из беды Шиллера и дал в долг Эдисону. Нет. Стоит упоминать бы и то, как кто-то издевался над Беконом, травил Менделеева, писал доносы на Чайковского и не вернул вдове какого-нибудь Людовика… позаимствованные деньги.
* * *
Когда Грег, тепло распрощавшись с гостеприимным хозяином и его слугой, садился в свою расхлестанную машину, было немногим более семи вечера. Он, находясь все еще под впечатлением проведенного дня, неторопливо выехал на шоссе, миновал мост, свернул к обочине и остановился у первой попавшейся на глаза кабины телефона-автомата, чтобы позвонить О'Нейли.
Взглянув на циферблат часов, он набрал домашний номер. Ровные продолжительные гудки привели в изумление. Где она может быть? Грег, немного подумав, на всякий случай позвонил в бюро и тотчас услышал в трубке до боли родной голос:
– Бюро «Гуппи», у телефона мисс О'Нейли.
– Джин, милая, – заорал Фрэнк так, что стоящая неподалеку с сумкой в руках пожилая женщина шарахнулась, выронила пакет и, пугливо оглядываясь, засеменила прочь. – Это я. Как хорошо, что застал тебя, не уходи, пожалуйста. Мы закончили дела с шефом, и я свободен аки горный орел.
– Где ты, Фрэнк? Откуда звонишь? – донесся ласковый и радостный голос. – Ты совсем освободился?
– Неподалеку, у съезда с моста, я примчу минут через десять. А ты почему не спрашиваешь, о чем был разговор и что произошло?
– Приедешь расскажешь, ведь ты не можешь о таком серьезном деле поведать в двух словах, а я желаю знать все до мельчайших подробностей, – засмеялась девушка. – Кстати, надеюсь, мы отметим это знаменательное событие не в каком-нибудь пропахшем снобизмом клубе?
– Ну конечно же, милая, – начал Фрэнк.
– Тогда жду, раз ты орел – лети над светофорами, не теряй время зря. – В трубке забились частые гудки.
И опять у Грега мелькнула мысль: О'Нейли что-то известно. Почему она сказала: о столь серьезном деле не расскажешь вдруг? Значит, знает: разговор был о серьезном деле. Чепуха все это. Она могла просто догадаться. Ведь его Джин умница, с нежностью подумал он и направился к машине. «Как она обрадовалась, моя пушинка. Теперь-то уж можно будет осуществить их планы и наконец пожениться».
Глава VI
Загадочная смерть
Прошел год после того, как фирма «Гуппи» обрела нового руководителя. Надо отдать должное Грегу, с первых шагов его не обуял зуд реформатора, который пытается, не вникая глубоко в сущность дела, все перестроить по-другому, по-своему, не задумываясь над тем, хорошо это или плохо.
Он скрупулезно изучил всю постановку дела до него и в процессе работы, постепенно и очень осторожно, стал подтягивать до уровня требований современности методы и формы детективной и криминалистской работы. Не меняя существа, он, хотя это и повлекло к ранее не запланированным расходам, произвел кое-какое переоборудование и ремонт помещения, приобрел новое, отвечающее самым последним требованиям науки и техники оборудование, пополнил, не скупясь на оплату, картотеку и архивы, установил контакты с некоторыми другими частными организациями подобного толка, активизировал деятельность внештатных агентов и сотрудников.
Все это, разумеется, требовало денег, но он был уверен: введенные им не с бухты-барахты, а проверенные в других бюро новшества, несомненно, оправдают себя и начнут приносить прибыль в ближайшем будущем. В общем, счет в банке значительно сократился, хотя последнее не особенно его тревожило, Фрэнк верил в свои силы и знал, что в случае каких-либо осложнений уж что-что, а мудрый совет он всегда получит и от Бартлета и от Кребса.
Неожиданно произошло непредвиденное – умер Бартлет.
После ухода от дел жил он тихо, никуда не выезжал, занимался своими рыбками, наслаждался отдыхом и природой и, как поговаривали, готовил к изданию какую-то рукопись. Никто точно не знал, о чем хотел поведать в пей Хитрый Опоссум, какие умозаключения намеревался вынести на суд широкой аудиторий. Слухи ходили самые противоречивые, большинство склонялось к тому, что это будет что-то о причинах преступности в стране. Когда однажды Грег поинтересовался темой работы, Бартлет лишь лукаво улыбнулся, задумчиво покачал головой и поспешил перевести речь на что-то другое. Но раз он не хотел огласки – значит, так нужно, Хитрый Опоссум никогда и ничего не делал бесцельно.
О его кончине Грег узнал рано утром, вернувшись из поездки, где заканчивал небольшое дело, связанное с коррупцией и промышленным шпионажем внутри весьма влиятельной фирмы. Он и сейчас без улыбки не мог вспомнить вытянувшиеся постные физиономии боссов, когда он поведал им, куда, как и через чьи руки утекали деньги держателей акций. Гонорар был хорош. Усугублялся он еще и тем, что контора «Гуппи» умела держать язык за зубами. Финансовые и промышленные воротилы предпочитали наказывать своих вассалов сами и делали это с изуверской жестокостью, но допускать кого бы то ни было в свои дела – ни-ни.
Он открыл дверь своим ключом, прошел в кабинет и удивился, что Вирджинии, исключительно пунктуальной в вопросах, касающихся работы, не было в конторе, хотя ей следовало уже час назад находиться на месте. Накануне он звонил ей домой, и после обычных для влюбленных разговоров они договорились: она встретит его в бюро, куда он направится, не заезжая к себе на квартиру. Ее отсутствие не на шутку встревожило Фрэнка. Это был, пожалуй, первый случай, когда он не знал, где она, обычно Джин всегда говорила ему, если куда-либо отлучалась или уезжала навестить немногочисленных родственников – у нее где-то за городом жила тетка, и она иногда гостила у нее один-два дня.
Не успел Грег поставить в шкаф свой дорожный портфель и сесть за стол, зазвонил телефон.
Фрэнк снял трубку – это была Джин. Голос ее звучал, как показалось Грегу, раздраженно и немного резковато:
– Здравствуй, милый. Я звоню от Бартлета. Да, да, от него, не удивляйся. Сегодня ночью произошло несчастье – он скоропостижно скончался от сердечного приступа. Мартин сообщил мне чуть свет, и я сразу приехала. Умер он, как считает доктор, от инфаркта. Мне здесь больше делать нечего, я сейчас буду в бюро и все расскажу.
Грег даже не успел ответить на приветствие, на другом конце провода повесили трубку.
Он тотчас сам набрал номер шефа и услышал чей-то молодой, официально суховатый мужской голос.
– Я, очевидно, ошибся, извините, – произнес Фрэнк, – нужна была квартира мистера Бартлета.
– Вы не ошиблись, – ответил мужчина. – Кто говорит?
– Грег, компаньон бюро «Гуппи».
– Вы не ошиблись, мистер Грег, здравствуйте – это участковый полицейский. Мистер Бартлет, к великому огорчению, сегодня ночью умер, сердечная недостаточность, тело уже отправлено в морг. Мы проводим обычные формальности. Выражаю вам искреннее соболезнование.
– Благодарю вас, – ответил Грег, он хотел попросить к телефону О'Нейли, но раздумал и опустил трубку на рычаг.
«Надо бы позвонить Кребсу», – подумал он, но не притронулся к трубке, а неподвижно сидел и смотрел, как по абажуру лампы, неуклюже переставляя мохнатые лапки, ползает ночная бабочка, по форме похожая на самолет «треугольное летающее крыло».
Спустя полчаса приехала Вирджиния. Она была бледна, веки припухли. Под слегка ввалившимися глазами, еще больше оттеняя их небесную синеву, голубели тени, чувствовалось – смерть шефа потрясла ее. Войдя в кабинет Грега, она бросилась к нему и, всхлипывая, прижалась лицом к плечу.
– Ну, успокойся, пушинка, успокойся. Что же делать, все равно его не вернешь, – бормотал Фрэнк и нежно гладил ее по вздрагивающей голове, – не надо терзаться, будь лапочкой, детка, не плачь. Мне тоже не по себе. Смерть всегда неожиданна, и горько терять близких.
Вирджиния перестала плакать и подняла голову, глаза у нее были уже совсем сухие, на нежных щеках выделялись два розовых круглых пятна, так она выглядела обычно, когда сердилась и была чем-то очень раздосадована или огорчена.
– Расскажи мне, как это произошло? – попросил Фрэнк и подвел ее к креслу. – Ведь рядом был Мартин, он-то, вероятно, знает подробности.
Глаза девушки сощурились. Она села в кресло, вынула из сумочки платок и, нервно теребя его в руках, тихо произнесла:
– Мартин арестован. – Она провела ладонями по щекам. – И направлен в полицию.
– Мартин? – воскликнул Фрэнк. – Но за что?
– По подозрению в ограблении хозяина. – Джин глубоко вздохнула и откинулась на спинку.
– Это же нелепость! Успокойся и расскажи, пожалуйста, что тебе известно.
– Мне позвонил Мартин домой, еще не было пяти – я спала. – Она сунула в рот сигарету и стала искать зажигалку, хоть та была у нее в руке.
Грег взял изящную, с замысловатой гравировкой на корпусе зажигалку, щелкнул ею и дал прикурить.
– Спасибо. – Она кивнула и затянулась. – Он сообщил, что Бартлет умер. Я… ну пока оделась, пока то да се, прошло часа два, прежде чем я приехала. Там было полным-полно полицейских, а Мартина уже увезли в участок.
– Но какие у них основания?
– Основания были, – она постучала сигаретой о край пепельницы, – открыт сейф, ящики стола, перерыты книжные полки. Полное впечатление: кто-то что-то искал. Все перевернуто вверх дном. Не мебель, а бумаги.
– А как объясняет Мартин? Ведь его, надеюсь, не схватили и бросили сразу за решетку, а выслушали сначала.
– В том-то и дело, что выслушали. Он говорит, будто отсутствовал дома с двенадцати ночи до пяти утра, то есть до того момента, как позвонил мне. Он сказал, якобы по поручению шефа отправился на дальнее озеро ставить ловушки на раков, а когда вернулся, обнаружил: шеф мертв, а в бумагах разгром. Зная полицейские порядки, до прибытия властей он ни к чему не прикасался. Лишь вызвал врача.
– Несомненно, там побывал кто-то другой, я уверен в честности слуги. И ясно, как божий день: пока отсутствовал Мартин, этот некто похозяйничал в доме. – Фрэнк вскочил и зашагал по кабинету. – Мартин честнейший и верный человек. Он служил у Бартлета много лет, да, наконец, для чего ему какие-то записи хозяина. Это дело рук громил, обычное ограбление.
– Грабителей там не было. – Джин сбросила туфли, вытянула ноги и уставилась на кончики пальцев.
– Как не было? – оторопел Том. – Откуда ты знаешь? Тебе сообщили полицейские?
– Нет. Они со мной даже не говорили. Просто все цело. Даже наличные деньги в сейфе и не только мелочь, но и крупные купюры, около трехсот долларов. И завещание, копия, оригинал, видимо, у нотариуса. Конверт не был запечатан, и я прочла. Половину состояния Бартлет отдает детским домам, а другую – она протянула руку и стряхнула пепел на ковер, – другую Мартину. Да, да, своему слуге. Уж во всяком случае, только поэтому он мог ускорить смерть старика, – со злобной гримасой выпалила она. – Этим, кстати, тоже занимается полиция.
– Что ты, Джин, одумайся! – оторопел Фрэнк и взял ее за плечи. – Ты сама не понимаешь, что говоришь.
Вирджиния вздрогнула и сжалась в комок.
– Прости меня, я действительно болтаю вздор. Нервы. Прости, пожалуйста, разреши мне уйти, я очень плохо себя чувствую – эта смерть меня совершенно выбила из колеи. Прошу тебя, милый, я побуду одна.
– Хорошо, успокойся. Поезжай домой, прими что-нибудь и ляг в постель. Я сейчас отправлюсь выручать Мартина и, как освобожусь, немедленно заскочу к тебе.
– Не нужно, родной. Умоляю. Я должна побыть одна. Я позвоню сама.
– Кстати, кто ведет дело?
– Мне кажется, комиссар Фокс.
– Вот как! – присвистнул Фрэнк. – Этот тип будет всячески ставить палки в колеса.
– Так я могу ехать, милый?
– Договорились. Только не волнуйся, пожалуйста.
– Не буду. – Она надела туфли, встала и, поцеловав Фрэнка, выбежала из комнаты.
Грег долго стоял посередине кабинета, ошарашенный всеми сразу свалившимися на него событиями. Потом открыл ящик стола, взял оттуда листок с размашистой подписью внизу, вставил в портативную машинку и напечатал несколько фраз. Затем вынул лист, внимательно осмотрел, собрал бумаги, запер их в сейф, спустился вниз, вывел «рено» и поехал к дому Бартлета.
У входа на участок, прислонившись к каменному столбику с квадратным висячим фонарем наверху и эмалированной табличкой с указателем номера дома, стоял полицейский. Ворот его рубашки был расстегнут, фуражка сдвинута на затылок. Он курил сигарету и с безразличным видом сбрасывал беловатый пепел на маленькие зеленые листочки буйно разросшегося кустарника колючей изгороди. Увидев выходящего из машины Грега, полицейский щелчком бросил окурок в траву, выпрямился, поправил фуражку, заложил руки за спину и не спеша, помахивая сзади дубинкой, направился к автомобилю.
– Здравствуйте! – захлопывая дверцу, крикнул Фрэнк. – Кто здесь из начальства?
– Добрый день, мистер Грег, – узнав детектива, поздоровался полицейский. – Комиссар Фокс, только-только вернулся из больницы, куда отправили вашего бывшего хозяина.
– Сам Фокс? – сделав удивленное лицо, произнес Грег. – Вот уж поистине чудеса, когда речь идет всего-навсего об отставном криминалисте Бартлете, является сам комиссар. Помнится, во время недавнего покушения на иностранного консула делом занимался лишь старший инспектор. Видимо, Фокс почтил своим присутствием шефа неспроста. Я пройду к нему.
– Вообще-то мне запрещено пропускать кого бы то ни было, но, думаю, вам, как компаньону, можно. В крайнем случае скажу, что не так понял приказ, – хитровато подмигнул Фрэнку блюститель порядка. – Ступайте, они в доме.
Грег направился к коттеджу и по знакомым ступенькам взбежал в холл. Из-за приоткрытой двери кабинета слышались голоса, но разобрать, о чем говорили, было нельзя. Фрэнк постучал и, не получив приглашения, вошел в комнату. Там находились трое. За письменным столом, еле-еле выглядывая из кресла, сидел Фокс. Трудно было придумать другую фамилию, которая так бы подходила к внешности этого человека. Маленькое треугольное лицо вытягивалось вперед, сужалось и переходило в острый нос. На лоб, слегка курчавясь, челкой падали реденькие пряди желтоватых волос, из которых по бокам головы торчали оттопыренные, прозрачно-розовые уши. Глубоко-посаженные глаза выглядывали из глазниц цепко и настороженно. Еще большее сходство с лисой придавала комиссару привычка постоянно высовывать кончик языка и быстро-быстро, из стороны в сторону шевелить им, облизывая верхнюю губу. Слева, на диванчике, распахнув пиджак и слегка распустив галстук, сидел полный пожилой полицейский медик, а рядом стоял длинный, худой и всегда какой-то унылый старший инспектор Брекер. Эту компанию Фрэнк прекрасно знал еще по своей службе в полиции. Увидев входящего Грега, все замолчали и повернули как по команде головы в его сторону.
– Чему обязан? – прищурившись, спросил Фокс. – Кто вы?
Надо сказать, хоть Фокс и давно не видел Грега, но на прежней работе они встречались довольно часто, и такого рода неузнавание было отнюдь не случайным и не сулило ничего хорошего. Кстати, он-то, Фокс, занял место Кребса, больше того, был одним из самых оголтелых его и Грега противников после нашумевшей газетной статьи.
– Добрый день, мистер Фокс. Вы меня не узнаете? – Фрэнк остановился и как ни в чем не бывало с улыбкой оглядел присутствующих. – Здравствуйте, господа.
– Кажется, мистер Грег, если не ошибаюсь, – протянул комиссар. – Здравствуйте.
– Да, это я, – ответил Фрэнк. – У вас очень хорошая память, комиссар. Мы же не виделись целую вечность, не так ли?
– И все же, чему обязан видеть вас здесь?
– Как же – умер наш шеф. Было бы странным, если бы я не приехал. В конце концов этого требуют обыкновенные приличия.
– Он давно не ваш шеф. Вам это известно лучше, чем мне, мистер Грег, поэтому думаю, вам тут делать нечего, а что касается приличий – соблюдайте их на панихиде.
– Почему же, господин комиссар? Истины ради он действительно, если хотите, не мой начальник, но компаньоном оставался в законном порядке. Кроме того, у меня имеется его письменное заявление: в случае, если с ним что-либо случится, в частном порядке провести расследование.
– Вы хотите сказать, что мистер Бартлет при жизни написал такое заявление? – усмехнулся Фокс и иронически взглянул на Фрэнка. – Не очень ли подозрительная перестраховка?
– Именно это я и хочу сказать, – все так же улыбаясь во весь рот, ответил Грег. – Мой бывший шеф всегда отличался осмотрительностью и осторожностью.
– Может быть, вас не затруднит показать этот документ?
– Пожалуйста. – Фрэнк достал из портфеля именной бланк Бартлета и, двумя пальцами держа за кончик, протянул комиссару. – Мой шеф обладал изумительными способностями предвидения и, вероятно, не зря. Мне кажется, он чего-то опасался в последнее время. Как показали события, опасения, увы, не были напрасны.
Фокс развернул протянутый Фрэнком лист, поднес близко к глазам и прочитал:
– «Если со мной произойдет несчастный случай, то как частное лицо и клиент фирмы «Гуппи» прошу мистера Фрэнклина Грега взять на себя расследование этого происшествия. Гонорар по делу удержать из моей доли дохода по его усмотрению». Подпись – Бартлет. Написано три месяца назад. – Комиссар положил листок на стол и, немного помолчав, спросил: – Но здесь говорится о несчастном случае, а мы имеем дело с тривиальной болезнью, которая окончилась, как выразился наш уважаемый доктор, летальным исходом.
– Но вы не будете отрицать, что происшествие никак нельзя отнести к счастливым, а следовательно, оно все же подпадает под определение, которое упомянул покойный в своей, теперь уже последней, воле. А воля умершего – закон.
– Так что вас интересует? Садитесь пожалуйста, – не обратив внимания на иронию, бросил Фокс.
– Я бы хотел знать, что произошло и какова официальная версия полиции? – ответил Фрэнк, усаживаясь в указанное кресло слева от стола.
– Ну что ж, я смогу проинформировать вас, хотя не думаю, чтобы вы ухитрились откопать что-то новое, кроме уже известного нам. И, обратите внимание, делаю это как любезность усопшему, а не по долгу службы.
Сегодня утром, точнее в пять часов, слуга мистера Бартлета негр Мартин обнаружил хозяина мертвым в постели и сразу сообщил об этом в полицию и больницу.
Прибывший на место происшествия сержант Горин нашел вашего шефа в спальне мертвым. Тело было направлено в госпиталь, где после вскрытия дано заключение: смерть наступила внезапно от сердечного приступа, вызванного скорее всего сильным волнением, каким-то нервным переживанием или потрясением. Следов насилия или яда в крови не обнаружено, что, по заключению экспертов, исключает убийство или самоубийство.
Осмотрев дом, сержант увидел: кабинет хозяина, его бумаги находятся в беспорядке, будто там что-то искали. Если вас интересуют подробности, ознакомьтесь с протоколом осмотра места происшествия. Сейф открыт, но ничего не тронуто, да и брать там почти нечего. Так, разные пустяки.
Слуга показал: за сутки до случившегося хозяин переложил ценные денежные бумаги в ящик, находящийся в мансарде, где они и были обнаружены в полной сохранности сержантом Горином. Кстати, как показал тот же негр, сейфом его шеф пользовался для хранения рукописи, над которой вроде бы трудился в последнее время. Вот ее-то найти не удалось. Не оказалось также ни черновиков, ни набросков, ни других заметок или выписок.
После тщательного осмотра на сейфе нашли отпечатки пальцев Бартлета и Мартина, других нет или они очень тщательно стерты. В ящике – это почти второй сейф, но меньших размеров – обнаружили копию завещания: согласно последней воле покойного его состояние, как оказалось, немалое, передается детским приютам. Участок и дом переходят во владение слуги. Вот и все. Вы удовлетворены?
– Не совсем, – ответил Грег. – Я не вижу причин, почему арестован садовник. В чем его подозревают?
– Ну, я хоть опять же и не обязан отчитываться перед вами, но отвечу: он арестован по подозрению в ограблении хозяина.
– Но это абсурд! – Фрэнк вскочил. – Вы же сказали, что ничего не взято! А раз нет кражи – нет и преступника. Не так ли?
– Это не я сказал, а тот же Мартин. С его слов записано, будто бы вся наличность на месте. Мы как раз и выясняем это, а кроме того, исчезла рукопись, не исключено, что на нее-то и покушался злоумышленник, а им мог в первую очередь оказаться слуга.
– Полноте, господин комиссар, – протянул удивленно Грег, – зачем почти неграмотному старому негру писанина Бартлета? Что он в ней смыслит? Какую сможет извлечь для себя пользу, заполучив ее?
– Вот этого я не знаю, но хотел бы знать. Предполагаю, что Мартин связан с кем-то весьма заинтересованным пресловутой рукописью. Тем более мы нашли в письменном столе вашего бывшего шефа письмо, адресованное издателю с предложением. Я процитирую отрывок из него: «Опубликовать рукопись-рассуждение, в которой имеются материалы, проливающие свет на некоторые темные махинации». Что имел в виду Бартлет под этой фразой, мне неизвестно. Не ведает и издатель – письмо не отправлено. Что вас еще интересует?
– Благодарю, господин Фокс. Не разрешите ли вы мне повидаться со слугой Мартином?
– Пока нет, но, думаю, дня через два это можно будет устроить. Сейчас мы сняли с него, можно сказать, первоначальные, поверхностные показания. Когда же все будет оформлено в законном порядке – милости прошу.
– И еще, господин комиссар, сегодня же я пришлю к вам адвоката, который будет представлять сторону обвиняемого.
– Это ваше право, – ехидно прищурился Фокс. – Правда, мне не совсем ясно, почему вы так ревностно печетесь об этом чернокожем. Извините, но ваша настойчивость наводит на нехорошие мысли и может принести вам вред. Я тоже предполагаю, что рукопись не нужна негру, но он мог похитить ее, чтобы передать или продать кому-то, более образованному и заинтересованному в том, чтобы она увидела свет и стала объектом каких-то таинственных сенсационных разоблачений под другой фамилией. Если мне не изменяет память, вы, мистер Грег, имеете страсть к подобным публикациям?
– Это смешно, господин Фокс. А судьба Мартина интересует меня, ибо, я уверен, зная честность и преданность, в полной его невиновности и непричастности к этой скверной истории. Мне думается, похитителя нужно искать в другом месте, именно в том, где находятся те люди, которым нежелательно обнародование рукописи ни под какой фамилией.
– Не знаю, не знаю. – Фокс встал и прошелся по кабинету. Он был небольшого росточка, а когда ходил, смешно выпячивал, словно пыжился, грудь и, как оловянный солдатик из мультфильмов, переставлял прямые, не гнущиеся в коленях ноги. – Все это мы выясним, – продолжал он, – и если совершено преступление, го найдем и виновного. Я же, откровенно говоря, не уверен вообще в существовании загадочной рукописи, вокруг которой теперь начинается мышиная возня.
– А письмо к издателю? – вставил Грег. – Для того чтобы предлагать, надо что-то иметь. Шеф не легкомысленный прожектер.
– Письмо можно написать заранее. Как говорят журналисты, когда еще работа находилась в чернильнице, то есть была не только не завершена, но и не начата, – ответил Фокс.
– Да, но я неоднократно слышал от самого Бартлета, что он вот уже два года скрупулезно работает над каким-то исследованием в области правонарушений в стране, – ответил Грег.
– К сожалению, разумеется для вас, мы не верим слухам. А то, что вы слышали, именно слух, а не факт. Вы же не видели рукопись? Не держали ее в руках? Не читали?
– Нет, не видел и не держал, – согласился Фрэнк.
– И никто не видел, – назидательно продолжил комиссар. – Так почему же она должна существовать? Какие, кроме слухов, для этого предпосылки?
– Тогда ловлю вас на слове, – засмеялся Грег. – Почему же ее, несуществующую рукопись, ухитрился похитить слуга?
– Не знаю, не знаю. – Фокс небрежно мотнул головой. – Я же говорил вам – мы разберемся досконально. Я лишь подчеркнул: если Мартин скажет, что и он не видел никакой рукописи, то тогда, я думаю, дело примет другой оборот. Он же, наперекор логике, утверждает – она была и лежала в сейфе, а теперь ее нет, сам собой возникает вопрос – где она?
