Текст книги "Когда засмеется сфинкс"
Автор книги: Игорь Подколзин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Глава XII
Ожившие тени
Перед небольшой лавчонкой человек в синем дырявом халате и кепке с длинным козырьком вытаскивал из грузового мотороллера проволочные ящики с литровыми молочными бутылками.
Узкий проулок упирался в высокую грязновато-коричневую кирпичную стену, заляпанную засохшим цементом. Справа небольшой проход вел в мощенный булыжником темноватый двор, образованный четырьмя мрачными, как тюремные постройки, серыми пятиэтажными домами. На галереях, вдоль окон, хлопало развешанное на веревке белье. В углу у сваленных в беспорядке чугунных с отколотыми краями труб с криком носились друг за другом несколько мальчишек. На расчерченном мелом асфальте прыгали голенастые девчонки. Пахло сыростью и помойкой.
Грег огляделся и направился к кривой облупленной двери, над которой висела табличка с номерами 1—20. «Значит, если на каждой площадке четыре квартиры, то он проживает на пятом этаже – высоко забрался», – подумал Фрэнк и вошел в короткий коридор, из которого сразу потянуло плесенью. Лифт отсутствовал, и Грег не спеша стал подниматься но кое-где выкрошенным бетонным ступеням, держась за щербатые, расщепленные и изрезанные ножами деревянные перила. Стены, когда-то зеленые, были исцарапаны. Краска вспучилась, в некоторых местах осыпалась, обнажилась пористая штукатурка. Стекла на окнах лестничных площадок толстым слоем покрывала пыль, словно их не мыли с момента постройки дома. На иолу валялись обрывки бумаг, окурки, шелуха земляных орехов.
Он остановился перед синей дверью с черной цифрой 19 на белой эмалированной треснутой табличке и позвонил. Никакого эффекта – звонок не действовал. Тогда он постучал. За дверью раздались шаги, кто-то, вероятно, рассматривал его в глазок. Потом, очевидно, решил, что пришелец достоин доверия, залязгали запоры, и дверь приоткрылась. Перед Фрэнком стояла пожилая полная растрепанная, неряшливо одетая женщина в очках, в неопределенного цвета то ли шали, то ли накидке-пончо и шлепанцах на босу ногу, из дыр на носах высовывались большие пальцы.
– Это вы, доктор? – Она приподняла очки на лоб и близоруко прищурилась.
– Да, – не задумываясь соврал Фрэнк, – здесь живет мистер Луис Корд?
– Здесь. Это он вас вызвал? Входите, пожалуйста. Грег шагнул в мрачную холодную переднюю. Из кухни несло запахом затхлой овсянки и свиного сала.
– Как пройти к нему?
– По коридору, последняя комната налево. Я провожу вас. – Женщина повернулась и зашлепала по облезшему линолеуму.
Коридор еле-еле освещала висящая на засиженном мухами шнуре слабая лампочка. Вдоль плинтуса валялась изношенная, запыленная обувь, набычился рогами руля лишенный колес велосипед.
– Сюда, пожалуйста. – Хозяйка постучала и громко крикнула. Она, кажется, была немного глуховата: – Мистер Корд, к вам пришли. Проходите, – обернулась она к Грегу.
Фрэнк потянул дверь и очутился в маленькой сумрачной комнате, в которой стоял спертый запах лекарства, пота и чего-то еще резковатого и кислого. Разделенное на мелкие квадраты рамой окно выходило во двор, упираясь в глухую стену соседнего дома. Обои отстали от сырости, местами висели клочьями. В углах громоздились покрытые пылью стопки книг. Кроме маленького столика и двух табуреток, никакой мебели. У стены, на постеленном прямо на полу матраце, лежал человек. Под спину он подложил две подушки в грязных синих наволочках.
Грег сразу узнал его – это был Смайлс. Вернее, то, что от него осталось. Худые, ввалившиеся щеки покрывала седоватая щетина, редкие волосы всклокочены, на лбу выступила испарина. Он тяжело дышал, наполовину прикрытые веками глаза затянула болезненная муть, тонкие губы крепко сжаты.
– Здравствуйте, – сказал Грег, – это вы больной, мистер Корд? Что вас беспокоит?
– Добрый день, – еле пошевелил сухими губами Смайлс. – Вы ошиблись, я хоть и неважно себя чувствую, но не вызывал врача, платить печем.
– А я и не доктор, не волнуйтесь. – Фрэнк закрыл дверь и присел на табурет. – С вашего разрешения, я сяду.
– Кто же вы тогда? – тихо произнес Смайлс. – Что вам угодно?
– Я детектив Грег из частной конторы «Гуппи».
– А-а-а, – безразлично протянул Рой и опустил веки. – Зачем я вам понадобился?
– Хочу, чтобы вы помогли мне, мистер Смайлс.
– Что? – Он вздрогнул и открыл глаза. – Какой Смайлс? Вы меня с кем-то путаете?
– Да, да. Я нуждаюсь в помощи, мистер Роберт Смайлс. Как видите, мне известно ваше настоящее имя и еще многое другое. Я даже знаю – прежде чем стать Луисом Кордом, вы успели побывать Чарли Смитом и уже однажды умерли, а потом воскресли. Я не собираюсь шантажировать, а прошу оказать содействие в одном деле.
– Кто прислал вас?
– Никто. Я пришел сам. Если хотите, по зову совести и долга.
– Даже так. Интересно. – Смайлс невесело усмехнулся. – В чем же ваш долг, объясните, пожалуйста. Хотя я абсолютно не вижу, чем могу быть полезен.
– Можете. Правда, у нас мало времени. – Фрэнк отвернул рукав и взглянул на циферблат. – Через двадцать часов с небольшим сюда явятся молодцы Дика Робинсона, их очень заинтересовала ваша персона.
– Ах вот что. – Глаза Смайлса сверкнули, лицо исказила презрительная гримаса. – Почему же они не пожаловали вместе с вами?
– Они получат адрес только через сутки. Ко мне эти субъекты не имеют никакого отношения, но, думается, их интересует то же, что и меня, во всяком случае, я так полагаю.
– А именно?
– Последние события с грабежом и раздеванием людей. Мне кажется, вам известны обстоятельства, способные пролить свет на эти происшествия, наконец, исполнители столь невероятных деяний и соучастники. Я буду предельно откровенен. Вы, как мне показалось, человек честный, должны помочь в этом. Погиб мой отец, полицейский инспектор, его вышвырнули со службы, а у него семья, маленький ребенок и куча долгов. Он застрелился.
– Негодяи, – хрипло протянул Рой. – Да, негодяи, но не те, кто раздевал, а те, кто расправился с вашим отцом.
– С ним расправились из-за них, – крикнул Грег.
– Не горячитесь. И не путайте причину со следствием. Вы ослеплены чувством мести и лишены способности правильно оценивать события.
– Мне плевать. Я разыщу подлецов и, уж будьте уверены, не побегу в полицию – ее эти бандиты могут купить с потрохами, а сам приведу приговор в исполнение.
– Вы наивны. Но мне нравится ваша благородная жажда справедливого возмездия, которая, однако, направлена не в ту сторону. Так, значит, вы говорите, ищейки Дика идут по моим следам и скоро приплетутся в эту зловонную нору?
– Да, им дадут ваш адрес, к сожалению, помешать этому я не в силах. Они разыщут вас везде, куда бы вы ни спрятались. Раз они заплатили шайке Майка, то дело швах, хуже не придумаешь.
Смайлс долго лежал молча, прикрыв глаза худой, почти прозрачной ладонью. Потом пошарил под подушкой и достал небольшой стеклянный пузырек:
– Я приму лекарство, если не возражаете, у меня ужасная слабость. – Он ссыпал в дрожащую ладошку несколько красных таблеток и, бросив в рот, проглотил.
– Лекарство надо запивать. – Фрэнк окинул взглядом комнату. – Где у вас вода?
– Сойдет. – Смайлс сглотнул слюну и спросил: – Так сколько сейчас времени?
– Половина четвертого, – ответил Грег.
– Успею. Часа мне хватит. Вы, надеюсь, не торопитесь?
– Нет. В запасе столько же, сколько и у вас, – почти сутки. Если эти бродяги застанут меня здесь – тоже непоздоровится.
– Ну, я имею, положим, времени меньше. – Он хрипло засмеялся. – Вы, я вижу, хорошо информированы о моей жизни?
– Да. Знаю почти все с вашего рождения и до настоящего момента.
– Верю вам. Но вы знаете, как обычно говорят, со слов летописца, то есть человека, составляющего жизнеописание, или по-вашему – досье. А он пишет необъективно, чаще так, как оценивает события сам. Некоторые нюансы ускользают, а порой выглядят совершенно иначе, чем в действительности.
– Отчасти вы правы, – подтвердил Грег. – Но общая канва, главная линия остается верной.
– К сожалению, иногда роковыми бывают мелочи и детали, а не ваша пресловутая линия. Вы бегло изложите, что вам известно, а я буду поправлять при искажении истины. Так лучше, ибо самому рассказывать тяжело. Я болен. И положите, пожалуйста, ваши часы на табурет, чтобы я видел циферблат. Согласны? Только покороче, времени у нас гораздо меньше, чем вы предполагаете.
– Хорошо, – ответил Фрэнк, расстегнул браслет часов и положил их на табурет.
Незаметно он включил магнитофон и начал излагать содержание черной папки.
Смайлс, опустив веки, время от времени согласно кивал.
Он остановил Грега, как только тот упомянул о его отце – профессоре медицины.
– Это был большой специалист своего дела. Он совершил массу открытий, порой уникальных, исключительных, особенно в области генетики, генной инженерии, регенерации конечностей млекопитающих и человека, выращиванию органов в благодатной среде и так далее. Он разработал систему биостимуляции, начал исследования по удлинению человеческой жизни. Он создал крепкую и надежную научную теорию. Всему, что касается в моих работах медицины, я обязан ему. Мне оставалось найти немногое – импульс, толчок, чтобы вся эта стройная система обрела практическое применение. То есть если отец доказал, что для того, чтобы избавиться от наследственных болезней, следует в корне изменить генетический код, может быть, стереть его в зародыше и заменить новым, составленным человеком или заставить хромосомы «вспомнить» то, что они забыли в процессе эволюции, то мне предстояло решить проблему, как это сделать. Образно говоря, отец изготовил замок к двери, распахнув которую, открывались невиданные, в полном смысле неисчерпаемые и непревзойденные возможности власти человека над собой, своим здоровьем, долголетием, а в конечном счете и природой. И я нашел этот ключ. Он решал все теоретические вопросы, разработанные отцом, позволял воплотить их в жизнь и, кстати, не только их, он стал также ключом к реализации множества других, далеких от медицины проблем, но не менее важных.
– Но почему же никому не известно о его трудах? – спросил Грег. – Извините, но я даже не слышал об ученом с таким именем, хотя ваши некоторые статьи читал.
– Отец был идеалистом, как бы теперь сказали – чудаком. Он никогда ничего не публиковал, складывал все в кубышку, надеясь, что проживет несколько веков, настолько поверил в свои теоретические выкладки. Он думал выступить тогда, когда узнает, как заставить заработать созданную им машину. То есть, сотворив автомобиль, надеялся, что откроет и бензин. А это уже иная отрасль науки, в которой он был профаном. Он был выдающийся медик, а разгадка являлась прерогативой совершенно другой науки, вернее, целого комплекса наук и их ответвлений. Однако давайте продолжим.
Грег снова приступил к жизнеописанию.
Когда он коснулся отношений между Роем и Кристиной, Смайлс поднял вялую руку:
– Стоп. Крис меня не любила. Может быть, лишь вначале. Я ей был необходим, чтобы сблизиться с Диком. Она на редкость взбалмошная и сверхчестолюбивая женщина. Мне она нравилась, очень нравилась. Сначала и ее что-то влекло, но едва на горизонте замаячил Дик – фортуна повернулась ко мне задом.
– Но… – начал было Фрэнк.
– Давайте условимся: не тратить время на опровержения. Я же обещал говорить лишь правду, не клясться же мне на Библии. Продолжайте.
Грег продолжил.
– Минуточку, – прервал его Смайлс, едва Фрэнк коснулся исчезновения алмазов из лаборатории и судебного процесса. – Никакой кражи не было. Робинсон инсценировал ее, чтобы подвести меня под монастырь. Вместе с Крис, с ее ведома, хотел дать ей моральное право порвать со мной – мы же помолвлены, и надо помочь развязать ей руки. Заодно и дискредитировать меня как ученого, а потом шантажировать. А привлечением лучших адвокатов обелить себя в глазах общественности. Кроме того, я категорически заявил ему – работу в области генной инженерии и некоторых аспектов медицины откладываю до поры до времени. Хотя я ее уже закончил.
– Его интересовали «запрограммированные» люди?
– Вы и об этом знаете? Тем лучше – не придется втолковывать, что это такое.
– Почему вы сказали ему, что отложили эти исследования?
– Для подобных существ нужна чистая и высоконравственная среда, у них нет защиты против нашей мерзости и грязи, они бы погибли от ужаса, соприкоснувшись с действительностью.
– Так вы бы привили им иммунитет, что сам стоило?
– Тогда бы они ничем не отличались от прочих умных, сильных и красивых негодяев.
– Значит, вот чего требовал от вас Робинсон?
– Совсем наоборот – ему-то нужны были сильные и пустоголовые биороботы.
– Но как же вы ухитрились сотворить умельцев действовать столь искусно? – попытался забросить наживку Грег.
– Я их не создавал, они остались в расчетах с другими материалами в гробнице, где я чуть не погиб. Лучше продолжим, мне трудно говорить.
– Понятно, – согласился Фрэнк, будто то, что услышал, разумелось само собой. – Мы еще вернемся к этому. – Он продолжил рассказ.
– Подождите, – остановил его Смайлс, когда разговор зашел о пропаже драгоценностей из гробницы. – Это моя работа. Признаюсь.
– Вы взяли алмазы? – удивился Грег. – Но зачем?
– Я взял, я. Они мне были необходимы, как воздух, для опытов, я и выковырял их из очей фараонш.
Смайлс снова прервал его, как только Грег упомянул о мнимой гибели Чарлза Смита.
– Видите ли, Дик Робинсон делец до мозга костей. Он все доводил до логического завершения. Он не мог спокойно спать, зная, что где-то, пусть за тридевять земель, это безразлично, живет человек, талантливый, почти гений, живой укор его грязным делишкам. Как люди без совести и чести, он подозревал остальных в тех качествах, которыми в избытке обладал сам. Он думал: рано или поздно, но я опять окажусь на его пути. И подослал соглядатая. Этот проходимец явился ночью во время проливного дождя, я собирался идти за оставленными в штольне образцами ткани – на ней я проводил эксперименты. Он сказал – его прислал профессор мне в помощники. Я одолжил ему сухой костюм, и мы отправились в гробницу. Работы в ней давно были закончены, и я основал в одной из ниш свой научный уголок. В темноте он набросился на меня с кинжалом и хотел убить, сопротивляясь, я случайно выбил ногой опорную стойку, свод рухнул на бедолагу и засыпал. Я понял – его подослал Дик, а мне надо исчезать. Второго такого случая не представится. Так испарился Смит и появился Луис Корд. Мой костюм и одного цвета волосы облегчили задачу.
– Но в извещении стояло имя Роберта Смайлса, я сам читал бумагу.
– Правильно. Сделать это было трудновато. Я знал: профессор Эдвин отправит сообщение. Почта уходила раз в неделю. Трое суток я скрывался в барханах, спасаясь от змей и скорпионов, изнывая от зноя, жажды и голода. Когда проезжал почтальон, он не знал меня в лицо, выполз на дорогу, сказал, что заблудился и попросил подвезти. В городе помог донести ему сумку. Разумеется, извещение оказалось у меня в руках – снять химреактивом фамилию и поставить другую – пара пустяков. Получив эту бумагу, Дик и Крис облегченно вздохнули.
– Что же дальше? – спросил Грег.
– Я приехал в Италию, жил там. Врачи обнаружили у меня неизлечимый недуг, связанный с тяжелыми нервными потрясениями. Там же я пристрастился к наркотикам. Часть украденных камней продал: денег, полученных за них, хватало. Потом, когда понял – жить осталось не так много, да признаться, жить мне и не хотелось, прибыл сюда. Выходил по ночам, тщательно гримируясь. Правда, один раз, второпях выскочив за героином, я нос к носу столкнулся, как мне показалось, с профессором, однако он, видимо, не обратил внимания на какого-то расхристанного полоумного человека.
Он бросил взгляд на часы.
– Те таблетки, которые я проглотил при вас, смертельный, но почти безболезненный яд, его действие шестьдесят минут, через тридцать я покину эту бренную землю и кончатся мои страдания.
– Вы с ума сошли! – Грег вскочил и заметался по комнате. – Я сейчас вызову «Скорую помощь». – Он бросился к двери.
– Остановитесь! – собрав последние силы, крикнул Смайлс. – Это бесполезно, тем более я тот, кого вы ищете. Людей раздевал я. Да, да, я один. Что выпучились?
– Вы-ы? Вы-ы? – протянул Фрэнк. Глаза его загорелись, рука потянулась к карману. – Значит, это вы, подлец, стали причиной гибели Кребса, его убийцей. Я пристрелю вас, как бешеную собаку. – Его рука судорожно дергала пистолет, зацепившийся за подтяжки глушителем.
– И поступите нелогично. Во-первых, я и сам скоро последую в мир иной, что уже само по себе освободит вашу совесть от лишнего греха, а во-вторых, не я убил вашего отца, а те люди, коим нужен был козел отпущения. Я всегда противился насилию, никого и никогда не убивал. Бедняга в склепе умер не по моей вине. То, что я делал, шутка гения. Чепуха. Я мстил за загубленный талант, за поруганную любовь, за исковерканную жизнь и оплеванные высокие идеалы. Я мстил своеобразно, но бескровно. Сядьте и слушайте.
Грег послушно плюхнулся на табурет.
– Без лишней скромности скажу – я стал большим ученым в области химии, физики и математики. Еще в лаборатории Дика, закончив исследования в области генной инженерии, пересадки органов и совместимости тканей. Я начал работу с лучами типа лазеров. Взял от последних только принцип и добился, что они, выходя из линзы, рассыпались узким веером, сохраняя свои качества, самые разнообразные. Сфабрикованное Робинсоном дело остановило эксперименты, но все формулы уже прочно запечатлелись у меня в мозгу.
Толчком для создания «лазера» и для размышлений на эту тему послужили факты столь древние, что на них никто не обращал внимания. В экспедиции мне довелось увидеть мумии трехтысячелетней давности, и мелькнула мысль: неужели эти египетские кудесники не могли достичь простого и желаемого результата – сохранить ткани, сделать их неподвластными времени. Ведь к этому они стремились, казалось бы. На это рассчитывали.
Потом догадался: материал рассыпался в прах вопреки желаниям и расчетам. Вы знаете, что такое квантовая механика?
– Да как вам сказать, – неуверенно начал Грег. – Видите ли…
– Не тяните. Не знаете. Тогда слушайте, постараюсь покороче и популярнее, иначе совершенно не поймете сути открытия. Вы, возможно, слышали о теории элементарных частиц, основанной на квантовой механике и теории относительности. Она соединила воедино такие понятия, как «поле» и «вещество». Оказалось: они даже могут превращаться друг в друга. То есть энергии соответствует определенная масса. Например, снаряд в казеннике пушки имеет меньшую массу, чем тот же в полете.
Следует оговориться – эти изменения, переходы вещества в поле и обратно заметны лишь тогда, когда скорости близки к световым, ибо только они характерны для микромира. Сложилось понятие: все объекты его обладают одновременно свойствами элементарных частиц и электромагнитных волн, своеобразных волновых колебаний. Двигаться электроны могут вокруг ядра атома лишь по тем орбитам, которые предопределены квантовой механикой. Вам понятно, о чем я говорю?
– Пока понятно, – вздохнул Фрэнк. – А дальше будет сложнее?
– Разумеется. Одно вытекает из другого, все идет от простого к сложному. В общем, получилась весьма стройная модель строения атома и его ядра, оставалось объяснить, какие силы удерживают компоненты вместе. И начались поиски, я бы сказал, триумфальное шествие элементарных частиц. Открывались позитроны, нейтроно-мезоны, мю-мезоны, пи-мезоны, антипротоны, антинейтроны и так далее. Сейчас их уже более сотни или около этого, и ученые пытаются создать что-то наподобие Периодической системы Менделеева в химии, вывести закономерности, предвидеть те, что еще не открыты. Но это в виде вступления. Я же обратился к космическим лучам. Это тоже движущиеся с большой скоростью элементарные частицы, а иногда и целые ядра легких элементов. Самое замечательное в них – чудовищная энергия, иногда доходящая до 10 000 000 000 миллиардов электрон-вольт. Непонятная цифра? Расшифрую – этого хватило бы на действие карманного фонарика в течение двух секунд.
– Господи. Так мало. Вы же говорили – чудовищная энергия?
– Но это же всего от одной частицы. А в общем даже невозможно представить, цифр не хватит и названия чисел. Энергию частицы приобретают от ударной волны в момент взрыва «новых» звезд. Затем они разгоняются магнитными полями Галактики. Путешествуя по ней миллионы, а то и миллиарды лет, можно вообразить, какую энергию они накопят. На Земле ученые начали создавать уникальные приборы – ускорители потока частиц высоких энергий. Но ведь такие приборы, может, и не такие, но близкие по духу уже созданы тысячи лет назад. Это египетские пирамиды. Правда, они не ускоряют частицы, а вроде бы ловят их, концентрируют, причем в строго определенных точках. Эти точки я и рассчитал. – Он немного помолчал и продолжил: – Вам, конечно, известно: материал может существовать не только в виде вещества, но и поля? Или и этого не знаете?
– Знаю, – кивнул Грег.
– Слава богу. Так вот, и то и другое неразрывно связано. В решении проблем я, очевидно, чисто интуитивно вещества отринул, начал с полей. Но ни одно из полей – электромагнитное, гравитационное, ядерных сил – мне не подходило. Следовало искать какие-то другие, доселе не открытые.
Помог случай. Я бы и без него, несомненно, пришел рано или поздно к желаемому результату, но мне повезло. В патентном бюро, разбирая как-то одну из самых, как казалось, курьезных моделей «вечного двигателя», я поразился: двигатель, разумеется, не работал, что и явствовало из заключения весьма авторитетных экспертов. Но в том-то и дело, что по моим выкладкам он должен был действовать, ну если не вечно, то с коэффициентом, близким к 100 процентам. В чем же дело? Ошиблись эксперты? Нет. Просто они не знали того, что уже знал я. Мне стало ясно – он должен подпитываться каким-то пока еще загадочным полем, все рассуждения вели к этому. Я начал искать. И нашел. Неизвестное поле фокусировали египетские пирамиды, а родоначальником его, если так можно выразиться, были космические лучи. Я не пытался обосновать его природу, у меня было мало времени, может быть, потом я бы этим и занялся. Требовалось в первую очередь найти практическое применение, ведь масса теоретических разработок у меня была. Я назвал это гипотетическое поле Т-полем, где буква Т означала – трение. Поле если и не уничтожало трение полностью – у меня не было возможности проверить действие в разных режимах и обстоятельствах, – то ослабляло почти до нуля. Действие его было исключительным, даже по тем объемам, которые открыл я в кустарных условиях. Оно раскачивало диполи и молекулы, разъединяло связи внутри них, рвало нити любого материала. Действовало на полимеры и разлагало их полностью. Это поле как бы расшатывало вещество, делало податливым, безвольным, нарушало структуру, заставляло атомы меняться местами, орбитами, свойствами. Стремилось вещество сделать жидкостью, текучей, словно вода. Впоследствии я убедился: именно это поле может менять генетический код, начисто стирать его, заменять новым или из глубин миллионов лет возрождать признак, забытый и отринутый эволюцией как ненужный. Оно может манипулировать генами как угодно, как заблагорассудится человеку. То есть все проблемы современной генетики, о которых, во всяком случае, нам известно, решались окончательно. Но это была лишь первая стадия. То, что стало известно, вплотную подводило к реализации идей, но лишь подводило, а не разрешало.
– Вы хотите сказать, что надо было найти еще что-то? – спросил Грег. Он слушал ученого затаив дыхание. – Разве мало того, что вы уже обнаружили?
– Да. Мало. Последняя точка не была поставлена. Как это часто случается в науке, одно открытие ставило еще целый ряд неразрешимых пока проблем. Поле следовало сжать, сконцентрировать – оно очень быстро рассеивалось в пространстве. Не было также прибора для его обнаружения. Опять труд и бессонные ночи. Скоро прибор был готов. Теперь оставалось самое главное.
– Как, и на этом работа не закончилась? – удивился Фрэнк.
– Нужно было создать источник энергии. Конечно, Т-поле могло действовать и от существующих электростанций различного рода. Но это дорого и громоздко, кроме того, не исчерпывало проблему целиком, умаляло некоторые открытия, снижало их ценность. По самой сути проблема была решена, а вот по техническому оформлению, что ли, или по воплощению не доведена до конца. Как, скажем, добыча золота из морской воды. Получать его можно, но обойдется это дороже, чем сам конечный продукт. Тогда дело выглядело так: для решения всего круга вопросов необходимо Т-поле, оно есть.
Но для наведения Т-поля необходим уникальный малогабаритный, дешевый и необыкновенно мощный источник энергии – вот его-то и нет. Тем более по важности еще трудно сказать, какая проблема более в настоящее время нужна: первая или вторая, если учесть энергетический голод на планете. Я запросил у компьютера всю информацию по малогабаритным аккумуляторам. Разумеется, ее оказывалось не так уж и много. Отыскать нужное не представляло труда. Это в основном материалы, статьи и записки советского ученого Иоффе. Я выяснил, что он, занимаясь кристаллами, вернее, их поляризацией и диэлектриками, столкнулся с необычным явлением: в тонкой пластинке кальцита наводился ток. Но когда он попытался сложить пластинки в пакет, рассчитывая, что и напряжение будет складываться, ничего не вышло, происходили пробои. Но у русского не было того, чем обладал я. Идея облучить пластинки Т-полем сверкнула как молния. И все встало на свои места. Каждая пластинка толщиной в один микрон покрывалась после облучения сверхтонкой планкой в размер одной молекулы. Тогда пакет всего в миллиметр давал напряжение в миллион вольт. Источник был найден – элемент величиной с таблетку аспирина вырабатывал столько энергии, сколько давала средняя электростанция. Круг замкнулся. Источник подпитывал Т-поле, а его излучения помогали разрешить все вопросы. – Смайлс прикрыл веки и на мгновение умолк.
– Ну а все остальное, другие аппараты? – спросил Грег.
– Все остальное: приборы, просвечивающие стены, раздевающие негодяев – это игрушки. Достаточно импульса, равного доле секунды, чтобы вспышкой Т-поля вещество малой твердости рассыпалось в прах. Катализатором являлся сноп ультразвуковых волн. Это было бескровное орудие возмездия. Я всегда не только ненавидел кровопролития, по, скажу откровенно, не переносил вида крови, презирал в просвещенный век всякое физическое насилие, а тем более такое, как главное из безумств, – война.
Больше всего я опасался, как бы мои открытия и изобретения не послужили бы ей. Своим последним аппаратом я хотел, чтобы ненавистные мне люди были выставлены на публичное осмеяние общества, ибо у кого-то из русских писателей прочел: смеха страшится даже тот, кто вообще ничего не боится. Но вскоре я понял другое: мои изобретения, даже моя шутка, попади она в руки военных маразматиков, станут действенным оружием. Представляете, по снегу или льду наступает цепь солдат. Одно движение рукой – и они голые, голые на лютом морозе. Не говоря о воздействии холода, они еще и теряют способность к сопротивлению в чисто психологическом аспекте: лишенные одежды, люди чувствуют себя беззащитными. Что же касается моих серьезных открытий, то, если бы до них добрался Дик, он бы не только купался в золоте, а строил из него небоскребы, а все люди были бы его рабами. – Он откинулся на подушки и несколько секунд лежал без движения. – Прибор там, в коробке из-под кукурузных хлопьев, на подоконнике, принесите его, пожалуйста.
Грег потянулся и взял небольшую картонную коробку. Он открыл ее и увидел похожий на портативный фотоаппарат прибор.
– Дайте мне и отойдите в сторону, – слабым голосом повторил Смайлс, – эту тайну я унесу… – Он не договорил, тело выгнулось судорогой. В последний миг он открыл глаза и попытался что-то сказать, видно, в чем-то предостеречь, но не успел и замертво свалился на подушки.
Грег бросился к Смайлсу и схватил его руку – сердце не билось.
Роберт Смайлс был мертв.
Фрэнк повертел прибор в руках и заметил сверху над объективом две кнопки, черную и красную. Он направил объектив на висящий на гвоздике, вбитом в стену, заношенный пиджак Смайлса и нажал кнопку. Пиджак будто растворился, превратившись в серенькое облачко. Грег чихнул и тут же вспомнил: «Так вот, значит, почему они чихали». Да, это действительно гениальное изобретение. Он, задумавшись, машинально нажал красную кнопку.
Грянул взрыв.
Стены запрыгали перед глазами, окно полетело куда-то вниз. Пол заходил ходуном. На миг в распахнувшейся двери мелькнуло белое как мел лицо хозяйки с широко открытым ртом, поднятыми в ужасе руками, и все исчезло…
