Текст книги "Когда засмеется сфинкс"
Автор книги: Игорь Подколзин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
– Да что с вами? – вкладывая в вопрос все наблюдения, даже забыв поздороваться, спросил Фрэнк. – Ради бога, объясните, пожалуйста, что происходит, на вас лица нет.
– Плохо, мальчик, плохо. – Кребс положил большие руки ему на плечи. – Очень плохо. Давай присядем. Прошу тебя, не суетись и отключи телефон – разговор предстоит долгий и весьма серьезный для меня. Давай сядем, мне и на самом деле не по себе.
– Хорошо. Присаживайтесь. Я приготовлю кофе, и, по-моему, где-то у меня завалялась бутылка коньяка, купил год назад для Джин. Сейчас разыщем.
Грег бросился на кухню. Хлопая крышками шкафчиков и гремя посудой, нашел бутылку, включил газ, поставил на плиту кофейник.
Все это время Кребс нахохлившись, уперев ладони в колени, молча сидел в кресле.
Наконец появился Фрэнк, в руках на подносе коньяк, рюмка, кофейник с сахарницей и две чашки.
– Ну, теперь спокойно побеседуем. – Он выдернул из розетки штепсель телефона. – Так будет лучше. Если хотите, сбросьте китель и ботинки, сейчас принесу шлепанцы.
Кребс снял мундир, сунул ноги в подставленные Фрэнком тапочки, постукивая горлышком бутылки о край рюмки, налил коньяк, выпил, облизнул губы и, отхлебнув из чашки горячий кофе, поставил ее на столик.
– Разговор, как я уже говорил, предстоит долгий. Постарайся не перебивать, иначе я собьюсь. Мне понадобилась твоя помощь. Помощь криминалиста, сыщика, детектива и человека, которому я полностью могу доверять. Да, да, не удивляйся, пожалуйста. Если уж я, бывший комиссар, один из лучших когда-то комиссаров, пришел за помощью, значит, действительно дело дрянь. Мне известно – ты в отпуске не читаешь газет, тем более находясь далеко за океаном. Поэтому слушай.
Все началось дней десять назад, в субботу. Если мне не изменяет память, сейчас это было бы неудивительно, ты как раз только что улетел на Гавайи.
– Совершенно точно, – подтвердил Фрэнк. – Я проводил Джин и днем уже порхал в воздухе.
– Так вот. Я сидел, как обычно, дома, собирались с женой ехать к невестке в лечебницу, нас предупредили: состояние ее ухудшилось и она долго не протянет – вопрос нескольких дней. Мы не знали, с кем оставить ребенка, и решили взять его с собой. Я уже оделся, когда позвонил дежурный и передал приказ немедленно прибыть к собору Благодарения, ибо там, как он выразился, творится что-то неописуемое. Служебный автомобиль он выслал. На мои вопросы ответить что-либо путное не смог. Ничего не оставалось, как выполнять приказание. Жена отправилась одна – малыша поручили соседям.
Приближаясь к собору, я увидел огромную возбужденную толпу. Нет, не демонстрация, сборище хулиганов или что-либо подобное. Никаких флагов, плакатов, камней и пустых бутылок. Толпа зевак – лучше не назовешь. У подъезда впритык стояли полицейские и санитарные машины. Повсюду буквально кишели наши ребята – в форме и штатском. Как только я выскочил из автомобиля, ко мне подбежал младший инспектор Брайс. Если бы ты его видел! Этот безусловно храбрый человек был бел как молоко, трясся и заикался. Да, да, заикался. Ты представляешь заикающегося гиганта Брайса? Сбиваясь, доложил следующее: в церкви состоялось бракосочетание известного мультимиллионера, короля химической промышленности знаменитого Дика Робинсона и Кристины Хупер. Все было подготовлено по самому высшему классу – еще бы, такое событие, свадьба денежного мешка. Среди друзей и знакомых, почтивших присутствием столь важную церемонию, находилось много весьма влиятельных особ города, десятки журналистов, фото– и кинорепортеров, радио и телевидения. И вот когда наступил самый торжественный момент, в храме погас свет. Правда, он почти тотчас вспыхнул снова. Но по мне лучше бы он и не зажигался вовсе. – Кребс взял бутылку и налил коньяк, горлышко, предательски выдавая дрожь пальцев, стучало по рюмке. – Лишь стало светло, ты даже не вообразишь, что там творилось. Боже мой, господи.
– И что же там было? – спросил Фрэнк.
– Ни-че-го, – отчеканил Кребс и опустил на миг веки.
– То есть как ничего? – оторопел Грег.
– Представь себе: на них не было ничего. На женихе, невесте, гостях и остальных присутствующих. Они стояли, вернее, метались, голые, в чем мать родила, совершенно голые, будто не в церкви, а в бане, не хватало разве мочалок. Это смахивало на вавилонское столпотворение, разница разве в том, что люди горланили на одном языке. Кто-то раздел их дочиста за те мгновения, покуда было темно.
– Но этого не может быть! – вскричал Фрэнк и вскочил.
– Сиди, сиди. Вот как раз это-то я тоже сказал комиссару. Но, к сожалению, случилось именно так. Я видел, как в машину сажали истошно орущую даму лет сорока, она была белая, без одежды, как вынутая из перчатки рука, лишь на шее и запястьях болталась какая-то бижутерия. – Кребс залпом опрокинул рюмку, поставил ее на стол и продолжал: – В церкви началась паника, некоторых в суматохе изрядно помяли, а иных и совсем задавили. Царил настоящий бедлам. Орали люди, орали полицейские, орали журналисты. Занимались своим делом фотографы и операторы ТВ, они-то погрели на этом руки. С огромным трудом удалось навести относительный порядок.
На следующий день газеты пестрели броскими заголовками и пикантными, если можно так сказать, снимками. Такого скандала еще не видывал город. Оппозиция захлебнулась от восторга – уж этот шанс перед баллотировкой упустить нельзя. И главный их козырь, старый и испытанный, набивший оскомину, – куда смотрит полиция при нынешнем правительстве, если преступники обнаглели до того, что обворовывают честных, уважаемых всем городом да и страной людей даже в божьем храме. Тиражи газет подскочили вдвое, к церкви ринулись толпы любопытных, и, уж конечно, этим воспользовались карманники и прочая дрянь. В суматохе вспыхнули грабежи и насилия. Короче, если когда-нибудь и произойдет конец света, то выглядеть он будет таким, каким были те суббота и воскресенье. Вот так-то, дорогой мой.
– Уму непостижимо, – протянул Фрэнк – Ведь у самого Робинсона существует собственная охрана – они-то куда смотрели?..
Несколько минут длилось молчание. Затем Кребс опять потянулся к бутылке и тихо, почти шепотом произнес:
– Но, черт побери, на этом не кончилось. Как бы не так. Спустя два дня все повторилось на выставке декоративных цветов, организованной этой самой Хупер, теперь уже миссис Робинсон. В павильоне экзотических растений одиннадцать человек – среди них восемь женщин – снова расстались со своей одеждой. Фланирующие бездельники и прочий сброд ворвались в оранжереи, поломали растения и мебель, побили стекла, а заодно и двух полисменов. И опять пострадали самые богатые люди – цвет общества.
– Ну, это-то понятно, – в раздумье произнес Фрэнк, – с бедняка снимать нечего. Расчет естественный – удивляться не стоит.
– Пресса визжала от восторга. Прилавки киоскеров заполнили специальные выпуски и фотоприложения. Оппозиция, наверное, ставила сотни свечей этим гангстерам, столь удачно и своевременно пришедшим им на помощь.
– Подождите, а не могли они сами подстроить это, кто-то из тех, что претендуют на посты в новом правительстве?
– Я тоже сначала подумал так, – ответил Кребс. – Это было бы вполне закономерно, в политике хороши любые средства. Но одно обстоятельство смешало мне карты. Если о двух предыдущих происшествиях я информирован через других лиц, то третьему оказался свидетелем лично. Да, да, настоящим очевидцем с начала и до конца. – Он осушил одним махом рюмку и, вытерев губы ладонью, сказал: – Позавчера. В театре-варьете «Голубые грезы». Излишне напоминать – всю полицию после этих событий поставили на ноги, шпиков, филеров, осведомителей, тайных и явных. Даже вызвали несколько воинских подразделений. Инспекторов разослали в наиболее оживленные места, где обычно коротают досуг сливки общества и богатеи. Я очутился в варьете. Был в штатском, сидел в ложе осветителей, справа от сцены. Представление шло как обычно – все было нормально. Наигрывал джаз. На сцене три десятка девчонок исполняли бойкий, но вполне пристойный танец. Я уже сейчас не помню его названия. Опять погас свет. Правда, это никого не встревожило и не насторожило – так и должно было следовать по ходу действия, – в эту паузу соплячки впотьмах сбрасывают юбчонки и лифчики и остаются нагишом. Вспыхнул свет.
Я смотрел па сцену – ты знаешь, я не одобряю подобных зрелищ, здесь наблюдал по долгу службы. Боже мой, что там было. Музыка гремела, а девахи не плясали. Да, мой милый. Они подошли голенькие к самой рампе и захлебывались от смеха. Гоготали во всю глотку, буквально ломались пополам, хватались за животики и тыкали пальчиками в зал. Я взглянул туда, обомлел и тоже захохотал, хотя, поверь, уж мне-то было не до смеха. Все смахивало на то, что зрители и актеры поменялись ролями. Первые два ряда – самые дорогие места – были сплошь заполнены голыми людьми. Они дергались, визжали, лезли под кресла, пытались чем возможно прикрыться. Это, я тебе скажу, была небывалая картина.
– Но почему же именно этот случай, как вы говорили, смешал ваши карты и отвел обвинение от оппозиции? – спросил Фрэнк. – Мне думается, он их лишь укрепил.
– Да потому, что среди пострадавших находилась половина тех самых оппозиционеров и их лидер. Извини, конечно, в политике для достижения цели и все средства сойдут, однако выставляться на всеобщее обозрение в столь непотребном виде, тем более на смех, вряд ли решится даже самый оголтелый карьерист. Да на чье посмеяние, господи, девчонок, которые добывают кусок хлеба публичным показом женских прелестей. Нет, простите, на это не пойдет никто. А следовательно, оппозиция здесь ни при чем – к этим историям приложил руки кто-то другой.
– Случай действительно беспрецедентный, – задумчиво протянул Грег.
– Вчера меня пригласил шеф полиции и очень вразумительно заявил: если в течение недели преступников не обнаружат, меня уволят, вернее, просто выбросят со службы без выходного пособия, пенсии, до которой всего год, но зато с волчьим билетом.
В моем положении, в моем возрасте это не нищета, а гибель. Самая настоящая смерть. Я хочу попросить тебя помочь. Скажу откровенно – это последняя и, думается, единственная надежда. Никаких иллюзий у меня нет и быть не может. – Кребс вновь потянулся за бутылкой, в которой уже оставалось на самом донышке. Он наполнил рюмку, вылил последние капли и тут же опрокинул в рот.
Грег заметил – Кребс, почти не употреблявший алкоголя, опьянел. Лицо побагровело, седые пряди прилипли к потному лбу, глаза затянула мутная пелена.
– Вот такие дела. – Он потер ладони и взглянул на Фрэнка. – Что ты ответишь?
– Странный вопрос, отец. Сейчас же начну расследование. Дело необычное, но то, что творят одни, разоблачают другие. В различного рода сверхъестество и дьявольщину я не верю. Ты можешь поподробнее сообщить о происшедшем?
– В этом нет необходимости. Завтра утром я пришлю с надежным человеком копии всех материалов по этому проклятому делу. Абсолютно все. – Он встал. – Сейчас мне надо идти домой. Сегодня приедет жена из больницы и сообщит, как там с невесткой. Малышок опять сидит у соседей.
– Я провожу вас, – Грег тоже поднялся, – мы пройдемся пешком, проветримся, а потом возьмем такси, машину я отдал мисс О'Нейли, она гостит у родственников.
– Я и раньше редко пользовался такси, Фрэнк, а теперь отъездился окончательно. – Инспектор, покачиваясь, направился к двери. – Да, отъездился.
– Господи, как я сразу не сообразил, простите меня ради бога. У вас же нет денег. Я дам вам. Сколько вы хотите, пожалуйста?
– Нисколько. Я и так весь в долгах и одалживаться еще не желаю.
– О каком одолжении речь? Вы с ума сошли, у меня есть деньги, и я их вам дам, нужно сейчас же расплатиться хотя бы с самыми настырными кредиторами. – Грег полез в карман за бумажником.
– Перестань, – жестко произнес Кребс. – Я не возьму ни цента, ты меня знаешь. И не стоит больше об этом. И провожать не следует, сам доберусь, мне необходимо побыть одному. Завтра тебе передадут все материалы. Но времени очень мало, мой дорогой, всего неделя. До свидания, Фрэнк. – Он надел фуражку и направился к выходу.
Как сквозь вату в ушах, до Грега донеслись звуки шагов по лестнице, хлопок входной двери. Он медленно повернулся и побрел в комнату, на душе было пусто и тоскливо, как на похоронах или после посещения лечебницы, в которой находится близкий тебе, неизлечимо больной человек.
В комнате пахло коньяком, табачным дымом и чем-то, как миндаль, горьким…
Глава VIII
В логове Майка-ерепа
Оставшись один, Фрэнк долго в глубоком раздумье сидел в кресле. Что же это за банда, избравшая себе столь оригинальное амплуа массового раздевания, орудующая с таким блеском и такая неуловимая? Сопоставляя события, так и тянуло свалить все на какую-то сверхъестественную силу, а еще больше на модных сейчас парапсихологов, телепатов и пришельцев из космоса. Среди иллюзионистов, фокусников и факиров есть великие мастера, но они оперируют с предметами, а не с одеждой. А если это массовый гипноз? Чушь – он не может быть столь избирательным. Раз исчезли вещи, значит, есть тот, кто их снял. Да, их кто-то снял, и он, несомненно, реален и осязаем, из плоти и крови. Фрэнк потянулся к письменному столу, из крайнего ящика, из самого дальнего угла вынул маленькую картонную коробочку, в таких обычно обывательницы хранят недорогие безделушки. В ней лежал серебряный доллар. Монета почти ничем не отличалась от миллионов себе подобных, если бы не небольшая деталь: в том месте, где стояла цифра, обозначающая номинал, виднелись три глубоких, длиной в два-четыре миллиметра бороздки. Грег подбросил монету на ладони. Он вспомнил тот злополучный день, когда она попала к нему.
Это случилось весной, после суда над бандой Майка-черепа. Суд этот, как палка о двух концах, с одной стороны, обернулся для Грега моральным триумфом, а с другой – крахом всех надежд и успехов на поприще государственной службы. После оглашения приговора знаменитый Майк к своему несказанному удивлению вместо ада, а ему, несомненно, предназначалась дорога именно туда, направился благодаря Грегу в тюрьму на весьма незначительный срок. В вестибюле к Фрэнку протиснулся ничем не примечательный человек, скорее даже, как говорят, человечек. Чернявый, худосочный, с серым болезненным лицом, скромно одетый. Фрэнку даже показалось, что он его где-то видел или кого-то он ему напоминал. Незнакомец представился – брат Майка. И протянул, заискивающе улыбаясь тогда еще полицейскому, серебряный доллар, сказав при этом: мы ваши вечные должники, будет худо, поможем – монета пропуск всюду, где известно наше имя. Грег от души потешался над этой историей и даже шутливо говорил Кребсу: вот-де и он удосужился заполучить взятку. Но монета осталась у него. Сейчас он подумал: не настал ли час воспользоваться ею, в таком положении не стоит терять время – нужно попробовать, тем более что он уже давно не полицейский.
Грег еще раз подбросил доллар на ладони. Как он уцелел? Ведь тогда в трагическую ночь в казино он мог его истратить, ибо твердо решил никогда не прибегать к услугам уголовников. А вот, поди ж ты, теперь он пригодился. Ради Кребса можно поступиться принципами, если бы понадобилось, он готов был бы обратиться к самому дьяволу и заложить ему бренную и грешную душу.
Фрэнк опустил монету в карман пиджака. В спальне вынул из тумбочки пистолет, сунул его в задний карман брюк, надел плащ, захлопнул за собой дверь и сбежал по лестнице.
Выйдя на улицу, он направился к пересекающей город прямой как стрела магистрали. Вдали показался далекий огонек такси. Грег поднял руку. Машина резко вильнула к обочине и остановилась. Он сел рядом с шофером и назвал адрес. Водитель внимательно осмотрел пассажира с головы до ног – уж больно непрезентабельным был район, куда хотел попасть этот вполне порядочный по виду молодой человек. Немного поколебавшись, будто решая, стоит ли ехать, включил мотор.
Автомобиль Понесся по бетонному шоссе, словно финишные ленточки, разрезая желтые полосы света от фонарей. Миновав центр, развернулись и осторожно въехали в узкий переулок между двумя стенами высоких темных домов. По мере того как машина продвигалась вперед, становилось темнее и малолюднее. Наконец перед небольшой аркой Фрэнк сделал знак притормозить. Он расплатился и вышел, автомобиль тотчас, рыкнув двигателем, тронулся с места и исчез за углом.
Кругом полная тишь и темень, из нее несет сыростью, помойкой и тревогой. Окна нижних этажей затягивали металлические гофрированные жалюзи, на стеклах верхних кое-где вспыхивал пятнами отраженный лунный свет. Грег огляделся. На мгновение ему стало жутко. Пересилив себя, он неторопливым шагом направился к темной глубокой, как огромная труба, арке. Пройдя ее, очутился в квадратном каменном дворе-колодце. Фрэнк опять осмотрелся. Ни души. Он пересек двор по диагонали и остановился против ниши в стене, в конце ее была небольшая, но массивная дверь, на ней висел плоский синий почтовый ящик. Отодвинув его в сторону, он нажал на маленькую пуговку звонка, утопленную в круглом, размером с банку из-под гуталина вырезе. Подождал ровно минуту и нажал еще три раза подряд. За дверью послышалась возня. Прошелестел отодвигаемый засов, щелкнул ключ, и дверь приоткрылась. В щели показалась голова человека. Фрэнк молча протянул монету. Открывший пристально окинул его цепким взглядом и посторонился, пропуская внутрь.
Фрэнк вошел. Дверь закрылась, человек задвинул засов, сейчас же в узком коридорчике вспыхнул свет. За спиной, почти вплотную, Грег чувствовал дыхание стоящего сзади. Прямо перед ним, загораживая проход, возвышалась фигура второго. Оба молчали. Грег опять показал доллар. Верзила взял его, повертел, поднес к самому лицу, точно нюхал. Затем шагнул вперед и немного хрипловатым, но сравнительно приятным, не гармонирующим с внешностью голосом произнес:
– Поднимите, пожалуйста, руки, мистер.
Фрэнк поднял руки. Незнакомец тщательно обшарил его сверху вниз. Ловко вытащил из кармана пистолет и положил в ящик стола. Грег заметил, что там уже было штук десять револьверов самых различных систем, в том числе два таких же, как у него «люгера».
– Кого из боссов желаете видеть? – вежливо спросил высокий.
– Майка.
– Следуйте за мной. – Он, немного сутулясь, чуть не задевая широкими плечами стен, пошел по узкому коридору.
Они миновали еще одну дверь, у которой стоял прислонившийся к притолоке человек в темном костюме и галстуке-бабочке. Свернули налево. Сопровождающий раздвинул в разные стороны створки следующей двери. В помещении не очень громко играла музыка раздавались голоса, смех, витал запах духов, табака, виски, жареных бифштексов и румянившихся на гриле цыплят. В круглом зале, погруженном в красноватый полумрак от прикрепленных к стенам задрапированных фонариков, сидело за столиками человек десять. В углу поблескивала бутылками и никелем кофеварки стойка бара, за ней белел китель бармена, сбивающего коктейль. Это был негр, и в полумраке создавалось впечатление, что китель сам по себе витает в воздухе, размахивает руками, качается в такт мелодии – на фоне черных стен лица и рук бармена не было заметно.
Фрэнку приходилось бывать в воровских притонах, но сейчас его поразила чопорность и строгость заведения – никаких непристойных изображений на стенах, обрюзгших пьяниц, горланящих похабные песни, вульгарно размалеванных полуодетых девиц, дрыгающих на столах ногами. Ничего подобного. То, что он увидел, скорее напоминало кастовый респектабельный клуб, чем гангстерский вертеп. Ни на кого не обращая внимания, человек провел Грега дальше и отстранил рукой защелкавшую, как кастаньетами, портьеру из бамбуковых палочек, нанизанных на длинные нити. Они очутились перед дверью с небольшим окошком. Человек легонько постучал костяшками пальцев, сказал что-то в приоткрывшееся оконце, передал монету, повернулся к Грегу, извинился и проговорил:
– Придется немного подождать, мистер.
Минуты через две дверь распахнулась, и Грега ввели в маленькую, как приемная средней руки учреждения, комнату. Из-за стола поднялась стройная молодая девушка, одетая в белую с ручной вышивкой батистовую блузку и гладкую лиловую юбку, с длинными разрезами по бокам.
– Будьте любезны пройти за мной. – Она подождала, когда Фрэнк приблизится, и, повернувшись, повела его к высокой, обтянутой черной блестящей кожей двери. Открыв ее, легонько под локоть втолкнула его внутрь.
Кабинет был просторным, почти квадратной формы, без окон. По стенам мягкие, темно-зеленого цвета кресла. В углу телевизор и небольшой бар с холодильником. Справа полированный коричневый столик, на нем телефон, а в кресле тщедушный брюнет с бледным до синевы лицом, с резко выпирающими скулами и провалившимися щеками. Неподалеку на низеньком диванчике сидели двое в строгих черных костюмах и белых рубашках с галстуками. Чернявый поднялся навстречу Грегу и протянул вперед костлявые руки.
– Вот это сюрприз. – Он как-то тихо-тихо засмеялся, словно прошелестели тонкие страницы книги. – Откровенно говоря, не ожидал, что вы когда-нибудь пожалуете к нам, мистер Грег, щепетильность и принципиальность лезли из вас, как клубничное суфле из вазочки.
Это и был знаменитый Майк-череп. Фрэнк отметил, что он почти не изменился, разве стал чуть-чуть полнее – раньше вообще был худ, как скелет.
– Здравствуйте, Майк. – Грег пожал протянутую руку.
– Присаживайтесь. На остальных не обращайте внимания, считайте – их нет.
Но Фрэнк обратил.
Второй, тот, что сидел ближе к боссу, был не кто иной, как Дылда. Он обрюзг, под глазами нависли отечные мешки, оттопырилась нижняя губа, еще больше вылезли и без того редкие волосы. Его было трудно узнать, но Грег запомнил негодяя на всю жизнь. На миг он пожалел, что пришел, но взял себя в руки, дело того требовало, и черт с ним, с этим подонком, лишь бы удалось выведать что-либо полезное для Кребса.
Несомненно, Дылда не помнил Фрэнка, он равнодушно окинул его взглядом и даже зевнул, прикрыв ладонью рот.
Как наяву перед Грегом промелькнул бросившийся на бандита Косой, зажавшая выколотый глаз ручонкой девочка. Будто резанул по ушам ее жалобный вскрик и исступленный вопль Косого.
Фрэнк сел. Майк обошел столик и словно утонул в мягком четырехугольнике кресла.
– Я слышал, Хитрый Опоссум отдал концы, и вы у руля конторы «Гуппи». Ползете вверх, старина. Поздравляю. Мы противники, но я откровенно рад вашим успехам, ибо как-никак обязан вам.
– Спасибо, Майк. – Фрэнк поклонился и положил ладони на колени.
– Не предлагаю спрыснуть встречу. Вы же не пьете, – опять зашелестел смехом Майк. – Что привело вас ко мне?
– Самые недавние события. Вы читали газеты? Происшествия последних дней и заинтересовали меня. Уж вам-то должно быть известно, что происходит – это же ваши владения. Мне необходимо, жизненно необходимо выяснить, кто так виртуозно ухитряется освобождать людей от их одеяний?
– Пять минут назад мы беседовали на эту тему. – Майк сделал жест в сторону застывших, как манекены, людей. – Мы бы сами щедро заплатили тому, кто объяснил бы нам, властелинам округа, что творится в нашей же вотчине. – Глаза Майка стали злыми, оскалились крупные желтые зубы, он уже не улыбался. – Если мы найдем этих каналий, не сомневайтесь – им не поздоровится. Но, к великому сожалению, для нас это как гром среди ясного неба. Я абсолютно откровенен. Это не наши.
Единственно, чем мы поживились, – драгоценностями: так, разными колье, брошками, кулончиками, но не раздевали и не взяли ни одной шмотки, даже носового платка. Скажу больше, я связывался с коллегами из других районов, они в полном неведении. Скажу еще больше, я помню, что вы сделали для меня, наши трюкачи заявляют: сделать это простому смертному нельзя, невозможно, если он не какой-то уникальный тип или человек-невидимка. – Он встал и прошелся, шаркая подошвами, по густому, во весь кабинет зеленому ковру. – Да, нельзя. Я знаю, все юристы, во всяком случае, такие, как вы, верят фактам. Что ж, постараюсь вас убедить, выслушаем мнение специалиста. – Он нажал справа от столешницы маленькую кнопку.
В дверях появилась секретарша, что привела Грега.
– Рита, сколько времени потребуется человеку, чтобы самостоятельно и добровольно раздеться?
– Мужчине, женщине? Полностью или частично?
– Допустим, женщине, полностью.
– В специальном костюме пятнадцать секунд. В обычном летом – пятьдесят секунд, зимой – полторы минуты, – ответила, смущенно потупив глаза, секретарша.
– Вы слышали? – Майк повернулся к Грегу. – И это, я подчеркиваю, по собственной воле. – Он снова бросил взгляд на девушку. – Рита, а если принудительно, да еще в общественном месте, но не прибегая к аппарату К.
– Без насилия и телесных повреждений? – спросила она.
Майк вопросительно взглянул на Фрэнка.
– Разумеется, – кивнул Грег.
– Вообще невозможно.
– Молодец, малютка, спасибо, ступайте. – Он остановился против кресла Фрэнка, покачиваясь с носков на каблуки лакированных туфель. – Можете не сомневаться в ее компетентности, она на этом съела не одну, а всех собак вместе со щенками, и не только нашего города.
Я повторяю – это не деяние рук людских. Нет. Возможности смертного ограничены, они имеют предел. Выше собственного носа не прыгнешь – будь ты трижды талантлив в своем ремесле. Во всяком случае, такие мастера еще не производились на свет обычными бабами.
– Уж не вдарились ли вы в магию или религию? – скептически усмехнулся Фрэнк.
– Что вы, Грег, упаси меня бог, я столько нагрешил, что даже римский папа не в состоянии выписать мне индульгенцию на отпущение грехов, а поэтому в моих же интересах не верить ни в бога, ни в загробную жизнь – это слишком хлопотно. И тем не менее я повторяю: люди, обычные наши обдиралы, мы их так называем, сделать этого не в силах. Так-то. – Он прошел за столик и сел слева. – Даже используя аппарат К, но в газетах о нем не упоминалось. Да и мои друзья свое участие полностью отрицают, а уж вы-то знаете, как мы умеем наказывать за обман. Не в пример вашему юридическому и полицейскому аппарату в нашей системе свято соблюдается принцип неотвратимости наказания. Куда бы ни скрылся провинившийся, мы его обязательно разыщем и он понесет заслуженную кару. Наш девиз: строгость, справедливость и неотвратимость.
– А что это за аппарат К, о котором вы упомянули? – недоуменно спросил Грег.
– Извините, я упустил из виду, что вы уже не занимаетесь подобными делами. Хотя даже самый паршивый полицейский знаком с этой штукой. – Он открыл ящик стола и вынул предмет, что-то вроде небольшой зажигалки. – Вот он. Видите, длинный, телескопический, наподобие антенны медный штырек. Если им прикоснуться к голове человека и нажать кнопку, он получит удар тока и рухнет на землю в шоке. Не беспокойтесь – это не смертельно и не вредит здоровью. Очухается минут через сорок, разумеется, выглядеть он будет как ощипанный цыпленок, то есть полностью лишенный личной собственности, а заодно и меченный на всю жизнь. Этот механизм впервые применила, кстати, полиция при разгоне демонстрантов. Очень удобно – раз, возмутитель спокойствия падает, и его без суеты волокут в фургон. И самое главное – можно бить, не получая сдачи. Мы это оценили и внедрили у себя.
– Что вы имели в виду, когда сказали: человек становится меченым? – поинтересовался Фрэнк. – После действия аппарата остается шрам, ожог или клеймо?
– Да, именно клеймо. – Глаза Майка зловеще и лихорадочно заблестели. – Клеймо до конца его дней. Не прикидывайтесь наивным. – Он немного помолчал. – Прошу прощения, я все время забываю – вы же покинули полицейское ведомство пять лет назад, а это сатанинское изобретение они ввели совсем недавно под грифом «сверхсекретно».
– Я действительно не в курсе, – удивился Фрэнк. – Объясните, пожалуйста.
– Радиоактивный висмут-100. Как видите, научно-техническая революция вторглась в область и воров и полицейских.
– При чем здесь висмут? – Грег вскинул брови.
– Его впрыскивают в кровь тем, кто вторично предстает пред ослепшими очами богини правосудия. Считают – первый раз случайность, а если второй, то уж наверняка потенциальный бандит. После этой манипуляции человек становится отверженным – дорога назад, как вы говорите, в честную жизнь, ему отрезана. Счетчик Гейгера любого полицейского или кадровика в фирме частной или государственной тотчас покажет – перед вами уголовник. И не бывший, таких по вашим понятиям не бывает, а настоящий, следовательно, первые будут его хватать и снова сажать в кутузку, даже если парень ничем не провинился, а вторые, наоборот, гнать и не давать работы. Глупцы – этим-то они оказывают нам, шефам, неоценимую услугу, пополняя каши ряды.
– Но это чудовищно! – крикнул Грег и вскочил.
– Чудовищно? Они считают, что в борьбе с преступностью это радикально, так же как поголовное дактилоскопирование и стерилизация рецидивистов. Дудки. Мы тоже не лыком шиты. На нас трудятся и химики и физики, а иногда и целые концерны. Применив аппарат К, наши обдиралы впрыскивают своим подопечным, ничего не подозревающим и вполне благополучным обывателям, висмут-100, когда те находятся без сознания. Попробуй теперь разберись, где уголовник, а где добропорядочный налогоплательщик. Ловко? – Майк засмеялся своим странным смехом и, нажав руками на плечи, опустил Фрэнка в кресло.
Несколько минут Грег сидел пораженный, не в состоянии произнести ни слова. До того страшно было то, что он услышал от этого респектабельного бандита. Словно издалека до него донесся голос Майка.
– И делается это весьма просто. Смотрите. – Он достал маленький тюбик, в каких обычно продают масляные краски, отвинтил колпачок и показал короткую тонкую иглу. – Укол. Нажим. – Из кончика блестящей иголки брызнула тонюсенькая, как стеклянная нитка, струйка. – Не надо никаких шприцев – человек, выражаясь нашим языком, окольцован и навечно, до тележки крематория.
Грег вынул из кармана носовой платок и вытер вспотевшее лицо и ладони.
– Вы ужасные люди, Майк, – тихо произнес он. – Страшные тем, что безжалостно губите ни в чем не повинных людей.
Майк вскинул голову, на бледном лице проступили круглые розоватые тени.
– Мы лишь увеличиваем число своих. Когда такого добропорядочного отовсюду повыгоняют и семья начнет подыхать с голоду, он припожалует к нам. У него же только два пути: или к нам, или в гроб. Но умирать людям не хочется, уж так они устроены: все, что угодно, но не смерть. И будьте уверены: мы-то его не оттолкнем, что-что, а пропитание он получит, а мы – нового исполнительного и преданного солдата. Да, да, преданного. Ему же деваться-то некуда. – Майк замолчал и опустился, тяжело дыша, в кресло. Потом повернулся и небрежно бросил своим: – Вы можете идти. Через полчасика ты, Дылда, – Фрэнк отметил: бывшее прозвище главаря так и прилипло к нему, – пойдешь, куда мы условились. Я встречусь с тобой позже.
