Текст книги "Когда засмеется сфинкс"
Автор книги: Игорь Подколзин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
Глава XIII
Крах фирмы «Гуппи»
Два месяца Грег пролежал в частной клинике. Ранения были серьезны. Врачи колдовали над ним как могли, но пришлось все-таки удалить правый глаз и ампутировать по локоть левую руку. Молодой и крепкий организм брал свое – здоровье восстанавливалось.
Иногда, когда он оставался один на один со своими мыслями, Фрэнк вспоминал отдельные разрозненные, как осколки вазы с замысловатым узором, эпизоды из того, что произошло в тот злополучный вечер в неприглядной комнатушке Роя Смайлса.
Когда он пришел в себя после взрыва, то лежал грудью на бездыханном теле ученого. Кровь заливала лицо, ручьем лилась на пол, вместо левой кисти какие-то красные лохмотья, словно в сжатом кулаке он держал вырубленный неумелым продавцом кусок мяса. Боли не было, вероятно, сгоряча он ее просто не ощущал. Он помнил, как стянул носовым платком с помощью зубов и здоровой руки предплечье. На пороге двери застыла хозяйка, в потемках белело се лицо, в полуоткрытых губах замер крик. Фрэнк дернул плечом, снял магнитофон, протянул женщине и, сплевывая на пол кровь, сказал:
– Ради всего святого, спрячьте, никому не говорите об этом и не давайте. Если поправлюсь, приду за ним. – Почти тотчас нахлынула боль – пронзительная, резкая она рвала на части, ломала кости, проникала в мозг. И он опять потерял сознание.
Очнулся Фрэнк после многочасовой операции уже на больничной койке.
Все два месяца его никто не навещал. Во всяком случае, он этого не помнил. Фрэнк пытался через сестру милосердия связаться с О'Нейли, но после многочисленных попыток сестра передала: ни в фирме, ни на квартире секретарши к телефону не подходят. Однако кто-то аккуратно оплачивал счета за операцию, лечение, лекарства и содержание в госпитале. На его вопросы хирург, толстоватый флегматик, очень похожий на французского писателя Бальзака, ответил: не знает имя человека, кто платит, да это его и не интересует, деньги поступают исправно, а от кого – как он выразился, – это уже детали, в которых он, медик, разбираться не намерен.
Настал день выписки. Фрэнк сидел на кровати и ждал, когда принесут одежду. По стеклу царапали шершавыми листьями разросшиеся под окном кряжистые вязы. В дверях палаты появилась сестра-хозяйка, монашеского вида, неопределенного возраста женщина с вечно поджатыми губами. В руках она несла большой сверток, прижимая его к груди, как запеленатого младенца. Грег очень удивился, когда она аккуратно разложила на соседней пустующей кровати летний светло-серый костюм, льняную рубашку, туфли и все остальное. То, что было на Греге, когда его доставили в больницу, представляло изодранные осколками и заляпанные кровью тряпки. Платье, которое лежало перед Фрэнком сейчас, несомненно, принадлежало ему и хранилось на его квартире – знала об этом лишь Джин. И опять никто ничего не мог сообщить путного о том, чья это забота: передали, мол, сверток с рассыльным па имя Грега, и все.
Сестра помогла одеться и провела в кабинет доктора, еще сравнительно молодого, но уже предрасположенного к полноте, и вышла, оставив их наедине.
Врач указал Фрэнку на стул. Грэг сел и вопросительно взглянул на хирурга.
– Как пациент вы мне симпатичны, – начал врач и слегка коснулся пальцами усов. – Не капризничали, не пытались пыжиться и выдавать себя за крупную птицу. Не ставили себе диагнозов, не пытались учить меня, как вас лечить. Вы парень толковый, я люблю таких. Кстати, меня зовут Макс Эдерс.
– Спасибо, доктор, вы тоже пришлись мне по душе, – с благодарностью ответил Фрэнк.
– Меня несколько раз допрашивала полиция, – продолжал врач, – но я ничего не знаю, разве только вот это. – Он открыл ящик стола, вынул из него пистолет с глушителем, бумажник и магнитофон, которые Грег передал хозяйке. – Уж извините, но я поинтересовался содержимым вашего бумажника и убедился: вы не какой-нибудь проходимец, а частный детектив, ваше имя попадалось мне в газетах. Может быть, я и отдал бы все полицейским, но насторожило предвзятое отношение к вам, создалось впечатление: им необходимо что-то из вас вытянуть, здесь какая-то тайна, связанная с их нелицеприятными делишками. Трудно объяснить, что мной руководило – интуиция или симпатия, но я сказал: при вас ничего не было. Они, между прочим, несколько раз упоминали имя женщины, но я затрудняюсь вспомнить – просто пропустил мимо ушей.
– Вирджиния О'Нейли? – воскликнул Фрэнк.
– Кажется, да, но не утверждаю. Я сказал: ни о каких женщинах от вас ничего не слышал. Хотя в бреду именно это имя, но ласкательно – Джин – вы произносили часто.
– Благодарю, доктор, вы поступили правильно. Не скрою, случай, в результате которого я стал калекой, некоторым образом связан с грязными махинациями – в них участвовали многие, в том числе и бандиты и полиция.
– Кстати, вы уж меня простите за болезненное любопытство – я, каюсь, прокрутил пленку. Этот ваш Смайлс, что ли, нормален психически?
– Что вы имеете в виду?
– Мне кажется, он городил страшную белиберду. Насчет разных там лучей, полей и прочих химическо-физических выкрутасов судить не берусь – я не специалист, а вот о трансплантации и совместимости тканей, извините, – это мой конек. Могу констатировать – он нес самую настоящую чепуху. Я и подумал, не плод ли это воспаленной фантазии сумасшедшего? Это бывает у шизофреников.
– Нет, доктор. – Фрэнк помолчал. – Я сам видел собаку, у которой этот, как вы говорите, умалишенный отрастил лапу, и пес даже не хромал. Так-то вот.
– Поразительно, но разрешите остаться все же при собственном мнении.
– Оставайтесь. – Фрэнк улыбнулся. – Спасибо за все, может быть, еще и встретимся, постараюсь быть вам полезным.
– Полноте. Забирайте свои «шпионские» атрибуты и выходите на волю. – В его глазах заплясали искорки смеха. – Вы здоровы и ничего не должны, все уплачено по счету владельцу клиники. Я на окладе и в полной экономической зависимости от хозяина. Такие пациенты нам выгодны.
– Кто платил за меня? – спросил Фрэнк.
– Этого я не ведаю, деньги поступали непосредственно в бухгалтерию.
– И много туда поступило?
– Могу дать точную справку. – Он полистал бумаги на столе и, найдя небольшой голубой листок, прочел. – Шесть тысяч триста двадцать долларов и семьдесят центов.
– Ого-го. Шесть тысяч? – удивился Грег. – Такие деньги?
– Представьте себе. Сумма большая, ничего не скажешь, но какой-то благодетель или благодетельница, как Санта Клаус или добрая фея, внесли ее. Платили исключительно пунктуально – наличными прямо в кассу. Ну а что касается их инкогнито, мне думается, они поступали разумно. Я человек наблюдательный и сразу заметил слежку. Разные подозрительные типы увивались вокруг, пытались проникнуть в палату и подкупить персонал. Так что, очевидно, ваши коллеги, те, кто финансировал вас, прекрасно разбирались в подобных делах.
– Странно, но я догадываюсь – это почерк очень близкого мне человека – моей невесты. – Грег поднялся. – Большое спасибо вам, доктор, за все.
– Не стоит. Постарайтесь больше не попадать к нам. Вы убедились – это накладно не только для здоровья, но и для вашего бюджета. Прощайте.
– Прощайте, доктор. Всего вам доброго. – Грег взял пакет с вещами и вышел из кабинета. Он не сомневался, что где-то совсем рядом его ждет Джин, умная, милая Джин.
Фрэнк миновал широкий коридор и по лестнице, покрытой нейлоновой дорожкой, спустился к высокой, отделанной под дуб входной двери.
Утопающий в зелени, тихий двор клиники заливало солнце. Среди разлапистых листьев и белых пирамидок цветов каштанов гомонили птицы. От прохладного и свежего, как вода в горном роднике, воздуха слегка закружилась голова. Грег немного постоял, обернулся, посмотрел на белое с большими окнами и лоджиями здание и медленно направился по покрытой брусчаткой аллее, обсаженной флоксами и душистым табаком, к выходу.
– Мистер Грег! Мистер Грег!
Фрэнк резко обернулся и увидел: около обочины тротуара стоит такси, а рядом, держась рукой за край открытой дверцы, какой-то высокий человек машет ему рукой.
Он подошел и узнал Мартина, слугу Бартлета.
– Это вы, Мартин? – оторопел Грег. – Как вы сюда попали? Кто вас прислал, мисс О'Нейли? Здравствуйте.
– Добрый день, мистер Грег. – Негр пожал протянутую руку. – Я приехал за вами, садитесь скорее, пожалуйста. Быстрее, очень прошу вас.
Грег влез в машину. Рядом устроился Мартин, назвал шоферу адрес, и автомобиль мягко тронулся с места.
– Объясните, пожалуйста, что все это значит? – Фрэнк вопросительно взглянул на бывшего садовника Бартлета.
– Скоро мы приедем домой, и я вам все расскажу. – Мартин бросил взгляд на шофера. – Потерпите немножко.
– Понятно. – Фрэнк замолчал и прикрыл глаза.
Минут десять машина неслась по центральным улицам, затем плавно скатилась к морю, проехала в сторону порта и свернула в улочку, застроенную одинаковыми коричневыми четырехэтажными домами, плотно прилегающими друг к другу. У одного из таких зданий она остановилась. Мартин помог Грегу вылезти из машины, расплатился с шофером, и они направились к арке, ведущей во двор. Под ногами хлюпали небрежно уложенные поперек капав с водой листы рифленого пластика. Во дворе росло несколько чахлых деревцев с рахитично свернувшимися веточками.
Миновав подъезд, они поднялись на второй этаж и попали в длинный мрачноватый коридор, с одной стороны которого были окна, с другой – ряд дверей, как в дешевой гостинице.
Мартин вынул ключ, отпер дверь и посторонился, пропуская вперед Фрэнка.
В прихожей из-за ситцевой в цветочках занавески виднелась часть угла, превращенного в кухоньку. Газовая плита, чугунная, ободранная раковина с медным краном, из носика которого дробинками с монотонным звуком скатывались капли. На стене посудная полка. Прямо арка-проем в большую квадратную комнату, очень скудно обставленную: диван, стол, несколько стульев, небольшой шкаф, телевизор, деревянная низкая кровать, покрытая сиреневым покрывалом.
– Располагайтесь, мистер Грег. Сейчас я приготовлю кофе. Я не предлагаю вам виски – вы же не употребляете? Может быть, пива?
– Нет, Мартин, лучше кофе. – Фрэнк швырнул на стул пакет и присел на диван. Он был еще слаб, и даже непродолжительная поездка утомила его. Грег уперся затылком в холодную, твердую стену, опустил веки и задумался. Куда же могла исчезнуть Вирджиния? Впрочем, от этих подонков – полиции и шалопаев Дика – можно ожидать чего угодно. В душе росла тревога. Неужели они расправились с ней, ухитрились запутать, а то и запрятать куда-либо, где и будут держать, требуя от него что-то взамен.
– Пожалуйста, мистер Грег. – Мартин поставил на стол кофейник, чашки и сахарницу. – Пейте, а я расскажу вам обо всем. Разуйтесь, пусть отдохнут ноги, вы отвыкли от такой обуви. Я дам вам домашние туфли.
– Не стоит, Мартин. Рассказывайте, прошу вас.
– Хорошо, мистер Грег.
– Да бросьте вы ко всем чертям этого мистера Грега. Меня зовут Фрэнк, вы же прекрасно знаете.
– Хорошо, мистер Фрэнк.
– О, боже! – Грег махнул рукой. – Ну ладно, раз не можете, пусть буду мистер. Что все-таки случилось? Что значит эта встреча и квартира? Почему вы не повезли меня в контору или домой? Где мисс О'Нейли?
Мартин словно не расслышал вопросов и начал тихим голосом:
– Я ходил за молоком, по дороге в лавку купил газету и прочел: знаменитый сыщик, там так и было написано, сыщик, владелец конторы «Гуппи» найден в подозрительной частной квартире, принадлежащей некой миссис Клаузен, без сознания, в луже крови и доставлен в клинику. Судя по дате, уже наступил следующий день. Я позвонил мисс О'Нейли, но, – Мартин замялся, поставил чашечку на блюдце, – мне никто не ответил. Тогда я поехал в госпиталь. Там долго не хотели пускать, но потом все же я прорвался к какому-то толстому с черной гривой волос доктору. Тот сообщил: вам должны делать операцию, но прежде владелец приказал связаться с «Гуппи» и установить ваши финансовые возможности.
– Черт знает что, человек вот-вот отправится к праотцам, а они интересуются, сможет ли он заплатить. А если нет? Сдыхай! – Грег плеснул в чашку кофе, рука слегка дрожала.
– У них такой порядок, – спокойно продолжал Мартин. – Я поинтересовался, сколько это стоит. Врач назвал солидную сумму. У меня имелись деньги, и я их внес.
– Вы? Вы внесли свои деньги? – Грег вскочил. – А мисс О'Нейли?
– Да, мистер Грег. Надо было торопиться – они же не приступили к лечению. А мисс О'Нейли я найти не мог.
– Позвонили бы домой, ну я не знаю, – начал Фрэнк.
– Ее не было там.
– Куда же она делась? – Грег удивленно вытаращил глаза. – Она ведь тоже, наверное, прочла газету? Неужели эти сволочи расправились с ней?
– Мне неизвестно. Правда, усатый доктор сообщил: звонила женщина и очень подробно, он сказал, въедливо, расспрашивала, как вы там и чем это может кончиться.
– Что это?
– Ну ваше ранение.
– А что же доктор?
– Он ответил – в самом лучшем случае вы будете, извините меня, инвалидом. Он так сказал.
– Ах вот как. И тогда эта дама перестала звонить?
– Этого я не знаю.
– Все ясно, негодяи подсунули какую-то свою бабенку, чтобы выяснить положение вещей, а Вирджинию им удалось устранить. Ладно, рассказывайте дальше.
– После беседы с врачом я понял: в лечебнице вы пробудете долго. Денег, которые я заплатил, хватало на операцию и дней на пять пребывания в клинике. Я несколько раз пытался связаться с мисс О'Нейли, но опять безрезультатно. Приблизительно неделю спустя прочел объявление в газете: фирма «Гуппи» закрыта.
– Как закрыта? Почему? – воскликнул Грег.
– Там так сказано – она прекращает свою деятельность в связи с… – Мартин помолчал, будто подыскивая слова, – в связи с некредитоспособностью.
– Неужели? – начал Фрэнк, но тут же осекся. – Хотя ведь Джин действительно сидела без гроша, а клиенты, очевидно, потребовали неустойку.
– Точно, мистер Фрэнк, потом я узнал – неустойки были почти погашены стоимостью оборудования конторы и обстановки вашей квартиры.
– Как так? И квартиры тоже?
– Да, мистер Фрэнк, вся мебель и вещи пошли с молотка и еще остался долг в полторы тысячи.
Грег плюхнулся на диван, потрясенный услышанным. На лбу выступили капельки пота. Под ложечкой появилась нервная тошнота. Бедная малышка, подумал он о Джин, вот уж кому было трудно одной, можно только представить, как она изворачивалась, обороняясь от кучи стервятников-кредиторов, улаживая дела и спасая его имя от позора банкротства. Он почувствовал острую жалость и нежность к девушке.
– Конечно, мисс О'Нейли погасила долг?
– Нет, мистер Фрэнк.
– Вы хотите сказать – она не заплатила полторы тысячи?
– Да. Это намеревалась сделать миссис Кребс, но я опередил ее и внес деньги сам.
– Опять вы, Мартин? – Фрэнк снова вскочил. – Да кто вы, собственно, такой? Морган, Ротшильд, шейх из Кувейта, Иисус Христос? Откуда у вас такая сумма? – Грег уставился на негра.
– Я продал виллу и участок, который мне завещал мой хозяин мистер Бартлет.
– Господи! – вздохнул Грег и всплеснул руками. – Час от часу не легче! Вы сумасшедший, Мартин. Вы потеряли рассудок и не отдаете себе отчет в том, что творите?
– Мне не оставалось ничего другого. Деньги требовались срочно. Я продал дом, землю и обстановку. Вырученной суммы хватило, чтобы полностью рассчитаться с долгом, заплатить за лечение, снять эту квартиру и еще положить оставшиеся деньги под проценты в банк – нам идет сто долларов в месяц – с голоду не умрем, – просто ответил он.
– Кто не умрет? Что вы городите, Мартин?
– Мы с вами, мистер Фрэнк.
– Да с какой стати вы взвалили на себя такую обузу, Мартин? Вы мне кто: кум, отец, мать, сват-брат?
– Вы много сделали для меня, освободив из тюрьмы и сняв подозрение. Вы всегда мне нравились. А кроме того, зачем одинокому старику такой большой дом и сад У меня никого нет, кроме вас.
– Нет, Мартин, вы ненормальный. Выбрасываете кучу денег коту под хвост на калеку и нищего, который не только не сможет вам их вернуть, а сам не сегодня-завтра сдохнет в нечистотах под забором. Неужели вы не понимаете – моя песенка спета, я мертвец. Я даже никогда не обращусь к мисс О'Нейли. Молодой, здоровой и красивой. Она будет меня разыскивать, я знаю, она меня любит, но я постараюсь исчезнуть. В конце концов пройдет время, она оправится от потрясения, обретет свое счастье, я не стану ей помехой, хотя она моя невеста, почти жена. Но все же, Мартин, зачем вам-то этот слюнявый альтруизм? Ради чего вы это сделали?
– А ради чего вы когда-то помогли Майку, вдове и внучонку мистера Кребса, наконец, заплатили адвокату, чтобы выцарапать меня из кутузки?
– Я-а! – начал Грег и замолчал. Лицо вспыхнуло румянцем. Ему стало стыдно, ибо у него чуть не вырвалось, что он, Грег, совсем другое дело, он-де благородный, культурный и белый человек, способный совершить самые высокие поступки по велению его души и бескорыстного сердца. Ему стало стыдно, что в подсознании притаились подобные мысли – он не мог серьезно допустить: этот негр, вечный чей-то слуга, способен тоже на проявление возвышенных чувств, доброты и людской благодарности.
– Извините, Мартин. Я болтаю ерунду, простите, пожалуйста. – Он взглянул ему в глаза. – Все это свалилось как лавина, я несу чепуху. Продолжайте. Что там дальше?
– А дальше ничего, мистер Фрэнк. Я кончил. Если не считать, что, узнав, когда вы выписываетесь, заехал за вами.
– Ну а мисс О'Нейли? Она-то где? – Грег поднял брови. – Что с ней?
– Она ликвидировала дела в конторе и в вашей квартире и уехала.
– Как уехала? Куда? – вскричал Фрэнк.
– Этого никто не знает. – Он пожал плечами. – Она не оставила адреса, я наводил справки. Ее нет в городе, а может, и в стране.
– Это невероятно, Мартин. Она чудесная девушка, очень меня любит, мы намеревались осенью пожениться. Этого не может быть, Мартин. Ты говоришь неправду, ты обманываешь меня! – Фрэнк рухнул на диван, прижал ладонь к лицу.
Они долго молчали. Грега трясло, плечи дергались, по щекам лились слезы.
Мартин встал со стула, присел рядом, положил руку на голову Фрэнка и тихо, но твердо произнес:
– Надо мужаться, мистер Фрэнк. Она бросила вас. Кроме того, мисс О'Нейли была непорядочной, плохой женщиной. – Он помолчал и шепотом добавил: – В ту страшную ночь, когда умер хозяин, она была у него. Она изредка навещала его и оставалась до утра. Это началось давно, когда она поступила в контору. Потом хозяин категорически запретил ей, узнав про ваши отношения, но она все-таки снова пришла к нему, очевидно, надеясь на наследство. Мисс О'Нейли и похитила рукопись шефа.
– Ты врешь! – дико закричал Грег, лицо его перекосилось. – Врешь! Врешь! Врешь! – Он, теряя сознание, сполз на пол. Как сквозь плотную пелену до него донеслись слова:
– Мне нет смысла обманывать. От вас я видел лишь хорошее. Полиции я ничего не сказал. Не хотел, чтобы имя мистера Бартлета и ваше трепали газеты. Вам я тоже не обмолвился ни словом – зачем лишнее страдание. Успокойтесь, как-нибудь проживем. Вы останетесь здесь, места хватит. И ради бога, не убивайтесь. Эта женщина не стоит того. Нет, не стоит…
Глава XIV
Окончание истории, рассказанной Грегом доктору Эдерсу
Расставшись с доктором Эдерсом у выхода из кафе, Грег, покачиваясь, побрел по тротуару к центру. Мимо проносились шикарные лимузины, обдавая прохожих едким запахом выхлопных газов. На углах улиц торговали цветами. За зеркальными стеклами витрин сверкали самоцветы и золото, струящимся водопадом переливались дорогие меха, лежали горы одежды и деликатесов. Продавцы газет охрипшими голосами выкрикивали очередные сенсации огромной и богатой страны.
На пыльном и заплеванном тротуаре сидел, поджав босые грязные ноги, старик пуэрториканец. Сквозь прорехи в ветхом пончо проглядывало худое, давно не мытое тело. Заскорузлыми пальцами он выуживал из ржавой помятой жестянки гнилые помидоры с осклизлыми макаронами и отправлял их в рот. Впалые щеки, покрытые седой щетиной, были перепачканы томатом.
Из открытого настежь канализационного люка, как чертик из коробочки, выглянул круглоголовый кудрявый негритенок. Захлопал длинными ресницами, показал кому-то язык, состроил рожицу и исчез так же неожиданно, как и появился. Крохотная девчушка в розовом платьице, с бантиками в льняных волосах, размазывая кулачками слезы по румяным щечкам, горько плакала. У ее ножонок расплывался на горячем асфальте стаканчик с мороженым…
«Сама природа, – думал Грег, – сотворила мир так, что все люди смеются и плачут одинаково. Всем им должна быть свойственна независимо от расы, национальности и места обитания одна и та же боль и радость. Но и сюда, казалось бы, в очень личную и сокровенную область, грубо вломился человек со своими новыми законами. И вот вопреки природе и смыслу одни люди стали смеяться над болью других. Несчастья одних стали у других вызывать радость и злорадство, что не их постигли эти беды. Падших начали унижать еще больше, споткнувшихся – безжалостно сшибать с ног, ослабевших – добивать окончательно, втаптывать в грязь самое великое творение природы – гомо сапиенса – с его пусть маленьким, но все же человеческим достоинством. Так о каком же боге и милосердии может идти речь в этом ужасном обществе взаимной вражды?»
«Эдерс прав, – подумал Грег. – Какое дело разжиревшим фирмачам до обездоленных, добывающих пропитание в помойках и мусорных баках. Им начхать, что людям, гомо сапиенсам, нечего есть, негде приклонить голову, нечем прикрыться от холода. На всех открытиях Смайлса придется поставить жирный черный крест. Пусть лежат до лучших времен там, где их и захоронил несчастный гений. Наше общество еще не доросло до того, чтобы по справедливости распорядиться их благами. Действительно, бедные становятся беднее, а богатые богаче. Так мне ли усугублять это? Миль пардон, как говорят французы, я умываю руки. Черта вам с рогами, господа сильные мира сего, копошитесь в своем золотом, но зловонном болоте одни. Загребайте деньги и болтайте о божьей благодати. Жалкие фарисеи и лицемеры».
Фрэнк остановился и посмотрел вверх, где пирамидами сходились в перспективе поблескивающие стеклом, алюминием и сталью гладкие стены небоскребов.
На голубом клочке неба белыми хлопьями, словно пушистый снег, прочертил полосу реактивный самолет.
«Снег? Снег? Откуда это? – напряг память Грег. – Ах да, когда-то Стив читал мне чьи-то стихи в прозе: «Снег падал и не ведал, что он – следы. По этим следам один человек нашел любимую и был счастлив, а другой подкараулил недруга и убил его».
«Господи! Куда мы идем? Куда катится наш проклятый и жестокий мир? Ведь можно с ума сойти, повеситься!»
«И сходят… И вешаются». – Ему почудилось, что где-то внутри, в подсознании, тихо, как дуновение ветерка, прошелестел голос.
«Я бы мог облагодетельствовать миллионы людей…»
«Или сотни миллионов сделать еще более несчастными, – продолжал шелестеть голос, – если гениальные открытия попадут в алчные и грязные руки».
«Я всегда стремился быть справедливым и милосердным…»
«Когда ты заступался за слабого, пытался восстановить равенство всех перед законом, помогал вдове и сироте-ребенку, – голос зашелестел жестче, – тебя избивали до полусмерти, вышвыривали со службы, бросала любимая. За добрые дела приходилось платить болью, куском хлеба и любовью. Но тебе шли навстречу, если надо было обманывать, шантажировать или, замышляя убийство, разыскивать жертву…»
Фрэнк затряс головой.
Машинально он опустил руку в карман и, нащупав доллар Майка, достал его. Одна из трех бороздок была не зачеркнута. Фрэнк потер монету между пальцами и поднес к глазу.
«Хватит, – подумал он, – сколько можно сидеть на шее бедного и честного старика? Черт с ними, с благородными принципами. Я, Фрэнклин Грег, бывший полицейский инспектор, подающий большие надежды, бывший владелец фирмы «Гуппи», способный детектив, бывший здоровый и красивый человек, бывший любимый очаровательной молодой девушки. Бывший, бывший, бывший…»
Грег истерически захохотал. Захохотал так, что из единственного глаза покатилась слеза. Теперь он собирается отправиться на поклон к отпетому бандиту и головорезу за жалким подаянием. Абсурд! Нонсенс! Там получит какое-нибудь местечко в притоне или будет консультировать и натаскивать гангстеров, как лучше заметать следы, в обход закона обтяпывать грязные и темные делишки. Станет солдатом-наемником, винтиком огромной и зловещей машины преступлений, из которой его когда-то вытащил добрый старина Кребс. А что остается делать? Как сказал Мартин: жить-то надо. Но как жить? Как?
Тыльной стороной ладони он смахнул слезу, сжал челюсти. На скулах и висках выступили и перекатились под кожей желваки, расправил поникшие плечи и поднял голову. В мозгу слабо и безвольно запульсировала мысль: «Может быть, разом пора покончить со всем этим кошмаром. Ведь там, в небытии, нет ни горя, ни забот, ни проблем…»
Он опять затряс головой, так что заныли позвонки шеи. Огляделся. Пересек улицу, вошел в бар и небрежно швырнул на стойку меченый доллар.
– Виски! Большую рюмку. И пусть все катится к дьяволу вверх тормашками – сфинкс засмеялся!
Бармен, слегка прищурившись, пристально следил за тем, как, словно юла, на мраморной стойке вертится монета. Затем осторожно, двумя пальцами, будто невесть какую ценность, взял и, сдвинув очки на лоб, поднес к глазам.
– Виски, говоришь? Да еще большую рюмочку? – Он беззвучно засмеялся, обнажив фарфоровые зубы.
– Разумеется, приятель. – Грег ответил бесшабашно.
– Не получится, парень.
– Это почему же?
– Она фальшивая, милейший. – Он приставил ее к глазу, как монокль, словно сквозь металл хотел разглядеть Грега. – Двигай-ка, дорогой, подобру-поздорову, а это – бармен щелчком отбросил доллар к Грегу, – повесь себе на шею в память о моем благородстве и великодушии, что не свистнул полицейского, избавил тебя от сидения на казенном пансионе…
