Текст книги "Когда засмеется сфинкс"
Автор книги: Игорь Подколзин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
Двое поднялись и покинули кабинет.
Майк подождал, когда закрылась дверь, встал и приблизился к Грегу.
Фрэнк удивился, как быстро менялся этот человек. Вспышка гнева прошла мгновенно, и теперь перед детективом был снова тот же, что и раньше, спокойный, даже слегка унылый Майк-череп. Посмотрев на него, Грег поймал себя на том, что лицо гангстера оправдывало кличку, очень напоминало череп, если на него напялить парик битлов.
– То, о чем я вам сейчас поведаю, сразу забудьте. Не стану повторяться – мои люди, мои коллеги к этой истории с раздеванием не имеют никакого отношения. Но я брошу вам небольшую, совсем крохотную зацепочку. Правда, у меня нет полной уверенности, но внутренний голос подсказывает: ниточку стоит потянуть. Потяните осторожно, ибо это смертельно опасно. Повторяю – смертельно. Так вот, постарайтесь покопаться в делишках Дика Робинсона. Нюхом чую – именно в его алхимию ведут все стежки-дорожки. Понятно?
– Спасибо, Майк, – сказал, вставая, Грег. – Можете на меня надеяться, я не проболтаюсь и в то же время последую вашему совету. Благодарю вас.
– Послушайте, Грег. – Майк в раздумье потер себе пальцами кончик носа. – Вам никогда не приходилось встречаться с одним из тех, кто был здесь, когда вы пришли?
– Кого вы имеете в виду, тут находились двое. – Фрэнк насторожился.
– Вот этого. – Гангстер нажал кнопку у телефона.
То, что произошло дальше, заставило Грега в изумлении вскочить. От неожиданности его бросило в пот. На стеке возник круг, похожий на корабельный иллюминатор, только со слегка размытыми краями. За ним Фрэнк отчетливо, как будто преграды вообще не существовало, увидел бар, его он миновал, идя в кабинет, а там за столиком в окружении каких-то людей Дылду. Стена сделалась абсолютно прозрачной, как хорошо промытое стекло, даже скорее это напоминало просто отверстие в другое помещение.
– Не узнаете его? – Голос Майка прозвучал глухо.
– Которого, их там несколько?
– Самого длинного, его зовут Дылда.
– Нет. Никто из тех, кто сидит за столиком, мне незнаком, – ответил твердо Фрэнк, он уже пришел в себя от изумления, вызванного демонстрацией этого необычного явления.
– Ладно. – Майк хмыкнул, словно был недоволен ответом. – А здорово у вас глаза полезли на лоб при виде этой штуки?
– Не скрою, вы меня просто ошарашили, – подтвердил он.
– Нам это приобретение влетело в кругленькую сумму. Мы возлагали на него огромные надежды. – Он сделал паузу. – И просчитались. Действует лишь сквозь одну преграду, с очень маленького расстояния, да и требует подключения к электросети да еще и с повышающим трансформатором. Громоздко. Вот если бы работало от батарейки карманного фонаря – другое дело. А так, – он махнул рукой, – забава. На серьезное дело с оборудованием в полтонны не пойдешь. Годится разве для шантажа – через эту дыру можно снимать. С той стороны ничего не заметно, стена становится как поляризованное стекло. А если подключить магнитофон, можно сварганить пикантный кинофильм.
– Да-а, – протянул со вздохом Грег, вытер платком лоб и ладони. – Куда же теперь деваться благопристойному обывателю? – И словно сам себе ответил: – Некуда ему деться. Благодарю вас, Майк, за все, что вы для меня сделали.
– Не за что. Дайте монету!
Фрэнк протянул доллар. Майк изящным перочинным ножичком с перламутровой инкрустацией на рукоятке зачеркнул крестиком одну зарубку.
– У нас, как в детской сказке о трех желаниях, – засмеялся он. – Монета с тремя надрезами – высшая награда. У вас осталось еще два. Будет плохо – приходите, всегда помогу. – Он легонько похлопал Грега по плечу и подтолкнул к двери. – Ступайте, Грег. До свидания.
– Прощайте, Майк.
Девушка провела его до выхода, ему вернули оружие и выпустили на улицу.
Он немного постоял, словно пытаясь остыть, отдышаться, и прийти в себя от того, что он только что увидел, затем поднял воротник, глубоко засунул руки в карманы и направился к арке. Шаги его гулко отдавались в темном каменном колодце двора, вверху из-за горбатых крыш показалась латунная луна. Изломанные тени кромсали асфальт пустынного двора. Нигде ни огонька, ни шороха, ни каких-либо других звуков, будто он шел по мертвому, покинутому людьми городу. А ведь за каменными толстыми и мрачными стенами жили люди, сотни семей со своими радостями и печалями, на что-то надеющиеся, чего-то ждущие.
Проход соединял двор с переулком и напоминал длинный, темный и узкий туннель. В правой стене чернела выдолбленная неглубокая ниша, в таких обычно устанавливают трансформаторы или распределительные коробки кабелей. Сейчас в ней лежал перевернутый вверх дном помятый мусорный бак с оторванной крышкой, стояла метла и валялась груда тряпья.
Грег помнил: Майк приказал Дылде куда-то отправиться спустя полчаса. Но будет ли тот один или еще с кем? Пойдет этой дорогой или другим путем? А если разговор касался вообще встречи в помещении? Ему ничего не было известно, но он решил подождать.
Фрэнк огляделся вокруг, пожалуй, лучше места для нападения трудно придумать, тем более входящий под арку, пока глаза не привыкнут, будет слегка ослеплен – снаружи значительно светлее. Он отодвинул носком ботинка крышку бачка, протиснулся в нишу и прижался спиной к стене, пахнущей цементом и еще чем-то тухлым.
Ждать пришлось недолго. Где-то недалеко хлопнула дверь, кто-то чертыхнулся, очевидно, споткнувшись, затем раздались уверенные и твердые шаги, несомненно, мужские.
Фрэнк осторожно, затаив дыхание, выглянул из своего укрытия.
На сером фоне проема он увидел четкий силуэт долговязой фигуры. Это был Дылда. На его голове все так же лопухами оттопыривались уши. Слегка покачиваясь, он двигался по самой середине, что-то тихо насвистывая, шел быстро, видимо, торопился к ожидавшей на улице машине.
Грег выругал себя, что не догадался в спешке осмотреть прилегающие переулки.
Дылда проскочил от него в каких-нибудь двух-трех метрах. Пахнуло запахом крепкого мужского одеколона и табака. Фрэнк перешагнул через бак, выхватил пистолет и навскидку выстрелил в затылок бандита.
Грохнуло очень громко. Грег, вздрогнув, присел и пожалел, что забыл навинтить на ствол глушитель. Звук заметался в каменном туннеле, слегка заложило уши, от запаха пороха запершило в горле, защекотало в носу. Он чихнул.
Дылда, даже не вскрикнув, рухнул лицом вниз. Фрэнк подбежал и наклонился над гангстером. Пуля крупного калибра снесла часть черепа – человек был мертв, зубы оскалились, на лице застыла гримаса боли. Вокруг головы расплывалось черное пятно, слышалось тихое журчание – это текла кровь.
Грег, не выпуская оружия из рук, опрометью бросился из-под арки. На улице никого. Ни автомобилей, ни прохожих. Скорее всего в логове не услышали выстрела. Фрэнк, еле сдерживая желание побежать, перешел на противоположную сторону и, стараясь не оглядываться, направился к центру. Его удивило, что, убив человека, он не испытывает ни раскаяния, ни каких-то иных чувств: нервного потрясения, жалости, сожаления, о которых читал в книгах. Нет. Ничего подобного. Правда, не ощущалось и сладостного удовлетворения местью от того, что наконец-то он рассчитался за гибель друга и надругательство над малышкой. Он был удивительно спокоен – это даже насторожило: неужели настолько очерствел и, лишив жизни, пусть негодяя, подонка, но все же человека, не ощущает никаких эмоций.
А ведь, помнится, совсем недавно, возвращаясь из пригорода, торопясь побыстрее добраться до квартиры О'Нейли, он наехал на перебегающего дорогу козленка и чуть-чуть не заревел от жалости. Теперь же было полное безразличие, словно он не совершил самое настоящее убийство, а походя швырнул в урну окурок.
Сзади показался желтый свет фар, с надрывом заурчал мотор. Грег юркнул в парадное и затаился. Автомобиль – развозящий хлеб фургон – прогрохотал мимо. Фрэнк покинул подъезд, распахнул плащ и неторопливо побрел по тротуару.
Глава IX
Информация для размышлений
Домой Фрэнк возвратился поздно. Настроение было препротивное, но совет, данный Майком, – покопаться в делишках Робинсона – вселил надежду, среди мрака, окутавшего загадочное происшествие, засветился, словно светлячок в дремучем лесу, крошечный огонек, к которому он, Фрэнк, и собрался продираться сквозь шипы и непролазные завалы. Он сразу позвонил Джин. Не дождавшись ответа, повесил трубку, отключил телефон, прошлепал босыми ногами в ванную и встал под душ. Грег любил перед сном поплескаться под упругими освежающими струями, включая автомат, чередующий подачу то холодной, то горячей воды, что всегда благотворно действовало на нервную систему. Выскочив на резиновый коврик, насухо растерся мохнатым полотенцем, проглотил пару патентованных таблеток снотворного и завалился спать.
Когда Фрэнк открыл глаза, сквозь неплотно задернутые шторы пробивались яркие лучи солнца, в них, золотясь в воздухе, реяли пылинки. «Видно, хозяйка в мое отсутствие не утруждала себя уборкой», – подумал он и, покосившись на будильник, обнаружил, что уже девять. Грег быстро, по заведенной еще во время житья у Креб-сов привычке сделал зарядку, принял душ, наскоро прожевал бутерброд с ветчиной, запив его чашкой кофе с молоком, захватил «Поляроид» – автоматический фотоаппарат и выбежал на улицу.
Он намеревался побывать на местах происшествий: в церкви, помещении выставки цветов и театре. Осмотреться в обстановке, опросить очевидцев, а если уж очень повезет, обнаружить что-либо, проливающее свет на события предыдущей недели.
Фрэнк возвратился, не чувствуя ног от усталости, после полудня. Как он и ожидал, осмотр и беседа с несколькими на редкость бестолковыми и болтливыми свидетелями дали очень мало, но все же кое-что разузнать удалось. Большинство очевидцев – это были самые разные люди по характеру и общественному положению – в результате сводили весь разговор к деяниям каких-то сверхъестественных сил. А методистка с выставки – средних лет экспансивная особа в очках, которые закрывали пол-лица, так и заявила: перед событием она видела какие-то бесплотные тени, и вели они себя очень подозрительно. Как Грег ни бился, пытаясь выяснить, в чем же заключалась эта подозрительность, путного ответа не получил.
Грег никогда не анализировал материал по частям, вернее, не делал никаких выводов в процессе следствия. Он, как его учил Хитрый Опоссум, старался сначала собрать побольше, не разделяя сведения на важные и второстепенные, и, когда, по его мнению, накапливалось достаточно, уединялся, отрешаясь от всех связей с внешним миром, и приступал скрупулезно раскладывать «по полочкам и кучкам» все, что у него имелось.
Вот и сейчас заполненный записями блокнот и вынутые из бокса фотоаппарата уже обработанные снимки он сложил в большой бумажный конверт и, написав на нем: «Церковь, выставка, варьете», запер в ящик стола. Да, набегался он сегодня, словно спортсмен-марафонец.
На кухне, вытащив из холодильника расфасованные припасы, он быстренько приготовил еду. Из пакета с замороженным овощным супом, пары готовых нежно-розовых бифштексов и банки пива получился неплохой обед.
Когда он закладывал грязную посуду в мойку, в передней раздался звонок. Фрэнк положил тарелки на кухонный столик, вытер руки полотенцем и побежал открывать.
На пороге стоял полицейский с большим серым пакетом, перетянутым шпагатом и опечатанным сургучными печатями. Увидев Грега, он, почтительно откашлявшись, спросил:
– Мистер Грег?
– Да, это я, – ответил Фрэнк.
– Простите пожалуйста, удостоверение, если не затруднит.
Фрэнк вернулся в комнату, вынул из кармана пиджака, висевшего на спинке стула, визитную карточку и показал полицейскому.
– Все правильно, – полисмен протянул пакет, – от инспектора Кребса. Извините еще раз. Всего вам доброго.
– До свидания. – Фрэнк захлопнул дверь, прошел в комнату и поместил пакет туда же, где лежал конверт. Затем он полистал записную книжку, отыскал нужный номер и, усевшись с ногами в кресло, позвонил.
Длинные нудные гудки в трубке навевали сон. Он уже начал терять терпение, когда где-то далеко низкий, чуть заспанный мужской голос недовольно произнес:
– Я слушаю.
– Извините, Кинг, я, наверное, разбудил вас, это Грег.
– Разбудили, ну да ладно, все равно пора вставать. Слушаю вас, шеф. – Голос постепенно зазвучал бодрее.
– Необходимо немедленно досье на Дика Робинсона.
– Химика?
– Да. Причем меня не интересуют отдельные темные места или компрометирующие документы. Важно все: жизнеописание, окружение и желательно поподробнее. Дело весьма срочное.
– Детей у него нет?
– По-моему, нет. – Фрэнку было известно, что Кинг не сообщит никаких сведений на человека, если у него есть дети до шестнадцати лет.
– Вам навечно или временно?
– Конечно, временно – дней на семь-десять, не больше.
На другом конце провода молчали.
– Вы меня слышите, Кинг? – спросил Фрэнк.
– Да, шеф, слышу. Я обдумываю, что именно вам представить и сколько с вас запросить?
– Давайте все, что есть, в цене, надеюсь, сойдемся. Я не жадный, идет?
– Хорошо, шеф.
– Когда я смогу получить документы?
– Сегодня вечером. Доставить их вам в контору?
– Нет, домой, и желательно так, чтобы ни одна душа не пронюхала.
– Договорились, мистер Грег, все будет сделано.
– Тогда до встречи. – Фрэнк повесил трубку и, развалившись в кресле, вытянул ноги. Он очень устал. После сытной еды клонило ко сну, хотелось полежать, отдохнуть, отключиться и ни о чем не думать.
За окном на облезлой акации дрались воробьи. Снизу, по коричневому морщинистому стволу, прильнув к нему пушистым белым брюхом, приоткрыв красную зубастую пасть, крался пятнистый котище.
Грег видел, как кот, когда грозило, что беззаботно чирикающие пичуги его увидят, замирал и закрывал глаза. «Вот хитрая шельма», – подумал он.
Нехотя поднявшись, Фрэнк направился в спальню, сбросил одежду и, укрывшись мягким и легким одеялом из верблюжьей шерсти, в блаженстве растянулся на постели. Несколько минут спустя он уже крепко спал, обняв руками большую и плоскую подушку.
Проснулся Грег от непонятного дребезжанья, точно в серванте звенела посуда, когда по мостовой проносится грузовик. Он сел и, словно пытаясь стряхнуть сон, завертел головой. В комнате плавали тени, на потолке высвечивались большие оранжевые квадраты – уличные фонари отражали оконный переплет. Дребезжанье смолкло, но несколько секунд спустя настойчиво повторилось. Фрэнк вскочил и лишь теперь сообразил – звонят в прихожей.
Он сунул ноги в домашние туфли, зашлепал в коридор и распахнул дверь.
Вошел высокого роста, кряжистый, почти квадратный мужчина в темном плаще, очках и берете.
– Добрый вечер, шеф. Я принес то, что обещал.
– Привет, Кинг. Вы, как всегда, обязательны. Набросьте пять процентов за пунктуальность, – засмеялся Грег.
– Ловлю вас на слове, у меня не заржавеет. – Он протянул плоскую черную папку на «молнии». – Здесь все, что нужно. Мне кажется, подробнее о себе не расскажет на исповеди всевышнему и сам мистер Робинсон, кость ему в гортань.
– Спасибо. Выпишите счет и подайте мисс О'Нейли.
– Благодарю вас, шеф. Я больше не нужен?
– Нет, Кинг, спасибо. До свидания.
– Всего доброго. – Человек повернулся и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
* * *
Очень странным человеком был тот, кого называли Кингом – настоящего имени его никто не знал.
Еще в начале работы Грега в «Гуппи» в одной из бесед, когда дело коснулось обстоятельств, связанных с информацией о весьма влиятельном лице, Бартлет объяснил, что лучшим поставщиком подобных сведений является старающийся всегда оставаться «за кадром» некто Кинг, и поведал его историю.
Казалось, на планете не существовало никого добрее этого полного, веселого и жизнерадостного учителя начальной школы. Больше всего на свете он любил детей вообще и своих двух дочек-близнецов, в частности, увлекался фотографией и радио. Вот уж кого поистине можно было назвать отрешенным от всего житейского, кроме мира малышей, и это картавое племя платило ему бескорыстной и преданной признательностью. Не чаял он души и в своей миловидной, застенчивой и не в пример ему хрупкой супруге. Жили они подобно многим мелким служащим: копили на домик, покупали в кредит, рассчитывая каждый цент, никогда не роптали, надеясь на лучшее.
Во время кризиса учитель, как и тысячи прочих, потерял работу – школа закрылась. Что только не делал Кинг, пытаясь найти хоть какое-нибудь место! С рассветом он уходил из дома и до наступления темноты обивал пороги десятков учреждений, контор и фирм. Тщетно. Один за другим являлись судебные исполнители, приобретенное в рассрочку уплывало, как если бы река потекла вспять. Аннулировались взносы, увозились вещи, нависла угроза выселения из квартиры. Для того чтобы извернуться и содержать семью, бывший учитель готов был пойти на все, вплоть до заклада, если бы это было возможно, души дьяволу. И он ухитрился заложить се – злая доля превратила Кинга, а он обладал недюжинной физической силой, в вышибалы дома свиданий. Легче, пожалуй, можно бы было вообразить слона, танцующего адажио, чем Кинга в роли зубодробителя челюстей подгулявших сластолюбцев. Но ничего иного не оставалось – долги, и весьма большие, не только имелись, но и росли, словно грибы после теплого летнего дождя. Проституция официально запрещалась – на открытие домов терпимости патентов не давали, однако предприимчивым «мадамам» никто не препятствовал вести свое дело под вывесками финских бань, косметических салонов, ночных клубов и других «безобидных» заведений.
В одном из них за грошовое жалованье по иронии судьбы и очутился бывший воспитатель детишек. Дальнейшие события развивались как в слезливой бульварной мелодраме, описанной на разный манер в сотнях фривольных повествований.
Фрэнк поначалу отнесся к рассказу Бартлета скептически, ему показалось, что он его сотни раз слышал в различных вариантах с иными героями и действующими лицами.
Однажды – на третий или четвертый день работы – среди посетительниц – тривиальная история – Кинг увидел свою жену, которая направлялась в кабинет с клиентом. Однако дальше все происходило не так, как того требовал закон подобного жанра не было ни душераздирающих сцен, ни благородно-трагических монологов, ни тем более леденящих кровь убийств. Кинг, захватив близнецов, исчез.
Где он пропадал несколько лет, никто не ведал, да и какое дело обывателям до несчастного неудачника. Он вернулся так же неожиданно, как и исчез, разница лишь в том, что, бежав от кредиторов без гроша, возвратился с деньгами и, болтали, с немалыми. Кинг разыскал жену, расплатился с долгами, и семья поселилась в собственном маленьком коттедже.
Когда Бартлет встретился с ним, это был абсолютно другой человек, куда девалось все прежнее – перед ним сидел мрачный, неразговорчивый и злобный циник. Из конфиденциальной беседы шеф узнал: стезей тот выбрал своего рода коллекционирование человеческих пороков, слабостей и грешков более-менее знаменитых или известных людей, совершенно не важно, премьер-министр это или модная певичка из кабаре, находящаяся на содержании у финансового воротилы, важным считалось лишь то – могли ли они платить за сокрытие своих «погрешностей» деньги и быть бездетными, вернее, не иметь детей моложе шестнадцати. Досье Кинга располагало внушительным количеством материалов, и в делах фирмы он сделался человеком нужным, более того – необходимым.
Надо отдать должное: сам Кинг шантажом никогда не занимался, предоставляя за солидную плату делать это отвратительное дело другим, совершенно не интересуясь, что за этим последует: семейная трагедия, крах карьеры или самоубийство.
Он быстро богател, подобная продукция имела бойкий спрос, да и пищи для пополнения экспозиции было предостаточно. Чем больше рос счет в банке, тем, казалось, скупее и безжалостней становился Кинг. Он ничего не жалел для семьи, ограничивая лично себя даже в самом необходимом. Такое поведение удивляло многих, но Хитрый Опоссум пронюхал – у бывшего учителя была идефикс: он мечтал накопить столько денег, сколько потребовалось бы на покупку небольшого, в пять-шесть квадратных миль, острова где-нибудь в Скандинавии или южных морях, куда бы он мог отправиться с женой и детьми подальше от грязи и мерзостей человеческой цивилизации. Это стало его целью в жизни, и он шел к ней, не считаясь ни с чем, через все преграды, жестоко мстя людям за поруганную любовь, за страдания и унижения, полученные когда-то самим.
Грег всегда поражался, как в этом человеке уживались рядом такие несовместимые понятия, как любовь к детям и ненависть к взрослым, доброта и злоба, щедрость и жадность, честность и порядочность со столь постыдными делами, которые ему приходилось совершать для осуществления своей химеры. Это не укладывалось в голове, и, подобно большинству, он решил – Кинг просто-напросто свихнулся, явно не в своем уме и его одержимость не что иное, как психическое расстройство.
Вот каким человеком был тот, кто доставил досье Дика Робинсона.
«Теперь можно заняться сортировкой документов», – подумал Фрэнк и отнес папку в комнату.
Одевшись, он выпил кофе, зажег лампу, разложил на столе собранные материалы и углубился в их изучение, время от времени делая записи в блокнот.
Работал Грег до глубокой ночи, пока не почувствовал, что окончательно отупел, в глазах замелькали розоватые искорки и зашумело в ушах. Хватит. Фрэнк отложил шариковую ручку, провел ладонями по лицу и потянулся в кресле, выгнув спину так, что затрещали позвонки. Теперь он мог привести все свои и чужие наблюдения в более-менее стройную систему и, хотя бы эскизно, в первом приближении, определить направление дальнейших поисков.
Кое-что вырисовывалось весьма отчетливо.
Майк был прав, советуя обратить внимание на химического магната. Получалось: Дик Робинсон действительно изрядно «нахимичил» за свою весьма короткую жизнь, и если не саму разгадку преступления, то уж причины его, без сомнения, искать надо именно здесь. События, о которых рассказывал Кребс, тесно связаны с именем Дика Робинсона.
Пошатываясь от усталости, Фрэнк проковылял в спальню и рухнул на кровать.
Едва первые лучи солнца высветили комнату Грега, он уже был на ногах. Плотно задернул шторы, в рубашке, спортивных брюках и тапочках на босу ногу уселся за стол.
Итак, оставалось подвести итог проделанной работе.
По его заметкам в блокноте получалось: во всех случаях со странным раздеванием обязательно присутствовал или Дик Робинсон, или его молодая и, по отзывам прессы, очаровательная супруга. Не говоря уже о происшествии в храме, где им обоим отводилась главная роль, они были и на выставке экзотических растений, и в варьете на обозрении под интригующим названием «Небесные русалки». Из этого само собой напрашивался вывод: это не просто совпадение, а закономерность, кому-то, пока неизвестному, нужны были именно они, а следовательно, и искать таинственных злоумышленников следует среди лиц, окружающих химического воротилу.
Грег снова придвинул черную папку-досье и перевернул первую страничку.
* * *
Дональд Робинсон, родные и особенно близкие звали его Дик, родился на юге в очень богатой семье. Единственный сын владельца нескольких заводов по производству химических удобрений. Рос, как и все дети его круга, не зная ни в чем отказа. Мотоциклы, а затем и машины, моторные лодки и яхты, пикники и путешествия были для него так же обычны, как мелкие дополнения к костюму для простых людей. Однако ни в каких неблаговидных проступках или скандалах, столь свойственных «золотой молодежи», подпадающих под статьи закона, не замечен. Больше того, отличался трезвостью суждений, в характере, несомненно, рациональное превалировало над эмоциями. Однако не слыл пуританином – имел несколько связей с замужними женщинами и девицами легкого поведения. Ни близких друзей, ни подруги или каких бы то ни было привязанностей. Скорее замкнутый, чем общительный. Не отличался расточительством или склонностью к мотовству.
В восемнадцать лет поступил в университет, одно из привилегированных учебных заведений, где занимался на химико-физическом факультете. Успехами похвастаться не мог. Здесь сблизился, а впоследствии и подружился с сыном одного из профессоров медицины – Робертом Смайлсом, которого все звали Роем, одногодком Дика, серьезным, вдумчивым и талантливым студентом, единственным, кто получал особую стипендию. В этом месте Фрэнк сделал пометку в блокноте – уточнить, не тот ли это Р. Смайлс, статьями которого о генной инженерии, работе над «запрограммированными людьми», совместимости тканей и телепатии восторгался когда-то Бартлет.
Трудно сказать, кто на кого больше влиял, скорее всего это было обоюдно, так как в дальнейшем и у того и у другого произошло постепенное «сглаживание углов»: Дик начал отходить от обычных студенческих проделок и «шалостей», а Рой приобщаться к ним. Скоро молодые люди стали неразлучны, появилось что-то похожее на дружбу, несмотря на явное, резко бросающееся в глаза различие характеров. В конце концов в оригинальных студенческих работах Смайлса все чаще и чаще стало появляться имя Робинсона, сначала в роли помощника или ассистента, а затем и соавтора. Отмечалось: Смайлс параллельно с основным посещал биологический и медицинский факультеты, где тоже проявил отменные способности.
К пятому году обучения оба стали завсегдатаями уже не баров, кафе и ресторанов, а университетской и городской библиотек. В одной из них они и познакомились с первокурсницей Кристиной Хупер, шведкой по национальности, дочерью средней руки судовладельца, вице-президента Скандинавской морской компании.
С этого момента они начали появляться втроем, однако юная Кристи отдавала предпочтение Рою, а к окончанию учебы – он защитил сразу три диплома – их официально считали женихом и невестой.
Грег отодвинул папку и из небольшого фиолетового, с синими разводами водяных знаков конверта вытряхнул на стол несколько фотографий.
Снимки были сделаны, когда мужчинам едва исполнилось по двадцать два, двадцать три года, то есть перед их выпуском.
У Роя вытянутое треугольное, немного скуластое лицо, узкие, но не маленькие глаза, прямой нос, небольшой рот с тонкими губами, небольшие залысины на высоком и гладком лбу В выражении лица что-то мягкое, лирическое, меланхоличное.
Внешность Дика в корне отличалась от внешности друга. Лицо почти прямоугольное, брови вытянутые в одну линию, сходящиеся у переносицы. На лбу две резкие вертикальные складки. Упрямый, слегка тяжеловатый подбородок. Короткие жесткие, стоящие ежиком, волосы. Чувствовалось даже по снимку – этот человек напорист и целеустремлен и уж, будьте уверены, добьется своего во что бы то ни стало и сумеет постоять за себя.
Кристина Хупер выглядела обыкновенной милой и хорошенькой девушкой, с точеным, слегка обсыпанным веснушками носиком, с пушистой, растрепанной мальчишеской прической. Очевидно, легкого, веселого и озорного нрава. На фотографии ее красивого рисунка губы тронула улыбка, на щеках обозначились ямочки, глаза излучали еле-еле сдерживаемый задор, однако что-то в них было настороженное или подозрительное. Грег замечал: обычно такое выражение бывает у людей с еще не устоявшимся, но в изначалии своем твердым характетером. На снимке ее безупречную спортивную фигуру облегал белый теннисный костюмчик. Она стояла, облокотившись на стойку сетки, прижимая к груди ракетку.
Грег вложил фото в конверт и снова приступил к досье.
За несколько дней до защиты диплома Робинсон-старший утонул на отдыхе на островах, где ему принадлежала не только собственная вилла, но и личный пляж. Мать Дика умерла, когда ребенку не исполнилось и года, от рака желудка.
Робинсон-младший, узнав о несчастье с родителем, прервал учебу и вылетел на похороны. Защиту диплома он так и не завершил – пришлось возглавить огромное дело.
Само собой разумеется, после окончания университета Дик пригласил Роя работать к себе – он реконструировал производство, и теперь удобрения занимали в нем самое незначительное место, основной продукцией стали пластики, пластмассы и оборудование для химической промышленности. Для Смайлса создали специальную лабораторию.
С первых шагов самостоятельной деятельности оба значительно преуспели: один на административно-коммерческом поприще, другой – на научном. Однако тут в сведениях чувствовался пробел – не было ясно, над какими же проблемами трудился Смайлс.
Вскоре кончилась учеба и молодой шведки. Опять же само собой разумеется, она приехала к ним и поселилась в квартире жениха. Однако интимной близости между ними не отмечено.
Спустя неделю после ее прибытия стены предприятия потрясли весьма неприятные события, они сразу выплеснулись не только за высокую ограду концерна, но и на страницы местной и центральной прессы. При монтаже уникальной лазерной установки, которую конструировал Рой, обнаружили хищение крупных алмазов; кто-то ловко заменил их обыкновенным хрусталем. Дело приняло такой оборот, что Смайлс предстал перед лицом правосудия с обвинением в краже драгоценных камней большой стоимости.
Дик развил бурную деятельность по реабилитации приятеля. Нанял самых дорогих и модных адвокатов, снял иск предприятия к Смайлсу, внес огромный залог и взял его на поруки. В конце концов дело прикрыли, а вернее, замяли, но работать здесь Рой уже не мог.
Через месяц, оставив квартиру невесте, он уехал в Египет в археологическую экспедицию знаменитого знатока древностей профессора Эдвина. Далее следовал опять пробел, ибо трудно понять, чем же мог заниматься медик-химик-биолог в лаборатории археологов и палеонтологов.
Находясь на раскопках, он редко писал своей любимой – она работала в той же лаборатории, где он трудился раньше.
Не прошло и года, как из Александрии прибыло скорбное сообщение: во время обвала свода одной из гробниц Рой Смайлс погиб, и указывалось место захоронения.
Минуло около двух лет.
Дик и Кристина объявили о своей помолвке в разделе светской хроники городской газеты – пожелтевшая вырезка прилагалась, – а ровно через год состоялось бракосочетание, во время которого и приключилась эта история.
Вот и все.
Материала вроде бы и много, но никаких подходов, связей, зацепок или ниточек Грег пока не видел. И казалось, вообще все обрубается, как удар топора по канату идущей на буксире баржи, – единственный человек, который мог в какой-то мере пролить свет на происшедшее или хоть бы косвенно навести на след – в этом Фрэнк ни на минуту не сомневался – был мертв.
Все остальные люди, имеющие деловые или иные связи, контакты с Диком Робинсоном или его женой, не представляли почти никакого интереса.
Последним документом были несколько вырванных из журнала страниц. Перед Грегом лежала статья «Проблемы генной инженерии». Прочитав ее, он понял – это одна из упоминаемых Бартлетом работ. Роберт Смайлс поднимал в ней вопросы, связанные с «выращиванием» людей, наделенных суммой уникальных качеств.