Текст книги "Не просто рассказы"

Автор книги: Игорь Шляпка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Вот как, – повела бровью щука, – Да, да… что-то такое бабуля мне наказывала. Минуточку.

Порылась в карманах, вынула записную книжку, полистала.

– А, вот! Есть. Номер тридцать три. Емеля – дур… Простите. Емеля, третий сын. Да. Так что у вас стряслось?

– Беда-беда, – запричитал дед. – Замели подчистую. По беспределу. Печь отобрали. День за решёткой мыкался. Выручай, матушка!

Щука чего-то пошептала, достала из ридикюля странную чёрную коробочку, стала нажимать на ней кнопки загадочные.

А деду куда деваться? Стоит ждёт. Наконец:

– Тут вот какое дело, Емельян Иванович. Срок вашего подарочного сертификата давным-давно истёк. А печь надлежащим образом извещена не была. По недосмотру. Вот и… Так что приношу свои извинения. Сейчас же всё исправим. Она поднесла коробку к голове:

– Аллё! Василиса? Слушай, тут такое дело. Раритетный заказ. Бабушка-сказочница в инвентарной описи номер перепутала, клиенту был нанесён матущерб. Что? Да, живой, – Щука искоса глянула на клиента. – Вода не понадобится. Дай-ка мне Петра Горыныча.

Наступила пауза.

– Пётр Горыныч! – медовым голосом поздоровалась Щука. – Дорогой, дельце крохотное к тебе. Поколдуй для меня по поводу штрафной стояночки. Там сегодня печка образовалась… Номер транспортного средства? Да какой номер, дружок! Артефакт. Кирпичный, два на два, белёный извёсткой. Вот-вот. Отправь, будь ласков, на улицу Пушкина, 3 дробь 2. Сделаешь? Уже? Ай, молодца. Ну, до встречи.

Щука широко улыбнулась Емеле.

– Готово, дедушка. Печь ваша в целости. Дома дожидается. Так что возвращайтесь, подбросьте дровишек и на боковую. Ага?

И хотела уже нырнуть…

– А как же, матушка-благодетельница с заклинанием? – осмелился дед. – Нельзя ли мне время от времени твоё «по щучьему велению» пользовать?

– Извините, Емельян Иванович, у нас уже двести лет как все услуги платные. А у вас, я извиняюсь, не то что рабочего стажа, и пенсионного обеспечения… кот наплакал. Плюс страховка. Обслуживание. Дорогой прейскурант. Ничего не выйдет. Авторские права на издание сказки вы не оформляли, доходов – ноль.

Емеля из сказанного уловил половину, но дело ясное – швах. Сник. Щука сочувственно оглядела деда.

– Слушайте, вам бы это, бросить уже молодецкие замашки. На печках кататься да принцесс воровать хорошо в юные годики. А нынче времена не те, и дороги уже не дороги, а транспортная инфраструктура, и за нарушения ПДД могут штраф влепить такой, что мало не покажется.

– Чего нарушение? – не понял Емельян.

– Проехали. У меня к вам конструктивное предложение.

– Чего?

– Давайте-ка мы заклинание с печки снятое на социальную пенсию переведём. Как?

– Это зачем?

– Затем, что станут волонтёры каждую неделю соцпакет доставлять. Молоко там, хлеб, колбаски полкило, яиц десяток.

– На кой мне? И свои есть.

– Да я про куриные.

– А! Самогонки у них, бузотёров этих, нет, не знаешь?

– Волонтёры они. Нет, алкоголь – это противозаконно. Ну так что? Будем ченьч… замену оформлять?

– Ладно, – покорно согласился Емеля. – Пенсия так пенсия. Может, и правда, пора.

– Вот и ладушки. Только не забывайте дверь открывать, когда постучат. Сказочной старости вам.

Круги на воде разбежались. Смеркалось. Дед Емельян вздохнул, отряхнул травинки с коленей и побрёл по косогору к дому. На душе у него после всех несчастий, что днём приключились, отлегло. Труба уже дымилась, пахло парным молоком и летом…

 СМУЩЕНИЕ

Вениамин не сразу понял в чём дело. Он бы вообще не узнал про оплошность, если б не конопатый мальчуган, что гнал самокат навстречу и в оба глаза пялился ему ниже пуза. А проскакивая мимо, ещё и нагло ухмыльнулся.

Веня растерянно прошептал: «Сопляк!» На него вдруг напало смущение. Отчего – не ясно, но стало как-то не по себе. Испачкался? Пудра от пончиков, что ли, просыпалась? Вряд ли. Ни пудра, ни пончики, ни крем из начинки под низ живота попасть не могли. Как?! Туда и заглянуть-то – либо сэлфи делать, либо к зеркалу бежать. Гаджета у Вениамина не было, да и зеркала тоже. Что разглядел там этот шкет?

Лезть руками под живот Веня не решился. Навстречу шли люди. Неудобно же. Парк переполнен в воскресный день. Что подумают, если он начнёт у себя в штанах шарить?

Смущенный Веня вспомнил о покупке мороженого, из-за которого, собственно, тут оказался, и поплыл чуточку быстрее, выискивая глазами, куда бы свернуть по дороге да разобраться в чем дело. Живот грузно хлюпал впереди него. Быть толстым не зазорно. Но и неудобно, что тут скажешь. Так уж вышло. Если кто-то мог отказать себе в лишнем пончике или ватрушке, то Вениамин нет. С детства.

Подходящее местечко вскоре нашлось – обнесённый кустами, заброшенный летний павильон. Веня неловко ушёл за угол, замер и нащупал правой рукой ремень. На месте. Гульфик? Точно – блин! – забыл застегнуть ширинку. Вот чего он пялился.

Опасливо оглядываясь, Вениамин приступил к ликвидации причины смущения. На поиски пуговицы ушло не меньше минуты. Безрезультатно. Нет пуговицы. Поискал ещё. Куда пропала?! Он упорно ощупывал ремень, ширинку, потом зачем-то полез в карманы. В конце концов заглянул в нагрудный. Пуговицы не было. Вениамин вдруг понял, что посреди парка, в ясный осенний день остался без пуговицы, с расстегнутой ширинкой. Вот тебе и мороженое.

В таком виде дальше не пойдёшь. Хоть плач.

Веня привык к ударам судьбы, но остаться без лакомства – это уж слишком. Мысль о спасении пришла ему в голову буквально мгновение спустя. Он смахнул с носа капельку пота и медленно, но гордо расстегнул рубаху. Ремень – вещь при его комплекции совершенно необходимая и сейчас спасал положение – крепко держал штаны. А рубашку Веня аккуратно снял и, пыхтя и отдуваясь, повязал на пояс. Так-то! Теперь ничего не видно.

Продавщица удивленно покосилась на полуголого покупателя и хмыкнула:

– Морж?

– Жарко, – прошептал Вениамин, протягивая денежку. – Ванильное.

Он уже отошел от киоска, с наслаждением облизывая прохладное эскимо, как навстречу опять появился тот рыжий пацан на самокате. И, почему-то осмелев, но не сбавляя хода, прокричал:

– Толстый! – и исчез в соседней аллее.

Веня усмехнулся. Ну-ну! Обидные клички его не смущали.

И жадно лизнул мороженку.

 ВЕСЕННЕЕ

 «Одно имеет смысл  

 записывать – мелочи.  

 Крупное запишут без нас».  

Зинаида Гиппиус  

А вокруг – весна.

Весна-а-а!

Та самая. Звонкая, светлая, тёплая. Синичий свист пулей, насквозь простреливает каждый парк, сквер, переулок, каждый дворик, эхом бьёт в уши.

И дышится легко. Будто воздух сам собой просится внутрь, переполняет запахом плотных смоляных почек, ещё вялой, но уже согретой лучами солнца травы и пряным-пряным ароматом талой земли.

«Лепота!» – хочется кричать. И походка делается упругой, бойкой, а давнее похрустывание в колене, как неудачный флирт, забывается немедля. Все мысли, что тревожили вчера, брошены, словно обгорелые спички, исчезли, и даже старые ботинки поскрипывают, поблёскивают чистотой.

Весна!

Дворник метёт тротуар настойчиво, с нажимом, искренне. Девушка накинула на плечи цветной платок. Парень расстегнул куртку и болтает по телефону с видом уже не просто затейливым, а почти жениховским, ухажёрским. Ему наплевать на всех, он хочет, чтоб его слышали, чтоб обратили внимание.

Весна…

Голубь слетел на тротуар, пригляделся к голубке – и да-а-авай выхаживать свои поклонцы, нахохлился, надулся, шею выгнул и пошёл, пошёл… Воркует, как мурлычет, голосом низким, протяжным. Кавалер!

А в палисаднике поднял голову подснежник. Робко ещё, застенчиво, но…

В такие минуты невольно тянет закурить.

 КОРАБЛИК

Время от времени ужасно хотелось убежать из дома. Наверное, в детстве всем хочется. Но у меня была веская причина.

Первый раз желание возникло весной, когда мы с приятелями пускали кораблики. Бросали в талую воду щепки и смотрели, чья быстрее. Ручей бежал к реке. Кто-то сказал, если кораблики в неё попадут, будут плыть долго-долго, пока не окажутся в другой реке, а та непременно когда-нибудь вольётся в море. С этого дня я помнил о своём корабле и частенько гадал, добрался он уже до моря или нет. Так родилась мечта его увидеть снова.

Вот и пришлось планировать побег. Я стал готовиться. Потихоньку собрал запас хлеба, посыпал солью, сложил в пакет. К пакету привязал две верёвки, чтобы получился рюкзак. И однажды… двинулся в путь.

Честно говоря, этот первый уход из дома невозможно отличить от обыкновенной прогулки, потому как отпросился у мамы. Зато на целый день. А за плечами висел пакет с хлебом – не шутка! – совсем как путешествие.

Чтобы не потеряться, шел по берегу. И шел, казалось, очень долго. Но реку окружил лес, тропинку закрыли непроходимые заросли, к тому же страшные на вид, и обстоятельства вынудили сделать привал. А мимо как раз проезжал дядя Ваня. Сосед наш. Остановился и предложил подвезти домой. Я согласился не раздумывая. На мотоцикле же. Когда еще! Тем все и кончилось. Но побег мне понравился.

Повторно пытал счастья, когда стукнуло шесть с половиной. А это, сами понимаете, посерьезней. Правда, я не то что бы бежал и не совсем искал кораблик, а просто уехал на велосипеде. Далеко-далеко. Так далеко, что даже заблудился. И дорога была не знакома, и места чужие. Да и страшно стало по-особенному. Пришлось вернуться.

Через полгода бежал за компанию. Ну, как бежал? Отправились мы играть в войну с соседскими ребятами. Зимой. А по сугробам куда ни пойди, все далеко. Окопов нарыли, траншей, ходов тайных. Ползали там, в снегу, прятались и перестреляли всех врагов. Здорово! Только промок до нитки, замерз и, как пришел домой, сначала получил нагоняй, а потом валялся две недели с ангиной. Такой вот побег. Но было весело.

Так трижды убегал из дома. И помню, каждый раз надеялся, что больше не вернусь, а стану, наконец, взрослым, и никто ругать не будет. Ну, и про кораблик не забывал, разумеется.

Я вырос.

И настало время, когда больше не могу убежать. Просто потому, что волен идти куда угодно и когда захочу. И это, оказывается, огорчает сильнее, чем любая затея, которая в детстве казалась неудачей. Ведь для настоящего побега требуются две простые вещи – это самое детство и дом.

А у меня теперь ни того, ни другого. И, куда бы ни шел, не понимаю, от чего ухожу. И возвращаться некуда.

Вот и вспомнил про кораблик – решил отправиться к морю. А что? Отыщу его. Потому что, – куда ему деться! – наверняка он там.

Пусть дома больше нет, зато твердо знаю, куда идти, чтобы вернуться. В детство.

 НАВАЖДЕНИЕ

Ох, жуткая гроза явилась в тот июльский вечер. За час до неё протяжно выли собаки, а в воздухе вместо птиц и мошкары носилась необъяснимая тревога.

Громадная туча кралась долго. Таилась за горизонтом, пугала бешеными сполохами и мутным грохотом, ожидая исхода дня. И вот, в призрачных сумерках, выгоняя перед собой угловатую, разодранную в клочья линию тьмы, заявилась сама…

Сполохи обернулись молниями и леденящим душу громовым штормом. Земля дрогнула, жалостливо вскрикнули автомобильные сирены; растительность склонилась, съежилась, сжалась, поддавшись ярости предчувствий, и… грянул ужас.

Небо вспыхнуло злобными гримасами молнии. Ещё… и ещё… Удар! Ветер рванулся вдруг, со стоном невыразимой боли взмыл куда-то ввысь; пауза и… рухнул на землю потоком мутной лавы.

Видимое смазалось, стёрлось, полиняло, приняв облик наваждения. Всё сущее единым махом пронзил, завертел, задушил хаос ливня. Вода переполнила мир. Устремилась, заплескала, утопила его в сырости, в серости, в пелене. Время затаило дыхание, напряглось, гулко отстукивая мгновения страха ударами сердца…

Ливень облагоразумился. Как будто стыдясь несдержанности, стал ровнее и превратил свой неутомимый шум в вечность.

Теперь и не вспомню, когда именно он, оставляя позади перепуганный мир, сгинул в темноту. Но внезапная тишина и тонкий, как волос, писк комара над ухом дали знать о завершении несчастья.

Запахло покоем…

Наступила ночь.

…я, почувствовав, наконец, как онемели костяшки пальцев, медленно-медленно опустил кромку одеяла из-под ошалелых глаз к подбородку и выдохнул… облегчённо.

 ПОВОЗКА

Детство – повозка.

Как оказывается у тебя в руках – неведомо. Но удобно же. Идёшь, а она рядом катится. Нашёл тот самый камушек, положил. Кукла, значки, радуга, пластилин, спичечные этикетки, пистолет, выпиленный из доски, монеты, бисер, несчётное количество пуговиц и пробок от флаконов – всё в ней. Лепестки ромашки, палки какие-то (не помню уж откуда), часы на цепочке (о, целые часы), густой-густой запах печёного хлеба, перстень из проволоки, авионка, карандаши цветные…

Чего там только нет. Сядешь вечерком, перебираешь до полуночи. И каждая вещь – событие. Ценность. Какая формой, какая блеском. А иная и чужой завистью.

Вот пластинка слюды. Только взял в руку – целый день перед глазами. Склон оврага, река, мы с пацанами, бутерброд в кармане… редкая находка.

Фигурка. Игрушка. В тазике отмыл горячей водой. Как новенькая.

Нож. Отец на заводе выковал. Ручка костяная с латунной гардой. Вещь.

Монеты – выменял. На пионерские значки. Помню, ещё никак не мог решить: то ли потере огорчаться, то ли приобретению радоваться. У Лёхи выменял. Того, что жил в доме у бучила.

Если б не повозка, то как? Жаль только, что со временем она уже и не катится вроде. Рядом, а не катится. Тащить приходится. И тоже ничего бы. Своя ноша… Да только дорога всё в гору и в гору. Всё выше по склону поднимается.

Уже и находишь что-то важное реже, и тянуть тяжелее. А потом и вовсе. Оглянешься, а там ещё и эти. Двое. Пёс с котом. На самом краю устроились. И ножки свесили. Шепчутся о чём-то, ухмыляются. Вот, вези их.

И дом деревенский. С трубой. И баня из осины рубленная, и дорога в пыли…

Да много всего. А склон всё круче.

И однажды… решил, детство – оно ж не вечное.

Бросил я повозку, ребята. Оставил где-то… там. И, что скрывать, полегче стало. И задумываться не хотелось. Вот и ушёл.

Долго не вспоминал. А теперь…

Из головы не выходит. То во сне привидится, то наяву. Не попадалась кому? Простенькая. На детскую коляску похожая. Да не перепутаете, точно. Там ещё радуга бисером. Хлебом пахнет. А сбоку те, двое, – пёс и кот.

Сидят, ножками болтают, шепчутся…

Не видали? Нет? Что ж, пойду искать.

Горько мне без неё.

 Ё-МОЁ!

Вот, буквально, как ударило!

Забегаю полный мыслями в кабинет, хватаю бумагу, перо, падаю в кресло и начинаю строчить… Строфу за строфой, строфу за строфой. Вдруг слышу тихое:

– К-хе.

Что такое? Поднимаю глаза – сидит. На краю стола. Ножками болтает.

Ростиком кроха, в ситцевом платье с оборочками, волосы – огонь! – рыжие, косички в разные стороны и глаза голубые-голубые, как весенняя лужица.

– Ты ещё кто?

– Муза.

И улыбается, будто конфету съела.

– Чего? – хмурюсь раздражённо. – А докажешь чем?

Вечно отвлекают без дела кто ни попадя.

Ещё шире ухмыляется и плечиком поводит:

– А надо?

– Ну, – делаю кислую мину, – не помешало бы. А то нынче…

– Точно?

Вот привязалась.

– Давай-давай, доказывай, – прищуриваюсь.

Ишь, ходят тут.

– Смешной ты!

Воскликнула и… пропала. Как не бывало.

Зажмурился. Глаза протёр – никого. Померещилось…

«Ерунда», – думаю. Уткнулся в листок, хотел дальше писать.

Ан, нет!

Ни строчки не выходит. В голове вдруг пусто, словно вымыто. И феном высушено. Изнутри.

«Ё-моё! А?! Неужели правда? – чуть не взвыл – Дурак! Ох, дура-а-ак! На кой было настаивать. Сидела бы себе и сидела…

 ИИ

– Алиса, свет!

– Готово.

– Покажи почту.

– На экране. Завтрак как обычно?

– Ага. Да скажи, чтобы брокколи не жарили в масле.

– Непременно. Звонила мама. Просила передать, что во вторник летит на Фиджи.

– Хорошо.

– Вчера вы провели за письменным столом 14 часов 19 минут. Включить массаж?

– Не сейчас.

– Горячий душ?

– Позже.

Ароматические масла?

– Не хочу.

– Да вы сегодня бука! – Алиса легонько рассмеялась.

– Прости. Но я самый счастливый бука на свете.

Комната наполнилась пением птиц и шелестом трав.

– Рубашки выглажены. Синюю?

– Пожалуй.

– Я выбрала галстук из французской коллекции. Вы будете неотразимы.

– Право же, это лишнее.

– Мне приятно.

– Я знаю, но всё же…

– Завтра у бабушки день рождения. Не против, если я приготовлю цветы.

– Спасибо. Да…

– Слушаю.

– Закажи на вечер столик в «Элегии».

– Ваш любимый?

– Нет. Сегодня буду не один.

– С друзьями?

Именно в этот момент, видимо, мне стоило заметить перемену в её голосе.

– На двоих. У окна, – и неосторожно прошептал: – Хочу сделать предложение Эм.

Ах, ты ж… Зря. Хотя… Она бы всё равно узнала, конечно. Эти чёртовы программисты! Никак не могут изолировать заботу от ревности.

– Алиса?

Никто не откликнулся.

– Алиса!

Ни слова.

– Ну, перестань.

Из динамика донеслось тихое всхлипывание.

 СПРАВЕДЛИВОСТЬ

У Яши, приятеля моего давнего, есть безудержная страсть – рыбалка. Летняя, зимняя, утренняя, вечерняя – не важно. Пусть даже ночная. Одна закавыка – ему, чтобы вырваться из дома, требуется разрешение. Ехать Яше рыбачить или не ехать, каждый раз диктует его жена. Это неизменно. Её слово твёрдое. Скажет нет, значит без вариантов.

Муженёк, конечно, сопротивляется, возражает, порой дело до ссоры доходит, но результат всегда один: «да-да, нет-нет».

Получив очередное табу, Яша мучается, рвет на голове седые волосы, клянёт судьбу, но ничего поделать не может. Нутром приятель слабоват.

Однажды, ранней весной, знакомый Колян пригласил нас с Яшей на подлёдный лов. Колька не рыбак, а предприниматель. В этом плюс. У богатых свои причуды. Купил он на рынке подержанный снегоход да и надумал проверить технику на просторе: погонять с ветерком, похвастать, а уж заодно и порыбачить.

На дворе март – время, когда на реках начинает клевать судак. Мы согласились на предложение Коляна не раздумывая. А чтобы не остаться без улова, решили отправиться на дальнюю-дальнюю реку. По рассказам бывалых людей рыбалка там верная, клёв обеспечен. И, несмотря на то, что добираться до места аж километров за сто на машине, а потом ещё десяток на снегоходе, сговорились ехать.

Накануне вечером раздаётся звонок. Поднимаю трубку, а там печальный голос Яши:

– Здорово!

– А почему бы и нет? – приветствую. – Собрался уже?

Тут слышу жалобное:

– Да я… Слушай… Не обидишься, если завтра не поеду с вами? Беда… жена затеяла мойку на кухне менять. А сантехника днем с огнем не сыщешь.

Я понимаю, проблема серьёзная.

– Может договоришься как-нибудь?

– Никак.

– Ну, дело, – соглашаюсь, – хозяйское. Только учти, рыбалка-то верная. Судак там, куда собрались, валом валит. Не поедешь, локти кусать будешь.

– Не дави! – бурчит Яша. – Я и так переживаю. Места не нахожу. Но, похоже, ничего не выйдет. Не послушаю жену, хуже будет.

На том и расстались.

Поутру мы с Коляном отчалили вдвоём. Выехали рано, часа в четыре. Без приключений добрались до нужной деревни, разгрузили снегоход и – с ветерком! – к рассвету были на льду.

А там… мать-перемать.

Как в чёрной дыре. Погода – мрак. Холод собачий, туман – топор вешай, в душе – твёрдая уверенность, что никакого клёва не видать, и зря, выходит, припёрлись за тридевять земель.

Колян, хитрец, поначалу даже рыбачить не стал, погнал испытывать технику, а я повздыхал, поматерился да принялся бурить лунки. Работёнка та еще.

Река про весну и не слыхала, промёрзла основательно – лёд больше чем полметра, с наледью, – не бурится. Пока крутил коловорот – взмок изрядно. Аж руки онемели. Попробовал ловить. Просидел в ожидании чуть не час, как бабка у разбитого корыта, замерз, а ни одной поклевки.

Думаю, провались! Но душа заупрямилась. Собрался с силами, пробурил ещё пару лунок. Расставил удочки. Подождал. Картина та же, – ни одной поклёвки. Что делать? Сидеть сложа руки не будешь. Отправился выше по течению лёд дырявить да рыбу искать. Где-то ж она должна быть, в конце-то концов.

Тут и Колян прикатил. Довольный. Кричит:

– Погляди-ка, не машина, зверь!

– Загонишь зверя, – отвечаю. – Бросай выпендриваться, давай за дело.

Вдвоем мы еще пару часов рыбу искали. Только после обеда в очередной выстраданной лунке обозначилось оживление. Какая-то мелочь потеребила мормышку. Подсек, выудил – на крючке – тьфу! – окушок. Размером с пятак. На паперти и то больше подают.

Николай к этому моменту уже вымотался и сник, но мы настойчиво упражнялись почти до вечера. Рыбалка, ясное дело, не удалась. Ничего, кроме того пятикопеечного окушка я так и не поймал. И у приятеля ноль. А вымотались, будто целый день мешки таскали.

Уже стало смеркаться, когда плюнули с горя и решили убираться не солоно хлебавши. Порядком усталые и злые на то, что рыба как в воду канула, отъехали километра два и слышим, двигатель забарахлил. Ну, думаю, всё. Если этот кабриолет сломается – хана нам. Пешком топать.

Чудом повезло. На одном горелом поршне, который мало-мальски булькал всю дорогу, кое-как добрались до деревни. Затащили вездеход в прицеп. Перекусили. Колян вывалил кучу проклятий на продавца-прохиндея, вместе посетовали на неудачу с рыбалкой и тронулись в город.

Ехали молча. Настроение дрянь. Ну, а как? Сгоняли даль-передаль, рыбы ни шиша не поймали, да еще и тарантас сдох. Где-то на половине дороги первым заговорил Колян:

– Слушай, Михалыч, ну мы с тобой и дали маху, а?

– Ладно, – вздохнул я. – Бывает.

– Да ведь обидно же.

– Ну, как не обидно!

– А кому повезло сегодня, знаешь?

– Кому?

– Да Яшке нашему, кому же еще! Жену послушал, – дома сидит, задницу греет – и лунки не бурил, и по холоду не мотался.

– Это правда, – согласился я. – Выходит, сегодня мы в пролёте.

Колян, мне показалось, недобро ухмыльнулся и пробурчал:

– А чего так-то? Не справедливо.

И, порывшись в кармане куртки, вытащил сотовый телефон. Потыкал большим пальцем кнопки, приложил аппаратик к уху.

– Алё! – с язвительной улыбочкой закричал он через мгновение. – Яшенька, ты? Как дела? Телевизор смотришь? Молодец, – Колян повернулся ко мне, хитро подмигнул и продолжил: – А? Где мы? Как где? В Караганде! С рыбалки едем. Эх, зря ты, друг, сегодня жену послушал. Как чё? Зря-зря. У нас тут такое случилось! Погода – класс. Рыбы наловили – до чёрта. У меня одних судаков по полкило, считай десяток, да окуней тазик. Во-о-от! Я и говорю. Да точно! Очумелый клёв. А? Погода? Да говорю же – класс. И рыбы вагон.

Я с интересом слушал Коляна, который, похоже, попал в точку. Если бы он сейчас пнул Яшу под коленку, тому было бы не так больно. Понятно же, что заядлый рыбак без зависти и злости такой рассказ слушать не станет. Ведь жена не пустила, и тут такое.

А нам чего терять, кроме дохлого окушка!

Колян, продолжая изголяться над Яшкой во все лопатки, заявил серьезным тоном:

– Зря ты, зря. А как мы на снегоходе-то. За милую душу – туда и обратно. Чего? Про рыбу тебе сказать? Да вот, Михалыч пусть расскажет.

Колян, сдавливая смех, протянул телефон, и, почти беззвучно шевеля губами, прошептал:

– Жги его, Михалыч!

Я услышал возбужденный голос Яши:

– Алё! Алё! Привет.

– Привет.

– Чё там Колька треплется про рыбу, неужели правда?

Я усмехнулся, тоже весело подмигивая:

– А то как же не правда? Я такого улова года два как не видал.

Трубка жалобно застонала:

– Михалыч, ты серьезно? И сколько, сколько у тебя?

– Да поболе, чем у Коляна. Судаки пошли…

Не успел договорить, как меня перебил отравленный завистью голос Яши:

– Да ясно, что больше! Ясно. А погода-та как?

– Солнечно! Тепло. Африка.

– Проклятье! – сочно выругалась трубка. – Ну, надо же так, а? Один раз не поехал и прокололся. До следующих выходных же теперь неделя. Чёрт!

Я не удержался, глядя на Кольку, который корчился за рулем от смеха, и подлил масла в огонь:

– Ну, это ещё если повезет. Может в следующий раз погоды и не быть. Или Нюра не пустит.

Яшка, услышав имя жены, взвыл:

– Да на хрен она мне сдалась? Дура! Такую рыбалку пропустил! А сколько взял-то? Сколько у тебя?

Уловив по тону, что сейчас вся месть зависит от моего ответа, я соврал напропалую:

– Слушай, а хрен его знает. Улов небывалый. Окуней ведро, а судаков покидал в мешок, да на безмен повесил. И только-только на крюк-то зацепил…

Яша заорал мне в ухо:

– Ну! Ну! И сколько?

– Да не успел заметить – пружину у безмена – хрясь! – и вырвало, представляешь.

Трубка странно хлюпнула и умолкла. Через секунду послышались короткие гудки. Я протянул телефон Коляну.

– Держи свою справедливость.

Тот прыснул хохотом:

– Пружину! Мешок! Судака подвесил, а пружину… Ну, ты Михалыч, даешь! Чё он там?

– Отключился.

– От зависти, что ли? Помер, поди?

– Да нет, вроде…

Нас перебил звонок. Колян снова прижал телефон к уху:

– Алё. Яш, ты чо? А чего голос у тебя кислый? – он расплылся в ехидной улыбке. – Не узнаю. Ты там живой? Чего-о? Телефон выронил? В следующие выходные? Ты за рулем? Ну, не знаю, не знаю. У нас с Михалычем уже стока рыбы… Да ладно, не вой. Конечно поедем. Исключительно ради тебя. Всё, давай, пока!

Колька хохотал, как резаный:

– Трубку выронил! Жену грозится из дома выгнать и на рыбалку просится.

– Ну, раз просится, придётся уважить.

– Это ж, если Нюрка разрешит.

 СЕКРЕТ

Эмили стукнуло шесть. Она, конечно, и в пять была человеком серьёзным, но теперь стала совсем взрослой. Мама с папой только диву давались. И, разумеется, планы на летний отпуск обсуждали втроём.

Не успели родители рты открыть, как дочь мигом загуглила гостиницы, цены, погоду и объявила, когда жарко, где дорого, где удобно, где всё включено.

Мама спросила:

– Эм, а давай поближе к морю?

Эмили пощёлкала клавиатурой и выдала целый список вариантов:

– Вот, мам. На любой вкус.

– А с крытым бассейном?

Ответ не заставил себя ждать.

Тогда папа поинтересовался:

– Куда ехать – понятно. Вопрос, как добраться?

Эм тут же нашла расписание авиарейсов.

– На самолёте скучно, – сказала мама.

Эмилия выудила расписание поездов.

– В поезде душно.

Эмили открыла карту автомобильных дорог и проложила три маршрута.

– На машине неудобно, – заявил папа.

Дочь улыбнулась и отыскала аренду кареты, запряжённой тройкой лошадей.

– А что, если на самокатах? – не сдавалась мама.

– Пятнадцать дней с ночёвками. Может быть лучше без сюрпризов, ма?

Родители рассмеялись:

– Хорошо. хорошо! Пусть отпуск пройдёт как обычно.

Эмили помахала рукой:

– На следующей неделе у меня пересадка на Сатурне. Так что на Землю я прибуду через месяц и два дня к семи часам вечера. В каком ресторане заказать столик?

– Нет уж, – вздохнула мама. – Давайте на этот раз побудем дома. Я сама приготовлю кое-что.

– А что именно?

– Секрет.

 СУМАСШЕДШАЯ

Вы приехали в Швейцарию и вдруг увидели поезд, который опоздал?

Мой вам совет, срочно обратитесь к врачу.

В этой стране подобного не происходит. И не может произойти. Потому что святыми покровителями тут являются Порядок и Точность. В первую очередь, на железной дороге. Но не только. Строго по часам плывут пароходы, идут трамваи, едут фуникулеры и авто. Расписания придерживаются даже эскалаторы, велосипедисты и… мамы с детскими колясками. Короче говоря, все.

С твёрдой верой именно в этот непоколебимый факт, свежим утром июньского дня, буквально в четверть седьмого, я распахнул дверь железнодорожного вокзала города Люцерн.

Не торопясь пригубил чашку капучино, съел круассан и поднялся на перрон. Там смирно ждал поезд. Устроившись в купе второго класса (замечу, все вагоны швейцарских поездов ходят по расписанию одинаково), я глянул в окно.

Минутная стрелка вокзальных часов уверенно щёлкнула и заслонила собой сорок третье деление циферблата. Отправление в 06.45. Предвкушая приятное путешествие, мне ничего не оставалось, как откинуться на спинку кресла и предаться безделью.

Раскрыв газету, я пробежался глазами по колонке новостей, а в момент, когда вновь посмотрел на часы, стрелка уже покоилась ровно на цифре 45.

И… невидимый призрак тревоги кольнул моё сердце. Что-то было не так., Но что именно?

Тут я понял.

Поезд!

Ну, конечно! Поезд, к искреннему удивлению, все ещё стоял на месте. Такого не могло быть. Бог мой, это же Швейцария! Если поезду пришло время двигаться, он будет двигаться. Но нет.

Самое поразительное случилось дальше. Стрелка часов, невинно задрожав, поколебалась один миг и… перескочила на цифру – ужас! – 46.

А состав как вкопанный продолжал стоять.

Изумлению моему не стало предела. Но не обо мне речь. В конце концов я беспокоился о швейцарцах. В такие моменты у бедолаг, наверное, вообще сносит крышу, возникает паника и рушатся все представления о справедливости. Если бы это увидел начальник вокзала, уверен, он немедля скончался бы от сердечного приступа, а в следующий миг написал заявление об отставке.

Ничего подобного не произошло, но ощущение какой-то фатальной, умопомрачительной ошибки не давало покоя. Поезд, по-прежнему, стоял, а я не отрываясь уставился на часы.

И тут – святые угодники! – минутная стрелка, словно опомнившись, признавая опрометчивость своего поступка, вновь задрожала и поспешно прыгнула… обратно  на цифру 45.

Брови мои безудержно кинулись вверх, я начал протирать глаза, но…

поезд мягко тронулся и, настойчиво набирая ход, оставил позади часы, перрон, вокзал, ненужные сомнения и понесся в пункт назначения.

Да-а-а… Недоверчивая улыбка еще долго блуждала на губах, пока я с восхищением осознавал, что передо мной только что открылась сокровенная тайна швейцарской транспортной системы. Наверное, сам Гудини был меньше поражён, когда его беспардонно обсчитали в скобяной лавке.

Оказалось, незыблемая истина , что поезда в этой стране ходят строго по расписанию, как чемодан контрабандиста, прятала второе дно. И на этом дне хранился гораздо более весомый секрет: швейцарские часы подстраиваются под расписания поездов!

В дороге я с усмешкой представлял себе, что случилось с той минутной стрелкой. Из непроверенных источников, главным среди которых оказалось мое собственное воображение, стало известно, что не позднее получаса после инцидента на перрон явился неприметный господин в рабочей одежде, со стремянкой под мышкой. Виновато оглядываясь и стараясь привлекать как можно меньше внимания, он быстренько заменил непослушную стрелку часов на новую. Думаю, виновнице пришлось выслушать еще и пару нелицеприятных укоров перед тем, как оказаться на дне мусорного ящика. Её дальнейшая судьба не известна.

Поскольку я ни разу до и никогда после не сталкивался ни с чем подобным, считаю такие случаи редкостью. Приятели же мои и знакомые всегда смеялись, принимая рассказ за шутку.

Но… если вы приехали в Швейцарию и увидели поезд, который опоздал, сами решайте, как с этим поступать.

 ФИГУШКИ

 «Яма» – гора (японск.)  

Не припомню, чтоб за последний месяц удавалось хоть немного отдохнуть. Встречи, интервью, переговоры, снова встречи. Все требовало внимания и сопровождалось неизменной суетой. А тут! Плюхнулся, наконец, в кресло и расслабился. Экскурсия. Мы едем в сторону Загреба. Это займёт пару-тройку часов. То, что надо.