Текст книги "Тайны Великой Скифии. Записки исторического следопыта"

Автор книги: Игорь Коломийцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц)

Птица, мышь и лягушка

Впрочем, соседние народы, трепещущие пред воинственными скифами, и без того не осмеливались вторгаться в их земли. Единственное полномасштабное нашествие царство кочевников пережило в 512 году до нашей эры, когда великий персидский завоеватель Дарий I задумал наказать скифов Причерноморья. До этого ему покорилась практически вся Передняя Азия.

Интересно, что этот поход не был вызван какой-либо политической или экономической целесообразностью. Современные историки, правда, пытаются найти в действиях Дария некое рациональное зерно и как-то прояснить смысл данной грандиозной экспедиции, но их версии звучат не совсем убедительно. Говорят, например, что персы пытались обезопасить собственные северные границы в преддверие похода на греков. Или что это была глубокая разведка ^{{44, 187, 208}}.

Однако скифы того времени вовсе не собирались нападать на империю Дария, а значит, персам ничто не угрожало. Следовательно, ни о какой превентивной войне или профилактическом карательном мероприятии речи быть не может. С другой стороны, Дарий прекрасно сознавал, что вторгается в страну, где нет городов и поселений и поэтому завоевать ее в принципе невозможно.

Единственно внятное объяснение целям экспедиции дает все тот же Геродот: достигнув величия, персы захотели отомстить скифам за унижения, нанесенные Мидии во время переднеазиатских походов ^{38}. Как видим, негативная историческая память, проще говоря – жажда мщения, лелеемая столетиями, иногда становится реальной силой, вершащей судьбы народов.

Персы готовились к этой войне, как к никакой иной. Набранная из подвластных им народов армия, по словам Геродота, насчитывала 700 тысяч воинов и 600 кораблей. Другой историк, Ктесий Книдский, считает, что у Дария было 800 тысяч солдат. В любом случае, это было самое большое войско того времени. И не скоро еще такое количество вооруженных людей кому-либо удастся собрать вновь.

Перед началом похода по приказу царя выдающимся древним архитектором Мандроклом, греком с острова Самос, был построен грандиозный мост через Боспор, соединивший Европу с Азией. Затем многотысячная армада подчиненных Дарию народов двинулась по нынешнему болгарскому побережью Черного моря к месту, где горло Дуная разделялось на множество рукавов. Здесь была сооружена понтонная переправа, охранять которую по мудрому совету одного из сподвижников владыки Азии оставили ее строителей – подвластных персам ионийских греков.

Во время продвижения по территории современной Болгарии Дарий без труда подчинил себе все живущие там фракийские племена. Большинство из них, устрашившись огромного войска, сами признали себя подданными владыки персов. «Однако геты, самые храбрые и честные среди фракийцев, оказали царю вооруженное сопротивление, но тотчас были покорены».

Перед лицом широкомасштабной персидской агрессии скифы обратились за помощью ко всем соседним племенам. На совете скифских царей присутствовали посланники множества народов.

Гелоны, будины и савроматы согласились поддержать скифов. Остальные же уклонились, сказав: «Если бы вы прежде не нанесли обиды персам и не начали войны с ними, то мы сочли бы вашу просьбу правильной и охотно помогли бы вам. Однако вы без нашей помощи вторглись в землю персов и владели ею, пока божество допускало это. Теперь это же божество на их стороне, и персы хотят отплатить вам тем же… Нам кажется, что персы пришли не против нас, а против своих обидчиков» ^{38}. Как видим, кроме мести, у персов не было других причин начинать эту войну, и соседи скифов это прекрасно понимали.

Получив такой ответ от потенциальных союзников, скифы разделили свое войско на два отряда и начали отступать, угоняя скот, засыпая колодцы и родники, сжигая за собой траву. Кибитки с женщинами и детьми они заблаговременно отправили на север. Одна из армий, во главе ее стоял царь Скопасис, отходила к Танаису вдоль берега Азовского моря (Меотиды). Второй отряд, под управлением царей Иданфирса и Таксакиса, начал заманивать армию Дария в глубь своей территории, держась от персов на расстоянии одного дневного перехода.

Почему же непобедимые и неустрашимые скифы не приняли бой с войском царя персов и предпочли отступление битве? Ответ чрезвычайно прост, и он коренится в знании тех приемов боя, которыми владели как скифы, так и персы, а точнее, народы, подвластные персам. Для скифов разноплеменная армия Дария в открытом столкновении была самым неудобным противником. И дело не только в численном превосходстве агрессоров.

В составе персидской пехоты были лучники с большими, почти в человеческий рост луками, посылающие стрелы далее, чем скифские конные стрелки. Были и копьеносцы с длинными копьями, чей частокол мог остановить любую кавалерию мира. Тяжелая индийская конница, вооруженная на манер самих скифов «ударными» копьями, хотя и уступала в скорости легкокрылым кочевникам, но в открытом сражении могла обойти с флангов скифское войско и сковать его действия до подхода копьеносной пехоты.

Некогда скифы сами обучили разбитых ими иранцев всем этим воинским премудростям, и теперь пожинали плоды своих наставлений. Ученики пришли в причерноморские степи «поблагодарить за науку» своих учителей. Но мудрый преподаватель всегда оставляет нечто про запас, на всякий случай, если вдруг понадобится провести дополнительный урок.

У скифов этим «нечто» оказалась стратегия отступления. Медлительная армия Дария не могла угнаться за стремительной скифской конницей, особенно отставала персидская пехота. А кавалерия персов, сколько-нибудь способная сблизиться с врагом, была крайне уязвима для стрел конных лучников.

Более того, отступая, скифское войско завело персов в земли тех народов, которые отказали им в поддержке, – в первую очередь меланхленов (одетых в черное), андрофагов (кочевников-людоедов) и оборотней-невров. Только происходившие со скифами от одного легендарного предка Геракла агафирсы, любители роскоши и злата, имевшие общих жен, «дабы не было меж ними зависти», не позволили скифам войти в свои пределы, придвинув к границе собственную армию ^{38}. Остальные народы в страхе разбежались. Скифы же решили оставить фракийское племя агафирсов в покое и повернули из страны невров назад, в родные края. На всем протяжении этого беспрецедентного похода армии персов не нашлось чем поживиться, лишь в землях будинов, где-то на берегах Донца или Дона, им посчастливилось сжечь дотла деревянный город гелонов. Любопытно, что на крайнем севере будинских владений, на берегах реки Оары, впадающей в Меотиду, Дарий внезапно остановился и «приказал построить восемь больших укреплений на равном расстоянии – около 60 стадий друг от друга. Остатки этих укреплений, —замечает далее Геродот, – сохранились еще до нашего времени» ^{38}.

Но когда войско скифов обошло его армию с севера и вернулось в собственные земли, царь персов повелел бросить незаконченные укрепления и повернул на запад.

Осознав, что преследование более быстрых скифов, сопровождаемое к тому же постоянными партизанскими вылазками последних, может продолжаться бесконечно долго, Дарий отправил гонца к верховному царю скифов Иданфирсу с посланием следующего содержания: «Чудак! Зачем ты все время убегаешь, хотя тебе предоставлен выбор? Если ты считаешь себя в состоянии противиться моей силе, то остановись, прекрати свое скитание и сразись со мной. Если же признаешь себя слишком слабым, тогда тебе следует также оставить бегство и, неся в дар своему владыке землю и воду, вступить с ним в переговоры».

В ответ скифы сообщили, что никого не боятся и ни от кого не бегают, а живут «как обычно в мирное время».У них ведь нет городов и нив, чтобы их оборонять. А если персы непременно желают сражаться, то пусть они обнаружат отеческие могилы скифов – тогда они узнают силу гнева последних ^{38}. Скифы небезосновательно полагали, что персы никогда не сумеют отыскать их легендарный Город мертвых – Герры.

Персидская империя в середине первого тысячелетия н. э. и поход Дария.

Разгневанные речами Дария, который назвал себя их владыкой, а самих скифов – рабами, всадники-стрелки усилили натиск на врага. Одну часть армии они отправили к мосту через Дунай – уговаривать ионийских греков разрушить переправу и освободиться от гнета Дария. «Остальные, —пишет Геродот, – решили не завлекать персов дальше, а напасть на них, когда те выходили на поиски пищи… Скифская конница постоянно обращала в бегство вражескую. Бегущие персидские всадники нападали на своих же пехотинцев(здесь правильнее будет перевести – опрокидывали собственную пехоту), которые являлись к ним на помощь. Тогда скифы, отбив нападение конницы, поворачивали назад из страха перед пехотинцами. Подобные же нападения скифы проводили и по ночам».

Единственное, что хоть немного помогало персам, – страх скифских коней перед ревом неведомых им животных – ослов, в избытке находившихся в лагере Дария.

Чтобы царь персов как можно долее задержался в их земле, скифы время от времени давали вражеской армии возможность как бы случайно захватить одно из своих стад. И все же персы, так и не сумевшие разыскать могилы вражеских вождей, попали в очень тяжелое положение. Именно тогда скифские цари послали в подарок Дарию птицу, лягушку, мышь и пять стрел. На словах при этом передали, что персы наверняка достаточно умны, чтобы понять значение этих даров.

Сам Дарий, правда, столь лестной оценки не оправдал: он полагал, что послание означает покорность скифов. Мышь – символ земли, лягушка – воды, птица – лошадей, а стрелы – оружия, и все это подносится к ногам завоевателя. Но более сообразительный советник растолковал дар следующим образом. Если вы, персы, как птицы, не улетите в небо, как мыши, не заберетесь в землю или как лягушки, не поскачете в болото, то не вернетесь назад, пораженные этими стрелами.

После принесения «даров» скифская армия выступила, наконец, в полном составе навстречу сильно ослабленному к тому времени войску персов. Внезапно перед боевым строем скифов проскочил заяц, и те тотчас же бросились в погоню с шумом и криками. Услышав этот гам и разобрав в чем дело, Дарий понял: скифы настолько уверены в своей будущей победе, что готовы развлекаться охотой на пустячного зверя накануне решающего сражения. Эта картина сломила волю непобедимого доселе царя, и он, оставив для прикрытия обоз с ревущими ослами и наиболее ослабевших воинов, с остальными силами бежал к Дунаю.

На следующий день брошенные в лагере ратники взмолились о пощаде, и скифы поняли, что персы улизнули. Кочевники устремились к мосту через Дунай, но обогнали по дороге заплутавшую армию персов и появились у реки раньше. Ионийцы, охранявшие понтонный мост, сделали вид, что поддались на уговоры, изобразили разбор переправы. Обрадованные скифы повернули в степь на поиски врагов. В это время измученное войско Дария наконец добралось до Дуная и, благодаря верности греков, смогло перебраться на другую сторону великой реки. Боги пощадили Дария. И хотя его грандиозный поход на скифов полностью провалился, персидская империя была на время спасена.

«Из всех известных нам народов, – свидетельствует Геродот, – только скифы обладают одним, зато самым важным для человеческой жизни искусством. Оно состоит в том, что ни одному врагу, напавшему на их страну, они не дают спастись, и никто не может их настичь, если только они сами не допустят этого. Ведь у них нет ни городов, ни укреплений, и свои жилища они возят с собой» ^{38}.

Куда они ушли?

Много веков царские скифы владели Северным Причерноморьем. За время, прошедшее после неудачного похода Дария, лишь однажды кочевники встретились с серьезным противником.

В IV веке до нашей эры могучая скифская держава царя Атея распространила свое влияние далеко на запад, во Фракию и на берегах Дуная столкнулась с возвышающейся империей Филиппа Македонского, отца великого Александра. Хитроумный Филипп сделался их союзником и даже помог завоевать племя истриян, однако затем внезапно напал на войско скифов и, как писали древние авторы, одолел кочевников не столько силой, сколько хитростью ^{{89, 229}}. Подробности этой битвы, состоявшейся в 339 году до нашей эры, до нас не дошли. Но, видимо, македоняне сумели отрезать скифской коннице все пути к отступлению, и знаменитая, модернизированная царем Филиппом фаланга сумела с помощью своих чудовищных длинных копий опрокинуть строй стреляющих всадников. Предводитель кочевников Атей, которому к тому времени уже исполнилось 90 лет, погиб в этом бою.

Правда, вторгшись в ближние скифские пределы, владыка Македонии не обнаружил богатой поживы – ни золота, ни серебра, и предпочел в скором времени вернуться, не дожидаясь, когда враги соберут новое войско, и вполне, видимо, довольствуясь пленниками и табунами скифских кобылиц. Впрочем, сохранить даже эту добычу полностью македонскому правителю было не суждено. Союзники скифов – фракийцы-трибаллы – напали на отступавшую армию, отбили часть трофеев, сам царь Филипп едва избежал плена. Римский писатель Помпоний Мела по этому поводу довольно ехидно заметил: «Некогда два царя, осмелившиеся не покорить Скифию, а только войти в нее, а именно – Дарий и Филипп – с трудом нашли путь оттуда» ^{229}.

Ученые полагают, что одержимый планами создания мировой державы Филипп II, готовя поход на Восток, побоялся оставить у себя в тылу сильных и опасных варваров. Если они правы, то главной задачей владыки был захват дунайских переправ, призванный раз и навсегда обезопасить северные границы великой державы.

Впрочем, достичь этой цели коварному Филиппу так и не удалось. В затяжной войне с придунайскими фракийцами-трибаллами он потерпел поражение, и вторжения варваров, в том числе и скифов, на Балканы продолжались всю последующую эпоху.

Его сын, Александр Македонский также мечтал о покорении всей Ойкумены. Однако посланное им за Дунай войско во главе с полководцем Зопирионом, фракийским наместником, в 331 году, спустя восемь лет после гибели царя Атея было наголову разбито под стенами Ольвии. Бежавший к Дунаю военачальник сложил голову на его берегах, опорные пункты македонян в Причерноморье – гавань Истриян и город Никония, были захвачены наступавшими варварами и сожжены. Римский историк Помпей Трог так описал этот поход: «Зопирион, оставленный Александром Великим в качестве наместника Понта, полагая, что его признают ленивым, если он не совершит никакого предприятия, собрал 30 тысяч войска и пошел войной на скифов, но был уничтожен со всей своей армией» ^{229}.

Некоторые современные исследователи полагают, однако, что экспедиция фракийского наместника была вовсе не его личной инициативой, а частью амбициозных планов молодого македонского царя по достижению мирового господства. Она была предпринята в то время, когда сам Александр разгромил основные силы персов и двигался через Иранское нагорье в глубь Азиатского материка. Две македонские армии должны были огнем и мечом пройтись по северу и югу Черного и Каспийского морей и соединиться на территории Средней Азии. Но неудача Зопириона сорвала этот грандиозный проект.

По случаю блестящей победы город Ольвия, осаду которого безуспешно вел незадачливый македонский военачальник, выпустил золотую монету, где наряду с местным богом войны Борис-феном изображено было покрытое славой оружие их союзников – скифов.

Сам Александр Великий столкнулся с некими скифскими племенами на территории Средней Азии. Поход против них, предпринятый великим полководцем древности, сорвался по причине трудностей пустынной местности – жары и безводья. Словом, так и осталась эта страна никем не покоренной ^{{217, 218}}.

Миновало еще почти полстолетия. Уже распалась на множество враждующих царств величественная, но недолговечная империя Александра Македонского. Уже взошла звезда Рима, теснящего на Западе Средиземноморья гордых карфагенян, когда где-то в самом начале III века до нашей эры племена царских скифов внезапно исчезают со страниц исторических хроник.

Кажется невероятным предположение, что столь прославленный, многочисленный и воинственный народ в одночасье был кем-либо истреблен. Да и не было масштабных войн в это время в Северном Причерноморье. Скорее всего, легкие на подъем кочевники просто снялись со своих мест и, погрузив добро на коней и неизменные кибитки, отправились в не ведомом науке направлении.

Отчего же оставили они тучные земли Причерноморья, по Которым кочевали почти четыре столетия, держа в страхе окрестные народы? Отчего бросили храмы Бога Войны с вонзенными вверх мечами? Отчего предали забвению могилы своих царей, окруженные вечными всадниками, чьи пустые глазницы и оскаленные черепа еще долго будут отпугивать путников, случайно попавших в Город мертвых?

Климат на севере Черного моря не стал холоднее – напротив, в эту эпоху отмечается общее потепление в Европе. По-прежнему весело бился о свои берега Понт Евксинский, известный нам под именем «Черное море», шумели, торговали, ловили рыбу и пили вино обитатели греческих городов на его побережье. Все было как обычно. Только скифов не стало. Точнее «царских» скифов – сколотов. Ибо «скифами» римские и эллинистические авторы к тому времени уже именуют практически все народы, некогда попавшие в орбиту влияния бывшего Скифского царства.

Никто им не угрожал, да и была ли в мире сила, способная их испугать? В III веке до нашей эры таковой в Европе точно не существовало. Римская империя лишь начала возвышаться. Занятая тяжкими войнами с Карфагеном и кельтами, она ничем не могла угрожать народам Причерноморья. Диадохи – потомки полководцев Великого Александра, разорвавших его царство на куски, враждовали меж собой и делами Севера абсолютно не интересовались. Время германцев еще не настало, они только-только стали выбираться из болот Дании и Скандинавии, тесня галлов с равнин Рейна и Эльбы.

Не разражались ужасные эпидемии, которые позже, в Средневековье, будут губить до трех четвертей населения отдельных стран и целых континентов. Не случалось и гигантских катаклизмов – территория Причерноморья не погружалась в одночасье в пучину вод подобно мифической стране атлантов. Ни землетрясение, ни пожары, ни наводнение, ни нашествие иноплеменников – словом ничего, что обычно заставляет народы бросать привычные области обитания, не тревожило покой Северного Причерноморья, но хозяева этих мест покинули ставшие им родными земли.

Куда же делась непобедимая армия всадников-стрелков? Куда ушли царственные скифы?

Очевидно, что на восток. Ибо на север по доброй воле никто не уходит, на западе или юге их появление наделало бы слишком много шума, затронув судьбы известных истории народов. И только на восток Великой степи могло уйти войско «гиппотоксотов», не привлекая внимания античных хронистов того времени. Те, и в самом деле, практически не заметили их ухода, продолжая звать скифами или тавроскифами жалкие остатки прежней великой державы.

Именно поэтому Полибий, например, утверждает, что сарматы напали на скифов и быстро их одолели. Скифское государство еще полтора века якобы будет существовать на территории внутренних районов Крыма ^{160}. На самом деле там всегда обитали тавры, а не скифы, и именно тавров покоряли новые хозяева этих мест – сарматы.

В одной из исторических энциклопедий для подростков мне встретилась иллюстрация того, что, по мнению ученых, происходило в это время в регионе. Картина называлась «Битва сарматов со скифами». Сарматское войско представлено тяжеловооруженными, закованными в броню всадниками с длинными штурмовыми копьями наперевес. Среди них немало женщин-амазонок. Несчастные скифы почти не имеют доспехов, затравленно отстреливаются из луков и, конечно же, по общему замыслу сего художественного шедевра, обречены на неминуемое поражение.

Только могло ли быть так на самом деле? «Битва сарматов со скифами» в том виде, как она привиделась редакторам исторической энциклопедии, в реальности была невозможна. Ее вероятность не больше, чем у поединка слона и кита за звание сильнейшего животного нашей планеты. Ибо данные монстры принадлежат к разным стихиям и им не дано встретиться.

Типичный сарматский или аланский воин – это всадник с ног до головы одетый в металл, в чешуйчатой или кольчужной броне, с длинным штурмовым копьем, конец которого подвешивался на специальную цепочку, наброшенную на шею коня. Лошади также были покрыты защитными доспехами. Подобная сверхтяжелая кавалерия имелась только у нескольких родственных народов степного мира – помимо европейских «потомков амазонок», еще у североиранских парфян и некоторых среднеазиатских кочевников. Таких воинов именовали катафрактариями, и в бою эти древнейшие рыцари были чрезвычайно опасны. По команде своих вождей всадники выстраивались в ровную длинную линию на небольшой Дистанции друг от друга и, разогнав лошадей, направляли на врага свои штурмовые копья. Не раз таким способом тяжеловооруженным всадникам сарматов и парфян доводилось сокрушать даже римские легионы – лучшую пехоту той эпохи. Если противнику и удавалось уклониться от копейного острия, его сбивала с ног масса несущейся конной лавы. В ближнем бою смятого и подавленного противника катафрактарии добивали с помощью прямых и узких мечей. Но были у этой тяжелой конницы и свои недостатки: в первую очередь невысокая скорость и быстрая утомляемость перегруженных лошадей ^{{36, 207}}.

А теперь представим, что могло случиться, если эта грозная кавалерия вторглась бы в скифские владения. Скифы не были столь беззащитны, какими их изобразили на картинке в энциклопедии. Они обладали и доспехами, и самым разным вооружением, их конница, несомненно, была более легкой и чрезвычайно выносливой. Недаром ни один враг так и не сумел догнать легкокрылых стреляющих всадников. Поэтому скифам никакого труда не составило бы уклониться от прямого столкновения с катафрактариями сарматов и, держа их на дистанции, осыпать тучей метких стрел. Несомненно, скифы избрали бы ту тактику, которая привела к полному конфузу гигантскую армию Дария I. Это было сделать даже легче, потому что сарматам необходимо было все время останавливаться и приводить в порядок собственный строй. Ведь только в ровной вытянутой линии сарматский воин был защищен от атаки с флангов и тыла, весьма для него опасной ввиду ограниченного прорезью шлема обзора и общей неповоротливости всадника в тяжелых доспехах. Сарматам было не дано настичь скифов в чистом поле, поэтому любая попытка вторгнуться в земли царских скифов была для них равносильна самоубийству.

Разумеется, никакой войны между настоящими скифами-сколотами и родственными им по происхождению сарматскими племенами никогда в реальности не было – это лишь вольные фантазии современных историков. Нашествие «управляемых женами» на бывшее скифское Причерноморье случилось почти через столетие после исчезновения истинных хозяев этих мест.

Обратите внимание – все якобы скифские армии, упомянутые в свидетельствах о войнах и конфликтах II–I веков до нашей эры, состоят в основном из пехотинцев. Что еще раз подтверждает нашу догадку – царские племена к этому времени давно оставили родные пределы. И скифами именовали их бывших подданных.

Лишь изредка ученые честно признают, что не знают подлинных причин перемен, случившихся на рубеже IV–III столетий до Рождества Христова. Например, в «Истории Крыма» Александра Андреева по этому поводу откровенно сказано: «Достоверно неизвестно, как проходил процесс вытеснения скифов из причерноморских степей – военным или мирным путем. В Северном Причерноморье не найдены скифские или сарматские захоронения III века до нашей эры. Распад Великой Скифии отделяет от образования на той же территории Великой Сарматии не менее ста лет. Возможно, в степи была большая многолетняя засуха, исчез корм для лошадей и скифы сами ушли на плодородные земли…» ^{8}.

Это значит, что некоторое время места скифских кочевок оставались пустыми – грозное имя сколотое витало над просторами Северного Причерноморья, отпугивая возможных пришельцев и незримо охраняя покинутый край. Потом постепенно брошенные угодья и оставленные без присмотра народы стали занимать и покорять: с запада – кельтские племена, с востока – родственные скифам сарматы.

Впрочем, большинство современных историков предпочитает не замечать несоответствий, а, следовательно, и не биться над разгадкой тайны ухода царских скифов. В учебниках и специальных научных трудах об этом сказано уклончиво: «В Причерноморье скифов сменили сарматы».Понимай как хочешь – то ли сарматы покорили скифов, то ли сами скифы стали вдруг сарматами.

Скифы, конечно же, доводились последним родней, но все же это были два разных этноса. Любой историк без труда укажет десятки различий в обрядах, оружии и внешнем облике скифов и сарматов. Археологические исследования показывают – не было постепенного вытеснения сарматами скифов, как и не было медленного поглощения одной культуры другой. Была единовременная смена сарматами царских скифов в этих местах без малейших признаков какой-либо войны между данными племенами.

Когда-нибудь кто-либо из ученых – археологов, историков, этнографов или лингвистов – с достаточной долей вероятности сумеет разгадать эту великую загадку Истории и откроет человечеству тайну исчезновения легендарного племени. Пока же царство скифов, как русская Атлантида, свято хранит свои секреты. Лишь одинокие курганы в степи напоминают о величии и былой славе скифских царей.

Спустя пять с лишним столетий с момента ухода всадников-стрелков некий пастух, бродивший со своим стадом в этих краях, заметил, что одна его телка хромает. Озабоченный причиной ее ранения, он проследил кровавые следы животного до места, где оно неосторожно наступило на торчащий из земли меч. Это оружие, как известно, было у царских скифов символом Бога Войны и водружалось на вершинах специально возводимых святилищ. Выкопав ритуальный меч, испуганный пастух отнес его своему властителю. Тот вообразил себя избранником Бога Войны, бичом всех живущих народов. Звали этого владыку Аттила, правитель гуннов.

Но это уже совсем другой век, иной народ и новое царство. И повествование о нем – впереди.