Текст книги "Тайны Великой Скифии. Записки исторического следопыта"

Автор книги: Игорь Коломийцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

Партизаны раннего средневековья

Разгромив в 558–559 годах многочисленные поздние гуннские племена, авары сделались хозяевами всего Северного Кавказа. Казалось, чего еще желать: здесь прекрасные степи, есть горы, богатые железной рудой, рядом – процветающая Византийская империя, готовая платить за свою безопасность, но…

Но слухи о том, что враги-тюрки не успокаиваются и по-прежнему жаждут аварской крови, просачивались и сюда, за Кавказский хребет. Быстрая победа над эфталитами вскружила потомкам волчицы голову, и они уже вполне всерьез полагают себя сильнейшим на Земле народом, претендующим на мировое господство. Уже к 559 году тюрки выходят к северным берегам Каспия, но от дальнейшего преследования своих бывших хозяев их силы отвлекла начавшаяся война с эфталитами.

Стремление этого племени во что бы то ни стало, догнать аваров было так велико, что остается только удивляться, как повезло последним. Лишь конфликт Истеми-хана с Готфаром, царем белых гуннов, спас беглецов от тех, кто шел по их следу. Но авары чувствовали, что за Каспийским морем погоня может задержаться ненадолго, и предпочли податься еще дальше на Запад.

Как писали об этом византийцы: «Убежав от соседей своих тюрок, они(авары) пришли к Боспору, потом, оставив берега так называемого Евксинского Понта(Черного моря), шли вперед, сражаясь по пути с варварами» ^{82}. Это действительно было именно так, ибо с момента нападения на утигуров жужане уже не останавливались – они вошли в Европу, как разогретый нож входит в брусок сливочного масла. И следующим народом, который подвернулся им по дороге к спасению, были наши предки – восточные славяне – анты.

Признаюсь, мой друг, что в данном месте своего повествования автор испытывает некоторое смущение. Дело в том, что он дал самому себе слово написать эту книгу честно и непредвзято, не умаляя, по возможности, достоинств одних народов и не возвеличивая, без необходимости, славу других. Но отдает отчет в том, что большинство из читателей этой книги, несомненно, считают именно славян и, прежде всего восточных, своими прямыми предками, и не хотелось бы излишним реализмом травмировать их нежные души.

Прекрасно понимаю, что из школьного (а кто и из вузовского) курса отечественной истории мы почерпнули определенный, скажем так, парадно-торжественный образ нашего великого пращура – древнего славянина. Который, конечно же, лучше всех прочих – собой хорош, в меру миролюбив, в меру воинственен, и землю свою защитит, и на чужое не претендует. Словом, этакий гибрид Александра Невского с Владимиром – Ясно Солнышко. Читать такую историю, слов нет, очень приятно, хотя и немного приторно.

Удивительного в подобной подаче собственного прошлого ничего нет – всякий народ себя слегка прихорашивает. На каком-то этапе это просто необходимо. В розовом детстве мы, например, читаем добрые сказки со счастливым концом, а не жизненные истории, в которых добро не каждый раз побеждает зло и не всем героям воздается по заслугам. Поэтому тех, кто желает остаться в твердом убеждении, что наши предки всех славнее, всех румяней и белее, призываю дальше эту главу не читать – начните сразу со следующей. Ибо заранее предупреждаю, что рассказывать буду, как все было на самом деле, а не так, как некоторым хотелось бы услышать.

Предки наши – славяне были, увы, ничем не примечательным и достаточно отсталым народом. В чем-то лучше, в чем-то хуже прочих восточных европейцев. Еще Иордан справедливо заметил, что, несмотря на свою многочисленность, они презираемы соседями «ввиду слабости своего оружия» ^{96}. Воины из них, на самом деле, получились откровенно неважные. Кстати, может быть, именно поэтому они и выжили в этих краях в эпоху первой, гуннской волны Великого переселения народов. Отсиделись в лесах и трясинах, а появились на свет божий лишь тогда, когда главные задиры – готы и гунны – из этих мест уже удалились.

Ко времени появления аваров (560 год) единое славянское племя уже почти столетие как поделилось на славян и антов. Причем анты от славян несколько отличались в обычаях и одежде, хотя язык, религия и внешний облик были практически одинаковы. Жили первые между Днепром и Днестром, как указывают нам византийские источники. Археологи их слегка поправляют. С антами они справедливо связывают так называемую пеньковскую археологическую культуру ^{185}.

Ареал ее распространения несколько шире и включает и левобережье Днепра. Чтобы было понятнее, на современной карте – это вытянутый ромб: от Киева на севере до Запорожья на юге, от Харькова на востоке до Кишинева и Каменец-Подольского на западе, – в основном, значительная часть территории нынешней Украины и половина Молдавии.

Самый юг Украины принадлежал кочевникам кутригурам, севернее мест обитания антов селились родственные славянам балты, северо-восточнее – финно-угры. На территории нынешней Румынии жило германское племя гепидов (тех самых «ленивцев», что одолели все же сыновей Аттилы). Северо-западнее, на территории Западной Украины и Южной Польши размещались остальные славянские племена, сохранившие за собой бывшее общее имя – славяне.

По сравнению с предшествующей высокоразвитой черняховской археологической культурой (принадлежащей, конечно же, Готскому царству) пеньковцы, то есть анты, значительно проигрывают. Уровень их быта чрезвычайно архаичен. Как пишет академик Седов, один из лучших отечественных археологов и славистов в работе «Анты»: «…их жизнь «начинается» как бы заново и с более примитивного уровня быта: исчез из употребления гончарный круг, а ассортимент керамики сводится к горшкам и сковородкам. Бронзовые вещи единичны, а стеклянные исчезли совсем» ^{184}.

Как жили наши предки? Если сказать одним словом, то – как партизаны. В смысле, селились возле рек, болот и озер, непременно неподалеку от леса. Выставляли дозоры, и в случае приближения врага бросали свои дома: землянки и полуземлянки, у которых было несколько запасных выходов (на всякий случай), убегали сами и угоняли в местные чащи скот. Но в лесных дебрях взять их было невозможно, ибо мастерски делали засады, обходили врагов сзади, устраивали ловушки. Отсидевшись в лесу, возвращались на родные пепелища (в случае если враг спалил верхние перекрытия домов) и за полгода отстраивались заново – благо, лес рядом.

Византийцы такого образа жизни не понимали, писали: «живут как воры»,в том смысле, что и сами в норах обитают, и все имущество прячут в землю. Археологические раскопки свидетельствуют, что анты и славяне, и в самом деле, хранили главную ценность – собранный урожай – в глубоких ямах, обмазанных глиной или обложенных камнем. Враг пришел. Дома пусты. Скота нет. Урожай в потайной яме, сверху прикрытой землей и дерном. Взять нечего. Поистине славяне были непобедимы. Ибо как победить того, кто не воюет, а прячется?

Были наши славянские предки еще и убежденными анархистами – твердой государственной власти не знали, «начальникам» подчинятся не хотели, племена и рода всегда меж собой спорили и редко приходили к общему мнению. Как писали греки: «Таккак между ними царят различные мнения, то они не соглашаются между собой, или же если которые и согласятся, то другие делают им наперекор, потому что все они различного мнения друг о друге, и никто не хочет послушать другого» ^{77}.

В остальном анты и славяне соседям своим нравились: «Любят свободу и не склонны ни к рабству, ни к повиновению, храбры, в особенности в своей земле – легко переносят холод и жару, недостаток в одежде и пище. К чужестранцам благосклонны, усердно заботятся о них и провожают их из одного места в другое… Взятые в плен у них не обращаются навсегда в рабство, но состоят в неволе только на определенный срок. Женщины у них целомудренны и очень любят своих мужей, так как в случае смерти последних, они ищут себе утешения в смерти и добровольно убивают себя, не будучи в силах переносить одиночества» ^{189}.

Покорение антов

Конечно, цивилизованные ромеи изучали славян не научного любопытства ради, а в первую очередь для того, чтобы знать, как с ними надо воевать, если вдруг придется. Но ведь война недаром зовется ядром политики – в том, как тот или иной народ воюет, видна его душа.

Один из выдающихся военных теоретиков VI века, византийский император Маврикий (в Восточной римской империи того времени императором мог стать только опытный и удачливый военачальник) следующим образом описывал сильные и слабые стороны славян и антов в бою: «Строя не знают, не стараются сражаться вместе или выходить на ровную и открытую местность, а если случайно и отважатся идти в бой, то наступают медленно, издавая крик, и если неприятель отзовется на него, то живо повертывают назад, а если нет, то прямо обращаются в бегство, не стараясь помериться силами с неприятелем» ^{189}.

Однако, у наших предков были и свои сильные стороны: «Они стараются занимать леса, очень усиливающие их, так как прекрасно умеют сражаться в закрытых местах, нередко они бросают добычу, как бы от страха и уходят в леса, а затем, внезапно бросаясь оттуда, наносят большой урон тем, кто подойдет к добыче».В целом славяне охотно «употребляют много хитростей различного рода и вообще как бы дразнят неприятеля».Особенно поражал византийцев один из способов прятаться: «Ложатся на дно реки навзничь и дышат, держа во рту длинные, нарочно для этого просверленные внутри камыши».

Оружие славян, о слабости которого писал еще Иордан, с тех времен практически не изменилось: «Каждый воин вооружен двумя дротиками, а также прочными, но трудно переносимыми с места на место щитами; кроме того, они употребляют деревянные луки и стрелы, наполненные очень сильнодействующим ядом» ^{189}.

Дротик – короткое легкое копье для метания, с таким оружием, и правда, в наступление не пойдешь, самое большее, что можно сделать, – бросить во врага издали да бежать или затаиться и попробовать напасть на него сзади. Громоздкий, видимо, плетеный славянский щит – тоже вещь весьма неудобная, особенно, если необходимо идти в наступление. Деревянные луки гораздо слабее и примитивнее сборных, давно известных скифам, гуннам и прочим кочевникам, изготовленных с использованием рогов и сухожилий животных. Стрела, пущенная из славянского лука, не могла пробить даже кожаный панцирь. Поэтому понадобился яд. Впрочем, его эффективность не стоит преувеличивать – древние давно знали способы борьбы с этим средством – обрезать рану по краям и прижечь, пока отрава не проникла в кровь. Так что особого урона врагу славянское оружие не наносило.

Вообще, серьезного исследователя, изучающего бытие славян в раннем средневековье, должна мучить только одна мысль – как такие слабые в военном отношении, живущие отдельными родами в полном несогласии друг с другом народы могли не только овладеть большей частью Восточной Европы, но и просто выжить в эту суровую жестокую эпоху.

По всем законам, биологическим и социальным, столь слабому и дезорганизованному племени надлежало исчезнуть, быть стертым с лица земли. Практически точно так же живущие и столь же беспомощные финно-угорские племена Восточной Европы – чудь, весь, мещера, мурома и прочие, несть им числа – некогда занимали огромные просторы европейской России – будущие земли Московского царства. Ну, и где они? Остались от них одни лишь названия – Чудское озеро, Мещерские края, Муромские леса.

Вместо того чтобы петь дифирамбы собственным пращурам, неплохо бы отечественным историкам задуматься именно над этой проблемой – отчего славяне выжили и каким образом эти «лесные братья» вдруг обратились гегемоном всей Восточной Европы?

Впрочем, не будем забегать вперед, вернемся в 560 год, когда аварская конница подошла к землям славянского племени антов. Как и следовало догадаться, наши предки избрали свою излюбленную тактику – разбежались по лесам. В войнах с византийцами это давало нужный результат, против аваров – почему-то нет. Объяснение тому простое. Регулярные армии врагов обычно вторгались в славянские земли летом, когда тепло, леса стоят в зеленой листве и густая трава – та же постель, а грибы и ягоды – только руку протяни. Теплолюбивые греки холодной зимы в Скифии боялись пуще огня. Поэтому, не обнаружив в славянских землях ничего достойного внимания, тут же уходили.

Авары оказались врагом посерьезней. Они не испугались крепких украинских морозов и продолжили военную кампанию зимой. А теперь представим: зимний заснеженный лес, белые деревья, следы на снегу. Необходимо разводить костры – иначе неминуемо замерзнешь. Голод заставляет лезть в яму с продовольствием – то есть выдавать ее местоположение врагу. Все славянские хитрости в данном случае тут же обернулись против них самих.

Недаром Менандр Протиктор, единственный византиец, описавший эту военную кампанию, заметил: «Владетели антские были приведены в бедственное положение – авары грабили и опустошали их землю» ^{146}. Грабили – это значит, что по следам на снегу захватчики обнаруживали ямы с припасами, а опустошали – надо понимать, сжигали дома и хозяйственные постройки, обрекая славян на холодную и голодную зиму в неприветливом заснеженном лесу.

Зимняя война 560–561 годов имела для восточных славян катастрофические последствия. Враг захватил большое количество пленных, в первую очередь тех, кто предпочел сдаться, чтобы не замерзнуть в зимней чаще. С целью договориться об их возможном выкупе, весной – летом 561 года в аварский стан прибыл один из влиятельных антских вождей по имени Мезамир.

Был он молод и горяч, держался надменно. По мнению аваров, дерзил без меры, особенно учитывая реальное соотношение сил. Масла в огонь подлил еще и некий «советник Котрагиг» (скорее всего, один из предводителей кутригуров, которых еще иногда называли котрагами). Он донес аварам, что главная беда антов – разобщенность, а дерзкий Мезамир – как раз один из авторитетнейших вождей и чуть ли не единственный, кто может собрать вокруг себя большое войско. В результате без долгих раздумий авары схватили дерзкого славянина и казнили его.

Оставшись без вождя, которого признавали многие, анты попали в еще более тяжелое положение. Некоторые из историков, пишущих о ранних славянах, склонны видеть в Мезамире личность героическую, легендарную – практически первого восточнославянского (русского) царя, к тому же борца за свободу родного народа.

Может быть, это и так, спорить не буду. Замечу лишь, что упоминается эта историческая фигура лишь однажды, все у того же Менандра, и вот, что о нем сказано, слово в слово: «Угнетаемые набегами неприятелей, анты отправили к аварам посланником Мезамира, сына Идаризиева, брата Келагастова, и просили допустить их выкупить некоторых пленников из своего народа. Посланник Мезамир, пустослов и хвастун, по прибытии к аварам закидал их надменными и даже дерзкими речами. Тогда Котрагиг, который был связан родством с аварами и подавал против антов самые неприязненные советы, слыша, что Мезамир говорит надменнее, нежели как прилично посланнику, сказал кагану: «Этот человек имеет великое влияние между антами и может сильно действовать против тех, которые хоть сколько-нибудь являются его врагами. Нужно убить его, а потом без всякого страха напасть на неприятельскую землю». Авары, убежденные словами Котрагига, уклонились от должного к лицу посланника уважения, пренебрегли правами и убили Мезамира. С тех пор больше прежнего стали авары разорять землю антов, не переставая грабить ее и порабощать жителей» ^{146}.

Византиец, чьи симпатии, безусловно, на стороне мирных антов, в это время – союзников ромеев, конечно, аваров осуждает, но и посланника не оправдывает – вместо простого и всем привычного дела – выкупа пленных – раздул ненужный конфликт. И сам голову сложил, и племя, лишенное руководства, поставил в безвыходное положение. Как пишет о сложившейся ситуации Менандр: «Владетели антские были приведены в бедственное положение и утратили свои надежды» ^{146}.

Надежды их, судя по всему, были связаны с тем, что кочевники наконец уберутся восвояси. Когда этого не произошло и следующей зимой авары продолжили беспрерывно рыскать по междуречью Днестра и Днепра, восточные славяне осознали, что еще один суровый холодный сезон они не переживут без домов и очагов, и предпочли покориться пришельцам.

Впрямую византийские историки об этом не пишут, что позволяет некоторым из их российских коллег заявлять, что никакой зависимости от аваров у антов не было. Но весь оставшийся VI век анты, как и остальные славянские племена, действуют уже не самостоятельно, а как подданные кагана Баяна и именно в таком качестве воспринимаются ромеями. Более того, большинство жителей Поднепровья по приказу аваров покидает родные земли и переселяется вместе с кочевниками на юг. Так начнется балканская эпопея древних славян.

Причем не стоит думать, что нынешние восточные славяне (русские и их ближайшие родственники) – это наследники тех, кто остался в днепровско-днестровском регионе, то есть на прежнем месте обитания, а не пошел с аварами на Балканы. На самом деле все было гораздо сложнее.

Франки и «гунны»

Если император Юстиниан Великий, принимая аварское посольство 558 года, и отнесся снисходительно к хвастливым словам варваров, то дальнейшие события, наверняка, заставили его пожалеть о своем легкомысленном отношении к пришельцам.

Василевс ромеев не зря был прозван «Великим». Ему было чем гордиться. Приняв Византийское государство ослабленным и дрожащим перед сонмом варваров, он сумел превратить его в первую мировую державу, вернуть ромеям большинство земель, входивших в состав Великого Рима. Завоевана вся Северная Африка. В 555 году, как раз за три года до прихода новой беды – аваров, закончено покорение Италии. Римские орлы вновь взметнулись над островом Сицилией и над частью Испании. Правда, идет война с заносчивой Персией, и бедствию этому, похоже, нет ни начала ни конца.

Но в Европе вот уже несколько десятилетий не было крупных потрясений. Поднялись против империи склавины и анты – племена многочисленные, смелые, но слабые и беспомощные в битвах. Их приструнили быстро. С тех пор византийские императоры добавили к своему и без того длинному титулу почетное прозвище «антские». Кутригуры тоже недолго радовались грабежам и добычам – вот уже пришли на поклон, и первые две тысячи кочевников с женами и детьми поселены во фракийских провинциях. Да, покой на Западе обходится дорого. Но дело стоит того.

Пока в Европе царил мир, по приказу императора на всем правобережье Дуная и реки Савы строились крепости. Целая система бастионов – новая великая Византийская цитадель! Это вам не Длинные стены, охраняющие лишь Константинополь и подступы к нему. Это несокрушимый вал, который отныне и навсегда защитит всю балканскую часть ромейской державы: Иллирию, Далмацию, Фракию, Мезию, Фессалоники, Элладу и, конечно же, сердце страны, центр мира, мозг Вселенной – величественный город василевса – Константинополь ^{122}.

Но не только крепости строил мудрый император. Он выстраивал отношения. Бастионы – лишь последний рубеж обороны, за который нельзя отступать. Перед ними же надо расположить союзников – варварские племена, готовые верой и правдой служить новому Риму. В Дакии (Румынии) с гуннских времен живут гепиды – дружеское племя. В исполнении договоров обязательны, к разбою не склонны. А чтобы им на ум не пришло случайно ничего худого, с дозволения василевса в 547 году рядом с ними поселили германцев-лангобардов. Знает мудрый император, что крепко не любят друг друга лангобарды с гепидами. Но в империи от этого только мир и покой – пока варвары режут горло соседям, в их головы не лезут мысли о набегах на ромеев.

Боспорские города. Сколько усилий было приложено, чтобы защитить их, оставить в руках империи. Ведь это вся северная торговля. Когда гунны захватили Боспор, разрушили Кены и Фанагорию, император приказал строить флот. Сколько советчиков отговаривало его, сколько упрекало, что попусту растрачивает казну, что никогда ромеям не стать народом морским, что море – удел готов, вандалов и пиратов. Но флот построен. Боспор возвращен. И теперь аланы, как верные часовые, сторожат проходы в Кавказских горах и подступы к богатым черноморским городам.

А сколько денег ушло, сколько посольств отправлено, дабы склонить на сторону римлян безбожных гуннов-савиров и воинственных утигуров. Антам вообще пришлось отдать древний город Туррис в устье Дуная, но уж лучше иметь под боком слабых земледельцев, чем сильных кочевников. Да, стоило все это недешево, но ведь и вторая линия укреплений – дружественные союзные варвары – была также возведена: лангобарды и гепиды, анты и утигуры, савиры и аланы – вот кто должен отражать всех врагов еще на дальних подступах к империи.

И что теперь? Приходит какой-то один народ, да и то изгнанный из своих земель, и вся задуманная вторая линия обороны трещит по швам. Утигуры покорились пришельцам, савиры разбиты и платят им дань. Непостижимо, каким образом, но эти, как их там, авары сумели подчинить себе даже лесное племя антов, вечно прячущееся в чащобах и трясинах.

И что теперь делать? Победоносные авары стоят на Дунае и ждут обещанной земли для вечного поселения. Ссылаются на обещание, которое дал им василевс еще в 558 году. Кто ж знал, что это племя придает такое серьезное значение пустым словам. Иглавное, хотят земли не просто по Дунаю, как обещано было владыкой ромеев в легкой и непринужденной беседе их послу, а непременно на правобережье. Знает, знает император, отчего на правый-то бережок великой реки просятся: тюрок, заклятых врагов своих боятся. На них и понадеялся василевс. Но те оказались пустыми хвастунами. Бахвалились – подайте нам аваров, мы с ними живо справимся. Ну, и где теперь они, эта гроза Востока? Застряли в Средней Азии, учинили войну с эфталитами. Нынче в горах за остатками этого племени бегают.

И давать землю нельзя, особенно на римском берегу – тут только пусти козла в огород – пропали все труды многолетние. И не давать опять-таки нельзя – племя сильное, наглое, не ровен час, пойдут войной. А все войска на персидской границе – в Сирии да на Кавказе. Полководец Юстин, сын Германа (не путать с племянником императора, тоже Юстином), доносит императору, что авары состоят в заговоре и замыслили недоброе. Ждут, когда их перевезут на этот берег Дуная, чтобы тут же напасть на Константинополь.

Конечно, может, и наговаривает сын патриция Германа, недаром же вокруг него тюркские посланники вьются. Но и без подсказок полководца (светлая у парня голова, был бы родственником – ходить бы ему в следующих императорах вместо племянника) знает опытный властитель Юстиниан, что негоже своими руками ворота в крепость отворять противнику. Мудр император.

Недаром даже враги говорят о нем, что он не ест, не спит – только государственными делами занимается, с утра до ночи прием ведет. И не только знатных и родовитых – всех, кто идет с просьбами и жалобами. Все знает, все видит василевс. Но так и положено царю ромеев.

В 562 году в Константинополь второй раз пришли послы от новоявленных варваров. Как записал Менандр: «Юстиниан принял посольство аваров, которые требовали, чтобы им было позволено осмотреть землю, куда их племя могло бы переселиться» ^{146}. Послам вежливо ответили, что император выделяет кагану, да продлит Бог его дни, и всему аварскому племени богатую провинцию и действительно за Дунаем – вторую Паннонию, что расположена между реками Савой и Дравой. О лучшей земле и мечтать нельзя.

Провинция была, и правда, чудо как хороша. Кто владел второй Паннонией и ее столицей Сирмием (ныне сербский город Сремска-Митровица), тот держал в то время за горло всю Иллирию и Далмацию, да что там Балканы – в Северную Италию ходить мог, как к себе домой, ибо именно здесь располагались самые удобные переправы через великий Дунай. Только вот одна неувязочка – земли эти только считались византийскими. А жили на них частично лангобарды, частично гепиды и именно за этот лакомый кусок постоянно ссорились и враждовали между собой.

И еще. Император отказал аварам в перевозке их войска по Дунаю. А это значит, что во вторую Паннонию им, непременно форсируя такие реки как Тиса и Дунай, придется идти самим через земли обоих германских племен – и гепидов, и лангобардов, которые, надо полагать, пришельцам не обрадуются.

Слышали поговорку: близок локоть, да не укусишь? «Подаренная» императором провинция очень эту часть тела напоминала. Что оставалось делать аварам? Только в ярости скрипеть зубами.

Но это еще не все. Как сообщает нам все тот же Менандр: «Юстин(полководец) писал василевсу о задержании аварских послов в Византии, потому что авары не решатся перейти реку, пока послы не будут отпущены. Между тем как Юстин действовал таким образом, он также позаботился и об охране переправы через реку. Он поручил Бону, начальнику дворцовой стражи, оберегать Дунай. Послы аварские, не достигнув цели своего приезда в Византию, получили от василевса обычные подарки, купили все для себя необходимое, между прочим, и оружие, и были отпущены. Однако же василевс дал Юстину тайное повеление каким-нибудь образом отнять у них оружие» ^{146}.

Хотели авары напасть на ромеев или нет, это, пожалуй, навсегда останется для истории загадкой, а вот то, что они нуждались в оружии и пытались закупить его в большом количестве в Константинополе, показывает, что пока им негде было обновлять свои доспехи и копья. Впрочем, закупленное так и не попало к кочевникам. Послов сначала долго под разными предлогами задерживали в столице, «тогда как Баян очень часто приказывал им возвратиться»,затем повели назад самой дальней дорогой, через земли варваров, где их уже поджидали посланные полководцем Юстином убийцы, замаскированные под местных грабителей. Каган аваров, конечно же, прекрасно все понимал, но доказать преднамеренное умерщвление своих послов не мог. Посему обвинял ромеев лишь в недопустимой задержке посланников ^{146}. Но в любом случае отношениям империи с новыми варварами был нанесен еще один серьезный удар.

Пока Византия лихорадочно укрепляла свою придунайскую линию обороны, надеясь, что авары тем временем ввяжутся в войну с гепидами или лангобардами, а то и с теми и с другими разом, кочевники в обход земель придунайских германцев отправились еще дальше на Запад – в земли племени франков. Перенесемся же и мы, пусть мысленно, на самый Запад европейского континента.

Как мы с вами знаем, западногерманское племя франков в конце V века постепенно вытеснило почти всех конкурентов из северных галльских земель. В начале VI века окрепшие властители этого народа сумели прибрать к своим рукам и прочие территории нынешней Франции. В историю эти вожди вошли под именем «длинноволосых королей» династии Меровингов. Ибо единственные из своего племени имели право отпускать очень длинные волосы, которые у владык данного рода были светлые, вьющиеся и, вообще, чудо как хороши.

В качестве собирателя французских земель прославился один из первых Меровингов, знаменитый Хлодвиг I, царь франков. Слово «царь» в применении к тем, кого весь мир знает в качестве предтечь французских монархов, звучит несколько неожиданно. Так и просится на уста слово «король». Но титул этот, как известно, происходит от имени великого полководца и правителя Карла Великого, властителя франков да и доброй половины Европы. А его не то, что самого еще и в проекте не было – прадед императора не был рожден на свет в то время. Поэтому историки и мучаются, не зная, как называть первых правителей этого народа: вожди – не вожди, короли – не короли. В писаниях древних хронистов сих варварских царьков частенько именуют «rex», будем переводить этот титул как «царь».

Так вот, царь Хлодвиг – личность, безусловно, весьма примечательная, а для французов – просто судьбоносная. Во-первых, именно он, в основном, собрал вокруг себя те земли, которые станут потом основой прославленного королевства. Нам сейчас кажется вполне естественным, что французы живут на европейском континенте южнее англичан, севернее испанцев и западнее немцев. Разве могло случиться по-иному?

А между тем это было вполне вероятное развитие исторических событий. Проиграй царь Хлодвиг пару битв, и франки могли оказаться где-нибудь в Испании или на Севере Африки, а то и вовсе раствориться как вандалы, стертые с лица земли темнокожими маврами, или, как тогда их еще называли, «маврусиями».

Во-вторых, Хлодвиг принял христианство в его католической версии. В то время среди франков – наиболее отсталого в культурном плане, хотя сильного и многочисленного германского племени – практиковалось древнее язычество, поклонение идолам и приношение человеческих жертв. Соседние германцы – везеготы и остготы – исповедовали, и уже давно, христианство, но в его арианском варианте. (Вспомним императора Валента, навязавшего эту «ересь» готам).

Часто в истории выгодно никуда не торопиться. Даже с принятием христианства. То, что франки стали католиками, примирило их с местным галло-римским населением, особенно южных провинций, позволило войти в международную семью христианских народов и, естественно, существенно упрочило их внешнеполитические позиции.

Так что с царем Хлодвигом французам просто повезло. В 507 году этот доблестный правитель разбил везеготов, живших на юго-западе Галлии (нынешняя Аквитания), и завладел их землей. Героический правитель уже после того, как враг дрогнул и побежал, сам попал в засаду, чуть было не погиб. «Остался жив благодаря панцирю и быстрому коню» ^{46}. Тулузское королевство везеготов после этой битвы перестало существовать. В 534 году франки (уже после смерти Хлодвига) окончательно присоединят к себе Бургундское королевство, а в 536 году отнимут у остготов Прованс.

Но главное, в чем преуспел Хлодвиг I, – это в истреблении своей многочисленной родни, ибо франкские племена были поделены между членами одного царского рода, и все их мелкие правители приходились друг другу дядями, двоюродными братьями и так далее. Изобретательность Хлодвига в данном деле была безгранична, он натравливал одних царьков на других, подсылал убийц и в конце концов истребил почти всех франкских вождей.

Вот лишь один пример. Хлодвиг пишет письмо честолюбивому сыну Сигиберта Хромого, вождя франков, живших в западногерманских землях (Кельн и Трир), и предлагает помощь в свержении его больного отца. Когда отцеубийца состоялся, он в благодарность предлагает Хлодвигу взять, что понравится из драгоценностей покойного правителя. Тот отвечает, дескать, ничего не надо, пусти лишь моих людей осмотреть сокровищницу. Мол, любопытство замучило. Неблагодарный сын с радостью проводит посланников в закрома родины, где его просят показать нечто снизу сундука и, когда он наклоняется, один из посланцев рубит секирой бедовую голову нового царя. Тут как тут и Хлодвиг с войском: «Франки, один ваш царь коварно убит, другого покарала за преступление судьба. Признавайте меня правителем». Воздержавшихся, надо полагать, не было.