Текст книги "Викториада (СИ)"

Автор книги: Игорь Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава 4

Новое имя.

Они остановились! Просто встали и топчутся на месте, толкаясь и перерыкиваясь между собой, деля территорию. Отставшие одиночки еще плелись мимо троллейбуса, вливаясь в общую массу стада, но их становилось все меньше и меньше. Край этой бурлящей и смердящей толпы был очень близок, просто казалось, что меня отделяла от них протянутая рука. Конечно, я себе дорисовывал ужасную картинку, по-хорошему, до этого шевелящегося ужаса было метров тридцать-сорок, но… «Как же это, блин, близко!»

Спаситель, как-то по-бабски уселся на крыше, поджав ноги по бокам. Он внимательно посмотрел на тусующихся мертвяков, затем зачем-то бросил быстрый взгляд на холм, из-за которого больше не было новых поступлений, и активно призывно замахал мне рукой. Мол, давай быстрее ко мне.

«Точно идиот. Куда бежать «ко мне»? Он что без глаз? Да там мертвяк на мертвяке и мертвяком погоняет. Да, я пока открою, тут столько набегут…» Моя глубокая мысль выразилась в откровенно неприличном жесте. «Что хочешь со мной делай – не пойду и всё!»

Пацан явно выругался. Показал на топчущихся на месте зомби, после чего выразительно закатил глаза и провел ребром ладони по шее. И видя, что я еще упираюсь, но в явных сомнениях, многозначительно постучал пальцем по запястью. Если верить ему, то времени у меня не много, и больше шанса на успешную пробежку не представится. «Ладно, черт с тобой, но если я сдохну… Я по ночам во сне к тебе приходить буду, вот клянусь!»

Я, предварительно положив в нее стрелу, закинул сумку через плечо, подхватил валяющееся на полу свое импровизированное копье и пошел разблокировать дверь. Оказывается, дверь была уже давно разблокирована. Бутылка, которая была вставлена в качестве распорки, улетела в сторону во время конфликта юриста с водителем, и дверь держалась только на честном слове. Отодвинув створку, я выскользнул наружу. Держа копье наперевес, словно какой-нибудь Чингачгук – Большой Змей, я прокрался к кабине. Возле вытянутой из форточки руки водителя, осторожно выглянул на дорогу. Со стороны сбитого, в смысле плотно стоящего, коллектива зомби шел постоянный звук шуршания тел, шарканья ног и бесконечного бормотания. Пацан замахал рукой так, что я испугался, что он сейчас слетит с крыши остановки. «Легко ему на крыше рукомахать… руководить. Попробовал бы тут…». Я еще раз выглянул… «Как же они близко!». Мой инстинкт самосохранения взывал к разуму, вопил, плакал и умолял не делать глупостей и спрятаться обратно в троллейбусе, но я все-таки решился. Поправил сумку, поудобней, чтобы не сильно била по пояснице. Перехватил левой рукой свой посох, зачем-то перекрестился, затем поплевал через левое плечо, постучал по бамперу троллейбуса костяшками пальцев. (Черт с ним, что не дерево, главное чтобы помогло). Постоял еще пару секунд, вспоминая еще какой-нибудь оберег и, приказав развопившемуся инстинкту, в конце концов, заткнуться и не орать мне тут на всю голову, глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, и припустил, что было сил, в сторону остановки.

Мой спринтерский забег с утяжелением плохо отложился у меня в памяти. Помню, что бежал… Быстро... Наверное. Что-то просвистело возле уха. Постоянно хотелось оглянуться, но страшно до усрачки. Когда осознал себя, голова шумела, как трансформатор высокого напряжения. Я сижу, прислонившись спиной к бетонной стене, а в рот мне суют бутылку, из моей же, между прочим, сумки.

Я поперхнулся и закашлялся.

– Ну, что, псих, Какого черта тебя на проспект понесло, и прямо во время утреннего прохода? Тебе что жить надоело? – Голос у пацана, был высокий и мелодичный. Грязное лицо с большими серыми глазами смотрело удивленно и немного с жалостью. Бейсболка, перевернутая козырьком на нестриженый затылок, была старенькая и выцветшая, а джинсовая куртка размера на два больше, словно снятая со старшего брата. – Ты мне должен две стрелы.

Я поковырялся в сумке и достал одну, ту, которую с большими приключениями вытащил из водителя и протянул парню. Забрал из рук спасителя бутылку и снова приложился к горлышку. Пил жадно, словно сейчас польется из ушей.

– Я эту не считала. Еще две потратила… на двух ходунов, которые за тобой кинулись. Так что еще две. – Показав демонстративно два пальца, мой спаситель мило улыбнулся, словно только что кинул меня на круглую сумму.

На этой милой ироничной улыбке я и переполнился. Вода потекла через нос, вызвав приступ кашля. До меня только что дошло, что мой спаситель это и не спаситель, а спасительница.

– Считала?.. Потратила?.., – я пытался унять кашель. – Так ты девчонка?

Она обиженно вскочила, подхватив свой арбалет. – Для кого-то девчонка, но не для тебя. Для тебя, псих, я – Екатерина Сергеевна, которая, между прочим, спасла твой зад от мертвяков. – Она гневно посмотрела на меня сверху вниз. – Две стрелы! – Сказала, как отрезала. Как приговор вынесла на суде. Словно я буду должен на ней жениться, причём, два раза, показав два пальца, больше напоминающие знак «Виктория», а не стрелы.

– Так я не отказываюсь. – Я тяжело поднялся и встал рядом с ней. Ноги тряслись от пережитого напряжения и чрезмерного волнения. Екатерина Сергеевна едва доставала мне до плеча. На вид ей было лет шестнадцать-семнадцать, не больше. Моя покорность в отработке двух стрел смягчил ее взгляд.

«А девчонка ничего так… Глазастая. Конечно, приодеть, поднакрасить…». Мой оценивающий взгляд бесцеремонно был погашен легким ударом приклада по лбу.

– Э-э-э, доминирующий самец, слюни подбери, а то я не постесняюсь и третью стрелу потратить. – Екатерина Сергеевна, демонстративно вставила принесенную мною стрелу в желоб арбалета. – Откуда ты взялся такой?

– Долго рассказывать.

– А я не тороплюсь. Все равно, пока эти ходуны обратно в центр не уберутся, мы никуда отсюда не сдвинемся.

Я пугливо обернулся на шоссе, откуда так торопливо, совсем недавно убегал. С чего начать? Да и поймет ли девчонка, если я сам толком не понимаю, как это произошло. И я начал… сначала начал… с будильника. К моменту, когда я дошел до троллейбуса, Катя уже рыдала от смеха. Я ничего веселого в своем рассказе не находил, да и в том, что со мной произошло грустного, да и страшного было намного больше. Короче, я очередной раз обиделся и замолчал.

Катя, просмеявшись, посмотрела на меня с недоверием, сочувствием и некоторым уважением. Попасть в незнакомый опасный мир и выжить – это надо иметь просто потрясающее везенье.

– Ладно, я почти поверила в твою сумасшедшую историю. Хотя, почему у психа должна быть другая история.

– Я не псих, меня Виктор зовут… Между прочим, – я окончательно обиделся. «Не такая уж она и красавица. Тощая и хамка. Только глаза ничего, но когда она так ржет… надо мной… то и глаза мерзкие».

– Виктор?.. Вик-тор…Виктр…– Она посмаковала имя. – Не, Псих, тебе больше подходит.

Я не стал спорить с обладательницей заряженного арбалета. В конце концов, мне все равно, как меня будет звать грязная девчонка из другого мира.

– И куда я попал?

– В каком смысле?

– Где я?

– Стоишь рядом со мной, – она немного задумалась, – на проспекте Строителей… В городе. Черт! Я посреди дня в городе. Отец убьет меня! И все из-за тебя, придурок. Еще и две стрелы потеряла.

– Почему убьет?

– Потому что нельзя днем в городе. Потому что мертвяки собираются в стаи и… – Она сделала глаза, будто ее кто укусил за задницу. – Как ты можешь этого не знать?

Я пожал плечами. – Не знаю. Наверное, потому, что я не отсюда. – Я наклонился и поднял свой дротик. Открытая сумка лежала в двух шагах. Опираясь на посох, (снова разболелось колено) я с трудом сделал эту пару шагов и поднял сумку. – Приятно было познакомиться, Катя. И… спасибо, что спасла.

Я развернулся к ней спиной и медленно похромал в сторону проспекта. «Сейчас она испугается, что я уйду, и закричит… Постой… Родной… Дорогой… Милый…». Тут вариации у меня были множественные.

– Псих, постой, куда ты собрался?

«Какие бабы все предсказуемые».

– Ты, что забыл, что мне две стрелы должен? И своей «спасибой» ты тут не отделаешься!

«Ну, не совсем, то, что я ожидал, но все-таки».

Она бесшумно подбежала ко мне и заглянула снизу вверх мне в лицо.

– Во-первых, Псих, идти еще рано, обратный проход только начался. Во-вторых, куда ты без меня пойдешь – не дальше того троллейбуса. Ну, и в-третьих, раз ты пришелец, ты должен меня слушаться.

Аргументы ее были более чем убедительны. Я снял с плеча сумку и, бросив ее на землю, уселся рядом. Екатерина устроилась напротив, положив арбалет возле своих ног.

– И сколько еще ждать?

Она пожала плечами, хотя этот жест в мешковатой куртке скорее угадывался. – Час, наверное.

– А что такое проходы?

Она посмотрела на меня как на неразумного ребенка, который спрашивает прописную истину. Но потом в ее взгляде прочиталось: «Ну, что с Психа взять», начала свой рассказ.

– Я не помню, когда это началось. Еще маленькая была. Отец говорит уже лет десять прошло. Люди начали болеть. Много умерло. Вначале их хоронили, пытались лечить, а потом умирать стало столько, что хоронить стало некому. Живых осталось очень мало, и мы переселились на окраину в воинскую часть. Там, где мой папа работал. Я сколько себя помню, живу в этом объекте. Город опустел. Вначале мы ходили в город за припасами, никто нам не мешал. Но потом, отец говорит, приблизительно через неделю, мы стали встречать ходунов, мертвяков или зомбаков. По-разному их зовём. Это мертвые встали и начали бродить по городу. Ночью еще ничего – бродят по одному или сидят в своих квартирах, а днем собираются в огромные стаи на широких улицах. Вот под один такой проход ты и попал. – Она замолчала и усмехнулась. Наверное, у меня было очень выразительное лицо. – Днем мы в город стараемся не соваться, безопасней ближе к вечеру или ночью. Вот я когда возвращалась домой, и так задержалась дальше некуда, вижу, ты от толпы убегаешь. И стало интересно. Я то своих всех знаю. А куда ты шел?

– На работу, – ответил я устало и неопределенно махнул рукой в сторону центра города.

– А что такое работа?

– Это место, где я зарабатываю деньги.

Видимо, это еще больше запутало Катю: – Деньги?

Настала моя очередь удивляться.

– Ну да, деньги, бабки, бабосы, – и видя, что синонимы не добавили ясности, махнул рукой, – не вникай. Короче, я подумал, что там я смогу вернуться назад… к себе.

– Не, ну ты точно псих. Как можно вернуться назад, пойдя куда-то в другое место?

Простота логики меня обескуражила, но почему-то мне казалось, что я делаю все правильно. Правда, объяснить даже себе, а не то, что Кате, почему это правильно, я не мог.

Глава 5

Романтическое путешествие.

Еще час мы сидели в каком-то дворе. Болтали, как старые друзья. Я ей рассказывал о своем мире. Для девчонки – это было, как сказки о принцах и принцессах. Она слушала с распахнутыми от удивления глазами и, по-моему, не очень то и верила. Сказки, они и есть сказки. С тем же успехом я мог рассказывать о гномах, эльфах и драконах. Но к концу моего повествования взгляд ее смягчился, и в нем было больше сочувствия и доверия.

Я замолчал и, делая вид, что занят чертовски важным делом, сосредоточено ковырял черенком своего посоха толстый слой мха на асфальте.

– Ладно, хватит рассиживаться, – Катя поднялась с корточек и посмотрела в сторону проспекта. – Пора идти, а то меня действительно отец прибьет.

Я поднялся и поплелся следом за ней. Катя тенью прошмыгнула до угла и осторожно выглянула, после чего активно замахала мне рукой. – Всё.

Что это за «Всё» я не понял, но успокаивало, только то, что это, наверное, не плохо. Пока я добрел до угла, Девчонка уже скрылась из виду.

«Вот егоза какая, попробуй за ней угнаться». Я выглянул. «Вот зараза!»

Проспект был пуст, не считая моего родного троллейбуса и девчонки радостно, вприпрыжку, скачущую от одного трупа к другому. В руке у нее была короткая стрела для арбалета. Пока я добрел до нее, и вторая стрела была выдернута из черепа мертвяка.

– Это что это такое? – Возмущение переполняло меня и выливалось через все естественные и неестественные отверстия моего тела. – Это ты и раньше предполагала, что вернешь свои… как их? Свои, эти, стрелы. А чего я тебе я тогда должен?

Катя даже остановилась. Пару раз открыла от возмущения рот, но от праведного гнева слова застряли у нее в горле. Возмущенно ткнув в меня кулачком с зажатыми в нем стрелами она, наконец, разразилась. – Ты, Псих, слова то выбирай. Я этими стрелами, между прочим, жизнь тебе спасла. И то, что я их себе вернула, совершенно не отменяет этого факта. А раз ты такой скупердяй, то и третью стрелу я тоже считаю. Ты мне должен ТРИ стрелы!

Высказав, пар в ее котле, наверное, немного стравился, и угроза взрыва миновала, а то я стал беспокоиться, что все эти три стрелы, что я ей должен, будут в качестве уместного украшения торчать уже в моей голове. Но все равно, обида от тупого развода не давала мне успокоиться. Таких ощущений у меня не было, даже когда начальник, после того, как я все выходные делал в офисе сеть, кинул меня с премией.

– Ты, конечно права… в некоторых аспектах, но об условиях сделки надо предупреждать до, а не вместо, а раз условия сделки изначально не оговорены, то и сделки нет. Тебе это любой юрист скажет.

– Ты, Псих, сейчас на какомском говорил? – Девушка недоуменно залупала глазищами.

– На такомском! – Я назидательно поднял палец, пытаясь оформить свою мысль более упрощенно, но как не оформлял, получалось все равно замысловато и витиевато. Поэтому я просто махнул рукой.

– Короче, пошел я куда шел. Спасибо тебе, конечно, но не по пути нам. Иди к своему бате, а то он тебе задницу надерет, за знакомство с незнакомцами. – «Получилось вообще по-дурацки, но хоть понятней, наверное». Я неуклюже помахал ручкой, сделав девчушке «пока-пока» и не оглядываясь, потопал, слегка прихрамывая на ногу, в сторону троллейбуса.

Я прямо спиной чувствовал, как она недоуменно смотрит мне вслед и крутит пальцем у виска. Последнее, что я услышал от нее, когда заходил за свой любимый троллейбус: – «Хотя бы дворами иди, Псих ненормальный».

– Сама дура, – пробурчал я себе под нос. – Питекантроп в юб… в джинсах. Только и умеешь, что из арбалета своего шмалять.

Настроение почему-то ухудшилось, даже колено от расстройства стало сильнее болеть. Было ощущение, что я сделал что-то не так: обидел щенка или отобрал у ребенка конфетку.

– Совесть, тудыть её в растудыть… – Её не обманешь, если поступил некрасиво, то будешь отгребать от своего внутреннего я, пока не извинишься. Но я пока держался, загоняя его голосок в самые глубины сознания. – Обойдется и без извинений. Ей еще самой перед папочкой извиняться за опоздание. Да и за обман нерадивого путника, тоже. Перед папой. Да, и передо мной, тоже было бы не плохо.

Я остановился на холме. Тут я уже был сегодня. Хвост «демонстрации» еще маячил впереди по курсу, и проспект был проходим только в соответствующем демонстрантам виде. С десяток отставших уже привычно толкались на перекрестке, и только двое тоскливо смотрели удаляющейся колонне, не определившись, чего им больше хочется: быть единым целом чего-то великого или гордой индивидуальностью, пускай и небольшого, коллектива перекрестка. От колонны постоянно откалывались такие же индивидуумы, разбредаясь по окружающим дворам. Словно уставшие рабочие после тяжелого трудового дня, бредущие по домам.

– А про дворы-то Катюха, пардон, Екатерина Сергеевна, была совершенно права. – Я задумчиво почесал давно не стриженый затылок. «Если сейчас ускориться и заскочить во дворы, то можно спокойно дойти до самого центра. А мне в самый центр то и не нужно. Осталось то километра три всего. Проспект упирается в офисную высотку…». Она уже сейчас обозначилась темным силуэтом в дымке. Я уставился в темный просвет между соседними домами, который призывно зазывал меня чуть в стороне от занятого мертвяками перекрестка. – Так, а чего я стою?

Я подхватил уже значительно полегчавшую, но порядком поднадоевшую, сумку, и по широкой дуге, огибая перекресток, припустил в насмотренную лазейку во дворы.

Меня спасло то, что я набрал приличную скорость, сбегая с холма. И ещё то, что сумка сползла с плеча и болталась на локте, безжалостно колошматя меня по больной коленке. Поправлять мне ее было совершенно некогда. Я всецело был занят тем, что не сводил края глаз с компании на перекрестке, опасаясь, что они заинтересуются моей пробежкой. Я так был этим увлечен, что чуть не заработал себе косоглазие и по этой же причине, совершенно не следил за тем, что творится во дворе, в который так стремился.

Я вбежал в просвет между домами и чуть не столкнулся с праздно шатающимся обывателем. В последний момент успел подкорректировать свою траекторию, но при этом потерял равновесие и чуть не распластался у его ног. Нелепо взмахнув руками, я кое-как удержался и, со всего маха, заехал увесистой сумкой под челюсть преграждавшего мне путь мертвяка. Наверное, он даже не успел понять, что это его так сильно бумкнуло. В следующую секунду он улетел в кусты и уже там размышлял о превратностях судьбы. Двор бал просто наполнен разбредающимися по домам «демонстрантами». Не сбрасывая скорости бега, я стал раскручивать сумку, словно метатель молота, и таким вот, взбесившимся волчком, пересек детскую площадку. Те, кто попал под лопасти моей мельницы, разлетались как кегли, а пока они выбирались из песочниц, покореженных заржавевших качелей-каруселей и полуразрушенных домиков меня уже и след простыл.

Я стоял за углом и дышал так, словно пробежал марафон, а по ощущениям еще и выиграл с заметным преимуществом. «Надо же было так лохануться. Как можно не разведав того, что творится во дворе влетать в него сломя голову? Такого патологического везенья мне надолго не хватит, да и сумки тоже. Это просто чудо, что ручки не оторвались при очередном взмахе, и я не побил какой-нибудь параолимпийский рекорд по метанию сумок для спортсменов с повреждением опорно-двигательного аппарата. Думать надо, а не бегать. Хотя, и бегать тоже…». Прихрамывая, я перебежал межквартальную дорогу и заглянул в следующий двор.

– Сколько же можно? – Во двор нескончаемым ручейком втекали зомби. Они заполнили пока треть двора и если поторопиться и оббежать их по широкой дуге, можно успеть пересечь двор. Даже от одной мысли, что надо будет опять бежать, коленка взорвалась болью, словно в нее воткнули раскаленный гвоздь. Выругавшись, я припустил с максимальной скоростью, которая только позволяла мне больная нога и пытающиеся взорваться легкие, вдоль стены дома, максимально удаленной от входящих во двор мертвяков. Я честно скажу, не помню, сколько прошло времени, до того момента, как я стоял в следующем дворе, скрючившись пополам, тяжело дыша и кашляя, словно легкие сейчас вылетят на асфальт. Мне показалось, что эта экзекуция была бесконечно долгой. Но самое страшное в том, что если я хочу, чтобы моя победа была не бесполезной, то не могу позволить себе отдыхать ни секунды. «Я выиграл себе фору – этот двор был еще пуст, но лимит времени был настолько минимален, что…». Первые фигуры появились в просвете между домами. Я захныкал, как побитый щенок и, опираясь на свое копье, посеменил через очередную, но, слава Богу, пока ещё пустую детскую площадку.

Я уже сбился со счета, какой двор пересек – восьмой или девятый. Они были все совершенно одинаковые, и вариации расстановки различных детских покатушек не фиксировались в моей памяти. Главное, что они были совершенно пусты. А для этого я должен не останавливаться. Колено уже так не болело, легкие, вероятно, уже полностью выплюнулись, значит можно, если не бежать, то хотя бы идти быстрым шагом. Правда, у меня было ощущение, что тут кто-то до меня уже проходил. Изредка, среди деревьев и кустов я натыкался на бездыханные тела, но степень свежести их бездыханности определить было трудно. «Ну, лежит мертвяк с дыркой в голове и пускай лежит, радоваться надо, что человек, наконец, нашел свой покой, а не задаваться глупыми вопросами, как давно это произошло». Успокаивающие мысли совершенно не снимали ощущения, что с меня кто-то не сводит глаз. «Если у вас нет параноидальной шизофрении, то это совершенно не означает, что за вами не следят». Я хихикнул от пришедшей в голову мысли, но все равно боязливо посмотрел по сторонам. Двор был совершенно пуст, хотя, по-хорошему, мест, откуда за мной можно следить было предостаточно.

– Ладно, бояться можно бесконечно долго, но, как сказал, кто-то мудрый, бояться комфортней в знакомом месте. – На этой праведной мысли я и поплелся дальше. «Черт с ними, пускай следят, если им так интересно. Реалити-шоу устроили, едрить их за ногу!»

– Наконец-то! – Это был последний двор. Лазейка в кустах вывела меня на широкую улицу. Все правильно. Чуть в стороне, но не критично, призывно маячила двенадцатиэтажное чудо архитектуры из стекла и бетона. Моё родненькое офисное здание. С расстояния, мне казалось, что оно совершенно и не изменилось. Двенадцать этажей темного тонированного стекла, три двухметровые буквы на стене, идущие сверху вниз и собирающиеся в логотип компании «GLS» Самая крупная логистическая компания в нашем городе, да что в городе в нашем регионе. Мне очень повезло, что я смог сюда устроиться младшим инженером службы технического обеспечения и дорасти до целого начальника отдела. Вон там, где-то на десятом этаже мой кабинет. Ну как мой? Наш. Кроме меня в этой убогой комнатенке с шикарным видом на город там еще сидело двое очкариков, лучше разбирающихся в IT-технологиях и компьютерных играх, чем в жизни, но почему-то мне все равно казалось, что это мой кабинет. А выше – одиннадцатый и двенадцатые этажи расширялись, словно рубка какого-то авианосца и нависали над городом – это этажи руководства – вожделенная мечта всех сотрудников. Попасть работать в это место – это значит вытащить счастливый лотерейный билет. Это значит повышенные зарплаты, участие в корпоративах с начальством, а может, чем черт не шутит, и процент с прибыли «General Logistics Systems».

– Дом, милый дом. – Судя по времени, которое я проводил в этом архитектурном уродстве – это был более мой дом, чем та убогая однушка, что покоится под ногами у бабы Зои.

Я огляделся – широкая улица была пуста. «Ну, и чего стоим, кого ждем?» Пригибаясь, словно надо мной свистели пули, я перебежал улицу и направился в сторону высотки.

Но, пули временно «перестали свистеть у меня над головой». Я, как вкопанный, остановился перед дверями кафе быстрого питания. Пройти мимо этого заведения я не мог.

Это было выше моих сил. Ноги сами остановились, а голова повернулась к вывеске «Трактир Трапезная». Если офис был моим, фактически, первым домом, то эта забегаловка – вторым. Как ее только не называли наши рядовые сотрудники: И «Тракт» (Тут фантазия играла от сокращенного трактира, и то, что кафе стояло на дороге, до умозаключения особо умных, которые связывали это с пищеварительным трактом). И «Блевотинка», а под хорошее настроение, ресторан «Блев», и совсем уже не благозвучное «Трах-Тир» (Здесь сказывалось, что больше половины служебных романов завязались, да и заканчивались в этом чудном заведении, и начиналось сие приключение, как правило, со стрельбы глазками представительницами прекрасного пола). Как бы то ни было, все равно, каждый день в обеденный час все гурьбой устремлялись сюда, давая немалую выручку этому убогому представителю общественного питания. Это был час возможности удрать с работы. В фирме оставалось только руководство.Для небожителей существовало маленькое кафе на мансардном этаже под скошенной стеклянной крышей. (Еще одна мечта перевода в руководящий этаж). Короче, никак я не мог пройти мимо, вот никак! Что хотите со мной делайте.

Я теперь матерый Крендель, второй раз с разбегу в ледяной омут прыгать не буду. Хватит. Подойдя к стеклянной двери, я поковырял ногтем грязь. Лучше видно не стало. И понятней, что творится в зале тоже. Давненько тут не протирали. Я приоткрыл маленькую шёлку, «засунув» внутрь один глаз. «Темно и страшно… и пусто». Перевернутые столики, валяющиеся вокруг стулья, сиротливый автомат с сигаретами. Я открыл дверь смелей.

– Anybody home? – Я распахнул дверь и, поправив сумку на плече, выставил свое копье. – Понятно, Nobody. Ну, это и хорошо. Мне тут только какого-нибудь, праздно шатающегося body и не хватало. – Голос звучно пронесся по пустому помещению.

Я по-хозяйски огляделся. Хорошее, все-таки, местечко, уютное. Только бардак здесь развели – прибраться бы, мебель расставить. Мой взгляд уперся в автомат с табачными изделиями… «Нет, вообще-то я не курю, так балуюсь за компанию, или, когда выпью… Но сейчас, почему-то так захотелось закурить сигаретку, что я не смог себя остановить».

Денег по понятным причинам у меня не было (портмоне с скромной суммой остался в куртке), а два требовательных удара по окошку выдачи автомат не впечатлили. Он стоял на смерть на страже товара.

– Во, гад! – Я примерился локтем к стеклянной витрине автомата. – Всегда мечтал так сделать!

Грохот разбившего стекла и кряхтенье за барной стойкой смешались в один звук. Я втянул голову в плечи. У меня было полное ощущение, что меня застукали на месте преступления. Я судорожно развернулся. Это был бармен Боря. Выглядел он плохо. Зеленое лицо, мутный взгляд и оторванное, а, скорее, откусанное левое ухо. Где-то на уровне его пряжки от ремня появилась голова официантки Жанночки. Тяжело опираясь на руки с синими ногтями, она, держа, в качестве трофея синее ухо Бори, стала рядом с ним и уставилась мутным взглядом на нарушителя их с Борей спокойствия. «Жанночку было жалко, хотя… она мне как-то сдачу зажала». Размазанные стрелки и ярко красная помада, черное платьице со средней минимизацией, открывающая стройные бледно-синие ножки, когда-то белый кружевной передничек. Красотка! А, вообще, если быть откровенно честным, на бледном мертвом лице Жанны красная помада выглядела очень жутко, и это пугало даже больше, чем отгрызенное ухо бармена в ее левой руке.

Боря, наконец, сообразил, что их нагло грабят и начал шумно выгребать из-за стойки. Жанночка отставала, запутавшись в своём переднике. Но она все равно, спотыкаясь, брела за ним, упорно не выкидывая Борино ухо. Наверное, оно ей было дорого, как трофей, но возможно – это и подарок Бори. Я в их отношения не лезу.

Памятуя встречу с Марьей Федоровной, я перехватил своё копье и с размаху метнул его прямо в слюнявую ухмыляющуюся рожу бармена… «И промазал!!! Будь оно не ладно!!!» Я так расстроился, что меня даже не рассмешило участливо-удивленное лицо Жанночки, рассматривающее колеблющийся черенок над левым плечом Бори. Копье воткнулось аккурат между семилетним коньяком «Старейшена» и смешной бутылкой текилы в жёлтеньком сомбреро вместо пробки. Не знаю, от этого Боря расстроился или ему сигаретный автомат было жалко, а может он просто захотел покрасоваться перед Жанночкой, но он глухо зарычал и, свернув мое копье, ринулся на обидчика, на меня, то есть.

Боря и в жизни был приличным амбалом, и совмещал в кафе должность бармена с обязанностями вышибалы, а сейчас зрелище было воистину страшное. Из оружия у меня оставалась только сумка, и я с размаха встретил своего противника. Как я и предполагал, ручки оторвались в самый неподходящий момент. Зацепив мертвяка по касательной, но изменив немного направление его атаки, сумка улетела за барную стойку, сметая по пути и Жанночку, и «Старейшену», и текилку в шляпке. Боря смачно врезался в «курительный» автомат, окончательно рассыпав товар, а я, схватив валяющийся стул, со злостью врезал ему по башке.

– Ну, пора и честь знать. – Я поднял с пола валяющуюся пачку и победителем собрался покинуть место битвы.

В открытую дверь на шум пытались пройти уже человек пять, самое смешное, что среди них был один полицейский в зеленой жилетке. Не зашли они, только потому, что никак не могли договориться между собой, кому принадлежит честь быть первым, а из подсобки вылезал здоровенный, да чего там, просто огромный мужик с явными кавказскими корнями, одетый в когда-то белый китель повара. Боря по сравнению с ним выглядел щупленьким и долго голодающим. Я затравлено огляделся. Под ногами уже копошился пришедший в себя Боря. Кидаться с «голой пяткой» на Арутяна Акопыча, было чистым самоубийством, а о дверях я вообще молчал, там один грозящий всем полосатой палочкой гаишник внушал непомерный ужас.

Мое внимание привлекла вылезающая из-под барной стойки Жанночка. Вся в коктейле из коньяка и текилы, с висящей на шее моей сумкой, она была очаровательна. Но больше всего меня привлек люк на крышу над ее головой.

Чувствуя себя чемпионом паркура, ускользая от волосатых рук Акопыча, и запутавшейся в моей сумке Жанночки, я перескочил с завалившегося автомата на стойку и уже со стойки, ужиком, просочился через приоткрытый люк на крышу кафе.

Плоская крыша кафе была не лучшим местом в этом мире. Да, вид неплохой, высотка офиса в сотне метров через стоянку, но кроме вида я плюсов больше не замечал. Я уставился на пачку сигарет, зажатую в руке, и в голове вертелась только одна мысль: «Курить вредно!». С раздражением откинув от себя виновницу своего теперешнего положения, я заглянул в открытый люк. Жанночка увлеченно, но неуклюже пыталась взобраться на стойку, но моя сумка, висящая у нее на шее, постоянно перевешивала, и официантка кубарем скатывалась вниз, являя миру порванные колготки и красные кружевные трусики. Бори и Акопыча видно не было, но я был уверен, что они где-то рядом в зале покатываются со смеху, наблюдая за попытками девушки взобраться на крышу. Только мне было не до смеха. «Какого лешего я поперся в это кафе, нужно оно мне было? С каких пор я стал таким сентиментальным любителем табачных изделий? Надо как-то выбираться из этой очередной задницы. Я смотрю, залезть в жопу и радоваться этому факту стало моей сегодняшней фишкой».

Я обошел крышу по периметру. Слезть с нее, не считая люка с Жанночкой, можно было бы в двух местах. Либо по трубе вентиляции в задний двор кафе. Но это мне ничего не давало – двор был глухой, и чтобы выйти из него, надо пройти через варочный цех и зал. Проще сразу спуститься в объятия Жанночки. И второй – это по вывеске, к прикрученному к стене «кондюку», а там оставалось метра два – можно спрыгнуть. Но беда в том, что этот путь охранял бдительный гаишник и компания его дружинников. Я тоскливо уставился в небеса. День хорошо перевалил за полдень. Предательски заурчал живот. Обеденное время. «Ни сумки, ни копья, ни возможности слезть. Зато вид хороший! Радуйся. А я и радуюсь – живой и слава Богу».