Текст книги "Викториада (СИ)"

Автор книги: Игорь Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 20

Дубки – это не только деревья.

Естественно я проспал! Будильник, выставленный на ноутбуке на половину четвертого, верещал, как резанный, но в моем уставшем мозгу, я воспринял его, как мой потерянный будильник в разрушенной квартире. И конечно сопротивлялся, как мог, поскольку на работу, впрочем, как и всегда, вообще не хотелось, так как не выспался. Все, собственно, как обычно. Все стабильно в Датском королевстве. И пока в мою квартиру не стала ломиться баба Зоя, я глаза открывать категорически отказывался. Судя по грохоту, баба Зоя вознамерилась дверь все-таки вынести, и глаза пришлось открыть. Вот тут-то будильник и превратился в ноут, дверь в квартиру трансформировалась в дверь в мою комнатушку, а голос бабы Зои чудесным образом преобразовался в голос Кати. Правда, не менее сердитый голос, а ее речь даже могла поспорить витиеватостью речевых оборотов не только с бабой Зоей, но и с разносом начальника на планерке.

Я подскочил, словно меня клоп за задницу укусил, прыгая на одной ноге, пытаясь одновременно влезть в штаны и доскакать до двери. Вот в таком виде: с заспанной рожей, хорошо, что еще в штанах и открыл дверь.

Кате ничего не надо было говорить. Все у нее уже было написано на лице. Есть талант у девушки, ничего не скажешь. Вот был бы у нее в руках арбалет, точно схлопотал бы прикладом между глаз. Я даже зажмурился от ужаса и, так вот подглядывая через прищур, побыстрее попытался оправдаться.

– С прогой засиделся.

– С чем?

– С программой декодирования. Никак не хотела на ноут вешаться.

Катя закатила глаза.

– Ты вообще на русском разговаривать умеешь?

– Умею. – Я даже не понял, о чем это она, но потом до меня дошло. Дело в том, что речь айтишников настолько своеобразна, что может конкурировать даже с разговорами врачей на профессиональные темы. Поэтому я не стал вдаваться в подробные объяснения, а просто сказал. – Не парься, главное – все заработало.

Ладно, – взгляд ее смягчился. – Все нас уже ждут. Давай, мой перед… и зад, и одевайся. Я жду тебя возле оружейки. И шустриком, а то батя тебе не я, так легко не отделаешься.

Упоминание о Борисыче стимулировало к скорости лучше чашечки кофе, кстати, о кофе. Позавтракать то я уже, пожалуй, и не успею. Ну и ладно. Если я опоздаю, прапорщик мне этот кофе точно засунет в такое место, о существовании которого я даже не догадываюсь, причем вряд ли он будет заботиться о его приемлемой для этого процесса температуре. «Перетопчусь сухпайком, наверное. Если дадут».

Я постарался потерять меньше времени на сборы, благо все было упаковано еще вчера, как знал. И через пять минут уже стоял возле оружейки, как тот огурец, который вчера заказывал прапорщик. Катя оглядела меня критическим взглядом, кивнула, каким-то своим мыслям и подтолкнула в комнатку Галюни. Там, под строгим взглядом юной оружейницы уже лежал на столе «укорот», он же «ксюха», он же АКС74У, разгрузка с четырьмя полными ярко-рыжими рожками-магазинами, мой любимый длинный ПБ и целых пять магазинов к нему снаряженных дозвуковыми патронами. А так же знакомый тесак, больше смахивающий на внебрачного сына меча «гладиус» с мачете.

Я сгреб всё в охапку, огокнул, подивившись солидному ее весу и, кряхтя, стал влезать в разгрузку. Катя повесила на меня автомат, прикрепив его на груди стволом вниз. По рейнджерски, как она сказала. Было удобно, но как стрелять из этого положения – я не представлял. Пистолет пришлось вешать на набедренную кобуру, так что он торчал длинным стволом чуть ли не до колена, а магазины распихивать по многочисленным карманам разгрузки. В общем, с учетом рюкзачка с ноутом и всеми прибамбасами для подключения, в котором еще и тесак торчал в закрепленных ножнах, на мне было лишних килограммов двадцать – двадцать пять. Не побегаешь. Да и ходить можно медленно, и то не слишком далеко. Хотя, чего я заморачиваюсь, меня обещали довезти до нужного места, там я, поскоренькому, подключусь, открою запертые дверцы и, в принципе, свободен. Вот так я видел это задание для себя. В носу сложнее ковыряться.

Мы вышли на улицу в туманное промозглое утро. На горизонте уже загорались первые лучи утренней зори, но стоял еще полумрак сумерек. Весь двор скрывался в белом сыром ничто, из которого серыми пятнами выделялись два огромных бронетранспортера, стоявшие ёлочкой своими острыми мордами к выезду и хищно ощетинившись тяжелыми пулеметами на скрывавшуюся в тумане дорогу. Возле самого шлагбаума угадывалась буханка разведчиков. Я невольно поежился. Не знаю, что меня подвигло: или действительно зябкость природы, или все-таки нервы. А может и то и другое, организм не обманешь.

В углу образованном бронетехникой стояла вся экспедиция в полном боевом снаряжении во главе с массивным старшим прапорщиком. Увидев нас с Катей, поднимающихся по пандусу, он оторвался от своих ЕБЦУ и, сделав лилейное личико, что с ним вообще не вязалось, произнес:

– Ой, наша спящая красавица проснулись-с. – А потом, переведя взгляд на дочь, серьёзным голосом спросил, – Скажи честно, пришлось прибегать к крайним мерам?

– Это, к каким?

– Как это, к каким – целовать.

Даже у Екатерины, привыкшей к подколкам отца, лицо вытянулось. Она фыркнула рассерженной кошкой, – вот еще, пускай его зомби так будят.

Дружный хохот всей команды разорвал в клочья туман, и стало даже чуток светлее.

– Потерянное поколение, – сокрушенно произнес Борисыч, – учишь их, учишь, а они классики не знают, и, соответственно, инструкций там прописанных не выполняют. Вот и идет все, как говорит наша Марья Семёновна, через жопу. Ладно, и так уже весь график хренами накрылся, так что – по машинам. Вам в КШМский «бэтэр». – Он указал на правую машину и сам, несмотря на внушительную комплекцию, довольно шустро скрылся в ее брюхе.

Десантное отделение было забито под завязку. Я уселся на свое уже излюбленное место под башенным стрелком, Борисыч в уже натянутой на голову «говорящей шапке» устроился на командирском месте, и, прижав ларингофон к горлу, раздавал команды, а Катя была как раз напротив меня, и уже распаковав свой рюкзак, протянула мне бутерброд и термос с чаем.

– На, это я для тебя взяла. Ты же не завтракал.

Такой заботы о себе я от нее никак не ожидал, поэтому даже оторопел.

– Бери, бери, это я на завтраке попросила тебе сделать поскорому.

Пробурчав смущенное спасибо, я взял еду и приступил к завтраку, с которым я успел не только попрощаться, но и забыть об этом факте.

Заурчали двигатели БТРов, зажужжала электромоторчиками башня, поводя стволом КПВТ из стороны в сторону, и машина мягко перекатываясь через неровности, двинулась вперед.

Борисыч стянул шлемофон на затылок, изогнулся и повернул голову так, что я даже испугался за целостность его шейных позвонков, силясь увидеть экипаж у себя за спиной.

– Значит так, девочки и мальчики, ехать нам долго, так что настраивайтесь. Будем объезжать город по широкой дуге. Нам на ту сторону. – Затем снова натянул шлем и проговорил в ларингофон: – Дозор, отрыв пятьсот метров, скорость сорок, прием? – После чего покивал ответу, которого я не услышал. – Принял.

Противореча утверждению командира, ехали мы не долго. Через пол часа, как только мы проехали Спартаковское, ожила рация, включенная на громкую, голосом командира разведчиков.

– Первый, наблюдаю стадо за окружной, прием…

– Дозор, останавливайся и жди всю колонну, прием....

– Принял.

Спартаковское – это тот поселок, в котором я испытывал сканеры. Находился он на небольшой возвышенности, и дорога с объекта, проходя сквозь него, спускалась с пригорка и пересекала через перекресток окружную дорогу вокруг города. Дозорный «Уазик» остановился на выезде из поселка, сместившись к обочине, чтобы дать место двум бронетранспортерам.

– Едрить его в качель! – Произнес наводчик, у которого обзор был не в пример лучше, чем у меня.

С языка снял. – Борисыч, уже стянул с себя шлемофон, чтобы не париться, поэтому задумчиво почесал свой стриженый затылок.

Я как мог, изогнулся, чтобы посмотреть через лобовые смотровые бронестекла. Рядом с моим плечом, широко раскрыв глаза и сопя носиком, примостилась Катя.

За окружной, насколько хватало глаз, стояла огромная толпа мертвяков. Их были тысячи. Да нет, скорее десятки тысяч, а может и сотни… Передние ряды стояли плотно, словно воины средневековой армии, создавая непреодолимую стену, а за их спинами, словно в растревоженном муравейнике в постоянном хаотическом перемещении бродили тысячи и тысячи, готовые заменить павших в строю. Будто весь город собрался, чтобы не пропустить нашу колонну.

– Это что такое? – первым не выдержал я.

– Не знаю, я такое сам первый раз вижу. – Прапорщик даже наклонился вперед, чтобы рассмотреть насколько эта толпа уходит влево и вправо от нашего перекрестка, после чего не выдержал и, открыв верхний люк, высунулся наружу. До первых зомби было около километра, но я испытал настоящий ужас, что открытый люк впустит к нам эту толпу. И когда Сергей Борисыч нырнул обратно, закрыв за собой люк, я испытал настоящее облегчение.

Он взял переговорник и, нажав на тангету, произнес:

– Откатываем назад. Они слишком близко к дороге стоят, если вздумаю заблокировать, не успеем среагировать. Тут никакого БК не хватит. Объезжаем по второстепенным дорогам.

Рация прожужжала ответ и «Уазик», легко развернувшись, скрылся за домами поселка. БТРы же пятились до самого центра Спартаковского, где только на широкой центральной площади, как раз той, где я тестировал свои рации, смогли развернуться и проследовать вслед скрывшемуся впереди дозору.

Следующие два часа ехали без приключений. Я даже придремнул немного. Но очередная кочка меня разбудила, приложив ручкой тесака по затылку, и сон как рукой сняло. Я почесал ушибленное место и уставился в озорные, смеющиеся глаза Кати.

– Выспался?

– Поспишь тут с вами, не затылок, а одна сплошная шишка.

– Ладно, жаловаться на жизнь. Хорошо же едем. Я так бы ехала и ехала. Люблю это дело.

Я еще раз потрогал надувающуюся на затылке шишку. Не, я тоже люблю путешествовать. Особенно когда меня куда-то везут. Едешь себе и в окошко пялишься: погодка, природка, музончик опять же мурлыкает. Всё атмосферно и пейзажненько. Вот если брать все эти критерии, то сейчас всего этого нет. Сидишь в железном ящике, затылком об углы бьешься, ничего не видишь вокруг и опять же в полной тишине, только движок бронетранспортера урчит, да берцы стрелка под носом гуталином воняют. Не, не нравятся мне такие авто путешествия. От слова, совсем не нравятся.

Опять заговорила рация, прапорщик ответил и что-то показал водителю. Я опять изогнулся, чтобы посмотреть в лобовое стекло, но кроме дороги, проходящей через густой лес, ничего не увидел, но командир, развернулся на кресле и смилостивился, обозначив ситуёвину.

– Передовой дозор выехал к развязке на северную дорогу. То есть, город мы объехали, с чем я вас и поздравляю. Мы сейчас их догоним и первый перекур. Мальчики, как говорится, налево, девочки направо. В кустики только парами. Всем все понятно?

– А я как? – Катя посмотрела в десантное отделение, выискивая спрятавшуюся там вторую девочку.

– А тебе в пару Марья Семеновна, она во втором «бэтере» едет. Она тоже девочка, хотя я лично в этом очень сильно сомневаюсь.

Подъезжали к остановившейся на перекрестке «буханке» уже под дружный гогот всех бойцов.

Я шел во второй двойке, после того как выставили охранный периметр. Честно говоря, еле дотерпел – чаёк из термоса во всю уже просился наружу. Я то и утром в спешке забыл посетить моего белого друга. Поэтому мой напарник по естественным потребностям только хмыкнул и, отвернувшись, взял наизготовку автомат, когда я, забежав в лесок, стал судорожно расстегивать ширинку. «Фух! Как груз с души сняли. Это же какое счастье, когда ничего не давит на мочевой пузырь!»

– Твоя очередь. – Боец опустил свой автомат и указал мне пальцем в тактической перчатке на оружие. Я кивнул и взял свой «укорот». Оказалось действительно удобно. Автомат, висевший на коротком ремне стволом вниз, надо было просто приподнять, и он удобно ложился в руки, поворачиваясь стволом туда, куда поворачивалось мое тело. Хотя смотреть было особо некуда. Лес и лес. Разве что птички весело чирикали по-весеннему, перелетая с ветки на ветку, да проснувшиеся муравьи приводили в порядок свой муравейник.

– Я все, выходим.

«Ну, выходим и выходим, другим же тоже надо. Посрать и родить – нельзя погодить». Мы поднялись по откосу кювета, и другая пара с легким шелестом исчезла в листве. Еще ждать и ждать. Я посмотрел вперед, где дорожное полотно скрывалось за поворотом. На изгибе дороги, метрах в трехстах от нашей стоянки стоял широкий плакат с выцветшей от времени краской. Я бы его и не заметил, если бы, поднимаясь на откос дороги, не посмотрел в сторону уходящей вдаль дороги. Стоял он немного за поворотом и виден был только с левой обочины дороги. С расстояния было совершенно не понятно, что он гласил, но было ясно, что написан он был красной краской на когда-то серебристом, а теперь ржавом стальном листе, приваренным к толстой железной трубе, которая торчала в грунте возле самой дороги, практически возле кромки потрескавшегося асфальта, так, чтобы пропустить его было практически невозможно.

– Что ты замер? – Ко мне из-за спины подошел Сергей Борисович.

– А чё это там?

Он достал из разгрузки зеленый обрезиненный бинокль и долго разглядывал указанный мною плакат, читая, как первоклассник по сладам:

– Концетрационно-сортировочный лагерь МЧС… пятьсот метров... и стрелочка направо. Во как! Только концлагеря нам тут и не хватало. Будем посмотреть.

С противоположного кювета выбралась Катя под конвоем Марьи Семёновны и тут же отобрала у отца бинокль и стала изучать плакат.

Команда «По машинам» застала последнюю партию выскакивающими из леса и поправляющими обмундирование и амуницию. Люди загрузились по бронетранспортерам, задраив люки, несмотря на то, что ехать было совсем не долго. Уже через полкилометра наша маленькая колонна остановилась возле поворота, на который указывал плакат у дороги.

Подъездной путь упирался в арочные железные ворота между двумя раскидистыми дубами, которые, как зеленой дымкой, были разукрашены только что распустившейся молодой листвой. Над воротами облупившейся, некогда зеленой краской, красовались буквы, складывающиеся в название «Дубки». А ниже по дуге арки, уже на пределе моего зрения, было написано: «Летний, детский, оздоровительный лагерь». Я перевел взгляд на могучий ствол дуба: «Да уж! Эти дубки были дубками лет этак двести назад. Тут только кота на цепи не хватает, который налево – песнь, направо – сказку». На одном из дубов по-варварски приколочен прямо к стволу дерева такой же стальной плакат, который гласил, что Дубки ныне не дубки, а лагерь МЧС, а дети могут отдыхать в другом месте, а здесь всех спасают, концентрируют и сортируют славные эмчеэсовцы.

Ворота лагеря были приветливо распахнуты. Причем приветливо их распахнул застрявший в проезде БРДМ-2, так там и стоящий, задрав стволы своих спаренных пулеметов высоко вверх, куда-то в крону дубов.

– А это случайно не наш «бардачок»? – Голос наводчика прозвучал в тишине, как гром и я даже вздрогнул.

– Похоже, наш. – Борисыч не отрывал взгляда от открывшейся перед нами картины. На территории лагеря стояло множество машин белого цвета с эмблемами МЧС в виде синей звезды на бортах. Был и один БТР «восьмидесятка», такой же грязно-белый и с такой же эмблемой. А вот этот «бардак» был темно-зеленый, войсковой раскраски с белой восьмеркой на броне. – Вон и восьмерка на башне… А где тогда экипаж?

Экипажа не было. Ни в каком виде… ни в живом, ни в мертвом. Люк в брюхе бронемашины зиял черным проемом, и только серая ворона, сидевшая на подножке, громко каркнула, отстаивая свое право на уютное убежище.

Площадка за воротами была плотно заставлена техникой МЧС, но дальше уходила дорожка или, скорее аллея, по бокам ограниченная живой изгородью, сейчас сильно разросшейся, через которые проходили маленькие асфальтовые тропинки к одноэтажным корпусам лагеря. Вела, эта аллея через небольшую площадку для линеек и собраний к большому двухэтажному кирпичному зданию – столовую или клуб, а может и то и другое в одном флаконе. И сколько я не вглядывался, никого не разглядел – территория была совершенно пуста. Идти туда почему-то очень не хотелось.

Первой не выдержала тишины Катя.

– И?..

Борисыч оглянулся на дочь и хмыкнул. После чего снова включил рацию на передачу.

– Дозор, по дороге вперед на двести метров. Вторая коробочка. Организуйте охранение тыла. А мы сходим посмотреть, прием?

– Принял. – Ответил динамик. Второй БТР развернулся острой мордой к выезду, а из его брюха высыпались бойцы и распределились вдоль дороги.

Прапорщик посмотрел в десантный отсек.

– Выходим. Катя и ты Виктор, остаетесь тут. – Я, честно говоря, вздохнул с облегчением.

– Пап! – Возмущенный голос девушки, прервался командиром.

– Тут, я сказал. Здесь я тебе не папа, а товарищ командир. – Катя надулась, но замолкла. – Стрелок, орудие на эту аллейку и если что появится – гаси сразу. Остальные парами, прикрывая и очень аккуратно. Если что заметите, то сразу доклад. На рожон не лезть.

Открылся люк в брюхе и бойцы в полной амуниции вылезли на площадку перед воротами, а прапорщик, открыл верхний люк и наполовину вылез, став на свое кресло ногами.

Как только открылись люки, я снова услышал этот звук… как там, на Валуевой горе. ОУММММ!!!! Тихо, но раздражающе противно. Я подергал прапорщика за штанину.

– Что? – Прапорщик, лег грудью на броню, целясь из автомата в двухэтажное здание.

– Я снова слышу этот звук.

– Что? Какой звук?

– Ну, тот, что на горе.

– Отряд, всем стоять!

Бойцы уже дошли до ворот, кто-то заглянул в БРДМ, вспугнув ворону, и команда прапорщика заставила их замереть. Звук стал набирать силу и уже вибрировал в голове как в пустой кастрюле.

– Сильнее становится.

– Всем назад. По машинам!

Бойцы, не теряя времени, побежали назад и уже через минуту люк в брюхе закрылся.

Из дверей кирпичного здания появились шатающиеся фигуры, которые медленно, но неотвратимо направились в нашу сторону. Впереди шли четверо в военном камуфляже. Прапорщик нырнул вниз и крикнул.

– Шмеля мне сюда быстро!

Командиру быстро передали толстую зеленую трубу, и с ней он уже вылез обратно.

Сработал реактивный заряд и граната ушла в сторону открытых дверей. Взрыв опять слился у меня с воплем ярости и боли. Я даже сдавил голову руками, боясь, что она сейчас лопнет.

Борисыч снова появился на своем кресле и, хлопнув водилу по плечу, коротко произнес: – Уходим!

Дважды повторять не пришлось. Двигатель взревел, и машина тяжело развернулась и устремилась мимо второго бронетранспортера. Последнее, что я видел, бросив взгляд в бойницу – это охваченные огнем фигуры, выходящие из пылающего здания.

Глава 21

«Зелёное море тайги».

После общения с местными жителями в Дубках долго ехали молча. Смотреть было особо не на что – узкая дорога петляла среди густого леса, то спускаясь с горы, то взбираясь на высокие холмы. Проехали так уже километров двадцать, когда командир, словно проснувшись от дум произнес:

– Теперь понятно, как группа пропала. Мы-то этого звука не слышим. Вот они пошли и нарвались на толпу. Тебе, Вить, спасибо. Ты нас спас. Если бы бойцы зашли чуть дальше. Всё, трындец. Никого бы не вытащили. Да и сами…

Что «сами» говорить не требовалось. И так понятно. Особой заслуги я не чувствовал, потому что способность эта приносила мне только головную боль, причем, в прямом ее смысле, и никакого удовлетворения от процесса.

– И надо же мне было посмотреть? Прямо тянуло. Интересно было, аж обосраться как.

– Это вирус.

Прапорщик вынырнул из своей раковины из дум и с интересом посмотрел на меня.

– Что вирус?

Я прокашлялся. Все-таки необычно для меня в этом мире быть умнее окружающих. Так привык быть главным дурачком в деревне, а тут гляди – вещаю, и меня все слушают.

– Вирус вас к себе тянет. Мне кажется, он как-то подавляет в вас восприятие этого зова. Тот, что я слышу, – я неопределенно помахал пальцем в воздухе, – чтобы ваш разум его не осознавал и не насторожился. А тяга остается. Вот вы и идете, пока не становится поздно.

– Может быть, может быть. – Борисыч снова ушел в себя, обдумывая услышанное.

Впереди мелькала зеленая буханка дозора, ушедшая в положенный отрыв от основной группы. Кататься так по этим лесным горкам еще километров тридцать, а потом еще и искать объект. Потому что, где он никто не имел представления. Был только заштрихованный участок горно-лесистой местности на карте. Поэтому план был такой стать на границе этого сектора, поднять «биплик» и искать объект с воздуха, а заодно и подъезд к нему. Должна же быть дорога. Как без дороги? Не козьими же тропами они туда добирались. Но, как говорится: хорошо все на бумаге, но забыли про овраги. Заштрихованный участок только на карте выглядит небольшим, а в реальности это десятки квадратных километров леса, где черта лысого можно спрятать… с домом и всей прислугой вместе, да еще Лешему и бабе Яге с Кикиморой место останется. А еще хозяева всех этих секретных объектов имеют дурацкую привычку прятать своё хозяйство. Вот и как теперь?

С этими думами я и сидел на своём месте, слушая ленивую перекличку командира с другими машинами по рации и поглядывая изредка в амбразуру. Хотя, честно говоря, смотреть было особо не на что – густой, прямо дремучий лес, не знавший топора, мелькал перед глазами и взгляд просто не успевал фиксировать какие-то детали, поэтому я бросил это скучное занятие. Катя дремала на сиденье напротив, и я ей даже завидовал. Я честно попытался, но сон не шел, поэтому я спросил у Борисыча:

– Долго еще… в смысле, ехать?

– Да почти приехали. – Он потыкал пальцем в карту, где предположительно находился наш отряд. Получалось, что до границы заштрихованного сектора ехать ещё километров десять-пятнадцать. «Ничего себе, почти!» Я тяжело вздохнул и откинулся на спинку своего сиденья. «Есть не хочется, пить тоже, спать не получается, смотреть некуда, остается только терпеть». С этой праведной мыслью я и провалился в полудрему.

– Подъём, сонное царство, проспите все великие дела.

Я действительное разоспался. Два бронетранспортера стали поперек дороги так, чтобы между ними остался промежуток метров десять, развернув стволы своих крупнокалиберных пулеметов в разные стороны дорожного полотна. Отряд распределился по обочинам, организовав периметр безопасности.

Жмурясь, я вылез на образовавшуюся площадку, а следом за мной бойко, словно и не спала больше часа, выскочила Катя.

– Долго мы ехали?

– Порядочно. – Прапорщик посмотрел на карту. – Мы уже солидно заехали в сектор поиска, километров на пять.

– А чего на границе не стали?

– А смысл? Все равно ни одного съезда с дороги не было. Головняк проедет вперед на пару километров, поищет, что-нибудь, а мы пока поднимем «глаза» и осмотримся. – С этими словами он нырнул в темный люк и вылез с уже знакомым мне пластиковым ящиком с квадрокоптером.

– Екатерина Сергеевна, ваш выход. – Ящик распахнул крышку, явив миру белоснежный «биплик» с четырьмя пропеллерами и прибор управления с небольшим экраном.

Катя довольно сноровисто со щелчком фиксаторов прикрепила аккумулятор к летательному аппарату, покрутила пальцами винты, после чего вручила его отцу, а сама достала прибор управления и, усевшись по-турецки прямо на асфальт, нажала на кнопку включения. Экран включился и выдал картинку в виде довольного лица старшего прапорщика. Зажужжали винты, и квадрокоптер сорвался с руки, устремившись ввысь.

– Поднимись повыше и покрутись чуток для обзора. – На экране наш пит-стоп, головокружительно, ушел вниз, открыв взору бескрайнее зеленое море леса. – Не так резко, юла, я ничего не успеваю рассмотреть. Тьфу, даже голова закружилась. – Картинка замедлилась и остановилась на дороге, по которой к нам приближался наш разведывательный уазик. Был он маленьким, как игрушечный, но довольно резво несся по трассе, мелькая среди деревьев. Картинка сместилась против часовой стрелки градусов на шестьдесят-семьдесят, открыв на горизонте высокие холмы. – Вот там, к гадалке не ходить. – Борисыч сверился с картой. – Это от нас на северо-запад километров в десяти по прямой. Давай туда.

«Биплик» зажужжал винтами и сорвался с места, исчезнув за кронами деревьев. Мы, находясь за спиной у Кати, вдвоем уставились на экранчик, но смотреть было особо не на что. Квадрокоптер нёсся с предельной для него скоростью и лес размазался в сплошное зеленое ничто. В голове вертелась мелодия про крыло самолета и зеленое море тайги. Крыла, правда, не было, но второй элемент присутствовал в полном объёме.

– И долго так? – Первым не выдержал я.

– Минут пять. – Катя не отрывая взгляд от картинки на экране.

– А надолго его хватит?

– Где-то на полчаса, минут на сорок при полном аккумуляторе. Нам хватит за глаза.

Зажужжала моторчиками башня на бронетранспортере и ствол уставился на изгиб дороги, но из-за деревьев выскочила наша разведывательная буханка и, лихо, подкатив к нашему лагерю, объехала по обочине бронетехнику и остановилась, скрипнув тормозами. Из машины в открытое окно выглянул командир.

– В тех километрах три съезда: один направо, два налево. Справа деревня какая-то, указатель цел, а слева просто грунтовки уходят в лес, довольно накатанные, но заросли здорово, мы их чуть не пропустили.

– Принял. – Прапорщик перевел взгляд обратно на экран. Там мелькнули какие-то домики. – Стой-стой-стой. Притормози! Поднимись повыше и вернись назад.

Картинка послушно затормозила и, разворачиваясь, стала расширяться.

– Это что это у нас такое?

На экране, на берегу небольшой речушки или скорее, наверное, широкого ручья на вырубленной площадке стояло с пяток длинных блочных домиков больше похожих на казармы, прямо по центру торчала небольшая ажурная антенна. Площадка была совершенно пуста и явно заброшена. Из леса к ней выныривала грунтовая дорога. И всё это великолепие огораживал серьезный забор с «егозой» поверху.

– Опа. А это, кажется то, что мы ищем. Давай ка назад вдоль дороги, посмотрим, куда она нас выведет.

Катя кивнула, но стоило «биплику» покинуть лагерь, как она произнесла:

– А там еще одна дорога.

– Где?

– Да вон перекресток сразу в лесу, одна дорога уходит к нам, а вторая куда-то на север.

Борисыч поскреб небритую щеку.

– Покажи ка, куда она уходит?

Катя подняла аппарат повыше. Дорога уходила на север и терялась среди деревьев в стороне высоких холмов или даже скорее невысоких скалистых гор покрытых густым лесом. Прапорщик задумчиво разглядывал пейзаж, потом произнес.

– Давай назад, вдоль дороги. Посмотрим, где она с трассой пересекается. Потом доберемся до этого «пионерского лагеря» и уже будем дальше посмотреть, а то аккумулятор так сядет: и дорогу не разведаем, и аппарат потеряем.

Как не старалась Катя, но проследить дорогу в густом лесу задача не из простых. Она дважды теряла грунтовку среди листвы, и ей приходилось возвращаться в то место, где она видела ее последний раз и, после этого, ведя «биплик» по спирали, отыскивать новое направление. К тому моменту, когда аппарат вылетел над шоссе, зарядки оставалось всего на пять минут полета и дотянуть до нашего лагеря он вряд ли бы смог.

– Сажай его прямо на асфальт, напротив съезда, пускай, как знак нам будет. – Сказал Борисыч.

Катя с сомнением посмотрела на дорогу на экране.

– Не, а вдруг…

– Что, вдруг? Кому он нужен, кроме нас – волкам с медведями? Сажай. – Он дождался, пока квадрокоптер мягко опустится на дорожное полотно, и Катя отключит питание. – Ну, все собираем манатки и по коням.

Конечно на первом съезде, да и на втором квадрокоптер нас не дожидался. Тем более не было его и на третьем, который вел в противоположную сторону. Нашли мы его только через четыре километра перед неприметным поворотом в лес, где не было никакого указателя. Накатанная грунтовая дорога просто ныряла в темный просвет среди деревьев и скрывалась уже через десяток метров. Мы подобрали нашего потеряшку, временно исполняющего обязанности указателя, и цепочкой втянулись под свод густых деревьев.

– Дозор, удаление двести, скорость двадцать. Не торопимся. – Борисыч снова натянул шлемофон с ларингофоном.

– Принял. – Проговорил динамик голосом командира разведчиков и почти сразу произнес: – Завал. Надо разбирать.

К тому моменту, когда два бронетранспортера подтянулись к завалу, бойцы дозора уже выгрузились из своего вездеходного уазика и расчехляли две бензопилы. Поперек дороги лежала огромная ель, перегородив своим стволом, как шлагбаумом узкий проезд. Елка упала, наверное, уже несколько лет назад, иголки осыпались, и голые ветки торчали как ребра исполинского животного, а макушка глубоко застряла среди таких же вековых елей с другой стороны, исключая возможность вытянуть дерево тягачом. Нижние ветки обломались, и как сваи ушли глубоко в грунт дороги. Короче, будь у нас даже танк и то вряд ли мы смогли пробиться через эту преграду. Я взялся за топор, но у меня его мягко, но безапелляционно отобрали, указав место в «зрительном зале». Скорее всего, испугались, что я в трудовом порыве, что-нибудь себе отрублю… или кому-нибудь, что более вероятно.

В две пилы и три топора проезд расчистили очень быстро. Не успел я даже заскучать, как донеслась команда «по машинам». Дальше, несмотря на то, что мы плелись по лесной дороге со скоростью беременной улитки на сносях, мы довольно быстро и без приключений добрались до перекрестка: направо дорога терялась среди скалистых холмов, а налево в глубине кустов торчал приветливо задранный вверх шлагбаум.

– Давай в лагерь.

Двигатель «буханки» заурчал и свернул в сторону лагеря. За ней, словно на веревочке, поплелись два огромных восьмиколесных бронетранспортера.