Текст книги "Викториада (СИ)"

Автор книги: Игорь Осипов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Едрить его! Тут надо их тысяча, а не двадцать, и желательно в пулеметной ленте. – Скинул старую обойму, прямо на землю. Вставил новую, снял с фиксатора. Патрон дослался в патронник. Хорошо, что отработал до автоматизма. Уже новый ползёт. Навел, плавный спуск. И новое тело катится в наш окопчик.

Хлопок Кати мне по плечу чуть не сбил прицел с новой цели.

– Отходим к антенне, там стальной забор, он их задержит.

Мы попятились к стоящей по центру холма высокой антенне, возле которой я пеленговал первый сигнал. Как давно это было, кажется целую вечность тому назад.

Мы заскочили в загороженную антенную зону, и Катя заперла за собой калитку.

– У тебя много патронов осталось?

– Штук пятнадцать.

– Хреново. У меня тоже только десяток болтов. Значит так, если вдруг попрут – лезем на антенну.

Я с сомнением посмотрел на ажурную алюминиевую конструкцию.

– А она нас выдержит?

– Должна. Михалыча держала, а он еще тот боров.

Михалыч, конечно, боров, но наши совместные сотню с лишним килограммов она точно не удержит. Первые мертвые морды уже появились на гребне. Я разрядил пистолет в особо ретивых, и поменял последнюю полную обойму. Есть еще два, но это реально, только застрелиться.

– Давай лезь. Ты легче, залезай повыше, а я ниже устроюсь.

Уговаривать Катю долго не пришлось, она проворно вскарабкалась на антенну, еще умудрилась там как-то укрепиться, и стала отстреливать из арбалета последние болты. Антенна скрипела под ее весом, шаталась, но держалась. Блин, меня она точно не выдержит. Я полез за ней, стараясь держаться противоположной девушке стороне, чтобы хоть как-то уравновесить нашу шаткую конструкцию. Где-то на высоте пары-тройки метров, я понял, что если поднимусь, хоть на пару сантиметров выше, то точно или навернусь сам, или сверну, к хренам собачим весь наш доморощенный высотный эквилибр. Ладно, так тоже не плохо. Я просунул ногу между креплениями, по примеру Кати и достал пистолет. Еще побьёмся. Вид сверху на поле боя открывался просто потрясающий. Вся мертвая полоса была усеяна трупами, забор, повален в двух местах. Мертвяки, не видя нас, потеряли к гребню всякий интерес и праздно шатались по бетонке. Только несколько вскарабкавшись на холм стали водить хоровод вокруг антенного забора, поглядывая на нас, как коты на птичек, усевшихся на ветках деревьев. Я пристрелил парочку испытывающих особый интерес к калитке, остальных, по причине экономии дефицитных патронов, решил пока не трогать. Всё равно на всех не хватит. Я с удивлением для себя отметил, что с момента начала второй волны не прошло и пяти минут. Наш заслон из забора и трех «фишек» зомби смели за считанные мгновения. И вот мы уже сидим на антенне, как вороны на суку и считаем последние патроны и болты.

Послышались автоматные очереди, из-за поворота, неповоротливым бегемотом вылез БТР. Загрохотал его крупный калибр, кромсая на куски толпу ринувшихся к нему навстречу мертвяков. С боков двумя «гусеницами» шли бойцы спецназа, отстреливая сумевших подобраться особо близко к технике зомби. Сплошной огонь прокосил в рядах мертвяков коридор, позволив БТРу стать стальной крепостью поперек провала в заборе. Его башня повернулась к лесу, выкашивая в кустах и радах зомби серьёзную просеку, а бойцы зачистили все, что двигалось внутри периметра. Последних ходунов положили возле нашего забора.

– Целы? – Командир спецназа, задрав голову, посмотрел на нас, но больше на Катю. Это и понятно. Я-то что, вот если бы с дочкой начальника, что случилось бы…

– Целы. – Катя, закинул арбалет себе за спину, и начала спускаться вниз. Значит и мне можно. – У нас боезапас закончился, пришлось экстренно эвакуироваться, вот сюда.

– Молодец, что догадалась. А то мне бы твой батя бошку то свернул. – Командир облегченно улыбнулся.

Ристалище представляло собой месиво из мертвых тел. Я подобрал валяющиеся на земле пустые обоймы, магазины, еле нашел свой автомат, накрытый аж двумя телами. Катя деловито, вырезала коротким складным ножом из пробитых черепушек арбалетные болты, после чего тоже собрала свою разбросанные по всему холму оружие и амуницию. Спускались мы уже по лесенке, прямо к входу в убежище. Слезать по телам, которые густо покрывали весь склон холма, было выше моих сил. Для этого пришлось обойти по кругу всю крышу бункера, со спасшей нас антенной. Зрелище, представшее перед глазами, просто потрясало. Ворота были снесены, одна из вышек лежала на боку, вывернутая из земли с корнем и вся земля, насколько хватало глаз, было усеяна мертвякам. Они лежали кучами на дороге, вдоль дороги, на мертвой полосе от самого леса, громоздились грудой в воротном проёме и последние прорвавшиеся угомонились лишь в яме пандуса, из которого я сегодня черпал воду. Даже в фантазиях не могу представить численность сегодняшней первомайской демонстрации. Воистину, праздник мертвых трудящихся удался на славу.

Глава 19

Ждать больше нельзя.

Не успели мы зайти в бункер, как нас окружила целая толпа народа. Нас обкрутили, обвертели, от дружеских хлопков, уже ныла спина, передавали от группы к группе и только ленивый не спросил, как… Это «как», лично меня, уже реально закакало. Все просто требовали рассказа. Дело в том, что с восточной стороны периметра выжили только мы. Да и центральным воротам досталось прилично. Выходило, что с поверхности мы недосчитывались больше десятка человек, да еще и покусанных было пятеро, что в нынешних реалиях равносильно приговору. Двум ампутировали руку, одному ногу, но успели ли? Со слов Кати, иногда, это помогало. Если сразу ампутировать укушенную конечность, то был шанс не обратиться. Мизерный, но был. В любом случае это будет видно только завтра к утру. А пока этим троим оставалось только молиться. А двоим, и молиться было бесполезно. О них говорили, как об обреченных, с горьким сожалением.

Мы рассказывали, свою историю раз двадцать. Что отстреливались, пока были патроны, а когда боезапас закончился – залезли на антенну. Так и спаслись. На слове «антенна», у всех слушателей замирал восхищенный взгляд, и открывался, как по волшебству, от удивления рот. На третьем десятке версии рассказа я реально уже хоте в него плюнуть, как это основательно раздражало. Так мы и перемещались от группы к группе, стоило вырваться из цепких рук, глаз, одних, как нас тут же подхватывали другие, которые требовали подробностей битвы на поверхности. Весь бункер гудел, как муравейник.

Слава Богу, с поверхности зашли спецы и люди переключились на них. От нас наконец-то отстали, и мы, уставшие, побрели сдавать оружие.

Миссию рассказывать Галюне, что произошло наверху, я доверил ее старой подруге, поэтому на все ее расширившиеся от ужаса глаза только подтверждающее кивал. Кстати, со слов Кати, я вел себя вполне по-боевому и ни разу не сдрейфил в сложной ситуации, чем вызвал у Гали неслыханный приступ щедрости.

– Вы оружие оставляйте, я сама почищу, чё, уж там.

Два раза, лично меня, просить не пришлось. Я сгрузил автомат, всю амуницию на стол, сверху водрузил свой пистолет и вышел из оружейки. О чём они там еще разговаривали – я не слышал, но из-за двери слышалось только бормотание и хлюпанье носом.

А меня солидно затрясло. Прямо как на вибростенде, аж зуб на зуб не попадал. Калейдоскопом, как в детском диафильме, мелькали картинки пережитого, и из головы никак не выходил предсмертный крик бойца в соседней фишке. Вот ведь – тогда ни капельки не было страшно, а сейчас так накрыло, что даже ноги подкашиваются. Страшно то как, аж жуть! Нечто подобное у меня было после моего единственного опыта прыжка на тарзанке, но тогда к трясучке у меня ещё и сумасшедшая двигательная активность была. Помню, я носился по всему каньону, как в жопу ужаленный взбесившимся шмелём, отмахиваясь от сотрудников аттракциона, пытающихся отстегнуть меня от страховки. А сейчас накатила такая слабость, что я сел на корточки, пытаясь собраться в кучку. Колотило. Перед глазами стояла та первая рыжая девчонка и ее мамаша, с мертвыми и одновременно жутко живыми глазами. Одно слово нежить. А потом выстрел, и глаза как бы потухли, и словно стержень вынули из куклы – ноги подогнулись, и тело осыпалось на землю. Бррр… Жуть. Неправильный мир. Не должен я стрелять в молодых рыжих девчонок и их мамаш, а они не должны хотеть меня сожрать. Запомнился дедок с академической бородкой и с клюкой. Вот ведь, мертвый, а клюку свою не бросил. Так и ковылял, опираясь на палочку. На учителя высшей математики моего похож… в университете. А может это он и был – кто сейчас разберёт. Он мне формулы в голову вбивал, а ему пулю в лоб. Вот такой несмешной каламбур получился. Я прерывисто и тяжело вздохнул, отгоняя от себя видение дедушки с испачканной кровавыми потеками бородкой.

Катя вышла, только минут через пятнадцать, грустно посмотрела на меня, сидящего в уголке и пытающегося дрожать менее интенсивно, и села рядом, прижавшись плечом. Не знаю почему, но это помогло. Тепло ее плеча, как лекарство перетекло в меня и дрожь, постепенно, прошла. Не так чтобы полностью, но я уже мог посмотреть на часы и членораздельно говорить.

– Галюню накрыло. Винит себя во всем, что не может быть рядом с нами. – Её голос меня окончательно успокоил. Вот ведь, как сложна жизнь. Кто-то отдал бы всё, чтобы вот так сидеть и ковыряться в железках, а его в окоп в самую мясорубку. А кому-то наоборот, и таланта бог дал – стреляет как Робин Гуд, и характер такой, что любой зомби от одного взгляда ломанется куда подальше, а организм говорит: – нет, сиди тут. Да, жалко Галюню.

Я посмотрел на часы. Едрить!По моим ощущениям и насыщенности событиями прошел уже, наверное, целый день, а на самом деле время только клонилось к обеду.

Катя поднялась и посмотрела на меня сверху вниз.

– Ладно, пошли тебя лечить.

– Я нар-рмаа-ально.

Она улыбнулась.

– Вижу, как нар-рмаа-ально, – передразнила она меня, – тебе сейчас на конкурс по танцам надо. Все призы возьмешь по брейк-дансу. Пошли, говорю. – Она пошла по коридору, не оборачиваясь на меня. А что я? Ну, плохо ведь мне. Оставалось лишь плестись сзади, касаясь для страховки руками стен, а то еще реально завалюсь. Вот смеху то будет.

Ковыляли мы обратно в основной зал, где стояла суета, как в растревоженном муравейнике. Сергей Борисович стоял на своём любимом месте – возле фюзеляжа вертолета. К нему побегали какие-то люди, что-то ему говорили или показывали какие-то бумаги, после чего получали от него очередные указания и быстро растворялись среди лабиринта коробок и ящиков. Катя подошла к нему со спины.

– Пап.

– Кать, вот сейчас точно не до тебя, подожди чуток я сейчас… – он потыкал пальцем Михалычу в строку в каком-то списке и продолжил, – освобожусь, а потом ты мне подробно все расскажешь. Не думай, что я за тебя не волновался. Ещё как волновался… Но…

– Пап, обернись. У меня вот.

Он, наконец, оторвался от непосредственного руководства и оглянулся на нас. Предмет тревоги дочери он понял сразу, поскольку он, этот предмет, решил облокотиться на какую-то коробку и свернул ее, к чертям собачьим, рассыпав какие-то упаковки с деталями. Попытался поднять, но окончательно потерял равновесие и завалился среди всего этого устроенного им же бардака.

– Ого, как тут у вас всё…Ты, это… веди его домой. Где «лекарство» – знаешь. Только много не наливай. А я сейчас еще парочку ЦУ и ЕБЦУ раздам и прибегу.

Катя кивнула, и, подхватив меня под руку, чтобы я еще чего-нибудь не снес, потащила в сторону жилого сектора.

Меня дотащили до комнаты, усадили на уже знакомый диван и вручили в руки бокал, где на донышке плескалась янтарная жидкость, пахнущая карамелью и миндалем.

– Пей!

Я послушно глотнул обжигающий напиток. На языке осталось приятное карамельное послевкусие. Я облизнулся. Что-то у меня часто день кончается «лекарством». Так и спиться не долго. Я тупо уставился на бокал. Как там говорилось? Всё начиналось с бальзама «Биттнер», по чай ложечке в день – так и втянулся.

– Допивая до конца, гурман. Тебе это как лекарство дали, а не для балдежа.

Я допил. По телу разлилось приятное тепло, и дрожь постепенно отступила. Но навалилась такая слабость, что я на всякий случай поставил бокал на столик рядом с собой.

– А что это было?

– Коньяк. – Катя пожала плечами. – Со слов отца очень дорогой и очень хороший.

– Это я уже понял, я о другом. Со мной что было?

– Мария Семёновна называет это состояние адреналиновый шок, это когда весь адреналин выплескивается в кровь, а потом железы его еще выработать не успели и вот так вот становится. Если я правильно поняла. У меня тоже пару раз так было. Тоже папа коньяком отпаивал. Как вы его пьете? Такая ж гадость!

– Да не, хороший коньяк. – Я нахохлился как мокрый воробей. – Даже можно сказать отличный. А твой отец сказал, что кому-то там даст ЕБЦУ. Что такое ЦУ я знаю, а вот второе – первый раз слышу, звучит как-то угрожающе.

Катя хихикнула, закрыв рот ладошкой.

– Не обращай внимания. Это армейский юмор.

– Ну, всё же. А то хихикаешь, а я не в курсе над чем.

– ЦУ – это ценные указания, а ЕБЦУ – это ещё более ценные указания.

Век живи, век учись, даже такому дебилизму. Я понимающе покивал, но потом всё-таки улыбнулся. В конце концов, весь юмор служит для того, чтобы скрасить суровую действительность, а в данном случае тут её, эту действительность, ещё скрашивать и скрашивать, и всё равно будет выглядеть как воздушный шарик на кладбище.

Ждать пока закончатся все эти ЕБЦУ, пришлось более часа. Катя уже и сбегала за обедом для нас двоих, и мы почти успели все это съесть, когда в комнату зашел ее отец.

– О, трапезничаете. Кать, будь другом, сходи и для меня, а то я сейчас у вас отбирать начну, а оно вам надо?

Катя недовольно фыркнула, но встала из-за стола и скрылась за дверью.

– Смотрю, на человека уже стал похож.

– Ага, отпустило. Никогда так плохо не было.

– Ничего, привыкнешь. Всех поначалу трясет, а потом, так и ничего.

Зашла Катя, неся на подносе две тарелки и компот. Борисыч подхватил у нее из рук свой обед и поставил себе на стол, отодвинув компьютерную клавиатуру.

– Я тут буду жевать и вещать, так что если чего не поймете, переспрашивайте, не стесняйтесь. Чёрт, голодный… У тебя вот трясучка, а у меня от волнения аппетит разыгрывается не на шутку, слона бы съел.

Он накинулся на еду, словно и правда, не ел несколько дней.

Ты ничего не заметил? – Он посмотрел на меня, но когда увидел мое растерянное лицо, перевел взгляд на Катю – А ты? – Не добившись от нас вразумительного ответа, продолжил. – Короче, что-то с этими зомбаками было не так. Раньше было как? Накатила волна, мы их из пулеметов порубали и всё… убирай то, что осталось. Пардон, не к столу сказано. – Несмотря на тему, это ему не мешало орудовать ложкой со скоростью заправского чемпиона. – А теперь. Первая волна, в лоб, как обычно и когда мы решили, что всё, ещё две. Клешнями, с запада и востока. Поэтому, мы к вам и не успели, что отвлекли нас на западном секторе. Там тоже ограждение прорвали, но ближе к центральным воротам. И самое интересное, что и это еще не всё. Оказывается, была еще и четвертая волна, но она шла с юга и не прошла наши минные поля и заграждения. Если бы дошла еще и она – зомбец нам был бы полный. Мы уже на этих трех волнах были полностью на нуле.

Так что это было – они поумнели? – Катя задала вопрос, вертевшийся у меня на языке.

Сергей Борисович отставил пустую тарелку из-под супа и принялся за второе.

– Не знаю, Кать. Мне кажется, что скорее ими кто-то управлял. В любом случае пока у меня нет ответа на этот вопрос. Одно скажу – они меняются или вирус меняется. Все эти изменения не в лучшую для нас пользу. Изменения эти как-то связаны с нашими походами, что-то мы там растревожили, и ответочка не заставила себя долго ждать.

– Так, а нам что делать?

– То же что и намеривались, только раньше это был чисто академический интерес, а теперь – вопрос выживания. Если весь город, вот так попрет на нас, то даже гадать не надо – не устоим. Ждать больше нельзя ни дня.

Это «ни дня» затянулось на целых два дня. Борисыч не мог оставить объект с разрушенным защитным рубежом. Поэтому всё это время ушло на восстановление ограждения, минных полей, ловушек, раскиданных на подходе к убежищу по всему лесу. Благо нас никто не беспокоил, словно какой-то непонятный разум играет с нами в шахматы и ждёт, когда мы сделаем свой ответный ход. А ход, конечно, будет. Прапорщик спешил. Руководил всем сам – лично. В ручном режиме, так сказать. Проверял, перепроверял. Это и понятно – ему придется забрать основные силы, оставив базу с малой охраной, и он хотел быть уверен, что эти самые малые силы справятся с обороной объекта. Забор установили, местами укрепили старый, снаружи прошелся маленький экскаватор, превратив, в общем-то, неглубокий ров в настоящую траншею двухметровой глубины, вертикальными стенками. Теперь периметр выглядел очень внушительно.

Если вы думаете, что я сидел в бункере и терпеливо дожидался, когда меня позовут на подвиги. Сейчас! Я бы подождал, но кто ж мне даст? Несмотря на то, что мы с Катей стали героями, отдыхать ни мне, ни ей никто не дал. Первый день я вкалывал, как раб на галерах – работал в бригаде, которой поручили стаскивать бесчисленной количество успокоенных зомби в огромную яму за периметром. Я сбился где-то уже через час на третьей сотне, а справились мы только к вечеру, заполнив этот котлован до самого верха. После чего грейдер заровнял яму, оставив на поверхности лишь комья грязной земли. К вечеру я просто валился с ног. И даже смутно помню, как принял душ, добрался до своей комнаты и провалился в сон.

Наутро все тело болело так, что даже на завтраке, подняв ложку, я поморщился, чем вызвал у Кати открытое недоумение.

– Чего? Тебе, что, не нравится? Вкусная же каша. Гречка на тушенке. Вкуснятина! – она мечтательно закатила глаза, словно не ела ничего лучше.

– Вкусно. – Я кивнул, поморщился от боли, прожевал кашу и снова поморщился. Болели даже челюсти. «А они-то чего уже?»

– Чем сегодня будешь заниматься?

– Куда пошлют, я человек подневольный. Вчера целый день трупы таскал. А сегодня… пока не знаю.

– А я вчера целый день колючку на столбы вязала. Во! – Она показала руки по локоть исцарапанные колючей проволокой и «егозой».

– Тоже чрезвычайно увлекательное занятие. – Я сочувственно покивал.

Катя хихикнула, оценив юмор.

– Хочешь, я тебя к нам в бригаду определю? Вы же трупы все убрали?

– Возле периметра всех. Если в лес не погонят по ловушкам собирать, то, наверное, всё.

– Вот. Я тогда договорюсь, чтобы тебя к нам перекинули. Хоть поболтаем.

– Хе… Так, молодежь, еще наболтаетесь, доедайте кашу и в оперативный зал на совещание. Начальство, собирает всю группу на брифинг.

Мы и не заметили, как к нам подкрался Михалыч, и я от неожиданности даже ложку утопил в горячей каше.

– Михалыч, нельзя же так людей пугать. – Я вытащил ложку и облизал пальцы.

– А чой-то ты такой нервный?

– Станешь тут нервным. Скажи спасибо, что я еще не заикаюсь и не писаюсь по ночам с вами.

Михалыч хитро сощурил глаза и одобрительно хлопнул меня по плечу, в результате чего, из-за взрыва боли в спине, я в очередной раз утопил ложку в тарелке.

– Значит так, молодежь, моё дело маленькое. Мне сказали отряд собрать, я собираю. А если кто-то от страха при этом обделался, это уже проблемы не мои. Это тебе к Марье Семёновне тогда надо идти. Кстати, она тоже там будет. Короче, через десять минут в оперативном зале. – Он погрозил пальцем и также бесшумно, как и появился, исчез из столовой.

Я с сожалением посмотрел на тарелку. «Нет, вот хоть пусть потоп и землетрясение, пока не доем, не встану. В конце концов, еще десять минут». Наверное, весь мыслительный процесс был написан субтитрами у меня на лбу, потому Катя, одобрительно хмыкнув, продолжила работать ложкой, может быть, только немного ускорившись. Я тоже постарался, в меру своей подвижности, не отставать от подруги. «Надо же, уже подруги!»

Оперативный зал вызвал у меня стойкое чувство дежавю – те же лица, то же место. Борисыч прохаживается вдоль стола, Марья Семеновна успешно делает вид, что дремлет в углу. Только тарелки с супом нет, а вместо него на столе разложена подробная топографическая карта, где карандашом заштрихован сектор, где-то на севере. Вдоль стола расселись командиры групп и внимательно рассматривали свои ногти, словно маникюр – это то, что наиболее актуально в данный момент у сотрудников отряда быстрого реагирования.

– Ну, наконец-то, я же сказал, сбор через десять минут.

– Девять… – Катя невозмутимо посмотрела на отца.

– Что девять?

– Мы зашли за минуту, до установленного срока.

– Катерина, не дерзи начальству. – Прапорщик погрозил дочери пальцем. – Начнем.

Он подошел к карте.

– Выезд завтра в четыре. Что со второй коробочкой?

– Механики божатся, что к вечеру будет, как новенькая, крест на пузе. – Михалыч даже перекрестился для пущей убедительности.

– Хорошо. Значит, так, повторюсь, завтра в четыре утра. Почему рано – затемно надо объехать город. Если все будет хорошо, то чесам к десяти будем на точке. Двумя группами на двух БТРах. Головняк, – он кивнул на командира разведывательной группы. – На «Уазике».

– Есть, принял. – Произнес командир, не отрываясь от лицезрения своих ногтей.

– Может, попозже выедем – и через город? – Михалыч посмотрел на карту. – Ведь, считай, вдвое короче.

Сергей Борисович посмотрел на карту. – Нет, Михалыч, разведгруппы говорят, город, как растревоженный муравейник. Боюсь, завязнем там. Лучше не рисковать и объехать. Ты кстати, Михалыч, тут остаешься за старшего.

– Это почему же? – Возмутился он.

– А кого я в лавке оставлю? Кроме тебя и некого. Вон, Даже Марья Семеновна с нами едет. Я за оборону объекта должен быть спокоен.

– А она то зачем?

– Медик в группе нужен, да и документы какие почитать. Кто из нас эту медицинскую тарабарщину разберет? – Все покивали. – Вот и я про то.

Михалыч понуро согласился.

– Не боись, Борисыч, с базой будет все в ажуре.

– Боюсь, братка, видел, что творилось. Пока нас не будет, службу нести по усилению. Понятно?

– Понято. Сделаем.

– Значит, так, вернемся к нашим баранам. Виктор, объект будет, скорее всего, заблокирован. Сможешь его вскрыть?

Я даже не сразу понял, что обращаются ко мне, и только когда все глаза обратились в мою сторону, а маленький кулачок Кати съездил мне по ребрам, очнулся.

– Не знаю… мне, тогда нужен ноут с системой подключения, программу декодирования я напишу, это не сложно. Но не обещаю. Я ж говорил, что я не хакер.

– Что надо дадим. – Он с сомнением посмотрел на меня. – Хорошо, надо будет взять пару – тройку противотанковых мин и тротила, мало ли он не справится. Гарик – это на тебе.

Молодой паренек кивнул. – Сделаем. Вместо тротила, лучше пластит возьмем, он удобней в работе и его поменьше надо, а для фугаса, да… мин возьмем «кастрюльки» три – четыре, любую дверь вынесем, только шуму будет много.

– Да, шуметь не хотелось бы, но это так, на всякий случай. Вооружение по расписанию, чтобы по два БК у каждого было и «коробочки» снарядите под завязку. – Борисыч задумался, глядя на карту. – Не хотелось бы никаких ненужных осложнений. Всё, на этом по распорядку. Готовимся, отсыпаемся, завтра, чтобы все как огурцы малосольные были – зелёные и хрустели.

Мне выдали ноут, и я просидел порядочное количество времени, вспоминая свой порядком подзабытый «Python», набирая программу «кодек». Слава Богу, в закромах Михалыча я нашел учебник по программированию и с грехом пополам набрал требуемую программу. Не знаю, как она сработает для снятия блока объекта, но с моими простенькими кодами она расправлялась на раз. Я чувствовал себя великим хакером, вскрывшим сайт Пентагона. «Я молодец. Только вот если смогу подключиться. Если код стоит не в оперативке, а в прошивке, вот тогда действительно придется повозиться. Тогда, действительно, проще противотанковой миной. Будем надеяться на лучшее, а готовиться к худшему. Надо еще одну «прогу» загрузить, на всякий пожарный». Загрузил еще одну программку, фактически копирующую вход в БИОС. Небольшую… но, несмотря на это, я провозился почти целый день, не реагируя на принесенный мне Катей ужин, проглотив его механически, не отрывая взгляд от экрана и почти не осознав его вкуса. «Всё готово!!! Я герой!!!!»

Я встал, потянулся, хрустнув косточками. «Надо собирать манатки на завтра и пораньше баеньки. Хотя, какое тут пораньше – спать осталось меньше шести часов. Засиделся я что-то. Ладно, сборы завтра, сегодня установлю на зарядку ноут». Я подключил ноут к блоку питания и, поставив компьютер на зарядку, завалился спать, но потом поднялся и все-таки собрал все свои вещи в рюкзачок. «Завтра – оно будет завтра. Что там будет завтра и будет ли у меня это завтра…». Это были мои последние мысли, когда я проваливался в сон.