Текст книги "Сказы и байки Жигулей"

Автор книги: Игорь Муханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Весенняя посевная

Когда приходит весна, и мысли у человека становятся весенними.

Прибывает в оврагах крапива, в кустах сирени таланится соловей, и человек, какого бы возраста он ни был, живёт надеждой на будущее.

Наблюдая из своих пещер, с какою радостью крестьяне готовятся к посевной, и отшельники проникаются духом плодородия. Их слова начинают круглиться, а мысли – голубеть. Заводи в эту пору любую беседу с ними – в душу проникнет и прорастёт! Так, один отшельник говорил в эту пору на каком-то своём, весеннем наречии:

– Моё сознание – заросшее сорняком поле… Готовлю к посеву его!

Будущий город

Прежде в местах особой силы отшельники селились, и в наше время селятся.

Если на будущее таких мест посмотреть, можно увидеть большие сёла и города, желтеющие своими строительными лесами. Вот и на месте города Самара прежде отшельник жил.

В 1357 году митрополит московский Алексий, следуя водным путём в ставку Золотой Орды, решил того отшельника навестить. Уж больно митрополит был о нём наслышан!

Беседа лиц, принадлежавших к духовному сословию, была задушевной. Презрев земные дела, она поднималась в обитель Ангелов и выше. И вдруг отшельник о будущем городе стал говорить. Да так живо и проникновенно, словно он в этом городе жил…

Всё, видать, наперёд отшельник знал!

По-доброму смеялись

Случалось, сказывают, и нередко, что отшельники луговую мяту и сосновую смолу пудами жгли. В часы утренней и вечерней молитвы дым благовонный до самых облаков поднимался, случалось, и жителей небесного города Ладограда доставал. Свешивались они тогда с зубчатой городской стены и кричали отшельникам:

– Эй, как вы там?

А отшельники тоже им кричали:

– Эй, как вы там?

И после этого все – и на небе, и на земле – по-доброму смеялись!

Случалось это, сказывают, и тогда, когда Волга от обильной рыбы серебрилась, и в наше время случается.

Строчка 

«В жизни я во всём доверяюсь Богу, а в письме – строчке, – писал своему гимназическому другу, самарцу NN, один отшельник. – Даже обыкновенная на вид строчка, если её выпустить из рук ума, становится птицей. А та доподлинно знает, куда ей лететь!

От ударов её крыльев воздух рябит и лихорадит. Ткань мира рвётся, и в прорехи заглядывает иной мир…

Сила Бога, пребывающая во всём, должна быть и в строчке, даже в самой обыкновенной».

Помощь Красоты

Одна подгорская баба пошла по грибы и заблудилась. Ни воды у бабы, ни еды. А покидать наш подсолнечный мир ой как ей не хотелось!

Совсем обессилела баба. И вот на рассвете того дня, который она считала последним, соткалась перед ней Тень отшельника…

– Чего ты всё плачешь, трясёшься от страха? – спросила Тень. – А ну-ка, погляди вокруг. Тебя окружает Красота, души твоей водительница. Собери букет цветов и сама увидишь, что будет!

После этого Тень отшельника растаяла, как пороховой дымок, в воздухе.

Баба, пожав плечами, стала собирать цветы.

Всесветная какая-то радость вдруг ей на сердце легла. Зверобой, душица, ромашка, колокольчики и другие лесные цветы стали ей, как близкие друзья. «С ума схожу или умираю, – подумала баба, – но до чего же хорошо!»

Она старалась собрать не только большой, но и красивый букет, и это ей стало удаваться. Переходя от цветка к цветку, с одной поляны на другую, баба набрела на заросшую травой тропинку, которая и привела её обратно домой.

Ветка орешника

Отшельник Митрофан, затворившийся в своей пещере, был погружён в глубокое раздумье.

Раздумье отшельника было глубоким до того, что его не могли вернуть к этой жизни ни его друзья, ни земской врач, приглашённый специально для этой цели, ни трубач самарской городской филармонии, отлично игравший на медной трубе.

Погружён был Митрофан в своё раздумье целое лето. За это время у куста орешника, растущего возле входа, успела отрасти ветка. Проникла та ветка в пещеру, коснулась отшельника своим шершавым листком, и тот очнулся…

– Как долго, светлейший, вы не были с нами, созерцая, возможно, сам Фаворский свет, – обратились к Митрофану его друзья, пришедшие поздравить его с выходом из затвора.

– Неужели? – удивился тот. – А мне показалось, что я отлучился лишь на одно мгновенье!

Марья Капитоновна

Одна женщина вела корову, потерявшуюся в лесу, мимо пещеры отшельника.

Услышав утробное мычанье, звучавшее, как иерихонская труба во время богослужения, отшельник выглянул из пещеры и окликнул:

– Марья Капитоновна!

Женщина не отреагировала на это никак: видимо, звали её по-другому. А вот корова повернула свою голову и несколько раз дружелюбно кивнула отшельнику. И бабочке-лимоннице, сидевшей на её рогу, как на ветке, пришлось покинуть своё насиженное место.

Улучшатель

Один отшельник, странствуя в летнюю пору по Жигулям, каждым придорожным камнем любовался.

Сядет, бывало, возле какого-нибудь камня и ну его хвалить. Ты, дескать, и замшелый, и стопудовый, и цветом серый-пресерый, как дамасская сталь!

Какую выгоду от такой хвалы отшельник имел, про то неизвестно. Но только возле камней, с которыми он беседовал, трава гуще и зеленее всегда росла. А ещё человеку, которому уснуть возле таких камней доводилось, снились всегда добрые, спокойные сны.

Имени того отшельника история не сохранила, но прозвище его – Улучшатель – дошло и до наших дней.

Бумажное производство в Общине

Как-то среди отшельников, ещё не достигших просветления, пошла мода на сочинительство разных книг. В этой связи Старший отшельник в колокол бить не стал, но обратился к молодым с такой речью:

– Всеми силами удерживайте себя от написания комментариев к Священному Завету. Но если вы эти комментарии всё же напишете, мы внимательно рассмотрим ваш труд.

В другой раз, столкнувшись с проблемой бумажного производства в общине, Старший отшельник сообщил:

– О том, что открывается твоей душе, говори просто и обыденно. Ведь то, что ей открывается, приходит навсегда.

Было и такое. Явился к Старшему отшельнику старец, живший в Общине едва ли не со дня её образования. Он тоже собрался писать духовную книгу и просил благословить его на труд.

Совершив положенный обряд, Старший отшельник посоветовал старцу:

– Напиши книгу дельную, простую, в которой есть и напудренная щёчка, и бьющая наотмашь ладонь!

Сон

^{(из письма-воспоминания)}

«Помню, приснился мне в детстве сказочный сон. Увидел я гору, издырявленную, словно головка сыра, входами пещер. Я жил тогда в степи, мечтал стать джигитом и гарцевать на коне. Мечтал посещать другие страны и совершать подвиги, защищая обиженный народ. Помню, я назвал этот сон «сказочным» и тут же о нём забыл.

Колесо моей жизни совершило не один оборот, прежде чем я попал в Жигули, к отшельникам, и увидел свой давний сон наяву».

Невидимые птицы

Отшельник Игнат, общаясь с приходившими к нему мирянами, вёл свою беседу, «как барышню за локоток». При этом одна странность в его поведении всё же была: отшельник часто наклонялся. Подобным образом наклоняются на поле сражения бойцы, пропуская мимо себя пушечные ядра, пущенные для поражения противника.

– Почему вы всё время наклоняетесь? – спросили его однажды. – Беседы ваши серьёзные, а ведёте вы себя, простите за выражение, как шут!

Игнат на это сообщил:

– Из пещеры моего соседа, также отшельника, всё время вылетают птицы, которые ни в одну зоологическую книгу пока не включены. Человеку эти птицы не видны, однако играют важную роль в его жизни. Они охраняют то место, куда прилетят, совьют себе гнёзда и выведут желторотых птенцов. Летят эти птицы в Самару... Я наклоняюсь для того, чтобы их пропустить.

В глубине, холодной и мрачной

Один отшельник часто отворачивал большие камни, похожие на люки корабля, и кричал в землю:

– Эй, мужики, в аду пребывающие. Желаю вам Библию почитать!

И всякий раз в глубине, холодной и мрачной, слышались стоны, эхом разносившиеся по длинным коридорам земли…

Именно этот отшельник, как я слышал, знал Библию почти наизусть. И когда его в потакательстве отпетым грешникам обвиняли, возражал:

– И Христос в ад спускался!

Райски прекрасная одежда

Слышал я эту историю от старцев жигулёвских, из которых иные помнили ещё русско-японскую войну. Помнили народные сходы, поджоги помещичьих усадьб и вилы, превращённые в орудия нападения…

Отшельник NN всю свою жизнь искал просветления. И обретя его в старческие годы, стал ходить нагишом. Чувствовал себя при этом просто превосходно. Когда же его попросили, наконец – гм!.. гм!.. – одеться, NN удивился и спросил:

– Как, разве я не одет в тёплую и непромокаемую, райски прекрасную одежду, которую вы называете телом?

После, однако, проникся глубоким состраданием к тем, кто ещё не обрёл просветления, и облачился в «самую верхнюю», как он выражался, одежду – из грубой рогожи.

Глаз Дьявола

Ходил в старину по рукам череп, Глазом Дьявола звал его народ. Тот череп поручику, застрелившемуся от несчастной любви, принадлежал.

Был тот череп заколдованным. Стоило поглядеть через две его дырки – следы от пули – на человека, как конец тому приходил. Тоской вселенской человек изводился, спешил на себя руки наложить!

Много людей тот Глазом Дьявола погубил. Судьба же его дальнейшая такова.

Пришёл как-то к людям, его хранившим, один отшельник, отдать потребовал. Те ни в какую. А череп в каменном подвале хранился, в железном сейфе. Отшельник сел во дворе и стал молиться. На третью ночь вылетел из его головы огненный шар, проник в тот сейф и Глаз Дьявола испепелил…

Говорят, на месте, куда пепел высыпали, ни одна травинка с тех пор не выросла.

Забота отшельника

Стоя в красной рубахе, опоясанной жёлтым кушаком, на волжском крутище, отшельник Матвей щурил тёплые глаза. И говорил молодняку, пришедшему сладить свой подвиг в прокопчённых пещерах жигулёвских:

– Забота отшельника выходит за рамки земли. Она простирает свои руки и земле, и небу!

Песня Ангела

«По широкому морю поэзии плавает, говорят, лодка. По бокам её солнце и месяц нарисованы, с носа утка резная вдаль глядит. В лодке той Ангел пребывает, правит лучом-веслом. И всё, что Ангелу ни встретится на пути, на песню кладётся.

А в песне той трудится завод, печную копоть в бархат бесценный превращая. Не от мира та песня, но для мира. В самую сердцевину его влиться спешит, и задать миру направленье.

Чу: звучит та песня над пучиной морской, и даже на окраине земли русской, что хвостом Тугарина-змея оплетена, метлою Бабы-Яги перекрещена, светит солнышко», – писал своему гимназическому другу, самарцу NN, один отшельник.

Третий язык

Отшельнику П., который плохо отзывался о своих братьях, приснилось, что язык у него раздвоился, как у змеи. В состоянии крайнего беспокойства явился он к Старшему отшельнику…

– Покажи мне язык, – попросил тот.

Отшельник показал.

– У тебя действительно два языка, – сообщил Старший отшельник. – Правда, растёт ещё и третий, который и полагается иметь отшельнику. Язык, с которого стекает лишь мёд!

Травоядный хищник

У Б., старейшего отшельника, оставалось к концу его жизни совсем мало зубов. Когда же выпал последний зуб, Б. заметил:

– С хищником покончено навсегда.

– Какой же ты, брат, хищник? – спросили его.

– Разумеется, травоядный!

Признание отшельника

Отшельник Иван умел таким образом поглядеть на луч солнца, проникавший в его пещеру через дымоход, что луч начинал звенеть, как струна у мандолины. А, может быть, это только казалось человеку, посетившему отшельника ясным весенним днём?

Цвела черёмуха на склоне соседней горы, источая и запах, и соловьиную песню. Любитель словесности назвал бы такое пение «ароматным», связав два события в одно. И под звон солнечного луча, всё-таки звеневшего в обход всех житейских правил, отшельник Иван говорил:

– Порою мне, волжанину, кажется, что душа моя состоит из Волги и Жигулей!

Проповедь без благодати

«Проповедь без благодати – самое страшное, что может случиться с отшельником!

Тело – футляр для души – распадётся рано или поздно на составные части, являя пищу травам и цветам. Душа – кудрявое облако, видное отовсюду – проплывёт ранним утром по небу и растает вдали. Но дух – негасимый огонь – будет вечно чадить над миром, осквернённый проповедью без благодати. Вечный дух будет вечно чадить!» – писал своему гимназическому другу, самарцу NN, один отшельник.

Стихи Вихря

Отшельник по прозвищу Вихрь, известный на всю округу своими великолепными стихами, никаких поэтических замыслов в душе не носил. Писать принимался всегда внезапно, как ветер налетает на пшеничное поле, пригибая спелые колосья к земле.

Когда за один присест стихи написать не удавалось, отшельник рвал на клочки исписанную решительным почерком бумагу. Рвал даже тогда, когда дописать оставалось всего лишь одну строчку.

Стихи свои отшельник перечитывать не любил. А когда «бумажной продукции», как он своё творчество называл, скапливалось в его пещере чересчур много, выбрасывал её в Волгу с отвесной скалы.

Порой листы с его стихами залетали на плывущие мимо баржи, но чаще всего тонули в воде. И чайки с криком кружились над ними, привлечённые их белизной.

«Поговорим о Пути»

Встречаясь с незнакомыми людьми, один отшельник сознательно, сказывают, начинал нести всякую ахинею.

Нёс её, нёс своими распухшими от болтовни губами, пока слушателю не надоедало. И лишь когда отшельника останавливали такими, например, словами: «Сие я могу услышать и в городе Самаре, в Струковском саду!», приступал к серьёзной беседе.

Её отшельник предварял обычно словами:

– Радуюсь, брат, тому, что ты различаешь уже Путь и не-Путь… Поговорим о Пути!

Бельмо в глазу человечества

Прочитав как-то раз губернскую газету, приплывшую ранним утром по течению Волги-реки, в которой недовольным тоном сообщалось о заселении Жигулёвских гор отшельниками, старец Нектарий молчал до самой темноты. И произнёс при первых весенних звёздах, украсивших небосвод:

– Мы как бельмо в глазу человечества… Однако оно не спешит избавиться от нас!

Молитва и песнопение

^{(из книги одного отшельника)}

Жил в нашей обители отшельник, заменявший молитву песнопением.

Каким образом такая замена, не предусмотренная каноном Пути, отозвалась на судьбе этого отшельника, неизвестно. Полагаю, что хорошо, и привожу слова одной его песни:

«Жигули для меня – Святой Остров…

Я окунаюсь в своё детство, как в золотую бадью, и вижу – бадья пуста, в ней нет Жигулей.

В моих взрослых годах так же мало Жигулей, как мало росинок на цветке, что расцвёл в жаркий полдень.

Но когда я озираю свою грядущую старость, глаза мои слепнут от света. Так ярко горит в ней зелёным огнём древнее урочище Жигулей…

Приди и забери меня, Всевышний, когда выйдут сроки, смеющимся от счастья слепым!»

Ангельский язык

На территории Самарской Луки согласно указу, исходившему из Петербурга, проводилась в конце XIX века перепись населения.

Чиновники, приехавшие из Самары, были одеты в мундиры с медными пуговицами, начищенными до блеска зубным порошком. Чиновники обходили избы и задавали крестьянам вопросы. Об их возрасте, о вероисповедании, о семейном и имущественном положении. И записывали ответы в бумаги, на которых стояла царская печать.

В селе Подгоры в те дни гостил жигулёвский отшельник, спустившийся с гор, чтобы увидеться с местным священником. Переписчики и его включили в свои списки.

Когда отшельнику задали вопрос, какие он знает языки, тот смутился. И ответил, опуская глаза:

– Русский, татарский, мордовский и немного – ангельский язык…

Сила милосердия

^{(из письма одного отшельника)}

Когда, размахивая мечом страсти, человек идёт сразиться с Богом, идёт Его убить, а после разбросать куски Его тела по канавам, где их тут же пожрут голодные звери, величайшая сила милосердия позволяет Богу идти рядом с ним. И когда человек свалится от усталости и попросит пить, предложить ему воды из Своих ладоней.

Необычная молитва

Один отшельник каждое утро встречал необычной молитвой.

Сидя на вершине Девьей горы, обозревая с орлиного полёта дали, он повторял:

О, неба невесомый монолит,

ты – голубое зарево молитв,

творящихся людьми в любом краю.

Прими молитву скромную мою.

Носилось над ним всегда, застя свет, облако воробьёв. Иногда отшельник и сам в небо поднимался. Захочет, бывало, погладить какую-нибудь птичку, забудется и полетит. Будто бы явление воздушного шара тогда наблюдали – легко и свободно летел!

Голос Бога

Ученик одного отшельника так, сказывают, получил озарение.

После целого ряда ночей, проведённых в молитве и беседах о Боге, ученик впал в странное состояние. Лени молочная пелена, как саваном, окутала его с ног до головы. Борода учителя, сидевшего напротив, колыхалась от речей, но звуков не было слышно. Тёмная и довольно длинная пещера вселяла в сердце тоску и безысходность…

Внезапно, сам не зная отчего, ученик очнулся и услышал:

– Пойдём, послушаем Голос Бога!..

Низко нагибаясь, он вышел за своим учителем из пещеры.

Табачного цвета луна над ближайшей рощей…

Испуганный крик утки…

Тишина…

Калоши отшельника

Один отшельник, купаясь в Волге погожим днём, забыл на берегу свои калоши. А когда спустя несколько дней их обнаружил, калоши были полны песка, из которого пробивалась молодая травка. Отшельник бережно отнёс калоши в свою пещеру и стал ухаживать за травкой.

– Расти, травка, высокой, расти сочной, расти урожайной, – приговаривал всякий раз, поливая травку, отшельник. И уходил читать Библию и кормить хлебными крошками птиц.

Иногда, поливая травку, отшельник задумчиво смотрел на свои калоши. И произносил, как мольбу:

– Чем выше, травка, ты вырастешь, тем большей свободы от привязанности к земным вещам и я достигну!

Предсказание

Один отшельник, живший в незаметной для посторонних глаз пещере, обладал даром ясновидения.

Посмотрит, бывало, на дерево, погладит мягкой ладонью его ствол и скажет без рубки и подсчёта годовых колец, сколько ему лет. Посмотрит на каплю, упавшую с неба, и увидит на ней картины быстротекущих событий.

Именно этот отшельник предсказал наступление такого века, когда люди будут ездить в самоходных телегах, способных перемещаться быстрее птиц. Будут рады мельканью берёз, растущих вдоль дороги, довольны обилием встреч с родными и близкими людьми. Будут счастливы видеть слово «Жигули», написанное на их телеге, но не будут знать истинных Жигулей.

Поглощённый молитвой

Порою любовь – к земле и всему, на ней пребывающему, – заполняет человека настолько, что он перестаёт ощущать себя, как отдельное существо. Человек приобщается к цельности этого мира, к согласному ходу её бытия, и обретает покой существования.

Однажды к отшельнику, который молился Деве Марии, пришли миряне и в сумерках пещеры спросили:

– Почтенный, вы здесь?

Целиком поглощённый своей молитвой, отшельник ответил:

– Здесь никого, кроме Девы Марии, нет!

Одежда из стрел

^{(из письма одного отшельника)}

«Человек, одетый в редкую на сегодняшний день одежду – стрелы своих врагов, шёл ранним утром вдоль берега Волги. Стрелы, торчавшие из его груди, шуршали на ветру, как птичьи перья. Страшный, казалось бы, случай, но человек тот весело улыбался!

И когда, перечеркнув просторы, вонзалась в него очередная, пущенная кем-то стрела, человек говорил:

– Моя, моя! Или моего соседа… Радуюсь за него!

Пишу тебе, мой друг, эти непривычные для слуха строчки, а в это время живая, далёкая, приподнимающая в небо песня звучит в Жигулях. В тех самых Жигулях, где живёт теперь этот человек».

Ежевичный чай

^{(секрет отшельника)}

Не однажды миряне, побывав у меня в гостях и попробовав ежевичный чай, мною собственноручно приготовленный, хвалили его. Отмечали не только его аромат, но и ту бодрость, которой награждал он тело и дух. И как водится в этом мире, просили меня открыть секрет его приготовления. На просьбу эту откликаюсь и охотно своим секретом делюсь!

Собирать листья ежевики следует в ту именно пору, когда ягода созрела. Тогда по всему кусту разливается радость исполнения своего предназначения: он как бы поёт. Пение это накапливает лист, и если его собрать и высушить в эту пору, в себе хранит.

Лист ежевики, собранный в мае или в июне, не слишком хорош. Он хранит в себе думы цветка, его надежду стать ягодой. Беспокойство о том, вовремя ли совершит пчёлка опыление, ни на минуту не покидает цветок. А также возможность бурь, заморозков и гроз премного отравляет жизнь цветку, а с ним и всему кусту ежевики.

Лист, собранный осенью, слаб и морщинист даже на вид. Он хранит в себе дух одиночества, неминуемый при расставании куста с ягодой. Собирать листья ежевики в осеннюю пору и вовсе не советую.