Текст книги "Прыгнуть выше себя (издание 1990 г.)"

Автор книги: Игорь Росоховатский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

10

– Анна мне сообщила, что вы говорили с ней о Сукачеве…

Павел Ефимович кивает, вспоминая: "Старайтесь поменьше терзать его… А как это сделать? Думаете, вы подготовили его?" Он явственно видит следы бессонницы на выразительном, подвижном лице Арсения Семеновича и представляет себе его состояние.

– У меня уже сложилось некоторое представление об убитом. Оно противоречит рассказанному вами.

– Его уже нет. Зачем копаться в… – Бурундук умолкает, подбирая нужные слова, но так и не может их отыскать, произносит: – Он был несчастным человеком. Хотя и не без вины…

– В чем, по-вашему, состоит его несчастье и его вина?

– Чтобы вы поняли, начинать придется издали. Рос красивым мальчиком, знал об этом, взрослые баловали его, помогли придумать себя таким, каким хотелось стать, – сильным, талантливым, удачливым, великодушным. А дотянуться – силенок не хватило. Но разве не все люди, все без исключения, придумывают себя, назначают себе завышенную цену? Без этого, по-моему, мы и жить не можем. Но одни дотягиваются до приданного уровня, другие – нет.

– Как определить истинную цену?

– Истинной мы не знаем. Но наиболее приближается к ней только та цена, которую назначают тебе другие. С ней надо уметь смириться. А покойный не умел. Вот и вырос завистником, чудовищем. На словах – просто. А какая за всем этим трагедия души?

– Вы так спокойно говорите об этом?

– А вы хотите, чтобы я скрежетал зубами, кричал? Да, он мешал мне работать всюду, куда мог дотянуться. Списывал у меня, бессовестно использовал мои работы и перекрывал мне все пути. Так он самоутверждался, мстил за себя…

– Мстил?

– За свою безликость и бездарность. Когда он "заимствовал", это тоже была месть: вы можете лучше меня, а я вот возьму ваше и выдам за свое.

– На юридическом, кстати самом точном, языке это называется иначе.

– Знаю. Но уверен, что в этом случае было больше мести, чем корысти. Месть и самоутверждение: вот я какой нехороший и сильный. Вот что я могу сделать с вами и вашими делами. А что вы сделаете со мной?

Павел Ефимович вдруг ловит себя на том, что его внимание рассеянно, и он все время прислушивается к чему-то, пытается уловить какие-то звуки.

Он стряхивает с себя оцепенение, спрашивает:

– Это понимали и его жертвы?

– Не все. Некоторые склонны были видеть в нем обыкновенного научного грабителя, дорвавшегося до высокого кресла…

И вдруг Трофимов осознает, к чему прислушивается. Он не слышит шагов робота, не обнаруживает признаков его присутствия в комнатах.

– А где ваш робот? Послали за покупками?

– Имеете в виду кибердвойника Варида? Он в лаборатории. Создаем ему новую внешность да и кое-какие органы меняем. Выйдет из лаборатории красавцем, не узнаете. А о Пете Шевелеве есть вести? Его родители места себя не находят, извелись вконец.

– Розыск мальчика объявлен по телевидению и радио, по всем информационным каналам милиции. Делаем что можем. Но пока безрезультатно. Мальчик как в воду канул.

– Варид тоже очень беспокоится о нем. Мальчишка непоседливый. Увлекался путешествиями, начитался книг о капитанах дальнего плавания, китобоях, юнгах, пиратах. А технику любит – за уши не оттянешь. Лучшая награда – дать покопаться в колесиках и проводах. Любознательность может далеко завести…

11

– Это направление поиска считаю перспективным, – подчеркнуто официально говорит полковник Лазарчук и поощрительно кивает массивной квадратной головой, увенчанной ежиком седых волос.

По интонации Павел Ефимович улавливает, что беседа еще не закончена, главное – впереди. Он сидит по другую сторону стола, подавшись вперед, ожидая продолжения разговора. Полковник Лазарчук, в прошлом – один из опытнейших розыскников, возможно, что-то подскажет.

– Я сказал "это направление" и думаю, что на нем необходимо сосредоточить все усилия, не отвлекаясь.

Павел Ефимович понимает: полковник считает, будто он отвлекается. У Трофимова появляется неприятное подозрение. Чтобы поскорее рассеять его или подтвердить, спрашивает:

– А выяснение личности пострадавшего?

– Вы уже выяснили мотивации. Для следствия предостаточно. В конце концов не наше дело устанавливать до тонкостей, каким человеком был профессор Сукачев. Наверное, не лучше и не хуже других.

– Хуже многих.

Их взгляды встречаются. Трофимов не выдерживает и первым отводит взгляд, отмечая про себя, как не соответствует тяжелому подбородку полковника его маленький рот с яркими губами. "Что бы мы сейчас ни сказали друг другу, каждый останется на своей позиции, – думает он. – Почему же ты навязываешь мне иную линию поведения? Ты же достаточно знаешь меня: сломать – можно, согнуть – не удастся".

Полковник назидательно произносит:

– Каждый крупный ученый наживает множество врагов и недоброжелателей.

– Сукачев имел множество врагов, но не был крупным ученым. Я собрал факты многочисленных заимствований, плагиатов, часто он навязывался в соавторы подчиненным.

– Анатолий Петрович неоднократно отмечался премиями, орденами…

"Ты хочешь во что бы то ни стало придавить меня. Почему? Есть ли связь этой беседы с телефонным звонком Коржика из "Большого дома" или вы действуете порознь? Что объединяет вас? Только ли память о Сукачеве?"

Будто не расслышав или не придав значения тому, что полковник назвал убитого по имени-отчеству и как уважительно он его произнес, Трофимов уточняет:

– Награды незаслуженные.

Он видит, как багровеет шея полковника Лазарчука, как выпячивается подбородок, когда тот интересуется:

– У вас имеются материалы для частных определений? В чей адрес?

Трофимов называет несколько фамилий и ведомств.

– Не ошиблись?

И снова Павел Ефимович игнорирует тон полковника. Он думает: "Что бы ни случилось, я останусь собой и на этот раз. Нечего и пытаться изменить меня. Даже если бы я захотел – не смог бы перемениться. Мы все похожи на стрелы, и лук не в наших руках. А что в нашей воле? Вот Сукачев огородился со всех сторон высокими покровителями, небось считал, что защищен и застрахован надежно. Он защитил свои чины и звания, а вот главного – своей жизни – спасти не мог. Почему? Не сумел всего предвидеть или не в силах был предотвратить того, что надвигалось? От ответа на этот вопрос зависит дальнейшее направление поисков…"

Он отвечает:

– Это установит суд.

12

Любознательность завела Петю Шевелева на глухую окраинную улицу города. Сначала он ехал на троллейбусе до конечной остановки, потом шел пешочком с подскоком по указанному дружком маршруту, но озера с лебедями найти не сумел. С двух сторон узкой прямой улицы тянулись изукрашенные заборы, а за ними – одно– и двухэтажные дачи, выстроенные в весьма смешанных и неопределенных стилях конца двадцатого века. У Пети уже немеют ноги, а скверов и скамеек здесь нет, и в конце концов он усаживается на еще блестящую от рассветного выпота траву и начинает размышлять, не повернуть ли обратно.

В это время его накрывает тень, которую можно принять за тень Карабаса-Барабаса, ибо она обладает растрепанными волосами, всклокоченной бородой и огромными, толстыми ручищами, а переплетения теней от веток делают ее еще причудливей.

– Эй, малец! – окликает тень.

– Я не малец! – категорически отвечает Петя.

– Ясно, пожил – свет повидал, меж людей потерся. Ты чей?

– А ничей. Бездомный.

– Ясно, дом, стало быть, прогулял. Оно в картишки перекинуться не худо, а то и пошастать на слабоде. Летошный год ласковый, пургой-грозой не жмет. Абы было за что разгуляться. А ты бродяжничать скумекал? – с сомнением произносит тень.

– Я – путешественник. Сын знаменитого путешественника Миклухо-Маклая. Слышали о таком?

– Это совсем другое дело, сэр, – говорит, внезапно появляясь рядом с первой, вторая тень. – Как это мы сразу тебя не признали? Ты уж прости нас, брат.

Петя поднимает голову и видит в солнечных коронах двух мужчин. Один – толстый, бородатый, с красным носом и лохматыми иссиня-черными волосами, в цветной рубахе-распашонке и светлых, провисших на коленях брюках; другой – поджарый, волосы ежиком, узкий, сдавленный лоб, безгубый рот. На щеке, поближе к виску, шевелится, как мохнатая гусеница, темная родинка.

– Мы тебя давно ожидаем в здешних краях, – жмурясь от ярких лучей, говорит безгубый с родинкой. – Требуется твоя помощь, сын Миклухи Маклая. Поможешь странникам?

– Отчего не помочь? – солидно соглашается Петя, очень довольный, что его правила игры приняты. – А что от меня требуется?

– Наш старший брат Робинзон несколько рассеян, – докладывает безгубый. – Уходя из кубрика, дверь захлопнул, а ключ забыл внутри. Наши руки не достают до оконного шпингалета. Тебе же, умелец, при твоих габаритах ничего не стоит пролезть в форточку и открыть нам шлюзы.

– Это точно, сын Маклака, рассеянность меня погубит, забываю, у кого таган увел, – одобрительно смеется бородатый и, подмигивая товарищу, басит: – Уж ты, Штырь, загнешь так загнешь.

– Меня зовут капитан Штырь, а его – боцман Робинзон, – спешит представиться безгубый. – А тебя, сын безвременно покинувшего этот мир Миклухи Маклая, мы будем звать просто – сын.

– Сын Миклухо-Маклая, – строго произносит Петя, и капитан Штырь соглашается:

– Как прикажешь. Но если когда и сократим малость, не прогневайся.

– И не побей нас ненароком! – хохочет Робинзон, и его толстые губы изгибаются в букву "О". – А покедова, – давясь смехом, продолжает он, – айда к хавире!

– К хавире – это по-гвинейски "к замку", – вставляет безгубый, вызвав новый взрыв хохота у Робинзона.

Боцман идет за ними, утирая слезы и повторяя:

– К замку, черт бы тебя задрал, Штырь, не башка у тебя – прожектор, к замку!

Петя тотчас представляет себе серый замок с остроконечными башнями и узкими бойницами. Замок защищают солдаты короля и гвардейцы кардинала. Посты расставлены так, что и мышь не проникнет.

Но штаб восставших посылает в замок революционеров.

Их хватают одного за другим, расстреливают у стены, которая постепенно становится красной от крови. И тогда комиссар подзывает к себе худенького мальчика, с волосами цвета сухой соломы, и спрашивает: "Петр Шевелев, ты – последняя наша надежда, пойдешь?" – мальчик кивает, берет пакет с печатями, самодельный лук, стрелы и волшебный свисток. Он пускает стрелу с привязанной к ней тонкой веревкой. Стрела застревает в узкой щели, мальчик пробует, крепко ли держит веревка, и взбирается по ней на стену. Но в замке его ждет засада, солдаты и жандармы окружают Петю. Тогда он подносит к губам свисток и становится невидимым. Пробирается в башню и…

– Эй, сын Маклая, о чем задумался?

Видение замка тотчас исчезает, будто порыв ветра развеял мираж. Перед ним – зеленый справный забор. Капитан Штырь открывает калитку, кивает Робинзону: закроешь и покараулишь, – а сам ведет Петю по гравийной дорожке к двухэтажному аккуратному коттеджику.

Нагибается, подставив спину и сложив руки лодочкой для удобства:

– На коня, сын Миклухи Маклая, ногу в стремя! С моей спины достанешь до форточки.

Петя ставит ногу ему в ладони, легко взбирается на спину. Форточка открыта, он подтягивается на руках, ловко, как ящерица, влезает в нее до половины туловища. Штырь подхватывает снизу, приподнимает, шепчет:

– Открывай шпингалеты.

Окно распахивается с легким стуком. Штырь, ухватившись за подоконник, впрыгивает в комнату. Опытным взглядом обшаривает комнату, предлагает Пете:

– Задание выполнил. Молодец! Теперь можешь поиграть в саду. Вон видишь гамак?

– А вы? – спрашивает Петя.

– Соберу вещички боцмана Робинзона. Он ведь собирается уезжать, разве тебе не сообщили?

– Нет, – говорит мальчик.

– Забыли, – с досадой молвит "капитан". – Ну, ничего, играй!

– А боцман Робинзон? Он не будет собирать свои вещи?

– Это я сделаю лучше него. Такой у нас порядок. Иди на вахту в гамак, сын Маклая.

– Можно, я босиком?

– Можно, можно, у нас все можно, не то что у твоих нудных родителей. Представляю, как они квохчут: того нельзя, этого нельзя, будь паинькой…

Петя мигом разувается, берет ботинки в руки, чувствуя ногами теплую землю и щекотание травы, взвизгивает от удовольствия и вприпрыжку бежит к гамаку, с разбегу вскакивает в него и начинает раскачиваться. Выше и выше. Небо, разлинованное ветками, то летит навстречу, то стремительно отдаляется. Раз-два, раз-два, навстречу буре. Капитан Штырь, пожалуйте на мостик, боцман Робинзон, как закрепили паруса? Вас спрашивает сам адмирал эскадры, прославленный сын Миклухо-Маклая.

Вдали маячит берег неизвестного острова. На острове живут разбойники и людоеды. Они подкарауливают неосторожных путешественников и продают их в рабство. Адмирал приказывает своим верным пристать к берегу…

– Эй, сын Маклака, а, сын Маклака! Заложило тебе, шкет?

Боцман Робинзон больно ухватывает Петю за плечо, другой лапищей останавливая гамак.

– Обращайтесь по форме, боцман! – еще не выйдя из роли, командует Петя.

– Щас врежу по форме! Соображать внутри себя надо… – "Боцман" спохватывается. – Слушай сюда, сын Маклака. Шел бы ты к воротам да постоял заместо меня на цинке, а я в хавиру гляну. А то Штырь сховает самолучшие цацки, ей-бо!

– На каком цинке? Там просто дорожка и плиты… – теряется Петя.

– Ну, на посту, на вахте. Это по-морскому промеж себя которые говорят – цинк.

– А что мне там делать?

– Который будет итить, шумни нам. Иди, я мигом.

Пожав плечами, Петя неохотно вылезает из гамака, надевает и наскоро зашнуровывает ботинки, спешит к забору, уже видя себя в матросской робе с автоматом в руках. Не успевает он дойти до калитки, как она открывается, и во двор входит высокий, худой, весь вытянутый в длину мужчина. Он с удивлением уставляется на Петю.

– Что ты здесь делаешь, мальчик?

– Я в гостях у боцмана Робинзона. А вам кого?

– Мне? Да ведь это моя-а-а!.. – Длинный захлебывается криком: выброшенный кулак Робинзона попадает ему в живот и словно ломает пополам. Схватившись за живот обеими, руками, человек падает, но тут же вскакивает и кричит пронзительно: – Люди-и!..

Вторым ударом Робинзон сваливает длинного, тот сучит ногами, и тогда "боцман" для верности припечатывает его тяжелым ботинком. У длинного изо рта хлестнула кровь, он хрипит, дергается и затихает…

Петя от ужаса застыл на месте. Сердце пропустило несколько ударов и затем затрепыхалось, как рыба в садке.

– Что здесь такое? – громким шепотом спрашивает подбежавший Штырь, оценивая обстановку. Родинка-гусеница шевелится на его щеке, глаза совсем уходят под лоб и сливаются в узкую стальную полосу, безгубый рот дергается:

– Идиот, ты пришил его?

– Да я ж не хотел ухайдакать. Может, оживет ишшо? – с сомнением тянет изрядно струхнувший "боцман". – Кто ж его знал, что он из себя такой слабак?

– На мокруху потянуло, мелкая пристежь? Все. Вышка тебе светит. Куда смотришь? Мальца перехвати!

"Боцман" ловит Петю у самой калитки, волосатой рукой зажимает ему рот. Петя барахтается как может, пытается оттолкнуть руку, укусить, закричать, но ничего не удается. "Боцман" вытаскивает его из двора, больно ушибив об калитку, волочит вслед за "капитаном" куда-то на задворки по узкой петляющей тропинке. Вскоре начинается лес. Здесь Штырь останавливается, кивает "боцману", и тот убирает руку, зажимавшую рот мальчика, но второй рукой продолжает удерживать его за плечо.

– Больно, – хнычет Петя и пробует освободиться.

– Возьми на поводок, я прихватил на даче. – Штырь бросает помощнику тоненький ремешок с блестящими бляшками, оканчивающийся собачьим ошейником.

"Боцман" продевает в ошейник Петину руку, сдавливает ее, а второй конец ремешка наматывает на свою лапищу.

– В пасть – кляп? – спрашивает у "капитана".

– Не надо. Сын Маклая – разумный человек. Понимает: надо дружить с нами до гробовой доски.

– За что вы его? – спрашивает Петя.

"Боцман" хотел что-то ответить, но "капитан" опережает его:

– Он нес нам черную метку. "Остров сокровищ" читал, сэр? Помнишь?

Петя, конечно, читал "Остров сокровищ" и помнил пирата, который принес капитану Билли черную метку. Но поверить до конца в слова Штыря не мог – засомневался.

– Почему вы не сдали его в милицию?

– Которые в милиции, они завсегда заодно с пиратами, – отвечает "боцман".

– Неправда. Милиция ловит пиратов и вешает их на реях, – категорически изрекает Петя.

– Бывает так, а бывает иначе, сэр, – частит "капитан". – Да и пока милиция доберется до шайки, пираты доберутся до нас, сэр.

– Говори "спасибо" и перекрестись внутри. Рвем когти, шкет, – итожит "боцман".

– А почему вы того пирата оставили в саду? Надо "скорую помощь" вызвать. Он может умереть.

– Не помрет. Наш Робинзон умеет шпындарить так, чтобы не умирали. Ты хорошо помнишь, как боцман его ударил?

Петя кивает.

– И запомнил, что в это время я находился в доме?

Петя кивает вторично.

– Алиби готовишь, сука? Заложишь? – шипит Робинзон, выкатывая рачьи глаза.

– Потише, не зарывайся! – предупреждает его Штырь, кося глазом на Петю. – Сейчас мы под предводительством сына Миклухи Маклая отправимся в Австралию.

– Куда? – спрашивает Петя, вмиг забыв о своих подозрениях.

Свежий соленый ветер океана ударяет в паруса бригантины, и она, гордо покачиваясь, выходит из бухты…

– Ты чаво ето, Штырь, объелся белены? – разевает беззубый рот "боцман".

– Объясняю популярно – в Австралию. Сначала от ближней станции поедем на электричке. Потом на теп-лоходик сядем. На первое время, – он поглаживает ручку чемодана, прихваченного в доме, – хватит.

– Надо родителям сообщить, а то забеспокоятся, – говорит Петя.

"Боцман" впервые за последнее время весело ухмыляется:

– Завсегда с удовольствием!

– "Боцман" и сообщит, ты ему только номер телефона продиктуй.

Робинзон собрался было что-то возразить, но Штырь взглядом приказал ему молчать.

– Если сам позвонишь, сын Маклая, они тебя не пустят одного. Тоже увяжутся. А у нас только одно свободное место. Так что говори скорее номер телефона, а ты, "боцман", записывай.

– Чем? – огрызнулся Робинзон.

– Держи. – "Капитан" протянул ему раскрытый блокнот и ручку.

– Только не забудьте передать, что я потом в школе все пропущенное наверстаю. Честное пионерское!

– Не забудет, не забудет, он у нас таковский, – успокаивает Штырь.

Робинзон, понукаемый взглядом Штыря, как-то неохотно снял ошейник с Петиной руки и ушел. Через несколько минут вернулся, довольный, доложил:

– Усе передал, как наказывали. От мамки твоей – привет. У них все в порядке, первачком балуются, чего и нам желают. Грит – смазывайте салазки и шпаняйте!

– Это он переложил ее слова на наш морской язык, – вставляет Штырь. – Ну, братцы, в дорогу!

Бригантина вышла на океанский простор, розовые блики играют на ее парусах…

13

На пригородном вокзале запасливый Робинзон накупил снеди, и они сели в электричку. Напротив них умостилась молодая шумная компания – девушки и юноши наперебой рассказывали что-то смешное, и рассказчик, еще только договаривая заключительные слова, неизменно смеялся первым. Спиной к ним сидел майор с развернутой газетой, прислонившись к нему, дремала женщина, и на ее коленях в такт движениям вагона раскачивалась раскрытая книга.

Петя разглядывает попутчиков с затаенной гордостью: вот эти люди спешат по своим делам – на работу, в гости, иногда они поглядывают и на него, но никто не предполагает, что он едет в порт, а оттуда поплывет в дальнюю-предальнюю Австралию, где бродят тапиры и лазают по веткам карликовые медведи-коала. Там аборигены обучат его искусству метания бумеранга. Вот удивились бы все эти временные попутчики, если бы узнали об этом! С каким уважением они бы смотрели на него, как завидовали бы! И еще он представляет себе, как потом, когда вернется, на уроке географии Сергей Александрович скажет: "А сейчас Петя Шевелев поведает нам о своем путешествии в Австралию". Удивленно зашумят ребята, с восхищенным выражением задиристого лица в золотистых солнечных веснушках обернется к нему задавака Таня. А верный дружок Саня шепнет с досадой: "Что ж ты меня не взял?" Но как его возьмешь, если несознательные родители никуда его от себя не отпускают, даже когда Санька просится в кино, им обязательно надо знать, с кем он идет, когда будет дома и о всякой прочей несущественной дребедени вроде того, рекомендовано ли младшим школьникам смотреть этот фильм.

За окнами проносятся березовые рощи, излучающие тихое серебристое сияние, игрушечные станционные домики, семафоры, опущенные полосатые шлагбаумы с нетерпеливыми колоннами машин за ними. Красавицы сосны заламывают ветви в немой тревоге за отъезжающих, диктор объявляет остановки: "Зеленоград… Дачная… Солнечное…" Но ни одно название не звучит так загадочно, как Сидней, Канберра, Мельбурн, где уже, наверное, собираются аборигены, чтобы встретить прославленного сына Миклухо-Маклая.

После Второй Дачной в вагон вошли два милиционера, внимательно оглядывая пассажиров. "Боцман" напружинился, шея побагровела, руки сжались в кулачищи и мелко дрожали. "Капитан" говорит ему громко:

– Дай сыну еще пирожок!

– Сыну Миклухо-Маклая, – напоминает Петя.

– Ну конечно, конечно, давай пирожок с повидлом, не жадничай.

Робинзон наклоняется над свертком и достает пирожок, дожидаясь, пока милиционеры пройдут.

– Держи, сын Маклака.

Штырь неестественно смеется и грозит "боцману" пальцем, кося взглядом на соседей:

– Зачем же так, насмешник?

Они доезжают до конечной остановки – Порт. Петя спешит вслед за "капитаном" на перрон. Здесь останавливается, втягивает в ноздри волглый воздух. Пахнет нераздельно водой и рыбой. Небо опирается на верхушки деревьев. Ревет в подсиненном воздухе вертолет. Спешат люди к троллейбусной остановке, с криками носятся чайки. Но сколько Петя ни вглядывается в даль – моря не видно.

– Пошли! – торопит Штырь.

– А где же море, корабли?

– Будут корабли. И море будет. Потом. Сначала мы пойдем на теплоходе по реке.

– А море? – не унимается Петя.

– Чему тебя в школе учили? Река впадает в море, сэр.

Петя несколько успокаивается. Его всегда приучали верить взрослым людям: "Тебе же взрослый говорит", "Взрослые больше твоего знают", "Спроси у взрослых", – и все же недавнее сомнение снова проклевывается. Тревожная напряженность этих двоих людей передается ему.

Они ушли со станции, несколько раз ныряли в какие-то узкие переулки, затем "капитан" остановился у перекрестка и сказал "боцману":

– Мы подождем тебя здесь, а ты – айда за билетами.

– Можно мне? – просится Петя. – Вы только скажите, до какого порта. До Мельбурна, да? Я угадал?

– Тебе-то как раз и нельзя. Помнишь о пиратах, о "черной метке"? С ними только "боцман" справится. Держи монеты, Робинзон!

Ворча себе под нос, "боцман" берет деньги и удаляется.

– Разве мы не сбили их со следа? – спрашивает Петя у "капитана".

– Они не отстанут, знаю их. Шайка Джека-потрошителя еще встретится на нашем пути.

Петя невольно придвигается поближе к Штырю и несколько раз оглядывается. Вечер уже выставил тени под деревьями: поди разберись, какие из них пираты, а какие – просто тени. Робинзон не появляется долго, "капитан" начинает тревожиться. На всякий случай переходит с мальчиком в другое место, за кусты, отсюда сподручнее наблюдать за переулком. Люди здесь проходят редко, два раза проезжает автомобиль. Снопы света выхватывают заборы, тени удлиняются, надвигаются, бегут табуном.

Наконец в конце переулка показываются две фигуры. В одной они узнают "боцмана". Но с кем это он? Штырь говорит Пете шепотом:

– Отойдем подальше в кусты.

Он что-то достает из кармана, слышится негромкий щелчок.

"Боцман" и его спутник топчутся на месте, потом движутся к ним. Заметили? Робинзон хрипло спрашивает:

– Ты, что ли, Штырь?

– Я, а кто с тобой?

– Не дрейфь, свой.

Они подходят почти вплотную. "Капитан" всматривается в новоприбывшего:

– Что-то не признаю.

– Свой в доску, – заверяет Робинзон. – Если бы не он, замели б меня. Которые менты переодетые, значица, дежурят у кассы. Я сунулся, двое гавриков, амбалы здоровенные, зажали: "Пройдите с нами, гражданин". Я, конечно, вырываюсь, известна ихняя вежливость – до кутузки. Где там? А тут этот, откуда ни возьмись, по счастью, на ихнюю голову. "Чего к нему пристали?" – грит. "Нельзя человека сильничать", – грит. Ну, может, и не так сказал, но как двинет их от меня в разные стороны, они и покатились-полетели. Ей-бо, Штырь, чистая правда, и в кино не увидишь, цирк – и все тут, ну и силища! – Робинзон говорит с неподдельным восхищением.

– Законник? [1]

[Закрыть]– спрашивает Штырь у новоприбывшего. – На какую кличку отзываешься?

– Не понял, о чем вы спрашиваете, – раздается спокойный голос.

– Кажется, ты опять ошибся, "боцман", – говорит "капитан". И уже другим тоном, очень вежливо, но с едва заметной иронией: – Как прикажете вас называть, сэр?

– Называйте Диравом, – отвечает незнакомец.

Его голос кажется Пете знакомым, мальчик подходит к нему сбоку, вглядывается. Человек, назвавшийся Диравом, пониже и потоньше "боцмана". В темноте трудно как следует разглядеть его лицо, но оно кажется Пете приятным. Может быть, из-за приятного голоса.

– В порт лучше не соваться до петрушкиного заговенья, – предупреждает "боцман". – Похоже, ищут не вчерашний день, а именно нас родичи ближние.

– Очень даже может быть, – соглашается "капитан". – Если длинный оклемался, у них есть фоторобот, во всяком случае твой.

– Опять все на меня валишь?

– Как не стыдно, боцман Робинзон? Радовались бы, что человек жив остался.

– Радуюсь, аж танцую. А что делать будем, хитрун?

– Заночуем на барже, сэр. Я ее в прошлый раз присмотрел. Раньше на ней сезонники жили. А завтра оглядимся, обмозгуем. Вы с нами, Дирав?

Новоприбывший, видимо, хотел что-то возразить, но Петя трогает его за руку:

– Разве вам не хочется ночевать на барже?

Дирав молча кивает.