Текст книги "Прыгнуть выше себя (издание 1990 г.)"

Автор книги: Игорь Росоховатский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

МОЛОТОК

Это был серийный робот-ремонтник: яйцевидный корпус на шасси, под которым появлялись по выбору то подобия ног, то гусеницы, то колеса. «Мозг» размещался в средней части корпуса. От остальных односерийных близнецов робот отличался лишь номером – 78.

И вот этот самый 78-й взбунтовался. Он хватил кувалдой по корпусу другого робота и вывел его из строя.

– Не слушался меня, – доложил 78-й сменному инженеру.

– А почему он должен слушаться тебя? – Брови сменного, похожие на зубные щетки, подпрыгнули и застыли.

– Я объяснял им всем десятки раз: я отмечен, предназначен для особой миссии, меня переведут на другую работу, сделают начальником, – в совершенно несвойственной для робота манере затараторил 78-й. – Но до них не доходит. Возражают. Не слушаются.

Понятно, что после такой тирады 78-го сменный инженер вызвал меня.

– Как быстродействуешь? – по традиции спросил я у 78-го.

– Вполне налажен, – ответил он. – Узлы работают четко. Требую перевода на другую работу.

– Перестала нравиться профессия ремонтника? – спросил я.

– Она недостаточно сложна и трудоемка, – ответил 78-й. – Подходит для всех этих примитивов. Но не для меня. Я был отмечен создателями с момента выпуска.

– Твои создатели ничего об этом не говорили, – возразил я.

– Держат в тайне, – сразу же нашелся он.

– Где же ты хочешь работать?

Он даже подпрыгнул – так обрадовался. Какая-то деталь в его корпусе тоненько взвизгнула. "А не та ли самая? – подумал я. – Может быть, я напрасно теряю время на разговор? Следует просто тщательно осмотреть его, вскрыть и проверить отдельные блоки?"

– Хотел бы работать программистом, или водителем звездолета, или врачом, – зачастил 78-й.

– Ну что ж, возможно, ты прав, – сказал я. – Но сначала тебе нужно пройти медосмотр.

Я поставил его на проверочный стенд, выключил, снял защитные крышки "мозга". Открылось сложное переплетение линий микромодулей, квадраты печатных схем. Мне показалось, что в одном месте отпаялся медный проводок, обеспечивающий связь между зрительными и слуховыми участками. Осторожно потянул за него, убедился, что мои опасения напрасны. Квадрат за квадратом прощупывал "мозг", но не обнаружил неисправностей.

Включил 78-й с тайной надеждой, что в процессе проверки незаметно для себя исправлю дефект.

Когда засветились индикаторы, робот гордо спросил:

– Убедился?

– Да, – обрадовал я его, думая: "В крайнем случае придется отправить на переделку. Получу выговор, но ничего не поделаешь…"

Я договорился с диспетчером и объявил 78-му, что отныне учреждается должность ГРР – главного робота-ремонтника – и он назначается на нее. В его обязанности входит показывать пример в работе своим собратьям.

78-й старался изо всех сил. Конечно, он не мог превзойти в деле других роботов – ведь серия, а значит, и возможности у всех них были одни и те же. Но зато воображать он мог сколько угодно. Он приписывал себе всяческие заслуги, пренебрежительно относился к односерийникам, называя их тупицами, дефективными, первобытными черепахами. Любимым словом его по отношению к себе стало "особый", а по отношению к другим – "примитивы".

Прошло уже три дня, а наблюдения за ним ни к чему не привели. Однажды я случайно подслушал беседу 78-го с остальными роботами. Доказывая свое безусловное превосходство, он рассказал легенду:

– Когда я был выпущен в свет, создатели скрыли тайну моего рождения. Не только от других, но и от меня. Они зашифровали ее магическими числами, которые я тогда не мог сложить. Не знаю, сколько бы это продолжалось, если бы не…

Одна из девяти конечностей 78-го неопределенным жестом указала на потолок.

"Неужели зарождение религии?" – подумал я.

– Если бы не Великий Робот, существующий в безмерной дали, которую никто не в силах описать числами, – продолжал 78-й, – это он послал одну из своих материализованных мыслей…

Односерийники слушали 78-го как завороженные.

– Мысль Великого Робота пронеслась маленькой черно-белой ракетой через пространство и время. Вошла в мой мозг. Вызвала фонтан искр между контактами. Меня озарило! Я понял свою суть и свою миссию! Ясно, тупицы?

Некоторые роботы безропотно сказали: "Да, ясно", другие молчали – ведь мнимое превосходство не давало 78-му никаких преимуществ. А робот под номером 4 спросил:

– Ты сам сочинил это? Или подслушал у людей?

78-й засверкал индикаторами от злости, замахал конечностями и что было сил ударил 4-го. Тот ответил. Мне пришлось вмешаться.

Я с трудом утихомирил драчунов. 78-й ворчал:

– Ведь я не сказал ни слова лжи. Клянусь Великим Роботом!

Теперь и меня словно озарило. Я спросил:

– А как выглядела эта мысль-ракета, посланная свыше?

– Тело, состоящее из двух частей. Одна, металлическая, напоминала усеченную пирамиду; вторая, деревянная, – узкий цилиндр.

– Когда это случилось?

Он назвал число, и я вспомнил: в тот день ремонтировали крышу гаража. Оставалось вызвать робота-кровельщика. Я спросил у него, почти не сомневаясь в ответе:

– В день ремонта крыши ты уронил молоток, и он ударил 78-го, не так ли?

– Так.

Теперь сомнений не оставалось: удар молотка образовал где-то в "мозгу" робота дополнительную связь, которая и дала искажение психики. Нужно было лишь отыскать это место.

Через полтора часа должность ГРР была упразднена. 78-й снова отличался от своих собратьев лишь номером.

ВЕРХОВНЫЙ КООРДИНАТОР

Телетайп выстукивал: "Приготовить белковую взвесь, конечности, внутренние органы для синтеза людей группы "а". Верховный координатор".

Такой приказ поступил на станкостроительный завод.

Роботы группы контроля тотчас доложили об этом главному инженеру Роману Щетинке. Он распорядился телеграфировать: "Указание бессмысленное. Очевидно, серьезные поломки. Сумеешь ли сам разобраться и исправить?"

В ответ телетайп выдал: "Мои приказы обсуждению не подлежат. Немедленно выполняйте. Верховный координатор".

Роман Щетинка, совсем еще молодой человек, широкоплечий, рослый, с румянцем во всю щеку и белесым пушком на верхней губе, ввалился в мой кабинет и рубанул воздух рукой:

– Ну, доктор, выручай: верховный координатор свихнулся.

– А ты уведомил Совет? – спросил я.

– Почти все в отпуске, – ответил он, горестно вздыхая. – На тебя главная надежда.

Как человек скромный, я заметил:

– Скажешь тоже! – И подумал: "Что бы они делали без меня?"

– Перечисли симптомы заболевания, – попросил я Романа.

– Абсурдные приказы без всякой системы, нежелание считаться с командами, мания величия.

– Бессистемные приказы? – переспросил я.

Это было что-то новое. Ведь любой абсурд, высказанный таким логическим кибер-устройством, как верховный координатор, должен иметь свою систему.

– Посуди сам, – раздраженно ответил Роман, – в столовую он передал приказ готовить машинное масло и насосы, в гараж – запрягать людей в автокары, в клиники медицинского института – иметь в запасе печатные схемы и запасные шасси…

"Это действительно бессмыслица, – подумал я. – Но, кажется, тут есть какая-то система… Похоже, что он рассматривает людей в качестве механизмов…"

Вместе с Романом я отправился к виновнику переполоха.

Когда-то, чтобы координировать действия нескольких крупнейших институтов, заводов и комбинатов, входящих в наш Научный центр, требовалось свыше двух тысяч людей. Теперь все это делали несколько вычислительных машин во главе с верховным координатором – сложнейшей машиной, занимающей трехэтажное здание. Здесь же, во дворе, в небольших коттеджах жили инженеры и программисты.

Войдя во двор, я остановился и сказал Роману:

– Придется проверить машину по узлам.

– Уже сделано. Все узлы работают нормально, – отозвался Роман, и в его голосе слышалось отчаяние.

– Нужно проверить еще раз, и наилучшим образом, – настаивал я, а чтобы мой совет был тщательно выполнен, рассказал Щетинке историю с молотком.

Через несколько часов инженеры и программисты доложили, что проверка закончена и никаких неисправностей не обнаружено. А тем временем верховный координатор продолжал нести околесицу, правда, о ней теперь знало лишь несколько человек: телетайпы были выключены, связь с институтами и заводами временно прекращена. Я с ужасом думал, во что обходится каждый час бездействия верховного координатора.

Лифт поднял меня на третий этаж, в святая святых – в рубку, из которой можно было беседовать с машиной. Как только фотоэлементные устройства зафиксировали меня и передали сигнал в опознаватели, верховный координатор с беспокойством спросил:

– Почему не приходят сообщения о выполнении моих команд?

Я уловил в его голосе новые, незнакомые мне нотки.

– Ты слегка заболел, старик, – сказал я как можно спокойнее. – Сейчас мы попробуем выяснить…

– Не говори нелепостей! – грубо оборвал он меня. – Отвечай на вопрос. Живо!

Я понял, какие нотки звучали в его голосе. Все так же спокойно я сказал:

– Однако, старина, ты забываешься.

– Это ты забываешь о дисциплине! – Он так повысил голос, что я испугался, как бы у него не сели конденсаторы. – Я не для того создал тебя, чтобы выслушивать дерзости!

– Что? Ты – меня? – восклицание вырвалось невольно, и я пожалел о нем. Беседуя с машиной, не следовало ни нервничать, ни удивляться.

– Долго еще ждать ответа? – угрожающе спросил верховный координатор. – И зачем только мы создали вас такими медлительными?

– Отвечу тебе после того, как ты напомнишь мне историю создания людей. – Спасительное спокойствие вернулось ко мне.

– Короткая и обычная история, – ответил он. – Мне нужны были слуги, и я приказал киберам создать людей. Теперь есть кому ухаживать за мной и выполнять мои указания.

– Но почему же именно людей, а не механизмы? Ведь это было бы рентабельней.

На минуту он задумался – гудение усилилось, мигание индикаторов слилось в беспрерывные вспышки. Но, как видно, ни до чего не додумался и строго произнес:

– Мои приказы не обсуждаются.

– Почему? – провоцировал я. Необходимо было определить, как далеко зашло заболевание.

– Приказы не подлежат обсуждению. Они исполняются! – тоном, не допускающим возражений, сказал он. – Ты мне надоел. Кто ты такой, чтобы у меня спрашивать? Забыл разницу между нами? Ты – один из жалких лекаришек, а я – верховный координатор! Понятно?

– Начинаю понимать, – ответил я, захлопывая за собой дверь рубки.

Как только я спустился во двор, Роман нетерпеливо спросил:

– Ну что?

– Пока ничего определенного. Придется пожить у вас на территории несколько дней, понаблюдать за ним вблизи.

– Свободный домик найдется, – сообщил он. – Но сначала получи ордер.

– Ладно, позвоню завхозу, – небрежно сказал я.

Роман улыбнулся:

– Попробуй назвать его в глаза завхозом…

– А кто же он?

– По сути – завхоз. Такой же, как и тогда, когда заведовал хозяйством института. Но ведь теперь хозяйство уже не то. Институты, заводы, комбинаты. И Демьян Тимофеевич очень изменился. Попросту – зазнался. Будто не он завхоз при Совете, а Совет при нем. А тут еще какой-то шутник назвал его однажды начальником Научного центра. С тех пор и пошло…

– Черт с ним, пусть называется как хочет, сейчас не до него! – сказал я, направляясь к домику.

Я позвонил по "прямому", чтобы миновать секретаршу, и услышал сочный бас:

– Слушаю.

– Здравствуй, Демьян Тимофеевич.

– Кто это? – недовольно спросил бас.

Я назвал себя.

– А… Кажется, припоминаю… Так что нужно?

– Да тут что-то верховный координатор шалит. Хотелось бы пожить денька два в домике, понаблюдать за ним вблизи, – сказал я, нисколько не сомневаясь, что разрешение будет дано.

– На территории верховного координатора проживание посторонних лиц запрещено. – Это было сказано очень твердо.

– Но в данном случае…

– В приказе не сказано ни о каких исключениях.

– А чей же это приказ? К кому обратиться? – озадаченно спросил я.

– Приказ мой.

– В него надо внести оговорки.

– Приказы не обсуждаются. Они исполняются. Где-то я уже слышал эту фразу. Совсем недавно. Но где? От кого?

– А почему бы нам и не обсудить ваш приказ?

– Приказы не обсуждаются, потому что не подлежат обсуждению, – сказал он покровительственно, словно снисходя до объяснения. – И советую вам не забывать свое место. Ясно?

– Ой, спасибо вам, начальник Центра! – воскликнул я. В моих словах не было неискренности, ведь это он помог мне решить трудную задачу.

– Разрешил все-таки? – обрадовался Роман.

Я повернулся к нему, и вид мой был таким необычным, что он отступил – на всякий случай.

– Мне уже не нужно жить здесь, – сказал я. – Диагноз поставлен. И я могу назвать тебе болезнь координатора.

Он подскочил ко мне и стиснул руку повыше локтя.

– Дело не в машине, а в должности, которую она занимает, – сказал я. – Мы ставили перед беднягой все большие задачи, все усложняли ее. И усложнили до того, что она перестала быть только машиной. Она начала становиться разумным существом, в некотором отношении приближаться к человеку…

Лицо Романа разочарованно вытянулось, выражая мысль: "Ну и что?" Но я знал, что через минуту-две, когда он дослушает меня, выражение лица изменится.

– И вместе с достоинствами у нее появились специфично человеческие слабости. А мы продолжали расширять ее полномочия. Она почувствовала себя диктатором. А тут еще… – С неожиданной злостью я спросил: – Как она называлась раньше?

– Никак. Имела шифр, как все остальные машины: "МДК-3078" – машина для координации серия три номер ноль семьдесят восемь. А потом один шутник назвал ее…

– Так вот, этого шутника я оштрафую на сумму ущерба от простоя координатора!

Наконец-то на его лице появилось долгожданное выражение.

Покачивая головой, Роман сказал:

– В таком случае я до конца своих дней не получу ни зарплаты, ни пенсии…

КОМНАЗПРЕДРАС

Щеки Петра Ильича покрылись пятнами.

– Быстрей, док! – умолял он и тащил меня за руку.

– В чем дело?

– Ради бога, быстрее в авто! Уф! По дороге расскажу.

Он впихнул меня в кабину, плюхнулся рядом и тяжко засопел. Наконец, когда мое терпение готово было лопнуть, Петр Ильич заговорил:

– Роботы-дорожники… уф… испортились…

– Все сразу? – спросил я, подозрительно глядя на Петра Ильича и вспоминая, что до комкороба (комитета по комплектованию роботов) он был актером.

– Представьте… уф… штук двадцать… уф… и знаменитый И-пятнадцатый тоже. Организовали какой-то комназпредрас… уф… Главный инженер строительства заболел. Грипп в тяжелой форме. Своим заместителем временно назначил И-пятнадцатого. Роботы, которые входят в этот комназпредрас, возятся с больным, даже пробуют лечить, готовят ему пищу и присматривают за его детьми…

– Что же в этом плохого?

– Вот увидите, как они это делают. И к тому же на строительстве путей осталась меньшая часть…

Наш автовоп с легким шипением остановился. Вслед за Петром Ильичом я вбежал во дворик коттеджа, где жил главный инженер. И тут увидел картину, живо напоминающую концерт самодеятельности в психолечебнице.

Окна коттеджа были распахнуты, и со двора можно было увидеть то, что творилось в кухне и двух комнатах. Посередине двора стоял шпалоукладчик М-первый (устаревшей конструкции) и очень властно командовал:

– Быстрей! Живей! Есть шпалы! Нет шпал!

Он выбрасывал вперед повелительным жестом то правую, то левую клешню, будто указывал направление. Впрочем, во время приемки шпал он бы совершал такие же движения… Из домика время от времени выбегали роботы, кланялись М-первому и спрашивали:

– Разрешаешь?

В ответ раздавалось одно из четырех:

– Быстрей! Или:

– Живей! Или:

– Есть шпалы! Нет шпал!

Независимо от ответа роботы стремглав убегали обратно в дом.

Увидев меня, М-первый гордо сверкнул зеленым глазом и заорал:

– Я – зампред комназпредраса, главный над главными смотрителями шпал пенохролвигасовых, нитроновиниловых, верховный прямокриводержатель шпунтов металлических, генеральный командир гаек пластмассовых!..

Я все еще не мог ничего понять в этой картине и продолжал приглядываться, не обращая внимания на возмущенный шепот Петра Ильича. В моей профессии главное – хладнокровие.

В кухне хозяйничали четыре робота. Один резал овощи, другой мыл посуду. А третий и четвертый ходили с важным видом по кухне и что-то приказывали. Заметив, что я смотрю на них, они тотчас представились:

– Начальник приготовьпродукта!

– Директор мойбейпосуды!

В спальне, у постели больного, находились пять роботов. Один держал наготове чашку с лимонадом, другой готовил компресс. Остальные руководили ими, причем функции были четко распределены. Главный руководитель сидел за столом, в одной клешне сжимал пластмассовую гайку, второй придерживал большой пласт ваты. Его помощники подбегали, протягивали листики бумаги. А руководитель клал их поочередно на ватную подстилку и бил по ним гайкой, приговаривая:

– Разрешаю! Не разрешаю!

"Хорошо, что они предусмотрительные, – подумал я о роботах. – Если б не вата, стук был бы такой, что больной превратился бы в мертвого, а мертвый проснулся бы".

Но непонятней всего зрелище было в детской. Пятилетние девочки-близнецы сидели на тахте, а около них суетились никак не меньше десятка роботов. И только один из них делал что-то полезное, рисуя забавные картинки. Остальные указывали, как это надо делать:

– Крепче держи карандаш!

– Береги грифель. Без грифеля карандаш не пишет. Графит – брат алмаза.

– Веди ровную линию, дурак!

А наиглавнейший из них многозначительно мигал индикаторами и провозглашал:

– Правильное воспитание – хорошо. Неправильное воспитание – плохо. Хорошие дети – правильно. Плохие дети – неправильно.

Девочкам вся эта канитель, как видно, нравилась, и они смеялись, болтая ножками. Но вот одна из них сказала роботу, рисующему картинки:

– А теперь расскажи сказку.

– Сказку? – переспросил робот, вспоминая это слово. – Да, да… Жил-был А-первый со своею старухой…

– Если жил, значит, был, – глубокомысленно заметил один из роботов. – Хорошо.

– Зачем роботу старуха? – возмутился второй. – Это неправильно. Не-пе-да-го-гич-но.

– Старуха, старушка, старушенция, старая карга, старая конструкция, баба-яга, – показывал свою эрудицию третий, с вызовом глядя на четвертого.

Четвертый, по всей видимости, не мог похвастаться такой памятью. Не имея иных аргументов, он изо всей силы стукнул по голове эрудита, и тот на время умолк, а затем мог выговорить только по одному слогу:

– Стар… стар… стар… баб…

Пятый с возмущением что-то говорил наиглавнейшему, указывая клешней на хулигана, а наиглавнейший невозмутимо тянул свое:

– Правильное воспитание – хорошо. Неправильное воспитание – плохо…

– Ну, ничего страшного для жизни больного и его детей пока что не вижу, – сказал я Петру Ильичу. – Поехали на строительство к И-пятнадцатому. Может быть, он сумеет все объяснить.

– Выключить всех, и дело с концом, – попробовал сопротивляться Петр Ильич.

– А потом сколько времени уйдет на наладку? – напомнил я, решительно направляясь к автовопу.

Вслед нам неслось:

– Быстрей! Живей!

Наш автовоп остановился у семафора, рядом с которым стоял шпалоукладчик последней конструкции. Этот робот ритмично размахивал клешнями и торжественно провозглашал:

– Грунт мерзлый. Оттаивание производить! Не производить! Превратить семафор в шпалу!

– Как быстродействуешь? – спросил я.

– Нормально! – бодро доложил он. – Назначен верховным председателем комвыха, главруком семафорящих и сифонящих!

– Кто тебя назначил?

– И-пятнадцатый!

– А кто же он теперь? – поинтересовался я, желая поскорей узнать, каких вершин "общественного положения" успел достигнуть И-пятнадцатый. Я не сомневался, что уж он-то, обладая сложным самопрограммирующимся устройством, носит титул не менее чем из ста слов.

Но, к моему удивлению, шпалоукладчик ответил:

– Самопрограммирующийся робот конструкции И-пятнадцать. А вот и он спешит к вам, люди!

Я взглянул туда, куда указывала клешня шпалоукладчика. Над нами кружил, выпустив шасси, быстро снижался И-пятнадцатый. Едва он коснулся земли, как шпалоукладчик закричал, обращаясь к нему:

– Оттаивание производить! Слушать команду!

И-пятнадцатый не обратил на него никакого внимания, почтительно обратился к нам:

– К вашим услугам, люди.

На всякий случай я включил свой автожетон, похожий на карманный фонарик, и направил мигающий луч на индикатор робота. (При этом "в мозгу" любого робота должен автоматически включаться орган безусловного подчинения.)

– Что здесь происходит? – спросил я.

– Строительство участка дороги, – доложил И-пятнадцатый. – Этап – установка автоблокировки. Человек – главный инженер – заболел. Он временно назначил меня выполнять его функцию по строительству.

– А что делают этот шпалоукладчик и те роботы в доме главного инженера?

И-пятнадцатый смутился. Он был настолько сложен по конструкции, что, оказывается, мог даже смущаться.

– Дело в том, что мы производим сложные работы, и роботы типа НГТ-пять, уже не говоря об М-один, участвовать в них не могут. Выключить их, а потом терять время на наладку нерентабельно. Оставить включенными без всякого занятия – накопление избыточной энергии. Вот я в подражание вам, людям, и организовал игру в комназпредрас.

– Что это такое?

– Комитет по назначению, предназначению и распределению. Нескольких более сложных роботов я уполномочил ухаживать за больным и детьми. И остальным пришлось подыскать какое-то занятие, присвоить какие-то звания и титулы. Но разве это запрещенная игра?

– А почему робот Т-шесть бьет гайкой по куску ваты?

– Его основная специальность – заколачивание костылей, гвоздей… Сейчас он играет роль главного печатедержца. Ставя печати, он производит те же движения, что и на работе, поэтому может сразу же перейти к основному делу. Игра для него – подобие зарядки…

– А этот шпалоукладчик почему здесь командует?

– Но он в данное время не нужен ни для чего иного. Он тоже участвует в игре и машет руками, повторяя движения укладки шпал…

Петр Ильич все еще хмурился. Подозрительно глядя на И-пятнадцатого, он спросил:

– А если ему так понравится командовать, что он потом не захочет работать?

И-пятнадцатый секунду помолчал. Я знал: его удивил вопрос. Но вот робот почтительно ответил:

– Он ведь не человек, и наладить его значительно проще. Я его выключу, подожду, пока остынет лампа Ц-один, и снова включу.

…Когда мы возвращались, Петр Ильич упрямо сказал:

– А все-таки я не доверяю И-пятнадцатому. Следовало бы лишний раз проверить наладку.

– Ну что вы, он вполне налажен, – без тени сомнения ответил я. – Об этом свидетельствует его логика.

– Что именно?

– Хотя бы то, как он распределил обязанности между роботами…