Текст книги "Таллиннский переход"

Автор книги: Игорь Бунич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

25 августа 1941, 00:50

Капитан 2-го ранга Солоухин и капитан 2-го ранга Андреев, стоя на крыле мостика эскадренного миноносца «Суровый», с напряжением вглядывались в ночную тьму. Эсминец стоял на якоре, кормой к причалу Рохукюля, имея приказ поддержать огнем сухопутные части в районе Хаапсалу. Приказ был весьма абстрактным. Никто не позаботился выдать эсминцу целеуказания, но уже шел третий месяц войны, и ни Солоухин – командир 1-го дивизиона эсминцев, ни Андреев – командир «Сурового» уже ничему не удивлялись. Когда эсминец подошел к пирсу Рохукюля, то какой-то человек, назвавшийся секретарем парторганизации колхоза, название которого никто не запомнил, сообщил, что весь район Хаапсалу уже захвачен противником, и поддерживать огнем, собственно говоря, некого. Но, продолжал таинственный парторг, он может дать координаты скоплений вражеских войск и техники, по которым неплохо было бы нанести огневой удар. Выдвигать куда-то в ночную неизвестность корректировочный пост совершенно не хотелось и, несмотря на всю фантастичность предложения, его приняли. Оставалось согласовать только мелкие детали и процедуру связи.

Почти у самого причала в каком-то заброшенном помещении ночной парторг указал на телефон. Пусть кто-нибудь сядет здесь и ждет его звонка. Он знает номер. Так и поступили. Телефон зазвонил примерно через час. Парторг давал координаты, которые затем мегафоном передавались на эсминец. «Суровый» открыл огонь и, пользуясь данными столь импровизированной корректировки, успел выпустить 82 снаряда, когда связь неожиданно оборвалась, и больше ее восстановить не удалось. Так и не узнав, по кому они вели огонь, решили его прекратить и отойти подальше от причала, на котором в любую минуту могли появиться немецкие автоматчики.

Не зажигая огней, «Суровый» малым ходом шел в окутывавшей его спасительной темноте августовской ночи, направляясь к той безымянной бухточке одного из крошечных островков Моонзундского архипелага, где у полузатопленной баржи с мазутом базировались два последних советских эсминца, оставшиеся еще в Рижском заливе – сам «Суровый» и «Артём».

«Суровый» – новейший эсминец типа «7У», с полным водоизмещением более 2500 тонн, в принципе, отличался от своих предшественников «семерок» наличием двух труб вместо одной, эшелонированным расположением машинных отделений и несколько большими размерами. Имея те же четыре «стотридцатки» и два торпедных аппарата, что и «семерки», «улучшенный» вариант отличался более отвратительной мореходностью и еще более слабым корпусом, чем его предшественники. Даже на самой небольшой волне полубак эсминца так скрежетал, вибрировал и стонал, что казалось он вот-вот отвалится. А заливаемость «семерок У» вызывала трепет у всех сторонних наблюдателей: вид корабля, уходящего в воду по носовую надстройку, постоянно производил впечатление, что эсминец тонет по какой-то неведомой причине.

«Суровый» поднял военно-морской флаг 31 мая 1941 года и покинул построивший его Балтийский завод в Ленинграде, начав программу обычной отработки экипажа и различных корабельных систем. Война заставила скомкать всю программу оперативных испытаний и боевой подготовки.

В середине июля эсминец прибыл в Таллинн. Наскоро устранив обнаруженные дефекты, неизбежные у вновь построенного корабля, «Суровый» уже 23 июля вышел в район Нарвы для артиллерийского удара по переправам противника. Войдя под конвоем тральщиков и катеров МО в Нарвский залив, эсминец встал на огневую позицию. Прямо по прибрежному шоссе в район Нарвы был направлен корректировочный пост во главе со старшим артиллеристом с недавно погибшего эсминца «Сердитый» капитан-лейтенантом Бурчаковым. В 14 часов 30 минут с дистанции 103 кабельтова «Суровый» открыл огонь по скоплению войск противника в деревне Долгая Нива. И хотя деревня была своя, это было первое боевое соприкосновение с противником. Боя, в сущности, не было. Никто не вел по «Суровому» ответного огня, а корректировочный пост коротко доложил, что деревня накрыта и горит. Но все чувствовали себя как в настоящем бою: и капитан 2-го ранга Андреев, и артиллерист, старший лейтенант Мешков, и командиры орудий, старшины Левушкин, Апраксин, Зубинин и Першин.

Выпустив 186 снарядов, эсминец вернулся на Таллиннский рейд. И, как всегда бывает в таких случаях, на корабле царила уверенность, что наступление немцев на Ленинград, если не сорвано огнем «Сурового», то уж по крайней мере, надолго остановлено. Это обычная реакция первого боя, особенно если он проходит без противодействия противника.

Затем начались метания по Рижскому заливу в страстной надежде и желании нанести противнику как можно больший урон. Гонки за почти неуловимыми немецкими конвоями, отчаянное маневрирование под ударами авиации противника, базирование на дикие бухты Моонзундского архипелага, износ матчасти, немыслимый в мирное время, все более удручающие сводки с сухопутного фронта, гибнущие один за другим корабли отряда легких сил и слабые, почти нулевые, результаты их боевой деятельности.

Уже к 10 августа все уцелевшие корабли ОЛС включились в оборону Таллинна. «Суровый» остался в Рижском заливе вместе со своим однотипным собратом, эсминцем «Статный», тщетно пребывая в томительном ожидании данных разведки о противнике. Поздно вечером 18 августа прямо на их тайной стоянке в районе острова Саарема «Статный» подорвался на мине в таком месте, где глубины, казалось, исключали какую– либо возможность постановки минного заграждения. В огне и грохоте страшного взрыва охваченный пламенем «Статный» быстро стал валиться на правый борт, содрогаясь от новых взрывов. На месте взрыва было настолько мелко, что левый борт «Статного» остался торчать над водой горящим памятником нашей неготовности к борьбе с новыми образцами минного оружия.

Когда на «Суровом» опомнились от шока, вызванного мгновенной и совершенно непонятной гибелью «Статного», капитан 2-го ранга Андреев приказал спустить шлюпки и принял на борт десятка полтора раненых, контуженых, обожженных и измазанных в мазуте моряков с только что грациозно скользившего по бухте красавца-эсминца. Остальные, в числе более ста человек, включая и командира «Статного» капитана 3-го ранга Алексеева, погибли, так и не узнав о новых немецких магнитных минах.

После гибели «Статного» на «Суровом» все были уверены, что их отзовут в Таллинн для усиления обороны города. Но мысли начальства неисповедимы, как пути Господни, и «Суровому» было приказано оставаться в Рижском заливе, а на смену погибшему «Статному» был прислан «Артём» – старый эсминец типа «Новик», построенный еще в годы первой мировой войны и прославившийся в гражданскую войну, когда он, действуя в составе ДОТа Балтийского флота еще под старым своим именем «Азард», утопил английскую подводную лодку Л-55. Несмотря на почтенный возраст, «Артем», к затаенной зависти экипажа «Сурового», обладал гораздо лучшей мореходностью, прекрасно держался на волне, разрезая ее, подобно стилету, почти не заливался и не клевал носом, имея возможность действовать орудиями в таких условиях, которые и не снились «Суровому» – новейшему эсминцу, последнему детищу предвоенного советского кораблестроения.

20 августа в 20 часов 30 минут воздушная разведка КБФ обнаружила в районе Вентспилса три судна, идущих в сопровождении сторожевых катеров на север. Предполагая, что конвой идет в Ригу, штаб КБФ отдал приказ Солоухину перехватить противника в Ирбенском проливе и уничтожить его. Надо сказать, что данные воздушной разведки по нескольку раз в день поступали на эсминцы, но на деле в координатах, указанных на основании данных воздушной разведки штабом КБФ, как правило, никого и ничего не оказывалось, кроме авиации противника, которая вновь и вновь заставляла корабли крутиться под бомбами в смертельном хороводе.

Почти так же случилось и на этот раз. 21 августа в 4 часа 50 минут в полной темноте «Суровый» и «Артём» двумя призрачными тенями выскользнули с рейда Рохукюля, направляясь на перехват противника к Ирбенскому проливу. Капитан 2-го ранга Солоухин запросил штаб КБФ об уточнении координат обнаруженного накануне конвоя. Вылетевший с первыми лучами рассвета самолет-разведчик не обнаружил ничего ни в Ирбенском проливе, ни в прилегающих к нему районах. Когда же эсминцы вышли в точку предполагаемого перехвата, то опять-таки же ничего не обнаружили. Только пустынные волны с белыми гребешками пены, носящиеся взад и вперед с громкими криками чайки и плывущие высоко в небе предвестники осени – перистые облака, из-за которых в любой момент могли появиться бомбардировщики противника.

Посоветовавшись с командиром «Сурового», Солоухин решил «прочесать» залив. Увеличив скорость, эсминцы повернули на юг. Свежело. Ветер нагонял встречную волну. Десятки настороженных глаз следили за небом и горизонтом. Летели часы. Ничего, кроме пустынных свинцовых вод залива и чаек. Наконец, эсминцы вышли к подходному рижскому бую у косы Даугавгрива. Дальше идти было невозможно. Развернувшись и перестроившись в строй фронта, эсминцы пошли на север вдоль западного побережья залива.

Солоухин уже подумывал о прекращении поиска, когда в 11 часов 39 минут на дистанции 95 кабельтовых открылись дымы. Увеличив ход до полного, «Суровый» и «Артем» пошли на сближение и вскоре обнаружили два небольшие транспорта и моторную шхуну, идущие под охраной нескольких сторожевых катеров. За ними в 4-5 милях синел берег. Тот ли это был конвой, который накануне обнаружила авиация или какой-то другой, разбираться было некогда. Сигнальщики впились глазами в небо: теперь-то уж авиация противника появится непременно. Солоухин быстро распределил цели: «Артему» – головной транспорт, «Суровому» – второй, шхуна – шут с ней. Уменьшив ход до 11 узлов, эсминцы легли на курс, параллельный курсу конвоя.

Заметив эсминцы, противник стал действовать, видимо, по давно отработанной инструкции. Транспорты и шхуна быстро повернули к берегу, держа курс на мели мыса Мерсрагс. Катера охранения, летая вокруг охраняемых транспортов, как водяные жуки по пруду, ставили дымовую завесу. С дистанции 40 кабельтовых эсминцы открыли огонь. На часах было 11:54. Через минуту с транспортов открыли ответный огонь. Снаряды противника падали с перелетом 6-10 кабельтовых. Сторожевые катера ринулись на эсминцы. Их приняли за торпедные и начали маневр уклонения от возможного торпедного залпа. В клочьях дымзавесы, порой, совершенно закрывающей идущие к берегу транспорта, в тучах брызг, вспышках огня, всплесках своих и чужих снарядов трудно было увидеть результаты огня. Транспорты уходили. В 12 часов 10 минут эсминцы прекратили огонь.

Солоухин видел, что палуба идущего впереди «Артема» завалена стреляными унитарами. Люди, выскочив из люков, стали сбрасывать их за борт, освобождая пространство для расчетов палубных орудий. Командир дивизиона приказал идти на сближение с противником. В 12 часов 21 минут эсминцы снова открыли огонь. Пришлось развернуться бортом к волне. Эсминцы кидало с борта на борт: накрытия удалось добиться только с третьего залпа. Солоухину казалось, что он ясно видит пожар на одном из транспортов. Другой шел с сильным креном. Чуть в стороне сквозь клочья завесы разливались сполохи яркого пламени и с бело-желтым дымом завесы смешивался черно-бурый дым горящего бензина. Видимо, горел один из катеров охранения. Через мгновение завеса снова закрыла противника.

Эсминцы снова прекратили огонь, и не успел Солоухин отдать команду увеличить ход, чтобы, сблизившись с немецкими транспортами, окончательно уничтожить их, как услышал звенящие от волнения, тревожные крики сигнальщиков: «Воздух!» Шестерка пикировщиков, разделившись на две группы, стремительно вынырнув из облаков, шла на эсминцы с неумолимостью рока. Было 12:25. В этот момент в полутора кабельтовых от носа «Сурового» поднялись всплески. Из-за дымзавесы их приняли за огонь с транспортов, но в действительности это уже вела пристрелку по эсминцам береговая батарея противника на мысе Мерсгарс.

В 12 часов 26 минут самолеты были уже над головой. Капитан 2-го ранга Андреев, выскочив из рубки, следил в бинокль за первым из упавших на крыло пикировщиков, давая отрывистые команды на руль. Эсминец задрожал и застонал от резкой перемены режима работы машин и круто положенного на борт руля. С грохотом разорвалась первая бомба, угодив в полукружье кильватерного следа «Сурового», вспенившегося за кормой. Взрывная волна жесткой оплеухой накрыла корабль. На момент замолкли турбины с выбитыми взрывной волной предохранителями. Мигнул и погас свет. Полубак в каскадах срывающейся воды и в тучах брызг с шумом снова появился на поверхности, зажегся свет, задрожал корпус от вновь запущенных турбин, и «Суровый» самым полным ходом стал уходить на северо-восток. О конвое мгновенно забыли.

Огромный столб воды от близкого разрыва почти полностью закрыл «Артем». Столб оседал мучительно долго и, так и не увидев, что стало с «Артемом», на «Суровом» снова пришлось резко менять курс, уклоняясь от второй бомбы, которая грохнула метрах в двадцати от правого борта. Казалось, что корабль полностью выбросило из воды. Со скрежетом и визгом он изогнулся, затем выпрямился, как пружина, и стремительно стал валиться на левый борт, выпрямился, припал на правый борт и снова рванулся вперед, как затравленный олень.

В этот момент Солоухин успел заметить, что внешне совершенно невредимый «Артем», высоко задрав свой тупой форштевень, несется полным ходом, яростно отстреливаясь от кружащих над ним самолетов. Столб воды снова закрыл «Артем», и в этот момент третья бомба рванула за кормой «Сурового».

Два часа немецкие самолеты, меняя друг друга, гоняли «Сурового» с «Артемом» но Рижскому заливу. Отчаянно маневрируя, крутясь чуть ли не вокруг своей оси, корежась от близких разрывов, отстреливаясь из всего, что могло стрелять, эсминцы отходили к Моонзунду. Все новые и новые самолеты врага появлялись над ними. С резким грохотом, заглушая рев зениток, лопались авиабомбы, с бреющего полета самолеты поливали эсминцы очередями крупнокалиберных пулеметов. Летели щепки палубного настила, падали убитые и раненые. Выбивало турбины, их запускали вновь, раскаленный воздух гудел в изрешеченных осколками дымовых трубах. Наконец, в 14 часов 30 минут, наступила тишина. Самолеты больше не появлялись. По понедельникам, а день 25 августа 1941 года был понедельник, после обеда немцы летать не любили, занимаясь плановыми регламентными работами на матчасти. Уменьшив ход, эсминцы, продолжая идти к Моонзунду, постепенно остывая от боя, стали выяснять полученные повреждения.

Вокруг снова пустынные воды залива, чайки, высокие облака. Как будто ничего и не было: ни нападения на конвой, ни двухчасового боя с пикировщиками, сбросившими на два корабля более ста бомб.

С «Артема» доложили: 6 человек убито, 12 ранено, в основном – легко. Несколько пробоин в корпусе и надстройках, временно выведена из строя левая машина. На «Суровом» и того меньше: 3 человека убиты, 2 ранены, осколками пробиты надстройки и трубы.

В общем, на эсминцах царило ликование – все понимали, что отделались дешево. Подсчитали, что в бою «Суровый» израсходовал 145 130-миллиметровых снарядов, а «Артем» – 133 102-миллиметровых снарядов. Экипажи поздравили с успешным боем, объявив потопленными два немецких транспорта и два сторожевых катера охранения. Было так или не было, никто вопросов не задавал. Все искренне верили, что так оно и было, ибо иначе нельзя на войне, особенно в период ежедневных поражений и катастроф. Если уж в такое время ты побывал в бою и уцелел, то это уже победа, а детали тут не имеют большого значения.[5]5
  Набеговая операция, проведенная «Суровым» и «Артёмом» 21 августа 1941 года в Рижском заливе, интересна не столько своими результатами, которые весьма спорны, сколько тем, что это была последняя попытка за весь период Великой Отечественной войны на Балтике использовать эскадренные миноносцы как таковые. Впоследствии, уцелевшие корабли этого класса использовались лишь в качестве быстроходных транспортов или плавбатарей. Характерно, что за весь период боев за господство в Рижском заливе с июня по август 1941 года наши эсминцы ни разу не использовали имеющееся у них мощное торпедное вооружение. То ли немецкие транспорты были такими, что на них жалко было тратить торпеды, предназначенные для линкоров Гранд-флита, то ли ими просто не умели пользоваться.


[Закрыть] Главное – это поднять боевой дух измученного поражениями личного состава.

Подобно пиратам средневековья, эсминцы несколько последующих дней отстаивались в тихой бухточке между одним из крошечных безымянных островков архипелага и полуостровом Рамси. На «Артеме» повреждение в машине оказалось более серьезным, чем ожидали, и на бомбардировку Хаапсалу «Суровый» вынужден был отправиться в одиночку...

Экономичным ходом «Суровый» возвращался к месту стоянки. Черное небо предосенней Балтики низко висело над кораблем. Накрапывал мелкий дождь. Капитану 2-го ранга Солоухину подали расшифрованную радиограмму. Штаб КБФ приказывал «Суровому» и «Артему» не позднее рассвета 27 августа вернуться в Таллинн. Командир дивизиона передал бланк радиограммы капитану 2-го ранга Андрееву. Офицеры обменялись понимающими взглядами. Не было нужды обсуждать текст радиограммы в присутствии матросов. Все было ясно и так: Таллинн сможет продержаться лишь до 27 августа.

25 августа 1941, 01:30

Старший лейтенант Дицкий – командир артиллерийской боевой части эскадренного миноносца «Артем» – вместе со своими комендорами приводил в порядок кормовые орудия эсминца, пришедшие почти в негодное состояние после той бешеной стрельбы, которую им пришлось вести в бою с конвоем и самолетами противника 21 августа. Всего три дня оставалось жить эсминцу-ветерану, представителю легендарной плеяды «новиков», но одной из самых больших милостей, которые нам дарит судьба – это незнание ее предначертаний, что и зовется надеждой на лучшее. Дицкий попал на «Артем» сразу после окончания училища, служил на нем всего чуть больше года, но уже любил свой эсминец, как только может молодой офицер самозабвенно любить свой первый корабль.

В отличие от «Сурового», который был в строю еще неполных три месяца, а 23 августа отметил всего лишь первый месяц своего участия в боях, «Артем», как уже упоминалось, воевал уже четвертую войну. Эсминец вошел в строй 10 октября 1916 года под именем «Азард» – в честь знаменитой Сенявинской 16-пушечной шебеки, которая, будучи захвачена абордажем у французов, лихо воевала под тем же названием, но уже под русским флагом в Архипелаге в кампанию 1806 года. «Азард» еще не успел толком войти в строй, как над Россией вообще и над флотом в частности и в особенности пронеслись революционные бури, окончательно добив Российскую Империю, и без того уже тонущую в пучине первой мировой войны.

Захваченный водоворотом событий, сметающих целые государства, эсминец «Азард» героически пытался удержаться на плаву и идти нужным курсом. Он пробивался через льды из Гельсингфорса в Кронштадт в 1918 году, сражался в составе ДОТа в 1919 году, чудом уцелел, когда 21 октября 1919 года на английских минах погиб весь дивизион, в который входил «Азард». Три однотипных с «Азардом» «новика»: «Гавриил», «Константин» и «Свобода» пошли на дно на глазах у экипажа «Азарда». Эта история – весьма темная и по сей день не выясненная до конца. Поговаривали, что командир дивизиона Ростовцев хотел сдать англичанам все вверенные ему корабли, но коварные англичане выставили в обусловленном месте мины. То ли – место, где дивизион собирался ставить мины в Копорском заливе, было выдано англичанам кем-то из штаба ДОТа, чуть ли не самим Дмитриевым. То ли – имело место обычное головотяпство, которыми насыщена история нашего флота. Но факт остается фактом: три «новика» погибли, а «Азард», под хладнокровным командованием своего тогдашнего командира Несвицкого, осторожно, задним ходом выбрался из минной ловушки и вернулся в Кронштадт.

Но не это чудесное спасение принесло эсминцу громкую славу, а другое событие, произошедшее несколько ранее. 4 июня 1919 года «Азард» и «Гавриил», ведя разведку в Копорском заливе, обнаружили подводную лодку, идущую в надводном положении. Пока на мостике Ростовцев с Несвицким пытались понять, что это за лодка и что все это значит, комендор носового орудия «Азарда» Богов без команды выстрелил по лодке. Все видели, как снаряд попал в основание рубки, как поднялся огромный столб воды черного цвета, как полетели в разные стороны поднятые взрывом обломки и как в образовавшемся затем водовороте пенилась и бесновалась вода от выходящего с огромной силой воздуха. Это видели все, но никто не знал, что это была за лодка. Поэтому комендор Богов был немедленно арестован за «открытие огня без команды» и доставлен в Кронштадт для суда. К счастью, в Кронштадте выяснили, что все подводные лодки ДОТа целы, и всю историю, в принципе, удалось замять. Англичане ни о каких потерях не сообщали, мы ни о каких победах – тоже.

Только через семь лет тральщик «Клюз», ведя контрольное траление в этом районе, зацепил обо что-то тралом. Это что-то оказалось прицелом с орудия подводной лодки. Спущенные водолазы установили, что на дне залива покоится со всем экипажем английская подводная лодка «Л-55».

Шел уже 1926 год. «Азард» уже давно (с 1922 года) носил новое имя – «Зиновьев» – в честь любимца Ленина Гриши Зиновьева-Аппельбаума, занимавшего пост председателя Коминтерна. И хотя звезда самого Зиновьева, а равно и возглавляемой им организации, уже явно стала закатываться, звезда эсминца, носящего его имя, стала, напротив, восходить к зениту в связи с потоплением «Л-55». Каких только легенд не напридумывали об этом инциденте в те годы, создавая из подводной лодки в 950 тонн водоизмещением некое чудовище, набитое агентами «Интеллиженс Сервис», имеющих своей целью взорвать все от Кронштадта до Кремля. Создавалось впечатление, что «Азард» – «Зиновьев» выиграл Гражданскую войну и спас социалистическое отечество. В 1928 году подводная лодка «Л-55» была поднята, останки моряков переданы англичанам, а сама лодка номинально включена в состав РККФ.

К этому времени звезда Зиновьева-Аппельбаума закатилась настолько, что его погнали со всех постов, а через несколько лет расстреляли. Это событие привело к новому переименованию эсминца «Азард» —«Зиновьев», названного на этот раз «Артем». Кто такой «Артем», по началу на Балтике не знал никто. Никто даже толком не знал имя – это, фамилия или кличка, хотя на торжественном митинге в честь переименования эсминца, имевшем место 27 ноября 1928 года, и было разъяснено, что «Артем» – это парткличка товарища Сергеева Федора Андреевича, профессионального революционера 1883 года рождения, из крестьян, прославившегося, главным образом, созданием рабочей партии в Австралии, где он вынужден был скрываться от царской охранки, и погибшего 24 июня 1921 года под Харьковом во время каких– то загадочных испытаний таинственного аэровагона. Так ли это или нет, толком не знают и до сих пор. «Артем» – так «Артем». В те годы уже научились вопросов не задавать. Ясно было только, что кем бы ни был Артем, он явно не входил в число вождей мирового пролетариата, как, скажем, Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин или даже Урицкий, Володарский и Карл Либнехт. Даже разжалованный Зиновьев и тот был рангом повыше.

Хотя это обстоятельство несколько обидело экипаж эсминца, особого значения новому имени корабля никто не придавал, поскольку все находились в полной уверенности, что через пару лет эсминец снова переименуют. Ведь не пристало же эсминцу, которого никто иначе не называл, кроме как «наиболее прославленный корабль Красного флота», носить столь скромное имя.

А престиж эсминца рос с каждым годом. 24 июля 1939 года на Неве состоялся первый военно-морской парад в честь нововведенного Дня флота. Несмотря на то, что этот день пришелся на понедельник, никто не работал. Нева пестрела флагами, горела огнями корабельной иллюминации. Ленинградцы впервые могли взглянуть на крейсер «Киров» и на блестевшие свежей краской бортов новенькие «семерки». Но не эти новейшие корабли были, как говорится, «гвоздем программы». Им был «Артем». Вокруг эсминца был устроен целый аттракцион. Метрах в десяти от носа «Артема» стояла капитально отремонтированная «Л-55», сохранившая латинские литеры на рубке, хотя уже и переименованная в «Безбожник». От носового орудия «Артема» к рубке лодки шел кабель, увешанный гирляндой лампочек, последовательное мигание которых и яркая вспышка нескольких десятков лампочек на рубке должны были имитировать знаменитый выстрел комендора Богова двадцатилетней давности.

Затем для «Артема» последовало холодное безумие зимней войны с Финляндией. Двадцатисантиметровый лед мял и рвал обшивку эсминца-ветерана, забивал решетки холодильников, выводя из строя машины, осколки метких финских снарядов звенели по обледенелым надстройкам. Была высадка десантов на Гогланд, поддержка огнем левого фланга армии, завязнувшей в снегах Карельского перешейка. Обмороженные и простуженные офицеры и матросы, обледенелые палубы и трапы, ампутированные пальцы, выпавшие зубы и волосы и, наконец, вместе с долгожданным миром – долгий ремонт в Кронштадте.

С первых же дней войны с Германией «Артем» находился в море. Постановка мин на центральной минно– артиллерийской позиции для предотвращения возможного прорыва немецкого флота в Финский залив, томительное ожидание действий противника, походы семиузловым ходом за минными заградителями «Урал» и «Марти», смертельные хороводы под бомбами, боязнь своих и чужих мин, политруки, прячущие глаза на политинформациях и пытающиеся объяснить причины военной катастрофы, внезапно обрушившейся на страну, мнящую себя непобедимой и неуязвимой, и эвакуации, эвакуации, эвакуации... Базирование на Кунду, формировки и переформировки, все более удручающие события и на море, и на суше, матросы, списываемые на берег, поломки, ремонты на ходу и, наконец, откомандирование в Рижский залив, лихой набег 21 августа на конвой и радость еще одного чудесного спасения под дождем авиабомб...

Старший лейтенант Дицкий вытер руки паклей. Накатники 102-миллиметровых орудий никуда не годились. Может удастся подремонтироваться в Таллинне на заводе? Вряд ли, конечно. Скорее всего, пошлют в Ленинград. Но с такими орудиями воевать уже невозможно. Артиллерист спустился в кают-компанию. Воентехник 1-го ранга Молодцов – командир группы котельных машинистов – клевал носом за столом, машинально помешивая ложечкой остывший чай. Когда Дицкий садился за стол, Молодцов поднял голову и, странно мигая слезящимися красными глазами, сказал: «Суровый» вернулся. Приказано уходить в Таллинн. Хоть немного подремонтируемся».

Глотнув остывшего чая, Дицкий поднялся на мостик. Стоявший на вахте лейтенант Круглов сообщил Дицкому, что командир «Артема», старший лейтенант Сей, вызван на «Суровый» к комдиву. Приказано вернуться в Таллинн, но еще неизвестно, удастся ли: побережье почти все контролируется немцами, в проливах – мины, тральщиков нет. Может быть, придется взорвать корабли и пробиваться по суше. Дицкий вздохнул. С мостика было видно, как у носового орудия под брезентом копошились комендоры. Впереди, мористее, чернел силуэт «Сурового». Бледная луна угадывалась в облаках, низко плывущих над Моонзундским архипелагом.