Текст книги "История Русской Церкви (1700–1917 гг.)"
Автор книги: Игорь Смолич
Жанр:
Религия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 48 страниц)
Обсуждение общей церковной реформы на заседаниях Предсоборного Присутствия не могло обойти вопросов духовного образования. Либеральные круги в обществе и среди духовенства не желали, естественно, смириться с последствиями Устава 1884 г. и политикой К. П. Победоносцева, которые перечеркивали все то положительное, что успела дать реформа 1867–1869 гг. Однако недовольство царило и среди консервативно настроенных иерархов. Благодаря общему ослаблению цензуры (1904–1905) духовные журналы получили возможность довольно свободно обсуждать проблемы церковной реформы, в том числе и вопросы духовного образования. Кроме того, в Святейшем Синоде накопилось много отзывов архиереев, поданных в ответ на его запросы, в этих отзывах задача реформы в сфере духовного образования затрагивалась не только в основных чертах, но зачастую и в деталях. Наконец, этой теме были посвящены многочисленные статьи, брошюры и даже книги, авторами которых были профессора, епископы, учителя семинарий и т. д. Просмотрев эту обширную литературу, легко убедиться, что недовольство положением, существовавшим в духовной школе, было всеобщим [1620]1620
Этот вопрос будет подробно освещен во 2 томе. Здесь приведем только наиболее важную литературу: Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе. СПб., 1906. 3 т. и доп. том; Сводки отзывов епархиальных преосв. по вопросам церковной реформы. СПб., 1906; Беляев А. А. О реформе духовной школы. М., 1905–1906. 2 т.; Беляевский Ф. О реформе средней школы. 1: Краткий очерк прошлого средней духовной школы. СПб., 1907 (только о духовных семинариях); Введенский С. Наше ученое монашество и современное церковное движение. М., 1906; Глубоковский Н. Н. Об основах духовно–учебной реформы; он же. По вопросам духовной школы (см. библиогр. к § 21); Духовная школа: Сборник статей. М., 1906, а кроме того, многочисленные статьи в журналах БВ, Христ. чт, Прав. соб., ТКДА и др.
[Закрыть].
д) Когда по именному повелению Предсоборное Присутствие было распущено, прекратило работу и его школьное отделение. В итоге прошедших дебатов еще раз обнажились глубокие противоречия между светской профессурой, с одной стороны, и ученым монашеством и епископатом – с другой. После 1906 г. в высшем церковном руководстве снова воцарился дух реакции и национализма, достигший наивысшей точки при обер–прокуроре В. К. Саблере (см. § 7, 9). Недоверчивый контроль над духовным образованием со стороны Святейшего Синода преследовал единственную цель – подавить всякий «дух возмущения».
И действительно, в 1905–1907 гг. в семинариях дело доходило до беспорядков, иногда приводивших даже к покушениям на ректоров или инспекторов. В декабре 1906 г. в Москве собрался Всероссийский конгресс семинарий, на котором выяснилось, что во многих семинариях существовали политические организации и кружки, насчитывавшие десятки членов. Конгресс призвал к борьбе против «отжившего учебного режима». Неспокойно было и в академиях. В 1908 г. Святейший Синод распорядился провести ревизию академий. Херсонский архиепископ Димитрий Ковальницкий ревизовал Московскую и Петербургскую Академии, Псковский архиепископ Арсений Стадницкий – Казанскую, Волынский архиепископ Антоний Храповицкий – Киевскую. Их отчеты Святейшему Синоду были полны горькой критики. Отчет архиепископа Антония Храповицкого представлял собой большое и резкое обвинительное заключение против профессоров, из–за которых, по мнению архиепископа, происходит «обмирщение» академий [1621]1621
См. прим. 258.
[Закрыть]. В действительности же руководство в академиях с 1884 г. принадлежало ученому монашеству, так что впору было бы говорить об их «оцерковлении».
На основании отчетов ревизоров Святейший Синод сделал вывод, что во всем виноват Устав 1884 г., и 29 декабря 1909 г. с согласия обер–прокурора С. М. Лукьянова поручил Учебному комитету переработать уставы и пересмотреть штаты академий, семинарий и духовных училищ с упором на религиозное и нравственное воспитание. Первым, и очень скоро, был готов проект Устава академий. Обсуждение бюджета Святейшего Синода в Государственной думе сопровождалось резкими нападками на высшее церковное руководство – это отнюдь не располагало к внесению в Думу еще одного законопроекта. Тогда обер–прокурор и Синод решили воспользоваться пасхальными каникулами, чтобы в обход Государственной думы на основании статей 87 и 65 Конституции подать 2 апреля 1910 г. новый Устав академий на утверждение непосредственно императору. Поправки в Устав академий вносились еще дважды – 29 июля и 26 августа 1911 г., и каждый раз во время каникул в Государственной думе подписывались прямо императором на основании все тех же статей 87 и 65 [1622]1622
3 ПСЗ. 30. № 33274; 31. № 35704, 35802; Отчет… за 1908–1909 гг. С. 537–560 (новые указания по воспитанию студентов академий и семинаристов), 560–565 (о беспорядках в духовных учебных заведениях после 1905 г.); ср. с. 566–584; Отчет… за 1911–1912 гг. С. 272–281.
[Закрыть].
В Уставе 1910–1911 гг. дано новое определение академии: «Православные духовные академии суть закрытые высшие церковные училища, христианским воспитанием и высшей православно–богословской наукой приготовляющие христиански просвещенных деятелей для служения святой православной Церкви, прежде всего в области церковно–пастырской, а затем и на других поприщах духовной деятельности, предпочтительно в священном сане» (§ 1). «В круг деятельности академий входит: 1) высшая ученая разработка богословия на церковном, строго православном основании; 2) преподавание богословских наук и некоторых небогословских, необходимых для основательного научного изучения богословия во всех его разветвлениях и для просвещенного служения святой Церкви на пастырском, духовно–учебном, миссионерском и других поприщах; 3) воспитание в учащихся любви к святой Церкви и ее установлениям и преданности престолу и отечеству» (§ 2). Это добавление, впервые введенное в устав духовных учебных заведений, было как бы ответом на либеральные устремления, наблюдавшиеся в 1905–1907 гг. при обсуждении церковной реформы. Академии по–прежнему оставались под непосредственным контролем и опекой епархиальных архиереев, но в компетенции Святейшего Синода (§ 3), который назначал ректоров и инспекторов (§ 11). Епископ только представлял кандидата на ректорскую должность, который обязан был иметь ученую степень не ниже магистра богословия и принадлежать к духовному сословию, право же назначения было прерогативой Святейшего Синода (§ 34). В примечании 3 к этой статье говорится, что ректорами Московской и Киевской Академий могут быть только лица монашеского звания. «Изменения» в Уставе от 26 августа 1911 г. обобщают это установление и окончательно уточняют его: «Ректор академии, по представлению местного епархиального архиерея, назначается Святейшим Синодом из известных ему своими достоинствами лиц, имеющих ученую степень не ниже магистра богословия, и состоит в сане епископа» (§ 34). Устав 1910 г. содержит особую главу об отношениях Святейшего Синода с академиями (§ 11–12). В § 65 устанавливается: «Преподаватели академии могут быть только лица православного исповедания, строго православного образа мыслей и церковного направления, предпочтительно состоящие в священном сане». Избрание профессора или преподавателя академическим советом нуждалось в утверждении. В случае отклонения кандидатуры Святейшим Синодом совет имел право в течение полугода представить новую. Если этого не происходило, то назначение осуществлялось по усмотрению Святейшего Синода (§ 70), который вообще оставлял за собой право в случае надобности назначать и увольнять профессоров и доцентов (§ 72). Инструкция относительно «профессорских стипендиатов» оставалась прежней (§ 73), две вакансии предназначались для монахов, с отличием окончивших академию (§ 76). § 86 дополняет два первых параграфа: «Преподаватели ведут свое преподавание в строго православном духе, направляя свою деятельность к утверждению в умах студентов благоговения пред непреложной истиной православия и готовности послужить святой Церкви. Никакие уклонения от сего правила не могут быть терпимы».
Согласно Уставу 1910 г., было увеличено число кафедр и для студентов организованы по университетскому образцу практические занятия (семинары). Обязательные дисциплины делились на общеобязательные и дополнительные, которые объединялись в группы в зависимости от педагогической или научной специализации. В Уставе названо 14 общеобязательных предметов и 6 групп, но уже через год «Изменениями» от 29 августа 1911 г. были определены 17 общеобязательных предметов и 4 группы. Окончательный вариант учебной программы был рассчитан на четыре года и включал следующие общеобязательные дисциплины: 1) Новый Завет; 2) Ветхий Завет; 3) патрологию; 4) введение в богословие; 5) догматику; 6) нравственное богословие; 7) пастырское богословие, в том числе аскетику и гомилетику; 8) литургику (поначалу отнесенную к дополнительным дисциплинам); 9) церковную археологию и историю христианского искусства (также сперва дополнительный предмет); 10) историю и критику раскола; 11) историю и критику сектантства; 12) историю древней Церкви; 13) историю Русской Церкви; 14) церковное право; 15) систематическую философию (а), логику (б); 16) психологию; 17) греческий (в Московской и Петербургской Академиях) и латинский (в Киевской и Казанской Академиях) языки. Кроме того, студент должен был определиться между историей философии и педагогикой; факультативно преподавались языки: французский, немецкий и английский.
Студент был обязан выбрать одну из следующих четырех групп специализации. 1–я группа: история России, история Греко–Восточной Церкви с момента отпадения Западной Церкви до настоящего времени и сверх того: история славянских Церквей (для Киевской, Московской и Казанской Академий – обзорно, для Петербургской – подробно) и история Грузинской и Армянской Церквей (для Петербургской Академии), история Западнорусской Церкви (т. е. Киевской митрополии в XIV–XVII вв.) – только для Киевской Академии. 2–я группа: библейская история в совокупности с древней историей, древнееврейский язык и библейская археология (в Петербургской Академии – двухгодичный курс по 10 лекционных часов). 3–я группа: церковнославянский и русский языки, история русской литературы. 4–я группа: история и критика западных исповеданий в связи с историей Западной Церкви, начиная с 1054 г. В Казанской Академии имелись еще две дополнительные группы, или отделения, – татарская и монгольская. Татарская группа: история и критика ислама; этнография татар, киргизов, башкир, чувашей, черемисов, вотяков и мордвы; история распространения христианства среди названных народностей; арабский и татарский языки с общим филологическим обзором языков этих народностей. Монгольская группа: история и критика ламаизма; этнография монголов, бурят, калмыков, остяков, самоедов, якутов, тунгусов, маньчжур, коряков, гольдов, гиляков, корейцев и др.; история распространения христианства среди названных народностей; монгольский (бурятский и калмыцкий) язык; тибетский язык. Студенты Казанской Академии, выбравшие какую–то из этих групп, освобождались от изучения одного из следующих обязательных предметов: истории и критики раскола, истории и критики сектантства, истории философии и педагогики, систематической философии и логики, греческого или латинского языков (§ 132 и 133).
Семинаристы, окончившие курс обучения с отличием, по рекомендации семинарского начальства принимались в академию без экзамена. Это же касалось и выпускников университетов или других высших школ, если они учились на собственные средства. Остальные должны были сдать устные экзамены по следующим предметам: Новый Завет, догматика и всеобщая церковная история, а также один из древних языков. Были еще и письменные экзамены по богословию и философии, а также сочинение проповеди. Женатые священники и диаконы с семинарским образованием допускались сперва только в Киевскую и Казанскую Академии, и лишь дополнительный указ от 18 июля 1911 г. разрешил им поступать также в Московскую Академию. «Изменения» 1911 г. давали выпускникам высших школ возможность учиться за государственный счет, но только в случае сдачи ими специального экзамена (§ 139–143).
В течение первых трех лет обучения в академии студент должен был наряду с посещением практических семинаров представлять ежегодно три письменных работы и три проповеди. На последнем курсе писалась кандидатская диссертация на богословскую тему. Окончившие академию с отличием получали на основании диссертации без какого бы то ни было устного экзамена степень магистра богословия. Высшую ученую степень доктора богословия, истории Церкви или канонического права магистр получал также без экзамена по представлении диссертации, одобрении ее академическим советом и утверждении Святейшим Синодом; устного экзамена также не требовалось. Таким же образом могли получить эту степень и лица, не принадлежавшие к преподавательскому составу академии (§ 175–178).
Устав 1910–1911 гг. придавал большое значение нравственному и религиозному воспитанию и дисциплине. Студенты и преподаватели были обязаны регулярно посещать все богослужения, которые должны были отправляться без сокращений; чтения и песнопения выдерживались в строго церковном стиле, в точности следуя церковному уставу; каждая литургия должна была сопровождаться проповедью. Эти нормы имели в виду главным образом студентов из числа монашествующих и священников. Крайне важным считалось соблюдение всех церковных постов, а также говение перед причащением в равной мере как со стороны учащихся, так и преподавателей. На утренних богослужениях должны были присутствовать также все преподаватели.
Студенты, желавшие принять монашество, подавали письменное заявление ректору, который обязан был проверить, вполне ли кандидат готов к пострижению, и получить на то разрешение от епархиального архиерея. Студент–монах имел отдельную комнату, по возможности – келью, а также соответствующую пищу. Долгом епархиальных архиереев была особая пастырская забота о них (§ 180–196).
Инспектор, действуя под руководством ректора (который по новым правилам должен был быть в сане епископа), отвечал за религиозно–нравственное воспитание и за дисциплинарный надзор. В целях повышения его авторитета в «Изменениях» от 26 августа 1911 г. предписывалось, чтобы в Петербургской и Московской академиях инспектор был в сане архимандрита, в двух остальных академиях – в сане архимандрита или протоиерея. Его назначение происходило в Святейшем Синоде по рекомендации епархиального архиерея. Инспектор обычно не читал никаких лекций. Епархиальный епископ назначал ему помощника (§ 48–59). Однако при рассмотрении списков академических служащих оказалось, что и после 1911 г. миряне занимали должность инспектора, очевидно из–за недостатка подходящих кандидатов.
Казеннокоштные выпускники могли выбрать и светскую карьеру, но в этом случае они обязаны были в качестве возмещения отслужить полтора года в духовном ведомстве. Выпускники, ставшие священниками, поступали в распоряжение епархиальных архиереев, монахи же должны были дожидаться назначения непосредственно от Святейшего Синода (§ 104–110).
В общем и целом новый Устав не принес глубоких перемен. Наиболее важной из них стало усиление влияния епархиального архиерея, особенно заметное при замещении академических кафедр. «Изменения» от 26 августа 1911 г. предусматривали, что епископ мог вычеркивать из списка кандидатов, представленного ему академическим советом, всех, чье присутствие в академии представлялось ему нежелательным (§ 71). Задача Устава уменьшить число светских преподавателей фактически оказалась трудноосуществимой из–за нехватки вплоть до 1917 г. подходящих кандидатов монашеского звания. В Московской Академии в 1912 г. из 29 преподавателей только 9, включая ректора, принадлежали к духовенству. В Петербургской Академии в 1917 учебном году на 33 преподавателя приходилось не более 6 духовных лиц, включая ректора [1623]1623
БВ. 1912. 10 (Приложение: Отчет Московской Духовной Академии за 1911–1912 гг.); 3 ПСЗ. 31. № 35704, 35802; ср.: Наука в России: Справочный ежегодник / Изд. Академии наук. Пг., 1920. Т. 1. С. 57 (только о Петербургской Академии за 1916–1917 гг.; составлено в 1917 г.). Среди 29 профессоров и доцентов Петербургской Академии в 1901–1902 учебном году было всего 2 ученых монаха (ректор и инспектор) и 4 белых священника. Ср. списки преподавателей всех академий за 1914 г.: Церковная правда. Берлин, 1914 (на обложках выпусков). Также: Думец. Духовная школа: там же. 1913. С. 684–700, 732–746 (№ 23–24). Юридически Устав духовных академий должен был обсуждаться и утверждаться в Государственной думе. Правительство действовало в обход этого порядка не потому, что иначе смотрело на правовую сторону дела, а потому, что опасалось неудачи в Думе. Ведь Устав православных духовных академий должен был обсуждаться и утверждаться органом, в котором не было специалистов по данному вопросу, но зато имелось множество людей, враждебных по отношению к Церкви. Таков финал церковной реформы Петра I, выразившийся в конституции 1905 г.
[Закрыть]. Безуспешными оказались все старания обер–прокурора В. К. Саблера, по чьей инициативе были составлены «Изменения» от 26 августа 1911 г., поддержать консервативный епископат в его борьбе против светской профессуры. Усилия Святейшего Синода по реформированию академий в нужном ему направлении привели разве что к увольнению в 1908–1912 гг. ряда профессоров. Одновременное увеличение числа кафедр еще более умножило вакансии, которых, например, в одной Московской Академии в 1911/1912 учебном году было семь. Так же обстояло дело и в других академиях [1624]1624
БВ. 1912. 10 (Отчет Московской Духовной Академии за 1911–1912 гг.); Талин В., в: Рус. м. 1912. 6; Ист. в. 1910. 12. С. 1208 и след. Как и Устав 1884 г., Устав 1910 г. стремился увеличить число профессоров из ученого монашества, хотя в отзывах некоторых епископов Предсоборному Присутствию такая практика подверглась критике, например, в отзыве Туркестанского епископа Паисия Виноградова (Отзывы. 1. С. 49), который особенно настойчиво указывал на опасности, связанные с назначением молодых монахов ректорами и инспекторами.
[Закрыть].
Непосредственное значение Устава заключалось в интенсификации преподавания богословия и практических занятий студентов, а также в увеличении бюджета академий и повышении окладов преподавателей [1625]1625
Флоровский. С. 483 и след.; Отчет… за 1911–1912 гг. С. 272–275. Бюджеты академий см.: 2 ПСЗ. 30. Доп. том. С. 219 и след. Ср. дебаты в Государственной думе при обсуждении бюджета Святейшего Синода на 1912 г. (Стенографический отчет Государственной думы 3–го созыва. Заседание 86 (от 6 марта 1912 г.). С. 115).
[Закрыть]. «Устав построен в духе властного формализма. В нем совсем не чувствуется подлинного вдохновения» – такова его оценка одним из исследователей [1626]1626
Флоровский. С. 484.
[Закрыть]. Но так как он действовал лишь короткое время, из которого четыре года пришлось к тому же на тяжелую войну, историк не в состоянии вынести окончательного суждения о его значении для развития академий.
е) Затем Учебный комитет Святейшего Синода занялся разработкой новых уставов семинарий и духовных училищ. Было намечено преобразовать духовные училища в шестиклассные духовные прогимназии. Их воспитанники, как предполагалось из духовного сословия, могли рассчитывать на общее образование, которое позволяло им в любое время перейти в соответствующий класс светского учебного заведения. Семинарии должны были стать четырехклассными богословскими училищами для подготовки священников. Они предназначались для лиц любого сословия, окончивших либо духовную прогимназию, либо соответствующую светскую школу. Выпускники новых семинарий не только шли в священники, но и могли продолжить образование в академии. В форме законопроекта эти уставы были представлены обер–прокурором Саблером в Государственную думу, но потом взяты обратно и потому они не обсуждались. Они так и не вступили в силу, поэтому семинарии и духовные училища вынуждены были вплоть до 1918 г. обходиться прежними уставами.
В изменение Устава в 1906 г. Святейший Синод распорядился, чтобы богословие преподавалось преимущественно в старших классах, а общеобразовательные предметы – только в младших. Изучение современных иностранных языков объявлялось обязательным.
Революция 1905–1906 гг. внесла в учебный процесс семинарий гораздо больше беспорядка, нежели в академиях. В 1906 г. приемная экзаменационная комиссия Московской Академии отмечала у выпускников семинарий полное незнание церковно–исторической и прочей духовной литературы; семинарское образование, по выводу комиссии, заключалось лишь в механическом заучивании содержания учебников. Письменные работы демонстрировали робость мысли, шаблонные фразы, плохую орфографию и незнание Священного Писания. Знание древних языков было также весьма неудовлетворительным. В 1911 г. та же комиссия подчеркивала недостаточную начитанность в Новом Завете и такую слабость в греческом языке, что греческий текст Нового Завета для семинаристов был темен; довершало картину незнание догматических текстов и латыни. Письменные проповеди комиссия характеризовала как безликие, размытые и поразительно похожие одна на другую по содержанию и по форме. Сходным был и вердикт экзаменационной комиссии Казанской Академии в 1913 г., которая объясняла такое положение дел перегрузкой учащихся семинарий учебным материалом. Не лучше были и результаты приемных экзаменов в других академиях. В 1911 г. совет Московской Академии жаловался на недостаточное прилежание студентов, пришедших из семинарий, и добавлял, что женатые духовные лица сильно отличались своими успехами в учебе; их поведение было примером для студентов; учащиеся женатые диаконы и священники оказывали благотворное влияние на студенчество как в отношении науки, так и дисциплины. Совет предложил Святейшему Синоду изменить § 142 Устава академий, чтобы облегчить женатым священникам доступ в академии, для которого требовалось особое разрешение Святейшего Синода. Это ходатайство было удовлетворено 18 июля 1911 г. [1627]1627
Журналы совета Московской Духовной Академии за 1906 г. С. 208 и след.; Журналы… за 1911 год. С. 383 и след., 414; Журналы… за 1912 г. С. 418–424, 468–475. Интересно, что лучше всех экзамены в Казанской Академии сдали некий Беляев, капитан в отставке, и один болгарин из Софийской семинарии (Журналы Совета Казанской Духовной Академии за 1913 г. С. 529–531, в: Прав. соб. 1913. 10). Ср.: С. С. Скорбный лист духовных семинарий, в: БВ. 1907. 5.
[Закрыть]
Большой урон академиям наносило то, что многие семинаристы с хорошими аттестатами предпочитали академиям университеты или государственную службу. Окончивших же академию в свою очередь все меньше привлекала перспектива быть священниками и большинство из них избирали педагогическое поприще в духовной или светской школе [1628]1628
Это явление отчетливо обозначилось уже в начале XX в.: С. П. Школа и жизнь, в: Христ. чт 1902. 1. С. 431. Позволю себе сослаться на собственный опыт: я был учеником классической гимназии. В связи с тем, что за 9 лет моего учения мой отец четырежды менял место службы, я успел познакомиться с гимназиями четырех городов. За это время у меня было пять преподавателей истории – четверо из них окончили духовные академии; из четырех преподавателей русского языка трое опять–таки были выпускниками академий, так же как все четверо преподавателей латинского языка. Мой последний преподаватель истории, окончивший Киевскую Академию, учил нас не по предписанному, хотя и устаревшему учебнику Иловайского, а по «Курсу» Ключевского и «Лекциям» Платонова. 16–17–летним учеником я проработал 2 и 3 тома Ключевского. Может быть, не повсюду так было, но не исключаю, что духовные учебные заведения критиковались в то время больше из оппозиции правительству и Церкви, чем на основании действительного положения дел.
[Закрыть]. По этой причине в епархиях существовала постоянная нехватка священников, что заставило Святейший Синод организовать в Москве, Житомире и Оренбурге специальные пастырские курсы для диаконов и лиц с незаконченным семинарским образованием; окончившие их рукополагались в священники. Зато подготовка научной смены в академиях шла весьма успешно. Начиная приблизительно с 1909–1910 гг. академические журналы, в которых до тех пор печатались практически только статьи профессоров, стали заполняться диссертациями молодых авторов, выполненными на высоком научном уровне. Это отрадное положение подтверждалось и отзывами профессоров о кандидатских работах во всех академиях, особенно в области истории Церкви, хотя темы работ молодым исследователям иногда назначались по жребию и не всегда соответствовали научным интересам диссертантов [1629]1629
См., например, рецензию профессора Киевской Академии С. Т. Голубева, в: Чтения. 1909. 4. Смесь. С. 6 и след.; а также: Журналы академий за 1910–1914 гг.; Евлогий. С. 199.
[Закрыть].
В заключение следует заметить, что из–за недоступности источников – официальных документов, протоколов заседаний, мемуаров и т. п. в настоящее время невозможно дать ясную картину внутреннего состояния духовного образования в последние десятилетия синодального периода, на нем весьма неблагоприятно сказывались политические потрясения эпохи и ее нездоровая общественная атмосфера, однако стремительный подъем богословской науки позволяет дать духовной школе этого времени и ее достижениям в общем положительную оценку [1630]1630
Флоровский. С. 484; Kern C. P. 278–282. Этот вопрос будет еще подробно рассматриваться во 2 томе.
[Закрыть].