Текст книги "История Русской Церкви (1700–1917 гг.)"

Автор книги: Игорь Смолич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 48 страниц)

Состав Святейшего Синода был пополнен. Председательствующий в Синоде архиепископ Амвросий позаботился прежде всего о назначении в члены Синода своего друга, Тобольского митрополита Арсения, энергичного поборника церковной автономии, который одновременно был переведен в Ростов. Пятым архиереем в Синоде стал Тверской епископ Митрофан Слотвинский (1737–1752). Кроме того, в составе Святейшего Синода числились три архимандрита. Назначенный на пост обер–прокурора князь Я. П. Шаховской поначалу поддерживал с членами Синода вполне дружественные отношения [521]521
  Попов. Арсений Мацеевич. С. 84 и след., 94.


[Закрыть].

Назначение Арсения в Святейший Синод и его перевод на Ростовскую кафедру явились большими личными успехами Амвросия, которые тем более замечательны, что незадолго до того Арсений успел поссориться с синодальными архиереями, а перед императрицей поставил себя в трудное положение вследствие рискованной церковно–политической акции, в которой принял участие и сам Амвросий [522]522
  Там же.


[Закрыть]. 29 марта 1742 г. Арсений прибыл в Москву на коронацию императрицы. Уже 15 апреля он составил пространную записку «О благочинии церковном», которая была представлена за его и Амвросия подписями Елизавете. К сожалению, не удается установить, случилось ли это до или после коронации (25 апреля 1742 г.) [523]523
  Попов. Ук. соч. С. 58, прим.


[Закрыть].

Записка Арсения [524]524
  Впервые опубликована у Попова. Ук. соч. Прил. 4. С. 7–25.


[Закрыть] состоит из двух частей. В первой части дана критика управления Русской Церковью с точки зрения церковного права и доказывается, что институт Святейшего Синода не имеет канонической основы. Далее следует адресованный императрице argumentum ad hominem [аргумент, рассчитанный на субъективное впечатление (лат.)]. Автор старается доказать, будто царь Петр I не повинен в издании рокового «Духовного регламента» и в учреждении Святейшего Синода, а был введен в соблазн наущением «слуг лицемерных». Во второй части описываются «нападки и грабительства» Коллегии экономии. Из всего сказанного Арсений делает вывод о необходимости восстановления патриаршества. Вместе с тем провозглашается неограниченность власти епископов, ее независимость как от светских учреждений, так и от низшего духовенства и верующих на том основании, «понеже Христос после апостолов Церковь Свою Телом Своим не чрез иного кого делает, только чрез архиереев, чрез архиереев бо вси таинства церковные». Остальные аргументы заимствованы из истории Церкви. Патриарх должен быть «старейшим» среди епископов, как это имеет место во всех Восточных Церквах. Патриаршество как учреждение особенно оправдало себя в борьбе против ересей, имея заслуги и перед Московским государством. Здесь Арсений приводит цитаты из Уложенной грамоты патриарха Иова, в которой использована идея монаха Филофея о «Москве – третьем Риме». Московский патриархат был признан всеми Восточными патриархами. Традицию патриаршества необходимо восстановить и сохранять уже потому, что ее упразднение есть «уничижение нашего Российского благочестивого государства». Из всех патриархов, признавших в XVI столетии Московский патриархат, лишь Константинопольский одобрил в 1723 г. учреждение Святейшего Синода. Так как не было получено согласия других патриархов, то законность Святейшего Синода с точки зрения канонов не может идти ни в какое сравнение с легитимностью патриаршества. Не Петр I, говорится далее, является подлинным виновником, а его советчик Феофан Прокопович, который был одержим «духом протестантским и чуть ли еще не горшим». Сочиняя «Духовный регламент», Феофан «не стыдился в образец духовного синодального правления жидовских синагог и афинейских идолослужительных судей приводить, а Христа и апостолов или Вселенских Соборов ниже словом коснулся, не напамятовал». Итак, утверждает Арсений: «несть твердого основания почти никакового быть вместо патриарха Синоду». Коллегия экономии свирепствует по отношению к Церкви хуже, чем турки. Следовательно, необходимо прежде всего освободить Церковь от этого зла, а затем восстановить и патриаршество. В качестве компромисса Арсений предлагает сохранить Святейший Синод, но под главенством Московского митрополита. «А обер–прокурору и генерал–прокурору (Сената. – Ред.), как и Экономической коллегии, нечего здесь делать», так как митрополит может самолично докладывать дела государю. Полное Присутствие Святейшего Синода потребно лишь от случая к случаю. Таким образом, этот компромиссный вариант предполагал в сущности передачу Московскому митрополиту функций патриарха, хотя и без соответствующего титула. Автор заканчивает призывом к совести императрицы: «Ее (Церкви. – Ред.) пользу исправить… то бы гнев Божий умолился» [525]525
  Попов. Ук. соч. Прил. 4. С. 8, 12, 13, 15, 17, 20–25; ср. с. 11, 227, 243.


[Закрыть].

Записка Арсения «О благочинии церковном» явилась первым официальным протестом российской иерархии против синодальной системы. Более того, под ней стояла подпись первенствующего архиепископа Амвросия, и потому императрица и правительство не могли просто не заметить ее. К сожалению, нет ни одного документа о какой–либо реакции государственных властей. Тем не менее некоторые выводы на этот счет можно сделать на основании еще одного сочинения Амвросия и Арсения – брошюры под названием «Всеподданнейшее предложение», которая была вручена Елизавете 17 ноября 1742 г. [526]526
  Попов. Ук. соч. Прил. 4. С. 28–36.


[Закрыть] Авторы напоминают о представленной в апреле записке и замечают: «От многих, как от братии наших (епископов? – И. С.), так и от светской стороны, чувствуем немалую на нас вражду и негодование, о чем, надеемся, что Вашему Величеству отчасти внушается, и не малое в том опасение имеем, дабы со временем каковыми–либо ухищренными внушениями не возмогли смутить неповинной души Вашего Величества, того ради, в дополнение прежде поданного нашего проекта, еще кратко нижеследующие резоны в собоперсональное высокомонаршее рассмотрение всеподданнейше предлагаем». Итак, часть епископов была возмущена заявлением своих собратий, из коих только один являлся членом Святейшего Синода. Кто именно своими нашептывания смущал «неповинную душу» императрицы, неизвестно. Ясно, что речь могла идти в данном случае лишь о лицах из ее ближайшего окружения [527]527
  Среди приближенных императрицы Елизаветы находились не только «новые» люди, как например, Разумовский, Воронцов и Шувалов, но также Бестужев–Рюмин, князья Черкасский и Трубецкой (Платонов. Лекции. С. 579). Я. П. Шаховской (Записки. 2. 1821. С. 62) сообщает, что часто беседовал с генерал–прокурором князем Ю. П. Трубецким по церковным вопросам; ср.: Щербатов. Рассуждение относительно статистики России, в: Чтения. 1859. 3. С. 69.


[Закрыть]. Кажется, внимание Елизаветы обратили на критику Коллегии экономии, коль скоро как раз в это время Кабинет министров потребовал от прокурора коллегии отчета о состоянии управляемых ею церковных вотчин. Главный вопрос, поднятый двумя иерархами, остался нерешенным, так как императрица не пожелала принять их сторону. Из записки от 17 ноября видно, что их обвиняли в том, что они отвергали «Духовный регламент». Под своими «братиями» Арсений мог подразумевать, судя по его взглядам на иерархию, только епископов. Не так уж важно, имелись ли в виду синодальные архиереи или и другие иерархи. Большинство епископов, в том числе и в Святейшем Синоде, были малороссы, которые не могли быть принципиально против предложений Арсения. Иерархи были единодушно против коллегиальной системы Святейшего Синода и подчинения Церкви светской власти. В таком случае вражда к Арсению была, видимо, следствием оскорбленного самолюбия из–за того, что Арсений, не будучи членом Синода, осмелился через голову Синода подать столь принципиальный проект. Не исключено, что епископы опасались решительного и энергичного характера Арсения, в котором видели наиболее вероятного кандидата в патриархи. Амбиции Арсения давали основания для таких подозрений: к моменту подачи Арсением совместно с Амвросием «Всеподданнейшего предложения» первый уже был по ходатайству Амвросия назначен императрицей Ростовским митрополитом и членом Святейшего Синода.

С точки зрения своей программы брошюра от 17 ноября 1742 г. представляла собой значительно более умеренный вариант первой записки тех же авторов: проблема патриаршества была на этот раз едва затронута. Дело ограничилось указанием на то, что «Духовный регламент», отвергая патриаршество, не содержит никаких формальных препятствий для восстановления Московской епархии. Второй главной темой была критика Коллегии экономии. Императрица пошла в общем навстречу этим пожеланиям: указом от 15 июля 1744 г. управление церковными вотчинами было из ведения Коллегии экономии передано Святейшему Синоду [528]528
  ПСЗ. № 8993. О спорах между Арсением Мацеевичем и Святейшим Синодом см.: ПСПиР. Е. П. 1. № 378; 2. № 534, 602, 658, 749, 755, 934.


[Закрыть]; в июле 1742 г. Иосиф Волчанский был поставлен архиепископом Московским (1742–1745), а 1 сентября того же года Никодим Сребницкий (1742–1745) стал первым епископом новоучрежденной Петербургской епархии [529]529
  Попов. Арсений Мацеевич. С. 109; Ист. – стат. Петербург. 5. С. 124.


[Закрыть]. При жизни Амвросия, пользовавшегося особым доверием императрицы Елизаветы, его влияние на церковные дела было прочным, как явствует уже из самого выбора кандидатов для посвящения в епископский сан и назначений на епархии [530]530
  Попов. Ук. соч. С. 107.


[Закрыть]. После смерти в 1745 г. своего единомышленника Арсений остался в одиночестве. Из–за властного характера он нажил в своей епархии и в Петербурге немало врагов. Да и его успешная борьба против Коллегии экономии не доставила ему сторонников среди бюрократии [531]531
  О деятельности Арсения как епархиального епископа – там же. С. 143.


[Закрыть]. Преемником Амвросия в Святейшем Синоде стал сначала мало чем замечательный архиепископ Стефан Калиновский, который в связи с назначением был переведен из Псковской епархии на Новгородскую. После его смерти (1753) первоприсутствующим в Святейшем Синоде стал Московский архиепископ Платон Малиновский, а за ним – Петербургский архиепископ Сильвестр Кулябка. В 1757 г. его место занял Димитрий Сеченов, который, как обнаружилось в правление Екатерины II, и лично, и по существу дела не сходился с Арсением [532]532
  Попов. Ук. соч. С. 121, 324, 301, 308, 328, 294–331. Вражда между Арсением Мацеевичем и Димитрием Сеченовым возникла уже в 1742 г. из–за спора об одном иеромонахе (там же. С. 264–269). В 1745 г., после выговора, полученного от Святейшего Синода, Арсений хотел уйти на покой, но императрица не дала на это своего согласия (ПСПиР. Е. П. 2. № 924). Синод не разрешил также издать написанные ок. 1748 г. Арсением «Возражения на пашквиль лютеранский, нареченный Молоток, на Камень веры» – ответ на анонимный памфлет против «Камня веры» Стефана Яворского; сочинение увидело свет лишь в 1775 г. (Попов. Ук. соч. С. 303).


[Закрыть]. При Елизавете планам Арсения противостоял также обер–прокурор князь Я. П. Шаховской, ставивший государственные интересы выше церковных дел. Его церковная политика нашла себе последователей, и ее направление осталось неизменным даже после того, как императрица по просьбе епископов сместила его с поста, который он занимал в течение 10 лет [533]533
  О трениях между обер–прокурором Шаховским и Синодом: Попов. Ук. соч. С. 305, 308, 311, 314–316.


[Закрыть]. Несмотря на то, что Арсений был малороссом, у него не было сторонников среди епископов украинского происхождения. Не сумел он наладить отношений и с влиятельным графом А. Г. Разумовским, который вообще–то покровительствовал епископам из малороссиян [534]534
  О политической незначительности А. Г. Разумовского см.: Платонов. Лекции. С. 579.


[Закрыть]. Не числился среди его друзей также духовник императрицы Елизаветы протоиерей Ф. Я. Дубянский, пользовавшийся доверием государыни в столь высокой степени, что она, случалось, передавала с ним Синоду свои повеления. И в 1763 г., будучи уже духовником Екатерины II, он снова не оправдал надежд, которые возлагал на него Арсений. В этот критический период Арсения поддерживал, по–видимому, только канцлер граф А. П. Бестужев–Рюмин, заступавшийся за него перед императрицей [535]535
  О роли духовника Елизаветы Ф. Я. Дубянского († 1771): Шаховской. Записки. 1821. Ч. 1. С. 85; Сборник. 42. С. 413, 481; Осьмнадцатый век. 3. С. 344, 397; Попов. Ук. соч. С. 415; Ист. – стат. Петербург. 6. С. 33, 43.


[Закрыть].

Тот факт, что Арсений вынужден был в течение 20 лет в одиночестве вести принципиальную борьбу за права Церкви и за автономию ее высшего руководства, чрезвычайно характерен для русской иерархии 1–й половины XVIII в. Она никак не поддержала его, если не считать поверхностной солидарности в споре с Коллегией экономии за церковные вотчины. Биограф Арсения находит в этом отражение «борьбы разнородных идейных течений во взгляде на церковное управление» [536]536
  Попов. Ук. соч. С. 295.


[Закрыть]. «У членов Синода росла готовность содействовать правительственным видам» [537]537
  Там же. С. 331.


[Закрыть]. Такая готовность отличала иерархию уже в XVI и XVII вв. Епископы не уставали в течение двух с половиной столетий вести борьбу за церковные земли, но всякий раз отступали, когда речь заходила о принципиальных вопросах. Для Арсения принципиальной была и проблема церковных вотчин, ибо в его представлении она была связана с положением епископата в Церкви. Когда Екатерина II в 1763 г. решила разрубить гордиев узел путем секуляризации церковных имуществ, Арсений был покинут и предан своими «братиями» в Святейшем Синоде даже и в этом вопросе [538]538
  Там же. С. 94.


[Закрыть].

Ко времени кончины императрицы Елизаветы проблема церковных земель для правительства настолько обострилась, что стало возможным ее окончательное разрешение. Этого не случилось при Елизавете только потому, что такой шаг претил религиозному чувству императрицы и ее уважению к церковной иерархии [539]539
  Там же. С. 325.


[Закрыть]. Итак, до воцарения Петра III могло казаться, что Святейший Синод одержал победу в этом вопросе. Петр III по своему воспитанию и природному характеру был иностранцем, которому были чужды Россия и ее Церковь [540]540
  См. таблицу 1. Петр III прибыл в Петербург 5 февраля 1742 г., 6 ноября он перешел в православие, а на следующий день провозглашен престолонаследником. 29 июня 1744 г. он был обручен с Софией Августой Фридерикой Ангальт–Цербтской, 21 августа 1745 г. состоялось их бракосочетание. О Петре III: Щебальский П. К. Политическая система Петра III. М., 1870; Записки Штелина (Jakob Stählin), в: Чтения. 1866. 4. Смесь; Платонов. Лекции. С. 597; Helbig G. A. W. Biographie Peters des Dritten. Tübingen, 1808; Stählin K. Aus den Papieren Jakob von Stählins. Berlin, 1926; Fleischhacker H. Porträt Peters III., in: JGO. 1957. 5; Bain R. N. Peter III, Emperor of Russia: The story of a crisis and a crime. Westminster, 1902.


[Закрыть]. Его краткое правление (26 декабря 1761 г. – 28 июня 1762 г.) напоминает правление императрицы Анны. Это был период немецко–протестантского господства и «мысленного ига», как выразился архиепископ Амвросий Зертис–Каменский в письме к митрополиту Арсению Мацеевичу, написанном после вступления на престол Екатерины II [541]541
  Русс. ст. 1879. 25. С. 587; см. также: Соловьев. 25. С. 147.


[Закрыть]. Еще откровеннее в письме к тому же адресату высказался Московский митрополит Тимофей Щербацкий: правление Петра III «vitam nostram ad gemitus et dolores ducit» [наполнило жизнь нашу стенанием и скорбями (лат.)] [542]542
  Русс. ст. 1879. 25. С. 586.


[Закрыть]. Петр III был лютеранин по крещению и до 14 лет жил в Киле, после чего императрица Елизавета вызвала его в Петербург. Здесь 29 июня [543]543
  Ср. прим. 287, где приведена верная дата – ноябрь 1742 г. – Ред.


[Закрыть] 1742 г. он перешел в православие, но открыто выражал свое презрение к православной Церкви и ее обрядам, что вызывало возмущение подданных и недоумение иностранцев. За 10 дней до смерти Петра III австрийский посланник граф Мерси–Аржанто докладывал своему правительству: «Едва можно себе представить то удивительное презрение, какое царь выказывает господствующей религии своего государства» [544]544
  Сборник. 18. С. 391; Щебальский. Ук. соч. С. 58. Высказывания Петра III перед членами Святейшего Синода о терпимости в вопросах веры (25 июня 1762 г.) см. в: Русс. арх. 1875. С. 2085.


[Закрыть]. В мемуарах А. Т. Болотова упоминается о беседе Петра III с Новгородским архиепископом Димитрием Сеченовым, который являлся в то время первоприсутствующим в Святейшем Синоде. Царь высказал желание, «чтоб из всех образов, находящихся в церквах, оставлены были в них одни изображающие Христа и Богородицу, а прочих бы не было; также чтоб всем попам предписано было бороды свои обрить и вместо длинных ряс носить такое платье, какое носят иностранные пасторы» [545]545
  Болотов А. Записки. 2. С. 172.


[Закрыть]. Хорошо осведомленный австрийский посланник также сообщает своему двору об этом разговоре, добавляя: «Архиепископ, сильно смущенный, стал представлять ему различные дурные последствия, связанные с этими нововведениями, и наконец в особенности то, что если император захочет принудить русское духовенство к принятию всего вышесказанного, то подвергнет их всех опасности быть когда–нибудь ночью умерщвленными чернью. Тем не менее государь, казалось, был очень раздражен его возражениями и очень сурово обошелся с названным епископом, который, пожалуй, еще будет сослан в Сибирь» [546]546
  Сборник. 18. С. 371.


[Закрыть]. По словам посланника, этот разговор состоялся 28 июня 1762 г. О реформистских планах Петра III свидетельствуют его заметки от 25 июня того же года: «1) чтоб дать волю во всех законах (т. е. вероисповеданиях. – И. С.), и какое у кого ни будет желание, то не совращать (в православие. – И. С.); 2) принять вообще всех западных и чтоб их не имели в поругании и проклятии; 3) уреченные посты вовсе прекратить и чтоб не почитать в закон, но в произвольство; 4) о гресе прелюбодейном не иметь никому осуждения, ибо и Христос не осуждал; 5) всех ваших здешних бывших монастырских крестьян причислить моему державству, а вместо их мое собственное на жалование дать» [547]547
  Русс. арх. 1871. С. 2055.


[Закрыть]. Уже 26 марта 1762 г. Петр III издал жесткий указ, не вошедший, впрочем, в Собрание законов. В нем Святейший Синод обвиняется в волокитстве по делам просителей. «Делается одна токмо повадка (т. е. поблажка. – И. С.) епархиальным начальникам, так что в сем пункте Синод походит больше на опекуна знатного духовенства, нежели на строгого наблюдателя истины и защитника бедных и невинных… Сего ради повелеваем Синоду чрез сие стараться крайним наблюдением правосудия соблазны истребить… Нашим императорским словом чрез сие объявляя, что малейшее нарушение истины покажется как злейшее государственное преступление» [548]548
  Памятники новой русской истории. 2 (1872). С. 17–18 и Русс. ст. 1872. 6. С. 567. Этого указа нет в ПСЗ.


[Закрыть]. В царствование Елизаветы Синод успел отвыкнуть от такого резкого тона. Однако по существу дела Петр III был прав: дела затягивались, низшее духовенство редко находило в Синоде защиту от произвола владык, которым зачастую не хватало чувства справедливости. В январе 1762 г. Петр III посетил Святейший Синод, где совещался по вопросу о положении монастырских крестьян [549]549
  Сборник. 18. С. 210; Соловьев. 25. С. 11.


[Закрыть]. В результате появился ряд указов [550]550
  ПСЗ. 15. № 11441, 11480; см. § 10. Воспитатель Петра III Я. Штелин писал: «(Император. – И. С.) трудится над проектом Петра Великого об отобрании монастырских поместий и о назначении особенной Экономической коллегии для управления ими. Генерал–прокурор Александр Иванович Глебов сочиняет об этом манифест» (Чтения. 1866. 4. Смесь. С. 103).


[Закрыть], которые благоприятно отразились на положении крестьян. Память об этих указах долго жила в народе, и недаром к ним прибегали самозванцы (например, во время восстания Пугачева) и сектанты. В истории епархиального управления и монастырей эти указы открыли новую эпоху (см. § 10).

Позиция императора в отношении Церкви и духовенства интересовала не только иностранных дипломатов, но и все петербургское общество, в котором эта тема живо обсуждалась. Видимо, на основе неточных сведений прусский посланник фон дер Гольц сообщал своему государю Фридриху II, что русскому императору был подан письменный протест за подписью архиепископов и многих прочих духовных лиц [551]551
  Попов. Арсений Мацеевич. С. 356; Соловьев. 25. С. 79.


[Закрыть]. После кропотливого изучения имеющихся исторических материалов биограф архиепископа Арсения не смог найти никакого подтверждения сообщению о коллективном протесте духовенства против конфискации церковных земель [552]552
  Попов. Ук. соч. С. 357.


[Закрыть]. В то же время он допускает, что Арсений мог выступить и в одиночку. О содержании и судьбе этого предполагаемого документа ничего не известно. Зная характер Арсения, нельзя отрицать, что он действительно мог энергично возражать в отличие от остальных иерархов, со вздохом подчинившихся приказу императора. Ведь несколько месяцев спустя именно Арсений начал борьбу с правительством. Возможно, поданный им протест затерялся во время беспорядков во дворце в связи с переворотом, произошедшим через три дня после донесения прусского посланника [553]553
  Там же; ср.: Чтения. 1910. 2. С. 89.


[Закрыть].

в) Обстоятельства дворцового переворота 28 июня 1762 г. внешне напоминают события, сопровождавшие вступление на престол императрицы Елизаветы [554]554
  Об этих событиях см.: Переворот 1762 года: Сочинения и переписка участников и современников. М., 1911. 2–е изд.; здесь опубликовано письмо (с. 95–100) Екатерины от 2 августа 1762 г. Стан. Понятовскому, в котором она описывает, как прошел тот день; ср.: Платонов. Лекции. С. 608–611. Об обширной мемуарной литературе о перевороте 28 июня см.: Бильбасов В. А. История Екатерины Второй. 1896. Т. 12.


[Закрыть]. Между тем положение Екатерины II в корне отличалось от положения Елизаветы Петровны. Особая ситуация, в которой оказалась Екатерина после переворота, определила всю ее внутреннюю политику, и в особенности – ее позицию по отношению к Церкви. Кроме того, говоря о церковной политике, следует принять во внимание ее личные религиозные убеждения. Среди российских самодержцев не было другого, церковная политика которого столь же явно обнаруживала бы его личные взгляды, как политика Екатерины II.

Елизавета была возведена на трон гвардией. Она была дочерью Петра I, русской по происхождению, была известна своим благочестием и потому чрезвычайно популярна. Екатерина же стала императрицей благодаря небольшой группе гвардейских офицеров. В первое время она очутилась в своего рода изоляции, ибо у нее не было ни связей с сановниками прежних царствований, ни поддержки придворной аристократии или бюрократии. К тому же она была урожденной немецкой принцессой [555]555
  См. таблицу 1; также: Smolitsch I. Katharinas II. religiöse Anschauungen und die Russische Kirche, в: JGO. 1938. 3. S. 568–579. Екатерина (София Августа Фридерика фон Ангальт–Цербст) прибыла в Петербург 3 февраля 1744 г.; см. прим. 287.


[Закрыть]. Никто не знал, как поведет себя по отношению к ней церковная иерархия. «В первые годы власти Екатерина, – пишет один из историков, – не могла похвалиться, что имеет под ногами твердую почву». Своими успехами она была обязана только самой себе. «Переворот 1762 г., – продолжает тот же автор, – поставил на трон женщину не только умную и с тактом, но и чрезвычайно талантливую, на редкость образованную, развитую и очень деятельную» [556]556
  Платонов. Лекции. С. 615, 712. Литература о Екатерине II очень обширна; о трудностях в первые годы ее правления: Корсаков Д. А. Сторонники воцарения Екатерины II, в: Ист. в. 1884. 2; Кизеветтер А. А. Первое пятилетие правления Екатерины II, в: Сборн. в честь П. Н. Милюкова. Париж, 1930; Ключевский В. О. Импер. Екатерина II, в: Русс. м. 1896. 11 (также в: Очерки и речи. М., 1913 и СПб., 1918); Лаппо–Данилевский А. С. Очерк внутр. политики Екатерины II. СПб., 1898; Hoetzsch O. Katharina die Zweite von Rußland: Eine deutsche Fürstin auf dem russischen Zarenthron des 18. Jh. Leipzig, 1940; 2–е изд.: 1942. В. А. Бильбасов хотел написать подробную историю Екатерины, но, к сожалению, появились в печати только: История Екатерины II. Т. 1 (1728–1762). СПб., 1890; Т. 2 (1762–1764). Лондон, 1895; Т. 12. Берлин, 1896; немецкий перевод: Berlin, 1897. Важные письма Екатерины II, в которых говорится также о церковных вопросах, в: Сборник. Т. 1, 6, 9, 10, 22 (к Гримму), 27, 32 (к Гримму), 42, 43 (к Гримму). Специально о вопросах народного образования при Екатерине см.: Рождественский С. В. Очерки по истории системы народного просвещения в России в XVIII веке. СПб., 1912. Т. 1. Важны также: Храповицкий А. В. Дневник: 1782–1793. СПб., 1874, 1901. 2–е изд. (Храповицкий был секретарем Екатерины II); Грибовский А. М. Записки о Екатерине Великой. М., 1862.


[Закрыть]. На ее церковную политику первых лет правления заметно повлияли два фактора: тяжелое финансовое положение и необходимость учитывать настроение дворянства. Оба эти фактора и решили вопрос в пользу окончательной секуляризации церковных вотчин.

Современники Екатерины удивлялись тому «философскому либеральному образу мыслей, который она принесла с собой на престол… Она считала себя ученицей Вольтера, поклонялась Монтескье, изучала «Энциклопедию» и благодаря постоянному напряжению мыслей стала исключительным человеком в русском обществе своего времени» [557]557
  Платонов. Лекции. С. 601; ср. с. 612.


[Закрыть]. Позднее Екатерина пожертвовала многими идеалами своей юности, особенно в конце своего правления под впечатлением Французской революции. Однако ее религиозные убеждения, сложившиеся еще в молодости, оставались по существу неизменными. Воспитанная в строго протестантском духе, она познакомилась с православием под руководством назначенного для этой цели императрицей Елизаветой архимандрита Симона Тодорского [558]558
  О Симоне Тодорском: Макарий (Булгаков). История Киевской Академии. СПб., 1843. С. 153, 171–175; Сборник. 138. С. 44; РБС (Сабанев–Смысловский). С. 498; Харлампович. Малороссийское влияние. 1. С. 488, 531; Èiževskij D. Ein unbekannter Hallenser slavischer Druck, in: ZSP. 1938. 15; ders. Die «russischen» Drucke der Hallenser Pietisten, in: Kyrios. 1938. 3; Winter E. Halle als Ausgangspunkt der deutschen Rußlandkunde im 18. Jh. Berlin, 1953; ders. «Einige Nachricht von Herrn Simeon Todorski»: Ein Denkmal d. deutsch–slawischen Freundschaft im 18. Jh., in: Zeitschrift für Slavistik. 1956. 1. Тодорский по окончании Киевской Духовной Академии около 10 лет провел в Германии, где учился в Галле.


[Закрыть]. Последний был известен как переводчик книги пиетиста Иоганна Арндта «Об истинном христианстве» («Vom wahren Christentum») и сам находился под сильным протестантским влиянием. Поэтому его ученица могла сообщить своему отцу, обеспокоенному предстоящим ей принятиям православия, что «между лютеранской и греческой религией нет почти никакой разницы» [559]559
  См.: Smolitsch (прим. 301). S. 571. Anm. 11 и s. 572. Тодорский «connait а fond les trois réligions ayant longtemps étudié а Halle, il s’est préférablement appliqué а la luthérienne» [«основательно знаком с тремя религиями, так как долгое время учился в Галле; с особенным же усердием он изучал лютеранскую» (фр.)], – писала мать Екатерины своему супругу, герцогу Ангальт–Цербстскому (Сборник. 7. С. 29).


[Закрыть]. Из позднейшей обширной корреспонденции императрицы видно, что Екатерина так и не стала по–настоящему православной, как никогда не была и правоверной лютеранкой. Ее конфессиональная принадлежность оставалась для нее делом чисто внешним. На протяжении всего своего долгого правления она всегда рассматривала церковные и религиозные вопросы с точки зрения государственных интересов. Она пыталась разумно и тактично преодолеть идейную пропасть, которая разделяла ее и церковную иерархию, и это ей по большей части, хотя и не всегда, хорошо удавалось. Перед своим ближайшим окружением, проникнутым духом Просвещения, Екатерине не приходилось лукавить. Перед народом же она подчеркнуто демонстрировала свою строгую православность, наружным доказательством чему было пунктуальное соблюдение церковных правил и обрядов. Подлинной религией Екатерины II был деизм XVIII в. Ее религиозные взгляды довольно хорошо известны как благодаря ее собственным высказываниям, так и по воспоминаниям современников. Секретарь императрицы А. В. Храповицкий, который в своем «Дневнике» уделяет довольно много места тому, как Екатерина относилась к религиозным установлениям, пишет, что однажды после исповеди она рассказала ему о «странном вопросе», который задал ей духовник: верит ли она в Бога. Она тотчас на память прочла Символ веры и добавила: «А ежели хотят доказательств, то такие дам, о коих они и не думали. Я верю всему на семи Соборах утвержденному, потому что святые отцы тех времен были ближе к апостолам и лучше нас все разобрать могли» [560]560
  Храповицкий. Дневник. М., 1901. С. 190 (запись от 9 февраля 1790 г.).


[Закрыть]. Князь М. М. Щербатов замечает весьма скептически: «Кажется, что уже не настоит нужды сказывать: имеет ли она веру к закону Божию, ибо естьли б сие имела, то бы самый закон Божий мог исправить ее сердце и направить стопы ее на путь истины. Но несть, упоенна безрасмысленным чтением новых писателей, закон христианский (хотя довольно набожной быть притворяется) ни за что почитает» [561]561
  Щербатов. О повреждении нравов, в: Русс. ст. 1870. 3. С. 686.


[Закрыть]. Другой современник Екатерины II, князь И. М. Долгорукий, замечает, что она «была совершенно равнодушна ко всему священному» [562]562
  Долгорукий И. М. Путешествие в Киев в 1817 г., в: Чтения. 1870. 3. С. 78.


[Закрыть]. О ее отношении к святым таинствам можно судить по одному из ее писем к Вольтеру: «A l’égard des billets de confession nous en ignorons jusqu’au nom… Nous laissons croire а chacun tout ce qu’il lui plait» [Что касается свидетельств об исповеди, они для нас не важны… Мы позволяем каждому верить в то, что ему нравится (фр.)] [563]563
  Сборник. 13. С. 101 (от 24 мая 1771 г.).


[Закрыть]. Ее скептическое отношение к чудесам видно по тому, как она редактировала жития преподобного Сергия Радонежского и святого Александра Невского [564]564
  Екатерина II. Житие преп. Сергия, в: Русс. ст. 1888. 57. С. 751. Перед коронацией в Москве (22 сентября 1762 г.) Екатерина, так же как Елизавета и московские цари, посетила Троице–Сергиеву лавру.


[Закрыть]; но наружно она всегда подчеркнуто добросовестно выполняла установления Церкви и обряды [565]565
  Сборник. 13. С. 325; ср. там же. 1. С. 282.


[Закрыть]. На это обратил внимание еще при жизни ее супруга Петра III французский посланник: «Никто усерднее ее не исполняет установленных греческою религиею обрядов относительно умершей императрицы» (подразумеваются многочисленные заупокойные службы, которые отправлялись после кончины императрицы Елизаветы вплоть до ее погребения). «Духовенство и народ вполне верят ее глубокой скорби по усопшей и высоко ценят ее чувство. Она чрезвычайно строго соблюдает все церковные праздники, все посты, все религиозные обряды, к которым император относится чрезвычайно легко и которые в России, однако, очень почитаются» [566]566
  Бильбасов. Ук. соч. 1. С. 129.


[Закрыть]. Уже тогда Екатерина взяла себе за правило «respecter la religion, mais ne la faire entrer pour rien dans les affaires d’état» [«Уважать религию, но ни за что не допускать ее в дела государственные» (фр.)] [567]567
  Сборник. 7. С. 97. О церковной политике Екатерины II см.: Знаменский. Чтения; Титлинов. Гавриил Петров.


[Закрыть]. Придерживаясь этого правила, она благополучно обошла многие трудности в своей церковной политике. Но в душе императрица, конечно, часто не могла удержаться от смеха. В 1787 г. она писала Потемкину: «В Петров день в Москве в Успенском соборе Платона (Левшина. – И. С.) провозгласили мы митрополитом и нашили ему на белый клобук крест бриллиантовый в пол–аршина (около 35 см. – И. С.) в длину и поперек, и он во все время был как павлин кременгусский» [568]568
  Сборник. 37. С. 416; ср. с. 278.


[Закрыть]. По отношению к епископам Екатерина II была настроена крайне недоверчиво. Исключение составляли Димитрий Сеченов, отвергавший теорию «двух властей», и мягкосердечный и уступчивый Гавриил Петров, который хорошо понимал, насколько бессмысленна была бы оппозиция императрице, тем более во второй половине ее правления [569]569
  Переписка Екатерины II с господином Вольтером. М., 1803. С. 13, 24; см. также: Знаменский, в: Прав. соб. 1875. 1. С. 411, 413; 2. С. 28, 33; Титлинов. Гавриил Петров. С. 281, 360.


[Закрыть].

Теория о двух самостоятельных властях – церковной и светской – с самого начала беспокоила императрицу. Возможно, ей были известны упомянутые записки, представленные Арсением императрице Елизавете. При подготовке секуляризации церковных земель Екатерине II пришлось убедиться, что подобные воззрения были еще живы. Князь М. М. Щербатов находил, что отношение Екатерины к теории «двух властей» определялось честолюбивыми претензиями духовенства на светские права: «Ныне царствующая императрица, последовательница новой философии, конечно, знает, до каких мест власть духовная должна простираться, и, конечно, из пределов ее не выпустит. Но я впредь не ручаюсь, чтобы духовный чин нашед удобный случай, не распростер свою власть» [570]570
  Щербатов. Статистика в рассуждении России, в: Чтения. 1859. 3. С. 70.


[Закрыть]. Вероятно, именно эти соображения и побудили императрицу столь жестоко обойтись с митрополитом Арсением, что явилось еще одним шагом на пути дальнейшего подчинения Церкви государству. Екатерина охотно называла себя «благочестивой императрицей» [571]571
  Сборник. 7. С. 156.


[Закрыть], а в одном письме к Вольтеру назвала себя даже «chef de l’Eglise greque» [главой Греческой Церкви (фр.)] [572]572
  Там же. 13. С. 378 (от 27 декабря 1773 г.).


[Закрыть]; да и Гримм именует ее «chef de son Eglise» [главой своей Церкви (фр.)] [573]573
  Там же. 33. С. 142 (от 23 апреля 1781 г.).


[Закрыть]. Щекотливую для себя проблему престолонаследия императрица решила ссылкою на то, что взошла на трон ради защиты православной веры [574]574
  В собственноручном описании своего правления Екатерина подчеркивает: «Cathérine était montée sur le Trône; elle y avait été mise pour défendre la foi orthodoxe» (см. прим. 24. – Ред.), в: Русс. арх. 1865. С. 490. Известный в то время священник Петр Алексеев (см. § 12) посвятил в 1767 г. свою книгу «Истинное благочестие христианское» (М., 1767) императрице как истинной последовательнице истинного Божества (Филарет. Обзор. 2 (1884). 3–е изд. С. 386).


[Закрыть]. Эта мысль подчеркивается в манифесте Екатерины II по поводу восшествия на престол от 28 июня 1762 г.: «Всем прямым сынам отечества Российского явно оказалось, какая опасность всему Российскому государству начиналася самым делом, а именно: наш закон православный греческий перво всего восчувствовал свое потрясение и истребление своих преданий церковных, так что Церковь наша греческая крайне уже подвержена оставалась последней своей опасности переменою древнего в России православия и принятием иноверного закона» [575]575
  ПСЗ. 16. № 11582. См. коронационный манифест от 5 июля (там же. № 11598). Кончина Петра III представлена Екатериной как Божий Промысл (там же. № 11599). Елизавете, которая также считалась защитницей веры после безбожного времени Анны, в манифесте по случаю восшествия на престол не было нужды оправдывать события в ночь на 25 ноября 1741 г. (там же. 11. № 8475): положение ее как дочери Петра Великого было надежным.


[Закрыть]. Идея спасения Церкви от политики Петра III еще более акцентируется в манифесте по случаю коронации от 7 июля 1762 г. «Ревность к благочестию, любовь к Нашему Российскому отечеству… понудили Нас к тому (государственному перевороту. – Ред.). Естьли бы и благовременно не исполнили того, чего от Нас самая должность в рассуждении Бога, Его Церкви и веры святой требовала, то бы пред Страшным Его судом отвечать за сие принуждены были». В конце манифеста сообщается, что поступок императрицы удостоился благословения свыше: «Он, Всевышний Бог, Который владеет царством и кому хочет дает его, видя праведное и благочестивое оное Наше намерение, самым делом так оное благословил» [576]576
  ПСЗ. 16. № 11598.


[Закрыть]. Лицемерие Екатерины было безоговорочно поддержано высшим духовенством, которое было слишком напугано печальной переменой своего положения при Петре III, а пуще всего – потерей церковных вотчин. Хотя среди авторов манифеста от 28 июня не было членов Святейшего Синода, они тотчас же подхватили содержавшиеся в нем идеи, восхваляя в своих проповедях Екатерину II как защитницу православной веры [577]577
  Соловьев. 5 (Общ. польза). С. 1370; к коронации Екатерины была отчеканена медаль с надписью: «За спасение веры и отечества» (там же. С. 1372).


[Закрыть]. Даже секуляризация 1764 г. не остановила потока лести. В связи с публикацией в 1766 г. «Наказа» Екатерины Святейший Синод утверждал, что «в Высочайшем «Наказе» изображено богоподобное желание, чтоб увидеть народ российский, сколько возможно по человечеству, учинившимся в свете благополучнейшем» [578]578
  Сборник. 36. С. 188.


[Закрыть].

Созывая Комиссию для составления проекта нового законоуложения, Екатерина II не сочла необходимым еще раз доказывать свою приверженность к православию, которую она обычно так любила подчеркивать. Она лично сочинила для этой комиссии руководящую инструкцию – известный «Наказ». В нем достаточно говорится о воле Божией и страхе Божием как основах общественной жизни и воспитания юношества [579]579
  Наказ / Изд. Чечулин (1907). Ст. 1, 79, 352, 494–497, 552. Важнейшая литература о «Наказе»: Чечулин Д. Об источниках «Наказа», в: ЖМНП. 1902. 4 (также во введении к изданию «Наказа» 1907 г.); Латкин. Учебник (1909). С. 627; он же. Законодательные комиссии. С. 185; Поленов Д. В. Исторические сведения о Екатерининской комиссии для сочинения нового уложения. СПб., 1872; Дитятин И. И. Екатерининская законодательная комиссия о сочинении проекта нового уложения, в: Юридич. вестник. 1879. 3–5 (и отдельным изданием: Ростов–на–Д., 1905); Флоровский А. Состав законодательной комиссии 1767–1774 гг. Одесса, 1915; Andreae F. Beiträge zur Geschichte Katharinas II: Die Instruktion vom Jahre 1767 für die Kommission zur Abfassung eines neuen Gesetzbuches. Berlin, 1912; Sacke G. Die gesetzgebende Kommission Katharinas II: Ein Beitrag zur Geschichte des Absolutismus in Rußland. Breslau, 1940; Сергеевич В. Откуда неудача Екатерининской законодательной комиссии, в: ВЕ. 1878. 6; Тарановский Ф. В. Политическая доктрина в «Наказе» имп. Екатерины II. Киев, 1903. О церковных вопросах, связанных с «Наказом»: Барсов Н. Дополнительные пункты к указам Св. Синода избранному им депутату в Комиссии 1767 г., в: Христ. чт. 1877. 11–12; Прилежаев Е. М. Наказ и пункты депутату от Св. Синода в Екатерининскую комиссию о сочинении нового уложения, в: Христ. чт. 1878. 9. Материалы комиссии, в: Сборник. 4, 8, 14, 32, 36, 43, 68, 93, 107, 115, 123, 143, 147; по церковным вопросам: там же. Т. 4, 36 и особенно 43 (соответствующие материалы есть и в других томах).


[Закрыть]. Но слово «православный» встречается лишь дважды – в составе формулы «православная наша восточная греческая вера» [580]580
  Наказ (1907). Ст. 351, 495.


[Закрыть]. Кроме того, в инструкции генерал–прокурору комиссии церковное право определялось как «чиноположение, или обряды, на вере основанные» [581]581
  Там же. Генерал–прокурорский наказ. Ст. 167, 168.


[Закрыть]. Согласно «Наказу», гражданский закон покоится на страхе Божием и на законе Божием, который по сути трактуется как нравственный порядок. Со своей стороны, гражданский закон должен обеспечить беспрепятственное исполнение закона Божия. Таким образом, оба закона являются основой воспитания. В 16–й главе «Наказа» под названием «О воспитании» обнаруживаются протестантско–просветительские взгляды Екатерины II. «Всякий обязан учить детей своих страха Божия как начала всякого целомудрия и вселять в них все те должности, которых Бог от нас в десятоглавии Своем и православная наша восточная греческая вера во правилах и прочих своих преданиях требует» (§ 351). «Также вперяти в них любовь к отечеству, и повáдить их иметь почтение к установленным гражданским законам и почитать правительства своего отечества, как пекущихся по воле Божией о благе их на земли» (§ 352). «Чтобы ничего не дозволять, что может смутить отправление службы Божией, творимой в местах, к тому определенных, и чтоб порядок и приличное благолепие были гражданами наблюдаемы при крестных ходах и тому подобных обрядах» (§ 552). В «Наказе» нигде нет речи о господствующем положении православной Церкви, на которое она могла бы претендовать на основе существующей традиции. В § 79 признается, что преступления против веры – это тоже преступления, но императрица категорически высказывается против насильственного обращения в православие, выступая за полную веротерпимость. В 20–й главе, именуемой «Правила весьма важные и нужные», говорится: «В толь великом государстве, распространяющем свое владение над толь многими разными народами, весьма бы вредный для спокойствия и безопасности своих граждан был порок – запрещение или недозволение различных вер» (§ 494). «И нет подлинно иного средства, кроме разумного дозволения, православною нашею верою и политикою не отвергаемого, которым бы можно всех заблудших овец паки привести к истинному верных стаду» (§ 495). «Надлежит быть очень осторожным в исследовании дел о волшебстве и еретичестве», – провозглашает императрица в следующей главе [582]582
  Ср.: ПСЗ. 19. № 13996 (29 мая 1777 г.), где Екатерина II заявляла: «Как Всевышний Бог на земле терпит все веры, языки и исповедания, то и Ее Величество». См. также во 2 томе о политике Екатерины в отношении старообрядцев. Язвительный князь И. М. Долгорукий, который был известен как «атеист» и «якобинец», объясняет веротерпимость Екатерины II тем, что «терпимость… происходит от совершенного равнодушия ко всему священному» (Чтения. 1870. 3. С. 78). Что степень этой веротерпимости Екатерины могла колебаться, видно по ее политике в отношении униатской Церкви в Белоруссии (см. т. 2).


[Закрыть]. Вряд ли Екатерина рассчитывала на полное согласие всех епископов с ее взглядами. Поэтому она действовала с дипломатической осторожностью и учредила комиссию для рассмотрения «Наказа» и определения мнения духовенства. Она состояла из Псковского епископа Иннокентия Нечаева, Тверского епископа Гавриила Петрова и архимандрита Платона Левшина. Комиссия пришла в полный восторг и, рискнув сделать лишь несколько стилистических поправок, докладывала императрице: «Какие премудрости сокровища в оном сочинении заключаются, мы тому больше дивимся, нежели словами открыть можем… Не можем не изъясниться, сколько скудному нашему рассудку есть вместительно, что оное сочинение в роде законодательства есть совершеннейшее… О, да соблаговолит Царь царствующих, чтобы сие Божественное законодательство благополучным увенчано было концом, и тем бы обрадовано было столь благодетельное Ее Императорского Величества сердце» [583]583
  Титлинов. Гавриил Петров. С. 131; Снегирев. Жизнь митрополита Платона (1891). С. 115; см. также письмо Екатерины II к Платону Левшину: Чтения. 1875. 4. С. 166 (от 30 февраля 1766 г.).


[Закрыть].