Текст книги "История Русской Церкви (1700–1917 гг.)"

Автор книги: Игорь Смолич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 48 страниц)

§ 12. Епископат

а) Епископат синодального периода по своему составу и происхождению значительно отличался от епископата предшествовавшей эпохи, когда в теории и на практике господствовало мнение Иосифа, игумена Волоцкого († 1515), что епископ может выйти только из монастыря. В Московском государстве пребывание в монастыре считалось необходимым условием для получения епископского сана. В синодальный период, напротив, епископы, как правило, происходили из среды ученого монашества, которое в отличие от монастырской братии было мало знакомо с собственно монастырской жизнью.

Ответственным за новый порядок в известном смысле явился Петр I. Он отдавал предпочтение епископам с Украины, где ученое монашество образовалось уже в XVII в. Как уже говорилось выше (§ 1), Петр не доверял великорусскому монашеству и епископату, видя в них противников своих реформ и приверженцев патриаршества. Поэтому он способствовал тому, чтобы ряды великорусской иерархии пополнились многочисленными выходцами с Украины. Уровень образования малороссийских иерархов был значительно выше, чем у их великорусских собратий, ибо все они почти без исключения обучались в Киевской коллегии (с 1701 г. – академии). Эти епископы действительно не были фанатичными сторонниками патриаршества, да и вообще идея патриаршества не была популярна на Украине, которая была вынуждена подчиниться Московскому патриарху только в 1686 г. Однако вскоре выяснилось, что в остальном украинские архиереи вовсе не были такими уж реформаторами, как того ожидал Петр [935]935
  Никанор. Записки, в: Русс. арх. 1908. 1; деяния Казанского Собора, в: Прав. соб. 1885. 4; Рункевич. История Русской Церкви в XIX в. СПб., 1901. С. 723; Отчет… за 1908–1909 год. С. 181–185. Об этом мы еще будем говорить во 2 томе, когда речь пойдет о борьбе с сектантством и миссионерстве.


[Закрыть]. Единственным искренним приверженцем петровских реформ среди них являлся Феофан Прокопович, другие же, будучи сторонниками неограниченной и независимой епископской власти, хотя и подчинились государственной церковности Петра, отнюдь не были согласны с нею в принципе. Малороссийская иерархия, пересаженная на великорусскую почву, как видно из многих биографий, происходила большей частью из шляхетской среды и сохраняла ее жизненный уклад [936]936
  Точка зрения Стефана Яворского была уже представлена. Критическую позицию заняли также Ростовский митрополит Димитрий Туптало и в особенности Арсений Мацеевич (см. § 8) (Харлампович. Малороссийское влияние. 1. С. 466–468, 261 и след.); о последствиях, которые имело предпочтение, выказывавшееся с начала XVIII в. малороссийским иерархам, см. там же, с. VII и далее.


[Закрыть]. Свою оппортунистическую поддержку государственной церковности эти епископы старались компенсировать деспотическим господством над подчиненным им епархиальным духовенством, находя при этом опору у своих земляков, заседавших в Святейшем Синоде [937]937
  Из шляхты происходили Стефан Яворский, Феодосий Яновский (из Белоруссии), Антоний Стаховский, Иларион Рогалевский, Вениамин Пуцек–Григорович, Сильвестр Кулябка, Иосиф Волчанский, Пахомий Симанский и др. (Харлампович. Ук. соч. С. 468, прим.). По другим данным, Стефан Яворский происходил из семьи мещан–купцов (Чистович. Феофан Прокопович. (1868) С. 387).


[Закрыть]. В 1–й половине XVIII в., за исключением краткого периода «старомосковской реакции» при Петре II, Святейший Синод состоял почти сплошь из малороссийских епископов. Вплоть до XIX в. реформы, приведшие к установлению государственной церковности в высшем церковном управлении, мало ощущались на уровне приходского духовенства. Здесь доминировала епископская власть, словно стеною отделявшая приходское духовенство и общины от высшего церковного управления. В епархиях малороссийские архиереи были чрезвычайно непопулярны. «Беда да горе! – писал в 1763 г. епископ Белгородский Иоасаф Миткевич. – Всы теперь малороссияне везде в крайнем презрении» [938]938
  Представление о неограниченной власти епископа над подчиненным ему приходским духовенством возникло на Украине еще до XVIII в. Его отстаивал уже Киевский митрополит Петр Могила, который хотел тем самым противостоять влиянию православных братств. Это нашло отражение в предисловии к Требнику в издании 1646 г. (Суворов. Учебник. 1913. С. 114 и след.; Голубев С. Т. Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники. К., 1898. 2, добавление № 23 [Послание Петра Могилы об епископской власти]). Не последнюю роль играло при этом также польско–католическое влияние (Харлампович. Ук. соч. С. 5). Об очень жестоком обращении с духовенством см.: Харлампович. Ук. соч. Гл. 5, 9; Рункевич. История Русской Церкви под управлением Святейшего Синода. 1. С. 2–16. Само собой разумеется, что и в Великороссии встречались епископы, высокомерно и жестоко обращавшиеся с подвластным им духовенством (Титов А. Иосиф, архиепископ Коломенский, в: Чтения. 1911. 3).


[Закрыть]. Конечно, не могло быть и речи о каком–либо сопротивлении епископам и их малороссийскому окружению в епархиальных управлениях. И в монастырях в 1–й половине XVIII в. появляются во все возрастающем числе настоятели–украинцы [939]939
  Акты и документы Киевской Академии. 1906. 3. С. 43. В консервативных кругах Великороссии украинцы были на подозрении и относительно чистоты веры. Эти сомнения, вызванные прежде всего унией 1596 г., еще более усиливались оттого, что в Москве были известны и одиозные обстоятельства из жизни, скажем, Стефана Яворского или Феофана Прокоповича. Такие же мнения об украинцах были распространены в Восточных Церквах (Каптерев Н. Ф. Сношения Иерусалимских патриархов с русским правительством с половины XVI до конца XVII века. СПб., 1895. С. 350; Smolitsch, в: OS. (1956). 5. С. 48).


[Закрыть]. Период преследований при Анне Иоанновне не изменил состава иерархии, так как репрессии затронули в равной мере обе группы епископата. В царствование Елизаветы число выходцев с Украины среди епископов еще более увеличилось. Лишь в 1754 г. вышел указ, предписывавший Святейшему Синоду выдвигать на должности настоятелей и епископские кафедры не только малороссийских, но и великорусских кандидатов [940]940
  Обер–прокурор Я. П. Шаховской подчеркивает благосклонное отношение императрицы Елизаветы к украинским епископам, объясняя его влиянием Разумовского (Шаховской. Записки (1872). С. 57). Петр, отдававший предпочтение украинскому духовенству за его образованность, был первым, кто стал назначать малороссов на руководящие должности в Великороссии. Его указ от 18 июня 1700 г. (ПСЗ. 4. № 1800) о кандидатах для церковной миссии в Китае стал в известном смысле главной предпосылкой для укрепления украинского влияния в церковном управлении. И только Елизавета своим указом от 30 апреля 1754 г. потребовала, чтобы на места архимандритов и епископов назначались также великороссы (ПСЗ. 14. № 10216); ср. доклад Святейшего Синода от 28 августа 1749 г. (ПСПиР. Е. П. 3. № 1121), следствием которого, возможно, и явился этот указ. До 1754 г. приблизительно 70 епископов были украинцами (Харлампович. Ук. соч. С. 488–490). По мнению Харламповича, Димитрий Сеченов и Гедеон Криновский сознательно и планомерно предпочитали великороссов (с. 461). Однако надо заметить, что в 1–й половине XVIII столетия среди епископов были также лица сербского, греческого и румынского происхождения, например, Афанасий Кондоиди (грек), Амвросий Зертис–Каменский (румын, в Москве в 1768–1771 гг.), Петр Смелич (серб). Во всяком случае перечень епископов начала 30–х гг. XVIII в. содержит очень мало великорусских имен; ср.: Титлинов. Правительство Анны Иоанновны. С. 183 и след.


[Закрыть]. После того как малороссиянин Арсений Мацеевич показал себя главным противником секуляризационных планов Екатерины II, императрица прониклась недоверием к украинским архиереям и взяла за правило назначать епископами великорусов. Она справедливо указывала на «закоснелое властолюбие» украинских иерархов. Число великорусских епископов, которые еще в 1764 г. занимали всего лишь 12 кафедр из 26, начало возрастать также и потому, что теперь ученое монашество стало пополняться выпускниками Славяно–греко–латинской Академии в Москве [941]941
  Знаменский. Чтения по истории, в: Прав. соб. 1875. 1. С. 401 и след.; он же. Приходское духовенство (1873). С. 616 и след. В период с 1763 по 1774 г. было поставлено 22 епископа, из них всего 5 украинцев (Каталог, в: Чтения. 1917. 2).


[Закрыть].

б) Своеобразный феномен ученого монашества в Русской Церкви заслуживает более подробного рассмотрения. Его значение трудно переоценить – на протяжении всего периода от XVIII до XX в. на нем лежало не только управление Церковью, но и руководство всей пастырской работой. Обычно всю ответственность за церковные нестроения синодального периода возлагают только на систему государственной церковности, упуская из виду такую важную сторону дела, как отношение иерархов к своим служебным обязанностям, которое в течение этих 200 лет оставляло желать лучшего. Отстаивать канонически установленные границы своей власти было правом и обязанностью епископов, но не менее важными для них должны были быть их пастырские обязанности [942]942
  Для понимания деятельности и образа мыслей епископов, вышедших из среды ученого монашества, важны прежде всего письма и воспоминания их самих, много дает также изучение прочего биографического материала. См.: Никанор. Биографические материалы; он же. Письма; он же. Записки (см. библиогр. к § 9); кроме того: Гиляров–Платонов Н. П. Сочинения. 1899. 2. С. 451–455 (о Федоре Бухареве).


[Закрыть].

Колыбелью ученого монашества в XVII в. была Киевская Духовная Академия. Ее выпускники уже в молодые годы назначались настоятелями монастырей в Киеве или в южных епархиях. С начала XVIII в. Петр I, как уже говорилось, начал назначать их и в Великороссию, где они становились главным образом преподавателями Московской Академии, в списках которой за первые десятилетия XVIII в. значатся лекторами исключительно монахи киевской выучки [943]943
  Харлампович (ук. соч. С. 633 и след.) дает практически исчерпывающий список ученых монахов с Украины, которые были ректорами, префектами и преподавателями в духовных учебных заведениях Великороссии.


[Закрыть]. В одном из указов Петра от 1719 г. предписывалось назначать ученых монахов и иеромонахов в столичные церкви и в Александро–Невский монастырь с перспективой поставления в епископы [944]944
  ПСЗ. 5. № 3239.


[Закрыть]. Петр хотел иметь образованных епископов и в 1724 г. написал совместно с Феофаном «Объявление, когда и почему возникло монашество, каков был прежний монашеский устав и как должно улучшить теперешний». В этом трактате, и одновременно памфлете против монашества, император набрасывает план учреждения двух семинарий, выпускники которых занимали бы высшие церковные должности. После принятия монашества они должны были в течение трехлетнего испытательного срока в Александро–Невском монастыре наряду с выполнением своих монашеских обязанностей также читать, переводить и сочинять проповеди. Как ученым монахам им в сравнении с обычными монахами полагались привилегии, прежде всего – в отношении одежды и пищи. «Годные» назначались преподавателями духовных училищ, игуменами монастырей и епископами, а «негодные» рассылались по монастырям простыми монахами [945]945
  ПСПиР. 4. № 1197. Ст. 2.


[Закрыть].

С начала XVIII в. преподавание в духовных училищах, а затем ректорство в семинариях стали ступеньками лестницы, ведшей к сану епископа. Таким образом, этот высокий сан возлагался на совсем молодых монахов, никогда не видевших монастыря (см. § 18) [946]946
  Титлинов. Гавриил Петров. С. 46. Гедеон Криновский был посвящен в сан епископа на 31–м году жизни, Амвросий Подобедов – 33–х лет, Гавриил Петров – 34–х, Платон Левшин – 33–х лет. Та же картина наблюдается и в XIX в. (см. ниже).


[Закрыть]. Для того чтобы стать епископом, не нужны были какие–то особые достоинства или выдающиеся качества, достаточно было средних способностей и стажа педагогической деятельности, которые через несколько лет обеспечивали кафедру. Если преподаватель духовного училища из числа ученых монахов переводился из одной семинарии в другую, оставаясь ректором и не достигая епископского сана, то это значило, что либо ему очень не везет, либо у него чересчур самостоятельные, неудобные для Святейшего Синода взгляды [947]947
  См. ниже § 19–21.


[Закрыть]. Архиепископ Никанор Бровкович цитирует высказывание профессора Московской Духовной Академии (1833–1867) В. Н. Карпова, воспитавшего несколько поколений ученых монахов: «Много их на моем веку прошло пред моими глазами. Коли кто из них так себе – серединка, флегма, то, что называется ни шатко, ни валко, – такие в жизни идут себе своею дорогой тихо и ровно, и преуспевают, и высоких степеней достигают. А эти даровитые, да энергичные, да пылкие всегда почти погибают» [948]948
  Никанор. Биографические материалы. 1. С. 140. Гиляров–Платонов, также профессор Московской Академии, называет пострижение юных студентов в монахи «несвоевременным закланием» (Сочинения. 2. С. 452).


[Закрыть]. Святейшему Синоду, а вернее – обер–прокурору, были неугодны одаренные «новаторы», доставлявшие беспокойство и мешавшие привычному, установившемуся ходу вещей. Нужны были натуры послушные, которые спокойно, размеренно двигались бы по проторенной колее. Человек такого поведения со временем мог рассчитывать на сан митрополита или по крайней мере на богатую епархию [949]949
  Флоровский (с. 340) не видит в деятельности ученых монахов ничего, кроме «бюрократизации» монашества. Ср. мнение профессора Киевской Академии С. Т. Голубева, высказанное в его рецензии (Чтения. 1909. 4. Смесь. С. 25 и след.) на работу: Шпачинский Н. Арсений Могилянский (1907).


[Закрыть].

Еще в XVIII в. раздавались голоса, осуждавшие практику пополнения епископата исключительно за счет ученых монахов. В 1767 г. епископ Переяславский Сильвестр Старогородский в своих Пунктах, приложенных к инструкции для делегата от Святейшего Синода в Комиссию по составлению нового законоуложения, высказывал пожелание «о избрании и возведении на епископства не столь по учению, как доброжительству, если в совокупности обое в ком не усмотрится» [950]950
  Сборник. 48. С. 427. Ср. мнение Маркелла Родышевского (см. ниже § 22, 23).


[Закрыть]. Макарий Булгаков был, напротив, апологетом ученого монашества. Еще молодым архимандритом, в начале своей церковной, или, что то же, ученой, карьеры, он писал в «Истории Киевской Академии»: «Переберите списки архипастырей всех епархий русских и вы не найдете ни одной, которые бы не видели у себя нескольких или по крайней мере одного преосвященного из образовавшихся в Киевской Академии – сего, как прилично назвать ее здесь, рассадника российских иерархов осьмнадцатого века» [951]951
  Макарий Булгаков, митр. История Киевской Духовной Академии. К., 1843. С. 173.


[Закрыть]. В XIX в. привилегии ученого монашества горячо отстаивал митрополит Филарет Дроздов, который требовал, чтобы преподаватели духовных училищ и епископы были только из ученых монахов. «Правительство… имеет настоятельную надобность благоприятствовать православному (т. е. ученому. – И. С.) монашеству… для приготовления и избрания ректоров и инспекторов духовных академий и семинарий и профессоров богословия. Светскому наставником богословия быть неприлично, белые священники привязаны к семействам и приходам». Филарет считал, что «от трехлетнего послушнического искуса могут быть освобождены… совершившие полный богословский курс в духовных училищах, с полным одобрением в поведении, приобретенным в продолжение нескольких лет под непрерывным надзором и руководством нравственным»; он полагал, что молодые люди, окончившие духовную академию, уже по достижении 25 лет могли постригаться в монахи [952]952
  Филарет. Собрание мнений. 2. С. 310, 314, 315.


[Закрыть]. В 60–е гг. митрополит Филарет приложил немало усилий, чтобы уговорить протоиерея А. В. Горского, которого он хорошо знал как выдающегося ученого и замечательного человека, принять монашество (тогда обсуждалась его кандидатура на должность ректора Московской Духовной Академии). Поскольку Горский отказался, Филарет рекомендовал на это место одного из ученых монахов и лишь несколько лет спустя скрепя сердце решился дать свое согласие на назначение Горского [953]953
  Там же. 4. С. 573; 5. 2. С. 3 и след. Ср. § 21.


[Закрыть]. Что касается монашеских обязанностей епископов, то Филарет считал, что «монашествующий, возводимый в сан епископа, по необходимости обязан подчинить характер монашества высшему характеру епископства и исполнять обязанности монашеские в такой мере, в какой они совместны с положением и обязанностями епископства». По рекомендации Филарета Святейший Синод установил в 1832 г. возрастной минимум для пострижения в монахи – 25 лет, однако на практике он во многих случаях бывал еще меньше, если учащийся желал пострижения еще до окончания учебы [954]954
  Там же. 4. С. 194. Никанор Бровкович был пострижен в монахи в 24 года, Макарий Булгаков – также в 24, Сергий Страгородский – в 23, Антоний Храповицкий – в 22 года; последний уже в 27 лет был ректором (!) Московской Академии. Леонид Кавелин, архимандрит Троице–Сергиевой лавры (1877–1891), сам проведший 5 лет в Оптиной пустыни в послушниках под руководством старца Макария, жаловался на такого рода практику архиепископу Савве Тихомирову (Савва. Хроника. 8. С. 706). О Никаноре см.: РБС; о Макарии: Материалы для биографии, в: Прибавления. 30. С. 300 и след.; о Сергии Страгородском: Патриарх Сергий и его духовное наследство. М., 1947. С. 179; об Антонии Храповицком: Никон Рклицкий (см. библиогр. к § 9).


[Закрыть]. Такие случаи особенно участились с 80–х гг. XIX в., когда привлекательность иночества в глазах учащихся резко упала, так что дело доходило до прямой агитации с целью побудить их принять постриг, дабы пополнить поредевшие ряды кандидатов в епископы, которых все чаще приходилось поставлять из среды вдовствующего белого духовенства, принимавшего монашество [955]955
  О значении монашества для Церкви и о «превосходстве» епископов из ученого монашества по сравнению с епископами из овдовевших священников см. высказывания Антония Храповицкого. Первая ответная докладная записка (1906), в: Отзывы (1906). 1. С. 116; ср.: Никон Рклицкий. 3. С. 35 и след.


[Закрыть]. Следствием такой агитации – особенно со стороны Антония Вадковского и Сергия Страгородского в Петербурге, а также ректора Московской и Казанской Академий Антония Храповицкого – явилась волна порой поспешных постригов среди молодых студентов. Из 30 рукоположений в епископы, предпринятых в Святейшем Синоде при участии митрополита Антония Вадковского в 1898–1910 гг., 29 приходились на долю ученых монахов, принявших монашество в юношеском возрасте. Таким способом удалось восстановить монополию ученого монашества на епископский сан [956]956
  Митр. Антоний Вадковский. Речи, Слова и поучения. СПб., 1912. 3–е изд. С. 250–322.


[Закрыть].

Материальное положение ученого монашества с самого момента его возникновения было также в высшей степени привилегированным. Как правило, ректорство в академии или семинарии было связано с настоятельством в одном из монастырей, часто весьма отдаленном. Последнее было чисто номинальным, но означало получение дополнительных доходов из этого монастыря. В 1767 г., когда ученым монахам, преподававшим в духовных учебных заведениях, были установлены штатные оклады, эта практика была санкционирована Святейшим Синодом. 18 декабря 1797 г. Павел I издал указ об организации кафедрального духовенства, согласно которому в трех лаврах и московском Донском монастыре учреждалось 18 штатных вакансий для ученых иеромонахов, окончивших «с успехом и пользою» одну из академий. Им полагалась ежегодная дотация из монастырских средств в размере 150 руб. Другие постановления, содержащиеся в этом указе, напоминают «Объявление» 1724 г.: «Синод наш не оставит предписать точную их должность, имея за правило, чтоб они упражнялись в переводах, сочинениях, в проповеди слова Божия, в преподавании наук по академиям и семинариям… да и вообще, чтоб они не в праздность обращались, но прямо на пользу церковную и государственную служили, отличалися добрым поведением, а тем и могли бы достигать помещения на степени архиерейские» [957]957
  Курсив автора. ПСЗ. 18. № 12577; 24. № 18273.


[Закрыть]. После принятия Уставов 1809–1814 гг. доктора и магистры богословия начали получать надбавки к жалованью. И лишь в Уставах 1867–1869 гг. связь между ректорством и настоятельством была отменена [958]958
  См. § 21.


[Закрыть].

В XVIII и начале XIX в. вдовствующие священники, принявшие монашество, только в самых редких случаях удостаивались епископского сана [959]959
  Для середины XVIII в. можно назвать Палладия Юрьева (1721–1789), который сначала служил священником в нижегородском кафедральном соборе. Овдовев, он принял в 1751 г. монашество и уже в 1758 г. был епископом Рязанским (до 1778 г.), а с 1767 г. – членом Святейшего Синода (Макарий. История Нижегородской иерархии. С. 253). Из вдовых священников был также Петербургский митрополит Михаил Десницкий.


[Закрыть]. Положение изменилось во 2–й половине XIX в., и в особенности с 70–х гг., когда количество постригов среди выпускников академий стало быстро уменьшаться. «Кандидатов на архиерейство совсем нет», – жаловался архиепископ Никанор Бровкович, который, входя в 1887–1888 гг. в Святейший Синод, превосходно знал ситуацию [960]960
  Никанор. Письма, в: Русс. арх. 1909. № 6. С. 240.


[Закрыть]. В этом затруднительном положении епархиальные архиереи бывали вынуждены побуждать овдовевших протоиереев, профессоров академий и преподавателей семинарий принимать монашество с последующим выдвижением их на замещение епископских кафедр. И тем не менее общее число поставленных таким способом епископов было на удивление мало: за 2–ю половину XIX и начало XX в. их было всего около 40. В общем они проявили себя с хорошей стороны, с особым вниманием относясь к нуждам приходского духовенства [961]961
  Евлогий. С. 108; Smolitsch. Russisches Mönchtum. S. 466. Anm. 1 (имена особо известных епископов из вдовствующих священников); s. 447–469 (о епископате).


[Закрыть].

Из статистики о епископате конца XIX и начала XX в. интересны следующие данные. В 1897 г. епархиями управляли 100 епископов; из них 78 являлись выпускниками духовных академий, 8 – семинарий, один имел университетское образование, один – военное, светские гимназии окончили 12; 39 до пострига были вдовыми священниками; из иных сословий (не духовного) происходили 4. В 1903 г. насчитывалось 16 епископов на покое и 107 – занятых церковным управлением, из них 3 митрополита, 15 архиепископов и 105 епископов. 109 были выпускниками академий, 8 – семинарий, законченное университетское образование имели 2, незаконченное – еще 2, сельскохозяйственное образование – 1, военное – 1. И только четверо были докторами богословия: Петербургский митрополит Антоний Вадковский, Владимирский архиепископ Сергий Спасский, Костромской епископ Виссарион Нечаев и викарий Киевского митрополита Сильвестр Малеванский. 5 иерархов были старше 80 лет (среди них двое еще управляли епархиями), 14 – старше 70 лет; самому младшему было 34 года [962]962
  См.: Альманах русских государственных деятелей. СПб., 1897; Листок Харьковской епархии, в: Вера и разум. 1903. № 16. С. 500 и след. Из четырех докторов богословия двое – Антоний Вадковский и Виссарион Нечаев были из вдовствующих священников. Согласно отчету обер–прокурора, в 1881–1894 гг. степень доктора богословия получили 19 профессоров–мирян, тогда как из ученых монахов – только двое: Емельян Радич, серб, и архиепископ Савва Тихомиров; последний был удостоен ее за издание (!) «Собрания мнений» митрополита Филарета Дроздова. Степень магистра богословия получили только 9 ученых монахов, среди них один – серб, Никодим Милаш, впоследствии написавший известный труд по церковному праву «Kirchenrecht der Morgenländischen Kirche» (1897) и ставший епископом Задара (Зары) в Далмации (Обзор… Александра III. С. 732–740).


[Закрыть].Все окончившие академии, за исключением трех, прошли обычный путь ученых монахов: через семинарию и академию – к епископскому сану, и даже большинство бывших вдовых священников некоторое время преподавали в семинариях. Таким образом, и для тех, и для других в равной мере педагогическая деятельность послужила «подготовкой» к епископской кафедре.

в) В иерархической структуре епископата в течение синодального периода произошел ряд изменений. В конце XVII в. существовали 22 епархии, из которых одна управлялась патриархом, 13 – митрополитами, 7 – архиепископами и 1 – епископом. Различия между епархиями в сущности не имели практического значения, так как перемещения архиереев были крайне редки. Архимандриты и игумены монастырей при случае могли быть рукоположены сразу в митрополиты или архиепископы. Так обстояло дело еще в первые годы царствования Петра I, когда Стефан Яворский был рукоположен в митрополита Рязанского, а Димитрий Туптало – в митрополита Тобольского и Сибирского из игуменов; то же произошло с Филофеем Лещинским, Арсением Мацеевичем и некоторыми другими [963]963
  ПСПиР. 3. № 1105, 1198; 5. № 1884; ОДДС. 3. № 452.


[Закрыть].

Петр I отменил рукоположение сразу в архиепископы и митрополиты, возведя в принцип постепенное восхождение по иерархической лестнице. Назначение епископов Петр рассматривал как вопрос государственно–политический, подлежавший его личному ведению. В «Духовном регламенте» говорится, что Духовная коллегия должна быть «аки некая школа правления духовнаго», где ее советники и асессоры, будущие кандидаты в епископы, будут иметь возможность «научитися духовной политике». 14 февраля 1721 г. царь приказал Святейшему Синоду представлять всякий раз по два кандидата на «высочайшее рассуждение». Тем самым практика назначения епископов монаршей волей приобрела силу закона. При Александре I, в 1822 г., число представляемых Святейшим Синодом кандидатов было увеличено до трех. Еще в указе Сената от 22 апреля 1716 г. были сформулированы статьи епископской присяги, которые в главных чертах вошли затем в «Духовный регламент»: «Исповедую же с клятвою крайняго судию Духовныя сея коллегии быти самаго всероссийскаго монарха, государя нашего всемилостивейшаго». Эта присяга была отменена лишь в 1901 г. (см. § 3) [964]964
  Духовный регламент. Ч. 1. Пункт 9; ПСПиР. 1. № 1; ПСЗ. 5. № 2985. Об участии Феодосия Яновского в составлении текста архиерейской присяги см.: Титлинов. Феодосий Яновский, в: РБС. С. 390; об отмене присяги см. в: Прав. соб. 1906. 3. С. 731; Верховской. 1. С. 609.


[Закрыть].

С точки зрения канонического права поставление в епископа состоит из двух актов: 1) рукоположения, или хиротонии, сообщающей поставляемому духовные дары, – акта, имеющего чисто догматическое, духовное основание, и 2) наречения на определенную епископскую кафедру – правовой процедуры, имеющей каноническое основание [965]965
  См.: Milasch. S. 352 и след., 365 и след.


[Закрыть]. В допетровское время эти два акта строго различались, вплоть до того, что между ними зачастую проходило немало времени. Святейший Синод вскоре после своего возникновения ввел обратный порядок: сначала происходило наречение, в ходе которого объявлялось, что носитель высшей государственной власти признает данного кандидата достойным занять ту или иную кафедру. Наречение происходило в Святейшем Синоде или в Московской Синодальной конторе, при этом кандидат приносил епископскую присягу императору. Хиротония (рукоположение) происходила позднее в церкви и осуществлялась по крайней мере двумя, большей частью тремя, епископами по особому богослужебному чину, причем новопосвященным произносилось архиерейское исповедание веры. Письменный текст исповедания подписывался как новым епископом, так и (в качестве свидетелей) архиереями, участвовавшими в рукоположении [966]966
  Суворов. Курс (1912). С. 306; Бердников. Краткий курс (1888). С. 40, 43, 45. Чин поставления епископа был окончательно установлен в 1676 г., а в 1725 г. по поручению Святейшего Синода несколько изменен архимандритом Гавриилом Бужинским (Никольский К. Пособие к изучению устава богослужения православной Церкви. СПб., 1900. 6–е изд. С. 712–716).


[Закрыть].

Смещение епископа или лишение его сана являлись прерогативой вышестоящих церковных инстанций и не могли производиться государственной властью, так как сообщение или отнятие благодатных даров (харизмы) было совершенно вне ее компетенции. Вместе с тем в синодальный период государство неоднократно принуждало Святейший Синод смещать епископов или лишать их сана. Так, Петр I повелел извергнуть из сана и казнить Ростовского архиепископа Досифея, Игнатия, епископа Тамбовского, приказал лишить сана, Игнатия, митрополита Крутицкого, – сослать в Сибирь. Уже после Петра I по требованию государственной власти Святейший Синод лишил сана Феодосия Яновского, сосланного затем в монастырь с именем монаха Федоса. По повелению императрицы Анны Иоанновны были лишены сана Лев Юрлов, Казанский митрополит Сильвестр Холмский, Киевский архиепископ Варлаам Ванатович, архиепископ Евфимий Коллети и архиепископ Феофилакт Лопатинский; впрочем, при императрице Елизавете оставшиеся в живых были восстановлены в сане. Екатерина II приказала лишить сана митрополита Арсения Мацеевича. При Александре I был лишен сана и сослан в монастырь Могилевский архиепископ Варлаам Шишацкий за то, что в 1812 г. после захвата Могилева французами он приветствовал Наполеона и присягнул ему на верность [967]967
  См. § 8. Титов А. Варлаам Шишацкий, в: Русс. арх. 1903. 6; Чистович. Руководящие деятели (1894). С. 69–77.


[Закрыть]. В последующее время, особенно при Николае I и в обер–прокурорство Победоносцева, многие епархиальные архиереи смещались и отправлялись на покой по монастырям за проступки административного характера. Последним случаем такого рода было, кажется, смещение Саратовского епископа Гермогена Долганова при обер–прокуроре Саблере в 1912 г. [968]968
  См. § 9, 11. Митрополит Филарет был против того, чтобы ушедшим на покой епископам поручалось руководство монастырями (Собрание мнений. 5. 1. С. 231). Каким унижениям подвергались иногда живущие в монастырях на покое архиереи со стороны монастырского начальства см.: Никанор. 1. С. 158–160, а также жизнеописание архиепископа Анатолия Мартыновского, в: ТКДА. 1887. № 4. С. 404 и след.; Евлогий. Путь моей жизни. С. 131.


[Закрыть]

Еще одним нововведением Петра I стала отмена белого клобука для митрополитов, при этом все епископы получили право ношения саккоса, что ранее было привилегией митрополитов. Впавший в немилость Нижегородский митрополит Сильвестр Холмский был в 1719 г. перемещен сначала в Смоленск – в сане митрополита, но без белого клобука, затем – простым епископом в Тверь (1720–1723) и наконец – в Рязань (1723–1725). Даже Московская кафедра с 1742 по 1775 г. замещалась архиепископами. Лишь Платон Левшин стал митрополитом (1775–1812), но его преемник Августин Виноградский (1818–1819) снова был в сане архиепископа, да и сам Филарет Дроздов в 1821–1826 гг., уже возглавляя Московскую епархию, имел сан архиепископа. В Петербурге после 1770 г. в череде митрополитов оказался и один архиепископ – Амвросий Подобедов (1799–1801) [969]969
  Доброклонский. 4. С. 105–107; ПСЗ. 16. № 12060; Сборник. 26. С. 21, 28 и след., 415 и след.


[Закрыть].

Согласно штатам 1764 г., епархии были подразделены на три степени, но титулование иерархов не было при этом регламентировано. С отменой деления на степени в 1867 г. титул митрополита закрепился за епископами Киева, Москвы и Петербурга, тогда как архиепископский сан с этого времени перестал быть связан с определенными епархиями, превратившись в личное отличие епископов.

«Духовный регламент» в статье 13 устанавливал: «Да весть же всяк епископ, каковый он ни есть степенем, простой ли епископ, или архиепископ, или митрополит, что он Духовному коллегиум, яко верховной власти, подчинен есть, указов онаго слушать, суду подлежать, и определением его довольствоваться должен». С течением времени укреплялась власть обер–прокуроров, все более влиявших на избрание епископов и на управление епархиями. Теперь епископам приходилось считаться не только с мнением членов Синода, но и с воззрениями обер–прокурора. Сложившееся положение очень верно характеризует А. М. Иванцов–Платонов в работе 1882 г.: «Один прокурор более любит и выдвигает на первый план епископов светских, близких к обществу (граф Д. А. Толстой. – И. С.); другой – аскетов и простецов (граф А. П. Толстой и отчасти Победоносцев. – И. С.). Один преимущественно уважает ученость, а другой – бескнижную простоту. Один желал бы, чтобы в епископах больше было консерватизма, другой – либерализма. Один требует, чтобы епископы были лишь покорными исполнителями его предначертаний, а другой желал бы насильственным же внушением более пробудить в них самостоятельность и энергию. Удивительно ли, что представители Церкви все более и более теряют при этом самостоятельность и энергию и что вообще эти качества в жизни церковной не только с каждым столетием или полустолетием, а может быть, с каждым десятилетием слабеют и слабеют!» [970]970
  Иванцов–Платонов А. И. О русском церковном управлении, в: Высшее церковное управление в России. М., 1906. С. 67 (первое издание – в газете И. С. Аксакова «Русь» в 1882 г.); ср. статью самого Аксакова: Собр. соч. (1886). 4. С. 199 и след.


[Закрыть]

Еще в XVIII в. епархии были почти не затронуты властью обер–прокурора. Епархиальный архиерей, исполнявший свои обязанности в согласии со взглядами собратий в Святейшем Синоде, имел возможность в случае конфликтов с государственной властью – конечно, отнюдь не всегда – рассчитывать на их поддержку, в особенности если дело касалось канонически обоснованных границ епископской власти. В XIX в. в связи с усилением власти обер–прокуроров ситуация в епархиях совершенно изменилась, в особенности же с тех пор, как в самих епархиальных управлениях у обер–прокуроров появились личные уполномоченные в лице консисторских обер–секретарей. Теперь епископ находился под постоянным контролем, так что о самостоятельном церковном управлении практически не могло быть и речи. Оппозиция обер–прокурору в Святейшем Синоде приводила, как уже говорилось (§ 9), к возвращению строптивого архиерея в его епархию, причем он мог быть уверен, что его дальнейшая карьера будет затруднена [971]971
  Ср. в этой связи характеристику епископата в Московском государстве: Голубинский Е. Е. История (1900). 2–е изд. 1. 1. С. 369, 371, 604–606; Каптерев Н. Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Сергиев Посад, 1912. 2. С. 120 и след. И тот и другой подчеркивают стремление епископата увеличить свою власть над приходским духовенством и в то же время его готовность подчиниться государству даже в тех вопросах, которые должны были бы решаться самою Церковью.


[Закрыть]. Более серьезное сопротивление каралось увольнением на покой. У Протасова и Победоносцева излюбленным средством острастки архиереям были частые переводы их с одной епархии на другую [972]972
  Сборник. 113. 2. С. 370–383. Это явное нарушение 6 правила IV Вселенского Собора являлось тем более тяжким, что часто бывало связано со всякого рода интригами. Соответствующий материал, относящийся к периоду обер–прокурорства Протасова, см. там же. При обер–прокуроре Д. А. Толстом, которого епископат недолюбливал, перемещения случались реже. При К. П. Победоносцеве в 1880–1894 гг. произошло 48 перемещений, а 18 епископов по своей воле или вынужденно ушли на покой (Обзор… Александра III. С. 5–13, 20 и след.). В течение 1908–1909 гг. кафедру сменили 18 епископов (Отчет… за 1908–1909 г. С. 39–41). Саблер продолжал практику Победоносцева: в 1911 г. он переместил 10 епископов, в 1912 г. – еще 7, не считая многочисленных переводов викарных архиереев (Отчет… за 1911–1912 г. С. 50–55). Ср.: Евлогий. Ук. соч. С. 131, 126 и след. Только один пример: архиепископ Никанор (Каменский) с 1893 по 1910 г. успел сменить семь епархий, исколесив почти всю Россию: он побывал в Архангельске, Смоленске, Орле, Екатеринбурге, Гродно, Варшаве и Казани. Нет ничего удивительного, что в Варшаве он читал лекции на тему «Народы и племена России». Будучи пострижен в монахи как овдовевший священник (1899 г.), он знал все нужды приходского духовенства, всегда находившие у него отклик. См. о нем: Теодорович Т. К сорокалетию пастырства: Воспоминания. 2. С. 72–76; некролог архиепископа Никанора: Ист. в. 1911. 123. С. 406.


[Закрыть].

В XVIII в. служебная карьера епископов оказалась втянутой также в орбиту фаворитизма. В числе фаворитов при дворе наряду со светскими лицами были и представители духовенства. При Анне Иоанновне в этой роли выступал Феофан Прокопович, при Елизавете – ее духовник протоиерей Дубянский. Особенным влиянием пользовался многолетний духовник Екатерины II протоиерей Панфилов († 1794), «поверенный государыни в церковных делах», как его характеризует П. Знаменский. Епископы привыкли уважать его взгляды и искать его благосклонности. В противном случае смельчака (как, например, митрополита Платона Левшина) могли ожидать неприятности [973]973
  Знаменский, в: Прав. соб. 1875. 2. С. 34 и след.; Титлинов. Гавриил Петров. С. 430; Хитров И. Замечательные люди из русского белого духовенства XVIII века, в: Странник. 1897. 2. С. 262–274.


[Закрыть]. В XX в. фаворитизм среди духовенства пережил благодаря Распутину свой новый – последний, но самый пышный – расцвет (§ 9).

Другим фактором, осложнявшим епархиальное управление, было вмешательство государственной власти. Особо часто столкновения духовной и государственной властей случались при Николае I [974]974
  Сборник. 113. 1. С. 19–145; применительно к XVIII в. см.: Харлампович. С. 521.


[Закрыть]. Конфликт Рижского епископа Иринарха Попова (1836–1841) с генерал–губернатором Остзейского края закончился в 1836 г. удалением епископа из Риги [975]975
  Русс. арх. 1869. С. 1279 и след.; Морошкин М. Записка о деле латышском при преосв. Иринархе и Филарете, в: Прав. об. 1886. 2. С. 126 и след., 417. Об Иринархе будет еще речь в т. 2.


[Закрыть]. Когда Иркутский архиепископ Ириней Несторович вступился за вверенное ему духовенство, страдавшее от злоупотреблений генерал–губернатора, возник тяжелый конфликт, победителем в котором вышел и на этот раз представитель государственной власти: Ириней был сослан в монастырь [976]976
  Сборник. 113. 2. С. 4–60; Павловский И. Д. Ириней Нестерович, в: Русс. ст. 1879–1880, 1882; Стогов Е. И. Бунт архиеп. Иринея, в: Русс. ст. 1878. № 9; донесение иркутского генерал–губернатора Николаю I см.: Русс. ст. 1879. № 2. С. 361–366; РБС (Ибак—Ключарев). 1897. С. 134 и след.


[Закрыть]. В XIX и XX вв. столкновения между епархиальными властями и губернаторами вообще происходили очень часто [977]977
  Никанор. 1. С. 143 и след.; Титов А. Преосв. Иеремия, в схиме Иоанн, епископ Нижегородский, в: Чтения. 1887. 3; Андреевский Е. К воспоминаниям о высокопреосв. Иустине, в: Русс. ст. 1908. 1. С. 163 и след. (Иустин Харьковский, посмевший воспротивиться вмешательству в свои дела со стороны генерал–губернатора М. Т. Лорис–Меликова, был по жалобе последнего перемещен Победоносцевым). Ср. § 9, прим. 464.


[Закрыть]. Давление, которому подвергались в своей деятельности епархиальные архиереи, угнетающе сказывалось на душевном состоянии иерархов. Многие из них, как показывают примеры 50–70–х гг., описанные в воспоминаниях архиепископа Никанора Бровковича, доходили до полной растерянности. «Хроника» Тверского архиепископа Саввы Тихомирова, охватывающая целые полвека – с 1850 по 1896 г., подтверждает это печальное наблюдение применительно к более позднему времени. Ту же картину рисуют и воспоминания митрополита Евлогия Георгиевского о двух последних десятилетиях синодального периода [978]978
  См. воспоминания этих епископов.


[Закрыть]. Конечно, грубая бесцеремонность николаевской эпохи в продолжение XIX в. уступила место большей респектабельности, но принципиально положение не изменилось: с точки зрения государственной церковности губернатор видел в епархиальном архиерее чиновника по «ведомству православного исповедания»; насколько широко губернатор пожелает трактовать свои вытекающие отсюда административные полномочия, зависело только от его политического благоразумия. Во многих случаях подобная ситуация смягчалась благодаря личному отношению губернатора к Церкви, а также такту и чуткости епископа, его способности заслужить бесспорный нравственный авторитет. Так, Воронежский епископ Антоний Смирницкий (1826–1846) явил собой пример подвижника, положение которого было непоколебимым благодаря любви к нему со стороны духовенства и народа. Аналогичным было и положение строгого митрополита Григория Постникова во всех управлявшихся им епархиях. Такой авторитет был невозможен без долголетнего пребывания на одной и той же кафедре, однако со времени Победоносцева это стало редкостью, так как обер–прокурор считал нежелательными тесные контакты епископов со своим духовенством и паствой. Особенности социально–психологической ситуации, в которой находился русский архиерей, были таковы, что доверительные отношения между ним и духовенством епархии, а также верующими могли возникнуть лишь постепенно, при продолжительном общении. Духовенство привыкло видеть в епископе (особенно это характерно для XVIII и 1–й половины XIX в.) не столько образец пастыря, сколько главным образом «владыку». Поэтому вначале оно всегда вело себя по отношению к епископу с боязливой, почти недоверчивой осторожностью и покорностью. Народ же ждал от своего епископа прежде всего важности и достоинства; в его представлении значению епископского сана более всего соответствовала неприступность князя Церкви. В то же время русский епископ всегда мог положиться на удивительную чуткость народа к подлинному, неподдельному в человеке, и при наличии такта иерарх вполне мог в должной мере сочетать высоту своего положения с человеческой теплотой и искренним, сердечным участием. Плохо, если по неопытности или импульсивности епископ вдруг забывал о высоком достоинстве своего сана, пренебрегая той дистанцией между ним и народом, которая в глазах последнего была естественна и необходима. Архиепископ Савва Тихомиров описывает, как осуждали жители Костромы своего епископа Августина Гуляницкого (1889–1892) за его «странности»: «ходит–де по городу с визитами к знакомым пешком» [979]979
  Савва. Хроника. 8. С. 762. Хотя Августин был из ученых монахов и интересовался наукой (Венгеров. Словарь. 1. С. 43 и след.), он с большим трудом продвигался по служебной лестнице: почти 12 лет (1869–1881) он был ректором семинарии в Вильне (вероятно, им дорожил архиепископ Макарий Булгаков, возглавлявший в 1868–1879 гг. Литовскую епархию), затем в трех епархиях исполнял обязанности викарного архиерея и лишь в 1888 г. получил Костромскую кафедру (РБС. Аарон—Александр. 1896. С. 29 и след.).


[Закрыть]. Архиепископ Никанор Бровкович также рассказывает о совершенно безрезультатных попытках некоторых молодых епископов завязать простые и непринужденные отношения с духовенством и народом. Они разбивались о многовековую традицию, основанную на прочно укоренившемся представлении о возвышенности епископского служения. Притом не следует забывать, что эта традиция создавалась не без участия самих епископов. Сломить ее одним ударом было невозможно. Лишь немногие иерархи обладали достаточной зрелостью и значительностью личности, чтобы достичь близости, не теряя дистанции. В большинстве случаев оставалась глубокая пропасть между епископатом и духовенством, а также народом. Эта пропасть, этот отрыв епископов от своей паствы были роковыми для Русской Церкви. Они существовали еще в Московской Руси, однако в те времена общность церковного мировоззрения духовенства всех степеней и всего верующего народа предохраняли от опасности раскола целостной религиозной жизни. Корнями этой опасности, которые в продолжение XVIII в. все глубже проникали в религиозное сознание русских людей, были представление об особой возвышенности и неограниченности епископской власти и роскошь архиерейского быта, которую принесли с собой в Великороссию украинские иерархи в XVIII в. Не имея возможности противостоять непрерывно нараставшему в XVIII и XIX вв. давлению государства, епископы давали выход своей властности в другом – в деспотической жестокости по отношению к подчиненному духовенству. Хорошо осведомленный в этом отношении Феофан Прокопович отнюдь не случайно включил в «Духовный регламент» следующие слова: «Ведал бы всяк епископ меру чести своея и не высоко бы об ней мыслил»; «следует… чтоб епископ не был дерзок и скор, но долготерпелив и рассудителен во употреблении власти своей» (О епископах, ст. 14 и 16). В XVIII в. совершенно естественно звучала формула Арсения Мацеевича: «Архиерейство – главизна христианства и власть воплотившагося Христа Бога нашего» – с вытекающей отсюда идеей абсолютного господства епископа над подчиненными в своей епархии [980]980
  Попов. Арсений Мацеевич. С. 195 и след.


[Закрыть]. Высокомерие и властолюбие делаются все более характерными чертами иерархов в XVIII в., исключения легко перечислить: это святитель Тихон Задонский, Гавриил Петров (оба великорусы) и немногие другие. В мемуарах XVIII в. все чаще появляются свидетельства о надменности, жестокости и неприступности архиереев [981]981
  Добрынин; Беллюстин; Ростиславов (см. библиогр. к § 13–16), хотя оба последних не всегда объективны; также: Певницкий. Записки, в: Русс. ст. 1905. № 7. С. 141; Ливанов; Лотоцкий; Турчиновский (см. библиогр. к § 17); Соловьев С. М. Записки, в: ВЕ. 1907. 3. С. 74–76. И митрополит Филарет Дроздов не мог оспаривать, что епископской властью часто злоупотребляли; см. его письмо архиепископу Кириллу (Богословскому–Платонову): Душеп. чт. 1883. 3. С. 425 и след., а также: Письма к покойному архиеп. Тверскому Алексию. М., 1883. С. 212. См. также: Голубинский Е. Е. О реформе в быте Русской Церкви, в: Чтения. 1913. 3. С. 117.


[Закрыть]. И если кто был лишен этих пороков, он все равно по меньшей мере разделял общее преувеличенное представление о епископской власти. На уровне епархиального управления эта власть действовала безо всяких ограничений, и во многом ее вина в том, что все глубже становилась пропасть между иерархией и народом, в том числе и низшим духовенством, в защиту которого в Святейшем Синоде нередко приходилось выступать представителю государства. В неестественной, деформированной правовой ситуации синодального времени иерархии угрожала опасность того, что ее канонически неоспоримое право на управление Церковью будет морально подорвано ею же самой. Краткую и точную формулу архиепископа Саввы Тихомирова мог бы повторить любой из значительных иерархов – и Арсений Мацеевич, и Филарет Дроздов, и Платон Левшин, и Агафангел Соловьев, и, наконец, Антоний Храповицкий: управление православной Церковью принадлежит исключительно иерархии [982]982
  Савва. Хроника. 8. С. 420. Ср. уже упоминавшуюся записку архиепископа Антония Храповицкого. С. 112 и след.


[Закрыть].