Текст книги "Абхазские сказки и легенды"

Автор книги: Игорь Хварцкия

«Воровство» души

В одной абхазской деревне проживала девушка обворожительной красоты. Родители хотели выдать ее замуж за богатого старика, а она давно отдала свое сердце одному бедному молодому человеку. По обычаю края, дочь не могла идти против желания родителей, и потому бедный влюбленный приходил в отчаяние. На похищение любимой девушки он не решался, так как, с одной стороны, родители не расставались с дочерью ни днем, ни ночью, а с другой – при каждом намеке на возможность похищения, красавица отговаривала от подобного шага, обнадеживая его, что она умрет и потом выйдет за него замуж!

Наконец, назначен был день свадьбы; но вдруг разнесся слух, что такая-то девушка скончалась скоропостижно. Масса народу собралась в доме безутешных родителей и каждый выражал свое искреннее соболезнование. Плакальщицы проливали обильные слезы, а старик жених не хотел даже верить, что его невеста умерла. Убедившись в ее смерти, он оставил деньги на похороны и выехал куда-то, а родители и родственники все причитали и оплакивали дочь и ее преждевременную кончину.

На другой день принесли гроб и положили туда красавицу. Плач и рыдания еще сильнее стали раздаваться возле гроба; в особенности убивалась мать. Странно было то, что молодой влюбленный ко всему этому относился безучастно, и даже на губах его играла улыбка. Чтобы утешить старуху мать, он подошел к ней и стал тоже выражать свое соболезнование.

– Боже мой! – завыла старуха. – Может быть, моя дочь умерла с горя оттого, что не хотела выйти замуж за старика? Зачем мы тебе отказали в руке дочери? Может быть, она теперь была бы жива.

– Неужели вы согласились бы выдать вашу дочь за меня, если бы она была жива? – спросил молодой человек.

– Я бы своими руками отдала тебе дочь. Но зачем нам об этом говорить? Разве не видишь, что бездыханное тело лежит в гробу без движения, и душа ее, вероятно, на том свете.

– Довольно убиваться. Твоя дочь жива!!!

– Что ты?! С ума сошел? Взгляни на лицо мертвой и убедишься, что скоро тело должно разложиться.

– Нет, нет, мама! – раздался голос из гроба. – Я жива, я уже вернулась с того света, и если ты сдержишь высказанное тобой обещание, то я выйду замуж за того, кого люблю, я сейчас встану.

Мать пришла в ужас от этих слов, а когда заметила, что мнимоумершая дочь поднимается из гроба, с криком выбежала во двор. Выбежали также и все присутствовавшие. Но когда к ним вышли молодые, обняв друг друга, и стали звать, чтобы они вернулись к ним, то все стали понемногу возвращаться. Через час уже все смеялись и хвалили девушку за то, что посредством «воровства своей души» освободилась от нелюбимого старика. Отец и мать были рады такому обороту дела и тотчас же благословили молодых.

К. Мачаварини. Очерки об Абхазии. – «Черноморский вестник», Батум, 1899, 8 окт.

Находчивый пастух

В памяти народа до сих пор существует следующая интересная легенда: эпизод из жизни одного находчивого пастуха.

Была суровая зима. В течение нескольких месяцев пастух принимал все меры, чтобы не оставлять свое стадо без пищи. Настал март месяц. Снегу навалило вдвое больше, но пастух с утра до вечера очищал лопатой землю от снежной пелены и доставал кое-какой корм. Наступил; наконец, желанный вечер последнего числа марта месяца, и пастух, будучи уверен, что апрель пошлет теплые дни, бросил лопатку в сторону и выругал март месяц довольно нелестными словами. Услышав эти слова, март сейчас же прибежал к апрелю и выпросил у него еще три дня, и за эти дни навалило столько снега, что пастух положительно не знал, что делать. Но недаром говорят, что голь на выдумку хитра. Вот и наш пастух взял пустой бурдюк от вина, посадил туда кошку и повесил на балке, перекинутой через чердак. Заслышав барахтанье кошки, овцы и бараны устремили туда свои взоры и в течение трех дней были до того заняты кувырканьем кошки, что ни разу ни напоминали своему доброму пастуху о том, что голодны. Вот после этого и говорят: «Если в первых числах апреля идет снег, то этому виноват март, так как с того времени, как пастух выбранил его, он всегда обращается к своему младшему брату апрелю с просьбой одолжить ему еще 3 или 4 дня».

К. Мачаварини. Очерки об Абхазии. – «Черноморский вестник», Батум, 1899, 12 нояб.

Как жена Тыт-ипа Кьящаща сбежала от абреков

Девичья фамилия жены Тыт-ипа Кьящаща была Габлия. Сам Кьящащ жил в селе Отхара. Однажды на село совершили набег абреки с Северного Кавказа, схватили жену Кьящаща и погнали ее вместе с остальными в горы. Кьящаща не было дома. Через бурную реку Бзыбь переправились с трудом, вбив в дно реки шесты. После того как грабители переправились на тот берег, они вытащили из воды эти шесты, опасаясь, что кто-то из пленные сбежит и переправится через Бзыбь с помощью этих шестов. Лишь два шеста остались торчать на поверхности воды.

Когда стемнело, абреки сделали привал на горе Ахат, недалеко от перевала через Кавказский хребет. Ночью легли спать и жену Кьящаща накрыли буркой. Чтобы она не сбежала, двое мужчин легли рядом с ней, по обе стороны, на края бурки.

Глубокой ночью, когда мужчины заснули, жена Кьящаща смогла незаметно выскользнуть из бурки и побежала по снегу обратно. Добралась она до реки Бзыбь, к тому месту, где они переправлялись с помощью шестов, сняла с головы косынку, привязала к шесту, торчавшему из воды, а сама, держась за край косынки, вошла в бурную Бзыбь. Дотянувшись до другого шеста, сумела она выбраться на другой берег.

Когда абреки заметили исчезновение женщины, они погнались за ней, добежали до реки Бзыбь и увидели ее косынку, привязанную к шесту.

– Хай, несчастная женщина утонула! – сказали они и вернулись в горы.

В то время, дад, находить дорогу в наших местах было непросто, везде были дремучие леса, не то, что сейчас, да к тому же жена Кьящаща была беременна. Она дошла до села Блабырхуа и, увидев в поле стог сена, изможденная, улеглась на него и заснула. Там-то и увидели ее хозяева той усадьбы, привели ее домой, обогрели, накормили. Там она и родила.

Спустя месяц хозяева отвели ее домой к Кьящащу с ребенком.

И я тоже, дад, знал эту женщину.

Записано со слов Папцаа Ханаша в с. Отхара в 1941 г.

Записал К. Шакрыл.

Перевел с абхазского И. Хварцкия.

Как сложили песню про Гедлаче – сына Арстаа Шабатыквы

Абазины и ахчипсоуцы играли в аймцакяча на Гумской поляне. Были здесь и азийцы, смотревшие за игрой. Один старик обратился к тому, кто стоял рядом:

– Кто этот мальчик, что бегает быстрее всех? Те, мимо которых он пробегает, отскакивают от него, а кого он коснется, падают. Из него должен получиться мужчина…

Человек, которому старик задал этот вопрос, ответил:

– Это сын Арстаа Шабатыквы – Гедлач.

– Если он сын того Шабатыквы, которого я знал, то мог бы быть еще лучше, – сказал старик и добавил: – Шабатыква переправлялся верхом на лошади через бурную реку, которую надо было преодолевать с утра до обеда, держа на луке седла другую лошадь – необъезженную!

Гедлач тогда был четырнадцатилетним юношей, и когда он вырос, стал храбрым мужчиной, в ком жила, как говорят, энергия бешеной собаки. Он защищал свой народ от набегов грабителей с Северного Кавказа. Бывало, он и сам организовывал набеги, и всегда ему сопутствовал успех.

Так, однажды он преследовал грабителей, и на той стороне хребта, в бою попало в него семь пуль. У него была сестра по имени Кумпылхан. Она увидела брата во сне и, одевшись в мужскую одежду, взяв оружие брата, двинулась в путь, сказав при этом: «Не вернусь, пока не увижу, где погиб мой брат». Она встретила смертельно раненого брата на перевале и привела, его домой.

Народ ахчипсоу в скорби собрался на берегу реки Арыш. Здесь ахчипсоуцы сложили про Гедлача песню:

 
Между Богом и людьми был посредником
Арстаа Гедлач – герой!
Он общался с девушками из небесного рода Хвир.
На что ты решилась, бедная Кумпылхан?
Благодаря тебе, Гедлач, спали мы на одном боку,
Душа у нас была спокойной.
Сегодня ты покидаешь нас, но,
Наполнив черпак слезами,
Мы оставляем его на поверхности вод Арыша.
Ты был крепостью для нас,
Но мы обошли эту крепость сегодня,
Словно белая нитка.
Куда нам теперь податься?
Арстаа Кумпылхан, тебя кормил брат, только
Нежным мясом овечьего курдюка.
Куда теперь податься тебе?
Ты придешь в Бзыбь,
И станешь добычей бзыбцев!
 

Записано со слов Арстаа Кастея в с. Отхара в 1961 г.

Записал С. Зухба.

Перевели с абхазского И. Хварцкия, В. Шария.

Владетельный князь и Мшы

В горном селе Гума жил Мшы по фамилии Авидзба. Он обладал поистине медвежьей силой, поэтому люди звали его Мшы-медведь.

В один зимний морозный день Мшы решил навестить владетельного князя Абхазии, но не знал, с каким подарком пойти к нему. Подумал, поразмышлял Мшы, пошел в лес, нашел сухое грабовое дерево, взвалил на плечи и направился в село Лыхны – резиденцию владетельного князя Чачба. Мшы вошел во двор князя с деревом на спине и приставил его к боковой стенке дворца.

– Это дерево я принес в подарок князю. Думаю, в такой морозный день дрова ему пригодятся, кроме того, хочу еще и повидаться с князем! – доложил он прислуге.

– Приведите ко мне этого человека, который на спине принес мне целое дерево! В такой морозный день это дерево, безусловно, хороший подарок, – сказал князь.

Тепло и с почестями принял князь гостя из Гума – Мшы.

– Есть ли у тебя просьба ко мне? – спросил князь, провожая гостя.

– Да обойду я вокруг тебя, князь! Я хотел только, чтобы ты положил в огонь дрова, которые я принес, и погрелся бы у камина.

– Этому Мшы подарите лучшего коня из моего табуна! – приказал князь прислуге.

Мигом поймали лошадь, надели уздечку и повели к Мшы.

– Принесите мне лестницу. Я хочу сесть на коня! – сказал Мшы.

Князю доложили, что этот гость ведет себя как ненормальный, просит лестницу, чтобы сесть на коня.

– Мшы достойный человек, а вы дураки! – сказал владетельный князь Чачба. – Как можно абхазцу подарить хорошего коня без седла. Быстро оседлайте коня!

Из книги «Историко-героические сказания абхазов». Сухуми, 1978.

Составитель С. Зухба.

Перевел с абхазского И. Хварцкия.

Владетельный князь Абхазии и Маршаны

В то время, когда в Абхазии княжил Сафарей Чачба, в Лыхны жил уважаемый всеми князь Дзапш-ипа Чахмат. Это был проницательный и мудрый человек, и Сафарбей всегда прибегал к помощи Чахмата, когда нужно было решить важное дело. Без мудрого совета Чахмата владетельный князь сам ничего не мог решать, но и в то же время он недолюбливал его, потому что, заходя в княжеский двор, Чахмат здоровался со всей прислугой.

– Слушай, Чахмат, почему ты здороваешься со всеми? – говорил ему Сафарбей. – Этим ты унижаешь меня в глазах слуг.

– Уважаемый князь! – отвечал ему Чахмат. – Эти люди – опора тебе во всем. Без них ты потеряешь все. Поэтому я в первую очередь здороваюсь с ними.

Сафарей обиделся и больше не желал видеть у себя во дворе Чахмата, только если какое-нибудь неотложное и неразрешимое дело не заставляло его прибегнуть к мудрости неисправимого Дзапш-ипа.

Однажды гонцы на взмыленных конях въехали во двор владетельного князя и сообщили ему, что в горах цебельдинские и дальские Маршаны напали на его пастухов и угнали весь скот.

– Позор! Они смертельно оскорбили меня! – Сафарбей, схватившись за голову, сидел, убитый горем. Думал он долго, но ничего не придумал и спросил у ашнакма[56]56
  Ашнакма – приближенные к владетельному дому.


[Закрыть] Шханыквы Шакрыл о том, что тот думает по этому поводу.

– Нужно снарядить в дорогу Пилия Бакуру, – сказал после некоторого раздумья Шханыква. – Это единственный человек у нас, кто пешком одолеет дорогу за день к селу Псху туда и обратно. Он разузнает, как все это произошло, и доложит нам. Потом мы решим, как поступить с ними. Возможно, и мы предпримем набег на села этих Маршанов, захватим скот и людей, если попадутся.

Но легко это сказать, гораздо труднее осуществить на деле.

– Все же, думаю, надо спросить мнение Дзапш-ипа Чахмата, – молвил Сафарбей.

– Но, Сафарбей, ухацкы[57]57
  Ухацкы – почтительное обращение.


[Закрыть], ты своим отношением к нему давно оттолкнул его от себя. Вряд ли он придет к тебе, – сказали приближенные князя.

В конце концов все же решили послать к Чахмату почтенных старцев.

А тем временем Пилия Бакуре сообщили о том, что князь хочет послать его в Псху. Бакура решил, что он чем-то прогневал князя и, зная, что в таких случаях в виде наказания князь заставлял человека, вызвавшего его гнев, идти пешком в Псху, не раздумывая тут же отправился в горное село. За один день Бакура без отдыха добрался до Псху и к вечеру, измотанный дорогой, вошел во двор князя и сказал:

– Ухацкы, владетельный князь, я исполнил твой приказ, только что я пришел из Псху.

– Аайт, негодный, я не успел сказать ему, с каким поручением надо идти в Псху, а он уже пришел оттуда! – рассердился князь. – Сейчас же отрежьте подол его черкески.

Слуги князя схватили Бакуру, чтобы отрезать подол черкески, но вмешался Джапш-ипа-Чахмат, который пришел к князю после долгих просьб почтенных стариков. Войдя во двор, он опять поздоровался со всеми, никоим образом не выделяя владетельного князя.

– Что же ты делаешь, князь? – возмутился Чахмат. – Ты из ума выжил, иначе не стал бы так поступать с этим человеком. Только этот человек и подобные ему могут защитить тебя в трудную минуту. А что касается того, что он даром прошагал до Псху и обратно, так и в этом ты тоже виноват, потому что такое наказание сам придумал, – сказал Чахмат.

Бакуру отпустили. Чахмат подумал и посоветовал князю поступить следующим образом:

– Эти Маршаны отчаянные люди, силой их не возьмешь, – начал говорить Чахмат. – Здесь нужно прибегнуть к хитрости. Пускай страсти улягутся, ты сделаешь вид, будто смирился с тем, что они угнали скот. Спустя месяцев пять пригласи к себе в гости обоих главарей Маршанов – одного из Дала, другого из Цабала. Они оба еще не женаты. Старшему в жены отдай свою сестру, а младшему – свою дочь. Пройдет время, и ваша кровь – кровь владетельных князей – покажет себя. Рано или поздно твоя сестра и твоя дочь поссорятся. В спор вовлекут они своих мужей, и разгорится пожар между ними. После всего этого тебе, Сафарбей, останется только присвоить их имущество, – закончил свою речь Чахмат.

Сафарбей долго думал над этим предложением Дзапш-ипа. Взвесил все за и против. Наконец он пришел к выводу, что именно так и нужно поступить.

Когда страсти улеглись, Сафарбей пригласил к себе братьев Маршалов и объявил им, что хочет породниться с ними. Да и Маршаны были довольны, потому что и сестра, и дочь князя были красивейшими девушками, краше которых не сыскать было на всем Кавказе.

И произошло все так, как и предвидел Чахмат, потому что сестра князя вскоре объявила, что она главная невеста Маршанов. Но и дочь князя сказала, что именно она главная невеста Маршанов, ибо она как дочь ближе к владетельному князю. Этот спор привел к междоусобной войне между Маршанами, и они уничтожили друг друга. Князья всей Абхазии, с участием мегрельского – Дадиани, обсудив, решили передать Сафарбею все имущество Маршанов. Возвратились домой и овдовевшие сестра и дочь князя.

Князь Сафарбей отомстил своим врагам и соперникам Маршанам, но кровавая война тоже не обрадовала его, потому что тяжело ему было глядеть на овдовевших женщин – сестру и дочь свою.

– Во всем этом злодействе виноват Чахмат! – объявил князь Сафарбей.

– Уважаемый князь, через два-три года ты не будешь уже владетельным князем Абхазии, – передал Чахмат Сафарбею через посредника такие слова. – Русские завоюют Абхазию и твое княжество упразднят. И потеряешь ты все, чем владел.

Так оно и вышло.

Записано со слов Сакания Манчи в с. Лыхны в 1973 г.

Записал С. Зухба.

Перевел И. Хварцкия.

Хавя Амаршан и Ткутку Дзапш-ипа

Хавя был в том возрасте, когда джигит с его именем мог жениться, только совершив подвиг, в соответствии с требованием обычая, и к этому шагу неукротимый Амаршан был давно готов.

Возвращаясь однажды с дальней дороги, Хавя решил зайти в гости к кому-нибудь, отдохнуть самому и дать отдохнуть своему коню. Всадник спрыгнул с коня и остановился в нерешительности, не зная, куда ж ему направиться. Знаменитый удалец решил прибегнуть к помощи своего верного друга-посоха. Он поставил свой посох вертикально и отпустил. Посох упал на землю и показал ему направление, по которому он должен был пойти.

Через некоторое время он уже стоял у ворот Шуах Мыхцыра.

– Хозяин! – громко крикнул Хавя.

Хозяин тут же откликнулся и быстро направился к воротам.

– Добро пожаловать! – радуясь такому гостю, открыл ворота хозяин. – Двери моего дома всегда открыты для гостя!

– Гость в первый день золото, во второй день – серебро, а в третий железо! – пошутил Хавя и вошел во двор.

Мигом был приготовлен стол, и долго сидели за пиршеским столом хозяева и гость – шутили, смеялись, пили вино. Хавя не мог не обратить внимания на дочь хозяина Мадину, но он и виду не подал, что она понравилась ему.

Утром, покидая гостеприимный дом, Хавя попрощался, благословив хозяев так: «Пусть Шашуы своим советом озарит вас и ваш дом!» Незаметно для остальных гость бросил к ногам Мадины свой газырь. Девушка знала, что означает этот жест, подняла и спрятала газырь.

Одним словом, благодаря посоху Хавя Амаршан встретил девушку, которая была суждена ему. Прошло немного времени, и однажды с группой всадников Хавя въехал во двор Шуах Мыхцыра. Хозяин созвал соседей, родственников и устроил большой пир. Мадина, улучив удобный момент, передала газырь Хаве. Это означало, что она согласна стать его женой. Тайное стало явным, и гости и хозяева договорились, был назначен день свадьбы.

В разгар пира неизвестный всадник подъехал к воротам и попросил напиться воды. Мадина вышла из дому с кружкой воды и поспешила к воротам, но всадник схватил девушку, словно ястреб перепелку, и ускакал с ней. Это был известный джигит Ткутку Дзапш-ипа. Ошеломленные случившимся, хозяева и гости вышли из дома, готовые догнать и растерзать похитителя. Вопреки всем ожиданиям, Хавя начал успокаивать людей, говоря, что Мадина его невеста и случившееся лежит только на его совести.

Боясь мести со стороны Хавя, Ткутку уехал с похищенной девушкой за пределы Абхазии. Через год он вернулся домой с женой и ребенком, но жизнь его была сплошной мукой, ибо везде его подстерегала меткая пуля Хавя, который почему-то не спешил расправиться со своим врагом. Ткутку дошел до того, что сам желал умереть от руки Амаршана.

Однажды Дзапш-ипа услышал у своих ворот громовой голос Хавя:

– Хозяин, выходи из дома, я, Хавя Амаршан, пришел к тебе!

Ткутку вышел из дома и покорно направился к воротам. Хавя сказал:

– Я не буду убивать тебя. Но должны мы с тобой померяться силами. Если буду побежден я – прощу тебе твой поступок, но если я буду победителем в борьбе – в назначенный срок ты приедешь ко мне вместе со своей женой. В тот день люди соберутся у меня во дворе, как на свадьбе.

Ткутку согласился, и между двумя богатырями началась борьба. Несколько часов подряд бились они, но силы были равны. В конце концов, Хавя, применив прием «дзкуаршв», положил Дзапш-ипа на лопатки.

– Жду тебя в назначенный срок! – сказал Амаршан и, сев на коня, ускакал домой.

В назначенный день Ткутку вместе с женой и группой всадников въехали во двор Хавя. Односельчане и родственники схватились за оружие, не ожидая появления здесь кровного врага хозяина и считая это неслыханной дерзостью со стороны Дзапш-ипа, но Хавя успокоил своих гостей. Дзапш-ипа сошел с коня и, остановившись в центре двора, поднял руку и обратился к народу с такими словами:

– Дьявол сыграл со мной злую шутку, и я нанес смертельное оскорбление Хавя Амаршану, чье достойное имя хорошо известно на всем Кавказе. Я принимаю любое наказание, которое народ вынесет мне, но знайте: Хавя уже отомстил мне сполна!

Ткутку рассказал все, как было, ничего не утаивая.

Хавя подошел к Дзапш-ипа и сказал:

– Я победил тебя силой, но сейчас ты победил меня человечностью. Отныне ты мне друг!

И Хавя обнял Ткутку.

В тот день в доме Хавя был большой пир.

Записано со слов Мстафа Ашуба в с. Дурипш в 1985 г.

Записал С. Габниа.

Перевел с абхазского И. Хварцкия.

Песня об Инапхе Киагве

 
За врагами следил он с вершины горы,
Разжигал на долине пастушьи костры,
Разводил он порою в пещере очаг,
Этот Инапха Киагва, смелых вожак.
Вот однажды на туров, в ночи без луны,
Он охотился с Нигуха, с братом жены.
В эту ночь налетели грабители с гор
И в селенье его учинили разор.
В эту ночь неспокоен был Киагвы сон,
Все кряхтел, да вздыхал, да ворочался он.
Полусонный, он кинулся к спутнику вдруг:
«На вершину взберись-ка ты, Нигуха-друг,
На равнину взгляни, – не стряслась ли беда?»
Тот пошел, на вершину поднялся тогда,
Глянул вниз, – видит пламя во мраке ночном,
Все родное селенье объято огнем.

Возвратился в пещеру, прилег он опять,
Не решился он Киагве правду сказать:
«Ты всегда волновался, как был молодым, —
Тот же нрав у тебя, хоть и стал ты седым.
Друг мой Киагва, спи до рассветной поры!
На равнину взглянул я с вершины горы.
Там спокойно, лишь стелется синий туман».
Молвил Киагва: «Нет, это слово – обман!»
На вершину взобрался охотник седой,
На равнину взглянул он с вершины крутой,
Видит: небо в огне и селенье в огне…
«Что же правду, мой друг, не поведал ты мне?
Испугался ты, видно, что Киагва стар,
Что не сможет ответить врагам на удар,
Испугался ты, видно, что вражеский сброд
Над моей сединой издеваться начнет!
Если сможешь догнать, ты меня догоняй,
А не сможешь, – хотя бы мой след не теряй».
Это слово смельчак произнес горячо.
Он повесил кремневку свою на плечо.
Он помчался как ветер и скрылся из глаз.
Вот бурливая Бзыбь перед ним разлилась.
Перешел он ее, словно мелкий родник.
Перед Киагвой кряж неприступный возник.
Он взобрался на кряж, оглянулся кругом,
На грабителей, мнилось, низринулся гром.
Убежали грабители за перевал.
Но окликнул их Киагва, властно позвал:
«Назовите себя, разорившие нас!». —
«Что ты, путники мы, в поздний странствуем час,
Только с Киагвой можем вести разговор». —
«Говори же: я Киагвой был до сих пор.
Встань, чтоб видел тебя, если впрямь ты не трус!»
«Что ты, я ли тебя одного побоюсь?» —
Так воскликнул грабитель, на камень вскочив.
«Получай от меня, если ты не труслив!»
Грянул выстрел, и в лысину пуля впилась, —
Не в того, а в другого, что рядом стоял.
«Эй, откуда кремневка такая взялась?
Из нее, видно, раньше горохом стрелял?» —
«Ты попробуй горох, мой горох неплохой!» —
Грянул выстрел, – второй уничтожен злодей.

«Наконец-то вы поняли, кто я такой..
Так верните наш скот, и добро, и людей!» —
«Потеряли мы двух, а не стали слабей, —
Может, пали случайно от пули твоей!» —
«Если так, – уничтожить я вынужден всех,
Я уверен, что ляжет на вас этот грех.
Кто мужчина из вас? Выходите вперед,
Потому что черед и для вас настает!

Он стреляет в упор, убивает подряд, —
Кроме трех, уничтожил он целый отряд.
Он троих окликает: „Проклятые вы!
Не убью вас, – годитесь в глашатаи вы!
Известите людей, и чужих, и своих:
„Все погибли от Киагвы, кроме троих,
Мы же, трое, убили его наповал“. —
Так стреляйте в меня“, – он злодеям сказал.
Встал на камень пред ними охотник седой.
„Нет, бессмертен ты, Киагва, славный герой“. —
Так ответили трое с вершины скалы
И кремневок своих опустили стволы.

Мне не нужно глашатаев робких таких», —
Он сказал и убил из кремневки двоих.
«Ну, а ты, – крикнул третьему, – как тебя звать?
Ты последний, хочу твое имя узнать».
Тот ответил: «Я – Чич, и гнетет меня стыд». —
«Не убьешь ты меня, – сам ты будешь убит,
А убьешь – невредимым вернешься назад». —
«Я стрелял бы, но жуток и страшен твой взгляд.
Отвернись, чтоб моя не дрожала рука:
Не привыкла в такого стрелять старика».

Старый Киагва стал к супостату спиной,
И тот час обожгло его пулей стальной.
«Ну, теперь ты не бойся, вернешься домой,
Обо всем ты расскажешь врагам и друзьям,
Ну, а что рассказать, – верно, знаешь ты сам.
Не оставь мертвецов на съедение псам,
Уходи ты отсюда нагорной тропой,
Можешь всем говорить, что убит я тобой».
С песней двинулся Киагва старый домой,
От неволи он спас изнуренных людей.
Никому не поведал о ране своей.
– Уа, райда, райдари, – звенит за горой, —
Райда, Инапха Киагва, славный герой,
Из героев – храбрец, из отважных – смельчак:
Где бы ни был в ущелье пастуший очаг,
Где б ни пелись охотничьи песни в горах,
Где б ни падал от меткого выстрела враг, —
Всюду славили Киагву, правде верны,
Как защиту народа, твердыню страны.
Надвигалась беда на отеческий край —
Восклицали: «О Киагва славный, спасай!»
Для кого была голень оленья, что кол?
Кто из ребер оленьих ограду возвел?
Кто и в старости бегал быстрей, чем олень?
Чья кремневка всегда попадала в мишень?
Чья большая ладонь, широка и смугла,
Для ружейного пороха меркой была?
Кто мизинцем вгонял пулю меткую в ствол?
Кто бы целое войско в смятенье привел?
Это Инапаха Киагва, храбрый вожак,
Невысок был он ростом, а сердцем – смельчак.

Он отсутствовал, – недруги нашей земли
И ограбили нас и селенье сожгли.
Кто, узнав о несчастье, направился в бой
Недоступной, неведомой горной тропой?
Кто отбил земляков, кто вернул их домой —
На прекрасную землю отчизны родной?
Это Инапха Киагва, славный герой!

Он смертельною вражеской пулей пронзен,
Встал, пошел, подавляя в груди свой стон.
Он о ране своей никому не сказал,
Он по горным тропам меж утесов и скал
Возвращался в крови, песню мужества пел,
Воспевал он бесстрашных и сильных удел,
Легче боль становилась от песни такой,
Эта песня душе приносила покой.
Так до сакли своей добираться пришлось
Пораженному пулей смертельной насквозь.
«Это муха», – сказал он. Решил: теплый пот,
А не кровь по уставшему телу течет.
Возле сакли героя толпился народ, —
Словно скошенный дуб на тахте он лежал,
Уа, райда, последнее слова сказал:
«Хоть и хочется жить, – смерть моя хороша.
Пусть умру, но победу узнала душа.
Это лучше, чем ночью свалиться в обрыв
Или пасть побежденным, главу преклонив».
Земляки отвечали на честную речь:
«Славный Киагва, наша защита и меч!
Тот народ, за которого пал ты в борьбе.
Никогда не забудет, герой, о тебе.
Будешь вместе с умершим всегда умирать,
Вместе с тем, кто родится, – родишься опять».
 

Записано со слов Кастея Арстаа в с. Отхара в 1947 г.

Записал Б. Шинкуба.

Перевел с абхазского С. Липкин.

Из книги «Антология абхазской поэзии». М., Советский писатель, 1959.