Текст книги "Игры богов"

Автор книги: Игорь Бусыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Воин жив, пока о нём помнят! Дай мне рог побольше, а то кубок слишком мал! – внезапно прокричал Асмунд.

– Славно сказано, притащите ему рог и поболе, из мамонтовой породы или слоновьей, – промычал Олег, забрасывая себе в рот огромный кусок жареного кабанчика.

Он помолчал, подождал, пока ему не принесут рог побольше. А когда принесли, его брови удивлённо поползли вверх, рог был побольше его меча.

– А теперь скажу я! Человеку нужны и друзья, нужны и побратимы, Синеус! Так выпьем же за них!

– За друзей! – громыхнул викинг. – Чтобы они были такими же, как ты, побратим! – он обвёл взглядом дом, подумал и добавил: – Но таких, как ты, у меня больше нет, а вот врагов – много. Так что давайте выпьем за живого друга да ещё за живых, пока живых, врагов.

Кубки, рога опять наполнились, обглоданные кости швырялись под стол, там затеяли шумную возню собаки. Особенно обнаглевшая выхватила из опущенной руки Олега огромный кусок вепря, рассвирепевший Олег пнул её так, что она пролетела через весь дом, ударилась о бревенчатую стену, взвизгнула и околела.

– Хорошая примета, побратим.

Синеус подождал, пока опять нальют.

– А теперь выпьем за мёртвых, за тех, кто шёл с нами в бой рука об руку, и за тех, кто бился против нас! Пусть они все будут в дружине Одина!

– Я согласен, ярл! – ухмыльнулся бывший великий князь. Обе дружины проревели что-то непонятное, но грозное и дикое.

– Выпьем!

Пьяные мужи вскочили, к своим иссохшим от недопития глоткам с радостью подтащили кто рог, кто кубок, а кто и бочонок и, захлебываясь от священной жадности, выпили. Синеус опять проревел:

– Наливай!

– Вино кончилось!

– Наливай пиво! Зимнее пиво!

– Кончилось!

– А брага?

– Тоже!

Покачиваясь, ярл хмуро разглядывал опорожненные кувшины, валявшиеся на полу пустые бочонки из-под пива, потом скомандовал:

– Пусть женщины подают ещё вина! И ещё пива! И браги! И побольше!

Викинги сорвались с места.

– Где жареная свинина! Где оленина! Где рыба?

Всё появилось вмиг, появилось так, как будто из ниоткуда.

– Хорошо сидим! – Олег довольно захрюкал.

В закопчённом доме заорали сотни голосов, каждый орал что-то для себя, что-то для своих детей, но самое главное – за войну, за победу! А победа – Олег!.. А они ох как прекрасно знали, кто такой Олег и что такое Олег!

Некоторое время в бревенчатом доме раздавались лишь чавканье, хруст да стук костей, которые воины небрежно швыряли через спину, чтобы мозг вылетел на радость и потеху собакам, да под стол, – пускай собаки немножко подерутся.

– Выпьем за псов, живых и погибших славной смертью, – Синеус скосил глаза на своего покойного пса-любимца.

Олег покосился на труп огромного волкодава, которого только что прибил.

– Нечего отбирать мясо у меня, слабого и хилого, выпьем!

И опять вино хлынуло в глотки.

Синеус тяжело приподнялся, кивком приказал, чтобы ему налили медовухи, поднял рог в знак того, что хочет держать речь.

– Мы выпили за живых и мёртвых друзей, врагов, даже за собак, за братьев и за собак, – добавил, помолчав. – Мы пили за наши дружины, за твоё и моё будущее, за нашу удачу. Теперь выпьем за женщин, за мою Ригведу, за твою, как говорят эти трусливые греки, богоравную Елену!

Олег тяжело вздохнул и со скрипом кивнул головой. Вспомнилось ему, как он до безумия любил Елену и посылал ей с гонцами письма на выделанных телячьих шкурах. Тогда Олег умирал от боли, умирал из-за любви. Он так устал, так измучался, что поневоле ему в голову заползла чья-то чуждая, инородная для него мысль: «Любовь глупа, она сделала тебя слепым и глухим для остального мира. Настоящая любовь встречается редко, зато проходит очень быстро».

Олег про себя усмехнулся:

– Что-то моя любовь не проходит уже много лет.

А внутренний голос верещал дальше: «Находясь под могучими чарами любви, ты лишился способности мыслить правильно и мудро, ты потерял все цели, кроме одной, и ничто не важно для тебя, кроме объекта твоей любви, любви к Елене».

– Чушь, – пробормотал. – Любовь священна даже для этих придурков-богов, – и потряс головой, отгоняя дурные мысли.

Как же она смеялась! Смеялась задорно, её смеху подпевали птицы, ручьи перезванивали мелодично, в такт её смеху-песни; стоило ей начать поправлять свои длинные, тонкорунно-золотистые волосы длинными, красиво очерченными пальцами, как её голову начинал венчать ореол, плавно переходящий из нежно-лимонного в синий, а затем в тёмно-фиолетовый и терялся в высоте бездонного звёздного неба. Глаза, её глаза, они бывали разными: зелёными, синими, серыми; они излучали что-то зовущее, трепетно-нежное, они верили и ждали; её глаза никогда не плакали, они любили.

Иногда она становилась грозной и неприступной, даже боги опасались перечить ей. Шёпотом, из уха в ухо передавали, что Елена вовсе не Елена, а на самом деле она – дочь Марены и Лели, богини смерти и богини любви одновременно. Ведь любовь и смерть всегда идут рядом, рука об руку. Сколько людей бросались в пучину смерти из-за любви, скольких людей любовь и смерть поднимали к вершинам славы и сохраняли в памяти людской на века, а сколько из-за несостоявшейся любви переворачивались в бездушных ящеров, растаптывая всё и всех!

Она была прекрасна своей душой – трепетной и нежной; длинные, стройные, слегка полноватые ноги перетекали в упругие, приподнятые ягодицы, а талия… её можно было охватить двумя кистями; святящаяся, белоснежная кожа; чуть-чуть отвисшие груди; а соски, ох, какие соски; после одного поцелуя они вздымались, как острые пики вершин Рипейских гор. Олег встряхнул своей гривой; нельзя, нет, нельзя думать о хорошем, нельзя вспоминать, нет, нельзя вспоминать.

– Я её найду, но… попозже. И вообще, весь мир бардак, а бабы… – он себя попытался успокоить, но всё равно перед его глазами сияла её улыбка.

Утром, когда солнышко ещё только-только раздумывало, вставать ему или ещё немного поспать, Олег выполз из-под шкур, кряхтя с жуткого похмелья. Пошёл, временами на четвереньках, временами, стоя на нетвёрдых ногах, к скале, что стояла, защищая от бешеных атак зимнего моря землю Синеуса, выдохнул так, что чайка от его перегара закричала дурным голосом и удрала далеко, далеко в море.

Олег тяжко вздохнул и плюхнулся в холодное море, бормоча про себя:

– Бывало похмелье и похуже; да и вообще, не унывает от холода знающий, что бывает куда холодней…

Рыкнув от холода, Олег выскочил из воды, его ждали…

А ждали, как всегда, трое, которые боги, а может, даже друзья.

– Олег, как ты будешь создавать Империю?

Этого никто не сказал, но вопрос возник в морозной, колдовской тишине, даже море замерло в ожидании ответа.

Олег, трясясь то ли с похмелья, то ли от холода, то ли от грядущего, начал бормотать:

– Сначала надо создать дружину, подобрать воевод, продумать про ополчение, подготовить сидельцев, переговорщиков…

Раджа подошёл к нему танцующей подходкой и что-то запел. Олег в его завораживающем голосе понял многократный повтор: лотос, лотос, лотос…

– Глаза, где мои глаза, где мои уши, где мой язык, где мой нос?? Я ни-и-и-кого не ви-и-и-жу, я ни-че-го не слышу, а в голове стучит:

 
Путь мудреца – почитать
Небо и подражать древности.
Древность и современность,
А также будущее
Проникают друг в друга,
Поэтому прежние мудрецы
Передают образцы своего
Поведения последующим
Поколениям…
 

Голос Раджи затих.

– Всё верно или почти верно, – Илья поощрительно улыбнулся. – А сейчас мы начнем тебе показывать кое-что: проникновения будущего в настоящее, а настоящего в будущее. Готов?

– А это надолго?

– Не волнуйся, для тебя год, может быть, полгода; а для Синеуса, ты просто сходил искупаться.

– Готов почти; ладно, показывай, – он тяжело вздохнул.

Перед глазами измученного Олега замерцало.

Пещера, а там сидит какой-то узкоглазый. Раджа весело улыбнулся:

– Это один из тех, кто будет воспитывать личную гвардию ещё не рожденного Императора – мессию; самурай он, непобедимый самурай. Как-то раз этот японец сказал, что Путь воина есть решительное, окончательное и абсолютное принятие смерти, тщательное соблюдение кодекса чести, однако преданность Императору – выше чести. Зовут его – Мнимото Мусани. Он возьмёт с собой учеников. А вот сколько, сам с ним договоришься. Ведь у них, у самураев, ещё раз повторяю, Император выше кодекса чести; и этот подход для всех нас очень важен.

Олег поиграл своими могучими мышцами.

– Я тоже неплох и тоже непобедимый.

– Да, в бою ты его победишь, но ты даже сам в себя не веришь, а уж в какого-то Императора, да ещё в своего ученика, да и ещё в родственника… А в нём вера в императора, в его непогрешимость, в его святость – заложена поколениями предков. Для Святослава он и будет создавать личную гвардию. Конечно не один, но самое главное – в беспредельной вере в императора.

И опять туман в голове, конница с визгом улетает к реке, разбухшей от трупов, за ними мчатся победители, вдруг непонятный вопль и тысячи всадников разом поворачивают, из дубровой рощи лавой летят казаки, с визгом окружают победителей, с резко растянутым криком «Ура!» рубят всех беспощадно, враг разбит.

– Это монголы-казаки. Юный хан Батый, ты его своруешь, если конечно найдешь с ним общий язык, создаст для Империи легкую конницу. Непобедимую конницу. Но он слишком властолюбив, а посему рядом с ним всегда будет стоять человек с ядом, чтобы отравить его в случае предательства. И он будет об этом знать. Но никогда не узнает – кто стоит за его спиной. Всё время будет сомневаться в своих ближайших подданных, никому не будет верить. Его будет вести только одна правда – надежда на будущее, – Перун потихоньку стал превращаться в Илью, вытащил папироску.

– И сложится у него только вера в Императора. Не сразу конечно, но потом привыкнет… доверять Императору.

Помолчал, потом добавил:

– Ну, а лучше вашей тяжёлой конницы в мире нет, так что её будут создавать варяги.

Раджа тонко, как всегда ненавязчиво улыбнулся. И опять мерцание.

Воздвигнутый на высоком холме, рядом с императорским дворцом и ипподромом, далеко видимый с моря и суши стоял храм.

– Это Византия, Константинополь, – с угрюмым взором вмешался семит. – Здесь ты подберешь учителей для будущих послов-переговорщиков, а заодно изучишь веру Христову, этот храм – не только символ могущества Византии, но и главная святыня христианского Востока.

– Посмотри внимательно, ты здесь уже болтался, – помолчал немного повелитель молний. – Здесь будет твоя столица, столица Империи, запоминай. Великолепие храма подчеркивают мраморные колоннады, расположенные двумя ярусами вдоль центрального пространства храма. Нижняя часть стен и полы храма покрыты разноцветными мраморами. И вообще, храм святой Софии – чудо света, которое затмевает все другие храмы и представляет точное отображение самого неба. Блеск разноцветных мраморов, тяжёлое мерцание золота, спящая мозаика и высоченные сосуды, сияние множества лампад, парение блистающего купола, – всё это действительно создает иллюзию беспредельности пространства собора, превращает его в подобие космоса, символически приближает к образу Вселенной. Басилевсы Византии владеют уникальным по твоим временам умением: они за свои деньги вооружают разные племена оружием, интригами и кажущимися выгодами натравливают их друг на друга, сеют вражду и ненависть, владеют таинственным, для непосвященных, греческим огнем, умением выиграть войну без войны, – Перун кашлянул. – Для этого ты и наймешь тех из них, кого приговорил басилевс к смерти.

Олег покрутил головой:

– Когда прибивал щит, я этого не видел и не знал.

Араб повеселел:

– Да что ты там видел! Для тебя было главное деньги содрать и чтобы против Руси никто не дёргался.

И всё исчезло…

Олега пробило липким, разъедающим глаза потом, он гнусно ухмыльнулся:

– Ну и что, я должен во всём этом разобраться, а потом всё разрушить, как вы, боги, любите?

Илья только выдохнул:

– До чего же ты тупой! Ты должен созидать, а не разрушать.

У Олега глаза налились бешеной красной бычьей кровью:

– Я не помню, чтобы боги что-нибудь созидали. Разрушать, ох, как вы умеете, а вот создать… Зачем вы создали Чернобога? Зачем вы создали Дыя – Дьявола? Илья, ведь ты знаешь, что я верю сначала в ЧЕЛОВЕКА, а потом в БОГА.

А у Олега уши трясутся от страха, язык не выговаривает, но всё равно вещает:

– Ведь Творец нам завещал, что мы, смертные, созидаем, а вы – никто, и звать вас никак. И вообще, ты бог с маленькой буквы, – он перешел на страшный шепот. – Византию, Рим, прекрасные храмы Индии, пирамиды Египта создали человеки, а не вы, боги.

У Громовержца от бешенства раздулись щеки, обе губы полезли аж к бровям:

– Я – бог, а ты – смертный!

Заполыхали молнии, огромная, как гора, волна ударила об скалу, ведь даже богам присущи человеческие эмоции. Перун взял себя в руки, или в ноги, вздохнул аж пять раз и выплюнул сквозь зубы свои эмоции, помолчал.

– Да, это создали вы, люди, но мы, боги, помогали вам своими советами, да и не только, – тяжело вздохнул. – Подготовка к созданию Империи уже началась. Придурок, я тебе покажу возможное будущее, но попозже.

Олег почему-то разволновался и хрипящим шёпотом, скривив от волнения лицо, попросил:

– Покажи!

Боги переглянулись и кивнули глазами.

– Хорошо, это было, извини, будет, на твоей Земле, через двенадцать веков, о Олег. Творец хоть пока и не обращает внимания на то, что произойдет, но Ему всё это не нравится, да и тебе тоже вряд ли придется по вкусу.

– Боюсь, но всё равно – покажи.

– Ну что ж, Вещий Олег, смотри.

ЗЕМЛЯ-13. XXI ВЕК

Дым, не видно звёзд, луна грязно-багрового цвета изредка выглядывала из-под пелены моросящего дождя, тумана и злобных туч, со всех сторон трещали и ослепляли молнии, огромные волны разрушили маленькие, такие уютные города, но частично обходили огромные, чудовищные мегаполисы, разрушая в них только прекрасное, оставляя нетронутым скучное и однообразное. Перун еле уловимыми движениями пальцев изобразил замысловатый, серебряного цвета узор в воздухе.

– Запомни, с помощью этого узора ты сможешь создавать защитный кокон, сможешь перемещаться по воздуху с такой скоростью, с какой захочешь, если выдержишь, вернее, если хватит твоих никчемных сил.

Олег мысленно повторил все манипуляции и кивнул:

– Запомнил.

– Полетай, посмотри, что будет с этой планетой. А может, просто хочешь окинуть всё одним взглядом, запомнить, потом прокрутить всё мысленно и обдумать?

Олег помолчал, нахмурил брови, его глаза сузились, белки внезапно окрасились в ярко-красный цвет, потом пожелтели, зрачки, как у кошки, вытянулись вертикально.

– Сначала посмотрю всё издали. А потом, потом я тебя позову.

Леса были выворочены с корнем или разбиты молниями, все долины бурлили водой, а воздух заполняла удушливая вонь, и везде вокруг – развалины, развалины, развалины. Сотни миллионов голодных, обезумевших от ужаса людей бросаются друг на друга и пожирают тех, кто слабее, или тех, кто ещё не окончательно сошёл с ума. А среди них выделяются люди в черном, не спеша, с чувством собственного достоинства марширующие к Чёрным Башням.

Отвращение и ледяной страх волнами разливался по всему телу Олега, проникал во внутренности, кожа покрылась зеленоватыми пупырышками. Олег отшатнулся, всхрапнул и, стараясь, чтобы его голос не сильно дрожал, спросил:

– Неужели дело так серьёзно? Что это за Башни?

– Их 666, все они посвящены Хозяину, – слегка улыбнулся Раджа. Илья скрипнул зубами, но промолчал.

Олег не выдержал, спросил:

– А кто такой Хозяин, кто эти люди в чёрном?

Троица сжала челюсти почти одновременно…

– Почему ты всегда задаёшь сразу так много вопросов? Нет, чтобы по одному. Перун, все-таки ты породил славян, объясни ему, бестолковому.

– Ладно, начну с конца, люди в чёрном, это верные слуги Хозяина, люди-манекены; по Чернобогу, люди будущего, бездушные люди-роботы. А имя Хозяин появилось на твоей Земле по твоему летоисчислению в середине XX века, так его называли все спецслужбы ваших стран – САТАНА, но это не Дые. Дые-Дьяволу надоело искушать людей, потому что искушать-то уже почти некого, это его слова, не мои: «Вы, люди, уже развращены, вы стали неинтересны, потому что некого соблазнять Злом и Кривдой. Где праведники? Без них моя жизнь стала пресной и скучной. Вы, падшие, слушаете только меня и не слушаете голос Правды, поэтому я буду соблазнять вас добром, мне нужны союзники в борьбе с Чернобогом, а ими могут быть только праведники». Так говорит Дыя, а посему Хозяин, Сатана, не Дыя, но Чернобог.

– Ладно, это что или кто – Сатана, и что такое спецслужбы?

Все трое замолчали, посмотрели на Раджу, а Шиве-Радже было не до улыбок.

– Видишь ли, его создал Творец, для чего – непонятно, это Его идея, это опять же Его эксперименты. Мы только предполагаем, что Он создал Чернобога для того, чтобы люди очнулись от страшного сна, отошли от образа людей-манекенов, чтобы вместо стремления к власти, к деньгам повернулись лицом к свету, к светлым богам. А спецслужбы… Ведь ты же засылал шпионов в Византию, в Рим, к разным прочим немцам и сам вылавливал лазутчиков из Византии, из Хазарии. Это и есть спецслужбы. Ты хоть немного понял?

Олег покрутил головой и от изумления болтнул:

– Даже так? А кто такие немцы?

– Олег, это не важно, а главное, чтобы ты взялся изменить будущее. А хочешь, мы спустимся на полтора века назад, концлагеря, где уничтожали ни за что, ни про что твоих потомков, или ещё эдак лет на 900 во времена святой инквизиции…

– Нет, хочу здесь, в это время, в этом веке рассмотреть подробнее.

Олег нарисовал узор Перуна и опустился на улицу полуразрушенного огромного города. Он оглянулся, рядом с ним возвышалось гордое, длиной с версту, прекрасное здание. Его украшала прекрасная, дышащаяся жизнью лепнина, кариатиды подпирали ажурные, из белоснежного мрамора балконы, пыталась поцеловать небо стреловидная, украшенная взлетающими башенками крыша. Внезапно полыхнуло, земля застонала, заплакала, как разбитая об камни скрипка, дом сложился, словно карточный и беззвучно осел, подняв тяжелое облако пыли. Всё замерло, даже тишина зависла, сполохи молний убежали куда-то вдаль, затих ветер, только мерзопакостно капал мелкий, нудный дождь.

– Что рухнуло? – шепнул Олег.

– Это был дворец Императоров России, краса и гордость всей Земли.

На глазах Олега разрушалось, распадалось в прах всё прекрасное и уникальное, всё, что создавалось столетиями, поколениями. Перун тяжело вздохнул:

– Посмотри, остаются только стандартные, бездушные коробки из стекла и бетона, похожие друг на друга, как близнецы. Они смотрят на мир слепыми, равнодушными глазами-окнами и ждут, ждут людей в чёрном.

Осел и рассыпался ещё один дворец, и ещё, и ещё… Резким скачком зрение Олега многократно обострилось, и он увидел, нет, сначала почувствовал спинным мозгом, что страдают дети: из-под разрушенного здания, всхлипывая, на четвереньках выполз мальчишка, покрытый кирпичной крошкой и грязью. Из множества ран сочится кровь, его рот искривился в беззвучном крике, полном боли и отчаяния. Он с огромным трудом развернулся, упал на живот и, словно факир, выдернул из узкой щели девочку трёх-четырёх лет. Она была трогательно красива, распущенные волосы казались пепельными из-за пыли, разорванное платьице еле-еле прикрывало изящную фигурку, правая нога неестественно изогнута. «Сломана», – прошуршало в голове Олега. А в её огромных, синих глазах светились вопросы: «Что это? Зачем это? Где мама? Где папа?»

Олег заскрипел зубами, губы зашевелились…

– Подожди, не спеши, – Перун предупреждающе поднял руку. – Сейчас увидишь продолжение всей этой мерзости.

И Олег увидел. Тишина растворилась в грохоте грома, молнии с ужасающей страстью продолжили обстрел города. Земля глухо заворчала, начала поглощать остатки великолепных зданий, стройных, изящных оград, фонтаны, памятники поэтам, властителям, мудрецам, совсем недавно великолепные, ухоженные, а теперь – посеревшие, полуобгоревшие деревья. Гордо, нетронутые разрухой вздымались бесчеловечные дома-коробки, даже чудилось, что они стали ещё массивнее и зажили своей чуждой, страшной не-жизнью. Олег присмотрелся и ахнул: между этими уродами протянулись огромными нитями-паутинами дороги, тротуары и тропинки, покрытые чёрным, поглощающим свет материалом. Дети испуганно обнялись, малыш крепко прижал голову девочки к груди и трясущимися от страха руками гладил её по голове.

И тут раздался вой.

– Почувствовали, – с омерзением промычал Перун.

Несколько десятков озверевших, ещё совсем недавно считавшихся людьми, выскочили из-за здания-урода. Они мчались на четвереньках, из открытой пасти стекала желтоватая пена, раздувались и опадали ноздри, было видно, как они шевелятся, вынюхивая добычу, глаза остекленели, в них читался приговор детям: «Убить и сожрать!.. Сожрать живьем!.. Разорвать и сожрать!!!»

– Давай вытащим их, – умоляюще простонал Олег.

– Нельзя, ведь это всего-навсего вероятное будущее. Представь картинку, нарисованную заурядным художником: там какой-нибудь дракон пожирает девушку. Так что, ты её тоже будешь спасать? А ведь это – почти то же самое.

Стая накинулась на детей, захрюкала, зачавкала, и весь этот шум, вой, лязганье разорвал отчаянный, рвущий душу крик – стон ребенка. Замыкающим стаю нечеловеков не досталось нежного, сладкого детского мяса, они приподнялись на ноги, принюхались и, почувствовав свежую, горячую кровь, бросились пожирать тех, кому повезло со свежатиной.

– Нет, нельзя их спасти, – Раджа невесело вздохнул.

Олег не поверил богам, сдержался, промолчал, а про себя подумал: «Когда ты воплотился в Будду, ты утверждал, что нельзя любить только себя и близких, но надо любить всех».

– Ну что ж, теперь посмотрим на другом конце планеты, не так давно это место считалось сосредоточением добра и светочем мудрости, а теперь… сам посмотри.

Олег, мучительно скривившись от отвращения, обратил внимание на населённое людьми плоскогорье, откуда вверх вздымались заснеженные вершины, и едва сдержал мысленный вопль ужаса. Везде там кого-то насиловали, кого-то забивали камнями и палками, кого-то поджаривали на прутьях, кого-то живьём опускали в котёл с кипящим маслом, крюком вешали за яйца, везде страдания, боль, ужас, мучения. И отчаянное, мертвенное отчаяние покрывало эти высочайшие горы планеты, от этого отчаяния, от этой боли хотелось умчаться, куда глаза глядят, лишь бы только не ощущать эту дикую, нарастающую по мере приближения к горам боль. Все эти безумные чувства захлестывали Олега, голова трещала под этим невыносимым давлением; и от страшного, болевого напора хотелось бежать, исчезнуть, вернуться в свою добрую, средневековую реальность. Он попытался найти хоть какие-нибудь источники любви, доброты, радости. Ни единого… Такое ощущение, что в этом сумасшедшем мире вообще не было никого, способного любить. Не любящего, а хотя бы способного на это, способного хотя бы на сострадания…

Олег взвыл:

– Назад!

И четверо суток отходил от ужаса, от мрака будущего, попивая тёмное, зимнее пиво. Утром пятого дня, окунувшись в ледяной воде фиорда, обратился к богам:

– Ну что ж, покажите следующую живую картинку.

– Ты уже не будешь смотреть, ты будешь чувствовать, ты будешь участником. Сейчас ты окажешься в светлом будущем строителем коммунизма, – Перун самодовольно заржал.