Текст книги "Вильямс"

Автор книги: Игорь Крупеников

Соавторы: Лев Крупеников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

IX. ПОЛВЕКА

«Что может быть приятней и радостней, чем не сознание того, что плоды твоих полувековых трудов получают всеобщее признание у народа, что эти труды становятся достоянием надежных рук».

В. Р. Вильямс.

4 апреля 1935 года советский народ чествовал одного из самых выдающихся своих ученых. «Правда» писала в этот день в передовой статье:

«Мы поздравляем большевика и академика с его юбилеем, желаем ему здоровья и бодрости, новых сил в борьбе за дальнейший расцвет сельскохозяйственной науки».

Пятьдесят лет изо дня в день ученый с огромной энергией, с полным напряжением всех своих сил создавал самую передовую в мире науку о победе над землей, работал на пользу своего народа. И народ горячо отблагодарил своего верного сына. Тысячи и тысячи простых людей – тружеников земли, ученые, государственные деятели шли к нему за помощью, за советом, и теперь они славили в нем народную мудрость, талант ученого, смелость преобразователя природы. Слава Вильямса широкой волной разлилась по Стране Советов и вышла за ее пределы.

Его научные заслуги нашли яркое признание – ученый был избран членом трех академий: Академии наук Советского Союза, Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина и Белорусской академии наук.

Высоко оценило заслуги Вильямса советское правительство.

Центральный Исполнительный Комитет Союза ССР 17 ноября 1934 года наградил его орденом Ленина.

Юбилей «старшего агронома Советского Союза» праздновала вся страна – ее правительство, партия большевиков, советская наука, многомиллионное передовое колхозное крестьянство.

Этот день явился праздником не только для Вильямса, – это был праздник и для многих тысяч его учеников, день торжества всей советской науки.

Вечером 4 апреля 1935 года Дом союзов был празднично украшен. Колонный зал был залит ярким светом. Здесь собрались лучшие представители советской науки, колхозники, студенты, несколько поколений «очных и заочных» учеников великого русского ученого. Они пришли выразить ему свою глубокую любовь и уважение.

От имени Центрального Исполнительною Комитета СССР П. Г. Смидович вручил юбиляру орден Ленина.

«Василий Робертович Вильямс, – сказал он, – получил орден Ленина. Владимир Ильич знал Василия Робертовича и очень ценил его».

Академик В. Л. Комаров сказал в своей речи:

«Полвека активной работы на благо человечества, на освобождение трудящихся. Товарищи! Кто из вас чувствует, какие это славные полвека! Для этого надо быть человеком упорного труда, человеком с горячей мыслью, мыслью, которая граничит с гениальностью.

Древние герои рубили головы драконам, а Вы, Василий Робертович, отразили реакционную теорию, убивавшую плодородие земли. Вы отразили этого дракона, который стоял между трудящимися и их благосостоянием, который оправдывал действия частного собственника земли, помогал ему ее грабить, арендатора земли, который угнетал батрака. Эта теория разбита, от нее не осталось ничего. И на месте ее Вы, Василий Робертович, создали гармоничную всестороннюю теорию культуры почвы, почвы, которая постепенно обновляется и которая никогда не перестанет давать высокий урожай, которая обеспечивает навсегда трудящихся и дает возможность создать бесклассовое социалистическое общество.

Василий Робертович, Вы победитель в своей работе! И вот этот переполненный зал – лучший свидетель того, как велика Ваша популярность среди широких масс советских работников. Но если бы мы построили зал, в десять раз больший, да все наши активисты МТС, совхозов и колхозов знали, что сегодня праздник теоретика социалистического земледелия, праздник тех достижений, которые увенчали работу Василия Робертовича, – разве зал этот был бы менее полон? Он был бы так же полон, как и сейчас.

…если бы мы могли потребовать от Василия Робертовича не болеть, не хворать – это было бы хорошо, потому что не все еще задачи решены. Нам надо еще обеспечить высочайший урожай наших социалистических полей, и, Василий Робертович, Вы должны в этом сделать еще многое».

Вильямс слушал и прекрасно понимал, что не все задачи еще решены; у него в это время зрели планы создания книги для колхозников о методах передового земледелия, именно в это время начинали под его руководством развертываться интереснейшие работы по внедрению травопольной системы в Каменной степи, готовился новый учебник почвоведения. Вильямс прекрасно чувствовал, что этот юбилей не есть только лишь «подведение итогов», – нет, это огромная зарядка на будущее, это начало новых, еще более грандиозных работ. И три этом очень радостно знать, что у тебя тысячи помощников и друзей, что весь этот огромный зал переполнен людьми, искренне гордящимися своим великим соотечественником, желающими ему успехов, готовыми помочь во всем.

Академик смотрит на своих испытанных друзей, старых петровцев, с которыми он рука об руку прошел трудный, но славный путь.

Вильямс еще отчетливее осознал на своем юбилее, как хорошо иметь много верных друзей.

Не все они смогли приехать в Москву, «о их приветственные письма и телеграммы звучали с трибуны Колонного зала.

Из Одессы прислал приветствие Трофим Денисович Лысенко. Иван Владимирович Мичурин телеграфировал: «В день пятидесятилетия Вашей выдающейся научной деятельности сердечно поздравляю Вас, дорогой Василий Робертович, искренно желаю Вам с той же энергией работать на благо социалистического общества».

Были закончены все приветственные речи, прочитаны письма и телеграммы, смолк гром рукоплесканий и оваций. Зал затих, стал весь внимание. За столом президиума поднялся Василий Робертович. Он глубоко взволнован, ему нелегко стоять, но он стоит, держась за стол, покрытый красным сукном.

Вильямс сказал немного, но он сказал самое главное.

– Мне хочется сказать каждому колхознику, каждому агроному, что нет иного счастья, как жить и творить на нашей родной советской земле.

И с загоревшимися глазами этот великий мечтатель о лучшем будущем человечества и борец за это лучшее будущее добавил:

– Мечтаю только о том, чтобы дожить до того дня, когда колхозный гектар будет давать пятьдесят центнеров пшеницы.

Многие сидящие в зале решили, что это несбыточная мечта, но, мол, юбилярам все простительно – юбиляр должен красиво ответить на приветствия.

Да, это была мечта, но мечта реальная, и Вильямс, больше чем кто-либо другой, имел на нее право. Ведь в течение двух десятилетий он у себя на опытном поле в Тимирязевке в «нехлебной» Московской области обмолачивал в среднем 67 центнеров зерна с гектара. За эти двадцать лет не было ни одного года, когда урожай опустился бы ниже (52 центнеров. Действительно, у Вильямса мечта о 50 центнерах пшеницы с гектара колхозного поля была реальной. И он не обманулся в самых главных своих учениках – советских колхозниках. Еще при его жизни, в 1939 году, знатная колхозница Алтая А. С. Сергеева собрала рекордный урожай в 609 пудов пшеницы с гектара. Это было уже не 50, а 100 центнеров.

В 1940 году этот рекорд был перекрыт колхозником Карповым из Красноярского края.

«Правда» 12 сентября 1940 года писала:

«Участник (Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, заведующий хатой-лабораторией колхоза «Путь к социализму» Аскысского района, тов. Карпов добился мирового рекорда урожая пшеницы. С опытного участка, засеянного пшеницей, тов. Карпов при обмолоте получил в переводе на гектар свыше 696 пудов с гектара».

Сообщения о таких же рекордах по другим культурам шли и из многих других мест Страны Советов.

Вильямс не ошибся – его «несбыточная» мечта быстро стала реальностью. Пятьдесят лет его работы не прошли даром.

X. КАМЕННАЯ СТЕПЬ

«Все эти враги нашего сельского хозяйства: ветры, бури, засухи и суховей, страшны нам лишь только потому, что мы не умеем владеть ими. Они не зло, их только надо изучить и научиться управлять ими, и тогда они же будут работать нам на пользу».

В. В. Докучаев.

Новая линия развития нашего сельского хозяйства, провозглашенная товарищем Сталиным на XVII съезде партии, приносила все новые и новые успехи, множились ряды передовиков, борцов за высокие, рекордные урожаи.

Вильямс от души приветствовал это движение за подъем урожайности социалистических полей, – он знал, что этому подъему способствует и распространение его передовых идей.

Проводниками идей Вильямса были его многочисленные непосредственные ученики – питомцы Тимирязевки. Их становилось от выпуска к выпуску все больше, они проникались передовыми научными взглядами Вильямса, превращаясь в убежденных сторонников травопольной системы земледелия и динамического почвоведения.

Попрежнему аудитория кафедры почвоведения бывала переполнена в дни лекций Вильямса, – студенты-старшекурсники приходили слушать уже известные им курсы лекций во второй и третий раз. Трудно было ученому выступать с кафедры, большого напряжения стоила ему каждая его лекция, но, несмотря на это, прежний блеск отточенных мыслей и неотразимая сила убеждения захватывали и покоряли слушателей.

Год от году углублял и перестраивал ученый курс своих лекций, все более сближая в одно неразрывное целое две научные дисциплины – почвоведение и земледелие.

В 1935 году Вильямс написал и опубликовал исключительно интересный труд, называвшийся «Почвоведение. Конспект курса». По существу, это было талантливое, предельно сжатое изложение основ почвоведения и земледелия в их единстве и неразрывной связи. В конспекте последовательно проводилась и подчеркивалась мысль о единстве теории и практики, науки и сельскохозяйственного производства.

Особый интерес представляла третья часть конспекта – «учение о системах изменения природных условий почвенно-климатических областей СССР согласно требованиям планового социалистического хозяйства (частное почвоведение)». Столь широкого освещения плановой переделки всей природы целых ландшафтных зон и природных областей Советского Союза Вильямс еще никогда не давал.

Он говорил: «Нельзя руководствоваться статическими и «извечными» морфологическими признаками, нет в производстве неподвижных шаблонов, применимы только системы мероприятий, строго ориентированных во времени и не менее определенно локализированных и конкретизированных». Эта «конкретизация должна проводиться на основе разницы природных условий. На грандиозных территориальных пространствах СССР эти условия будут очень различны, даже в пределах одной плановой области».

И Вильямс излагает созданную им «систему изменения природных условий» целых зон и областей, начиная с тундры и кончая пустыней и уделяя особое внимание таким специфическим территориям, как речные поймы, песчаные пространства, горные районы, области сухих и влажных субтропиков.

Вильямса во всей его научной и практической деятельности больше всего интересовала проблема направленной переделки природы. На основании своих многолетних исследований ученый пришел к выводу, что при познании объективных закономерностей природы в их взаимосвязи человек в силах изменять в нужную сторону не только живые организмы – растения и животных, не только такие факторы их существования, как рельеф и почву, но и такое важнейшее условие жизни растений, как климат.

«Климат в пределах одной широтной климатической зоны, – писал Вильямс, – представляет функцию господствующей растительной формации (в понимании почвоведения). И следовательно, изменяя согласно нашим народнохозяйственным нуждам состав растительной формации, мы можем изменить и климат. Взгляд, таящий в себе широчайшие перспективы. Я не скрываю от себя трудностей этого пути. Но перспективы так широки, что ради них можно помириться с трудностями, перед которыми еще не отступали большевики».

Такие идеи открывали действительно широчайшие перспективы перед практикой социалистического земледелия, перед почвоведением и агрономией, перед географией и климатологией.

Вильямс с огромным увлечением помогал всем, кто боролся за подъем урожайности социалистических полей, кто хотел использовать на практике его идеи. Но ученому пришлось не только помогать, на его долю выпала и тяжелая борьба с теми, кто попрежнему не хотел понять, что только комплекс мероприятий может обеспечить действительный расцвет нашего сельского хозяйства.

Особенно напряженной и острой была в эти годы борьба Вильямса с представителями «минеральной» агрохимии, прежде всего с академиком Дмитрием Николаевичем Прянишниковым, коллегой Вильямса по совместной работе в старой Петровской академии, Московском сельскохозяйственном институте, а после Октября – в Тимирязевке.

Будучи весьма крупным исследователем в своей области, академик Д. Н. Прянишников не сумел подойти к проблеме поднятия урожайности так широко, как к ней подходили отцы русской научной агрономии – В. В. Докучаев, К. А. Тимирязев, П. А. Костычев. Прянишников выступал против Вильямса именно потому, что Вильямс и его ученики отстаивали необходимость внедрения в наше сельское хозяйство целого комплекса, целой стройной системы взаимосвязанных мероприятий. Прянишников и его сторонники считали, что поднятие урожайности почв может быть достигнуто путем одного лишь усиленного их удобрения.

Повторяя ошибочный путь Ю. Либиха, «минеральные» агрохимики говорили об азоте, фосфоре, калии, о микроэлементах, но забывали о роли воды в почве, не признавали почвенной структуры, игнорировали биологию почвы и особое значение органического вещества для всех главнейших процессов, протекающих в ней.

Вильямс резко осудил эти односторонние метафизические воззрения. Он говорил: «Оставаться на позициях «минеральной» агрохимии… значит не верить в прогрессивное развитие науки, не верить в прогресс общественных и производственных отношений, значит отстать от жизни почти на столетие».

Ученые, академики, утверждал Вильямс, обязаны знать, что бесструктурная почва не может усвоить сколько-нибудь значительною количества выпадающих осадков, а без воды никакие удобрения растению помочь не смогут.

«Не азот, не фосфор, не калий, не микроэлементы, – еще раз говорил Вильямс, – находятся в минимуме, а вода…

Не может ученый, академик забывать, что, кроме зеленых растений, почва густо населена незелеными микроорганизмами, что число их в пахотном горизонте почвы на одном гектаре исчисляется триллионами. Мы обязаны кормить их легко разрушаемым органическим веществом, до чего ощупью доходят наши стахановцы».

Обеспечить почву достаточным количеством «деятельного» перегноя, создать прочную комковатую структуру могут только смеси многолетних злаковых и бобовых трав, только травопольные севообороты. Ученый не уставал повторять это, вновь и вновь доказывать.

«Минеральные» агрохимики не были против севооборотов, но они воевали с травопольными севооборотами и ратовали за плодосмен, за периодические посевы на полях одних бобовых, которые обогащают почву азотом и будто бы дают лучшее по качеству сено, чем смеси бобовых и злаковых. До почвенной структуры «минеральным» агрохимикам не было никакого дела.

Вильямса они обвинили в том, что он вообще против применения удобрений. Вильямс выступил с решительным протестом; ученый говорил, что он стоит за широкое применение удобрений, в том числе и минеральных, но считает необходимым удобрять растения, а не почвы. Но удобрять растения можно и нужно на фоне травопольной системы земледелия, только тогда они дадут наибольший эффект.

Противники Вильямса продолжали возражать ему, не давая себе труда как следует разобраться в глубоко правильных воззрениях ученого.

С явной горечью Вильямс писал в одной из своих статей: «…утверждение акад. Д. Н. Прянишникова о том, что я, как и все травопольщики, «враг применения удобрений в СССР», представляет в лучшем случае непростительное непонимание. Для травопольщиков это не ново, ибо им часто отвечают: «хотя я Вильямса не читал, но заранее с ним не согласен».

И Вильямс снова и снова выступает с разъяснением своих взглядов, он продолжает доказывать огромные преимущества травопольной системы земледелия, колоссальное значение структуры почвы.

Он показывает, что структурная почва может не только поглотить, но и прочно удержать 86 процентов атмосферных осадков. Ясно, что при обильном и бесперебойном снабжении растения влагой на структурной почве и удобрения дадут большой эффект. Только тот, кто не уяснил себе открытый Вильямсом закон незаменимости условий жизни растений, может отрицать значение почвенной структуры именно для агрохимиков; ведь должны же они быть заинтересованы в том, чтобы удобрения приносили нам большую пользу.

Однако в пылу полемики с «минеральными» агрохимиками Вильямс, исходя из далекой перспективы, упускал из виду, что пока у нас преобладают бесструктурные почвы, было бы неправильно отказываться от применения на них минеральных удобрений.

«В своих полемических статьях, – говорит академик Т. Д. Лысенко, – В. Р. Вильямс ошибочно считал нерентабельным, невыгодным применение минеральных удобрений на бесструктурных почвах. Обосновывал это положение В. Р. Вильямс тем, что на структурных почвах эффективность минеральных удобрений значительно выше, нежели на бесструктурных. Но такое обоснование говорит только о том, что сельскому хозяйству необходимы и минеральные удобрения и структурные почвы. Лучше оба эти фактора иметь в совокупности. Но если нет структурной почвы, то это вовсе еще не говорит о том, что не нужно, невыгодно применять минеральные удобрения.

Основная ошибка В. Р. Вильямса в данном вопросе о рентабельности применения минеральных удобрений заключалась в одностороннем и потому неправильном понимании проблемы «рентабельности». Поэтому в отрицании целесообразности применения минеральных удобрений на бесструктурных почвах В. Р. Вильямс был неправ.

Но В. Р. Вильямс дал хорошую теорию по весьма важному для практики вопросу, а именно – по вопросу о возникновении и уничтожении условий плодородия почвы. Исходя из этой теории, можно разрабатывать такие способы применения минеральных удобрений, которые будут значительно повышать эффективность фосфорных и калийных удобрений» [48]48
  Т. Д. Лысенко.Об агрономическом учении В. Р. Вильямса. М., 1950, стр. 27–28.


[Закрыть].

Вильямс правильно доказывал, что лучшее сено дает именно смесь трав, а не одни бобовые, которые не могут восстановить хорошую почвенную структуру. Ученый обращается к истории русского земледелия, к трудам классиков отечественной агрономии, прежде всего А. В. Советова, который в своей книге «О разведении кормовых трав», изданной в 1879 году, настаивал на применении травосмесей. Вильямс напоминал, что родоначальник русского травосеяния Н. Полторацкий (1761–1818) уже более ста лет тому назад высевал травосмеси.

«…именно в России, – писал Вильямс, – травосеяние сразу началось с посевов смесей трав. В Авчурино Полторацким клевер высевался всегда вместе с тимофеевкой. То же было и в гнездах крестьянского травосеяния в известных ярославских и волоколамских севооборотах…

У А. Советова в упомянутой выше книге с одинаковым правом рассматриваются как кормовые травы из семейства бобовых, так и кормовые травы из семейства злаковых».

Понимая прекрасно, что «минеральные» агрохимики своими наскоками пытаются поколебать самые основы травопольной системы земледелия, подорвать веру в ее значение, Вильямс проводит новые исследования, чтобы показать новые преимущества этой системы. Он доказал, что наименьшая затрата работы, а значит и горючего, будет при обработке структурных почв. На почвах же бесструктурных затрата работы и горючего возрастает в 5 раз, а в некоторых случаях, например на бесструктурных черноземных солонцах, в И раз! Он снова пишет о катастрофической эрозии, о росте оврагов, о потере питательных веществ на бесструктурных почвах.

Противники Вильямса решили выставить свой «главный аргумент» против травопольной системы земледелия: ее не знает Запад, незнакома западноевропейская и американская наука и с учением Вильямса о почвообразовании.

Но этот «главный аргумент» был легко разбит Вильямсом. Вспоминая о том, что и плодотворные идеи Докучаева были подхвачены за границей далеко не сразу, Вильямс писал: «Мы уже знаем по опыту, что в области почвоведения и Запад и США приходили к идеям русских ученых, как правило, с большим запозданием». Он говорил, что никому не будет позволено навязывать нам «слепое копирование опыта Западной Европы в отношении севооборотов».

Ученый подчеркивал, что у зарубежной агрономической науки не так уж много реальных достижений, что сельское хозяйство в капиталистических странах развивается стихийно, идет по пути разграбления природных богатств.

Говоря о задачах полной перестройки сельского хозяйства на научной основе, Вильямс отмечал: «Известно теперь, после Маркса и Ленина, что западноевропейские страны в капиталистических условиях эти задачи разрешали кое-как, отнюдь не наиболее правильными и быстрыми приемами и путями, а в ряде случаев и до сих пор еще не решили. Именно поэтому нельзя и немыслимо повторять их историю в любой области техники сельского хозяйства».

«Нельзя забывать, – говорил Вильямс, – что мы, агрономы, объектом своего исследования и изучения в отличие от других профессий и специальностей имеем природу во всей ее сложности и многообразии».

И Вильямс начинает задумываться о крайней желательности создания такого крупного научного учреждения, которое в кратчайший срок сумело бы всесторонне испытать весь комплекс разработанных им мер подъема и преобразования сельского хозяйства. Главная трудность заключалась в том, что в подобном научном центре очень долго пришлось бы решать вопрос о создании важнейшего элемента травопольной системы земледелия – лесов агрономического значения и защитных лесных насаждений.

Для того чтобы их вырастить, понадобятся годы и годы.

И здесь на помощь Вильямсу пришли его ученики.

В конце 1934 года один из них, Аркадий Петрович Водков, был направлен на работу в качестве научного сотрудника на Каменно-Степную опытную станцию. Здесь Водков встретился с директором станции, тоже учеником великого ученого, Иваном Лаврентьевичем Козловым.

Эта встреча повела к важным переменам в жизни Каменно-Степной опытной станции.

***

Каменная степь, когда туда приехал Водков, вовсе не была «белым пятном». Весь этот район был детально изучен еще в девяностых годах прошлого столетия экспедицией под руководством В. В. Докучаева. Здесь, в этой «типичной степи», Докучаев и его сотрудники начали работы по преобразованию природы, по борьбе с засухой. Для защиты полей от суховеев Докучаев посадил лесные полосы, для сбережения влаги, поднятия уровня грунтовых вод и орошения он устроил пруды, и водоемы.

Проводя свои работы в Каменной степи, Докучаев стремился к установлению «правильного соотношениямежду водою, лесом, лугамии другими хозяйственными угодьямии r испытанию усовершенствованных способов пользования ими, в целях подъема степной культуры, при свете научных данных».

Вильямс, создавая травопольную систему земледелия, опирался на вековой опыт русского народа, на все достижения передовой агрономии, он развивал и углублял плодотворные идеи своего учителя – великого Докучаева. Труды Докучаева помогали Вильямсу на протяжении всей его научной деятельности, и сейчас они снова оказали ему существенную помощь в борьбе за полное торжество травопольной системы.

Один из основных элементов этой системы – лесонасаждение – опирался на достижения отечественной науки, добившейся ни с чем не сравнимых успехов в деле степного лесоразведения.

Каменная степь, Велико-Анадоль, тульские засеки и многие другие живые памятники свидетельствовали о великой победе человека, создавшего степные леса.

Один из учителей Вильямса, профессор Турский, побывав в конце прошлого века в Велико-Анадоле, расположенном среди выжженных приазовских степей, писал об искусственном лесе, созданном здесь трудами и гением русского народа: «Обозревая самые старшие участки, на вид – совершенно здоровые, тенистые, прохладные, с полными, свежими стволами, – преклоняешься пред силою человеческого разума и настойчивости, которые отвоевали у степи место и заселили на нем лес. Этот лес надолго останется памятником той смелости, той уверенности и любви, с какою впервые взялись за облесение степей».

С такой же любовью и смелостью взялся за этот благородный труд и Докучаев, взялись и другие русские ученые. Передовые представители русской агрономической науки много сил и таланта вложили в дело степного лесоразведения, в дело преобразования природы родной страны, и Каменная степь явилась самым выдающимся памятником этой героической работы.

Но Вильямс прекрасно понимал, что труды великих русских ученых не историческая реликвия, что Каменная степь не только памятник. В этих трудах, в лесах и водоемах, созданных в степи, заключен ценнейший опыт, и, только опираясь на этот опыт, развивая и продолжая его, можно добиться полной победы.

Поэтому Вильямс, который сам был выдающимся знатоком истории науки, настоятельно требовал и от своих учеников изучения научного наследства великих русских ученых, поэтому он стал инициатором переиздания трудов классиков естествознания и агрономии – Докучаева, Костычева, Измаильского и других. Он был редактором этих трудов и писал к ним предисловия, содержавшие глубокие и яркие характеристики бессмертных творений великих борцов за преобразование природы.

Переиздавая классический труд Докучаева «Наши степи прежде и теперь», Вильямс говорил в своем предисловии:

«…Докучаев, Костычев, Измаильский, Коржинский, Пачоский, Келлер, Высоцкий – вот те богатыри, которые исколесили степную полосу, труженики, которые в течение более полустолетия плели канву далекого и близкого прошлого этой полосы в целях построения лучшего ее будущего. Пришел новый человек. Он возьмет труды этих ученых, разберется в них критически и все заслуживающее внимания, все ценное положит в основу своего дела. Труды Докучаева и других не пропадут даром».

Ученики Вильямса, пришедшие в тридцатых годах в Каменную степь, быстро доказали полную справедливость этих слов своего учителя.

Бродя по докучаевским лесным полосам или любуясь докучаевскими прудами, Водков удивлялся равнодушию к идеям великого ученого со стороны научного коллектива станции. Лесные полосы были выращены для защиты хлебов, но хлебов между полосами никто не сеял, кое-кто поговаривал о том, что полосы надо вырубить, строевой лес и дрова пригодятся. Пруды для орошения совершенно не использовались. Никто не развивал докучаевскую мысль о необходимости правильного соотношения между полями, лугами, лесом и водой.

Земледелие на станции было запущено, среди научных работников преобладали селекционеры-морганисты, которые вообще не интересовались средой обитания культурных растений. Они за много лет не сумели вывести ни одного хорошего нового сорта, но между собой жили дружно, – о Мичурине же, Вильямсе и Лысенко не хотели и слышать. На территории Каменной степи было много хозяев: селекционной работой занималась опытная станция, лесные полосы принадлежали другому учреждению, метеорологические станции – третьему. Разнобой в работе был поразительный, о комплексности не было и речи.

Козлов и Водков, ставший на станции секретарем партийной организации, решили объединить всю Каменную степь в одних руках, приступить к внедрению травопольной системы земледелия, а в области селекции повести работы по-новому, по-мйчурински.

«Травопольщики» отправились в обком партии. Здесь они объявили Каменную степь Магнитостроем сельского хозяйства и доказали острую необходимость перестройки всей работы станции и ее объединения, просили прикрепить к станции академиков для научной консультации и руководства.

В обкоме сначала удивились:

– Да каких же вам дать академиков?

– Давайте нам Вильямса, – отвечал Козлов.

– Помилуйте, он же больной старик, никуда не ездит.

– Ничего, мы сами к нему ездить будем, – сказали «травопольщики».

С решением бюро обкома партии друзья в начале 1935 года приехали в Москву к Вильямсу.

Он горячо поддержал их, обещал всемерную помощь, привлек к этому также своего ближайшего помощника по вопросам земледелия профессора М. Г. Чижевского и сотрудников Почвенно-агрономической станции Тимирязевской академии.

Наркомзем издал приказ об объединении, была создана Каменно-Степная опытная селекционная станция, одной из задач которой являлось внедрение травопольной системы земледелия, в первую очередь на облесенной территории Каменной степи.

Козлов, Водков и другие сотрудники станции, многие скрепя сердце, приступили к составлению плана работ. Запроектировали множество мелких севооборотов на небольших делянках в степи, между лесными полосами, в долинах.

Когда этот план привезли Вильямсу для одобрения, он перечеркнул его весь и предложил ввести два семипольных севооборота – один в открытой степи, другой между лесными полосами.

– Вам нужны научно-производственные севообороты с полями по двадцать пять гектаров, а не мелкие делянки, – сказал Вильямс руководителям Каменной степи.

Многие сотрудники станции, не понимая учения Вильямса, обиделись и растерялись.

– Что это за наука, делянок нету, – совхоз и совхоз.

Заботясь о скорейшем восстановлении структуры почв, Вильямс первое поле в обоих севооборотах – в степном и лесном – отвел под травы.

В ноябре 1935 года Вильямс лично составил особую инструкцию «По агротехнике и применению удобрений в севооборотах, рекомендованных Каменно-Степной селекционной опытной станции, Верхне-Озерскому сельскохозяйственному техникуму и колхозу имени Докучаева в Таловском районе Воронежской области». В своей инструкции ученый уделил особое внимание агротехнике выращивания трав.

В результате нарушения на станции агротехники травы на полях погибали, создалась угроза дискредитации травопольной системы земледелия. Трудности освоения семипольного севооборота повлияли на весь коллектив станции. Вильямсу было послано тревожное письмо.

«Практика работы в течение трех лет с этими севооборотами, – писали сотрудники станции Вильямсу, – показала, что подсев трав под озимые в Засушливые годы не приводит к желаемым результатам, а именно, травы погибают». Далее в письме предлагалось отказаться от семипольных севооборотов и перейти к другим севооборотам, введя еще целый ряд изменений в принятую агротехнику.

В октябре 1938 года Вильямс созвал специальное совещание, которое и разобралось в действительных и мнимых трудностях освоения севооборотов. Знаток воронежских степей и их природы, Вильямс в своем выступлении опроверг сомнения научных работников станции. Совещание встало на сторону Вильямса и еще раз утвердило предложенные им севообороты.

В решении совещания было записано:

«Отметить, что неудовлетворительные результаты по посевам трав за последние 2 года на Каменной степи есть прямой результат недопустимой беспечности и игнорирования агроотделом Каменно-Степной государственной опытной станции указаний по этому поводу Почвенно-агрономической станции и академика В. Р. Вильямса».