Текст книги "Вильямс"

Автор книги: Игорь Крупеников

Соавторы: Лев Крупеников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

Летом 1885 года, до начала лекций, студенты третьего курса начали первую учебную практику. Август и сентябрь Вильямс вместе со своими однокурсниками работал на ферме и главным образом на опытном поле. Этим полем ведал руководитель кафедры общего земледелия Анатолий Александрович Фадеев.

Любую работу Вильямс всегда выполнял любовно и добросовестно, он любил труд и мастерство, всякое порученное ему задание он всегда доводил до полного завершения. Работа на опытном поле увлекла его так, как ни одна другая до этого. Он с увлечением копал глубокие почвенные ямы. Умело действуя лопатой и почвенным ножом, Вильямс добивался идеально вертикального направления почвенного разреза.

Вильямс так изящно препарировал корневые системы растений, составил такой прекрасный гербарий сельскохозяйственных растений в разных фазах их развития и вообще так быстро и глубоко освоился со всем ходом работ на опытном поле, что товарищи стали его считать своим неофициальным руководителем. На это быстро обратил внимание и Фадеев. Ему очень недоставало хорошего помощника и для занятий со студентами и для проведения многочисленных исследовательских работ на опытном поле и в лаборатории. По ходатайству Фадеева Совет Академии утвердил студента Вильямса, едва еще перешедшего на третий курс, ассистентом кафедры земледелия с оплатой «за счет суммы опытного поля», Это вознаграждение было более чем скромным и не превышало тех денег, которые он зарабатывал до этого репетиторством. Но работа при кафедре земледелия увлекала его несравненно больше, чем натаскивание неуспевающих гимназистов. Он смог с этого времени начать осуществление своей заветной мечты: он стал вести самостоятельную научную работу. Эта работа была связана с вопросами общего земледелия, курс которого он начал слушать с осени 1885 года.

В течение нескольких лет Вильямс добросовестно выполнял работу внештатного ассистента кафедры земледелия и одновременно вел наблюдения на опытном поле. В то время в России почти не было опытных полей и станций, какой-либо единой методики проведения сельскохозяйственных опытов и наблюдений не существовало.

В октябре 1887 года на Всероссийской сельскохозяйственной выставке в Харькове было организовано специальное совещание под председательством известного агронома профессора А. Е. Зайкевича и с участием В. В. Докучаева по вопросу «об объединении действий испытательных станций и опытных полей». Были намечены некоторые планы и общие цели. Совещание выработало особое «соглашение» о некоторых задачах и методах опытной работы по сельскому хозяйству. В конце протокола этого совещания, сыгравшего немаловажную роль в развитии у нас опытного дела, имеется добавление, в котором указано, что к этому «соглашению» впоследствии присоединились своими подписями А. А. Измаильский (1851–1914) и В. Р. Вильямс – тогда еще совсем молодой наблюдатель на опытном поле Петровской академии.

Факт совместного присоединения двух исследователей к «соглашению» является не случайным. Очевидно, Александр Алексеевич Измаильский, известный агроном-опытник, тоже питомец Петровки, уже в эти годы познакомился с Вильямсом и мог оценить его выдающиеся способности.

Курс общего земледелия, с наибольшим вниманием изучавшийся Вильямсом, имел одним из своих разделов почвоведение, которое особенно интересовало руководителя кафедры Фадеева. Он продолжал в своих лекциях развивать те идеи о почве и ее образовании, которые студенты уже слушали до этого от Густавсона, но Фадеев делал это более обстоятельно. Уделяя большое внимание выветриванию горных пород под влиянием атмосферных сил, Фадеев неизменно подчеркивал преобладающее влияние биологического фактора в образовании и развитии почв. Он говорил: «Наблюдение показывает, что уже голые скалы, в особенности известковые, даже с гладкой поверхностью, повидимому не тронутой еще выветриванием, покрываются растениями», которые «…играют весьма важную роль в разрушении горных пород».

Фадеев развивал мысль, что не только живые растения, но и разлагающиеся растительные остатки играют огромную роль при переходе мертвой горной породы в вечно развивающуюся почву и создают в ней условия все возрастающего плодородия.

Фадеев так обосновывал эти важнейшие положения:

«…процесс выветривания горной породы, усиливаемый действием живой и разлагающейся растительной массы, подготовляет постепенно и последовательно в продуктах разложения горной породы среду, пригодную для развития растений все более и более высокой организации: мхов, злаков, кустарников, деревьев.

Таким образом, сама растительность подготовляет из голых скал среду, которая могла бы служить не только для укрепления растений, но из которой эти последние могли бы также получать пищу».

После лекций Тимирязева и Густавсона лекции Фадеева заставляли Вильямса все глубже задумываться над вопросами взаимодействия почвы с растениями, а также над ролью перегноя в жизни почвы.

Уделяя в своем курсе должное внимание химии почвы, Фадеев придавал большое значение ее физическим свойствам и среди них особенно строению или структуре почвы, то-есть такому ее состоянию, когда она построена из прочных комков и зерен; только в такой структурной почве водный и воздушный режимы ее складываются благоприятно для развития растений. Но Фадеев не мог в это время объяснить причины, способствующие созданию почвенной структуры. Он говорил, что почвенные комки образуются из мелких почвенных частичек под влиянием «большего сцепления между одними из них, нежели между другими, при действии на них влажности и растительности». Считая это объяснение слишком общим и недостаточно обоснованным, Фадеев начал опыты по изучению структуры почвы и ее прочности. Вильямс стал помощником Фадеева и в этой работе. Сам Вильямс так говорил об этом: «Вопросами систематического изучения причины прочности почвы занялся проф. Петровской сельскохозяйственной академии А. А. Фадеев при участии в конце опытов своего ассистента В. Р. Вильямса. Эти опыты твердо установили тот факт, что перегной, который, несомненно, представляет причину прочности почвы, может находиться в двух состояниях, деятельном и недеятельном».

В дальнейшем Вильямс уже один вернулся снова к изучению этих проблем.

Большой интерес Вильямса вызвали также работы Фадеева по механическому анализу почв, то-есть по разделению их на частицы различной крупности. Механический состав почвы, то-есть то или иное относительное содержание в ней камней, песку, пыли и глины, имеет очень существенное значение прежде всего при обработке почвы. В подвале Академии, в полутемной комнате, в обстановке, напоминавшей лаборатории средневековых алхимиков, Фадеев в огромных деревянных чашках отмучивал [5]5
  Для механического анализа почвы ее необходимо разделить на частицы разной крупности – фракции. Наиболее крупные частицы отделяются с помощью специальных сит; для разделения мелких частиц почву взбалтывают в воде, причем частицы разной (величины оседают с разной скоростью. Так происходит отмучивание почвы.


[Закрыть]почву в воде и выделял частицы различной крупности.

Вильямс быстро понял значение механического анализа почв, но его не удовлетворяли громоздкость и несовершенство метода, применяемого Фадеевым.

В лаборатории Фадеева Вильямс попал в обстановку, которая очень располагала его именно к научно-исследовательской работе в области наиболее важных и насущных задач почвоведения, и он многие годы, уже после того как расстался с Фадеевым, продолжал разрабатывать те вопросы, которые возникли у него еще на студенческой скамье.

Глубокому знакомству с сельским хозяйством Вильямс был во многом обязан выдающемуся русскому агроному Ивану Александровичу Стебуту (1833–1923), преподававшему в Академии со дня ее открытия. Стебут был организатором опытного поля Академии и ее сельскохозяйственного музея. Он был первым руководителем кафедры земледелия, читая вначале все разделы этой отрасли знания – и общее земледелие с почвоведением, и частное земледелие (растениеводство), и луговодство. С 1876 года, после разделения земледелия на два курса, Стебут стал читать частное земледелие и луговодства, а курс общего земледелия, по его рекомендации, был поручен молодому доценту Фадееву.

Стебут не ограничивался лекциями. Превосходный педагог, он считал необходимым устанавливать дружеский контакт со студентами, привлекать их к активному обсуждению злободневных агрономических проблем и в дополнение к лекциям еженедельно устраивал «беседы». И лекции и «беседы» Стебута привлекали не только слушателей Академии, – на них собирались студенты из Московского университета и других учебных заведений Москвы. Стебут подробно знакомил своих слушателей с условиями возделывания главнейших сельскохозяйственных растений: хлебов, трав, овощей, картофеля. Он предостерегал студентов от рабского следования заграничным агрономическим рецептам, которые считались незыблемыми среди известной части русских агрономов.

Обращаясь к студентам, оканчивающим Петровку, Стебут говорил:

«Изучайте природу, вас окружающую, изучайте почву, от которой вы ожидаете урожая… вникните в многообразное значение местного климата и его ближайшую связь с почвой, с приемами ее обработки, с условиями успешного роста избранных вами культурных растений и, не копируя ни у кого, но учась у всех, сумейте развить в себе и ту тонкую наблюдательность без натуги, которая зовется «сельскохозяйственным зрением», и тот драгоценный и незаменимый дух почина и творчества, без которого нельзя шагу ступить…

Не просите у меня рецептов. Не рецепты даю я вам, а также не копиистов и книжников хотел бы я видеть в вас, но прежде всего сознательно мыслящих людей, мастеров своего дела, горячо любящих избранную профессию, стойких в своих взглядах, энергичных в проведении твердо намеченных практических задач, достойных интеллигентных работников русской деревни».

Из лекций Стебута Вильямс впервые ознакомился с различными кормовыми травами и их значением в сельском хозяйстве. Эти знания были подкреплены работами на опытном поле, где Стебут быстро обратил внимание на рослого, могучего юношу в парусиновой рубашке и высоких сапогах, выделявшегося своим умением выполнять любые сельскохозяйственные работы. Когда Вильямс стал официальным помощником Фадеева, Стебут начал поручать молодому ассистенту проведение ряда опытов, главным образом по возделыванию кормовых растений. На опытном поле было создано «ботаническое отделение», где выращивалось 73 сорта кормовых злаков, 16 сортов кормовых бобовых и 35 сортов кормовых других семейств.

Стебут с большой симпатией относился к молодому ассистенту и, начиная с этого времени, оказывал ему поддержку во многих его начинаниях.

Роль Стебута в жизни Петровки была совершенно исключительной. Как говорили петровцы: «Никто не мог представить себе Академию без Стебута и Стебута без Академии».

В составе руководства и профессуры Академии был целый ряд реакционных лиц. Оборудование Академии страдало крайней бедностью в связи с жалкими ассигнованиями. И тем не менее сильная группа передовых ученых – преподавателей Академии – обеспечивала исключительно высокий уровень обучения. Руководитель Вильямса А. А. Фадеев с полным правом говорил:

«В 1880 году я имел случай близко познакомиться почти со всеми высшими сельскохозяйственными заведениями Западной Европы и без всякого преувеличения могу сказать, что более систематизированного и полного преподавания специальных предметов, как у нас в Академии, я нигде не нашел». И с горечью добавлял: «Но зато я нигде не встретил такой скудости в обстановке».

***

Летом 1887 года Вильямс окончил четырехлетний курс обучения в Петровской академии. Он не собирался вести хозяйство в поместье, которого у него не было, и не мечтал о карьере департаментского чиновника в Министерстве государственных имуществ. Он хотел заниматься наукой – ведь еще на третьем курсе он стал самостоятельным исследователем. Увлечение опытами и работой в лаборатории не шло в ущерб общей академической успеваемости – Вильямс окончил курс обучения со средней отметкой 4,85.

Для получения диплома ему оставалось провести последнюю практику и написать отчет о ней. И тогда можно будет начать самостоятельную работу. Что он станет делать и где будет работать, это оставалось для него совершенно неизвестным. Вильямс числился сверхштатным ассистентом кафедры земледелия, но эта работа была ненадежной, тем более, что как раз в это время его руководитель Фадеев, человек независимого характера, оказался неугодным сановникам из министерства и они, несмотря на возражения Совета, настояли на его уходе из Академии. Кафедра земледелия оставалась некоторое время беспризорной, и работы на опытном поле свертывались.

Какой жизненный путь удастся выбрать?

Надежды Вильямса на возможность служения народу стали сразу же подвергаться серьезным испытаниям.

Лучшие, наиболее передовые наставники призывали студентов посвятить свои силы просвещению и раскрепощению народа, помочь народу в его борьбе за лучшее будущее, передать народу полученные за годы обучения знания.

А на деле оказывалось, что оканчивающие Петровку могли работать либо в помещичьих имениях, либо на чиновничьих должностях, помогая правящим классам эксплуатировать крестьян.

Вильямс особенно наглядно ощутил это трагическое противоречие во время своей самостоятельной практики летом 1887 года, когда он отправился в Мамадышский уезд Казанской губернии.

III. В ГЛУХОМ УГЛУ КАЗАНСКОЙ ГУБЕРНИИ

«В царской России основная масса крестьянства из года в год голодала. Голодала она не потому, что наука не знала, как получать высокие урожаи хлеба, а потому, что крестьянину нечем было применять эту науку, да и науке был закрыт доступ к народу».

В. Р. Вильямс.

В юности Вильямс ни разу не имел возможности совершить большое путешествие: для этого у него не было денег, а пешком удавалось путешествовать только от Москвы до Академии да в ближайших окрестностях города. Ко времени окончания курса Вильямс по литературе хорошо знал условия сельского хозяйства в различных районах России, но самой России он не видел. Лучше всего зная природные и сельскохозяйственные особенности нечерноземной полосы, он судил об этой полосе только по условиям хорошо знакомого ему Подмосковья. А как ему хотелось побывать подальше, посмотреть русские леса и поля, широкие многоводные реки, новые края с их бесконечным разнообразием природы! Летом 1887 года счастье улыбнулось Вильямсу. – Статистическое бюро Казанского губернского земства, стремясь провести оценку крестьянских земель для «более правильного» сбора налогов, решило начать исследование почв. Для этого понадобились работники, и земство обратилось в Петровскую академию. Вильямсу предложили поехать на летнюю практику в Мамадышский уезд Казанской губернии, изучить почвы на месте и взять несколько наиболее типичных образцов для последующего их исследования в лаборатории. Средства были предложены самые ничтожные, но Вильямс согласился ехать в Мамадыш. Сбывалась его давнишняя мечта попутешествовать по России, а кроме того, можно было собрать материал для кандидатского сочинения, нужного для получения звания кандидата сельского хозяйства.

Железной дороги от Москвы до Казани тогда еще не существовало. Вильямс отправляется из Москвы в Нижний Новгород, куда железная дорога была сооружена еще в 1861 году. В Нижнем молодой исследователь сел на пароход и поплыл «вниз по матушке по Волге» к Камскому устью.

Пароход медленно плывет вниз по реке. В числе палубных пассажиров едет и Вильямс, впрочем, ему и не нужна каюта: с раннего утра до позднего вечера он неотрывно следит за сменяющимися пейзажами. С одной стороны тянулся правый нагорный берег с многочисленными городами, селами, с хорошими геологическими обнажениями, а слева виднелся низкий луговой берег, шли сплошные широкие луга, каких Вильямс еще никогда не видал. Ни Жабенский луг вблизи Академии, ни знакомая с детства Быковская пойма, ни даже большие Раменские луга не шли ни в какое сравнение с этим бескрайным луговым простором вдоль величавой Волги. Здесь Вильямс начал понимать, какое большое значение имеет для России луговодство, а из разговоров с крестьянами, случайными попутчиками, он узнал, что луга эти находятся в очень плохом состоянии. Принадлежали они большей частью помещикам, которые или сдавали луга в аренду крестьянам на условиях самой жестокой кабалы, или хищнически эксплуатировали луговые угодья сами. Почти никто из них не принимал мер по сохранению высоких достоинств природных лугов и тем более по их улучшению. Крестьяне-арендаторы тоже не были заинтересованы в улучшении чужих лугов. В результате луга из года в год ухудшались, на них пасли скот, который вытаптывал луговые травы, укосы травы уменьшались, а сено делалось все хуже и хуже.

В Камском устье Вильямсу пришлось дожидаться камского парохода. Он поплыл вверх по Каме, в глубь лесистого заволжского края, мимо городов Лаишева, Чистополя, вплоть до села Сокольи горы, лежащего у впадения в Каму реки Вятки. Отсюда в пятнадцати верстах вверх по Вятке находился и уездный глухой городишко Мамадыш – цель путешествия Вильямса.

Вдоль правого берега Камы тянулись цепи высоких холмов; особенно эффектными были они у Сокольих гор. Вильямс ознакомился с геологическим строением новой для него местности: здесь были распространены песчаники, глины и известняки красивых цветов – красные, малиновые.

Переехав на левый берег Камы, Вильямс осмотрел здесь поемные прикамские луга – они были меньше приволжских и находились обычно в плохом состоянии: были вытоптаны, заболочены. На этих лугах молодой путешественник увидел много озер, питавшихся весенними водами Камы. Такие же луга, еще меньшие по площади, Вильямс осмотрел и во многих местах в долине реки Вятки, протекающей по Мамадышскому уезду. Здесь тоже было много озер, заполнявшихся водой во время весенних разливов реки.

Вильямс ознакомился с особенностями строения речных пойм, с их молодыми, на наших глазах образующимися почвами.

Юго-восточная часть Мамадышского уезда, расположенная между Камой и Вяткой, представляла собой живописную возвышенную местность, изрезанную глубокими оврагами, балками и долинами речек, текущих в Каму или Вятку. К Северу, вверх по Вятке, местность все более и более повышалась и переходила, наконец, в нагорную равнину, дающую начало многим мелким речкам Вятско-Камского бассейна. В долинах речек, по обрывам оврагов и склонам многочисленных холмов выступали мощные красноцветные толщи пород пермской системы, почвы здесь были преимущественно суглинистыми и глинистыми. Западная часть уезда была более пониженной, почвы здесь были более легкими, супесчаными. В прошлом весь уезд покрывали сплошные леса, но к концу XIX столетия их уже основательно вырубили и на их долю приходилось около трети площади уезда. Леса наполовину были дубовые, с большой подмесью липы и осины, хвойные деревья попадались редко. Черноземов в уезде не имелось, но местные жители часто называли черноземными луговые почвы, встречавшиеся кое-где по долинам рек.

Специальная литература, просмотренная Вильямсом в Москве перед поездкой, содержала очень скудные сведения о почвах Мамадышского края.

Академик Ф. И. Рупрехт, выпустивший в 1866 году книгу «Геоботаническое исследование о черноземе», хорошо известную Вильямсу, указывал, что в прикамской части Казанской губернии есть островки чернозема. Старые почвенные карты Европейской России, составлявшиеся по опросным данным, «на-глазок», по-разному характеризовали почвенный покров уезда: по одним картам здесь были настоящие черноземы, а по другим – лишь глины и суглинки. Упоминал Мамадышский уезд в своем «Русском черноземе» и Докучаев, но и у него Вильямс не нашел сколько-нибудь точных сведений о почвах интересующей его местности. Надо было все исследовать самому, и Вильямс, не откладывая, принялся за это дело.

Из Мамадыша Вильямс, на этот раз уже не пешком, а на крестьянской телеге, отправился на северо-запад по почтовому тракту, идущему в безуездный город Арск.

Он осмотрел почвы крестьянских хозяйств большого села Красная Горка, лежащего всего в трех верстах от города, а потом отправился в деревню Нижняя Ошма. Вильямс так описывал типичную почву крестьянских полей этой деревни: «Местное название «красная земля». Глубина 2–4 вершка, глубина пахотного слоя 1½ вершка. Подпочва – красная жирная глина. Никогда не удобрялась». Вильямс заложил несколько почвенных разрезов на нижнеошминских землях и везде наблюдал одну и ту же картину: мелкие красные глинистые почвы, бедные, смытые, неудобренные, пахотный слой был всего около 7 сантиметров. Профессора Академии учили его, что пахать надо гораздо глубже, на опытном поле сам Вильямс так и пахал. Но в глухой казанской деревушке большинство хозяйств было безлошадных, а те крестьяне, которые имели захудалую лошаденку, не знали, чем ее кормить зимой – естественных лугов в уезде было мало, а об искусственном травосеянии никто и не слыхивал. Вильямс начинал понимать, что не только в бедном, но и в обычном, «среднем» крестьянском хозяйстве при существующих социально-экономических условиях агрономической науке, в сущности, нечего делать. Советы агронома могут быть прекрасными, но крестьянин не сможет их выполнить.

По условиям работы Вильямс должен был собрать сведения об урожайности хлебов на разных почвах. Он подробно расспрашивал крестьян, изучал статистические данные за многие годы и в конце концов о «красной земле» Нижней Ошмы был вынужден записать в своем отчете: «Высший урожай 48 пудов ржи, низший – 18 пудов ржи с 1 казенной десятины». Эти жалкие цифры поразили Вильямса: ведь на опытном поле Академии почти при таких же почвенных и климатических условиях, как и в Мамадышском уезде, получали по 135 пудов ржи с десятины. Вильямс воочию убеждался, что русская агрономическая наука со всеми ее достижениями бессильна принести крестьянству ощутимую пользу. Из разговоров с крестьянами Вильямс постепенно выяснял, что причина такого состояния их хозяйства заключается не в нежелании крестьян его улучшать, что причины являются более глубокими, общими для всей России.

С невеселыми думами покинул Вильямс Нижнюю Ошму. Он едет дальше по Арскому тракту в деревню Абди. Почва здесь была «серая земля», глубиной всего в 4 вершка; она тоже никогда не удобрялась с тех пор, как лет шестьдесят тому назад была расчищена из-под леса. Об урожайности на крестьянских полях этой деревни Вильямс записал: «Высший урожай 63 пуда, низший – 3 пуда ржи на 1 казенную десятину». 3 пуда ржи с десятины! Это было позорно. Это звучало приговором существовавшим в России порядкам.

Вильямс посещает ряд сел и деревень Кляушской, Асан-Илгинской, Ядыгерской и Нижне-Сунской волостей. Везде он видит одну и ту же картину – урожаи хлебов в 12, 16, 21 пуд с десятины были преобладающими на разных почвах, культура земледелия везде находилась на крайне низком уровне, удобрения почти нигде не применялись.

В издававшемся в конце прошлого века Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона о Мамадышском уезде было сказано: «Сельское хозяйство находится не в цветущем состоянии». Действительно, о «цветущем» состоянии не приходилось и думать.

Множество сложнейших вопросов русского сельского хозяйства возникало перед Вильямсом во время его поездок по Мамадышскому уезду. В сельском хозяйстве этого глухого, отсталого, медвежьего угла отражались все противоречия пореформенной русской деревни, с ее пережитками крепостничества, неслыханной эксплуатацией трудящегося крестьянства, обнищанием и вымиранием деревни, деградацией крестьянского сельского хозяйства. Что тут может делать агроном? В существующих условиях он крестьянину не нужен, а итти на работу к помещику в какую-нибудь «образцовую» экономию – образцовую по выжиманию всех соков из крестьянства – Вильямс не мог: слишком велика была у молодого агронома ненависть к вчерашним владельцам крестьянских душ.

То, что Вильямс увидел в Мамадышском уезде, только укрепило его в отрицательном отношении к существовавшему строю, но выхода из создавшегося положения он еще не видел.

Этот выход – выход революционный – становился все более ясным другому юноше, попавшему в это же время в один из глухих уездов Казанской губернии: в 1887 году студент Казанского университета Владимир Ильич Ульянов был исключен за революционную деятельность из университета и выслан в глухую деревню Кокушкино, где он, так же как и Вильямс, своими глазами увидел бедственное, бесправное положение русского крестьянина. Ленин избрал путь революционера. Молодому выпускнику Петровской академии, избравшему путь ученого-агронома, становилось ясно одно: надо развивать русскую агрономическую науку, но не академически, в тиши лабораторий и маленьких опытных полей, – нужно найти способ обратить выводы науки на пользу родного народа.

***

Объехав весь уезд, Вильямс собрал много почвенных образцов; естественно, в этом лесистом крае он не нашел черноземов. Чаще всего тут встречались серые лесные земли – глинистые, суглинистые и супесчаные, Эрозия, или смывы почвы, достигала в Мамадышском уезде «огромного развития: площадь смытых в разной степени почв составляла здесь около одной пятой всей территории.

Вильямс ознакомился с возделыванием главнейших культур края, прежде всего озимой ржи, а также овса, ячменя, гречихи, льна, конопли. Он обратил особое внимание на отсутствие в уезде пшеницы, сеяных трав, картофеля, как будто бы он каким-то чудом попал в XVII столетие, когда этих культур действительно во многих районах России не знали.

Обогащенный коллекцией почвенных образцов и большим гербарием, набравшись разнообразных впечатлений о природе и сельском хозяйстве казанского Заволжья, Вильямс вернулся обратно в Москву. Главный итог первого путешествия Вильямса заключался в том, что «мамадышские порядки» заставили Вильямса глубоко задуматься над жизнью и судьбами русской деревни.

В Москве Вильямса ждал тяжелый удар. Его сестра Маша, девушка семнадцати лет, умирала от туберкулеза. Она заболела еще раньше, но сейчас недуг обострился, и только немедленный выезд на юг мог спасти ее. Но это оказалось совершенно невозможным ввиду крайней нужды, царившей в семье в это время. Не было даже средств, чтобы создать больной хорошие условия в Москве. В том же 1887 году Маша умерла.

Тяжелое положение семьи и смерть сестры сделали Вильямса взрослее, строже к себе и к окружающему. Невероятная нужда русского крестьянства, которую он увидел в Казанской губернии, была ему понятна и близка.

Осенью 1087 года он снова в Академии, работает на опытном поле и обрабатывает материалы своей первой научной поездки. Посоветовавшись с Фадеевым и Густавсоном, он выбирает восемь наиболее типичных почв Мамадышского уезда для лабораторного изучения. Механический состав всех образцов он определяет по методу Фадеева, перегной – сжиганием в струе кислорода в приборе Густавсона. Вильямс работает в лаборатории не первый год, но для большей точности он проводит все анализы по два раза, чтобы исключить всякую, даже случайную ошибку. Работа шла медленно. Механический анализ по методу Фадеева был громоздким и несовершенным: он отнимал огромное количество времени даже у Вильямса, который, удивляя всех других работавших в лаборатории, умел вести много анализов сразу. Много времени уходило и на выполнение ассистентских обязанностей – ведь они теперь были единственным средством существования Вильямса. С января по апрель 1888 года нештатный ассистент получил 150 рублей вознаграждения. Ему эта сумма показалась очень крупной: можно было больше помогать родным.

К апрелю аналитическое исследование мамадышских почв было закончено. 16 апреля 1888 года Вильямс представил свою работу в Совет Академии и получил степень кандидата сельского хозяйства.

Первоначальная надежда Вильямса связать производительность мамадышских почв с их химическим и механическим составом не осуществилась. Судить о плодородии почв только по этим аналитическим данным было нельзя.

Эти данные ничего не говорили о влажности почвы и ее изменении во времени, так же как и об изменении количества питательных веществ, доступных растению в разные периоды его жизни.

И Вильямс это понял. Он так писал о плодородии почвы в своем кандидатском сочинении: «Вопрос этот слишком широк и сложен для того, чтобы я имел смелость поставить его задачей для моих исследований. Все, что я пока могу сделать в этом отношении, сводится к тому, чтобы по мере сил содействовать накоплению материала, необходимого для его разрешения».

Но Вильямс уже в этой своей исследовательской работе пришел к твердому выводу, что вопрос о плодородии почвы является важнейшим вопросом агрономии и почвоведения.

В том же 1888 году эта работа Вильямса под названием «Исследование восьми почв Мамадышского уезда Казанской губернии» была напечатана в третьем выпуске «Известий Петровской земледельческой и лесной академии».

Вильямс уже давно выделялся своими способностями среди студентов Академии. Все свободное время проводил он либо на опытном поле, либо в тесной лаборатории кафедры земледелия. А положение на кафедре земледелия было в это время крайне неблагополучным. Юнге, в полном согласии с министерскими чиновниками, добился увольнения «строптивого» Фадеева, выдающегося педагога и талантливого исследователя, совершенно не считаясь с тем, что Академия оставалась вообще без преподавателя по ведущей дисциплине. Чтобы найти хоть какой-нибудь выход из создавшегося положения, Академия пригласила временно читать курс общего земледелия преподавателя Московской земледельческой школы А. П. Адриановского.

Это событие вызвало обсуждение в Совете Академии общего положения кафедры земледелия. Совет настоял на том, чтобы именно за этой кафедрой были закреплены две стипендии высшего оклада. Так назывались стипендии, учрежденные для лучших выпускников Академии, оставлявшихся для подготовки к профессорскому званию.

И первым кандидатом на эту стипендию был назван выпускник Академии Василий Вильямс. Его кандидатуру поддержали и Тимирязев и Густавсон. 2 мая 1888 года Совет единогласно принял решение о назначении Вильямсу стипендии высшего оклада, в 700 рублей в год, на двухлетний срок.

Однако министерству потребовалось почти восемь месяцев, чтобы утвердить это решение, и только 23 декабря 1888 года оно сообщило в Академию о своем согласии.

Лишь после этого материальное положение Вильямса несколько укрепилось и вместе с тем окончательно определился его дальнейший путь: он смог посвятить себя целиком научной деятельности.