Текст книги "Поиск-85: Приключения. Фантастика"

Автор книги: Игорь Гергенрёдер

Соавторы: Вадим Соловьев,Валерий Козловский,Герман Подкупняк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

«Так вот почему резидент не пришел на встречу, – размышлял Тулин. – Его схватила контрразведка. А как господин Штайнхоф был уверен в невозможности провала. Разведчик с таким стажем… Значит, в Нижнеуральске остается только Корольков, телефон которого Штайнхоф дал на крайний случай. Не потому, что дорожил этим Корольковым, а просто не слишком надеялся на него. Однако сейчас выбирать не приходится».

– Вадим! – вдруг услышал он громкий голос жены и вздрогнул. Тарелка выскользнула из рук, но не разбилась.

– Да, Вика! В чем дело? Почему ты кричишь?

– Что с тобой? – недовольно сказала она. – Третий раз зову, а у тебя, как уши заложило.

– Прости, – он нежно обнял жену. – Я задумался. Не могу решить одну проблему…

– Посоветуйся с папой, – предложила она. – Ты же знаешь, он всегда поможет.

– Да, да, конечно, – пробормотал Вадим. – Ты права, я обязательно посоветуюсь…

Глава 19

Вадим набрал номер и попросил Королькова.

– Королькова? – слегка удивленно переспросил женский голос. – Одну секундочку. Сейчас подойдет, – любезно добавила женщина. – Борис Самойлович, вас!

В трубке послышался мужской голос:

– Да, слушаю, Корольков! Кто спрашивает?

Что-то в этом голосе показалось Вадиму наигранным и фальшивым. Может, это вообще не Корольков!

Тулин хотел нажать на рычаг, но раздумал.

– Родственник, – немного помолчав, ответил он и выждал.

Он сознательно не стал называть пароль. Если Корольков провалился, то уж ответную часть пароля он контрразведке, конечно, как на духу выложил.

– Не морочьте голову. Нет у меня никаких родственников, – грубо сказал собеседник, и в трубке зачастили короткие гудки.

Такой поворот дела несколько озадачил Вадима. Если трубку снял чекист, то он довольно ловко вышел из положения, прервав разговор в невыгодной для себя позиции. Казалось бы, контрразведчик, наоборот, должен был затягивать время, кое-что попытаться выудить.

«А может, я слишком подозрителен и на самом деле говорил с Корольковым? – подумал Вадим. – Мне уже всюду НКВД начинает мерещиться… Но, с другой стороны, это моя единственная ниточка в Нижнеуральске, и ее надо прощупать со всех концов, чтобы не попасть в ловушку».

Тулин выскочил из телефонной будки, огляделся по сторонам и поспешил на завод.

Вадим Николаевич Тулин был главным действующим лицом задуманной Штайнхофом операции «Прыжок».

До сентября сорок первого года он носил данные ему при рождении фамилию Юхнов и имя Рудольф. Его отцом был обер-лейтенант оккупировавшей Украину в восемнадцатом году германской армии барон фон Юхнов.

Мать Рудольфа, в прошлом дочь фабриканта, после революции учительница немецкого языка в одной из киевских школ, через всю жизнь пронесла в себе любовь к блистательному прусскому офицеру с залихватскими усиками, который в молодости осчастливил ее своим вниманием. Она фанатично воспитывала в сыне поклонение перед родиной отца и ненависть к «большевистским варварам». Рудольф, заканчивая советский вуз, уже твердо верил и знал, что его будущее связано с Германией.

Как только немцы взяли Киев, Рудольф Юхнов добился приема у коменданта города и домой уже не вернулся. Диплом инженера-механика, отличное знание русского, украинского и немецкого языков вкупе с прекрасной родословной произвели впечатление. Рудольфом занялся разведотдел армии, и его направили в спецшколу абвера под Кенигсбергом.

Рудольф проявил способности в учебе, был досрочно выпущен из школы и направлен на занятую фашистами советскую территорию. В апреле сорок второго года он передал в руки гестапо группу минских подпольщиков и получил взамен немецкое гражданство и Железный крест второй степени.

После, краткого отдыха в Альпах лейтенант Рудольф Юхнов поступил в личное распоряжение майора Штайнхофа и стал агентом «Вольфом». И вот с именем и биографией погибшего харьковского инженера Тулина он, наконец, здесь, на уральской земле, и готовится к завершению операции «Прыжок».

Непредвиденный провал резидента сильно осложнил положение Вольфа, но не был катастрофой. На случай особо важных донесений он имел адрес в Москве и пока послал туда предупреждение, чтобы связник был наготове. Однако время шло, а он, хотя и сумел легально обосноваться в Нижнеуральске и проникнуть на артиллерийский завод, информацию, которую ждал Штайнхоф, добыть не мог.

В отделе главного технолога, а затем в одном из конструкторских бюро, куда его перевели по ходатайству Коробова, Вадим неожиданно натолкнулся на невидимую завесу секретности.

Вычерчивая изо дня в день одну и ту же деталь в различных вариантах, Вадим кипел от негодования: проделать к цели такой трудный, опасный путь и остановиться в двух шагах от нее!

Он, Рудольф Юхнов, во что бы то ни стало должен был взять этот барьер. Но на заводе только очень ограниченный круг ведущих специалистов знал об изделии «5М14» в комплексе. В их число входил и Коробов.

Следовательно, настал час варианта «Ноль». Этим вариантом был его тесть, Андрей Иванович Коробов. Другого пути нет.

Еще звучали в памяти Струнина раскаты ружейного салюта над свежей могилой комиссара Гоняева и сердце давила тоска, а надо было думать о другом. Искать Вольфа. То обстоятельство, что разоблаченный агент в Москве продолжал работу под контролем НКВД, значило многое, но еще не все. Во-первых, у Вольфа мог быть запасной пункт связи, во-вторых, после выполнения задания он мог решить не передавать добытые сведения, а попытаться перейти с ними линию фронта. А в-третьих, возможно, агентом где-то подготовлена и вот-вот произойдет серьезная диверсия, а чекисты пока бессильны ее предупредить.

Струнин сутками не покидал управления, получая и анализируя сообщения сотрудников. Интуиция подсказывала, что противник заслал агента не с целью глубокого оседания: немцы полагают, что война близится к концу. Значит, удар можно ждать в любую минуту…

После обеда из Нижнеуральска неожиданно приехал Вотинцев и с места в карьер сообщил, что неизвестный, назвавшийся «родственником», хотел переговорить по телефону с Корольковым.

– Если родственник и есть Вольф, то ему нужна связь в городе, – уверенно сказал Струнин. – Как ты думаешь, он вам поверил?

– Не знаю, – откровенно вздохнул Вотинцев. – Очень возможно, что и нет. Корольков, несмотря на все репетиции, похоже, растерялся.

– Это хуже, – после паузы недовольно бросил капитан. – Надо как следует, хорошенько прикрыть это направление на случай повторной проверки. Как ведет себя Корольков?

– Из кожи лезет. Надеется на смягчение приговора.

– Никаких гарантий. Получит то, что заслужил. Прогуливайте его почаще возле дома и комбината. Возможно, Вольф знает его в лицо по фотографии. Пусть увидит, что тот жив-здоров.

– Так и делаем, Тимофей Иванович.

– Как двигается работа в других направлениях?

– Работаем.

– Усильте пропускной режим и караульную службу на всех оборонных предприятиях, – приказал Струнин. – Особое внимание уделите артиллерийскому заводу. У меня, Сергей, просто предчувствие, что в самые ближайшие дни немцы подкинут нам сюрприз.

– Понял, – хмуро кивнул Вотинцев и поднялся. – Я выезжаю обратно немедля.

– Давай, Сережа, действуйте, – сказал капитан и тоже встал. – Я буду у вас завтра к вечеру. На месте многое станет яснее.

Лето обычно не балует уральцев погодой. В конце августа беспросветно зарядили дожди. Косые струи барабанили в окно и, вслушиваясь в их размеренный шум, Коробов курил папиросу за папиросой. В кабинете было зелено от дыма. Плохие думы лезли в голову, и не хотелось ни спать, ни работать. Хотя во взрыве на полигоне и не было вины Коробова, главный конструктор наорал на него, впрочем, как и на многих других, и временно отстранил от работы. Это было тяжелее всего. А лицо умирающего, но спешившего подбодрить их испытателя все время стояло перед глазами. И днем и ночью.

Вадим осторожно постучал к тестю и, не дождавшись ответа, вошел в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь.

– Ну что? – устало спросил Коробов.

– Мне надо поговорить с вами, Андрей Иванович.

Тесть неохотно кивнул и показал глазами на протертое кресло. Вадим сел, потянулся за папиросой и как бы между прочим, о чем-то совсем не существенном тихо сказал:

– Андрей Иванович, я – офицер немецкой разведки.

Коробов не проявил удивления, поскольку, думая о своем, даже не вник в смысл сказанного. Вадим понимающе улыбнулся.

– Повторяю: я – офицер немецкой разведки.

Главным было ошеломить, сбить с толку и вогнать в шок. Это, наконец, удалось.

Коробов уставился на него расширенными, ничего не понимающими глазами. И, казалось, вот-вот закричит.

Вадим выдернул из кармана короткоствольный пистолет:

– Ни звука! Уж будьте уверены – сумею обставить это происшествие, как ваше самоубийство. После истории со взрывом этому поверят. Невиновный не стреляется.

– Убери! – глухо сказал Коробов.

– Не командуйте. Вы не на работе, – ответил Вадим. – Что мне делать с оружием – я решу сам.

– Ты, видимо, спятил, – недоуменно проговорил Андрей Иванович. – Что за чушь ты несешь?

– Успокойтесь, – насмешливо бросил Вадим. – Я такой же военнопленный харьковчанин Тулин, как вы – Генрих Четвертый. Я кавалер Железного креста и обер-лейтенант вермахта.

Коробов, наконец, уяснил, что человек, стоящий перед ним, говорит правду.

– Подлец! Какой подлец! – с ненавистью выдохнул Коробов и бросился на Вадима. Тот быстро отступил на шаг и расчетливо, несильно ударил тестя в солнечное сплетение. В лицо бить не стал: могли остаться следы, а это совсем не нужно. Коробов рухнул обратно в кресло и опустил голову.

– Я понимаю ваши эмоции, но не забывайте, что мы с вами как-никак родственники, – предупредил Вадим.

– Что ты хочешь? – вдруг неожиданно спокойно, словно на что-то решившись, спросил Коробов.

Тон Коробова не понравился Вадиму: тесть слишком быстро успокоился после вспышки негодования. Вадим минуту пристально изучал огонек папиросы. Затем сказал:

– Я вижу, вы снова обретаете форму. Это мне нравится, но я позволю себе рассмотреть ваш вопрос в другом аспекте.

– Валяй, – обронил Коробов, не поднимая головы.

– Отлично, – засмеялся Вадим. – По-моему, вы сейчас раздумываете над тем, как, улучив момент, донести на меня НКВД.

Коробов кинул на Вадима короткий взгляд, но ничего не сказал.

– Бедный Андрей Иванович, – вздохнул Вадим, – взгляните на себя со стороны. Попав в плен, вы были завербованы нашей разведкой, стали участником инсценированного побега и вместе со мной, немецким офицером, сумели пробраться в советский тыл.

– Ты лжешь!

– Мы палили друг в друга холостыми патронами, – со смешком бросил Вадим, – а вы, обезумев от свободы, как лось, ломали кусты в лесу.

Коробов сидел, стиснув пальцами подлокотники кресла.

– Теперь оцените свои дальнейшие действия с точки зрения советских органов безопасности: получив назначение на этот завод, вы посылаете на меня запрос, вводите в свою семью и жените на своей младшей дочери. Нонсенс!

Коробов изменился в лице и хотел встать.

– Спокойно, Андрей Иванович. Без паники, – остановил его Вадим. – Так думаю не я. Так, в случае вашего нелепого шага, будет рассуждать следователь НКВД. И вы ему не докажете обратного.

«Бедная моя доченька!..» – думал Коробов в отчаянии.

– Благодаря нашим семейным отношениям, дорогой тесть, о продукции, выпускаемой заводом, я знал много больше, чем положено рядовому инженеру. Центр прекрасно осведомлен об этом и весьма вам признателен.

– Это ложь! – яростно выдохнул Коробов. – Я никогда не говорил ничего такого, что могло составлять военную тайну.

– Ну не будьте ребенком, Андрей Иванович, подобное заявление насмешит даже начинающего следователя, – продолжал Вадим. – И, наконец, последнее: вы утаили факт пребывания в немецком плену. Причем, утаили сознательно. Как вы будете объяснять это? Вы, член ВКП(б)? Да вас только за это…

– Не кричи, – оборвал его Коробов. – Женщин разбудишь.

– А я и не кричу, – внушительно поправил его Вадим. – Это вам кажется. Далее, вдобавок ко всему, у вас крупные неприятности, связанные с аварией на полигоне. Не берусь судить, виновны вы или нет, но этот последний штрих эффектно заканчивает ваше дело.

– У тебя все? – мрачно спросил Коробов.

– Да. Но этого более чем достаточно для вынесения приговора за измену. Если со мной что-нибудь случится, мои люди немедленно сообщат о вас в НКВД.

Коробов вдруг совершенно отчетливо вспомнил, что «избитый» Тулин появился среди пленных вскоре после встречи с Беккером у разбитого моста. «Так вот в чем дело!»

Коробов встал, и Вадим невольно попятился, но Андрей Иванович прошел мимо него, к окну и прислонил голову к холодному стеклу. Вадим напряженно всматривался в его понурую спину, готовый к любой неожиданности.

Однако ничего не произошло: тесть вел себя благоразумно.

– Я дам тебе ответ завтра, – не оборачиваясь, сказал Коробов. – Иди спать. Я слишком устал.

– Не принимайте меня за идиота, – язвительно бросил Вадим.

Коробов повернулся, с нескрываемой брезгливостью оглядел его с ног до головы и, пожав плечами, прилег на кушетку.

Взбешенный этим, Вадим сжал в кармане рукоятку пистолета, но не знал, на что решиться. Этот человек, так невозмутимо разлегшийся, был нужен ему живым и покорным. Большевики настойчиво совершенствуют боевую технику и разрабатывают новые образцы вооружения. Быть хотя бы частично в курсе этих работ – это ли не триумф миссии Рудольфа Юхнова.

«…Коробов загнан в угол. Если донесет на меня, его ждет исключение из партии. Вряд ли станут докапываться до нюансов…

Но этого не будет. Коробов должен дать согласие. Сейчас у него кризис. Он или выживет и пойдет со мной, или мне придется убрать его. Третьего пути нет».

Расположившись в кресле и думая обо всем этом, Вадим изредка впадал в дремоту, но быстро спохватывался. Несмотря на оружие в кармане и знание приемов рукопашной схватки, он боялся Коробова. Подсознательно, необъяснимо, но боялся.

У газетчиков есть такая ежедневно переходящая от сотрудника к сотруднику должность – «свежая голова». Обязанность «свежей головы» – чтение выходящего номера газеты. Чекисты тоже знают в этом толк. Свежий, непредубежденный взгляд значит очень многое в оперативной практике.

Этим и занимался сейчас лейтенант госбезопасности Мигунов; от всех других обязанностей он был на сегодня освобожден. Иван отличался, как говорится, крестьянской хваткой: работал неторопливо, вроде бы с ленцой, но зато не упускал ни одной мелочи. Изучая вслед за товарищами личные дела некоторых работников, оформившихся на завод с лета сорок второго года, Мигунов натолкнулся на как будто бы знакомую фамилию – Тулин.

«Где я мог ее встретить?» – размышлял он, просматривая анкету с обычно стереотипными ответами: «Судимости не имею», «За границей не был», «Родственников за границей нет». С маленькой фотографии смотрело на чекиста молодое открытое лицо. В деле была и копия вызова Тулина на завод, подписанная начальником отдела кадров. Персональный вызов на рядового инженера несколько озадачил оперуполномоченного.

«Наверное, этот Тулин какой-нибудь талантливый изобретатель, раз ему оказано такое внимание», – подумал Иван, но все же решил утречком позвонить в отдел кадров: пусть объяснят причину вызова.

Лейтенант отложил дело Тулина в сторону и открыл следующую папку.

За дверью послышались шаги. В кабинет вошел Вотинцев. С его кепки и плаща стекала вода.

– Что-нибудь любопытное выкопал, старатель? – спросил он с порога.

Иван неопределенно пожал плечами и кивнул коллеге на стул рядом с собой. Сергей повесил плащ, причесал мокрые густые волосы и, вопросительно глядя на Мигунова, сел.

– Тебе эта фамилия ни о чем не говорит? – неопределенно сказал Мигунов, подвинув другу личное дело Тулина. – У меня такое впечатление, что я ее уже где-то слышал…

Вотинцев внимательно пролистал бумаги в тоненькой папке и задумался.

– Постой, Ваня, – заинтересованно протянул он, – помнишь, с чем приходил старик комендант с Георгиевским крестом?

– Ба! – воскликнул Иван и хлопнул себя по лбу. – Вспомнил! Фамилия Тулина стояла в списке жильцов девятой комнаты общежития. Правда, жил он там недолго и с месяц как выехал.

Комендант Осокин сообщил вот о чем.

Его жена, уборщица общежития, моя пол в комнате номер девять, увидела в щели между половицами блестящую железку, не поленилась и достала ее. Железка оказалась маленьким патроном. Анна Кузьминична надумала отдать находку мужу: тот был охоч до разного рода военных реликвий и хранил дома целую коллекцию всякого, по ее мнению, железного хлама.

Однако Трофим Петрович, оглядев и даже обнюхав патрончик, озабоченно проворчал:

– Не нашенского калибра штучка. Иностранное производство.

Он завернул патрон в тряпочку, захватил с собой книгу жильцов общежития номер два и отправился в отдел НКВД. Дежурный выслушал рассказ, записал и, пообещав во всем разобраться, еле выпроводил словоохотливого коменданта.

– Кто у вас занимается этим фактом? – спросил Вотинцев.

– Лейтенант Петроченко, – ответил Иван. – Правда, пока толком не знает, как за это дело взяться. Не пойдешь же жильцов опрашивать: дескать, сознавайтесь, кто патрон потерял.

– Так-то оно так, – произнес Сергей. – Но к этой находке надо отнестись со всей серьезностью и срочно отправить патрон на экспертизу. Пусть установят, сколько времени он пролежал в щели. Неделю, месяц, год? Тогда, может, что-нибудь и надумаем…

Глава 20

Андрей Иванович хотя и лежал с закрытыми глазами, ровно дыша, но не забылся даже на минуту. Ему, к несчастью, было над чем поразмыслить, и времени для этого оставалось мало.

Приближалось утро, а за ним новый, не предвещавший ничего доброго день.

«Я, видимо, действительно низко пал, если этот прохвост не сомневается, что я стану работать на них, – обреченно думал Коробов. – Вот к чему привело молчание. Почему я не посоветовался тогда с Захаренко, не пришел в райком партии и не рассказал обо всем? Испугался? Как я мог пойти на такое? Я, человек, всю жизнь сознательную бывший коммунистом? И мне, Коробову, предлагают стать платным немецким агентом!»

Эта мысль показалась настолько нелепой, что он, несмотря на весь трагизм своего положения, негромко рассмеялся. Вадим подозрительно покосился на него, но ничего не сказал.

«Самое страшное, – продолжал думать Коробов, – это изломанная жизнь Вики. Что я ей скажу? Затащил на Урал, а затем и в свой дом немецкого шпиона!

Если бы я мог задушить его, а там будь что будет. Но как это сделать? Он вооружен, много моложе меня и сильнее…»

Коробов сел на кушетке, пристально глядя на Вадима. Тот зевнул и посмотрел на громоздкие настенные часы. Стрелки показывали пять утра.

– Ну, Андрей Иванович, жду вашего ответа, – сказал он. – Время не терпит.

– Да, ты прав, – вяло согласился Коробов. – Надо что-то решать. Скоро на завод идти…

– Думаю, что на работу вам сегодня выходить неразумно. Скажетесь больным.

– А ты? – удивленно спросил Коробов.

– Я тоже останусь с вами. Как-нибудь прикроете. Потом подтвердите начальству, что у меня, к примеру, был приступ аппендицита. Вам поверят.

Андрей Иванович пожал плечами.

Дочери уже встали: хлопали двери, в ванной слышался плеск воды. Коробов вопросительно посмотрел на Вадима и предложил:

– Отложим наш разговор. Я не хочу, чтобы девочки что-нибудь заподозрили. Пусть спокойно уйдут из дома.

Он боялся за жизнь дочерей и решил что-либо предпринять только тогда, когда останется с противником один на один.

Вадим кивнул, поднялся с места и жестко произнес:

– Должен предупредить еще раз. Если попытаетесь даже намекнуть, я буду вынужден пристрелить вас всех.

«Это он сделает, – мрачно подумал Коробов. – Что-что, а это он сделает».

– Что с вами, полуночники? – В комнату заглянула Вика. – Так и надорваться недолго.

– Мы тут решаем одну техническую задачу, – невозмутимо сказал Вадим. – Для нужд производства.

Вика осуждающе покачала головой и пригласила к завтраку. Они прошли на кухню и уселись за стол. Ели молча, как бывает, когда семья не выспится.

«Только бы девочки поскорее ушли, – молил про себя Андрей Иванович, опасаясь, что дочери могут заметить его состояние. – По-моему, они что-то чувствуют…»

В десятом часу утра в Нижнеуральск приехал Струнин. В дороге поломалась машина, они с шофером всю ночь под дождем провозились с ремонтом, и капитан был злой, как черт.

– Доложи обстановку, – на ходу бросил он Вотинцеву. – И пусть кто-нибудь принесет одежную щетку. Мне надо привести себя в порядок.

Пока Сергей докладывал обстановку и свои соображения по розыску Вольфа, Струнин нервно вертел по столу спичечный коробок: на этикетке красноармеец в каске пронзал штыком осьминога с головой Гитлера.

– Таким образом, на настоящий момент из списка возможных подозреваемых остались четыре человека, требующие, на наш взгляд, более детальной оперативной проверки, – произнес Вотинцев. – Это Чеканов, Сименцов, Батюк, Тулин. Вот их материалы.

Струнин взял четыре тоненькие папки и начал листать первую. Лейтенант продолжал:

– Установочные данные по Чеканову. Десятого года рождения. Летчик-штурман. Войну начал в авиации Особого западного военного округа. В первую же неделю был сбит в районе Бреста, будучи раненым, попал в плен. В плену находился восемь месяцев, потерял руку. Совершил побег совместно с группой из шести человек. Из ВВС комиссован, из Красной Армии тоже, хотя ему предлагалась офицерская должность в штабе тыла Московского округа. Сейчас работает вольнонаемным в горвоенкомате.

Струнин кивнул Мигунову.

– Займись!

Иван быстро вышел из кабинета.

– Установочные данные по Сименцову. Двенадцатого года рождения. Прибыл из Ростова с коллективом тракторного завода. Однако в списках специалистов, подлежащих эвакуации вместе с заводским оборудованием, Сименцов не значится.

Струнин с минуту подумал и записал фамилию Дымова.

– Установочные данные по Батюку, – после паузы заговорил Вотинцев. – Пятнадцатого года рождения. Уроженец Минска. С первого июня работает инструктором Осоавиахима. От воинской службы освобожден по состоянию здоровья, но подлинность штампа заключения медкомиссии в военном билете вызывает сомнение. Минск оккупирован фашистами. А что если через Москву связаться с минским подпольем? Возможно, подпольщики сумеют проверить подлинность заключения медкомиссии.

Струнин покачал головой.

– Это длинная история, по попытаемся.

– Остался Тулин, – начал лейтенант, по капитан, что-то вспомнив, жестом остановил его и раскрыл папку.

– Подожди. В управление вчера поступил запрос на Тулина Вадима Николаевича по поводу гибели группы партизан. Я читал перед отъездом. Похоже, это он и есть… Данные совпадают.

Вотинцев неопределенно пожал плечами и, подумав, произнес:

– Здесь вот какое обстоятельство. Тулин прибыл на завод по персональному вызову. А вызов сделан по просьбе и рекомендации Коробова. Начальник отдела кадров заявил, что завод очень нуждается в грамотных специалистах. Сами понимаете, на фронт многие ушли… Коробов же вместе с Тулиным был в партизанах, ну и, конечно, постарался перетянуть его после ранения на Урал.

– Кто такой Коробов? – спросил Струнин, снова взявшись за спичечный коробок.

– Видный работник завода. Член партии с семнадцатого года.

– Хорошо. Начни проверку Тулина, – заключил капитан. – Я сейчас еду на завод к Захаренко. Надо посоветоваться о некоторых мерах по укреплению бдительности. Ты после беседы с Тулиным о партизанах сразу позвони в кабинет парторга ЦК. Я буду там.

Степан Антонович сосредоточенно слушал капитана госбезопасности и делал заметки в блокноте. Раздался телефонный звонок, и парторг ЦК, поморщившись, снял трубку.

– Тебя просят. Кажется, твой сотрудник, Вотинцев.

– Слушаю, – ответил капитан. – Что-нибудь выяснил? Сегодня не вышел на работу? Действительно, как нарочно. Ладно. Пока узнай, что с ним и где он может находиться. А я попробую поговорить с Коробовым. Возможно, он рассеет наши сомнения.

– А в чем, собственно, дело? – настороженно поинтересовался Захаренко. – Я Коробова, слава богу, лет десять знаю. Честнейший человек. Недавно у нас катастрофа была с одним новым изделием, так он весь извелся, хотя абсолютно не виноват. Эксперты дали заключение: проект технически еще не дозрел, рановато мы испытания затеяли.

– Не в этом суть, Степан Антонович, – улыбнулся Струнин мгновенной готовности парторга защищать Коробова. – Я просто хотел с ним поговорить об одном человеке. Посоветоваться.

– Так я его сейчас приглашу, – с готовностью предложил Захаренко. – Беседуйте, сколько угодно, а я, чтоб вам не мешать, по цехам пойду.

Капитан в знак согласия кивнул, и парторг ЦК по селектору попросил вызвать Коробова.

Вошедший через некоторое время секретарь доложил, что Коробова нет на работе.

– Вот еще новости! – сердито буркнул Захаренко. – Совсем укатали человека. Соедини меня тогда с его квартирой.

Телефон на квартире Коробова долго молчал, но парторг настойчиво ждал. Наконец трубку подняли, и Степан Антонович, услыхав невнятное «аллё», сказал бодрым голосом:

– Андрей, это я, Захаренко. Что с тобой стряслось? Нашел, когда болеть! Сердце, говоришь, схватило?.. Как в октябре тридцать третьего? Причем здесь тридцать третий? Когда с лестницы упал? С какой еще лестницы? Ты и впрямь переутомился, раз начал загадки загадывать. Давай поправляйся.

– Вот чудак человек, – недоуменно глянув на капитана, объявил парторг. – Трубку повесил! Про октябрь тридцать третьего года что-то бормотал. Про лестницу… С какого боку тут лестница, ума не приложу! Сердце у него, вроде, тогда тоже схватило…

Струнин подался вперед:

– Может, он намекнуть на что хотел?

– Намекнуть, говоришь? – удивился Захаренко. – Я ему что, девушка? Мог бы прямо сказать… Впрочем, говорил он со мной действительно странно. Как будто опасался чего…

Захаренко вдруг нахмурился, что-то трудно припоминая.

– Погоди, погоди. В октябре тридцать третьего у нас в цехе вредителя разоблачили. Коробов гнался за ним и упал с лестницы. Точно! Неужели Андрей имел в виду это?

– Позвольте, – мрачнея, произнес Струнин и, резко пододвинув к себе аппарат, набрал номер дежурного НКВД. – Блокируйте адрес: Хохрякова, 9. Задерживать всех выходящих мужчин старше шестнадцати лет.

Вадим снял руку с рычага закрепленного на столе телефонного аппарата.

– Что это вы тут говорили про тридцать третий год? – с плохо скрытой угрозой спросил он. – Я, кажется, предупреждал! Мне терять нечего…

Коробов вяло отмахнулся.

– Напрасно ловишь! В тридцать третьем меня на «скорой» увезли с завода: сердечный приступ случился. Сорвался с лестницы.

– Ну так как? Что решили? – как будто удовлетворившись ответом, спросил Вадим.

Андрей Иванович пожал плечами: дескать, о чем тут еще толковать… Все и так предельно ясно.

– Что я должен сделать в первую очередь?

– Рассказать все, что знаете об изделии, с которым у вас вышла неприятность: принцип действия, конструктивное решение и параметры. Небольшие эскизики тоже не помешают. Надеюсь, понятно, что «липу» мне подсовывать бесполезно. К счастью, по специальности я действительно инженер. Затем, само собой, даете расписку в сотрудничестве.

«Как здорово, что позвонил Степан, – почти не слушая распоряжений Вадима, размышлял Коробов. – Разговор, по-моему, получился естественный. Только понял ли его Степан Антонович? Понял ли?..»

– Все это любопытно, – с недовольством в голосе произнес Андрей Иванович, поскольку молчание затянулось. – Но очень напоминает односторонний договор. А где ваши гарантии?

– Слово офицера, – ответил Рудольф.

– Ну уж нет. Цену словам я знаю. Тебе будут обеспечены награды и карьера, а с чем я останусь?

– Довольно, – прервал его Вадим. – Если вам недостаточно слова немецкого офицера, я готов дать расписку. Я для вас на все готов – ведь благодаря вам я здесь!

«Так вот почему он тогда вернулся один… Вот кто погубил ребят!..» Вспомнив, как заботливо перевязывал Вадима партизанский врач, как Громов объявил бойцу Тулину благодарность перед строем и представил к медали, Андрей Иванович сжал зубы и… стал медленно сползать со стула.

– Что с вами? – настороженно вскинулся Вадим. – Немедленно прекратите!

– Притормози здесь, – угрюмо приказал Захаренко, и шофер Струнина лихо подвернул к тротуару. Они вышли из машины и остановились. До дома, где жил Коробов, оставалось пройти каких-то сто метров. У дома стояла полуторка, и шофер бортовал колесо. Завидев капитана, он отрицательно покачал головой.

– Долго мы тут будем стоять? – нетерпеливо спросил парторг, и Струнин глянул на часы.

– Лейтенант Мигунов с младшей дочерью Коробова должны вот-вот подъехать, Степан Антонович. Мы ждем их.

Захаренко ничего не ответил и, сцепив руки за спиной, нервно зашагал взад и вперед по разбитому тротуару. Иногда в эти досадно растянутые минуты парторгу казалось, что они участвуют в каком-то идиотском спектакле и своим визитом только поставят Андрея Ивановича в неловкое положение. Однако загадочный телефонный разговор с Коробовым и озабоченность чекистов подсказывали, что за всеми этими странностями кроется что-то очень серьезное. Поэтому он и сел в машину Струнина, чтобы самому во всем разобраться.

Струнин, напротив, казался внешне спокойным и, пока было время, в который раз размышлял над тем, что привело их к этому пятиэтажному дому… Струнин не был твердо уверен в том, что они вышли на Вольфа, но в этой истории было слишком много совпадений…

Автобиография Тулина довольно обычная: родился, пошел в школу, вступил в комсомол. Учеба в институте, война, народное ополчение и партизанский отряд. Правда, документов, кроме характеристики из партизанского отряда и справки о ранении, – никаких. Но это рядовое явление, и таких тысячи: идет война. Потом завод и женитьба на дочери Коробова. В этом тоже нет ничего особенного.

Однако в комнате общежития, где какое-то время жил Тулин, находят пистолетный патрон иностранного калибра. Далее – на того же Тулина поступает запрос из партизанского отряда: ставится под сомнение причина гибели партизан, а Тулин – единственный, кто из них уцелел. Это что, тоже совпадение? Возможно… Вотинцев идет беседовать с Тулиным, но того не оказывается на работе. На службу не выходит и Коробов. Они живут в одном доме и в одной квартире. Опять совпадение? Дочери Коробова, как всегда, ушли на работу, но младшая, Вика, когда я вызвал ее к телефону, была сильно взволнована. Даже не зная, кто я такой, она первым делом спросила: «Не случилось ли чего с папой?..»

Разговор Коробова с Захаренко полунамеками нес в себе информацию о вредителе. Если Тулин – враг, то, конечно, в Харькове он прикрыт плотно. Харьков под немцами… Проверить подлинность Тулина трудно…

От раздумий Струнина отвлек звук автомобильных тормозов. Дверца «эмки» распахнулась, и, выскочив первым, Мигунов бережно помог выйти невысокой девушке в дождевике.