Текст книги "Поиск-85: Приключения. Фантастика"
Автор книги: Игорь Гергенрёдер
Соавторы: Вадим Соловьев,Валерий Козловский,Герман Подкупняк
Жанры:
Прочие приключения
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
Майор Штайнхоф не ошибся. Военнопленный, выдававший себя за рядового Соловьева, действительно был Андреем Ивановичем Коробовым.
Сейчас он стоял в длинной очереди за мутной похлебкой, которую черпаком разливал по измятым солдатским котелкам и мискам веснушчатый кругленький немец.
Этот ефрейтор любил шутку и каждый раз норовил вылить свое пойло мимо подставленной посуды. Когда немцу это удавалось, он просто визжал от радости, будто его щекотали.
– Великий рейх не будет кормить неповоротливых русских. Не можешь держать миску – не вскинешь лопату!
Второй порции в наказание не полагалось.
Коробова передернуло от ненависти к этой упитанной морде, и он стал смотреть на небо. Небо было прозрачным и мирным. Эта беззаботная синева вдруг напомнила Коробову Ялту, куда он приехал подлечиться прошлым летом. Прямо с курорта он на неделю заехал в чистенькое село близ западной границы, где в сельской школе все еще учительствовала его старенькая мать. Мать, сама сибирячка, перебралась сюда в конце двадцатых годов. В этих местах погибли отец и дядя Коробова, сражавшиеся против белых. И она решила дожить жизнь здесь, несмотря на то, что Андрей давно просил мать переехать к нему на Урал.
Двадцать пятого июня он должен был прибыть в Москву, в наркомат, для утверждения в новой должности. Дни, проведенные в домике матери, были наполнены спокойствием и отпускным блаженством. Вновь представив себе их, Коробов в бессильной ярости заскрипел зубами.
– Ты что, дядя? Заболел? – участливо обернулся к нему стоящий впереди чернявый парень в выцветшей пилотке.
– Да так, ничего, – очнулся Коробов. – Задумался немного.
– Голову-то прикрой, – знающе посоветовал тот. – Удар может хватить.
Солнце стояло в зените. Пахло потом, нестиранными бинтами и хлевом. Комендант лагеря обожал парное молоко и держал в лагере трех коров.
Коробов в который уже раз вспомнил все, что произошло с ним в те первые дни гитлеровского нашествия.
…Под монотонный гул летевших на Минск «хейнкелей» Андрей уговаривал мать уехать вместе с ним, но та ни в какую не соглашалась:
– Здесь отец твой лежит. С ним останусь, – твердила мать. Когда он, наконец, убедил ее, и мать наспех засобиралась в дорогу, было уже поздно.
Единственную полуторку, присланную из райцентра за сельскими активистами, в щепы разнес немецкий снаряд. Хорошо еще, что люди не успели залезть в кузов и никого не зацепило осколками. Шофер, за минуту до попадания зачем-то выскочивший из кабины, теперь в диком изумлении глядел на обломки машины и отчаянно ругался. Коробов бросился искать подводу и увидел красноармейцев. Бойцы во главе с младшим политруком занимали оборону. Двое с ручным пулеметом забежали к ним во двор. Коробов догадался зачем: с материнского огорода хорошо просматривался проселок, на который могли свернуть немцы, встретив заслон на главной улице села.
Коробов вернулся в хату и заставил мать спуститься в подпол: со стороны дороги уже раздавался рев мотоциклов, – выскочил на улицу и залег под деревом возле ближайшего красноармейца, совсем молоденького конопатого паренька.
Немцы шумно въехали в село и остановились. Это была разведка.
Сидевший в коляске первого мотоцикла поднял к глазам бинокль и осмотрелся по сторонам. Село, как вымерло. Заходящее солнце слабо поигрывало бликами на линзах. Немец удовлетворенно опустил бинокль. Мотоциклисты на всякий случай полоснули вдоль улицы из автоматов, лихо развернулись и исчезли за бугром.
– Сейчас пойдут, – ни к кому не обращаясь, сказал красноармеец и поудобней перехватил ложе винтовки. Коробов ясно видел стекавшие по его лицу капли пота.
Паренек был прав. Через несколько минут на бугре показались бронетранспортер и два грузовика с пехотой. По обочинам, строго в ряд, держались мотоциклисты.
Колонна втянулась в село на три четверти, когда раздался глухой, но мощный взрыв. В бронетранспортер метнули связку гранат, и он опрокинулся набок. С часовенки по фашистам ударил «максим». Грузовики остановились. Под огнем немцы выпрыгивали из кузова. Стоял грохот гранатных разрывов и визг пуль. Резко застучали немецкие автоматы.
– Так вас, гады! – кричал конопатый красноармеец, крепко ухватив свою вздрагивающую при стрельбе винтовку. Потом он вдруг всхлипнул и ткнулся лицом в траву. Из-под пилотки, набирая силу, потянулась черная струйка.
Это была первая в войне смерть, которую Коробов увидел своими глазами. Почувствовав, как захолонуло сердце, и сам еще полностью не осознав неожиданное свое решение, Коробов потянул винтовку из каменеющих рук бойца, перезарядил ее, прицелился в кучу мышиных мундиров и нажал на спуск. Винтовка послушно выстрелила, толкнув его в плечо, и Коробов, наконец, ощутил себя не потерянным отпускником, а солдатом, занявшим место среди своих. Все стало просто и определенно.
На бугор вылез танк и блеснул вспышкой. Снаряд попал в часовенку, и строчивший оттуда «максим» захлебнулся. Немцы, делая короткие перебежки, пошли в атаку. С огорода донесся дробный стук «дегтярева». Потом и он замолк.
«Так, – подумал Коробов и зачем-то поглядел на свои разбитые часы. – Значит, конец».
Кто-то тронул его за ногу. Коробов обернулся – это был младший политрук. Гимнастерка на его левом плече почернела от крови.
– Все, – прохрипел он. – Мы отходим. Пойдешь?
Как им удалось выбраться из окруженного села, Коробов помнил плохо.
Озлобленные гитлеровцы в темноте потеряли ориентировку и атаковали собственную роту. В этой стреляющей во все стороны неразберихе младший политрук нашел просвет и вывел Коробова в редкий лес. Позади горело село: Андрей Иванович вспомнил о матери и обхватил голову руками.
Наутро они наткнулись в лесу на разбитую снарядом повозку. Подле нее валялись гимнастерки, брюки, сапоги…
– Слушай, Андрей Иванович, – заговорил политрук, – скинул бы ты свою рубаху. Демаскирует она нас, хоть и грязная. Одевай-ка военное. Неизвестно, на кого мы наткнемся… В гражданском да с винтовкой в руках они тебя примут за райкомовца и сразу пристрелят.
– А я, Петро, и есть член райкома, только далековато отсюда, – сказал Коробов. – Работал начальником цеха большого завода.
– Об этом помалкивай, – посоветовал политрук. – Попадемся немцам – говори, что мобилизованный. Рядовой. Все есть шанс в живых остаться.
– А как же ты? – спросил Коробов. – Раз политрук – значит, коммунист. Враг номер один. Тебе тоже не помешало бы солдатскую гимнастерку натянуть…
– Нет, Андрей Иванович, я свою форму не сниму, – негромко ответил политрук. И Коробова поразил будничный тон его ответа, как будто речь шла о том, идти завтра на рыбалку или не идти. – Она мне пожизненно выдана, и немцам, если я буду в сознании, живым не сдамся. Не имею такого права. У меня для этого последняя граната есть.
Коробов ничего не ответил, потрясенный решимостью этого совсем не геройского на вид сутулого человека в форме политработника Красной Армии.
– Ладно, комиссар, – сказал он. – Хоронить себя еще рано. Пошли.
И за спиной, и впереди не утихала близкая и далекая орудийная канонада. Когда пальба слышалась совсем рядом, политрук убыстрял шаг.
– Наши дерутся! – возбужденно подбадривал он Коробова. – Скоро к своим выйдем. Теперь, друг, уже недолго.
Однако все случилось иначе. Граната младшему политруку Соловьеву не понадобилась: он наступил на неизвестно кем оставленную мину, а Коробов, придя в сознание, увидел перед глазами блестящий от ваксы сапог немецкого солдата!..
Как, казалось, давно и в то же время недавно все это было. Дни в плену были похожи один на другой. Тяжелые, безрадостные и унизительные.
Коробова зачислили в строительную бригаду из военнопленных. Бригада строила бараки, нужники, и ее гоняли с места на место. Немцы не многим доверяли в руки пилы и рубанки. Даже на время. Ему доверили. Изможденное, серое лицо Коробова, сильная худоба не внушали опасений.
– Ваша очередь, мыслитель, – добродушно бросил чернявый, осторожно держа свою миску с похлебкой. – Есть все одно надо. Хоть этим Гитлеру досадим: он ведь только и ждет, когда мы с голоду передохнем.
Парня звали Вадимом, и Коробов давно заприметил его. Вадима, зверски избитого, доставили в лагерь неделю назад вместе с группой пленных. Они и поведали о том, что чернявого так разделали за попытку к бегству. Ладно, что совсем не прикончили. Вадим Тулин быстро завоевал авторитет среди пленных не тем, что был бит эсэсовцами (это испытали на себе многие), а тем, что как-то ухитрился сохранить при себе зачитанный номер «Правды». Газету, хотя она и была месячной давности, берегли свято, и даже отпетым курильщикам не приходило в голову оторвать от «Правды» клочок на закрутку.
До войны Вадим работал инженером в Харькове. В армию его не взяли из-за плоскостопия, и Вадим записался в народное ополчение, но повоевал недолго. Отряд ополченцев немцы смяли танками. Однако плен и неудавшийся побег не сломили парня. Встав после побоев на ноги, он первым делом исследовал ограждение лагеря и расписание караула.
– Рвать надо отсюда, – как-то подмигнул он Коробову. – Охрана-то совсем с жиру заплыла. Обидно от таких кулей не уйти.
Андрей Иванович поначалу сделал вид, что не понял, о чем идет речь. Лагерная жизнь научила осторожности: недавно провокатор выдал группу, готовящую побег, и немцы расстреляли всех до единого.
Однако Вадим больше этой темы не касался и, по всей видимости, готовился бежать в одиночку. И Коробов решил по душам поговорить с Вадимом и, быть может, даже намекнуть ему о существовании в лагере подпольного комитета.
Но все сложилось по-другому. Через пару дней человек двадцать пленных подняли с нар в три часа утра и посадили в кузов машины. В этой группе оказались и Коробов с Вадимом. В ожидании самого худшего все углубились в себя и сосредоточенно молчали, вцепившись в сиденья из досок. Ужасно трясло. Ехали долго и остановились у скрытой в лесном массиве железной дороги. Перегон дыбился обломками рельсов и шпал. Вдоль разбитого полотна озабоченно сновали немецкие ремонтники.
– Завтра ветка должна арбайтен, – объявил пленным длинный, как спица, капитан инженерных войск. – Нет спать, нет есть. Арбайт!
Немцы уже подвезли рельсы и шпалы. Подгоняемые охранниками, пленные принялись вяло разбирать путь, видимо, исковерканный партизанским толом.
Коробова и Вадима фельдфебель из охраны поставил на подноску шпал. Шпалы были тяжеленные, и к вечеру Андрей Иванович совсем выдохся. Застучало в висках, сдавило сердце, и он, безвольно выпустив из рук шпалу, осел на землю. Сначала охранник этого не заметил, и Коробов успел немного отдышаться.
– Вставайте, Андрей Иванович, – зная повадки конвойных, заторопил обеспокоенный Вадим. – Я помогу вам.
– Сейчас, сейчас, – ответил Коробов, делая попытку встать на ноги, но было уже поздно. Конвоир стянул с плеча автомат и, словно нехотя, переваливаясь на коротеньких ногах, направился к ним. Немец имел четкую инструкцию на этот счет: «Уклоняющихся от работ на благо германского рейха – расстреливать без суда и следствия».
Глава 8Чекисты обошли город вдоль и поперек, но безрезультатно. Однако Струнин не давал команды на прекращение поисков. Капитан был уверен, что рано или поздно визитера кто-нибудь узнает. И не ошибся.
«Милиционера» опознала худенькая близорукая телефонистка пятого почтового отделения.
– Очень похож на одного клиента, – сказала она, выбрав из пачки фотографий разных людей снимок Мылова.
Младший лейтенант госбезопасности Дымов сразу же позвонил Радомскому, и тот немедленно приехал в отделение вместе со Струниным. При виде озабоченных военных девушка заметно смутилась.
– Это очень важно, Клава, – назвав себя, сказал Струнин, внимательно разглядывая телефонистку. Он хотел удостовериться, что девушка ничего не выдумывает. – Объясните, пожалуйста, почему вы запомнили именно этого человека?
– Очень просто, он был недавно, с неделю, – сильно покраснев, ответила телефонистка. – Видный такой из себя, любезный: подарил мне кусок туалетного мыла. В обертке. И фамилия у него Мылов…
Капитан улыбнулся, и девушка повела себя посмелее.
– Ему требовалось срочно переговорить… Да, точно, с Нижнеуральском! – продолжала она. – А линия была занята. Поскольку этот человек был в милицейской форме и заявил, что у него дело государственной важности, я прервала предыдущий разговор и дала линию ему.
– Копия вызова у вас сохранилась? – поинтересовался капитан.
– Да, конечно, у нас строгий учет, – сказала она, торопливо доставая стопку квитанций. – Сейчас отыщу.
Учет, действительно, был надлежащий, и через несколько минут Струнин держал квитанцию на телефонный разговор с Нижнеуральском.
– Срочно установить, кому в Нижнеуральске принадлежит этот номер! – приказал капитан Дымову, а сам вновь обратился к телефонистке:
– Может быть, Клава, вы случайно слышали, о чем он говорил по телефону? На этот раз речь идет о деле действительно государственной важности, и нас интересует любая мелочь.
– Сейчас, сейчас, – заволновалась телефонистка, – одну секундочку. В этот день обещали грозу, и была плохая слышимость. А нам слышно, когда в кабине говорят громко. Он несколько раз повторил, что вышлет квитанцию заказным до востребования.
– На чье имя? – нетерпеливо спросил Радомский.
– Имя? – виновато переспросила она. – Имени я не слышала. Это все.
– Спасибо, Клава. – Струнин протянул ей руку. – Вы и так нам очень помогли.
Телефонистка недоверчиво на него посмотрела и опять вспыхнула от смущения.
Когда чекисты садились в машину, вернулся Дымов и доложил, что Мылов вызывал коммутатор Нижнеуральского металлургического комбината. Коммутатор имеет двести сорок внутренних номеров.
Струнин кивнул и велел шоферу трогать. Дымов остался в отделении оформить показания телефонистки.
Несколько минут они ехали молча. Над городом прошел короткий проливной дождь, и из-под колес «эмки» летели брызги. Струнин глядел на потоки воды, расползающиеся по ветровому стеклу, и думал о том, что ниточка, наконец, нашлась. Надо за нее только правильно потянуть…
– Чемодан был сдан «милиционером» в камеру хранения накануне визита к Шарикову, – не поворачивая головы, произнес капитан; он размышлял вслух. – И разговор с Нижнеуральском состоялся в тот же день. Следовательно, времени у нас почти не остается.
– Так-то оно так, – отозвался Алексей с заднего сиденья. – Но вот я пока в толк не возьму: если «милиционер» собирался выслать заказным эту квитанцию, то… не себе же самому? Ведь чемодан, кроме Мылова, никто получить, не может. Документ нужен. Химия здесь какая-то!
– Подожди, лейтенант, не кипятись. Здесь, видимо, весь и фокус. Выходит, в Нижнеуральске есть еще один Мылов. Похоже, это запасной вариант, когда спрятать груз было негде. Один сдал – двойник получил. Доверить взрывчатку Шарикову агент не решился.
– Почему же визитер сам его туда не отвез?
– Пока сказать трудно. Возможно, элементарная перестраховка. Не исключено, что у «милиционера», помимо доставки груза, было и другое, основное задание.
– Что-то уж больно все просто, – разочарованно протянул Радомский. – Они же нам сами все карты раскрыли..
– Кто же мог знать, что «милиционер» так глупо нарвется на пулю, – жестко усмехнулся Струнин. – А простота, Алеша, здесь только кажущаяся. Приедем – срочно свяжись с Вотинцевым; пусть выяснит, существует ли в Нижнеуральске некто Мылов Виктор Степанович.
«Эмка» подкатила к подъезду, и водитель вопросительно глянул на Струнина, ожидая дальнейших распоряжений.
– Заправь машину, Петя, – сказал тот. – Утром в Нижнеуральск поедем. И посмотри ты ее, ради бога, а то скрипит, как колесница. За версту слышно.
Водитель обиженно потянул носом: разве он виноват в том, что все новые машины в действующую армию отправили, а его на старье посадили.
– Не смотреть, а списывать ее надо, – оскорбленно буркнул Петя. – Двести тысяч наездили. Мотаемся по области из конца в конец.
Едва Струнин вошел к себе, как сержант Румянцев приоткрыл дверь кабинета:
– Разрешите, товарищ капитан?
– Входи, Саша, – поднял голову Струнин. – Как здоровье? Нога не болит?
– Здоровье в норме, товарищ капитан, – ответил Румянцев и протянул Струнину рапорт. – Прошу не отказать в моей просьбе.
Струнин посмотрел на него несколько удивленно.
– Давай глянем, что ты там интересного придумал, – сказал он и бегло прочитал листок, исписанный старательным почерком.
– Понятно, – протянул Струнин. – Значит, на фронт рвешься?! Хвалю и одобряю. Могу даже для сравнения показать тебе свой рапорт. На, взгляни.
Румянцев послушно взял рапорт Струнина и увидел в уголке категорическую резолюцию начальника управления.
– Ясно, – пожал плечами сержант. – Вы здесь нужнее. У вас опыт.
– Ничего тебе, вижу, не ясно, – мягко произнес Струнин. Как ты не поймешь, что раз блицкриг у Гитлера не получился, абвер очень активно целится на Урал и Сибирь. Исход войны решает промышленность. И немцы сделают все, чтобы помешать нам, хотя на Германию сейчас работают заводы всей Европы. Кто будет противостоять абверу, если нас и так-то здесь оставили меньше меньшего? А ты рапорт подаешь… – в сердцах закончил Струнин.
– Не получается у меня, товарищ капитан, – уныло произнес Румянцев. – Не способен я у вас работать. Призвания нету.
– Вот это ты зря. Такого матерого врага обезвредил, а говоришь, не получается?!
– Так это ж не я, – вновь в деталях вспомнив недавнее происшествие, тягостно вздохнул Румянцев. – Вахтер его… А я в это время на земле сидел.
– Не прибедняйся! – сказал капитан. – Чекист из тебя получится. А рапорт возьми на память. И на досуге подумай над моими словами.
Румянцев понял, что вопрос решен и возражать Струнину бесполезно.
– Разрешите идти, товарищ капитан?
– Погоди, – сказал Струнин. – С этим обходчиком что-нибудь прояснилось?
– Пока ничего конкретного, товарищ капитан.
…Путевой обходчик Федченко когда-то был связным в банде Пилюгина, отбыл за это наказание и, казалось, навсегда решительно порвал с прошлым. Однако этой весной в управление НКВД поступило сообщение одного деповского рабочего, заядлого охотника: он случайно обнаружил в лесу вполне пригодную для жилья землянку. Проверка показала, что землянка действительно существует и находится в семистах метрах от будки путевого обходчика Федченко. А тот время от времени наведывается к землянке и просматривает, насколько та укрыта от постороннего взгляда. Это пока было все, чем располагали чекисты. Конечно, проще всего было допросить Федченко и установить, для каких целей предназначен этот бункер вблизи железнодорожного полотна, или перевести на другой участок дороги. Но замена обходчика могла сразу насторожить его сообщников, если таковые имелись: Федченко всегда добросовестно выходил из будки и глазел на проносящиеся мимо поезда. Вполне возможно, что кто-нибудь тоже в этот момент глядел на него из окна вагона, дабы удостовериться, на месте ли Серафим Федченко.
Впрочем, пока это были только предположения…
– Ладно, – после некоторой паузы сказал Струнин. – Засаду у обходчика временно снимем: других дел по горло. Землянку будем проверять раз в два-три дня. Оставь там для себя какую-нибудь примету для контроля и ступай в распоряжение лейтенанта Радомского.
Уже затемно Струнина вызвал начальник управления. Когда капитан вошел в кабинет, комиссар госбезопасности третьего ранга Гоняев сидел, тяжело навалившись грузным телом на стол, и натужно, с присвистом дышал. Глаза его были налиты кровью: комиссар страдал астмой. Возле него с пилюлями суетился адъютант. Гоняев помахал Струнину рукой: садись, мол, и не обращай внимания. Сейчас все образуется, не первый раз.
Когда приступ астмы прошел, Гоняев невесело усмехнулся:
– Пора тебя, Тимофей, назначить моим заместителем. Кончусь вот так, по крайней мере, должность в надежные руки перейдет.
– Мрачно шутите, Иван Васильевич.
– Какие, к дьяволу, могут быть шутки! Мне за шестьдесят, три ранения, астма и радикулит. Полный комплект для кандидата на тот свет. А ты вон какой лось вымахал! Тощеват, правда, но это ничего. Были бы кости, после отъешься.
Гоняев любил капитана Струнина и не скрывал этого даже перед высшим руководством, требуя досрочно присвоить Тимофею очередное звание.
Уехав из управления в Испанию в тридцать восьмом, лейтенант Струнин отлично зарекомендовал себя в борьбе против пятой колонны Франко и, как говорится, пошел в гору, получив после Мадрида назначение в Москву. Гоняев гордился успехами своего питомца и от души радовался, когда Струнин, звоня ему из столицы, спрашивал совета или просто интересовался здоровьем.
Однако вскоре капитан Струнин запросился снова на Урал. Его рапорт удовлетворили, и Струнин прибыл обратно в управление, где в тридцатом году начал службу помощником оперуполномоченного.
– Ну, докладывай, что нового в Нижнеуральске? – уже серьезно спросил Гоняев. – Нащупали что-нибудь?
– Пока нет, товарищ комиссар, – ответил капитан. – Изучаем людей, обстановку. Чтобы дров не наломать…
– Это ты правильно соображаешь. Спешка в нашей работе только врагу на руку.
– Кроме того, товарищ комиссар, – продолжал Струнин, – в деле появились новые исходные данные.
Струнин обстоятельно изложил начальнику управления свой план, и Гоняев, все мысленно взвесив, одобрительно покачал головой.
– Добро, добро, действуй. Весьма возможно, что диверсия на заводе и появление здесь агента в милицейской форме – звенья одной цепочки. Людьми я тебе помогу. И вот еще что: в ближайшие дни в наши края прибудут эшелоны оборонного завода. Обеспечьте безопасность в пути следования и при разгрузке.
– Ясно, – ответил капитан. – Сегодня же примем все необходимые меры.
– Ну, раз тебе все ясно, тогда будь здоров, – сказал Иван Васильевич и встал, шумно отодвинув кресло. – Держи меня в курсе событий. Поехал на доклад в обком.
Уже в дверях комиссар вдруг остановился:
– Татьяна-то твоя как, здорова?
– Вполне, – слегка удивившись такой перемене темы разговора, ответил Струнин. – Работает.
– Привет передавай. Я, думаешь, почему тебя спросил? – загадочно произнес комиссар. – Совсем мы осатанели. Вчера моя старуха надумала мне сюда бульону в кастрюле притащить. Часовой, язви его в душу, ее лично знает и пропустил без всяких. Я в этот момент по лестнице спускаюсь, а она мне навстречу. Мне и в голову не пришло, что это моя Анна заявилась: не узнал жену, понимаешь?! Она меня окликает: «Ваня, Ваня», а я топаю себе как ни в чем не бывало. Конечно, если разобраться, какой же я на службе «Ваня», когда генеральское звание имею? Однако супружница моя всю ночь не спала: ревела, как девчонка. Мораль понял?
– Понял, товарищ комиссар. Учту, – спрятав улыбку, ответил Тимофей и глянул на часы.
«Пожалуй, надо сегодня домой явиться пораньше, завтра же в Нижнеуральск собираюсь, – решил капитан. – Последние ориентировки посмотрю, и домой. А то, действительно, тоже скоро забуду, как жена выглядит».