Текст книги "Поиск-85: Приключения. Фантастика"
Автор книги: Игорь Гергенрёдер
Соавторы: Вадим Соловьев,Валерий Козловский,Герман Подкупняк
Жанры:
Прочие приключения
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
Вернувшись в свою палату после прогулки, Вадим Тулин едва не пошатнулся от спертого воздуха. Хотя стояло лето и медперсонал строго следил за тем, чтобы вентиляционные фрамуги всегда были открыты, в палатах, рассчитанных на десять человек, располагали тридцать; свежего воздуха, конечно, не хватало. Сдерживая тошноту, Вадим сбросил одежду и улегся на узенькую больничную кровать. Рука уже перестала болеть. Мысли постоянно возвращались к событиям вчерашнего дня.
Его вызвали на первичное освидетельствование. Пожилой капитан медицинской службы, с закатанными до локтей рукавами, заглянув в личное дело, бросил на Вадима любопытный взгляд.
– Значит, партизанил? – одобрительно поинтересовался он.
– Так точно, товарищ военврач. Довелось, – без энтузиазма кивнул Тулин.
– Скромничаешь?! – похвалил капитан. – Люблю таких…
Военврач был много наслышан о действиях партизан, по ему еще не доводилось видеть перед собой человека, лично бывшего в тылу врага. Поэтому он с видимым удовольствием ощупывал и мял Вадима, а в конце осмотра недоуменно вскинул реденькую бровь:
– Боюсь, партизан, что воевать тебе больше не придется. Плоскостопие, ранение в руку. Негоден ты к строевой.
Вадим бесстрастно выслушивал разглагольствования добродушного капитана, как и положено бывалому вояке.
– Да ты не отчаивайся, – по-своему истолковав его молчание, утешил военврач. – В тылу тоже работы хватает. Тем более, на тебя запрос прислан с уральского завода. Оттуда родом, что ли?
– Никак нет, товарищ военврач. С одним товарищем партизанил вместе.
– Вот и прекрасненько! Вместе воевали, сейчас вместе и потрудитесь. Давай одевайся. Комиссия будет на той неделе, однако, думаю, мое решение она оспаривать не станет. Отвоевался ты, парень…
Тулину не спалось. Он спустил ноги с койки, надел шлепанцы и вышел покурить. На душе было неспокойно.
Струнину нашлось о чем поразмыслить. Появление в нижнеуральском деле снабженца не давало ответа на главный вопрос: стоит ли кто за спинами Мылова и Королькова, или они работают в одиночной паре? Конечно, можно рискнуть и арестовать этих голубчиков хоть сегодня, но правильно ли это? А если они слишком уверены в себе и начнут на следствии тянуть? Резидент может обнаружить исчезновение сообщников и постарается улизнуть. Допустим, Мылов с Корольковым признаются во всем на первом допросе, но, возможно, они ничего не знают о резиденте. Если тот достаточно опытен, а судя по всему, это так, он мог остаться для них призраком, возникающим и исчезающим только по своей воле.
Оба в последнее время, и Мылов и Корольков, ведут себя так, словно существуют отдельно, каждый сам по себе. Наверняка, они чего-то выжидают…
Капитан обратился со своими сомнениями к комиссару Гоняеву.
– Пожалуй, ты, Тима, прав, – выслушав Струнина, согласился комиссар. – Брать их рановато. Пусть еще попрыгают и высветят резидента. Но учти, что срок я тебе даю жесткий – неделю. Людей мало, а работы хватает.
В то утро Штайнхоф едва оторвал голову от подушки, хотя солнце уже светило вовсю.
Банкет, устроенный им накануне в загородном ресторанчике по случаю получения полковничьих погон, похоже, удался на славу. Но концовку банкета новоиспеченный полковник помнил плохо. Он позволил себе расслабиться и, кажется, перебрал лишнего.
Штайнхоф спустил ноги с кровати и босой прошествовал в ванную. Струйки душа запрыгали по плечам, и самочувствие полковника улучшилось. Затем он облачился в халат, пропустил рюмку коньяку и позвонил на службу. Ответил дежурный офицер отдела.
– Что нового, Вилли? – вяло поинтересовался полковник.
– Вам сообщение, шеф. Лично.
– Продиктуйте, Вилли, – сказал Штайнхоф и взял авторучку.
Когда дежурный закончил диктовку, полковник поблагодарил его и повесил трубку. Затем достал томик Гамсуна и расшифровал свою запись. Прочитав шифровку еще раз, полковник выпил вторую рюмку коньяку. За удачу Вольфа. Не зря же он, Штайнхоф, потратил на его подготовку столько времени. Это вам не какой-нибудь Зарейко, у парня задатки настоящего аса, и он сделает все, что надо.
Глава 15Вечером в красном уголке состоялся партийно-комсомольский актив завода. На сцене за столом, покрытым красной материей, расположился президиум: Захаренко, Санин, полковник Лунев. Небольшой зал был набит до отказа. Люди сидели на подоконниках, стояли в проходах. Перед собравшимися заканчивал свое выступление светловолосый сухощавый мужчина в наглухо застегнутой рубашке.
– Крайне тяжелое положение на юге нашей страны во многом объясняется тем, что германская армия обладает пока численным превосходством в танках. В этих условиях партия и правительство, Государственный Комитет Обороны обращаются к вам, дорогие товарищи уральцы, с просьбой…
Слово «просьба» прозвучало неожиданно, и зал притих. В задних рядах появились двое опоздавших в спецовках.
– Кто это? – шепотом спросил один у сидящего на стуле.
– Нарком! – гордо ответил тот со значением.
– …вдвое увеличить выпуск орудий, – наконец произнес нарком и устало вернулся к столу.
Зал секунду молчал, затем взорвался возгласами:
– Дадим пушки!
– За нами дело не станет.
– А где металл взять?!
– Площадей не хватает!
Захаренко постучал по графину.
– Товарищи, какие будут предложения? Открываем прения.
Высокий костлявый старик в средних рядах поднял руку и, не дождавшись приглашения, встал.
– Земляки! – фальцетом выкрикнул он. – У меня есть предложение.
– Давай, Лукич! Скажи за правду! – заинтересованно поддержали старика соседи.
– Перенести эти, как их, прения, на свои рабочие места. А ты, Митрий Федорович, – обратился он прямо к наркому, – не сомневайся. Так и докладай в Кремле: никогда Урал державу не подводил, так и теперича будет! Дадим пушки! Ура Красной Армии!
– Ура!!! – дружно, в едином порыве подхватил зал. – Даешь пушки!
* * *
Мылов перевез взрывчатку из леса домой и всю неделю с великой предосторожностью переносил на территорию завода. Опасное занятие! Проходя мимо охраны, Виктор каждый раз обливался липким потом. Вахтеры имели право обыскивать любого вызвавшего подозрение человека. Мылова, к счастью, ни разу не остановили, но внутренний поединок с охраной что-то надорвал в его психике. Он потерял всякую осторожность и, звоня Королькову, говорил с ним почти открытым текстом. Бледный Борис Самойлович испуганно бросал трубку и с опаской поглядывал на сослуживцев. Когда-нибудь это плохо кончится! В столе у него лежало несколько ампул и коробок «Пионера». Хотя стол и надежно запирался, приходя на службу, Корольков каждый раз внимательно присматривался к нему: не выдвигал ли кто ящик?
Борис Самойлович хотел бы посоветоваться относительно поведения Валета с резидентом, но тот в последней депеше запретил всякие контакты с ним и сообщил, что временно выбывает из Нижнеуральска.
Такая новость испугала Бориса Самойловича. Раз «хозяин» смывается, значит, полагаться надо только на себя… И это накануне «возмездия»! Конечно, после такой операции НКВД перетряхнет весь город и, возможно, нащупает след.
Борис Самойлович уже не мог уснуть без снотворного и задумывался, не надо ли приготовить себе запасной вариант.
То, что немцы вышли к Волге, означало многое, а в то же время ничего не означало. Каждое утро, прослушав сводку Совинформбюро, люди одержимо брались за выполнение своих обязанностей и только к ночи расходились по домам, усталые, но полные суровой решимости. Борис Самойлович поначалу считал, что, отдав немцам территорию до Волги, власти запросят мира у Гитлера и ему, Королькову, останется только покинуть Урал и перебраться туда, где будут править его нынешние господа. Однако теперь Корольков начал понимать, что никакого мира не будет.
Об этом говорило поведение не только старых рабочих, но и сопляков из ФЗУ, которые на равных со взрослыми управлялись у вагранок, а вечерами в тире Осоавиахима учились стрелять.
Вадим по приезде в Нижнеуральск поселился в заводском общежитии и по знакомству частенько вечерами заглядывал домой к Коробову. Андрей Иванович овдовел еще задолго до войны и жил с двумя дочерьми. Старшая, Галина, была замужем за летчиком, воевавшим на Баренцевом море, а Вике только-только стукнуло девятнадцать.
Сегодня Вадима, наконец, оформили на работу и направили в отдел главного технолога.
– Такое событие и отметить не грех, – сказал Коробов, доставая из буфета початую бутылку водки. – Вика, сообрази нам что-нибудь пожевать.
Вика накрыла на стол, и мужчины выпили по стопке.
– Все нам с тобой как следует потолковать некогда, – сказал Андрей Иванович, осторожно очищая большую горячую картофелину. – Как тебе наш город понравился? Как люди?
Вадим пожал плечами.
– Да я, собственно, еще и не был нигде. А так ничего, с виду внушительный город. Как Харьков. И люди серьезные, не суетливые.
– Это ты верно подметил, – согласился Коробов. – Мельтешить у нас не любят. Народ степенный.
– А об остальном, что раньше времени говорить? – улыбнулся Вадим, провожая глазами прошедшую на кухню Вику. – Поживем – увидим.
– Озера у нас здесь знатные, – похвастался Коробов. – Как-нибудь выберемся, когда малость посвободней будет. Рыбы там, скажу тебе, хоть руками бери.
После ужина, слегка разомлевшие, они ушли покурить в кабинет хозяина и долго говорили о том, до чего же странная штука жизнь. Давно ли они бежали из плена, оборванные и голодные скитались по лесу, вздрагивая при каждом шорохе и почти не надеясь, что выйдут к своим.
– Ты в анкете про плен написал? – неожиданно спросил Коробов.
– Честно говоря – нет, – помедлив, сказал Вадим.
– Изолгались мы с тобой, Вадим Николаевич, – вздохнул Коробов. – Чует мое сердце – добром это не кончится…
– Напрасно вы так переживаете, – возразил Вадим. – К чему сейчас эти разбирательства? Ведь работаем, не жалея сил.
Коробов молчал, вперив взгляд в одну точку.
– Может, в шахматы перебросимся? – желая уйти от неприятной темы, предложил Вадим.
– Пожалуй, не стоит, в другой раз, – вяло отозвался Андрей Иванович. – Что-то устал я сегодня.
Тулин простился и пошел к себе в общежитие. По дороге он думал о том, что, видимо, правильно проанализировал ситуацию и верно повел себя. Основное сейчас – не торопиться и не переиграть.
Ясно, что в Коробове происходит борьба с самим собой, и он, очевидно, не первый раз собирается зайти в райком партии, чтобы там рассеяли его сомнения. Однако постоянно что-нибудь мешает. То совещания, то испытания, то просто усталость. А время идет, и сделать этот шаг день за днем становится все труднее…
Второклассники, увлеченные идеей построить на личные средства танк «Орленок», целый месяц собирали металлолом, и Тоня Демина даже жалела, что подала ребятишкам такую мысль. Они все игры забросили и без устали рыскали по забытым стройкам и жилым дворам. Их поддержали ученики других классов, и скоро школьная спортплощадка стала похожа на свалку железного лома. В этой куче можно было обнаружить прохудившиеся и еще целые самовары, игрушечные машины и даже оловянных солдатиков: мечта о «всамделишном» танке была дороже всего.
Тоня договорилась с кем надо, и в школу время от времени приезжал на телеге дядя Гриша, пожилой мужик с треснувшей деревяшкой вместо правой ноги. Он прикидывал на глаз груду железа и называл цену. Потом, отсчитав деньги, дядя Гриша понужал лошаденку, и она покорно тянула за собой со школьного двора груженую телегу.
На сегодняшний день в классной копилке насчитывалось около пяти тысяч рублей, и Тоня решила сдать деньги в сберкассу. И завтра показать ребятам сберегательную книжку.
Центральная сберкасса операций с клиентами не вела: где-то пробило силовой кабель и в сберкассе не было света. Районная сберкасса почему-то была закрыта. Тоня хотела было отложить это дело, но потом передумала: уж очень ей хотелось обрадовать своих малышей. Она вспомнила, что в студенческом городке есть еще одна сберкасса, и, сев на автобус, поехала туда.
В этот день заведующий сберкассой Клюев, человек уже в возрасте, близорукий, с аккуратно подстриженной щеточкой усов под чуть кривым носом, к вечеру остался на работе один и подумывал, не повесить ли на дверях замок с пломбой. Кассирша Надя уехала в деревню на похороны матери, а оператор Валентина Михайловна занемогла и отпросилась домой. Клюев, чтобы не было нареканий начальства, все же решил как-нибудь дотянуть до закрытия и, выйдя из своего скромненького кабинета, сел за рабочий стол Валентины Михайловны.
Когда Тоня вошла в помещение сберкассы и приблизилась к перегородке, то просто опешила от изумления. За столом, аккуратно заваленным бумагами, в сатиновых нарукавниках, по-хозяйски расположился бывший квартирант Петр Сергеевич Тихонов. НКВД вел его розыск по всему краю, а он преспокойно посиживал в скромной районной сберкассе.
– Что вам угодно? – спросил Клюев и, не услышав ответа растерявшейся девушки, удивленно поднял редкие брови.
– Здравствуйте, Петр Сергеевич, – пролепетала Тоня. – Какая неожиданная встреча!
– Здравствуйте, милая девушка, – чуть помедлив, усмехнулся он. – Но боюсь, что вы обознались. Меня зовут Павел Густавович.
Дверь хлопнула, в сберкассу вошел посетитель. Ветхий старик, расстегнув пиджак, заскорузлыми пальцами извлек из-за пазухи узелок и бережно развязал.
В маленьком помещении повисло молчание. Клюев и Тоня пристально изучали друг друга, разделенные только дощатой перегородкой. Старик, аккуратно слюнявя палец, пересчитывал деньги.
– Да, я ошиблась, – наконец, нашлась учительница. – Вы поразительно похожи на одного моего знакомого… Извините… Бывает…
– Пустяки, – галантно рассмеялся Павел Густавович. – К сожалению, среди моих знакомых нет такой юной очаровательной особы… Какая же забота, милая девушка, привела вас сюда? Чем могу быть вам полезен?
Ужас охватил Тоню: старик может завязать узелок и уйти, а Тихонов специально заговаривает зубы, чтобы остаться с ней наедине. Представив вдруг, как его длинные в нарукавниках руки тянутся к ее горлу, Тоня растерянно попятилась к двери и опрометью выскочила на улицу.
Мимо шли люди, и Тоня, слегка успокоившись при мысли, что она теперь не одна, стала соображать, что ей сделать: искать телефон или закричать на всю улицу?
Не обращая внимания на клиента, Павел Густавович припал к окну и увидел спешащую Демину. Она то и дело оборачивалась.
Тогда он бросился в свой кабинет, распахнул канцелярский шкаф и сбросил с верхней полки папки. Там был спрятан чемоданчик. Откинув крышку, Павел Густавович достал пистолет и сунул в карман.
«Какая нелепость!» – подумал он, снимая с окна решетку. Затем распахнул створки и выглянул наружу. Во дворе никого не было, и Клюев неуклюже, но быстро слез вниз.
Он хорошо знал район и проходными дворами вышел на улицу за полкилометра от сберкассы.
Клюев понял, что контрразведка раскрыла старую явку в Среднекамске. Это было ясно по реакции девчонки. «Убрать» Демину теперь рискованно и бесполезно. Это следовало сделать раньше. Любой свидетель в какой-то момент становится опасным. Заскочить домой без риска он уже не успеет, да и в этом нет особой нужды. Прощаться не с кем, а все необходимое есть в чемоданчике.
Павел Густавович зашел в первый же дворик и закрылся в покосившейся уборной. Прежде всего надо избавиться от старых документов и стать Петром Петровичем Ивановым, командированным инженером из Новосибирска.
Получив донесение из Нижнеуральска о том, что Демина опознала Тихонова в заведующем сберкассой Клюеве, Струнин решил арестовать Мылова и Королькова, Резидент будет рано или поздно задержан, и общая картина прояснится в ходе следствия. Об этом он и сказал на оперативке у начальника управления.
– Согласен, – буркнул Иван Васильевич и постучал карандашом по стеклу на столешнице.
Капитан ждал, что еще скажет комиссар на этот раз, но Гоняев только сердито отодвинул папку с нижнеуральским делом.
– Меры по задержанию Тихонова-Клюева приняты, – после некоторой паузы сказал Струнин. – Думаю, что далеко не уйдет.
Комиссар, скрипнув портупеей, поднялся из-за стола:
– Не стоит предвосхищать события. Он просто не должен уйти!
– Разрешите начинать операцию?
– Действуйте, – сказал комиссар. – И смотрите, чтобы никто не выскользнул.
В этот день на заводе отмечали два знаменательных события: пуск нового сборочного цеха и сдачу первой опытной самоходки. Рабочие пришли на смену приодетые и выбритые тщательней обычного. Перед обеденным перерывом возле дверей нового цеха расположился духовой оркестр: на час дня был назначен общезаводской торжественный митинг. Собравшиеся с нетерпением поглядывали на ворота цеха, где собиралась первая САУ-100. Наконец, те распахнулись, оркестр грянул «Священную войну», и на площадь, урча двигателем, выехала самоходка.
– Ура!!! – рванулся клич.
– Смерть фашистским оккупантам!
Самоходное орудие украсили транспарантом «Все для фронта – все для победы!» Взобравшись на броню, Захаренко сказал короткую энергичную речь. О чем говорил парторг, Мылов, поскольку стоял далеко, не расслышал, но вместе со всеми аплодировал. Мысли его были заняты ожиданием минуты, когда разорвутся в печах дальнего цеха попавшие туда с топливным углем ампулы и цех взлетит на воздух. Он отчетливо представил себе, как ликование толпы сменится растерянностью и паникой, закричат раненые и обожженные. На это стоило посмотреть. А потом, когда все бросятся к развалинам литейки, он в суматохе пустит в дело термиты и подожжет коробку нового цеха.
Однако время текло, а взрыва не было. Митинг закончился, люди стали расходиться по рабочим местам. Мылов забеспокоился, то и дело поглядывал на часы.
– На свидание боишься опоздать, что ли? – добродушно ткнул его в бок знакомый электрик. – Вертишься, как на сковородке.
Виктор испуганно отшатнулся, а парень с усмешкой покрутил пальцем у виска.
Через час, не выдержав напряженного и томительного ожидания, Мылов огляделся, встал у стены склада горюче-смазочных материалов и, надломив термитный карандаш, швырнул его в открытую форточку. Вспышки не произошло. Предчувствуя, что случилось непонятное и непоправимое, Мылов стал лихорадочно ломать карандаши один за другим. Ни вспышки, ни дыма, только грифель крошился – и все. Мылов чуть не взвыл от обиды, когда сообразил, что термиты почему-то не сработали. Пошатываясь, он добрел до своего цеха, поднялся к начальнику и попросил разрешения позвонить по личному делу. Набрал номер Королькова.
– Нет его, – сердито ответили на том конце провода. – Сказал, что ушел в больницу.
Виктор понял, что Борис Самойлович струсил, а операция провалилась.
Он медленно вышел из цеха и увидел, что прямо на него идут двое мужчин. Мылов попятился. Чьи-то руки сзади жестко схватили его за запястья, но Виктор и не думал сопротивляться – он был так потрясен случившимся, что арест воспринял спокойно и безразлично. Все одно к одному…
Потом, уже в машине, до него дошло, что его запросто могут расстрелять по законам военного времени, и Мылов заискивающе забормотал, ломая пальцы:
– Я во всем чистосердечно сознаюсь… Они меня принуждали под угрозой смерти. Страшные люди! Это все Корольков, он работает в отделе снабжения…
Мигунов полуобернулся с переднего сиденья и брезгливо оглядел вспотевшую физиономию Мылова.
– Ты бы помолчал пока! Успеешь еще наговориться.
Мылов не ошибся. Корольков, действительно, струсил.
Все сроки взрыва на артиллерийском заводе прошли, а ничего не случилось. Это могло значить только одно: Валет попался, и теперь на очереди он, Корольков. Борис Самойлович достал из стола взрывчатку, вынес на территорию и бросил в пожарную бочку. Затем, вымолив у врача больничный, побежал домой, захватил заранее приготовленный саквояж с драгоценностями и направился на автобусную станцию.
«Главное сейчас – выбраться из области, – думал он, – а там ищи-свищи. Сибирь велика. Можно любую власть пережить».
Чекисты дали ему возможность купить билет на автобус и взяли под руки.
– Спокойно, гражданин Корольков. Вы задержаны!
Борис Самойлович рванулся, еще не веря, что это конец, но тщетно.
Глава 16Клюев уловил опасность, выйдя из билетных касс. Хотя все вокруг было привычно знакомо: вокзальная нервозность, возбужденный говор прибывших беженцев и унылые призывы носильщиков. В то время мало кто прибывал на Урал с большим скарбом: не до багажа было.
Клюев почувствовал, что чей-то взгляд контролирует каждый его шаг. До отхода поезда оставалось минут пятьдесят, и Клюев медленно побрел в сторону от вокзала: проклятый тромбофлебит мешал идти быстрее. Потом он внезапно остановился и начал завязывать будто бы распустившийся шнурок. Парень в глубоко надвинутой кепке, вразвалочку шедший метрах в ста, тоже остановился и начал пристально разглядывать приклеенную на заборе афишу.
«Грубая работа, – усмехнулся про себя Клюев. – В блатного играет опер: вроде бы мой чемоданчик ему приглянулся».
Клюев выпрямился и, словно что-то вспомнив, пошел обратно. Когда Клюев прошел мимо, парень зевнул и, выдержав дистанцию, двинулся следом.
«Не повезет так не повезет, – нервозно подумал Клюев. – Только хвоста мне не хватало».
Надо было срочно что-то предпринять.
Клюев повернул в переулок, чувствуя затылком, что парень не отстает. Тогда Клюев решился и, быстро зайдя в первый попавшийся подъезд, встал за дверью, достал пистолет. Через минуту послышались шаги. Потом они стихли, но дыхания своего преследователь скрыть не сумел.
Клюев стиснул зубы и выругался про себя. До отхода поезда оставалось пятнадцать минут.
Парень, пригнувшись, настороженно потянул на себя дверь, вошел, и тогда Клюев ударил его рукояткой по голове. Парень, даже не ойкнув, упал мешком на ступеньки.
Клюев втащил его за дверь, захлопнул парадное и, сильно волоча ногу, заковылял к вокзалу.
Сергей Вотинцев и Иван Мигунов по очереди и вместе выходили к каждому поезду и прохаживались по перрону Нижнеуральского вокзала. Чекистам хотелось лично взять Тихонова-Клюева, но поезда приходили и уходили, а он не появлялся. Это могло означать, что в Нижнеуральске у Тихонова-Клюева есть запасная явка, или он сумел выйти из города другим путем. О том, что они бы опознали резидента, чекисты не сомневались. Хотя фотография в личном деле Клюева была весьма низкого качества и многолетней давности, с помощью сотрудников сберкассы и соседей по квартире был составлен точный словесный портрет шпиона. Им располагали все оперативные работники госбезопасности.
Поезду «Омск – Москва» дали отправление, и Вотинцев привычно глянул на вокзальные часы. Было девятнадцать ноль пять.
– Неужели впустую проторчим? – буркнул Мигунов. – Вот будет досада!
– Все может быть, – не слишком уверенно произнес Сергей и почесал лоб. – Главное, чтобы он мимо нас не пролез.
– Стоп! – вдруг встрепенулся Мигунов. – Смотри!
По другому концу перрона быстро, неровным шагом шел мужчина с чемоданчиком. Он был еще далеко, чтобы было можно разглядеть его лицо, а поезд уже тронулся. Мужчина помахал проводнице и где-то в начале состава неуклюже взобрался в тамбур. Поезд набирал скорость.
– Клюев! Давай за ним! – сказал Мигунов. – Прыгаем!
– А если не он? – уже на бегу отозвался Сергей. – Оставайся здесь продолжать наблюдение и дай знать нашим!
Он бежал рядом с поездом и, дотянувшись до поручня, сумел заскочить на подножку последнего вагона.
– Прыгают тут, – недовольно проворчала проводница с усталым и выпачканным сажей лицом. – Мало вас на войне гибнет, так еще под колеса захотелось.
– Ладно, хозяюшка, – примирительно бросил лейтенант, пытаясь прошмыгнуть мимо нее. – Бывает. Вопрос жизни.
– Не ладнай, – властно сказала проводница, – а билет давай!
В вагоне ехало много солдат. Видимо, из госпиталей – снова на войну. Танкист с обожженным, но уже поджившим лицом задумчиво играл на баяне.
Попутчики по тесному купе смотрели в окно на отвесные скалы, местами прикрытые лесом, а Клюев, закрыв глаза, сделал вид, что дремлет.
То, что мужчина, прыгнувший в вагон, чекист, не вызывало сомнений. Многолетний опыт подсказывал, что госбезопасность вышла на его след. Конечно, столь поспешный и неподготовленный выезд из города – крупный проигрыш, но иного выхода не было.
Он вдруг подумал о том, что в спешке отъезда не слышал взрывов на заводах, но, поразмыслив, успокоился. За городом на полигонах не стреляли только ночью, и к недалекой канонаде жители Нижнеуральска давно привыкли. Он, видимо, как многие, тоже утратил остроту слуха. Сейчас следовало подумать о главном.
Клюев снял с полки чемоданчик и побрел к туалету в направлении движения поезда. Потом вышел в тамбур, открыл дверь давно припасенным ключом и выглянул наружу. Впереди – почтовый вагон. Клюев вновь запер дверь и вернулся на свое место. Опасность, судя по всему, следовало ожидать с противоположного конца поезда, и Клюев сел на лавку так, чтобы видеть всех, кто пойдет по пролету вагона.
Сергей методично исследовал вагон за вагоном, выскакивал на перрон каждую остановку, но безрезультатно. Ему осталось осторожно, не привлекая любопытства, проверить пассажиров трех передних вагонов, но сделать это было трудно. Многие спали. Через узловую станцию поезд проходил глубокой ночью…
– Будет шататься-то, парень, – сердито выговорила ему крупная пожилая женщина, когда Сергей, пробираясь по проходу, ткнулся лбом в ее голые жесткие пятки. – Ложись и спи, как все люди. Солдатиков бы пожалел: когда-то им еще отоспаться выйдет.
Лейтенант негромко извинился, но продолжал свои поиски. Заглянув на всякий случай в купе проводников, он шагнул было дальше, но кто-то испуганно схватил его за рукав.
– Не ходите в тамбур! – обжег слух горячий и сбивчивый шепот. – Там бандиты!
Он разглядел в тусклом освещении вагона перепуганное девичье лицо в форменном беретике.
– Какие еще бандиты? – Вотинцев усмехнулся и, мягко отстранив проводницу, взялся за ручку двери.
За дверью вдруг застонали. Этот приглушенный стон остановил лейтенанта. Сергей выхватил ТТ, перебросил его в левую руку, распахнул дверь. За спиной замерла проводница. Напряженно вглядываясь в полумрак тамбура, Сергей шагнул вперед и сразу почувствовал тупой удар в правое плечо, а затем режущую, обволакивающую все тело боль.
«Вот дурак, – ощущая в рукаве теплую, липкую струйку, – подумал Вотинцев. – Как глупо попался!»
– Берегись! – раздался возглас в углу, и в эту же секунду грохнул выстрел. Напавший на Вотинцева человек вздрогнул и повалился на пол.
Сергей, прижавшись спиной к стенке, удержался на ногах и, наконец, огляделся. В углу, скорчившись, стоял Женька Павлов – сотрудник областного угрозыска. У противоположной двери затаились двое. Третий, подстреленный Женькой, неловко сидел на полу и дико матерился, но финку из рук не выпускал.
– Привет, Женя! – зачем-то сказал Вотинцев. – Что тут у тебя стряслось?
– Да ничего нового, – с трудом ответил Павлов. – Бандитов взял, а они меня… пырнули.
Он не договорил, осел на пол и закрыл глаза. Двое у двери, оценив ситуацию и осмелев, двинулись к Сергею. Лейтенант вскинул пистолет и негромко, но твердо сказал:
– Стоять на месте! Стрелять буду без предупреждения.
Он чувствовал, что вот-вот может потерять сознание от потери крови, и, услышав за собой топот сапог, облегченно вздохнул. Девчонка-проводница привела помощь, и в тамбур ворвались солдаты. Один из бандитов попробовал было взмахнуть ножом, но получил такой удар пряжкой, что, заорав, как блаженный, закрутился волчком на полу. Бандитов быстро скрутили и оставили в тамбуре под конвоем.
– Не сомневайся, друг, – заверил Вотинцева безусый старшина. – Сдадим эту публику аккуратно. В лучшем виде.
Женьку Павлова уложили на лавку в служебном купе и побежали по вагонам в поисках врача. Старшина перебинтовал Сергею плечо и достал из вещмешка армейскую фляжку.
– Давай, браток, подкрепись, – сказал он и лихо отвинтил крышку. Вотинцев мотнул головой.
– Нельзя. У меня еще дело есть.
В купе, запыхавшись, вбежала женщина и склонилась над Женькой. Очки в простенькой оправе делали ее лицо малопривлекательным, но внушали уважение, и старшина, уловив взгляд врачихи, бросился за кипятком.
– Держись, мальчик, – произнесла врач, поглаживая Женьку по белой щеке.
…Ничего этого Клюев не знал, но озабоченное лицо пробегавшей мимо проводницы увеличило его беспокойство.
– Врача нет среди вас? – спросила девушка.
– А что случилось? – полюбопытствовал Клюев.
– Ранили человека, – отмахнулась она и проскочила дальше.
– Совсем шпана обнаглела. Побочное явление войны, – со вздохом заметил сосед по купе.
Клюев понял, что надо уходить немедленно. Что бы ни произошло в поезде, имеет это к нему отношение или нет, – оставаться здесь опасно. То, что парень, севший в поезд в Нижнеуральске, пока не попадался ему на глаза, еще ничего не значило. Возможно, что чекисты, получив телеграмму, ждут его на перроне в областном центре.
Клюев вышел в тамбур, открыл дверь и вгляделся в темноту. Сейчас поезд пойдет на подъем и сбавит скорость. Вдали виднелись огни ночного города. Клюев, держась одной рукой за поручень, спустился на подножку и несколько мгновений напряженно всматривался в черную землю.
«Не налететь бы на столб, – подумал он и, спрыгнув, покатился по насыпи.
Саня Румянцев задремал всего на несколько минут, но успел увидеть сон. И сон этот был прекрасным воспоминанием. После выпускного вечера они всем классом до темноты, как дети, резвились в городском парке, до одури катаясь на качелях, и лазили по хоботу фанерного слона.
Они не знали, что уже началась война, и Лелька Чиркова всерьез пообещала ему, что, может быть, когда-нибудь выйдет за него замуж. Теперь Леля – санинструктор на Западном фронте, и ее фотография висит на самом видном месте в школе.
Румянцев потряс головой, отгоняя воспоминания, и сосредоточил взгляд на будке путевого обходчика. Два дня назад капитан Струнин распорядился восстановить засаду. Эти четыре часа, как они условились, должен спать Дымов. Александр покосился на товарища: Дымов, постелив плащ, спал на траве, как дома, но по-солдатски, готовый вскочить на ноги по первому сигналу. Румянцев так засыпать не умел и поэтому после суточного дежурства едва добирался до койки в общежитие: всех чекистов в связи с особой обстановкой перевели на казарменное положение.
Кто не бывал в засаде, не знает, как это непросто. Каждый случайный шум или шорох требует мгновенного анализа и готовности в любой момент принять единственно правильное решение. Вдобавок ко всему, надо оставаться изо дня в день необнаруженным, иначе самый смысл засады полетит ко всем чертям.
…А старик так и зыркает по сторонам, едва выползет из своей будки. И пока он день-деньской вышагивает несколько километров, методично выстукивая рельсы, его незаметно сопровождает один из оперативников.