Текст книги "Золотой выкуп"

Автор книги: Худайберды Тухтабаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. «НЕ ПРИБЛИЖАЙТЕСЬ КО МНЕ…»

Перебравшись на другой берег Кыпчакарыка, Намаз еще раз оглянулся. Погони не было. Странно, почему они все до сих пор не всполошились? Чудеса, да и только!..

Намаз мчался, нахлестывая коня, мимо полей, с которых уже был убран урожай, по одному ему известным тропкам. Он решил заехать в Маргилантепу, повидаться с женой, а если удастся, то и забрать ее. Насиба беременна, не сегодня завтра должна родить. Нужно увезти ее подальше, упрятать где-нибудь в более безопасном месте. Не то, если нападут на след, не посмотрят, что женщина, бросят за решетку. И Насиба небось сама не своя, коли прослышала о вчерашних событиях в Кушкургане.

Поздно вечером, оставив коня в поле, Намаз через дворы пробрался к дому Акрамкула. В окнах света не было, видно, легли уже спать. Навстречу с лаем бросилась собака. С крыши, из-за сложенных снопов клевера, раздался голос:

– Алапар, назад!

Акрамкул, видно, тотчас признал Намаза – бесшумно спустился с крыши с винтовкой в руках.

– Слава богу, выбрались! – Он крепко обнял Намаза, несказанно обрадованный.

– Вы уже знаете?

– Знаем, вся округа в трауре. Лучше бы ушам нашим оглохнуть, чем слышать такое…

– Где Насиба?

– В амбаре. Они там вместе с моей женой. Я их запер снаружи. Очень опасно стало. Надо бы Насибахон куда-нибудь в другое место перепрятать.

– Дай мне ключи.

– Вы идите, я на крыше покараулю.

Насиба стояла у двери, прильнув ухом к щели, и прислушивалась к неясному говору, доносившемуся со двора. Когда стали отпирать дверь, она испуганно отпрянула в глубину сарая: «Неужто прознали, что я здесь, и теперь пришли за мной?

– Насиба, не пугайся, это я, – раздался такой знакомый, родной голос.

Она кинулась на шею мужа, крепко прильнула к нему дрожащим телом.

– Намаз-ака, слава богу, что вам удалось вырваться!

Сколько раз уже она встречала мужа вот так, утонув в его могучих объятиях, то плача, то смеясь от радости, что снова видит его живым-невредимым после долгой разлуки. Последнее время им приходилось видеться все реже: раньше она постоянно сопровождала мужа, но когда забеременела, была вынуждена прятаться у кого-нибудь из верных людей и ждать Намаза, каждый раз неуверенная в том, что еще свидится с мужем.

Нежно обнимая жену, Намаз вдруг почувствовал, как что-то встрепенулось пониже ее груди. Его неожиданно захлестнуло какое-то непонятное, до сих пор не изведанное сладостное чувство.

– На коня можешь сесть? – спросил он ласково.

– Конечно, сяду, если скажете.

– Тогда собирайся быстренько.

Акрамкул не захотел отпускать молодых одних, проводил их до самого Каратери. Здесь Намаз хотел встретиться с Турсуном – арабасазом[43]43
  Арабасаз – мастер, изготовляющий арбы.


[Закрыть]. Он собирался обговорить с ним свои дальнейшие планы, обсудить пути спасения плененных джигитов, организовать достойные похороны погибших. Еще он хотел условиться с мастером о месте встречи джигитов, которые вскоре начнут собираться в отряд.

Беседа Намаза с арабасазом затянулась надолго. Акрамкул с двумя местными джигитами Хатамом и Каримом сторожили три дороги, перекрещивавшиеся у дома Турсуна. Вдруг Акрамкул неожиданно увидел, что к Хатаму, стоявшему невдалеке, кто-то подошел, постоял какое-то время и так же тенью скользнул прочь. Сильное беспокойство охватило Акрамкула. Он незаметно побежал в сарай, где сидели Намаз с арабасазом. Увидев его, Намаз сразу почуял неладное.

– Что-нибудь случилось?

– Только что к Хатаму подходил кто-то со стороны дома Лутфуллы-хакима, о чем-то говорил с ним.

– Понятно, – поднялся с места Намаз. – Надо уходить. Турсун, приготовь коня для Насибы.

Через несколько минут с винтовками за плечом муж с женой выбрались со двора Турсуна.

– Намазбай, о здешних наших делах можешь быть спокоен, – тихо проговорил арабасаз, шагая рядом с Намазом. – Я подниму весь кишлак, едва только ты дашь знать.

– Хорошо. Проверь этого Хатама.

– Проверю.

– Если продался – расстреляй.

– Хорошо, – прошептал Турсун. – Езжайте через Кумушкент. Если что, я задержу нукеров здесь. Главное, чтобы с тобой ничего не случилось.

Намаз, следуя совету друга, повел Насибу по Кумушкентской дороге. Держась края рисовых чеков, они перешли реку, опоясывавшую кишлак, углубились в тугаи. Намаз попал в эти места впервые и не знал незаметных, но всегда существующих в тугаях троп. Он решил, что если они будут держать прямо вверх от Кумушкента, выберутся в Джамские степи.

Время перевалило за полночь. Луна то исчезала за темными густыми облаками, погружая все кругом в черную мглу, то всплывала вновь, освещая землю ровным матовым светом, открывая взору путников бесконечную чащу тугаев. В душе Намаза было смутно. Радовался он, что и на этот раз провел врагов, выбрался живым-невредимым и вот теперь едет рядом с любимой женой. Погружался в глубокую печаль и горе, вспомнив погибших и попавших в плен соратников. Он вновь и вновь переживал недавние события, вздыхал, качал головой, до крови кусая губы, из груди его вырывался жалобный стон.

Насиба молчала всю дорогу от самой Каратери. Некая внутренняя дрожь, возникшая сразу при встрече с Намазом, никак не покидала ее. Эта дрожь, накатывавшая на женщину временами, как порывы лихорадки, стала переходить в невыносимую боль, острыми буравами вонзавшуюся во все тело. Ломило поясницу, не хватало воздуха. Порою тело сводило судорогой: тогда ноги подтягивались непроизвольно выше, к седлу, из рук выскальзывали поводья, через миг, придя в себя, Насиба поспешно ловила поводья, опускала ноги в стремена, удивляясь тому, как она еще не слетела с коня. Худо было женщине, худо, но она не издавала ни звука, чтобы не напугать Намаза. Единственной мыслью ее было: удержаться в седле. Но Насиба чувствовала, что последние силы покидают ее…

Что-то неожиданно подступило к самому горлу, перехватило дыхание.

– Намаз-ака! – вскричала Насиба испуганно.

Намаз поспешно натянул поводья коня, обернулся к жене:

– Что ты сказала? Тебе плохо, родная?

– Кажется, началось… – едва простонала Насиба.

– Началось?! – повторил Намаз со страхом и радостью, снял жену с седла, и какое-то время стоял молча, крепко прижимая ее к себе.

– Намаз-ака! – закричала вдруг Насиба и крепко вцепилась в его плечо.

– Успокойся, дорогая… – проговорил Намаз, не зная, что делать и что говорить. – Все будет хорошо, вот сейчас… увидишь…

Придя в себя после минутного замешательства, Намаз расстелил на земле свой халат, уложил на него жену, положил ее покрытую липким, холодным потом голову себе на колени…

– Мама, мамочка! – непроизвольно вскочила на ноги Насиба и в беспамятстве закружилась на месте.

– Насиба, родная, давай заедем в кишлак, а? – произнес Намаз умоляющим голосом.

– Нет, – покачала головой Насиба. – Они нас поймают. Не-е-ет!

– Я приведу повитуху!

– Они вас схватят! Не-е-ет!

– Не схватят! Я хорошо вооружен. До Кумушкента рукой подать. Я мигом, дорогая моя Насиба, потерпи, я быстро!

Насиба хорошо знала, что Намаза уже не остановить. Она лишь простонала в ответ, да и не было у нее сил отвечать. И необходимости в том не оставалось: Намаз уже вскочил на коня и с места тронул галопом…

Намаз соскочил с коня у небольшого дома, окруженного низеньким дувалом, на окраине Кумушкента. Постучал рукоятью плети по калитке, сплетенной из ивовых прутьев. Ему ответил лай собаки. Немного погодя послышался сонный голос:

– Кто там?

– Путник… – проговорил Намаз, сдерживая дрожь в голосе. – По дороге у жены начались схватки. Она осталась в степи, ей очень худо.

– Нужно помочь?

– Да, умоляю, помогите.

Хозяин несмело приблизился к калитке, приоткрыл ее. Это был небольшого роста, бородатый старичок.

– Вот. – Намаз всунул в руки опешившего старика кошелек с деньгами. – Разродится жена благополучно, я вам коня подарю, отец.

– Старуху, что ли, послать с вами?

– Да не забудет аллах вашу доброту, только прошу – поскорее!

Старик ушел в дом и долго не появлялся. Наконец вышел, ведя за руку такого же небольшого роста, как сам, завернутую в паранджу старуху. В свободной руке он нес большой кумган. Подсадив жену на коня за спину Намаза, он подал старухе кумган:

– Возьми, разожгете костер, согреете воду, – затем обратился к Намазу: – Однако, сынок, ты старуху привези обратно.

– Непременно, отец.

– Помоги аллах твоей жене благополучно разрешиться.

Уже рассветало, поэтому не составило особого труда вернуться по своему же следу. Конь Насибы отошел далеко в сторону, пощипывал верхушки верблюжьей колючки. Насиба лежала, уже не на чапане, а на голой земле, глядела бессмысленными глазами на медленно поднимающееся алое солнце.

– Как ты себя чувствуешь? – осторожно поднял ее голову Намаз.

– Это вы? – прошептала Насиба. – Вернулись?

– Я привез повитуху, родная, она тебе поможет.

– Уходите, Намаз-ака, немедленно уходите. Что-то недоброе чует мое сердце… уходите, прошу…

– Бог даст, вместе поедем дальше. И ничего с нами не случится. Все поедем вместе: сынок наш маленький, ты, я…

Старушка велела Намазу развести огонь, вскипятить воду в кумгане. Сама приготовила место Насибе, занялась ею. Намаз слышал, как она подбадривала женщину мягким, ласковым голосом: «Не надо бояться, все обойдется…»

Намаз не успел разжечь костер. Пасшийся рядом конь вдруг забил копытами землю, несколько раз коротко заржал. Обеспокоенный Намаз взобрался на песчаный холмик и вдруг почувствовал страшную усталость. По недавнему его росному следу ехали конники, и находились они близко, очень близко…

Намаз в несколько прыжков достиг оружия, валявшегося у потухшего костра, передернул затвор, но стрелять не стал. Начнись перестрелка, враги первым долгом возьмут на прицел Насибу. Погибнут и жена, и не родившийся еще сын, и старуха…

Намаз обессиленно опустил дуло винтовки к земле.

Обычно стая голодных волков, прежде чем накинуться на беззащитную отару овец, окружает своих жертв плотным кольцом. Неизвестно, кто у кого перенял этот способ атаки: люди у зверей или звери у людей, – во всяком случае, человек пятьдесят всадников наскоро окружили песчаный холмик, на котором одиноко стоял Намаз, и стали медленно и настороженно сжимать кольцо.

Многих преследователей Намаз узнал в лицо, с некоторыми из них он уже сталкивался не раз: это были солдаты капитана Голова, старого знакомца Намаза, и нукеры управителя Ходжаарыкской волости Лутфуллы-хакима. Лутфулла-хаким, который еще вчера, едва прослышав имя Намаза, не находил себе места, где спрятаться, теперь ехал, горделиво гарцуя на гнедой лошади.

Капитан Голов отделился от остальных всадников, крикнул, привстав на стременах:

– Намаз, сын Пиримкула, бросай оружие!

– Не приближайся! – дико закричал Намаз, направляя на капитана винтовку. – Жена рожает. Не приближайся! Убью!

Капитан нерешительно натянул поводья. Что-то подействовало на него, то ли русская речь Намаза, то ли его сообщение.

– Бросай винтовку! – крикнул он снова, поборов замешательство.

– Дай слово, что жену не тронешь!

– Даю слово! Даю слово русского офицера, что жену твою не тронем.

– На, бери винтовку, если она тебе нужна.

– Бросай кинжал тоже.

– Кинжал ты мне подарил сам, сам и снимешь его с меня.

…Это произошло в те давние годы, когда Намаз прислуживал у Ивана-бая. Тогда он часто водил гостей помещика на охоту на лысух и фазанов. Одним из этих охотников был тогдашний пристав Голов. Однажды во время охоты на него неожиданно напало стадо диких кабанов. Намаз поспешил на крик о помощи. Он знал: разъяренных кабанов не отогнать ни ружьем, ни палкой. Он зажег охапку сухой верблюжьей колючки, кинулся в самую гущу визжащих и похрюкивающих тварей… и спас капитана от неминуемой гибели. Тогда и подарил Намазу пристав Голов кинжал, о котором сейчас шла речь.

– Отдай кинжал жене! – приказал капитан. – А сам иди сюда. Ты – мой пленник. Вяжите ему руки! – приказал он солдатам, отворачиваясь. И почти тут же закричал со злостью: – Не бейте пленного, собачье отродье, не бейте пленного!

Часть третья
УЗНИКИ „ПРИЮТА ПРОКАЖЕННЫХ“

ГЛАВА ПЕРВАЯ. СЕРГЕЙ-ТАБИБ РЕШАЕТ СПАСТИ НАМАЗА

С появлением в Самарканде Михаила Морозова заметно активизировалась агитация против самодержавия. Бесстрашный борец против зла и несправедливости, человек решительный и энергичный, Морозов очень скоро объединил местных революционеров в единый кружок, организовал выпуск газеты «Самарканд», на страницах которой стали появляться яркие, злободневные статьи. Основное ядро кружка составляли рабочие типографии Демурова.

«Все, убьют его теперь! – носился по дому Сергей-Табиб, до которого дошла весть об аресте Намаза. – Непременно убьют! Побоями и пытками его не сломить, организм у него крепче стали. Но они наверняка повесят его, без лишней канители. Эх, надо бы как-нибудь спасти Намаза! Нельзя опускать руки, нельзя! Безвыходных положений не бывает. Нужно немедленно ехать в Самарканд, а там уж видно будет, что предпринять!..»

– Хайитбай! – крикнул Сергей-Табиб. Мальчишка, устроившийся на козьей шкуре возле очага и занятый чтением какой-то книги, вздрогнул от резкого крика.

– Я здесь!

– Ты что, оглох? Зову-зову!

– Да ведь вы один раз только позвали, дядя Сережа!

– Чем ты занимаешься? – спросил Рябов, понимая, что несправедливо накинулся на мальчишку.

– Сами же велели следить, чтобы отвар не перекипел.

– Не загустел еще?

– Нет, совсем как водичка.

– А где Тухташ?

– Вы же велели ему выкопать корней чинары.

– Беги, разыщи его, плохи дела, сынок…

– А что случилось?

– Нам надо срочно ехать в Самарканд…

Оставив ребят в «Приюте сирот», Сергей-Табиб отправился налегке в город и к вечеру разыскал Михаила Морозова в типографии: он перечитывал завтрашний номер газеты.

– Я ждал тебя еще вчера! – воскликнул Морозов, радостно обнимая друга. – Как поживаешь, старина? Знаю, сейчас ты будешь говорить не о себе, а о Намазе, будешь просить помочь вызволить его из «Приюта прокаженных», так, кажется, называют местные здешнюю тюрьму, да? Даже пригрозишь, наверное, поджечь типографию, если не помогу, верно я угадал?

– Ты как в воду глядел, Михаил Васильевич.

– Дело у нас одно, помыслы тоже, значит, и беспокоят нас одни и те же проблемы, – сказал Михаил Морозов, усаживая гостя за стол, – ты посиди немного, старина, я должен вычитать эти полосы. Потом поговорим спокойно.

Закончив чтение, Михаил Морозов придвинул свой расшатанный, кривобокий стул ближе к Сергею-Табибу.

– Ну, Сергей Степанович, рассказывай, что новенького в кишлаках, как настроение дехкан?

– А что в кишлаках… везде о Намазе говорят. Легенды про него рассказывают.

– Мы должны поддерживать Намаза, хотя и не все одобряем, что он делает. О его аресте я услышал только вчера. Потому и ждал тебя, знал: тотчас примчишься. Не беспокойся, парня мы вызволим. Уже даже предприняли кое-какие шаги. В тюрьму послали своего человека, доктора. Говорят, среди арестованных очень много раненых… Главное – нельзя допустить, чтобы движение было разгромлено. Спасти Намаза можно, лишь устроив побег. Иначе его повесят. Я дам тебе парня по имени Атамурад. Да ты его видел, он участвует в работе нашего кружка. Умный, предприимчивый юноша. Здорово переживает арест Намаза… Где ты остановился?

– В чайхане «Приют сирот».

– Чайханщик человек надежный?

– Намазу он вместо отца родного.

– Ну давай прощаться. Приходи завтра вечером в библиотеку. Намечаются споры с эсерами и либералами. Расскажешь о настроениях среди дехканства… Атамурад вечером зайдет за тобой. Ну, бывай!

ГЛАВА ВТОРАЯ. НАДЗИРАТЕЛЬ ПОДСКАЗЫВАЕТ ПУТЬ

Чайхана «Приют сирот» одно время была только обиталищем бесприютных бродяг, бездомных нищих, да заглядывали сюда днем немощные старцы, живущие по соседству, попить пиалу-другую чая, повидать какую-никакую живую душу. После того как Намаз несколько раз посетил Дивану-бобо и оказал ему помощь, дела чайханы пошли на лад: наружная стена, готовая вот-вот развалиться, была возведена заново, починена прохудившаяся крыша, заменены расшатанные, покоробившиеся двери и окна, отремонтированы столетние сури, закуплены новенькие паласы, цветные чайники и пиалы.

Еще одно новшество появилось в чайхане, разумеется, опять-таки не без помощи Намаза: в «Приюте» по пятницам и воскресным дням готовилась бесплатная пища для всех, кто нуждался в еде, а также справлялись обновки тем, на ком своя одежка уже обветшала.

Сергей-Табиб остановился в «Приюте сирот», но появлялся здесь лишь глубокой ночью. Днем же пропадал вместе с наборщиком типографии Демурова Атамурадом Каргаром. И вот что им удалось выяснить: дознание по делу намазовских джигитов шло полным ходом, его вели следователи, специально прибывшие из Ташкентского окружного суда. Намаза еще не допрашивали ввиду его тяжелого состояния после жестоких побоев, которые учинили над ним при аресте. Самым неутешительным было известие о том, что следствие велось в самой тюрьме, так что о побеге по дороге на допрос не могло быть и речи. На осторожные расспросы адвокат Н. Болотин ответил весьма неопределенно: «Ничего утешительного пока доложить не могу…»

На третий день, однако, Атамураду Каргару повезло. Он смог связаться с надзирателем тюрьмы Петром Загладой. Этот человек и раньше оказывал кое-какие услуги группе Морозова: однажды даже предупредил участников маевки на берегу Сияба о готовящемся на них налете казаков. Жена Заглады покупала молоко, творог и сметану только у Каргара.

Сегодня утром, уходя на службу, Заглада сам остановился перед Каргаром, который как бы случайно оказался на его пути. «Что-то ты, Атамурад, – сказал он, – все крутишься вокруг меня, а не скажешь, что тебя мучает. Говори, не стесняйся, в чем нужда, помогу, коли смогу».

Атамурад предложил надзирателю встретиться вечером, сославшись на то, что, дескать, дело требует обстоятельного разговора. И сразу отправился к Михаилу Морозову доложить о Загладе. «Среди царских гончих он один и есть, более или менее сочувствующий нам, – ответил, подумав, Морозов. – Придется говорить с ним откровенно, но все ж будь осторожен, как бы не нарваться на провокацию».

И вот вечером они с Сергеем Степановичем ждали Загладу в чайхане.

– А что, если Заглада обманет нас? – в который раз спрашивал с сомнением Сергей-Табиб. – Вдруг это ловушка?

– Все может быть, – соглашался Каргар, – но ведь и мы не дураки, чтобы так просто даться им в руки.

– А вообще-то говоря, у нас нет другого пути, как идти на явный риск, – согласился Рябов.

К ним поспешно подошел, держа в руке чайник, Дивана-бобо. Он был явно обеспокоен. Опуская чайник перед гостями, проговорил едва слышно: «Там полицейский появился, что-то вынюхивает».

– Зовите его сюда, – попросил Каргар, приведя в полное замешательство старика.

Петр Заглада оказался высоким, крепко сложенным человеком с густыми черными усами. «Нет, такой не продаст», – подумал с удовлетворением Сергей-Табиб, разглядывая открытое лицо Заглады.

– Откуда вы родом? – спросил он, когда поздоровались и гость устроился на сури.

– Москвич я, – ответил Заглада, прихлебывая горячий чай. – Только скажу вам сразу, господа, не надо играть со мной в кошки-мышки. Не люблю, когда начинают расспрашивать, откуда родом, кто родители, то да се… где я служу – вы знаете, конечно. Потому-то, наверное, с тех пор, как арестован Намаз, уважаемый Атамурад частенько стал «случайно» попадаться мне на пути и у тюрьмы не раз появлялся, верно говорю?

– Верно, – честно признался Каргар.

– Если вы мне доверяете, я могу вам помочь. Иначе казнят его, ясное дело… Удивительного мужества и достоинства человек. По-русски говорит прекрасно… Я дважды перевязывал его раны. Большой души джигит… Я раньше много слышал о нем, но не представлял, каков он на самом деле. Такому можно только позавидовать. «Намаз, почему никто не проведает тебя? – спрашиваю я его как-то. – Почему никто и еды никакой не принесет?» – «А у меня никого, кроме тебя, нет», – отвечает. Пожалел я его очень. Стал подкармливать помаленьку, за ранами смотреть…

– Мы как раз те, кто беспокоится о судьбе Намаза, – сказал Сергей Степанович, глядя прямо в глаза надзирателя.

– Так уж всегда ведется: хорошего человека все жалеют. Говорите откровенно, чем я могу быть вам полезен?

– Намазу нужно помочь бежать.

Петр Заглада некоторое время молчал, то и дело поглаживая пышные, густые усы.

– Помочь можно, – проговорил он наконец, – только это дело надо обговорить с начальником тюрьмы господином Панковым. – И продолжал, заметив, как собеседники недоуменно переглянулись. – Не пугайтесь. Этот человек до того падок до денег, что вы не представляете! Если бы он мог, то наверняка вывел бы всех арестантов на Сиябский базар и распродал в одиночку и оптом. Сейчас он по уши в долгах. Проигрался в карты. Вот-вот дом и все имущество пойдут с молотка… Если ему сейчас предложить денег, он собственную мать продаст…

– За деньгами мы не постоим. Заплатим всем, кто готов помочь…

– Деньги, они, конечно, всем нужны, – не сразу ответил Петр Заглада, словно обдумывая слова собеседника. – Но если, говоря так, вы имеете в виду и меня, то зря обижаете. Я не торгую людьми, прошу не забывать. В общем, господа, я предлагаю привлечь к этому делу господина Панкова. Другого пути освобождения Намаза нет. Предупредите его джигитов, что остались на свободе, пусть и не помышляют взять тюрьму штурмом. Ничего не выйдет: рядышком расположен военный гарнизон, готовый к любым случайностям. Всех перестреляют. Нельзя перелезть и через стены: на них установлены немецкими специалистами особые сигнальные устройства. От малейшего прикосновения они такой шум поднимают, хоть уши затыкай. Если же не удастся договориться с Панковым, уйти можно через подкоп, сделанный под стенами тюрьмы.

– Нелегкое это дело, думается, сделать подкоп? – выразил сомнение Рябов.

– Вы не можете не понимать, что любой легкий путь может привести к неудаче. Хотя… все это пока лишь прикидка. Что делать, мы будем знать, когда господин Панков пересчитает собственноручно денежки, которые вы ему вручите. Еще вот что. Нынче есть возможность устроить своего человека на работу в тюрьме.

– Это было бы здорово! – обрадовался Каргар.

– Администрация тюрьмы хочет обзавестись дворником, который выносил бы мусор из тюремного двора на улицу, таскал дрова, воду.

– На себе? – спросил, думая о чем-то своем, Сергей-Табиб.

– Нет, на ишак-арбе, потому как и мусора, и дров-воды немало приходится возить.

– В таком случае, подросток подойдет?

– Если я порекомендую, возьмут.

– У меня есть ребята, считай, родные сыновья.

– Узбеки? А то ведь русских на черную работу не возьмут.

– Один узбек, другой таджик. Но оба хорошо знают русский.

– Отлично! – обрадовался Петр Заглада. – Только пусть они не подают виду, что знают язык.

– Я их предупрежу. – Сергею Степановичу стало необыкновенно легко и хорошо от того, что найден путь к спасению Намаза. – Так, теперь, пусть не покажется бестактным, сколько же, интересно, готовить денег для господина Панкова?

– Деньги лучше давать частями, – сказал Петр Заглада, не задумываясь, – горький пьяница он. Денежки пустит по ветру, а там и отвернуться может, что с ним сделаешь? А если давать по частям – его можно крепко держать в руках… Но вы, господин, что-то не представились, похожи на чиновника из канцелярии самого господина губернатора, одеты с иголочки, изысканно-вежливы…

– Зовут меня Сергеем Степановичем Рябовым.

– А кто по профессии?

– Доктор.

– Ну и допрос ты затеял! – засмеялся Атамурад Каргар.

– Так вы доктор? – обрадовался Петр Заглада. – Что ж вы молчали до сих пор? Я вас очень прошу, посмотрите мою жену. Болезненная она у меня, бедняжка. Никак не может родить. Доносит до трех месяцев и – выкидыш. Я завтра утром приеду за вами, у меня и позавтракаем. Украинские пироги ели когда-нибудь?

– Выходит, вы украинку умыкнули в эти края? – засмеялся Сергей-Табиб.

– Так я и сам хохол, Сергей Степанович. А если сказать правду, то не я умыкнул ее в эти края, а она – меня. Решила, что в Москве вечно пасмурно, сыро, все мечтала о Туркестане, где всегда тепло и сухо. Вот мы и поехали…

– Кашель есть у нее?

– Больше зимой кашляет. Ладно, мне пора. Скоро на дежурство. Значит, договорились. А за вами, доктор, утром приеду.