Текст книги "Только когда мы вдвоем (ЛП)"
Автор книги: Хлоя Лиезе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
– Прости, – шепчу я.
– Ты так чертовски упряма, Уилла, – она вытирает слёзы. – Если мы встретим Рождество с ними, это не ускорит мою смерть. Если мы с тобой будем сидеть в этой комнате одни, это её не замедлит.
– Ладно, – спешно говорю я, поглаживая её по спине и чувствуя себя ужасно из-за того, что довела её до слёз. Мама никогда не плачет. – Прости. Я сделаю это. Мы можем пойти к ним на ужин, когда ты будешь готова.
Мама прерывисто вздыхает и откидывается назад.
– Спасибо.
Позднее, когда мы вместе вздремнули и слегка улучшили своё настроение, я помогаю ей надеть тёплый вязаный свитер и мягкие спортивные штаны. Мы укутываем её толстым одеялом, когда она соскальзывает с кровати в кресло-коляску. Я нахожу её золотые серёжки-кольца и продеваю в её уши, потому что её руки слишком дрожат.
Выпрямляясь, я окидываю её взглядом.
– Как всегда сногсшибательна.
Мама искренне улыбается, причмокивая губами и закрывая тюбик её бальзама для губ с едва заметным цветом.
– Что ж, спасибо. Ты же, однако, выглядишь ужасно. Иди прими душ, укроти своё птичье гнездо и сними эту тряпку.
Я смотрю на свою винтажную футболку Мии Хэмм.
– Прошу прощения?
Мама улыбается и складывает руки на коленях.
– Я жду.
После быстрого душа и нанесения крема для усмирения кудрей, я натягиваю чёрные штаны для йоги и мешковатый красный свитер, который склонен сползать с одного плеча. Меня он безумно раздражает, но мама говорит, что это изысканно.
– Мой лифчик постоянно на виду.
Мама закатывает глаза.
– Ну серьёзно, кому из нас двадцать с небольшим, тебе или мне? В этом и смысл.
Я награждаю её суровым взглядом.
– Я не пойду на рождественский ужин, чтобы кого-то соблазнять, Джой Саттер.
Она издает пренебрежительный звук.
– Пошли, мой упрямый отпрыск. Пора посмотреть, как ты будешь страдать.
– Мама!
Хохоча, мама едет на инвалидной коляске передо мной. Я следую за ней, толкая коляску, когда её руки начинают уставать, и она складывает их на коленях. Как и в первый раз, когда я осмелилась пройти по коридору, шум усиливается, свет становится ярче. Мой живот скручивает нервозностью.
– Кажется, меня стошнит, – бормочу я.
– Глупости. Сделай глубокий вдох. Это рождественский ужин, а не Тайная Вечеря.
– А так и не скажешь.
Когда мы сворачиваем за угол, моё сердце подскакивает к горлу. Это какой-то рождественский взрыв. Свежие венки, свечи горят на всех доступных поверхностях. Рождественские песни, исполняемые на акустической гитаре, играют на фоне у озаренной звездами стене из стеклянных окон и дверей. Елка увешана рукодельными украшениями и искрящимися огнями. Люди уютно устроились на диване перед камином, держат в руках кружки с горячими напитками, тянутся к деталькам настольных игр, смеются, разговаривают, общаются.
Всё до тошноты весёлое и бодрое.
Но потом, в стороне от уютного хаоса, я замечаю Райдера, стоящего рядом с его мамой на кухне; они разговаривают. Она говорит на незнакомом мне языке, но Райдер, похоже, понимает и кивает, когда она показывает ему на огромный кусок ветчины на столе. Следуя её инструкциям, Райдер приготовился его нарезать. Но потом он кладёт нож.
Я наблюдаю, как он берёт полотенце и вытирает руки, затем расстёгивает манжеты и медленно закатывает ткань выше по рукам. Это очередной стриптиз предплечий, пока он подворачивает мягкую поношенную фланель. Эта рубашка зелёная как рождественская ёлка, в белую и винно-красную клетку. Чертовски празднично. Он выглядит как влажная Йольская мечта.
Я сглатываю так шумно, что меня наверняка слышит Санта на Северном Полюсе.
Должно быть, Райдер тоже услышал с помощью своих новых слуховых приспособлений, потому что он резко поднимает глаза и встречается со мной взглядом. Эти зелёные как трава радужки искрят как будто улыбкой, но кто знает, ведь кустистая борода всё скрывает. Когда он снова берёт полотенце, я сглатываю, наблюдая, как его руки мнут ткань.
Мне надо перепихнуться. Это неестественно. Я эротизирую вытирание рук.
– Привет, – выдавливаю я.
Мама практически выдёргивает себя из моей хватки и катит коляску вперёд, а доктор Би подвозит её к месту, которое они освободили для её инвалидного кресла.
Райдер подходит ко мне, засовывая полотенце в задний карман. Даже это выглядит сексуально. В этом мире совсем не осталось милосердия.
– Привет, – тихо говорит он, удерживая мой взгляд, и в комнате становится вдвое жарче. – Уилла, насчёт прошлого вечера. Насчёт всего... Я прошу прощения. Мне жаль... – он вздыхает и проводит рукой по волосам. Его пальцы застревают в прядях, напоминая ему, что его волосы собраны. Мне приходится страдать, наблюдая, как он заново собирает волосы, как эти чёртовы мышцы бугрятся под рубашкой, как длинные мозолистые пальцы убирают каждую светлую прядку обратно в тугую гульку. – Мне жаль, что я не рассказывал тебе больше. Я боялся, что может случиться, если я всё выложу начисто. Приберечь что-то при себе казалось необходимым, поскольку мы вели довольно ожесточённую игру. Ставки были высоки.
Я киваю.
– Я понимаю. И это взаимно, – мне надо было рассказывать больше. Стоило бы более открыто признать свою вину, но я едва могу говорить.
Райдер, похоже, не возражает против моего жалкого ответа и широко улыбается.
– Прощён?
– Прощён, – я сипло сглатываю. – А я прощена?
Он хмурится и делает шаг ближе, затем обхватывает ладонью моё плечо.
– Само собой.
Его прикосновение завершает то замыкание, по которому я скучала. Между нами трещит и искрит электричество. Я покачиваюсь в его сторону, затем беру себя в руки.
– Ты выглядишь невероятно, – он ласково берёт мою кудряшку и наматывает на палец. – Ты и этот цвет. Напоминает мне то скандально известное красное платье.
Я отпихиваю его руку.
– Не припоминаю, чтобы тебе в тот момент оно не понравилось.
Райдер усмехается, но его глаза пронизывают меня насквозь. Я чувствую жар и вес его взгляда, путешествующего по моему телу.
– Я никогда не говорил, что оно мне не понравилось.
– Твои глаза сейчас выглядят почти страшными, Райдер, – его зрачки настолько расширены, что я знаю цвет его радужек лишь по прошлым воспоминаниям. Он источает ту же сногсшибательную интенсивность, что и при нашей первой встрече.
Он сглатывает и моргает, приводя себя в чувство.
– Прости. Включился режим пещерного человека.
Мои губы изгибаются в улыбке.
– Режим пещерного человека?
– Ты очень красива. У меня четыре брата, которые тебя вот-вот увидят. Я чувствую себя немножко собственником.
Эти слова слетают с его языка и проносятся по моей коже.
– О, – тупо отвечаю я.
Он трёт лицо, затем опускает руки.
– Не обращай на меня внимания, – его глаза удерживают мой взгляд на протяжении долгой минуты, затем Райдер наклоняется и мягко целует меня в висок. – Счастливого Рождества, Солнце.
Я стою на месте после того, как его губы покидают меня, после того, как стихают его шаги. Я застыла как вкопанная, закрыв глаза, и весь мир сузился до эхо его поцелуя, так и горящего его значимостью.
Глава 24. Уилла
Плейлист: Joni Mitchell – River
МакКормак придерживается своего лучшего непрофессионального поведения и выглядит как пёс с поджатым хвостом, когда ловит меня после ужина.
– Уилла, я хочу извиниться.
– За что, Мак?
Он прочищает горло и косится на Фрейю, сидящую на диване. Она слегка машет своему мужу, и её глаза угрожающе сверкают. Если бы я не считала такое выражение заслуживающим восхищения, я бы до усрачки боялась за него.
– Ну, я понял, после некоторых раздумий и размышлений, и само собой, после очень мудрого совета моей очаровательной жены...
– Мак, я не пойду докладывать Фрейе о твоём поведении.
– Может, и не пойдёшь, – он вытирает лоб. – Но она наблюдает, поверь мне. У неё везде есть уши.
Я издаю хрюкающий смешок.
– Чувак, ты прям паникуешь.
Он прочищает горло.
– К делу: я размыл границы профессионального и личного. Мои изначальные намерения были благими. Я видел в тебе проблемного студента и процветающего человека, а в Райдере – дисциплинированного студента и угасающего человека. Я знал, что он может предоставить тебе всю необходимую помощь по учебе, а ты будешь достаточно настырна, чтобы добиться желаемого и в идеале вытащить его из болота. Это казалось хорошим упражнением на укрепление характера.
– О, это ещё как укрепило характер. А ещё запросто отняло у меня пять лет жизни.
Он кивает.
– Да, как я и сказал, я позволил всему этому выйти из-под контроля. Я увлёкся тем, что видел между вами двоими. Я видел ваш потенциал... ну, я слегка заигрался в Бога, а не должен был. Я приношу свои извинения. Если ты решишь донести это до моего начальства, я целиком и полностью пойму.
– Мак, – мои губы изгибаются в улыбке. – Как бы я ни фантазировала о множественных способах убить тебя во сне, я благодарна. В конечном счёте я хорошо справилась с курсом, во многом благодаря Райдеру и тому факту, что работа с ним потребовала от меня взять себя в руки. Да, ты не всегда был приятным, здравомыслящим или профессионалом, но ты дал мне то, в чём я нуждалась.
Мой взгляд скользит к Райдеру. Он стоит со скрещенными руками и говорит с погодками, Вигго и Оливером. Моё сердце совершает кульбит, пока я смотрю, как они трое взрываются хохотом, и он с улыбкой запрокидывает голову.
– Я бы ни за что не изменила это, – говорю я Маку.
Как только Мак возвращается к Фрейе на диване, она поднимает бокал в мою сторону. Я делаю ответный жест тоста в воздухе и впитываю этот момент, обдумывая вечер. Всё было поразительно приятным. Семья Райдера чрезвычайно тёплая. Его сестры разговорчивые и добрые, Фрейя поболтала со мной о программе женского футбола в КУЛА (она тоже играла, «целую вечность назад», как она выразилась), а Зигги фанатела по мне, потому что хочет пойти по следам её сестры и меня.
Братья... они все представились. Но от каждого из них я уловила отчётливое ощущение осторожной вежливости, будто они не ведут себя естественно, а придерживаются лучшего и самого пристойного поведения. Как будто Райдер приструнил их, иначе...
– Потому что он так и сделал.
Голос весьма похож на голос Райдера, но не такой грубый, не баритон. Он перебивает мои мысли, и я вздыхаю.
– У меня есть печальная неспособность не думать вслух.
Рен улыбается.
– А, никаких проблем. И поверь мне, радуйся, что Райдер с ними поговорил. В противном случае Акс весьма колючий мудак, а этих щенков едва приучили к лотку.
– Но ведь в итоге они перестанут так себя вести? Они начнут разговаривать со мной, не выглядя так, будто боятся, что Рай переломает им большие пальцы на руках?
Рен мягко похлопывает меня по плечу.
– Поверь мне, скоро тебя начнут донимать. Пока что ты под защитой Райдера, – его серо-голубые глаза мерцают. – Он с ума по тебе сходит. Он сломает мне коленные чашечки, если узнает, что я тебе сказал, но это же очевидно. И ты тоже явно сходишь с ума по нему. Так в чём затык?
Я скрещиваю руки на груди.
– Так, Ренни Ру, мы не должны совать нос в чужие дела.
Он морщит нос.
– Ренни Ру? Меня зовут Сорен, Уинифред.
– Прекрати. Это ни капельки не похоже на Уилла.
– Это была импровизация. Я не такой сообразительный, как Райдер. Сжалься надо мной.
– Не могу. Я антагонист в сердце, – я пожимаю плечами и усмехаюсь, когда он раздражённо щурится. – Именно поэтому я должна была подколоть тебя твоим именем. Сорен звучит круто, а Райдер говорит, что тебе оно не нравится. Почему?
Выражение лица Рена делается слегка отгороженным, затем он быстро оправляется широкой улыбкой и лукавым весельем.
– Я буду отзываться только на Рена, коротышка, – он свирепо уворачивается от моих подколок. – Ты бы побаивалась меня донимать. Я гигантский рыжий викинг, который зарабатывает себе на жизнь, катаясь на лезвиях...
– Эй, – перебивает Райдер и крестится. – Мы не говорим о падении блудного сына, – его голос всё ещё нов, но каким-то образом знаком. Моё нутро сжимается при его низких, хриплых звуках.
Рен устало вздыхает.
– Хоккей не так ужасен. Гарантирую вам, что Бергманы катались на коньках намного дольше, чем гонялись за мячиком по полю травы, выглядя как рехнувшиеся овцы.
Райдер пихает его.
– В футболе ты тоже был хорош. Вот это-то и ранит.
– Погоди, ты выбрал хоккей вместо футбола? – я подаюсь вперёд и встречаюсь взглядом с Реном. – И они до сих пор признают тебя как члена семьи?
Рен взмахивает руками.
– Чёрт возьми, я профессиональный хоккеист, а вы ведёте себя так, будто я продаю органы на чёрном рынке. Иисусе. Он тебе даже не сказал?
– Неа, – Райдер обнимает меня одной рукой и притягивает меня к себе прежде, чем я успеваю его оттолкнуть. – Я пытаюсь её защитить. Ей не нужно знать о гнусном мире вонючих хоккейных перчаток, бород плей-оффа и хоккейных заек7.
Доктор Би зовёт Рена по имени, и тот смеётся.
– Спасён Большим Би. Я не могу терпеть такую травлю, – сухо язвит Рен. – Увидимся, мини Мия.
– Это был комплимент! – кричу я ему. Часть про Мию Хэмм. А не про мини. Я никакая не мини. Во мне 167 см роста, благодарю покорно.
Мой взгляд скользит от Рена через всю комнату и останавливается на маме. Она устроилась на диване и играет в карточную игру с родителями Райдера и Акселем.
– Эй, – зовёт Райдер. Я смотрю на него, и моё сердце бьётся вдвое чаще.
Когда он делает шаг ближе, я едва не налетаю на ёлку.
– Полегче, – его взгляд оценивающе скользит по мне. – Ты за ужином налегала на глинтвейн?
Я пихаю его.
– Я трезвая, Сасквоч.
– Не похоже, – выносить его взгляд слишком сложно, так что я поворачиваюсь и смотрю на ёлку.
– Немного национальной гордости? – ветки усеяны сотней крохотных флагов Швеции. Гномы, твёрдые имбирные прянички разных форм и плетёные игрушки из соломы. Это выглядит идеально.
Райдер улыбается, потягивая горячее пряное вино из кружки, и ничего не говорит. Я привыкла к его молчанию, но сейчас оно ощущается иначе. У этого молчания есть некий вес, от которого мне становится нервно.
– Ваш дом – это дитя любви Вест-Элма и Икеи8, – выпаливаю я. – Твои братья и сестры – забавные, умные и гостеприимные. Твоя семья выглядит как шведская рождественская открытка. Твоя мама приготовила лучшую еду, что я ела в своей жизни. Она кулинарный гений и супермодель. Прямо Джулия Чайлд, помноженная на Клаудию Шифер. Да её скулами можно сыр нарезать.
Райдер едва не давится напитком, затем поднимает руку и вытирает губы.
– Иисусе, Уилла. Как тебе вообще приходит в голову половина того дерьма, что слетает с твоего языка?
– Выпаливать бред – это мой духовный дар, так говорит мама, – мой взгляд находит ёлку, восхищаясь ей, как бы это меня ни терзало. У них такой дом, такая сплочённая семья. Я знаю, их изобилие никак не связано с моей недостачей, но такое чувство, будто на открытую рану бросили четвертинку лимона.
Райдер сжимает мой локоть, отчего дыхание застревает в моём горле.
– Уилла, я хочу поговорить. Мы можем отойти в уединённое место?
Я резко поворачиваю голову в его сторону.
– Зачем?
Его ладонь приглаживает бороду – новая привычка, появившаяся, когда его адские волосы на лице выросли до уровня «выживальщик глубоко в лесу».
– Ну, если я тебе скажу, это противоречит самой сути разговора наедине.
– Тогда скажи здесь и забудь про уединение.
Райдер вздыхает, закрывает глаза, затем медленно поднимает веки. И вновь его радужки цвета ярко-зелёной травы раздражают меня. Они слишком красивые. Весь этот вечер – одно сплошное прекрасное наложение на мою реальность.
– Ладно, – он ставит своё вино на боковой столик и подходит ближе, проводя ладонями по моим рукам и сжимая их, когда я пытаюсь попятиться. – Я хочу перемирие. Прекращение огня.
– Чего?
– Я больше не хочу быть друзьями-врагами.
– Ч-чего ты хочешь? – мой голос охрип. Я звучу так, будто мои трусики насквозь промокли, а кружево лифчика опалится от горящей кожи, ибо это факт.
Ладонь Райдера накрывает мой подбородок, большой палец гладит линию челюсти.
– Я хочу тебя.
– Я у тебя есть, – я сглатываю. – Я здесь.
Райдер качает головой.
– Не так, как это было. Я хочу большего. Я хочу всего.
– Я... я так не делаю.
Он хмурит лоб.
– Не делаешь чего?
– Я не вступаю в отношения. Встречаться – это не для меня. Я должна сосредоточиться на футболе и завершении учебы, а потом на переезде туда, где меня захочет видеть профессиональная женская сборная. Привязываться к кому-то здесь – это рецепт катастрофы... – мой голос обрывается, когда его большой палец рисует круги на коже за моим ухом. У меня глаза едва не собираются в кучку, когда он опускается ниже по моей шее.
– Хм, – Райдер делает шаг ещё ближе, и наши тела прижимаются друг к другу. Каждая жёсткая грань его тела, каждая впадинка и изгиб моего. У меня вырывается маленький жалкий писк. Его труба в штанах уже наполовину встала, прижимаясь к моему животу. – Жаль, – тихо говорит он.
Он собирается сделать шаг назад, я это чувствую. Прежде чем он успевает это сделать, я сжимаю его рубашку в кулаке, комкая этот мягкий материал, мечтая завернуться в него. Мечтая содрать рубашку с его тела и постелить под нас как одеяло, когда он меня наполнит.
– Н-но я могу подумать о расширении параметров нашей дружбовражды.
Тело Райдера замирает.
– То есть, ты хочешь меня просто... для секса, – тихо говорит он. – Просто трахаться.
Слова простые, но его голос будто сотрясает мои рёбра и с оглушительным грохотом приземляется между моих ног.
– Да, – шепчу я.
Его большой палец не останавливается, скользя по моим обнажённым ключицам. Я хочу, чтобы он куснул меня там. Я хочу, чтобы он опять закинул меня на плечо и запер нас в своей комнате. Мне надо, чтобы он сорвал мою одежду, пригвоздил меня к стене и вбивался в меня, пока мои леггинсы спутались на коленях. Я хочу от него гадких, развратных вещей.
Губы Райдера опускаются к моему уху, пока моё тело как будто переходит из твёрдой формы бытия в жидкую.
– О чём ты сейчас думаешь?
Я шумно сглатываю.
– О грязном. О вещах, о которых я вообще думать не должна.
Его тихий смешок вибрирует на моей коже.
– Выражение твоего лица на это и указывало.
– Эм, – это звучит с придыханием и как-то слабо. Я ищу что-нибудь, что укрепит мою молекулярную структуру, что придаст стали моему позвоночнику и прогонит эти мягкие, смутные чувства подальше от моего разума. Но я ничего не могу найти.
Его ладонь огибает моё плечо и проходится по каждому позвонку спины. Это кажется непристойно сексуальным.
– Значит, мы в тупике.
– Н-нет, мы не в тупике. Ты хочешь меня, я хочу тебя, – я подаюсь навстречу его касанию, с удовлетворением наблюдая, как он шипит и отстраняет свой пах. – Я это почувствовала.
– Это не означает, что он получит желаемое.
– Итак, теперь мы в третьем лице говорим о трубе в твоих штанах...
– Саттер, помоги мне Господь, – он сжимает свою переносицу и глубоко дышит.
– Да брось. Мы можем это сделать. У нас больше не будет совместных пар, мы не будем видеться, если не выкроим время. Мы можем быть приятелями по траху.
Райдер вздрагивает, когда я говорю это. Я осознаю, что произнесла что-то, чего он не хотел слышать, но мне больше нечего сказать. Хотелось бы мне дать Райдеру то, чего он желает, но я не могу. Я не могу обречь себя на разбитое сердце. Я не могу быть уязвимой, когда вот-вот пройду через худший этап своей жизни и попрощаюсь с мамой. Я не могу отколоть от своей души ещё один осколок и отдать кому-то лишь для того, чтобы попрощаться и с ним тоже.
– Лесоруб, если я могла бы дать это кому-то, то это был бы ты. Но я не могу.
Его лицо напрягается. Одна огромная ладонь ложится на мою талию.
– Дала бы мне что?
Я привстаю на цыпочки и целую его прямо над бородой, шепча:
– Всё.
Трусость. Уилла – трусливый лев. Я ускользаю и присоединяюсь к маме на диване, переплетая наши руки. От неё пахнет маслом мяты и ванильным мороженым.
Она мягко похлопывает меня по бедру.
– Как поживает моя девочка?
Я улыбаюсь ей и целую в щёку.
– Нормально. Как ты?
Мама улыбается и отворачивается ровно настолько, чтобы положить карту, которая, похоже, обеспечивает победу. Она торжествующе вскидывает кулак, вызывая беглое воспоминание об её присутствии в моей футбольной карьере. Это всё ударяет меня в грудь с силой отбойного молотка. Как мама кричала на трибунах, высоко подняв кулаки. И тот пронзительный свист, который пронзал вечерний воздух. Я всегда его слышала. Я всегда знала, что она там и подбадривает меня.
Что я буду делать, когда не смогу больше её слышать? Как мне знать, что она всё ещё где-то там?
– Ты всегда будешь знать, Уилла, – шепчет она, похлопывая меня по сердцу. – Я прямо здесь, навеки. Прислушайся и услышишь. Обещаю.
***
Мама умерла в день Нового Года. Накануне вечером мы смотрели по телевизору опускание новогоднего шара на Таймс-сквер, свернувшись рядом под одеялами. Большую часть дня она была тихой, много смотрела в окно. Она держала меня за руку и просила петь ей колыбельные, которые она пела мне в детстве. Я делала ей массаж с её любимым ванильным лосьоном, растирала ноги, когда она говорила, что они замёрзли. Она не была голодна. Она облизывала губы и просила бальзам для губ, но не пила, когда я подносила ей кружку с трубочкой. Я знала, что это говорит о приближении прощания. Но я не знала, что оно уже настолько близко. Не думаю, что кто-либо знал.
Я заснула, обнимая её руками за её ужасно узкую талию и уткнувшись головой в её шею. А когда я проснулась от чириканья птиц и лёгкого проблеска рассвета, я поняла, что она умерла. Комната ощущалась пустой. Мир как будто померк.
С тех пор он больше не ощущался полным или ярким.
Я часами лежала рядом с ней и плакала. Я целовала её прохладную щёку и шептала ей все свои страхи о том, как я буду жить без неё. Я переплетала наши пальцы и обещала, что не забуду ни единого момента, что всё, что она дала мне, надежно заперто в моём сердце. Я смотрела на её прекрасное лицо и говорила ей, что она была храброй, и что я буду горда, если мне удастся быть хоть вполовину такой же. Затем я ещё раз поцеловала её и прошептала слова прощания.
Как только доктор Би сменил меня, я в трансе прошла по комнате и собрала все следы нашего присутствия в две спортивные сумки. Мамина жизнь и моя так легко вместились в два хлипких куска ткани. Вернувшись в свою пустую квартиру, я швырнула их в стену и закричала так громко, что задрожали окна.
Я игнорировала звонки Райдера. Я не организовывала похороны. Её прах стоит в белой керамической урне на моём комоде. Я разговариваю с ней, когда я дома, прячусь от Руни, тренера, Райдера, Такера, Бекса и всей моей команды. Все, кому не наплевать, оказались отрезаны. Потому что моё сердце запечатано вакуумом. Если я приоткрою его хоть чуть-чуть, если туда проскользнёт хоть капля воздуха, тогда мои воспоминания будут не в безопасности, и жизнь двинется дальше.
Я не хочу жизни без моей мамы. Я не хочу двигаться дальше.
Я слышала, как Руни говорит по телефону. Я слышала, как Райдер входит в мою квартиру. Я ковыряла еду, которую он приносит. Я видела записки, которые он пишет. В тот один раз, когда он осмелился войти в мою комнату, я спряталась в кровати, накрывшись одеялами. Райдер долго стоял и держал руку на моей спине, а потом его пальцы медленно скользнули в мои волосы, глупо пытаясь превратить хаос в порядок.
Совсем как мама.
Каким-то образом я удержалась. На один отчаянный момент я позволила себе притвориться, будто каждое нежное поглаживание по моим диким волосам – это её руки, её тёплое стабильное присутствие позади меня, что это она пришла после долгой смены в больнице. Я закрыла глаза, задержала дыхание и купалась в этом воспоминании, пока его прикосновение не ушло, и дверь не закрылась. Затем я плакала до тех пор, пока рассветное солнце не начало палить в окна.
Я добилась прогресса. Теперь я регулярно ем. Я бегаю и тренируюсь с тяжестями несколько раз в неделю. Я не пропускаю тренировки на поле с Руни. Но я лишь шелуха прежней себя. Я это знаю. Просто я больше не знаю, как быть чем-то ещё.
– Привет, – Руни кладёт тёплую ладонь на мою спину. – Чего тебе хочется покушать?
Я смотрю на свою домашнюю работу, зная, что мне надо запомнить эти уравнения, но в то же время зная, что я слишком устала и голодна, чтобы чего-то добиться. Тяжело вздохнув, я бросаю ручку.
– Да что угодно. Ты выбирай.
Руни медленно садится за обеденный стол и сжимает мою ладонь.
– Уилла, я хочу кое-что сказать. Я думаю... Нет. Позволь мне начать с начала. Уилла, твоё горе абсолютно нормально. Твоя боль реальна.
Я смотрю на неё.
– Но?
– Никакого но, – Руни ёрзает на стуле, подвигаясь ближе. – И это угрожает твоему благосостоянию. Я думаю, пора поговорить с кем-нибудь. Сходить к психологу. Я не знаю, уместны ли они в данном случае, но может, стоит подумать об антидепрессантах. Не для того, чтобы ты стала каким-то неестественно счастливым человеком, а чтобы ты снова могла жить. Прошли месяцы, а тебе всё ещё тяжело функционировать, Уилла. В горе нет ничего постыдного. Ты будешь горевать столько, сколько тебе нужно. Просто нужно быть осторожной, когда это подрывает твоё благополучие.
Руни вытирает слёзы с моих щёк, а я их даже не осознавала.
– Я здесь, чтобы напомнить тебе, кто ты и чего ты хочешь, Уилла. Ты всегда будешь дочерью Джой Саттер. Это никогда не изменится. Но ты не всегда будешь футбольной мощью. Ты не всегда будешь располагать бесплатным образованием. У твоего порога не всегда будет ждать мужчина, готовый предложить утешение. Некоторые вещи вне времени – любовь твоей матери, её след в твоей жизни. Но со многим другим тебе нужно найти силу и ухватить это, пока не поздно.
– Ру, я не знаю, как, – выдавливаю я. Она притягивает меня к себе и обнимает, покачивая.
– Я понимаю. Ш-ш-ш-ш, – Руни целует меня в волосы. Это напоминает мне Райдера и его поцелуи в мои сумасшедшие кудряшки. Я скучаю по той искре и пламени, что искрило и ревело между нами. Я скучаю по его косматой бороде и мягкой лесорубной фланели. Я скучаю и по нашим многозначительным паузам тишины, и по его новообретённому низкому голосу.
– Давай по порядку, ладно? – говорит Руни. – Сначала запишем тебя к университетскому психологу. Пусть твои чувства улягутся, и голова станет более ясной. Затем приведёшь в порядок оценки. А потом возьмёмся за парня.
Я смеюсь.
– Ага, этому всё равно не бывать. Не так, как ты думаешь. Мне нужны друзья, Ру. Ничего больше.
Руни буквально на секунду перестаёт покачивать меня и обнимает крепче.
– Ладно, Уилла. Ладно.
Глава 25. Райдер
Плейлист: Arctic Monkeys – Do I Wanna Know?
– Кто это сделал? – реву я.
И Такеру, и Бексу хватает мудрости выглядеть ужаснувшимися.
– Да! – я пинаю случайно подвернувшийся футбольный мяч прямо в них и с удовлетворением смотрю, как они спешно разбегаются, чтобы избежать удара. – Всё ещё рады, что я вернул себе голос? Долбоёбы вы этакие! – я бросаюсь на Такера, быстро заваливая его на пол. Его спина придавлена моим коленом, а рука заломлена под углом, который, надеюсь, причиняет мучительную боль.
– Это была его идея! – завывает Так.
Я отпускаю Такера, рванувшись вверх, и бросаюсь на Бекса. Он едва уворачивается от меня, спотыкается, налетает на стол и валится на пол.
– Умоляю! – Бекс поднимает руки в жесте капитуляции. Он выглядит так, будто вот-вот наложит в штаны, и правильно. Мой рост 190 см и вес 90 кг уступают росту и весу Бекса и Такера, но это неважно. Я рассерженный, рассерженный мужчина, а когда я взбешён, моя кровь викинга ревёт в моих венах, требуя жестокости.
– Дай мне хоть одну хорошую причину, почему я не должен ломать твою чёртову руку, Беккет Беккерсон.
Бекс скулит, когда я опускаю ногу на его горло.
– П-потому что ты поблагодаришь меня, когда сбреешь это животное со своего лица, и Уилла упадёт к твоим ногам.
Я с шипением втягиваю вдох, потому что слышать её имя больно. Мы не говорим про Уиллу. Несколько месяцев назад я очень сильно напился, вскоре после смерти Джой, когда Уилла от меня отгородилась, и тогда я им всё рассказал. Тогда я заставил их поклясться, что они не будут говорить об Уилле или мучить меня чем-либо, связанным с ней. Они безупречно это выполняли.
До этого момента.
– Зачем? – рычу я.
Бекс косится на Такера, затем обратно на меня.
– Руни говорит, что она посещает психолога и наконец-то приходит в себя. До этого всё было плохо...
– Не надо, – я не могу это слышать. Поначалу я едва не тронулся рассудком, отчаянно желая навязаться, хотя знал, как сильно она страдает. Я перепробовал всё возможное, и всё равно она не смотрела на меня, не говорила со мной, не отвечала на сообщения, звонки или записки.
Я понимал, что ей надо было перегоревать, и то она горевала по-своему – то есть, в полном одиночестве. Но впервые в жизни логическое понимание ни капли не облегчало боль.
Сделав долгий медленный вдох, я смотрю на этих двоих.
– Значит, раз Уилла возвращается к нормальной жизни, вы двое решили, что сейчас самое время выбрить центр моей бл*дской бороды?
Такеру хватает дурацкой смелости захихикать в уголке, где он съёжился. Я делаю вид, будто бросаюсь на него, и он пронзительно визжит.
– Мудак, – бурчу я.
Горло Бекса всё ещё под моей ногой. Я чувствую, как его кадык перекатывается под подъёмом моей стопы при глотке.
– Ладно, это было... немного агрессивно. Но я видел, как ты принял мелатонин. Эта херня вырубает тебя...
– Потому что у меня была бессонница! – ору я. С тех пор, как Уилла от меня отгородилась, мой разум постоянно не знал покоя по ночам. У меня были ужасные кошмары о том, как она входит в Тихий океан и тонет, одна идёт в поход, теряется и падает с утеса. Папа сказал, что мелатонин – это мягкая и не вызывающая привыкания биологически активная добавка, которая поможет мне заснуть. Но, как все знают, Райдер слаб перед седативными. Мелатонин не просто успокаивает мой разум... он вырубает меня напрочь.
– Ладно, – Бекс нервно сглатывает. – Ладно, это было немножко дерьмово – воспользоваться твоим одурманенным состоянием. Но намерения были благородными.
– Благородными, – я тру лицо, глядя в потолок и напоминая себе, что убийство положит конец моей любви бывать на открытом воздухе. Я слышал, что тюрьмы очень клаустрофобные. Почти никаких прогулок.
– Сбрей ты её до конца, – Бексу хватает наглости сказать такое. – Будешь выглядеть меньше как какой-то лесник судного дня и больше как горячий студент.
Такер хрюкает.
– Горячий – это с натяжкой.
– Я тебя умоляю, – Бекс закатывает глаза. – Мы все знаем, почему Райдер отрастил бороду. Потому что будучи гладко выбритым, он привлекал слишком много внимания, а после потери слуха он меньше всего хотел привлекать внимание.
– Чёрт. Ладно, Фрейд недоделанный, – я отпускаю горло Бекса и тащусь в свою ванную, осматривая нанесённый урон.
