Текст книги "Только когда мы вдвоем (ЛП)"
Автор книги: Хлоя Лиезе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Перед глазами всё размывается от слёз. Обеспокоенные глаза Райдера встречаются с моими.
– Это был ты, – шепчу я.
Я отшатываюсь назад, из его хватки. Развернувшись, я смотрю на всех. На его семью. Их лица напоминают его. Чувство вины. Жалость. Грусть. Они все знают. Они все в курсе. Повернувшись обратно к Райдеру, я часто моргаю, и неверие проносится по мне подобно холоду, вызывающему онемение.
Краем глаза я слышу, как его мать выводит всех из комнаты. Тут есть раздвижная дверь, которую она закрывает, оставляя нас одних в прихожей. Пусть помещение огромное, но сейчас оно кажется до боли тесным, пространство между нами почти вызывает клаустрофобию. Мне надо убраться отсюда. Я даже не могу уложить это всё у себя в голове.
Когда я пячусь назад, моя ладонь ищет ручку входной двери. Я открываю её и выбегаю наружу, бегу так быстро, как вообще может человек. Унижение, непонимание, предательство ревут в моих ушах, пока я бегу вокруг дома. Я достаточно сидела в маминой комнате и смотрела через стеклянные двери, чтобы знать, что их дом окружен с боков рощей деревьев, в которой я могу скрыться.
Я быстро бегу, но слышу позади топот настигающих шагов. Я почти у деревьев, так близко...
– Уилла!
Я ахаю, носок моей обуви спотыкается о землю, и я резко падаю. Глядя в сумеречное небо, я хватаю воздух ртом, как выловленная из воды рыба. Должно быть, я это себе вообразила. Этого не могло быть... не может быть...
Райдер опускается надо мной, его ладони пробегаются по моему телу, ища травмы. Слёзы катятся по моему лицу, пока я смотрю на него. Я никогда в жизни не испытывала столько всего за раз. Когда его глаза вновь встречаются с моими, они тоже блестят от эмоций.
– Райдер?
Он издает звук, которого я никогда прежде не слышала – полный, болезненный звук. Его ладони поднимаются к его глазам и свирепо вытирают слёзы. Я сажусь и хватаю его за запястье, мы каким-то образом поменялись местами. Теперь уже я беспокоюсь о нём.
– Что такое?
Райдер опускает руки, встречается со мной взглядом.
– Прекрасен, – тихо говорит он. Его голос низкий и хриплый от неиспользования. Он подобен бархату, натянутому на грубую древесину, подобен горячему чаю, разлитому по потрескавшемуся льду. – Твой голос, он... – его голос срывается, и он произносит слово одними губами, затем показывает жестом – то самое слово, которое я не могла понять в день, когда мы ели на открытом воздухе.
Прекрасный.
Он может слышать. Он может говорить. Как такое возможно? Это из-за операции? Мои перепутавшиеся мысли рассеиваются, из груди вырывается рыдание, и внезапно я могу лишь чувствовать. Счастье за него. Облегчение. Безумное отчаянное желание прикоснуться к нему. Его голос и эмоции ощущаются подобно взрыву, который разнёс мои рёбра и разорвал сердце.
Я хватаю его за рубашку и дёргаю к себе. Это не поцелуй. Это столкновение. Это сминание одних губ о другие, требование чего-то, чего я никогда не думала получить, отчаянное желание владеть этим. Его стон громкий и несдержанный. Он эхом отдаётся у меня во рту, пока его губы жадно встречаются с моими, пальцы погружаются в мои волосы.
Райдер грубо толкает меня на землю, его вес придавливает меня к траве. Локти оказываются по обе стороны от моих плеч, грудь прижимается ко мне. Я отталкиваю его ровно настолько, чтобы глотнуть воздуха и обхватить его лицо руками.
– Скажи это ещё раз.
– Уилла, – немедленно произносит он.
Я дёргаю его обратно к себе. Очередной наказывающий поцелуй сминает наши губы, заставляет зубы стучать друг о друга. Я сосу его язык, трогаю его через джинсы. Я дикая. Я слетела с катушек. Я нуждаюсь в нём. Его ладони взлетают по моей кофточке, пока мои пальцы пытаются расстегнуть пуговицу на его джинсах. Он нежно пощипывает мои соски, сильнее вжимаясь в мою ладонь. Мои глаза сами закатываются.
– Ещё раз, – шепчу я.
– Уилла, – выдыхает он, не отрываясь от моей кожи.
Наконец, я осознаю каждый вопрос, который требует ответа, звенит в моей голове и сердце. Он говорит. Должно быть, дело в операции, которую он скрыл от меня. Он скрывал от меня так много, чёрт возьми.
– Райдер, стой... – он отстраняется, с непониманием глядя на меня. – Ты... ты, ты лживый засранец! – визжу я как безумная, выбираясь из-под него и одёргивая свою кофту.
Как я оказалась под ним, готовая умолять, чтобы он взял меня прямо тут, на траве, под звездами? Я отвлеклась. Я отвлеклась, когда его голос позвал меня по имени. Голос, который стал возможным благодаря операции, исправившей его слух и восстановившей речь. Операция, о которой я узнала только постфактум. Точно так же, как я никогда не знала, что его отец – онколог, что его отец – онколог моей мамы. Лучше бы он тоже не знал, чёрт возьми.
– Ты знал?
Райдер встаёт и застёгивает свои джинсы, глядя на меня. Я так привыкла к его молчанию, что затянувшаяся пауза между нами не смущает меня.
– Уилла...
– Отвечай, – мне приходится подавить дрожь в теле, вызванную его голосом. Он словно впитывается в мои уши, расходится по позвоночнику и вспыхивает между моих ног. Мне надо это игнорировать. – Ты знал, что он доктор моей мамы? Ты знал про мою маму?
Райдер вздыхает.
– Это вышло случайно. Я встретился с ним за об... – его голос срывается, будто слово ему не подчиняется. Он прочищает горло и сглатывает. Его речь прерывистая. Каждое слово словно требует работы.
Я отталкиваю сочувствие прочь. Я зла на него. Вот что мне нужно помнить.
– Мы встретились поесть, я разлил воду на его стол, – говорит он. – Её история болезни намокла.
Весь двор будто плывёт. Райдер протягивает руку, чтобы поддержать меня за локоть, но я отстраняюсь.
– Почему ты мне не сказал?
Его губы шевелятся. Я вижу, как его зелёные глаза раскрываются шире.
– Что сказал? Что я знаю о болезни твоей мамы? Что мой папа – её доктор? Уилла, ты мне ничего не сказала. Я спрашивал про твою маму, про твою жизнь дома. Ты скрыла это от меня.
– Даже не смей винить меня! – я резко подхожу к нему и тычу пальцем в грудь. – Это моё личное дело...
– Как и медицинская практика моего папы!
Я дёргаю себя за волосы.
– Почему ты ничего не сказал, когда узнал, что мы будем у вас дома?
– Я пытался, – стонет Райдер. – Ты продолжала меня избегать. Не мог же я написать такое в смс.
Этого недостаточно. Это ненормально. Масштабы недомолвок между нами поражают. Мне кажется, будто всё, из-за чего Райдер казался безопасным, оказалось вырвано у меня. Как он мог улыбаться, разговаривать со мной, заниматься со мной вечер за вечером, зная это всё? Зная, что у него будет операция на ушах, а потом он сможет говорить, но не сказать мне ничего об этом. Тайком надевать слуховой аппарат. Скрывать своё прошлое со спортом, который мы оба любим. А что, бл*дь, Райдер вообще мне говорил?
– Уилла, – умоляет Райдер. – Притормози.
Похоже, я опять рассуждала вслух. Он делает шаг в мою сторону, но я отступаю. Его глаза прищуриваются, челюсти сжимаются. Прежде чем он успевает сказать хоть слово, я разворачиваюсь и убегаю за деревья.
Глава 22. Райдер
Плейлист: Raleigh Ritchie – Bloodsport
Чёрт возьми, эта женщина реально быстрая.
Уилла стремительно бежит к деревьям, её проворное тело рассекает тени. К счастью, я тоже не забывал тренировать свою скорость, и мои ноги на 50% длиннее, чем у неё. Вскоре я уже прямо за ней и слышу резкие отрывистые рыдания на бегу. Мне ненавистно, что это первые звуки, которые я от неё слышу. Мне ненавистно, что она узнала всё так. Но я не могу изменить прошлое, и я практичный мужчина. Я могу иметь дело лишь с настоящим и, насколько это возможно, с будущим.
Она перемахивает через упавшее дерево, не лучшим образом приземляется и на секунду пошатывается, но потом снова пускается бежать. Обернувшись через плечо, она широко раскрывает глаза, пылающие от злости. Её голова разворачивается обратно, и она прибавляет скорости. У меня есть преимущество, ведь я знаю, где и как заканчивается участок земли, принадлежащий моим родителям. Вскоре она прибежит к трёхметровому забору. Она окажется загнана в угол.
Бег Уиллы замедляется, когда она замечает забор. Её голова резко поворачивается влево, затем вправо. Когда она разворачивается ко мне лицом, её глаза мечутся туда-сюда, планируя побег.
– Довольно, Уилла. Хватит убегать. Мы поговорим об этом.
Уилла сердито смотрит на меня, нетвёрдой рукой вытирая кожу под носом.
– Нет.
– Да.
Она мотает головой. Ладно. Я могу побыть плохим парнем. Взбесить её немножко. Не в первый раз. Два шага вперёд, к ней, она не успевает ничего понять, а я нагибаюсь и закидываю её себе на плечо. Я решаю устроить её с левой стороны, подальше от хорошего уха. Потом вспоминаю, что у меня больше нет хорошего и плохого уха. У меня новые уши. И оба слышат её одинаково хорошо.
Предсказуемо, но она визжит. Я вздрагиваю, стараясь по возможности защититься.
– Поставь меня обратно, лживый, обожающий фланель, древорукий, лесорубный сукин сын! – верещит Уилла.
Я лишь крепче обхватываю её ноги и повыше взваливаю её на плечо. Всю дорогу по газону она вопит ругательства. Она колотит кулаками по моей спине и дёргает своими сильными ногами в моей хватке. Я лишь сильнее сцепляю руки.
Когда я распахиваю входную дверь, бедная Зигги смотрит на нас, разинув рот. Рен закрывает ей глаза ладонью и утаскивает обратно в кухню. Уилла, похоже, чувствует, что мы направляемся в мою комнату, потому что её паника усиливается в виде кулаков, тарабанящих по моей спине.
– Поставь, – удар. – Меня, – удар. – На пол.
Захлопнув дверь, я позволяю ей соскользнуть по моему телу и тут же получаю удар кулаком в грудь. Наши взгляды встречаются.
– Скажи мне, из-за чего ты злишься. Скажи мне, чтобы я мог...
– Чтобы ты мог отмазаться? Чтобы ты ещё как-то наврал и прикрыл свою задницу?
Я отшатываюсь.
– Уилла, нет. Я... я никогда не хотел тебя обманывать.
– За исключением того раза, когда ты тайком надел слуховой аппарат. Когда ты не сказал мне, что играл в футбол. Когда ты понял, что моя мама – пациент твоего папы. Когда ты узнал, что она будет жить здесь. Когда твоя «небольшая» операция на ушах в действительности означала, что к тебе вернётся возможность слышать и говорить. Объясни мне, как ты умудрился сделать всё это, не желая меня обманывать.
Я провожу нетвёрдой рукой по волосам.
– Ладно, когда ты преподносишь всё вот так...
– Какого чёрта, Райдер? Это только так и можно преподнести! Как тебе вообще хватает наглости удерживать меня здесь, ожидая, что я приму отговорки...
– Я надел слуховой аппарат, потому что хотел услышать твой голос, – выпаливаю я. – Потому что когда я услышал твой голос на паре Эйдена, этого оказалось недостаточно.
У Уиллы отвисает челюсть.
– Я... я... я не знал, что ты бормочешь себе под нос. Не знал, потому что никогда не слышал этого ранее. Я не знал, пока это уже не случилось, Уилла. Я не сказал тебе про футбол, потому что это казалось бесцельно грустным. Я старался жить дальше. Я не говорил тебе о твоей маме, потому что ты сама никогда не говорила о своей маме. Я пытался, Уилла, но ты вовсе не упрощаешь задачу. Ты отталкиваешь людей, когда они хотят сблизиться с тобой.
Я делаю паузу, когда горло сжимается. Уилла смотрит на меня, её глаза раскрываются всё шире. Она выглядит напуганной, будто загнанное в угол дикое животное.
– Я знаю, что ты в шоке. Я знаю, что мир оказался ужасно тесен, но Уилла, это по-прежнему я. Да, мы не говорили о некоторых вещах, но мы всё равно были рядом, когда нуждались друг в друге...
Она напрягается. Её глаза полыхают паникой.
– Я в тебе не нуждалась.
Эти слова ударяют по мне как реальный удар кулаком.
– Всем нужен кто-то рядом, Уилла.
– Не мне, – она наклоняется и встречается со мной взглядом. – Мне. Никто. Не нужен. Кроме мамы, – она шмыгает и грубо вытирает нос. – И я прослежу, чтобы она была в порядке. Мама мне никогда не лгала. А ты можешь сказать то же самое про себя?
У меня нет слов. Нет, я не могу сказать, что не врал посредством недомолвок. Нет, я не могу отрицать, что скрывал некоторые части своей жизни. Но Уилла тоже это делала. Она просто наскребает всё, что можно швырнуть в меня с упреком. Что угодно, лишь бы держаться на расстоянии.
Уилла расправляет плечи, стиснув зубы, и трактует моё молчание именно так, как ей нужно.
– Я так и думала.
Она распахивает дверь и выходит, но в этот раз я не гонюсь за ней. В этот раз я сползаю на пол и позволяю этим словам отложиться в моём мозгу.
«Я в тебе не нуждалась».
«Мне никто не нужен».
– Но Солнце, – бормочу я в пустой комнате. – Что, если ты нужна мне?
***
– Райдер, тебе добавить молока?
Голос мамы выдёргивает меня из грез наяву. Её рука замерла над моим кофе, держа маленький кувшинчик.
– О, нет. Спасибо, мам.
Она улыбается и, похоже, вот-вот прослезится.
– Я никак не наслушаюсь твоим голосом, – промокнув глаза, она ставит кувшинчик и поворачивается к свежеиспеченному хлебу, который она нарезала. – Он звучит ниже, чем мне помнилось.
– Это потому, что у него наконец-то выросли яйца, – Акс пихает меня, плюхнувшись на соседний стул.
– Аксель! – мама награждает его суровым взглядом, но всё равно подвигает в его сторону чашку кофе.
– Прости, мам. Так вот, твоя подружка, – Акс понижает голос и потягивает кофе, его глаза (точная копия моих) косятся на меня поверх кружки. – Она горяча.
Я стискиваю зубы.
– Она не для тебя. А ещё она, типа... на десять лет тебя моложе.
Акс фыркает.
– На шесть, если она твоя ровесница, и женщинам нравятся мужчины постарше. Им нравится зрелость. Выстроенная карьера.
– И это объясняет, почему ты до сих пор холостой, Аксельрод, – Рен садится по другую сторону от меня и тянется к разделочной доске, схватив ломтик хлеба с изюмом прежде, чем мама успевает шлёпнуть его по руке.
– Иди нахрен, Сорен, – ворчит Акс в свой кофе.
Щёки Рена темнеют от сердитого румянца, пока он целиком запихивает в рот кусок хлеба. Он, похоже, вот-вот слетит с катушек. Рен ненавидит своё полное имя.
– Мальчики, – мама приподнимает брови. Что-то в её хмурой гримасе странным образом напоминает мне Уиллу. Мой кофе скисает в желудке. – Я намеренно использую обращение «мальчики». Вы видите, чтобы ваши младшие братья так себя вели? Почему я читаю нотации старшим?
– Потому что они ещё спят, – бурчит Рен с набитым ртом. – Дай Вигго и Олли время проснуться, а потом спроси, что они сделали с задним двором.
Мама встревоженно выпучивает глаза, затем закрывает их и делает успокаивающий вдох. Эти двое спровоцировали первые признаки старения на её лбу и вокруг глаз.
– С этим разберусь попозже. Суть в том, что сегодня Julafton. Сочельник перед Рождеством. Я бы хотела, чтобы вы на один день притворились, будто у вас нет привычки сквернословить, и вы хоть немножко любите друг друга, förstått?
Это шведская версия «Я ясно выразилась?» с выразительным ожиданием, что тебя прекрасно поймут без единого чёртова возражения.
– Да, мама, – мямлим все мы.
– А теперь я хочу обсудить Уиллу и Джой, – мама нарезает остатки хлеба и начинает аккуратно складывать ломтики в корзинку перед собой. – Я думаю, нам стоит сегодня вечером пригласить их на рождественский ужин.
Я закашливаюсь, поперхнувшись кофе. Акс пользуется этой возможностью, чтобы похлопать меня по спине сильнее необходимого.
– Отвянь, – я отталкиваю его с такой силой, что он едва не падает со стула.
– Райдер? – мама наблюдает за мной, склонив голову набок.
– Это твой дом, мам. Твоё решение. Но я бы не ожидал, что они согласятся. Уилла сердится на меня.
Мама потягивает кофе и подтаскивает стул к своей стороне стола, затем со вздохом присаживается.
– Почему?
– Она говорит, что я не был честен, многое от неё скрывал, но и она тоже скрывала. Мы оба вели одну и ту же игру...
Рен смеётся.
– Где вы притворялись, будто ненавидите друг друга, но на деле вам только и хотелось, что...
Я зажимаю его рот ладонью и приподнимаю брови, указывая на маму. Мама улыбается и отпивает кофе. Когда я убедился, что Рен не продолжит свою мысль, я опускаю руку.
– Мы какое-то время играли с огнём. Думаю, что Уилле не нравится ощущение, будто она обожглась, а я нет.
Мама кивает и опускает свою чашку.
– Но ты тоже обжёгся, так? Может, ты даже обжёгся сильнее всех?
Её глаза понимающе удерживают мой взгляд. Сложно думать и совершенно невозможно сказать о том, как незаметно изменились мои чувства к Уилле.
– Она этого не знает.
– Узнает, если ты ей скажешь, – мягко говорит мама.
Я тереблю салфетку.
– Я не уверен, что она хочет это слышать.
Глаза моих братьев сверлят меня с обеих сторон, когда они понимают, о чём мы говорим. Мама тянется к моей руке и сжимает ладонь.
– Будь храбрым, älskling, и дай ей шанс. Думаю, если ты этого не сделаешь, то долго будешь жалеть.
Кивнув, я выдавливаю улыбку. Мамина идея хороша в теории. Но она не знает Уиллу. Она не знает всё, чему я противостою.
– Спасибо, мам. Я подумаю об этом.
Мой телефон вибрирует. Пусть её зрение действительно ухудшилось, Джой познала искусство голосового набора сообщений. Разблокировав экран, я читаю:
«Сегодня визит Дарси в Лонгборн. Тащи сюда свою задницу и прочитай мне моё „и жили они долго и счастливо“.»
Из моей груди вырывается смешок, который я не в силах сдержать.
«К вашим услугам, миледи».
«Не то столетие, оруженосец».
– Как с вами непросто, – бормочу я.
– Что? – переспрашивает мама.
Встав, я убираю телефон в карман пижамных штанов.
– Прости, ничего, – обойдя стол, я целую маму в щёку. – Спасибо за завтрак. Я скоро вернусь.
– Не задерживайся долго! – кричит мама мне вслед. – Мне нужна помощь с julskinka.
– Не буду, обещаю.
Взбежав в свою комнату, я переодеваюсь в джинсы и фланелевую рубашку. Шутки Уиллы про это эхом отдаются в моей голове, пока я застёгиваю свою рубашку. Она может дразниться сколько угодно, но ношение фланелевых рубашек – это как ношение общественно приемлемого одеялка. Осуждайте сколько хотите, но мне нравится чувствовать себя в комфорте и успокоении.
Спустившись вниз, я огибаю перила и иду по коридору к комнате Джой. Дважды постучав, я жду её голоса.
– Входите, – драматично отзывается она.
Входя, я улыбаюсь, потому что не могу сдержаться. Мне нравится Джой. Она острячка, как и Уилла, её остроты весёлые и лишь немного подкалывающие. В отличие от Уиллы, она невероятно прямолинейна, но и я сам такой, так что всё отлично складывается. А ещё у неё очень острый ум. Каждый раз, когда я читаю для неё, Джой объясняет культурный контекст «Гордости и Предубеждения», о котором я вообще не знал, и рассказывает забавные байки, когда что-то в истории вызывает у неё воспоминания. Я вижу, почему Уилла так сильно её любит... не то чтобы она не любила её за сам тот факт, что Джой её мать. Но с Джой Саттер здорово проводить время.
– Ты опять смотришь на меня этим взглядом, – она слегка ёрзает на кровати и тяжело вздыхает.
– Неправда, – садясь, я беру «Гордость и Предубеждение». Открыв книгу, я хмурюсь. – Мы тут и остановились два дня назад.
– Вчера Уилла слишком устала, чтобы читать. Она просто свернулась калачиком на моей постели и вырубилась.
Устала, как же. Уилла была в раздрае, как всегда. Чувство вины ударяет по мне как пинок в живот.
– Это не твоя вина, Лесоруб. Уилла – это минное поле эмоций, и надо отдать ей должное, на то есть хорошая причина, – Джой вздыхает и приподнимает кровать. – У Уиллы никогда не было папы. Она росла, мотаясь по всей стране из-за моей карьеры в армии. Единственными константами в её жизни был футбольный мяч у её ног да её мать, свистящая с трибун.
Джой втягивает прерывистый вдох, выдавая редкие эмоции.
– И одну из этих вещей она вот-вот потеряет.
Я рефлекторно сжимаю её ладонь. Между нами воцаряется молчание, пока я изучаю её глаза.
– Она это знает?
Она качает головой.
– Я не могу.
– Мисс Саттер, вы должны ей сказать.
Ладонь Джой крепко стискивает мою, пока она моргает, глядя в потолок.
– Я не знаю, как. Я не знаю, как разбить сердце моей дочери. Я всегда давала Уилле одно обещание – что я никогда её не брошу, что она всегда может рассчитывать на свою маму, которая будет рядом.
Я нежно поглаживаю её кожу большим пальцем.
– При всём уважении, вы дали обещание, которое никогда не сумели бы сдержать. Родители всегда оставляют их детей, если только по ужасному стечению обстоятельств дети не уходят первыми. Уилла это знает. Она будет горевать, и ей придётся непросто, но не потому, что вы её подвели. Вы не сделали ничего плохого, заболев...
Слёзы стекают по её щекам, пока она смотрит в потолок.
– И умерев, – шепчет Джой.
Я сглатываю ком в горле.
Снова воцаряется молчание, пока солнце прячется за облако, оставляя нас в тени. Джой сжимает мою ладонь и притягивает меня ближе.
– Пообещаешь мне кое-что? – её глаза встречаются с моими. – Не бросай её и не сдавайся, ладно?
Я лишь киваю, потому что мне сложно найти правильные слова. Джой отпускает мою руку и поднимает мизинец.
– Я серьёзно, Бергман, иначе я стану привидением и буду тебя преследовать.
Я смеюсь вопреки сиплости в горле, смаргиваю слёзы и зацепляю её палец своим.
– Договорились.
– А теперь, – Джой отпускает мой палец и откидывается назад, чинно сложив ладони на коленях и закрыв глаза. – На чём мы остановились?
Глава 23. Уилла
Плейлист: The Lumineers – This Must Be The Place
Прижавшись одним ухом к щёлке двери, я сосредоточенно зажмурилась. Это первый раз, когда я слышу данные слова произнесёнными вслух. Моя мать умирает. Я отказывалась это признавать, но знала. Подсознательно я понимала, почему она покинула больницу, но слышать это, думать об этом намного больнее.
Должно быть, я в шоке, потому что я не плачу. Моё дыхание даже не сбивается. Душевная боль подобна раскалённому ножу, рассекающему мою грудную клетку. Она раздирает мою грудь, и у меня такое чувство, будто я смотрю, как моё сердце накреняется, вываливается из моей груди, с влажным шлепком приземляется на паркетный пол. Далее такое ощущение, будто мои внутренности медленно и размеренно разматываются. Это печальная и тошнотворная параллель с тем, как я разматывала тот шарф с шеи и обнажала своё тело, чтобы помучить Райдера.
Райдер.
Я слышу его голос по ту сторону двери.
Моё тело отрешено от моего сознания. Я уплываю прочь, смотрю сверху вниз на себя, привалившуюся к полу фрагментированной горой конечностей. Мои лёгкие – следующая жертва. Они сжимаются. Скукоживаются и съёживаются, пока я хватаю воздух ртом.
Я вижу себя, свернувшуюся калачиком на полу.
Мои рыдания беззвучны. Я лишена воздуха, выпотрошена, изломана, пока...
Смех. Гортанный смех мамы дёргает меня обратно в моё тело, снова вбивая всё внутрь, сплетая меня воедино. Мои лёгкие наполняются. Сердце безопасно бьётся внутри груди. Моё нутро сжимается. Всё там, где и должно быть, пока я слушаю. Настроение в комнате меняется.
– Перечитай первое предложение, пожалуйста, – говорит мама.
– Вся моя борьба была тщетной! – голос Райдера звучит низко и хрипло. Он читает реплики Дарси с правдоподобными и выразительными терзаниями.
Он её джентльмен-чтец.
Ох, бл*дь.
Горячие крупные слёзы катятся по моим щекам. Вот ведь засранец. Этот раздражающий засранец-лесоруб читает вслух моей больной маме и превосходит Колина Фёрта.
– Ничего не выходит. Я не в силах справиться со своим чувством. Знайте же, что я вами бесконечно очарован и что я вас люблю...
Я заворожённо слушаю, плотно прижимаясь ухом к двери. Знаменитая пылкая сцена, где Дарси по глупости унижает семью Элизабет, указывает на каждый их недостаток. Когда он заканчивает, я слышу, как мама тяжело вздыхает.
– Мне всегда хотелось, чтобы Остен нас не мучила, – говорит она прежде, чем её останавливает мокрый кашель. Наконец, она переводит дыхание. – Столько тоски в Пемберли, столько недопонимания из-за Джейн, потом из-за Уикхема. Мне хотелось бы, чтобы Лиззи и Дарси сказали друг другу, что происходит. Тогда они могли бы сразу перейти к «жили они долго и счастливо».
– Ну, в реальной жизни я с вами на сто процентов согласен, – говорит Райдер. – Не вижу смысла в чём-либо, помимо прямолинейного общения.
Мама кашляет.
– Аминь. Если бы все говорили чёртову правду, мы могли бы избежать огромного количества драмы.
– Согласен. Но, похоже, для большинства людей всё не так прямолинейно. Чтобы говорить непростую правду, нужно время и храбрость, тогда как для прямолинейных и аналитических людей вроде вас и меня это работает по умолчанию. Это не качество, это просто наша природа.
– И само собой, в случае с Лиззи и Дарси, это литература. Она создана мучить нас, за неимением лучшего слова, но в приятной манере. Растягиваемое напряжение – это лучшая часть.
Голос Райдера звучит низко и особенно хрипло. Он говорит так, будто от силы успел влить в себя чашку кофе перед тем, как мама начала атаковать его телефон просьбами почитать для неё.
– Нужно продраться сквозь их неумение быть уязвимыми, их упрямый страх открыться, который вызывает все эти непонимания, и только потом будет воссоединение. Оттого-то оно и кажется таким долгожданным и значимым, – говорит он. – Сладость того, что они признаются в своих чувствах, сильна лишь потому, что они столько всего преодолели, чтобы прийти к этому пониманию. Им пришлось проработать свои комплексы и предположения, бороться, чтобы открыть правду. Тогда, и только тогда, они понимают, что значат друг для друга.
Мама тихо смеётся.
– Ты так говоришь, будто прекрасно понимаешь, каково это, молодой человек.
Я слышу, как тело Райдера ёрзает на стуле. Он прочищает горло.
– Это... это хорошая история. Я читал её ранее, в прошлом году проходил в рамках курса. Любой сказал бы вам то же, что говорю я.
– Но, возможно, не каждый это прочувствовал бы.
Воцаряется долгое молчание, которое потом нарушается голосом Райдера.
– Возможно.
– Ладно. Я перестану заставлять тебя говорить о чувствах. Спасибо, что перечитал. Теперь давай перейдём к хорошей части.
– Ладно, – Райдер прочищает горло.
Я сижу там дольше, чем следовало, слушаю, как Дарси и Лиззи проясняют недопонимания, и Дарси делает второе предложение. Я подслушиваю, совершая все те же проступки, за которые отчитывала Райдера, но я уже по уши погрязла в своём лицемерии и будто приклеилась к месту. Райдер продолжает читать, делает паузу словно для глотка воды, прочищает горло. Он читает удивление семьи Беннет от их помолвки, и мои мысли дрейфуют вместе с историей. Я убаюкана, довольна этим счастливым концом, пока их диалог, начинающийся словами Лиззи к Дарси, не вызывает холодный пот на моей коже.
– Моё обращение с вами всегда было на грани невежливого. Не было случая, чтобы, разговаривая с вами, я не старалась вам досадить. В самом деле, не влюбились ли вы в меня за мою дерзость?
– Я полюбил вас за ваш живой ум.
Моё сердце вдвое быстрее стучит в моих ушах. Звон заглушает все остальные звуки. Остен как будто описывает нас.
Райдер продолжает читать, но я не слышу это явственно, пока звон в ушах не стихает. Он читает реплику Лиззи.
– Почему именно вы вели себя, особенно при первом посещении, так, будто вам до меня нет дела?
Он читает ответ Дарси со стоической будничностью, которая воплощает в себе всего Райдера.
– У вас был неприступный и мрачный вид. И вы меня ничем не ободрили.
Я читала эту книгу бесчисленное множество раз, так что мои губы автоматически повторяют реплику Лиззи.
– Но ведь я была смущена!
– И я тоже.
Слова беззвучно слетают с моих губ.
– Вы не могли бы переговорить со мной, когда приезжали к нам на обед.
Он медлит. Ответ Дарси, озвученный голосом Райдера, заставляет моё сердце пропустить удар.
– Человек, который испытывал бы меньшее чувство, наверно, смог бы.
Я полностью валюсь на пол и смотрю в потолок.
Пугающие мысли мечутся в моей голове. Я вижу всю нашу дружбовражду одной стремительной кинолентой. Недопонимания. Многозначительные паузы. Долгие взгляды. Бесконечные споры. Игривые касания, дёрганье за волосы, тычки под рёбра.
Каждый. Отдельный. Поцелуй.
Слишком много эмоций спутывается в моей груди, щипаясь и сплетаясь. Снова становится сложно дышать. В одно мгновение моё сердце тянется к маме, в следующее – к этому медленно разворачивающемуся портрету реальности между Райдером и мной.
Прежде чем я успеваю об этом подумать, меня выдёргивает из раздумий тот факт, что голос Райдера становится ближе. Мне пришлось войти через парадную дверь, поскольку внешний вход в комнату мамы был заперт. Я не хотела рисковать и будить её, сообразив, что я по глупости забыла ключ. Оставалось либо смириться и войти через парадный вход, либо ждать, когда будет достаточно поздно, чтобы позвонить маме и попросить кого-то меня впустить.
Спешно вскочив, я бросаюсь в соседнюю комнату и прячусь за дверью, услышав щелчок, с которым закрылась дверь маминой комнаты, затем размеренные шаги Райдера по коридору. На долю секунды он медлит возле комнаты, в которой я спряталась. Приподнимает нос. Щурится. Он выглядит как камышовый кот, уловивший запах добычи. Когда его голова опускается, я вижу это – маленький диск в его густых светлых волосах, выбритых на маленьком участке за ухом.
Как эта штука работает? Выглядит она электронной и сложной. Он снимает её в душе? Оставляет ли он её на ночь? В том числе, когда ложится в постель не для сна?
Неа. Даже не думать об этом. Не представлять Райдера в сексуальном контексте.
Наконец, он уходит. У меня вырывается протяжный выдох.
Фух. Пронесло.
Я аккуратно высовываю голову, затем выскальзываю в коридор и пробираюсь в комнату мамы.
– Уилла, – она улыбается мне, похлопав по кровати. – Угадай, что? Нас пригласили на рождественский ужин.
У меня вырывается стон. Может, не так уж и пронесло.
***
Мы с мамой спорим. Атмосфера накаляется. Я с топотом выхожу из её комнаты и хлопаю дверью как капризный ребёнок. Я не дура, я понимаю, что это моё последнее Рождество с ней. Я не хочу делить её с кем-то другим.
Когда я возвращаюсь, относительно остыв, мама снова принимается за своё. Она реально с удовольствием зарабатывала бы себе на жизнь спорами. Она живёт ради хорошей перебранки.
– Они добрая семья, Уилла. Вы с их сыном друзья...
– Друзья-враги, – поправляю я.
Мама остается невозмутимой.
– Ты хорошо знаешь доктора Би. В чём проблема? – хрипло спрашивает она.
Когда она кашляет в сгиб руки, я тупо чувствую себя виноватой. Я понимаю, что чиню проблемы и упираюсь. Но это не означает, что я в силах себя остановить.
– Ладно, они хорошая семья, но они не моя семья.
– Но они могли бы стать твоей семьёй.
Злость и горячие слёзы встают комом в горле.
– Нет, не смей, Джой Саттер. Ты не имеешь права спихивать меня на них. Ты не умерла. Ещё нет.
– Но я умру! – орёт она, ударив руками по одеялу. – И ты даже не позволяешь мне позаботиться о тебе так, как я могу. Убедиться, что ты не проведёшь следующее Рождество в одиночестве... – её плечи трясутся, и она закрывает лицо ладонями. Я немедленно обнимаю её.
