Текст книги "Только когда мы вдвоем (ЛП)"
Автор книги: Хлоя Лиезе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Я ёрзаю на постели, поскольку у места операционного разреза собирается жидкость, и давление неприятно. Я всё ещё слегка осоловелый и не могу есть ничего, кроме мороженого. Наблюдая за моими попытками пошевелиться. Уилла прикусывает свои полные губы. Похоже, она очень старается не рассмеяться.
– Ооо, ты прям как маленькая сонная черепашка. Давай помогу.
Будь у меня энергия поворчать, я бы так и сделал. Уилла встаёт с кровати, хватает меня за талию и помогает подняться с удивительной для такой миниатюрной женщины лёгкостью. И если этого недостаточно, чтобы моё сердце сжалось, она поддерживает ладонью мой затылок и помогает опуститься обратно, подсунув под меня ещё одну подушку.
– Видишь? Вуаля, – она делает шаг назад и приседает в реверансе. – Сестра Рэтчед6 к вашим услугам.
Я награждаю Уиллу взглядом, который заставляет её рассмеяться, вновь напоминая мне, почему всё это стоило того. Ибо если смех Уиллы звучит так приятно, когда моя голова раздута от послеоперационного месива и воспаления, то когда всё наконец-то прояснится, её смех будет звучать просто сногсшибательно. Я снова буду слышать, и я больше никогда не буду воспринимать это драгоценное умение как данность.
«Спасибо», – показываю я жестом.
Она тоже отвечает жестом, слегка улыбаясь. «Всегда пожалуйста».
Я устал. Мои веки сами опускаются, но я не хочу ещё дольше откладывать разговор с Уиллой. Начиная со случившегося той ночью в её квартире и заканчивая этой болезненной реальностью, где её мама вот-вот станет пациенткой в доме моих родителей.
Знает ли Уилла о том, насколько мрачен прогноз её мамы? Моё нутро подсказывает, что нет. Я видел, как озаряется лицо Уиллы, когда звонит её мама, когда экран загорается фотографией женщины, чьи глаза и улыбка идентичны её собственным. Если бы она знала, что её мама умирает, Уилла не вела бы себя так.
Я ищу телефон под одеялом, он где-то потерялся при моём переворачивании. Уилла наклоняется, вместе со мной обшаривая постель и обдавая меня своим мягким и вызывающим зависимость запахом. Я собираюсь уткнуться носом в её волосы, но она выпрямляется с моим телефоном прежде, чем я успеваю это сделать.
– Ага!
Забрав у неё устройство, я начинаю печатать. Я не набрал и половину текста, когда телефон Уиллы орёт в её кармане, и она достаёт его, глядя на экран. Её лицо скисает, пока её глаза бегают вправо-влево.
Ужас просачивается в моё нутро. Похоже, новости не лучшие. Я как можно нежнее похлопываю по кровати. Это привлекает её внимание, заставляет поднять на меня взгляд.
– Прости... – она смотрит в телефон, затем куда-то перед собой. – Моя мама... она только что сказала, что сегодня её перевезут.
Я протягиваю руку, разрываясь между желанием утешить её и допечатать сообщение, но Уилла убирает телефон в карман и проводит пальцами по волосам, отчего её локоны вскидываются безумными спиралями.
– Прости, Рай, мне надо идти. Ты как, нормально? Бекс о тебе позаботится?
Я роняю руку, горбя плечи и стараясь скрыть раздражённое разочарование. Конечно, ей нужно побыть с мамой, я не обижаюсь на это, но что мне теперь делать? Когда ей сказать? Я не могу не прийти домой на Рождество, но не хочу наткнуться на Уиллу и застать её врасплох. Что-то мне подсказывает, что Уилле не нравится быть застанной врасплох.
Уилла берёт мою ладонь и сжимает, после чего отпускает. Она выглядит разрывающейся на куски, будто ей хочется сказать мне не меньше вещей, чем я хочу сказать ей. Но когда наши пальцы разлучаются, а ладони опускаются, это ощущается чем-то окончательным. Это ощущается как прощание.
Как мне сказать Уилле, что я хочу, чтобы это было лишь началом?
Глава 20. Райдер
Плейлист: Guitar Tribute Players – Hearts Don’t Break Around Here
Уилла избегает меня, как я и думал. Я знаком с ней уже несколько месяцев. Я знаю, как она справляется со сложными вещами. Она их избегает. Она несколько раз через сообщения проверяла, как у меня дела, но всё ограничивалось её обычным дразнением и пререканием. Это сводит меня с ума. Мне хочется рвать на себе волосы и орать, настолько меня раздражает зияющая пропасть в нашем общении.
Я не могу рассказать ей о происходящем в сообщении. Тема слишком деликатная, контекст слишком странный. Этот разговор надо вести лицом к лицу. Проблема в том, что я не могу поговорить с ней по телефону и заставить её встретиться со мной лично.
За неделю до Рождества у моей мамы начинается инфаркт из-за того, что я до сих пор не дома. У Уиллы ещё не было времени увидеться со мной, и она уже несколько дней не в силах сказать что-либо всерьёз. Я беру телефон и посылаю сообщение, которое надо было отправить на следующий день после того, как она ушла из моей квартиры.
«Нам надо поговорить».
Три точки появляются практически мгновенно, затем:
«Бугай, ты со мной расстаешься?»
Чёрт бы побрал эту женщину. Я тру глаза и делаю глубокие вдохи. Мой телефон снова вибрирует.
«Ты опять трёшь глаза и делаешь глубокие успокаивающие вдохи, чтобы не совершить убийство следующей звезды мирового футбола, да?»
Мои губы изгибаются в неохотной улыбке.
«Я не могу подтвердить или опровергнуть эти обвинения».
«Так и знала. Мне надо заскочить домой и взять кое-какие вещи на праздники. Буду поблизости примерно до завтрашнего полудня. Хочешь, поужинаем? Можешь приготовить мне фрикадельки».
Я закатываю глаза, но прежде чем я успеваю ответить, выскакивает другое сообщение. Мама.
«Райдер Стеллан Бергман, я прошу тебя об одной вещи. Об одной. Быть дома на Рождество. Ты где?»
У меня вырывается рычание. Я не очень хорошо его слышу, зато очень отчётливо чувствую, чёрт возьми. Женщины в моей жизни сведут меня с ума.
«Мама, прости. Я пытаюсь разобраться в ситуации с Уиллой. Она всё никак не встретится со мной, чтобы поговорить».
В диалоге с мамой появляются три точки.
«Так заставь её».
Иисусе. Я сын своей матери. Это отчасти шведская культура, отчасти характер – она думает, что все должны быть такими же прямолинейными, как она и я. Никакой ерунды, никаких игр.
«Уилла устроена не так, мам».
«Я так и думала. Просто я скучаю по тебе. Дом уже не тот без моего Райдера».
О да, дави на чувство вины ещё сильнее. Мой телефон снова вибрирует.
«Можешь сегодня просто прийти на ужин? Только Рен, Вигго, Оливер и Сигрид».
«То есть, практически все. Не считая Акса, Фрейи и её гадкой половинки».
«Наверное, можно сказать и так».
«Ладно, но я потом пойду домой. На празднование Рождества буду вовремя, обещаю».
«Твои условия приемлемы. Увидимся через час».
Через час? Я бросаю телефон в сторону, затем вспоминаю, что надо ответить Уилле.
«Мама убьёт меня, если я не приду на семейный ужин. Всё-таки не получится приготовить тебе фрикадельки. Позавтракаем завтра?»
«Засранец. Сделай мне те булочки с корицей и свежий кофе, и тогда договорились».
Мне хочется злиться на то, что она рассчитывает, будто я встану рано и буду печь ей свежую выпечку. Но мы оба знаем, что я так и сделаю.
«По рукам. Первым делом с утра пораньше, Солнце».
«Уже не терпится».
На моих губах играет идиотская улыбка. Я не пишу этого, но фраза так и вертится на языке. «Мне тоже не терпится».
***
Всё так громко, как я и думал. Рен и Сигрид (Зигги, как мы её называем) не способны говорить так, чтобы не орать. Вигго и Оливер – это погодки, которые всегда ужасно пререкались, так что и теперь они опять сцепились. Иронично, но находясь на грани восстановления слуха, я хочу лишь тишины. На мгновение ускользнув от хаоса перед ужином, я поднимаюсь по лестнице в свою старую спальню, которая как будто застыла во времени со старших классов, и плюхаюсь на одноместную кровать.
С облегчением вздохнув в блаженной тишине, я закрываю глаза. Засыпая, я ловлю себя на том, что представляю хижину в лесах, у подножья какой-нибудь заснеженной горы. Ревёт огонь, некое подобие рагу бурлит в котелке над пламенем. Я сижу в потрёпанном кресле, слушаю успокаивающее потрескивание поленьев, когда те занимаются огнём. Глубоко дыша, я чувствую запах древесного дыма и хвои, трав в рагу и той влажной сырости в хижине. Но потом появляется новый запах. Розы. Цитрус. Солнцезащитный крем.
Уилла.
Она проводит ладонью по моей шее, её пальцы массируют кожу моей голову, пока она опускается на мои колени. Дыхание вырывается из меня протяжным болезненным шипением, когда её задница ёрзает на мне, и она закидывает ножки на диван.
«Привет», – говорит она.
Я могу её слышать. Я слышу её голос, и он подобен жидкому золоту в моих ушах. Это тихое, низкое урчание. В свете от очага её глаза напоминают радужки камышового кота, обретают оттенки ириски и янтаря, пока отсветы пляшут в её радужках. Её волосы неукротимые. Так они в моём воображении выглядят после возни в постели.
Под ширинкой моих джинсов всё набухает, нужда скручивает низ живота. Воображаемая Уилла снова меняет позу, её ладони обхватывают мои щёки. Её губы на расстоянии одного вдоха, глаза не отрываются от моих. Она подвигается ближе, ближе...
Громкий стук в дверь резко будит меня. Я смотрю вниз. Мой член безбожно твёрдый и натягивает ширинку. Я явно и до боли возбуждён. Спешно скатившись с кровати, я приоткрываю дверь ровно настолько, чтобы спрятаться за ней, и вижу по другую сторону папу.
«Что?» – спрашиваю я одними губами.
Папа выглядит виноватым.
– Мальчики и Фрейя уехали по одному делу, а мама и Зигги слишком миниатюрны, чтобы помочь мне. Джой хочет, чтобы я развернул кровать, и она лежала бы лицом к стеклянным дверям, но для этого мне надо передвинуть бабушкин комод. Ты сейчас уже оправился, и поднятие чего-то тяжёлого не должно стать проблемой.
Я стону. Эта штука весит тонну. Клянусь, этот комод обшит свинцом, или же в нём имеется секретный сейф со слитками золота. Но не это меня пугает. Мы с Уиллой до сих пор не поговорили. И встречаться с её мамой до этого кажется плохой идеей.
Достав телефон, я печатаю: «Это может подождать?».
Что, если её мама скажет что-то Уилле? Уилла убьёт меня за то, что я не поговорил с ней об этом, хотя я перепробовал всё, что только пришло в голову. Я буквально слышу, как она это скажет. «Я убью тебя, Бугай. Я убью тебя насмерть».
Папа бросает на меня взгляд «я-разочарован-в-своём-сыне». Уверен, он полагает, что мне хватит смелости каким-то образом заставить Уиллу поговорить обо всём этом. Но он ошибается. Я ценю его веру в меня, даже если она не оправдана.
Я машу рукой, капитулируя. Ладно. Упоминание бабушки и взгляд на отца сотворили чудеса с моим дискомфортом в штанах, так что я открываю дверь, закрываю её за собой и иду за папой вниз.
Пока я шагаю по коридору, чтобы встретиться с мамой Уиллы, ужас встаёт комом в моём горле. Я потею, я на грани паники.
Папа говорит ей что-то, когда мы входим в комнату – я не слышу ничего, кроме бодрого докторского тона. Выразительный голос, различить который ещё сложнее, отвечает что-то папе.
Папа берёт меня за руку, встаёт со стороны хорошего уха и подтаскивает меня к себе.
– Джой, – громко произносит он. – Это мой сын... ну, один из моих сыновей... Райдер. Райдер, это Джой Саттер, мама Уиллы.
Я пихаю папу локтем.
Джой выглядит совсем как на фото в телефон Уиллы. Она выглядит как Уилла, но болезненно худая, с платком на голове и лет на двадцать старше.
Я машу в знак приветствия и чувствую, как нутро скручивает чувством вины. Уилла должна знать об этом. Я хочу, чтобы она знала.
Папа поворачивается, чтобы я мог читать по губам, но обращается к маме Уиллы.
– Райдер глухой, Джой. Несколько лет назад он слёг с менингитом, который повредил оба его уха, и с тех пор мы прикладываем чертовски много усилий, чтобы наладить его восприятие звуков и речи. Он может читать по губам, если ты говоришь медленно и отчётливо, или же ты можешь написать ему сообщение. Я пришлю тебе его номер.
Я сдерживаю сдавленный звук, наблюдая, как папа отправляет маме Уиллы мой номер. Джой просто улыбается, держа руки на коленях; её телефон лежит на столике сбоку. Она выглядит как кошка, сожравшая канарейку.
– Райдер, – отчётливо произносит она. – Приятно с тобой познакомиться.
Я киваю.
– Что ж, – папа оглядывается через плечо на древний комод. – Давай сделаем это, сынок.
Двигать его – адская задача, но мы справляемся, после чего аккуратно убираем тормоза на больничной койке Джой и разворачиваем её. Я понимаю, почему она хотела поменять положение. Так через стеклянные двери открывается отличный вид на задний двор. Может, декабрь и наступил, но всё равно солнечно, и многие растения процветают. На самом краю её обзора виднеется сетка футбольных ворот. Мне интересно, пользовалась ли ей Уилла.
– Спасибо, джентльмены, – говорит она.
– Тебе нужно что-нибудь ещё, Джой? – папа подходит к ней и нежно кладёт ладонь на её хрупкое плечо. – Патти скоро придёт с твоими лекарствами и прочим, но если я прямо сейчас могу что-то сделать для твоего комфорта, только скажи.
Джой пристально смотрит на меня.
– Я бы хотела минутку наедине с Райдером, если это возможно.
Я умоляюще смотрю на папу. Он переводит взгляд между нами, и его лицо озаряется улыбкой. Он ещё раз сжимает плечо Джой, затем подходит ко мне и говорит прямо в моё правое ухо.
– Удачи.
Хлопнув меня по спине, он уходит и закрывает за собой дверь.
– Райдер, – Джой показывает на стул возле её кровати. – Пожалуйста, присоединяйся ко мне, будь так добр.
Я медленно подхожу к ней и осторожно сажусь, пока она наблюдает за мной.
– Значит, ты засранец лесоруб.
Мои брови взлетают вверх.
Подняв одну руку, она жестом подзывает меня ближе. Я послушно наклоняюсь. Её руки дотрагиваются до моей бороды, спускаются к горлу.
– Издай звук, Лесоруб.
Я колеблюсь. Она дёргает меня за бороду. Я сердито смотрю на неё.
– Издай. Звук.
Вздохнув, я мычу. Она прижимает ладонь к моему горлу, её глаза сосредоточено напряжены. Когда её ладонь опускается, она склоняет голову набок, и этот жест так напоминает Уиллу.
– Значит, ты добровольно не говоришь. А мог бы, если бы захотел.
Я колеблюсь на мгновение, затем пожимаю плечами.
– Почему нет? Стесняешься? Всё звучит не так, как тебе хотелось бы?
Я достаю телефон, но ладонь Джой ложится на мою руку.
– Моё зрение уже ни к чёрту, сынок. Классный побочный эффект последнего раунда лечения от рака. Поговори со мной, иначе мы с тобой далеко не уйдём.
Между нами воцаряется молчание. Её глаза впиваются в меня взглядом, и она тянется к прикроватному столику. Её рука находит книгу и поднимает.
Книга с тихим хлопком приземляется мне на колени.
– Уилла читает мне вечерами. Не веришь, спроси у неё. Мы с тобой никогда не пообщаемся, если ты не проглотишь гордость и не откроешь рот.
Моё сердце стучит в моих похеренных ушах. Эмоции подступают к горлу. Она не может видеть. Я не могу говорить.
«Вот только ты можешь. Просто не говоришь. Потому что это тяжело и странно».
– Алекс говорит, что тебе сделали операцию по установке кохлеарных имплантатов.
Я киваю.
– Говори, сынок.
Прочистив горло, я выдавливаю слабое:
– Мгмм.
– Уже лучше, – она осторожно меняет позу на кровати. – То есть, ты сделал операцию, намереваясь снова научиться слышать и говорить с имплантатом.
– Мгмм.
Она широко улыбается.
– Ну, ты хотя бы поддаёшься обучению. То есть теперь мы до моей смерти будем перебрасываться вопросами на «да» и «нет». Не очень-то весело.
Она снова показывает на книгу. Я смотрю на обложку.
– «Гордость и предубеждение», – она с блеском в глазах откидывается на подушку и подтягивает одеяло. – Основоположный роман от ненависти до любви. Ну, может, если не считать шекспировское «Много шума из ничего». Почему бы тебе не почитать для меня?
Мои глаза выпучиваются, рот раскрывается для слов, которые я ужасно боюсь произнести.
– Слушай, Бергман.
Эта фраза заставляет меня выпрямиться от шока – будто Уилла обращается ко мне устами своей матери.
– Когда имплантат активируют, твои голосовые связки не начнут работать как по взмаху волшебной палочки. Ты годами позволял этим мышцам атрофироваться. Считай это практикой. Ты выглядишь так, будто занимаешься спортом, регулярно тренируешься. Перед тренировкой всегда надо размяться и разогреться. Нельзя же приступать к усердным нагрузкам с холодными мышцами, так?
Я медленно качаю головой.
– Говори, – рявкает она.
– Мм-мм.
Она закатывает глаза.
– Господи, вот упрямый. Даже «нет» не может сказать. Слушай. Поначалу ты будешь говорить ужасно. Но пока твой имплантат не активировали, ты же всё равно не услышишь, насколько это ужасно. Я буду единственной, кто узнает, как ты говорил, пока всё не наладилось, а я через несколько недель умру, так что кому я расскажу?
Боль ранит моё сердце. Уилла... я не знаю, что сделает Уилла. Такое чувство, будто мама для неё – весь мир.
Джой награждает меня пристальным взглядом.
– Райдер, мне больно. Мне нужно отвлечение, пока Уиллы нет. Я сказала ей взять кое-какие вещи для праздников, потому что она пребывает в полном раздрае, наблюдая, как я увядаю будто червяк на крючке. Я уже на том этапе, когда лекарства не особо помогают, и каждый час бодрствования я жалею о том, что нахожусь в сознании. Понимаешь, о чём я?
Я испытываю глубинную тошноту. Я ненавижу рак. Я ненавижу тот факт, что она страдает.
– Так что почитай мне. Если не ради меня, то для Уиллы.
Нож прямиком в моё сердце. Джой Саттер знает, что она только что разыграла свою козырную карту.
Я аккуратно подвигаюсь ближе к постели Джой. На её губах играет медленная улыбка, глаза закрываются.
– Мы остановились на 32 главе.
Дрожащими руками я открываю книгу и перехожу на страницу с закладкой. Дыхание застревает в моём горле, и нежное касание заставляет дёрнуться. Ладонь Джой ложится на моё запястье.
– Сделай глубокий вдох.
Я подчиняюсь. Медленно и протяжно вдыхаю.
– И выдох.
Я размеренно выпускаю воздух.
– Приступай, – говорят её губы.
При первой попытке моё горло сжимается. Я хрипло откашливаюсь, делаю ещё один вдох. Мой живот сжимается, воздух резко взлетает к горлу, и меня ошарашивает давно забытое ощущение вибрации от звука в голове и шее, когда я говорю:
– Э-Элизабет сидела од-дна следующим ут... – мой голос будто застревает в горле. Я сглатываю, пробую снова, но голос срывается. Её ладонь ободряюще сжимает мою руку, и я смотрю на её губы.
– Эти звуки будут самыми сложными. Те, в которых задействована задняя часть твоего горла. Утро. Одна. Подобные слова. Чёрт, да даже «Уилла» дастся непросто. Продолжай. Твой голос звучит чертовски хорошо после такого долгого перерыва.
Перед глазами всё расплывается от слёз. Я накрываю глаза ладонями прежде, чем они успевают пролиться. Джой удобнее устраивается на подушках и улыбается.
– Пора услышать, как Лиззи отказывается от первого предложения Дарси.
Я опираюсь локтями на матрас и кое-как выдавливаю слова. Я читаю вслух, пока мой голос не садится, пока Джой не засыпает. Её лицо выражает умиротворение, и пусть я знаю, что подарил ей маленький дар отвлечения, я знаю, что её дар мне был куда огромнее. Рука, за которую можно держаться, пока я наконец-то двигаюсь вперёд.
Глава 21. Уилла
Плейлист: Olivia O’Brien – hate u love u
– Притормози, Уилла, – ворчит мама. Её ладони похлопывают по простыням, и это характерный признак её дискомфорта. – Ты спешишь, и я не могу ничего разобрать. Мой джентльмен-чтец куда выразительнее с его речью.
Я закатываю глаза, позволяя «Гордости и предубеждению» упасть на мои колени. Мама сказала, что один из сыновей доктора Би, вернувшийся домой на праздники, читает ей вечерами, когда мама непременно выпинывает меня, чтобы я поела нормальной еды и не забивала на свои тренировки. Должна признаться, моё сердце Гринча сделало кульбит, когда она рассказала мне об этом. Какой-то молодой парень проводит свои праздничные вечера и читает ей Остен – куда уж милее.
– Ну, может, пусть тогда твой джентльмен-чтец читает тебе вместо меня.
Мама фыркает носом.
– Почитает. Наше следующее свидание – завтра.
Это заставляет меня рассмеяться.
– Свидание, да? Ты соблазняешь молоденьких парней, мама?
Улыбка мамы слабая, но тёплая.
– Это было бы нечто. Он красивый. Сложно это подметить, потому что он стеснительный и вечно прикрыт одеждой с головы до пят, но можно сказать, что под всеми этими защитными слоями кроется завидный мужчина.
В груди у меня что-то колет. Это описание заставляет меня подумать о Райдере. Я вела себя ужасно. После того, как он перенёс ужин, я отказалась от кофе утром, потому что я самая трусливая трусиха. Я ужасно боялась того, что он может сказать. Я понятия не имею, куда нам двигаться дальше из этой точки после того, как он закончил наш вечер после полуфинала.
«Вообще-то это ты кончила. Пипец. Как. Мощно».
– Ох, да ради всего святого, – бурчу я про себя.
– О чём ты там разговариваешь сама с собой?
– Да ни о чём.
Мама нажимает на кнопку, чтобы слегка приподнять изголовье своей больничной койки, затем медленно поворачивается на бок. Выглядит всё так, будто движение причиняет адскую боль.
– Как твой засранец лесоруб?
– Всё ещё засранец, – ворчу я. Это всё Райдер виноват. Это его дурацкий зять отправил нас в тот поход, который привёл к поцелую у водопада. Это Райдер соблазнил меня конфетками с арахисовой пастой, виски и самым великолепным оргазмом в мире. Теперь мы пересекли ту невидимую границу и существуем в неком подвешенном состоянии, очень далёком от территории «друзья-враги».
Что, если он захочет вернуться к тому, как всё было раньше? Я застряну, страдая по парню, который испортил для меня всех остальных мужчин, а он с радостью будет подкалывать меня и обращаться со мной как с какой-то платонической занозой в его заднице. Не буду я такой херней заниматься. Но с другой стороны, если он захочет развивать то, что начал на моём диване, это я тоже не могу. Я не стану открывать своё сердце. Я не могу себе это позволить. Я застряла, я несчастна, я ужасно скучаю по нему, отчего мне становится ещё хуже. Я не должна скучать по Райдеру. Я должна скучать по тому, как я его мучаю.
– Какие у него планы на праздники? – устало спрашивает мама.
Я встаю и подтягиваю одеяло до её плеча, затем нежно глажу по спине.
– Он только сказал, что останется в родительском доме, проведёт время с родителями, братьями и сёстрами.
– Ты его избегаешь.
Я стону, плюхнувшись обратно на свой стул.
– Ма, а можно мы не будем подвергать меня психоанализу?
– Он пытался перейти к чему-то большему, чем дружба? Поэтому ты его морозишь?
– Джой Саттер, прекрати. Я его не морожу, просто даю всему немного остыть. Мы друзья-враги. Сексуального напряжения хватает с головой. Я свожу его с ума, а он... а он меня ужасает.
Мама склоняет голову набок, её глаза выражают беспокойство.
– Почему он тебя ужасно пугает?
– Потому что он мне не безразличен. Потому что я не хочу терять нашу кошмарную дружбу. Я бы предпочла остаться друзьями-врагами, а не рисковать и пытаться быть кем-то большим только для того, чтобы все разрушилось. Если я останусь с ним друзьями-врагами, то потеряю лишь что-то гипотетическое. Но если правда попробую, то могу потерять... всё.
– Проклятье, Рози, – это заставляет моё сердце сжаться. В детстве она постоянно называла меня так. – А ты немало раздумывала.
Я шутливо бросаю в её сторону мятную конфетку, следя, чтобы та не долетела и упала перед ней.
– А чем ещё заниматься на каникулах?
– Как по мне, звучит весьма трусливо.
Мои челюсти сжимаются, я ощетиниваюсь.
– Не провоцируй меня, мать.
– Ооо, она назвала меня «мать». Ты упускаешь нечто хорошее. Это дурацкая логика. Нет, это даже не дурацкая логика, это откровенно нелогично. Ты не думала, что после месяцев узнавания его, выстраивания доверия и безопасности, твоё сердце наконец-то показало тебе зелёный свет, чтобы двигаться дальше? А теперь ты сидишь тут на холостом ходу и тратишь бензин впустую.
Проклятье. Я никогда не думала об этом под таким углом.
Мама ёрзает на постели и пытается скрыть гримасу. Это выдёргивает меня из раздумий.
– Что происходит, мама?
Она вздыхает.
– Просто не могу удобно лечь.
Печаль, чувство вины, беспокойство скручивают моё нутро.
– Что я могу сделать?
– Ничего, – мама зарывается в одеяло и качает головой. – Ничего тут уже не поделаешь.
Это не нормально. Я смотрю на телефон. Её медсестра взяла перерыв и не вернётся ещё полчаса. Я не позволю маме полчаса трястись от боли. Я всё исправлю. Сейчас же.
Я достаю телефон и набираю номер, который дал мне доктор Би. Он отвечает после третьего гудка.
– Всё в порядке? – спрашивает он.
– Маме больно. Вы можете спуститься...
– Сейчас буду.
Звонок обрывается прежде, чем я успеваю вздохнуть с облегчением.
Буквально через тридцать секунд доктор Би распахивает дверь, и его внимание сразу приковано к маме. Пока он закрывает за собой дверь, по коридору прокатывается визг, за которым следует мужской смех.
По моей спине пробегают мурашки. Я знаю этот звук. Доктор Би застывает. Внимание мамы переключается с двери на меня.
Я кошусь на дверь, которая ведёт в дом доктора Би. Я ею ни разу не пользовалась. Я понятия не имею, как выглядит остальная часть дома. Несколько раз я слышала звон смеха, эхо счастливых голосов с кухни. Звучит всё так, будто большая семья сидит за обеденным столом и хорошо проводит время. Такая идея совершенно чужеродна для меня.
Мама видит, как я смотрю на дверь.
– Уилла, что такое?
– Я просто кое-что услышала.
И снова тот мужской смех. Волоски на моих руках и шее сзади встают дыбом.
Я не обращаю внимания на маму и доктора Би, вылетая за дверь. Мягкими шагами я иду по тёмному и тихому коридору, удалённому от остальной части дома. Но с каждым шагом шум усиливается, и свет длинными лучами разливается по полированному паркету. С каждым шагом меня встречают ароматные запахи еды и счастливые звуки. Я стою на краю крыла дома, лицом к большому фойе, и я ослеплена красотой их дома. Воздушные белые стены, чистые линии. Натуральная древесина, льняные ткани, высокие окна.
Я поражена, ошарашена, когда мимо меня проносится пятно огненного цвета, за которым следует более высокое пятно соломенно-жёлтого цвета. Мой мозг запоздало соображает, что это рыжая девушка и светловолосый парень, их ноги пинают мяч для футзала – маленький утяжелённый мячик, предназначенный для отработки пасов и контроля меча. Практически идеально подходит, если хочется поиграть в футбол в помещении и ничего не сломать. Мяч слишком тяжёлый и не взлетает в воздух.
Они проносятся мимо меня, даже не замечая моего присутствия, и скрываются в огромной просторной комнате слева. Там длинный стол, в дальнем конце которого сидят несколько человек, держа в руках кружки чая и играя в настольную игру. Силуэт женщины виднеется в глубине комнаты, она высокая, со светлыми волосами до плеч. Она стройная и гибкая, и когда она поворачивается в профиль, моё сердце застревает в горле. Я знаю этот нос.
Мой мозг пребывает в отрицании. Я слышала его смех. У неё его нос. Но это невозможно. Это совпадение. Нос Райдера – просто... ну, идеальный нос. У великолепной женщины может быть идеальный нос.
Я робко иду к комнате, откуда доносится эхо, и мои руки дрожат. Один из людей за столом поднимает взгляд. Мужчина с тёмно-каштановыми волосами и ярко-зелёными глазами. На сей раз моё сердце стучит в ушах. Эти глаза я тоже знаю.
«Да, дурочка, знаешь. Это глаза доктора Би. Этот парень наверняка приходится ему сыном».
Мужчина выпрямляется на своём месте, не сводя с меня глаз, и зовёт:
– Мам?
Женщина его как будто не слышит. Её руки и глаза сосредоточены на еде, которую она готовит.
– Мам, – повторяет мужчина. В его голосе слышатся настойчивые нотки, привлекающие её внимание.
Наконец, она поднимает взгляд. Я смотрю на неё, пока тошнота бушует в моём нутре. Столько этих черт мне знакомо. Я знаю эти скулы. Этот гладкий высокий лоб. Эти широко посаженные глаза, только у неё они ртутно-голубые.
Должно быть, я воображаю себе на пустом месте. Этого никак не может быть, просто никак...
Женщина спешит ко мне, и спешка, отразившаяся на её лице, ещё сильнее напоминает мне Райдера. Должно быть, у меня галлюцинации. Это потому что я до идиотизма скучаю по нему, потому что я страдаю от одиночества и стресса. Я хочу, чтобы его толстые как стволы дерева руки стиснули меня в крепком объятии, хочу его запах хвои и кедра, хочу ощущение его фланели на моей коже, хочу его губы, прижимающиеся к моим неуёмным волосам.
Она практически подтаскивает меня к месту за столом и усаживает.
– Вот так, sötnos, – бормочет она.
Я смотрю на неё как в трансе.
– Что вы сказали?
Она мягко улыбается.
– Это просто ласковое обращение, – её голос окрашивается акцентом, который я не могу определить. Её гласные окающие и певучие, согласные завершаются поджиманием губ. – Ты в порядке, Уилла?
Я киваю, пока смущение обжигает щеки и ко мне возвращается реальность. Господи, как стыдно. У меня никакого права находиться здесь. Я слышу его смех, вижу его черты в этих людях. Я воображаю все эти невидимые связи с Райдером в комнате, полной незнакомцев, которые стараются не пялиться на меня с любопытством, но в основном терпят провал.
Элин накрывает мою ладонь своей. Это моя первая встреча с ней, но я не удивлена, что она знает, кто я. Я выгляжу в точности как мама. Я тупо смотрю на неё, подмечая, что она до абсурда красива.
– Могу я что-нибудь для тебя сделать? – тихо спрашивает она.
Где-то поблизости закрывается дверь, привлекая её взгляд. Её глаза раскрываются шире, затем возвращаются ко мне. Прежде чем я успеваю ответить, она обнимает меня одной рукой.
– Ты выглядишь бледной. Не хочешь прилечь? У меня есть комната рядом с твоей матерью и...
– Нет, – я шатко поднимаюсь, но мне удаётся остаться на ногах. – Со мной всё будет хорошо, но спасибо вам. Простите, что так ворвалась. Я думала... – моё нутро скручивает жутким стыдом. – Я пойду.
Я пячусь назад, зная, что веду себя странно и грубо. Я лезу, куда не просили. Мне тут не место, я на эмоциях. Мне надо вернуться в нашу с мамой маленькую норку.
Элин встает, её лицо искажается от беспокойства.
– Пожалуйста, Уилла, просто посиди здесь минутку.
– Я не могу, – я начинаю разворачиваться. – Но спасибо в...
Я с силой врезаюсь в чрезвычайно крепкую человеческую стену, отчего весь воздух вышибает из моих лёгких. Когда я отшатываюсь назад, рука поддерживает меня, сохраняя моё равновесие.
Погодите-ка.
Хвоя, тёплый мужчина, чистое мыло. Это запах Райдера. Я смотрю вниз, на ноги мужчины. Это его вязаные носки, которые он постоянно носит. Его поношенные джинсы. Мои глаза поднимаются выше. Фланелевая рубашка. Моё дыхание учащается, сердце бешено стучит. Выше. Выше. Борода аля «беличий хвост». Идеальный нос. Зелёные глаза.
