Текст книги "Гонки на выживание"

Автор книги: Хилари Норман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)

54

Роберто балансировал на грани жизни и смерти и сознавал это. Всякий раз, как ему удавалось неимоверным усилием разлепить веки, он видел провода и трубки, бегущие во все стороны от его груди, больничные халаты и чьи-то внимательные глаза. Иногда он видел Андреаса, стоявшего в ногах кровати, или Александру, тихонько сидевшую в уголке и улыбавшуюся ему, а однажды, когда болезненный укол в руку вырвал его из забытья, он увидел Роберту. Она говорила с каким-то человеком в темном костюме, и на ее юном личике был написан испуг. Когда Роберто снова закрыл глаза и погрузился в безымянную, сумрачную дрему, он увидел свою мать за работой в задней комнате их дома в Неаполе и услыхал ворчливый голос отца: «Ты всегда баловала парня, Марина, ты его испортила. Он должен был остаться здесь со своей родней». А потом вдруг как по волшебству появилась Анна, его Анна, снова юная и хорошенькая, как картинка, сидящая на их брачной постели и ждущая его в ночной сорочке белого батиста. «Это будет мальчик, – говорила она, сияя радостью и уверенностью, – это будет сын. Он вырастет и будет помогать тебе и моему отцу».

– Папа? Папа, это я, Андреас. Ты меня слышишь?

Веки дрогнули и неохотно открылись; взгляд, ставший мутным, медленно сосредоточился, потом прояснился, когда пришло узнавание.

– Анди, – прошептал он.

Андреас взял отца за руку, стараясь не задеть прикрепленную к ней трубочку капельницы.

– Как ты себя чувствуешь, папа?

– Мне не больно, – заплетающимся языком ответил Роберто.

– Это хорошо, папа.

Голова Роберто с разлохмаченными седыми волосами беспокойно заметалась по подушке.

– Мне казалось, я видел Александру и Роберту.

– Ты их видел. Мы все здесь, папа. И Даниэль тоже. А теперь поспи. Отдых тебе нужен больше всего. Мы все будем здесь, когда ты проснешься.

Взгляд отца устремился на Андреаса.

– Я видел Анну, – мечтательно сказал Роберто.

– Правда, папа?

– Она была такой молодой…

Он закрыл глаза, его голос перешел в невнятный шепот и замолк.

За дверью палаты доктор, молодой человек с печальными глазами, посоветовал им всем не покидать больницы.

– Мой отец умирает? – спросил Андреас.

– Это не исключено. – Молодой доктор похлопал его по плечу. – Если вам что-нибудь понадобится, например отдельная палата, это можно устроить.

Роберто был в сознании, но его лицо так осунулось, что под кожей явственно проступили кости, а его голос, всегда такой басовитый и звучный, снизился до еле слышного шепота.

– Ты подрался, – сказал он Андреасу, заметив синяки у него на лице.

– Да, папа, – улыбнулся Андреас. – С Даниэлем.

– Но вы снова с ним друзья?

– Да, папа.

Роберто напряг глаза.

– Где он? Я хочу его видеть.

Андреас кивнул Александре, она тихо вышла из палаты и вернулась с Даниэлем.

– Покажи мне свое лицо, Даниэль, – прошептал Роберто. Когда Даниэль подошел поближе, старик одарил его теплой улыбкой и сделал слабый жест, пытаясь дотянуться до него рукой. – Все как в первый раз, – заметил он.

– В точности, – подтвердил Даниэль срывающимся голосом.

– Анди…

Андреас наклонился над отцом, а Даниэль отошел в сторону.

– Да, папа.

– Un cerchio grande [38]38
  Большой круг (итал.).


[Закрыть], – задумчиво произнес Роберто. – Жизнь – это круг, Анди, это большой круг.

Андреас кивнул, не доверяя своему голосу. Все глубоко спрятанные, подавленные много лет назад чувства вдруг поднялись со дна его души, как вода в колодце, и выплеснулись наружу слезами. Ему отчаянно хотелось обнять отца, оторвать его от больничной подушки и крепко-крепко прижать к себе, пока еще не поздно, но датчики и трубки капельниц стояли между ними подобно неприступной стене.

– Ты больше не должен участвовать в гонках, Анди, – прошептал старик. – Это огорчает твою мать.

Андреас посмотрел на Александру, потом перевел взгляд обратно на отца.

– Я не буду, папа.

– Ты мне обещаешь?

– Я клянусь тебе.

Слезы потекли неудержимо, он опять оглянулся на Александру и увидел, что она тоже плачет.

– Отведи меня обратно к Анне, – шепнул Роберто.

– Хорошо, папа.

– Bene, – сказал Роберто и закрыл глаза.

– Ты говорил правду, – с глубоким удивлением заметила Александра какое-то время спустя, когда они вновь оказались в маленькой темной комнатке ожидания. – Ты действительно больше не будешь участвовать в гонках.

– Да, – Андреас твердо взглянул ей в глаза.

– Что ж, спасибо.

Простые слова, но он понял, как много они значат. Все остальное досказали ее глаза.

Бобби беспокойно заерзала на жестком стуле. Она не знала, куда девать свои длинные ноги, онемевшие от долгого ожидания, нехватка сна вызвала у нее головную боль.

– Может, тебе стоит поехать домой, доченька? – ласково предложил Андреас. – Надо немного отдохнуть.

– Нет, папа.

– Здесь ты больше ничем не сможешь помочь.

– Я останусь, – упрямо заявила она. – Со мной все в порядке. – Бобби вопросительно посмотрела на отца. – Значит, мы не будем участвовать в этом ралли вместе, да, папа?

– Нет, Бобби, не будем. Мне ужасно жаль, что я тебя подвел. – Он помолчал. – Но я думаю, что такой большой перегон – это слишком тяжело для новичка.

Она встретила новость, не моргнув глазом.

– Дедушка был рад.

– Я знаю.

– Но ведь ты уже все решил еще до того, как он попросил, правда?

– Да, я уже все решил.

Бобби понимала, что сейчас не время и не место для подобных разговоров, но один вопрос она не могла не задать.

– Ты хочешь, чтобы я продолжала?

В комнате наступило молчание.

– Я хотел бы задать этот вопрос твоей матери, – ответил наконец Андреас и посмотрел на Александру.

– Но, папа, я…

Строгий взгляд Андреаса заставил ее замолчать.

– Али?

Ее память унеслась в прошлое. Она уже была в этой больнице в другое время, в другой комнате, но испытывала страх, а потом радость после появления на свет дочери… А потом вспомнилась другая больница, это было давно и на другом конце света… Здание с ослепительно белыми стенами и линолеумом на полу… с длинными коридорами, по которым она ходила безостановочно в бесконечной агонии ожидания приговора…

– Али? – мягко напомнил Андреас.

– Мама?

Александра подняла голову и увидела, что они ждут ответа. Она поняла, что в конечном счете они ей доверяют. О большем она не могла и мечтать.

«Семья… – подумала она. – Семья приносит страдания. Но иногда без этого нельзя».

– Что ты скажешь, Али?

«Андреас в конце концов нашел в себе мужество. Хватит ли мне сил ответить ему достойно?»

– Я скажу… – Она колебалась лишь секунду. – Я скажу, что Бобби должна сама выбирать себе дорогу. – Она заглянула в глаза дочери и тихо добавила: – Как и все мы.

Боль и радость слились в ее душе.

Через час Роберто умер во сне.

Когда они наконец вышли на улицу, было три часа дня. Шум и суета Манхэттена оглушили их.

Андреас взял Даниэля под руку и отвел его в сторону.

– Поедешь к нам домой?

– Не стоит, дружище.

– Ты не можешь вернуться в «Розовую шляпу». Ты не в состоянии вести машину, а твой дом…

– Я немного отдохнул, а мой дом, – мягко возразил Даниэль, – это как раз то место, где мне надлежит быть.

– Если ты боишься нам помешать, даже не думай об этом. Мы будем тебе рады.

– Нет. Хотя бы несколько часов тебе надо побыть наедине с семьей.

– Ты член нашей семьи, Дэн.

Даниэль покачал головой.

– Я не член твоей семьи. Я твой друг. И мне этого довольно.

Андреас вздохнул.

– Я провожу тебя до машины. – Он повернулся к Александре и Бобби. – Вы можете подождать пару минут? – Конечно, мы подождем, – ответила Александра. – Посидим в вестибюле.

В дружеском молчании мужчины дошли до конца квартала, где Даниэль оставил свою машину на платной стоянке ранним утром.

– Если тебе что-то понадобится – все, что угодно, любая помощь… можешь рассчитывать на меня, – сказал Даниэль, нащупывая в кармане ключи.

– Знаю. Спасибо.

– Ты же всегда мне помогал.

– Не всегда.

Внизу, на Франклин-Рузвельт-драйв, вдоль сверкающей Ист-Ривер, как яркие костяшки на счетах, передвигаемые рукой невидимого великана, сновали взад-вперед казавшиеся сверху крошечными автомобили. Даниэль взглянул на небо – ярко-голубое, без единого облачка.

– Твой отец выбрал хороший день, – заметил он.

– Да.

Они помолчали.

– После похорон, – тихо продолжал Даниэль, – я на какое-то время уеду.

– Куда ты собрался?

– Пожалуй, поживу немного в Европе.

– Дэн… – встревожился Андреас. – Надеюсь, это не из-за меня? Ты не должен уезжать только потому…

– Я это знаю, – с мягкой улыбкой остановил его Даниэль. – Просто мои издатели уже давно меня осаждают, требуют автобиографию. И я решил, что пора этим заняться, более подходящего времени не будет. Во всяком случае, попробую.

– А это не будет слишком больно? Нет, я прекрасно понимаю, читатель проглотит твои мемуары вместе с переплетом, но ты-то сам действительно хочешь через все это пройти?

Даниэль открыл дверцу машины.

– Я не уверен. Какая-то часть меня не хочет бередить старые раны. Но я всю свою жизнь от чего-то убегал, и сейчас, пожалуй, настал момент остановиться и взглянуть в глаза правде.

Андреас внимательно заглянул ему в лицо.

– Кстати о старых ранах, как твой глаз? – Он бережно коснулся пальцами затянувшейся ранки. – Тот еще подарочек, а?

Даниэль схватил его руку и крепко пожал ее.

– Я знаю, что ты дал мне, – сказал он, обратившись к одной из своих любимейших цитат, – но не знаю, что ты получил.

Они обнялись и минуту простояли, крепко сжав друг друга.

– Больше, чем я когда-либо смогу выразить, – прошептал Андреас.

Потом он повернулся и ушел.

Позже в тот же вечер, когда Бобби уже спала наверху, они разожгли камин в библиотеке и сели перед ним на ковре. Александра с улыбкой посмотрела на свой наряд, состоявший из мужской рубашки и просторного пуловера, способного с легкостью вместить трех таких, как она.

– Мне надо будет забрать свои вещи из «Розовой шляпы».

– Я уверен, что Дэн пришлет их завтра же.

Она посмотрела на него.

– Ты не против, если я останусь здесь, пока мы не поедем на похороны?

– А ты как думаешь?

– Я думаю, Бобби будет довольна.

– Не только она одна.

Александра уставилась на огонь и невольно поежилась.

– В чем дело?

– Я не уверена… Наверное, все дело в огне. Мне вспомнилась прошлая ночь.

– Хочешь, я его погашу?

Она отрицательно покачала головой.

– Нет, это было бы глупо. Я люблю, когда горит камин.

– Ты просто измучена.

– Но не так, как ты. Тебе бы надо лечь поспать.

– Мне не хочется.

Они снова замолчали. Каждый догадывался, о чем думает другой, но оба не решались высказать свои мысли вслух.

– Александра, – заговорил он после долгого молчания, – что ты думаешь о будущем?

– Я не знаю. А что?

– Как ты ко мне относишься?

Она заметила жилку, бьющуюся у него на виске, и ей захотелось погладить ее пальцами.

– Я люблю тебя всей душой.

На мгновение его глаза закрылись. Александра смотрела, как вздрагивают его золотистые ресницы.

– Я всегда тебя любила, – тихо добавила она.

Он открыл глаза и посмотрел прямо на нее.

– И что же нам теперь делать?

– А как ты сам думаешь, Андреас?

– Некоторые люди женятся по второму разу.

Она улыбнулась, и вся теплота ее души отразилась в этой улыбке.

– Это не для нас, Андреас. По крайней мере не сейчас.

– А когда? Когда нам стукнет шестьдесят? Семьдесят?

Александра развела руками.

– Может быть, никогда. Может быть, скоро. Но не сейчас.

На время в комнате опять наступила тишина. Потом Александра вдруг выпрямилась и сказала:

– Ты никогда не видел «Жаворонок».

– Нет.

– Мне кажется, ты не сможешь узнать меня по-настоящему, пока не увидишь мой дом.

– Я тебя знаю, Али…

– Это не совсем верно. Ты не можешь понять мою жизнь, мою индивидуальность. Я европейская женщина, я художница. Ты столько лет был американцем, Андреас…

– Я всегда много путешествовал.

– Это не одно и то же. Ты всегда был в пути, ты всю жизнь кочевал. У автогонщиков нет постоянного дома, во всяком случае, пока они не уйдут из спорта, а ты, даже когда перестал участвовать в гонках, все равно не сидел на месте. Ты так и не смог угомониться.

– Таким уж я родился, Али.

– Но я не родилась такой. Я обожала переезды, пока мы были молоды, но только найдя свой прекрасный дом, я обрела внутренний покой. Мне это необходимо, Андреас. Я не хочу от этого отказываться. Никогда. Ни за что.

– Я и не стану требовать этого от тебя.

– Нет, станешь. Я думаю, станешь. Вряд ли тебе удастся справиться с собой, со временем натура возьмет свое. Мы разные.

– Но мы любим друг друга.

– Да, – сказала она, и ее глаза увлажнились.

– Как же нам решить эту задачу? Как примирить эти противоречия?

– Надо принять их как должное. – Она взяла его за руки. – Нам нужно провести время вместе. Заново узнать друг друга. Если хочешь, приезжай в Онфлер… Я надеюсь, что Бобби вернется и опять поселится там, хотя бы на какое-то время. Посмотришь, как я работаю, как я жила последние двенадцать лет без тебя. Может быть, и ты мне позволишь снова войти в твою жизнь.

– Ты же знаешь, как я этого хочу.

– Но неужели ты не видишь, как опасно было бы для нас просто взять да и пожениться снова? Нам обоим… нет, нам всем троим пришлось держать под контролем такие сложные чувства… в течение стольких лет… Они требуют высвобождения, а для этого нужно время.

Ее слова, казалось, повисли в воздухе, смешиваясь с гудящим пламенем в камине.

– Шаг за шагом, – тихо сказал Андреас.

– Вот именно.

Он откинулся головой на кушетку и закрыл глаза.

– Господи, – сказал он, – я вдруг понял, как страшно устал.

– Тебе необходимо поспать, дорогой. Завтра тебе понадобятся все твои силы.

– А что будет после похорон?

Она тепло улыбнулась ему.

– Может, я останусь еще на какое-то время. Поживу немного здесь перед возвращением в Онфлер.

Андреас глубоко вздохнул.

– Бобби скоро будет готова к своей первой гонке. – Он пристально посмотрел на Александру, проверяя ее реакцию. – Это будет на Лонг-Айленде. Осталось меньше четырех недель.

Александра взглянула на картину.

«Иногда, – напомнила она себе, – боль бывает необходимой».

Она повернулась к нему лицом, и вся ее душа засветилась в ее глазах.

– Я этого не пропущу, – пообещала она.

55

Они сидели на самом краешке жесткой деревянной скамьи в конце ряда, едва касаясь друг друга. Справа от Андреаса находился в своем инвалидном кресле Рудесхайм. Андреас закрыл глаза и погрузился душой в давно знакомую музыку звуков. Сидевшая слева от него Александра тоже закрыла глаза, мечтая оказаться за миллион миль отсюда.

– Вон! Вон там, видишь ее? – Его громкий голос, кричавший прямо ей в ухо, заставил ее очнуться.

Александра открыла глаза.

– Где? – Яркое солнце ослепило ее. – Где она?

– Вон там, внизу! Стоит рядом с Люсьеном! – Он вытянул руку, указывая направление.

Она проследила за его рукой и увидела дочь.

– О боже, – ахнула Александра, – она выглядит такой крошечной!

– Она выглядит, – заявил Андреас, едва не лопаясь от гордости, – как настоящая гонщица, черт бы меня побрал! Ты посмотри на этот костюм, Али, это же скафандр! Ты только взгляни на этот шлем у нее под мышкой! Да будь у меня такое снаряжение…

– Замолчи! – умоляюще воскликнула она. – Прошу тебя, не говори ничего.

Он замолчал, щадя ее чувства, но молчание далось ему с трудом. Андреас искоса взглянул на нее. Страх, изводящий душу страх. Как он мог требовать от нее, чтобы она с этим смирилась?

– Али?

– Прошу тебя, Андреас, помолчи.

– Я скажу только одно. – Он нежно взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. – Я клянусь тебе, что с этой самой секунды буду следить за ней, не спуская глаз, как сторожевой пес. Если в какой-то момент я замечу хоть малейший сбой, хоть какую-то слабину, я найду способ ее остановить. Я тебе обещаю, Али. Я клянусь тебе.

Ее глаза были по-прежнему полны страха.

– А если этого не будет?

Он не отвел взгляда.

– Ты сама сказала Бобби, что это ее путь. Ее выбор.

Они снова посмотрели вниз, на трассу. Гонщики уже заняли места в машинах, застегнули шлемы, сжали рули затянутыми в перчатки руками.

Судья на старте вскинул флажок.

Моторы дружно взревели. Вместе с ними в две тысячи глоток взревели зрители.

– Али! – крикнул Андреас в ухо Александре. – Не смотри туда. Смотри на меня.

Он протянул руку, и Александра сжала ее.

Их пальцы сплелись.