Текст книги "Гонки на выживание"
Автор книги: Хилари Норман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)
– Верно. Моя жена улетела этим утром, – кратко сообщил Андреас. – Но вам это, наверное, уже известно?
– Я видел, как она уезжала, – кивнул Манетти. – Вчера вечером вы поссорились… – Он помедлил. – Из-за меня?
– Не обольщайтесь.
– И в мыслях не держал! Конечно, не из-за меня. Из-за ИДО. – Он вскинул руку. – Нет-нет, прошу вас, позвольте мне продолжить.
Андреас стиснул стакан побелевшими пальцами.
– Ваша жена обратилась ко мне несколько месяцев назад. Она приходила один раз. Я ответил на ее вопросы и напомнил, что продолжить разговор смогу только в вашем присутствии с полного вашего согласия. Насколько я понял, вам эта идея не понравилась.
Андреас издал короткий смешок.
– Вам она показалась мерзостью. Я прав?
– На все сто.
Наступила еще одна долгая пауза.
– Я чувствовал то же самое.
Андреас удивленно уставился на него.
– Когда Морин – это моя жена – впервые завела об этом разговор, меня чуть не стошнило.
– Но ваши дети… на фотографии?
– Сын и дочь, – кивнул Манетти. – Появились на свет путем искусственного оплодотворения.
– Я вам не верю.
Манетти не обиделся.
– Зачем мне лгать? Мы хотели детей. Я бесплоден. Как и ваша жена, Морин мечтала о ребенке. Это правда, мистер Алессандро.
– Но они похожи на вас!
– Должна же быть у доктора хоть какая-то привилегия, – усмехнулся Манетти. – Но при желании это можно устроить для любого отца…
– Отца?!
– О да, я отец этих двух детей, можете не сомневаться. Многие родители, решившие завести детей методом ИДО, надеются, что ребенок будет похож на отца. И большинство, разумеется, хочет, чтобы вся процедура была совершенно секретной и анонимной.
Андреас скрипнул зубами.
– Это аморально.
– Многие с вами согласятся, – спокойно кивнул Манетти. – Лично я нахожу эту процедуру абсолютно нормальной и гуманной.
Он бросил взгляд на настенные часы.
– Мое время вышло. Пожалуй, я могу уделить вам еще несколько минут, – буркнул он.
– Прекрасно. Еще виски?
Андреас сделал знак бармену.
– Я угощаю.
Только теперь Манетти немного расслабился.
– Странно, – сказал он.
– Что?
– Я думал, вы захотите врезать мне по физиономии.
На мгновение Андреас закрыл глаза.
– Вы ведь, как правило, не склонны к насилию? – мягко спросил Манетти. Он явно обо всем догадался и не ждал ответа на свой вопрос. – Не возражаете, если я дам вам один совет, мистер Алессандро?
– Валяйте.
– Не торопитесь возвращаться домой. Останьтесь здесь на несколько дней. Дайте себе шанс привести мысли в порядок.
– Прежде всего я должен уладить отношения с женой, – возразил Андреас, ощущая в душе странную благодарность к этому человеку.
– Она вас любит?
– Да.
– Скорее всего она вас простит.
Андреас невольно содрогнулся.
– Все так плохо?
– Хуже некуда.
Им принесли выпивку. Манетти вновь подался вперед.
– Подождите с отъездом. Вам обоим нужно время. Пусть гнев уляжется. Послушайте… – Он помедлил. – Не думайте, что я прямо сейчас пытаюсь навязать вам некое решение. Я ничего о вас не знаю, мистер Алессандро, если не считать того, что вы были гонщиком, и очень мало знаю о вашей жене. Она красивая женщина, талантливая художница, и она хочет ребенка. Вот все, что мне известно. Но в конечном счете вы оба должны этого захотеть. ИДО – это сильное лекарство, предназначенное только для тех, кто в него верит. Для всех остальных это смертельная отрава.
Андреас глотнул виски.
– Вы мне разрешите еще разок взглянуть на эти снимки?
– С удовольствием, – улыбнулся Манетти.
Он вынул из кармана бумажник и вытащил фотографии. Андреас взял их и принялся внимательно изучать. Манетти молчал. Андреас вернул их.
– Чудные ребята.
– Согласен, – Манетти спрятал бумажник в карман.
Несколько минут они просидели в молчании, потом Андреас медленно проговорил:
– А вас не интересовало, кто он такой? Вы не ревновали?
– К человеку, который помог появиться на свет этим детям? – Манетти покачал головой. – Никогда.
– Я не такой хороший человек, как вы, доктор.
– Позвольте кое-что спросить. Вы, когда попали в аварию, потеряли много крови?
– Порядочно.
– Стало быть, вам делали переливание? Да небось еще и не одно? А вам не приходило в голову поинтересоваться, что собой представляет донор? Ну, конечно, нет. Человек, оплодотворивший своей спермой яичники моей жены, был студентом третьего курса медицинского факультета с темными курчавыми волосами и карими глазами, примерно моего сложения. Вот все, что я о нем знаю, больше ничего.
– Это не одно и то же, – упрямо возразил Андреас.
– Ну, разумеется. Дети должны рождаться у людей, любящих друг друга. Они спят в одной постели и мечут дротики до тех пор, пока не поразят цель… в идеальном мире. Но мы живем не в идеальном мире, вот в чем штука.
Андреас невольно улыбнулся.
– Вы со всеми своими пациентами так разговариваете, доктор?
– Я не ваш доктор, мистер Алессандро, – напомнил Манетти. – Но я хочу, чтобы вы поняли: у вас с женой еще все может быть впереди. Просто цель поразит чья-то невидимая рука. – Он поднял свой стакан. – Нет, я не ревную к тому студенту. Он имеет к нашей семье такое же отношение, как к вам – тот донор, чья кровь теперь течет в ваших жилах.
– Ну и аналогия!
– Вы правы, она никуда не годится. Она слишком легковесна. Но если мужчина и женщина, любящие друг друга, имеющие крепкую семью, единые в своем желании завести детей, не воспользуются шансом родить своего собственного ребенка, даже не попытавшись испробовать ИДО, я считал бы это трагедией.
Андреас тихонько присвистнул.
– Весьма впечатляющая речь.
– Насколько впечатляющая?
– Ну… не настолько, чтобы обратить меня в вашу веру.
– Я на это и не рассчитывал. – Манетти изучающе взглянул на собеседника. – Вы не хотите обсудить все это с вашей женой?
– Вряд ли она захочет обсуждать со мной что бы то ни было, – вздохнул Андреас.
Манетти откинулся на спинку стула.
– Примите мой совет, – сказал он. – Дайте ей время.
Андреас остался в Ницце еще на сорок восемь часов, но больше не выдержал. На третье утро он вылетел в Лондон и успел на полуденный рейс в Нью-Йорк. Домой он позвонил из автомата в аэропорту. Александра сняла трубку.
– Можно мне вернуться?
Наступила краткая пауза.
– Да, – откликнулась она наконец.
Александра была в холле, когда он отпер дверь своим ключом. Она стояла неподвижно, как статуя, и Андреасу даже показалось, что она стоит вот так с тех самых пор, как он позвонил. На ней было простое черное шелковое платье безо всяких украшений. Она выглядела похудевшей и очень красивой.
– Можно войти?
Вместо ответа она отступила на пару шагов назад, давая ему возможность пройти с чемоданом. Андреас тихонько закрыл дверь и посмотрел на нее.
– Больше всего на свете… – он попытался проглотить ком в горле, – я хотел бы вычеркнуть то, что случилось.
Александра стояла по-прежнему неподвижно. На лице у нее не было косметики, ее кожа казалась белой и почти прозрачной, но губы были плотно сжаты, глаза смотрели твердо. Несмотря на хрупкость, в ней ощущалась внутренняя сила.
– Я был не в себе, – Андреас с трудом подбирал нужные слова. – Этот разговор о детях и… – он запнулся, но заставил себя выговорить ненавистные слова, – искусственном оплодотворении… Мне казалось, что ты… интригуешь против меня… что ты… в общем, что я тебе больше не нужен…
На лбу у него выступил пот. Никогда в жизни ему не было так страшно, как теперь при мысли, что он может ее потерять.
Ее голос пролился как прохладный дождь.
– Я понимаю.
– Когда ты уехала, я поговорил с Манетти.
Александра подняла брови, но ничего не сказала.
– Он кое-что мне объяснил. Я сам кое о чем подумал… нет, это неправда, я о многом подумал.
– В этом не было нужды, – сказала она, и губы у нее задрожали. – Я прекрасно знаю, что ты обо всем об этом думаешь… что ты чувствуешь… Я же тебе говорила, что уже отказалась от этой мысли!
– Но не от желания! – взорвался он. – Ты же не перестала хотеть ребенка?
– Нет, конечно, нет, – тихо ответила она. – Просто, как и ты, я смирилась с ситуацией. Есть вещи, которых мы оба хотим, но иметь не можем.
– Нет, можем! – воскликнул Андреас. – Теперь я это понял. Я был эгоистичен и слеп.
– Что ты такое говоришь, Андреас?
– Я говорю, что готов попробовать.
– Попробовать что, Андреас? – Она все еще боялась поверить в чудо.
– Завести ребенка.
– Ты это серьезно?
– Абсолютно. Иначе я не стал бы говорить.
Александра бросилась ему на шею, как благодарный ребенок. Андреас обнял ее, зарылся лицом в ее теплые, душистые волосы, и его собственное сердце переполнилось благодарностью.
36
В первый понедельник октября супруги Алессандро впервые пришли на прием к Джону Манетти.
– Следующий этап для вас – визит к семейному консультанту.
– В этом нет необходимости, – сказал Андреас.
– Как это так? – удивился Манетти.
– Мы уже все обсудили и пришли к единому мнению. Мы с женой оба этого хотим. Можете не беспокоиться на мой счет, доктор Манетти. Я уже пережил свои отрицательные эмоции. И теперь я готов.
Несколько минут Манетти молча изучал его, потом повернулся к Александре.
– А вы готовы, миссис Алессандро?
Ее глаза радостно засветились:
– Жду не дождусь, доктор!
Манетти задумался.
– Ну что ж… – Он выдвинул ящик стола и вытащил конверт. – Здесь бумаги, с которыми вы должны ознакомиться, и бланки документов. Заполните их и подпишите. Только после этого мы сможем начать процедуру.
Андреас вынул из нагрудного кармана золотое «вечное» перо, но Манетти не отдал конверт.
– Не торопитесь. Возьмите бумаги домой и внимательно изучите. И только потом, если ни у одного из вас не останется сомнений, можете подписывать документы.
Александра тепло улыбнулась ему.
– Спасибо вам, доктор. Мы все внимательно прочтем, я вам обещаю.
– Хорошо. – Манетти повернулся к Андреасу. – Если у вас, мистер Алессандро, все-таки появятся вопросы любого рода – морального, юридического, религиозного, – немедленно обращайтесь ко мне. Я хочу все прояснить до подписания документов. Если оплодотворение пройдет успешно, я передам свою пациентку под наблюдение авторитетному акушеру – он проведет подготовку и примет роды. И прошу вас обоих помнить: никаких гарантий в этом деле не существует.
Когда они вышли на улицу, Александра поцеловала Андреаса. В глазах у нее блестели непролитые слезы. – Как я смогу тебя отблагодарить?
– Не забывай, это ведь и мой ребенок тоже, – усмехнулся он.
– Точней не скажешь! – Крошечная вертикальная морщинка появилась у нее между бровей. – Ты ведь правда этого хочешь? Ты решился не только ради меня?
Он нежно погладил ее по щеке.
– Клянусь тебе, Али, я хочу этого ради нас обоих.
Вернувшись домой, он попросил:
– Дай-ка мне этот конверт.
– Я думала, вечером, после обеда… посмотрим документы вместе…
– Я не хочу ждать.
– Ну ладно, – с замирающим сердцем согласилась Александра. – Я просто не хотела тебя торопить. Давай прочтем прямо сейчас.
– Если не возражаешь, – медленно проговорил Андреас, – я предпочел бы прочесть их один.
– Как хочешь, дорогой. – Она поцеловала его в щеку. – А я пойду сварю кофе.
– Лучше чего-нибудь покрепче, – улыбнулся он. – Как насчет шампанского?
– А что? Отличная мысль!
У себя в кабинете Андреас закрыл дверь, сел за письменный стол и выложил из конверта все бумаги. Небольшие листовки с объяснениями он отложил в сторону и сразу взялся за документы.
«Мы, муж и жена, – читал он, – лишенные возможности зачать ребенка, рассмотрев все альтернативные варианты…»
Пропустив несколько строк, Андреас перешел к следующему абзацу:
«Мы полностью отдаем себе отчет в том, что предложенная процедура включает введение донорской спермы в шейку матки жены…»
Андреас перестал читать. Его рука дрожала, когда он ставил свою подпись и дату. Потом он спрятал бумаги обратно в конверт и пошел к Александре. Она была в кухне и, раскрасневшись от натуги, безуспешно пыталась вытащить пробку из бутылки «Вдовы Клико». Андреас протянул ей конверт.
– Я сейчас, – пробормотал он еле слышно и бегом бросился по винтовой лестнице в ванную.
Он едва успел добежать. Его вырвало.
– Опять осечка?
Тео Салко заглянул в лицо Александре, пока она усаживалась напротив него за столиком в «Русской чайной» после своего последнего визита к Манетти.
Она покачала головой, закусив губу.
– Не унывай, детка, – утешил ее Салко. – Ты же знаешь, на это иногда уходят годы.
– Только не в случае ИДО, Тео, ты же знаешь. Манетти нам сказал, что обычно полгода – это предел. Если не уложимся в этот срок, можно считать, что ничего не вышло, и распрощаться с этой мыслью. – Она нервно накручивала на палец прядь волос. – А мы уже бьемся больше трех месяцев.
– Ну и что? Жаловаться будешь, когда время истечет, Али. Сейчас ты должна быть настроена на положительный результат, а главное, перестань себя изводить. Выпьешь что-нибудь?
– Ничего. Разве что фруктового сока.
– Ты же еще не беременна! Даже будущим мамашам время от времени не возбраняется пропустить глоток-другой.
– Андреас пьет за двоих.
Салко бросил на нее проницательный взгляд.
– Боишься, передумает? Или он просто нервничает из-за задержки?
– Хотела бы я знать, Тео. Стоит мне попытаться об этом заговорить, он меня уверяет, что все в порядке, но что он на самом деле чувствует, я уже не знаю. – Александра понизила голос. – Пойти со мной к Джону он не хочет: ни разу не ходил с тех пор, как мы подписали бумаги. Когда я прихожу домой после процедуры, он смотрит на меня так странно… как будто я ему изменила.
– Ему следовало пройти курс терапии у семейного консультанта.
Александра кивнула.
– Думаешь, я этого не знаю? Тео, мы сейчас должны быть близки, как никогда, но он проводит больше времени со своими друзьями, чем со мной!
– Мужчине нужны друзья.
– Это я тоже знаю. Не думай, что я выступаю против. Новая встреча с Дэном Стоуном была для него очень важна, и я пыталась дать ему понять, что разделяю его чувства, но он встречается с Дэном чуть ли не чаще, чем со мной. И потом, эти его мужские комплексы… Он держит Стоуна и меня за сотню миль друг от друга.
– Как твоя сексуальная жизнь?
– Никак. Нам не полагается заниматься сексом до сеанса оплодотворения, но после сеанса Манетти это рекомендует… наверное, считает, что, если я забеременею, мой муж будет в большей степени чувствовать себя отцом. – Она вздохнула. – Сейчас мы с ним далеки друг от друга как никогда.
– Может, Андреас опасается уменьшить твои шансы на зачатие? – предположил Салко, понимая, как убого звучат его слова.
– Может быть. Скажу тебе честно, Тео, мне страшно и одиноко. Иногда мне кажется, что у меня мужа вовсе нет, что я одинокая женщина, решившая во что бы то ни стало завести ребенка…
В начале апреля Александра справила свой тридцать первый день рождения у себя дома в полном одиночестве. Ранее в этот день Манетти в двенадцатый раз провел процедуру искусственного оплодотворения. Пока она, как и было рекомендовано, неподвижно лежала на спине в течение получаса, по щекам у нее покатились слезы отчаяния.
Манетти вошел в медицинский кабинет, сунул ей коробку с бумажными салфетками, подтянул к себе табурет и начал ее расспрашивать.
– Ваш муж должен быть с вами каждый раз, но он здесь вообще не показывается. В чем дело, Али?
– Он слишком сильно переживает, – солгала она. – Я вам уже говорила.
– Да, вы говорили, но я вам не верю. Мне совершенно ясно, что ваш муж по-прежнему решительно настроен против ИДО; вы слишком напряжены и глубоко несчастны. Мне кажется, нам пора смириться с поражением.
– Нет! Прошу вас, Джон, не говорите так! – Перепуганная Александра села и схватила его за руку. – Прошу вас, не отказывайтесь, ведь у нас есть еще целый месяц, не меньше, вы сами так говорили!
– А если мы преуспеем? Кто сказал, что Андреас почувствует себя лучше, если вы забеременеете? Вы уверены, что справитесь?
Александра подняла на него заплаканные глаза.
– Мне придется справиться, разве у меня есть выбор?
В этот вечер она по-прежнему была одна. Андреас позвонил из Вашингтона с фальшивыми извинениями. Еще годом раньше разве что атомная война смогла бы удержать его вдали от жены в день ее рождения. Но теперь все изменилось. Александра чувствовала, что их брак разваливается, и не знала, что предпринять, чтобы его спасти.
«Занимайтесь любовью после каждого сеанса оплодотворения», – говорил ей Манетти в предыдущих случаях. Но с кем ей было заниматься любовью, когда муж покинул ее?
Александра свернулась клубочком на полу в своей мастерской и в пятый раз наполнила свой бокал шампанским, которое открыла всем назло.
В мастерской было холодно и тоскливо, привычные запахи краски, растворителя и лака вдруг показались ей тошнотворными. Все свою жизнь, еще с колыбели, она помнила эти запахи и любила их. Они напоминали ей о жизнелюбивом Джоне Крэйге и его бесчисленных пассиях, которых он запечатлевал на полотне, пока она, его верная дочь, вела хозяйство в его доме; о счастливых временах в Европе, когда расцвел ее собственный талант; о днях и ночах в Лондоне, когда этот самый талант помог ей сблизиться с человеком, ставшим ее мужем.
Внезапно в груди у нее вспыхнул и разгорелся удушающий, неистовый гнев, злость на Андреаса, на его непробиваемый эгоизм, слепоту и глухоту к ее нуждам. О, он любил ее, несомненно любил! Мысли не допускал, что она может его оставить! Иначе зачем он подписал тот документ? Ей не следовало доводить до этого, надо было вовремя понять, что он просто пытается такой ценой сохранить их брак, не имея ни малейшего намерения помочь ей в обретении ребенка.
Александра уронила бокал, и тонкое стекло разбилось на тысячи осколков. Выдернув кусок чистого холста из кипы на полу у окна, она сорвала коричневую бумажную обертку и набросила полотно на мольберт. Она долго стояла, глядя на белый как саван холст, потом подошла к столу с аккуратно уложенными в коробки свежими красками и разорвала картонную крышку. Надо работать! Надо выплеснуть свою ярость на полотно!
Она сорвала крышечки с тюбиков, и они попадали на пол, раскатились по темным углам. Александра сбросила туфли, даже не замечая, что ступает босыми ногами по осколкам бокала. Надо работать! Краску на холст! Самыми широкими кистями, шпателем, руками! Она надавила изо всех сил, и разноцветные краски подобно жирным червям расползлись по полотну. Красные, синие, зеленые, желтые… Нет, не те цвета. Все эти яркие краски означали веселье и тепло. Она нетерпеливо разбросала коробки по столу в поисках черной краски. Нашла наконец и самым широким шпателем стала наносить траур и мрак поверх ослепительного буйства основных цветов. Слезы разъедали ей глаза. Почти вслепую она с размаху шлепнула по холсту обеими ладонями и с надсадным воплем, прокатившимся по всей мастерской, разодрала непросохший слой краски ногтями, оставляя на полотне безобразные борозды.
Она проснулась с раскалывающейся от мигрени головой и увидела, что лежит, раскинувшись, поверх одеяла в спальне на их огромной кровати. Подушки были перепачканы масляной краской и тушью для ресниц, черная краска засохла у нее под ногтями, ступни ног пульсировали, наливаясь болью. Она со стоном села, спустив ноги на пол, и тут же вскрикнула, как только они коснулись ковра.
– Черт!
Александра наклонилась и осторожно осмотрела подошвы. Насчитала не меньше пяти крупных осколков, покрытых засохшей кровью, глубоко впившихся в ступни обеих ног. Левая пятка буквально переливалась блестками мелкой стеклянной крошки. Еле-еле ковыляя, она дотащилась до ванной и попыталась исправить положение при помощи пинцета и пузырька с антисептиком.
Час спустя, еще лежа в горячей ванне и пытаясь смыть с себя хотя бы часть напряжения и боли, Александра решила, что ей нужно уехать. Нервы у нее ни к черту, это ясно. Может, следует благодарить бога, что она не беременна…
Она вытерлась, наложила новую порцию антисептика на ступни и забинтовала их. Оставаться в Нью-Йорке, в этой квартире, пока она в таком состоянии, было бы ошибкой. Весна на Манхэттене, конечно, вдохновляет, но только тех, чей мир целен, а жизнь полна гармонии. Если же смотришь из окна на свежую зелень Центрального парка, а видишь только золу и сажу своих несчастий, пора принимать меры. Надо уезжать немедленно, решила Александра.
К полудню она упаковала два чемодана, убрала квартиру, заперла мастерскую, даже не заглянув в нее, и написала короткую записку Андреасу.
«Возможно, я жду слишком многого. Ты для меня все – муж, любовник, лучший друг.
Мне нужно немного времени для себя, вот и все. Дома сейчас слишком грустно, слишком много разочарований. Я вытащу себя из этого мрака, обещаю, и надеюсь, ты сделаешь то же самое. Я верю, что мы нужны друг другу.
Юг Франции. То, что было раем для Пикассо, Матисса и Шагала, уж конечно, сгодится и для скромной Алессандро, верно?»
В Сент-Поль Александра прибыла на следующий день после полудня, проведя первую ночь в парижском «Ритце». Чувствуя себя глубоко несчастной, она не хотела выходить из комнаты и окунаться в дразнящую и вызывающе романтическую атмосферу Вандомской площади. Перелет местным рейсом на Юг в маленьком реактивном самолете никак не улучшил ее настроения. Особенно неприятно было вновь оказаться в тесном аэропорту Ниццы: ее тут же охватили болезненные воспоминания, и она даже подумала, что напрасно сюда вернулась. Это чувство преследовало ее до тех самых пор, пока она не оставила взятый напрокат желтый «Ситроен» на узкой деревенской улице, а сама, прихрамывая, направилась к воротам отеля «Золотой голубь».
Александра зарегистрировалась и сразу поднялась к себе в номер. Войдя в комнату, она распаковала чемоданы и легла на кровать немного отдохнуть.
Только теперь она поняла, насколько была измучена. Неудачи последних месяцев лишили ее не только физических сил, но и душевного равновесия. Она торопливо помолилась богу, прося у него стойкости. В последнее время ей редко приходило в голову молиться, в церковь она не заглядывала с тех самых пор, как побывала в часовне при больнице в Италии, где Андреас лежал после аварии. Ей пришла в голову мысль, что бог, должно быть, наказывает ее, но вскоре она заснула.
Утром официант принес на подносе завтрак и раздвинул шторы. Светило солнце, кофе был сварен отлично, булочки только что из печи, джем явно не покупной, а домашний. «Благоприятное начало», – подумала Александра.
Перед выходом из комнаты она попросила телефонистку соединить ее с Нью-Йорком. Телефон звонил долго, но никто не отвечал, и она повесила трубку. Пять часов утра, а Андреаса нет дома. Ей пришлось стиснуть кулаки, чтобы побороть в душе горькое разочарование.
Александра посетила художественную галерею, искренне восхитилась работами молодого испанского художника, а потом решила прогуляться. Погода оказалась прохладней, чем она предполагала, а она не захватила с собой ничего теплого. Александра купила у уличной торговки связанный вручную пуловер и натянула его через голову. Когда ее голова вынырнула из бледно-голубого пуха, она увидела в двух шагах от себя знакомое лицо, отраженное в витрине магазина. Ошибиться было невозможно.
– Дэн? – Он не расслышал, и она позвала громче: – Дэн Стоун!
Даниэль обернулся и посмотрел на нее. Его брови недоуменно сошлись на переносье, но он тут же узнал ее и расплылся в улыбке
– Али! – Он крепко пожал ей руку. – Я и не знал, что вы в Сент-Поле. Андреас мне ни слова не сказал. Где вы остановились?
– В «Золотом голубе». Но я тут одна.
– А я снял здесь дом на несколько недель. Вот уж верно говорят: мир тесен!
– И впрямь.
– Полагаю, вы приехали рисовать?
– Там видно будет, – ответила она уклончиво. – А вы?
– Мне надо написать книгу, а в Нью-Йорке невозможно сосредоточиться. Слишком многое отвлекает. Как всегда, Фанни обо всем позаботилась и выслала меня сюда.
– Похоже, она настоящий командир.
– О, я забыл, что вы с ней не знакомы! Слишком много заказов.
– Простите, вы о чем? – не поняла Александра.
– Да я не обижаюсь, – простодушно продолжал Даниэль. – Просто всякий раз, как мы приглашали вас на обед, вы были заняты срочной работой. – Он улыбнулся. – Ничего, в один прекрасный день мы что-нибудь придумаем.
Они замерли в неловком молчании на узкой деревенской улице, не зная, что еще сказать. Мысли Александры неслись, обгоняя друг друга. Пожаловаться на свою память она не могла: ни разу в жизни у нее не было случая отклонить приглашение Дэна Стоуна или Фанни Харпер. Отсюда напрашивался логичный вывод: ее собственные приглашения Дэну Андреас тоже не передавал.
– Хотите выпить кофе? – вдруг спросил Даниэль. – Мы могли бы посидеть на террасе, если вам не холодно.
– С удовольствием, – кивнула она.
Они вернулись на центральную площадь. Александра с облегчением села: ноги у нее опять не на шутку разболелись. Даниэль заказал кофе для них обоих, и они удобно устроились, откинувшись на спинки стульев.
– Давно вы здесь? – спросила она.
– Чуть меньше недели.
– И как продвигается работа?
– Более или менее. – Он пожал плечами. – Я, конечно, не Пруст, но то, что я делаю, нужно людям. Во всяком случае, я на это надеюсь.
На этот раз он показался ей куда более интересным, чем при первой встрече. Его большие карие глаза светились и невольно притягивали взгляд, тонкий нос с горбинкой и заостренная бородка придавали его лицу оригинальность.
– Откуда у вас этот шрам? – поинтересовалась Александра.
– Разве вы не знаете? – удивился Даниэль. – Им меня наградил ваш муж.
Настал ее черед удивляться.
– Правда? – Александра вгляделась пристальнее. – Он ведь у вас уже давно? Вы тогда были детьми?
– Совершенно верно.
– Он мне не говорил. – Когда Даниэль промолчал, она добавила: – Вы с ним оба такие скрытные…
– Он вам говорил, что спас мне жизнь?
– Что? – Тут она кое-что вспомнила. – Его отец однажды упоминал об этом, но Андреас стал все отрицать. Как же это случилось?
– Может, когда-нибудь я вам расскажу, – улыбнулся Даниэль. – Сейчас я просто не в настроении вспоминать прошлое.
Молчание между ними стало неловким. Из всех окон, выходящих на площадь, доносились кухонные запахи, смешивающиеся с нежным ароматом зацветающего жасмина и свежескошенной травы.
– Ну, – сказал Даниэль, одним глотком осушив свою чашку, – мне пора возвращаться к работе. Здесь можно было бы просидеть целый день, ничего не делая… Это единственный недостаток здешних мест.
Александра тихонько вздохнула.
– Вот поэтому я сюда приехала. Чтобы сидеть и наблюдать за жизнью со стороны.
– В Нью-Йорке все не так, верно? – заметил он. – Там здорово, но как-то даже слишком. Я люблю этот город, но иногда чувствую, что надо от него отдохнуть. – Он вытащил из кармана несколько франков и положил их на стол. – Извините, но мне надо бежать, Али. Если в какой-нибудь из вечеров не найдете ничего лучшего, может, пообедаем вместе? – Он встал и вопросительно посмотрел на нее.
Она улыбнулась.
– Я с удовольствием.
– Отлично. Я позвоню вам в «Золотой голубь», как только разберусь со следующей главой.
В семь часов тем же вечером телефон у ее кровати внезапно зазвонил. Это был Даниэль.
– Ни за что не поверю, что вы уже разобрались со следующей главой, – сказала она.
– Угадали. Весь день я бездельничал, так что теперь мне придется работать весь вечер и большую часть ночи.
– Что ж, придется мне наслаждаться обедом в одиночестве.
– Я тут подумал, не сделать ли завтра перерыв на ленч, – предложил Даниэль. – Мы могли бы устроить пикник…
– Звучит заманчиво.
– Вот и хорошо. Я все подготовлю и заеду за вами около полудня.
Александра с улыбкой опустила трубку на рычаг, потом снова оглянулась на телефон, спрашивая себя, стоит ли еще раз позвонить домой, и решила, что не стоит. Впервые за долгое время она ощутила душевный покой, а если окажется, что Андреаса все еще нет дома, это целебное чувство может исчезнуть.
В своем маленьком и уютном белом домике Даниэль тоже смотрел на телефонный аппарат. Что-то в только что состоявшемся разговоре его смущало. Неужели это рискованно – пригласить на ленч жену друга? Дурацкая мысль. Что может быть невиннее обычного пикника? Но ему вспомнился другой пикник, много лет назад в Веве, с Натали Брессон. Почти забытое воспоминание о впервые вспыхнувшем тогда влечении воскресло у него в уме, и ему стало не по себе.
